Мистические свойства изображений (а также тени, которую можно считать разновидностью изображений) связаны с представлением о своеобразной тождественности оригинала и изображения. Своеобразие здесь заключается в том, что, во-первых, не требуется очевидного, видимого их сходства, достаточно лишь знать, что это оригинал и изображение; во-вторых, отождествляются – поскольку речь идет о мистическом сознании – не «чувственные» стороны оригинала и изображения, а «иные», сверхъестественные. Следовательно, воздействие на изображение эквивалентно воздействию на оригинал, коль скоро речь идет о воздействии не на их «чувственные», а на «иные», мистические стороны. «Общеизвестен факт, что первобытные люди… считают пластические изображения существ, писанные красками, гравированные или изваянные, столь же реальными, как и изображаемые существа. <…> Нарисованное или скульптурное изображение, более или менее похожее на свой оригинал, является alterego(вторым Я) живой реальности, обиталищем души оригинала, больше того, это сама реальность…». «Таким образом, изображение может занять место оригинала и обладать его свойствами»31.

То же самое касается и имен: имя отождествляется с его носителем. «Реальность изображения – того же порядка, что и реальность оригинала, т. е. она в своей основе мистична; такова и реальность имени. Оба случая сходны между собой, за исключением одного пункта: то, что в первом случае относится к видимому, во втором – к слышимому. В остальном процесс один и тот же. Мистические свойства имен не отделяются от мистических свойств существ»32. Именно мистическими свойствами имен объясняются различные запреты, связанные с упоминанием имени.

Примером может служить одна из ветхозаветных заповедей, высеченных на каменных скрижалях: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно». Объясняется это мистической тождественностью личности и ее имени. «Коснуться чьего-либо имени – значит коснуться самого его или существа, которое носит это имя. Иными словами, посягнуть на него, учинить насилие над его личностью, принудить его явиться, что может стать большой опасностью. Вот почему имеются серьезные основания воздерживаться от употребления чьего-либо имени»33.

Известно из мифологии (и из той художественной литературы, которая основана на мифе), что нередко человеку давали два имени, одно из которых и было его подлинным именем, а потому не предназначалось для «внешнего» употребления и могло быть известно лишь наиболее «доверенному» лицу; при этом, разумеется, следовало всеми способами избегать того, чтобы это имя стало известно врагу. К имени, таким образом, относились с максимальной серьезностью, поскольку имя не менее реально, чем его носитель, и может служить его заместителем. «Имя в мифическом смысле никогда не есть чисто конвенциальный знак вещи, оно – ее реальная часть, причем такая, которая по мифически-магическому принципу ”pars pro toto” не только представляет целое, но и действительно ”есть” целое. Кто завладеет именем, тот тем самым добьется власти над самим предметом, тот будет обладать им в ”действительности” (то есть в магической действенности)»34.

Мистические свойства сновидений объясняются похожим образом: для первобытного сознания реальность сна не отличается от реальности бодрствования, достоверность сновидения ничуть не меньше, нежели восприятия, полученные наяву. Сновидение, таким образом, – это сама реальность, в которой живет человек. Cновидение, пожалуй, даже важнее, чем реальность бодрствования, ибо оно «служит в глазах первобытных людей предвидением будущего, общением с духами, душами и божествами, способом установления связи с личным ангелом-хранителем и даже обнаружением его. Они целиком уверены в реальности того, что узнают во сне»35. При этом может быть использована специальная техника, призванная обеспечить правдивость и полноценность пророческих снов.

Однако не только в первобытную эпоху, но и на протяжении всей истории, вплоть до современного человека, толкование сновидений считалось важным делом. Однако разница заключается в том, что первобытному человеку, по сути, не требовалось толкования сновидения, поскольку его смысл был дан непосредственно. Необходимость толкования сновидения (что в общем случае оказывается непростым делом) определяется той все более непроходимой «стеной», которой современное сознание отделяет себя от бессознательного. Для первобытной культуры характерна погруженность сознания в природу, невыделенность сознания из бессознательного. «Мифология образовывалась на заре человеческого сознания, когда дух был погружен в природу, когда природный мир не был еще таким затверделым и границы двух миров не были ясно намечены. <…> Наш язык, наши идеи носят печать этого первичного мифологического сознания. Существо человека было еще погружено в бессознательное и подсознательное, и мифотворческий процесс проистекал из его недр».

7. Особенности и признаки религиозного сознания. Отличие религии от философии.
В качестве признаков религиозного сознания принимались: анимизм, аниматизм, представление о нуминозном, вера в богов или в Бога, в бессмертие души, опыт встречи со священным и пр. В отечественной литературе наиболее распространена точка зрения, согласно которой "специфическим", "главным", "определяющим", "всеобщим" признаком религиозного сознания является "вера в сверхъестественное". Такая характеристика религиозного сознания содержится фактически во всех учебниках по философии, культурологии, "проникла" она и в учебники по религиоведению.
Различие между религией и философией по Гегелю, в том, что философия зиждется на понятиях и представлениях, а религия - в основном на представлениях (т. е. конкретно-чувственных образах). Поэтому философия может понять религию, а религия философию - нет. "Философия, как постигающее мышление... - указывает он,- обладает перед представлением, являющимся формой религии, тем преимуществом, что она понимает и то и другое: она может понимать религию, она понимает также рационализм и супранатурализм, пони мает также и себя, но обратное не имеет места; религия, опирающаяся на представления, понимает лишь то, что стоит на одной и той же точке зрения с нею, а не философию, понятие, всеобщие определения мысли". В религии делается упор на веру, культ, откровение, а в философии - на интеллектуальное постижение. Тем самым философия дает дополнительную возможность постижения смысла и осмысления мудрости, заложенных в религии. В религии на первом плане вера, в философии - мысль и знание. Религия догматична, а философия антидогматична. В религии есть культ в отличие от философии. Карл Ясперс писал: «Признаком философской веры, веры мыслящего человека, служит всегда то, что она существует лишь в союзе со знанием. Она хочет знать то, что доступно знанию, и понять самоё себя».

8. Учение о первоначале в милетской школе.
Милетская школа известна как первая философская школа. В ней впервые сознательно был поставлен вопрос о первоосновах всего сущего. На первом месте здесь стоит вопрос о сущности мира. И хотя отдельные представители милетской школы этот вопрос решают по-разному, их взгляды имеют общий знаменатель: основу мира они видят в определенном материальном принципе. Можно сказать, что эта первая греческая философская школа стихийно тяготеет к материализму. Вообще вопрос о взаимном отношении материального и духовного принципов, естественно, еще не ставился, он был сформулирован позже. Представители этой школы интуитивно понимали мир как материальный. Вместе со стихийным материализмом в мышлении этих философов проявляется и «наивная» диалектика, с помощью понятийных средств которой они стремятся постичь мир в динамике его развития и перемен.