Семнадцатое столетие знаменует собой колоссальный мировоззренческий переворот. После тысячелетия владычества в духовной культуре веры и столетий - чувственного

эстетического образа утверждается авторитет познающего разума. Возникновение науки Нового времени, науки экспериментальной и математизированной, имело солидные социально-культурные предпосылки. Социально-практическая предпосылка выступала как потребность в научном (главным образом физическом) знании особого рода. Такая потребность стимулировала исследование проблем простых механизмов, свободного падения и траектории брошенного тела, гидро- и аэростатики,

атмосферного давления, движения тел в сопротивляющейся среде, небесной механики. Знание такого рода было необходимо для развития горнорудной промышленности и строительства, артиллерийских расчетов, для сооружения каналов и шлюзов, судостроения, для мореплавания и ориентирования судов и т. п. Гносеологическая предпосылка предполагает наличие позитивного познавательного и методологического опыта предшествующих поколений исследователей. В

содержании этого опыта можно выделить евклидову геометрию, арабскую алгебру и тригонометрию, логические исследования европейского средневековья, наработки экспериментального познания (Р. Бэкон, Л. да Винчи и др.). В содержание мировоззренческой предпосылки входит оформление такого представления о мире, которое обеспечило бы должную селекцию и распространение познавательных способов освоения действительности. Эксперимент, например, как активная, деятельная

познавательная процедура, может получить мировоззренческое одобрение в том случае, если мир, который познается человеком, берется в качестве материала, поля приложения деятельности людей. Однако, то обстоятельство, что из всех отраслей естествознания механика получила ранее других систематическую разработку и широкое практическое применение, обусловило господство механицизма - понимания природы как механического устройства, мира как машины (mjchinj mundi). Для механицизма

характерно игнорирование специфики сложного по отношению к простому, сведение сложного к простым элементам, целого - к сумме частей. Возрождается демокритовский образ мира как состоящего из вечных и неделимых атомов, перемещающихся по неизменным траекториям в пустом пространстве. Механистические взгляды проникают и в обществоведение. В этом отношении показательно произведение английского философа Томаса Гоббса (1588-1679) "Левиафан". Библейский образ морского дракона

привлечен для выражения сущности государства как колоссального общественного механизма, призванного обеспечить интересы и права граждан. В своем "естественном состоянии", по Гоббсу, человеческие индивиды автономны и самодостаточны, подобно атомам (латинское "индивид" тождественно греческому "атом"), они находятся в состоянии перманентной и самоизнуряющей "войны всех против всех". Подобно тому, как человек в своей практике, перекомбинируя атомы, создает нужный ему предмет, люди-атомы вступают в договорные

отношения между собой, делегируя часть своих прав государственным органам, и создают искусственное тело Левиафана. Следует отметить, что стартовая позиция развития научного знания в XVII в. была компромиссной по отношению к религии. Ученые стремились по возможности разграничить познавательные полномочия - свои и теологии (опыт такого размежевания содержался уже в средневековой схоластике). Очевидно, что теологические особенности протестантизма с его явным разграничением

земного и божественного миров в большей степени соответствовали такому мировоззренческому запросу. Не случайно многие из ученых того времени были одновременно и деятелями Реформации. В частности, великий естествоиспытатель Исаак Ньютон (1643-1727), трудами которого были заложены основания механической картины мира и который считал "желательным вывести из начал механики и остальные явления природы", являлся также и богословом, всерьез занимался толкованием пророчеств из библейских книг Даниила и Апокалипсиса. Еще более трагической двойственностью отличалась деятельность Блеза Паскаля (1623-1662). Место Паскаля в истории философии определяется тем, что он, пройдя через опыт механического естествознания, с предельной остротой поставил вопрос о границах научности, о демаркации научного знания и веры. "Реальность такова, что основы веры запредельны для природы и разума. Ум человеческий слишком слаб, чтобы достичь своими силами вершин, на которые возносит сила всемогущая и сверхъестественная". Паскаль подчеркивал трагизм и хрупкость человека и одновременно его величие и достоинство, состоящие в его способности мыслить. Человек слаб, как тростник, но это — "мыслящий тростник", который в мысли может объять вселенную. Отвечая на запросы культуры, в которой все отчетливее прослеживаются приоритеты разума, познания, философия становится гносеоцентрической. Она мыслит себя во главе величественного похода за знанием, причем это последнее утратило античную бескорыстность и призвано служить практическим потребностям человека. После едва ли не тысячелетнего пребывания в роли "служанки" и нескольких столетий в качестве "лица свободной профессии" (в эпоху Возрождения познавательный и социальный статус философии был довольно неопределенным) философия становится "царицей", наукой наук. Соотношение предметов философии и частных наук понималось как отношение субстанции (т. е. фундаментальной первоосновы) и модусов (т. е. отдельных проявлений субстанции).

Постигая умозрительным путем субстанциальную природу, философия одновременно берет на себя функции методологического руководства научным познанием, теоретического объяснения и систематизации его результатов.