Восьмидесятые годы — время сосредоточения художественной культуры вокруг идеи покаяния. Мотив всеобщего греха, плахи за­ставляет художников прибегать к таким формам художественно об­разного мышления, как притча, миф, символ. В свою очередь, позна­комившись с романом «Плаха» Ч. Айтматова и фильмом «Покаяние» Т. Абуладзе, читатель и зритель рассуждали, спорили, вырабаты­вали собственную гражданскую позицию.

Важнейшей особенностью художественной ситуации вось­мидесятых годов является возникновение мощного потока «воз­вращенной» художественной культуры. Эта культура осмысливалась и понималась с тех же позиций, что и современная, то есть созданная для зрителя, слушателя, читателя тех лет.

Культура восьмидесятых годов отличается наметившейся тенденцией дать новую концепцию человека и мира, где общечеловеческое, гуманистическое значимее, чем социально-историчес­кое. По многообразию творческих стилей, эстетических концепций, пристрастий к той или иной художественной традиции культура конца 80-х — начала 90-х годов напоминает начало XX века в рус­ской культуре. Отечественная культура как бы добирает несосто­явшийся естественный момент своего развития (спокойно прой­денный западноевропейской культурой XX века) и насильственно остановленный известными социально-политическими событиями у нас в стране.

Таким образом, ключевая проблема художественной культуры восьмидесятых годов, связанная с самосознанием личности в ее отношениях с миром природы и миром людей, в стилевом выра­жении обозначилась движением от психологизма к публицистич­ности, а затем к мифу, синтезирующему стили разных эстетичес­ких ориентации.

После советской культуры

Кризис советской культуры, начавшийся еще во время «оттепели» 1950—1960-х годов, стал очевиден с началом так называемой «перестройки», случившейся во второй половине 80-х годов ХХ в. Ирония истории заключалась в том, что целью затеянного М. Горбачевым и его сторонниками социокультурного проекта была действительно перестройка социализма (в противовес традиционному его строительству), т.е. попытка радикального реформирования общественной системы. В этом отношении проект «перестройки», как он был замыслен его инициаторами, был заведомо обречен на провал. Вместо того чтобы спасти тоталитарный режим путем косметических процедур, за счет придания ему «человеческого лица», «прорабы перестройки» его окончательно разрушили (отнюдь к этому не стремясь). А наступившая «эра гласности» не только вывела запрещенные явления на всеобщее обозрение, но и сделала практически любой феномен советской культуры предметом обсуждения, дискуссии, переосмысления и переоценки.

Тоталитарная культура (обслуживающая тоталитарный режим) — по определению целостное, однородное и всеобъемлющее явление. Любые попытки ее демократизации и либерализации, плюрализации и индивидуализации чреваты распадом единства и цельности общества, а тем более его культуры. Соответственно, снятие множества запретов и расширение области разрешенного, привнесение в культуру дискуссионности и многозначности, допущение разногласий в одних и тех же вопросах и плюрализма в идеологии неизбежно приводит к размыванию определенности и однозначности, являющихся необходимыми атрибутами монистической тоталитарной культуры.

В результате «перестройки» ведущие категории и представления советской социалистической культуры подверглись политико-идеологической эрозии и стали предметом скепсиса, иронии, сарказма, остракизма. Рядом с переоценкой старого чрезвычайно расширились пласты нового, совершенно не свойственного ни социализму, ни советскому строю, в том числе ведущего происхождение с «буржуазного Запада». Конфигурация того, что еще совсем недавно называлось «советской культурой», стала не просто размываться, но стремительно претерпевать весьма значительные изменения, носящие уже не эволюционный, а революционный характер. Важнейшей предпосылкой этих угрожающих метаморфоз явился раскол советской культуры на две — официальную и оппозиционную (диссидентскую), классическую и неклассическую (модернизм, авангард), разрешенную и запрещенную (андеграунд). Вследствие этого официальная советская (тоталитарная) культура поневоле утратила былую ценностно-смысловую цельность и идейно-политический монизм и стала восприниматься скорее как препятствие, помеха, нежели как достижение или вершина культурного развития — и в национальном, и в мировом масштабе.

Со времени горбачевской «перестройки» наше представление о единстве «советской культуры» существенно изменилось. С одной стороны, под эгидой «гласности» появились новые явления культуры, извлеченные из небытия (из архивов и «спецхрана», из эмигрантских изданий и «самиздата») и, в силу прежних запретов и заговора молчания, привлекшие особое внимание публики. С другой стороны, авторитет и значимость явлений советской культуры, прежде общепризнанных, сильно потускнели, особенно в части идеологии и политики; к произведениям, некогда одиозным по степени верноподданичества советской власти, отношение становилось все более скептическим. Появление в одном ряду мало согласующихся между собой имен и произведений не просто заставило классиков советской культуры к концу ХХ в. несколько потесниться, разделив славу со своими вчерашними оппонентами, но и пересмотреть свое прежнее место в культуре. Так возникла проблема: как объединить в рамках единой системы культуры России ее «старых» классиков и «новых», как определить те интегральные качества, которые оказываются присущи русской культуре ХХ в. как системе, понятой по-новому, нетрадиционно. Однако соединить в одно непротиворечивое целое две русские культуры ХХ в., сопряженные между собой по принципу гражданской войны или, по крайней мере, в виде идейно-смыслового контрапункта разноречивых процессов, взаимосвязанных лишь общим культурно-историческим контекстом, оказалось практически невозможно. Официальная советская культура, идеи и принципы, на которых она изначально строилась, цели, которые она преследовала, принципиально расходились с идеями, принципами и целями, исповедуемыми «другой», альтернативной, советской культурой, которая потому и оказалась столь «неорганичной» подлинно советской культуре и подвергалась преследованиям, запрещениям, осуждению и изгнанию. Еще глубже были противоречия между культурой советского официоза и культурой русского зарубежья.

Понимание того, что русская культура ХХ в. внутренне расколота, что на протяжении всего времени существования тоталитарного режима в Советском Союзе она была пронизана духом гражданской войны, классовой вражды и омрачена огромными культурными и человеческими жертвами со всех сторон (причем правота любой из противоборствующих сторон была далеко не безусловной), положение, сложившееся после «оттепели», само по себе уже исключало представление о единстве и целостности русской культуры ХХ в. как важнейшем ее смысловом атрибуте. «Советская культура» оказалась лишь небольшой, притом не самой важной, частью того целого, которое называлось «культурой России ХХ в.» (наряду с культурой Серебряного века, культурой русского зарубежья и советским андеграундом). Такое понимание сущности и границ советской культуры настолько противоречило ее саморефлексии как культуры тоталитарной (социалистической), что можно было констатировать не только ее кризис, но и начало ее конца.

И этот конец не замедлил настать: как разрешение запрещенного, осуществимость прежде невозможного, разочарование в идеалах, закрытие ГУЛАГа, агония КПСС и распад СССР. То, что называлось «советской культурой», перестало существовать. Социокультурная ситуация в России конца ХХ в. характеризуется явной смысловой размытостью современной русской культуры. Смешение стилей и норм, мировоззренческих принципов и эстетических установок, явный конфликт интерпретаций в трактовке одних и тех же явлений — все это характерные признаки социокультурной неопределенности, налагающей свою печать на все явления и процессы современности.

Сосуществование в общественно-политической и социокультурной жизни — «на равных» — «закрытых» и «открытых» явлений, прототалитарных и антитоталитарных сил, советских и анти-советских (или несоветских) традиций, в принципе не способных к диалогу друг с другом, но при этом взаимно уравновешивающих свое влияние на ситуацию, которая имеет тенденцию развиваться как «вперед», от тоталитаризма к демократии, так и «назад», к новому тоталитаризму, но под другим идейным знаменем («обновленный Союз», «Русское Национальное Единство», неоправославная теократия и т.п.), представляет собой важнейшую предпосылку развития культуры постмодерна сегодня, в условиях цивилизационного слома.

В современной российской цивилизации парадоксальным образом сопряжены несоединимые принципы и ценностные ориентации: коллективизм и индивидуализм, резкая политизированность и демонстративная аполитичность, антизападнические, изоляционистские настроения и стремление воссоединиться с мировой цивилизацией (понимаемой как западная, евроамериканская), секуляризация и десекуляризация различных сфер жизни и культуры, государствоцентризм, «державничество» и анархическая свобода творческих личностей и стихийных масс от партийно-государственной ангажированности... В едином ценностно-смысловом пространстве современной посттоталитарной российской культуры сосуществуют фактически «на равных» одиозно-советские имена, произведения, идеалы; вновь обретаемые нами культурные ценности русского зарубежья (самого по себе весьма пестрого и противоречивого); возвращенное наследие деятелей культуры ХХ в. (несправедливо забытое, запрещенное, извлеченное из архивов, запасников, частных коллекций, спецхранов и т.п.); заново переосмысленное с позиций ХХ и XXI вв. «классическое наследие» — явления, не только не связанные друг с другом, но и друг друга подчас взаимоисключающие.

Современная ситуация определяется прежде всего противоборством двух глубоко укорененных в истории русской культуры начал — тоталитарного и антитоталитарного. И дело даже не только в политическом противостоянии «демократов» (в кавычках и без кавычек, во всей пестроте спектра либеральных и демократических убеждений, — воплощающих в целом антитоталитарные тенденции российского общества) и неокоммунистов, а также националистов различного толка (в совокупности составляющих прототалитарные силы современной России). Речь идет о самих навыках творческой свободы и творческой несвободы, активности и пассивности, творческого поиска, разрушающего шаблоны и стереотипы культуры, и репродуктивности. Сегодня эти начала, тесно сопряженные между собой, находятся в состоянии противоборства, открытой или скрытой полемики, а также парадоксального симбиоза. Подобный политический альянс столь разных культурных и социальных сил не может не быть хрупким и эфемерным; однако же он достаточно точно характеризует постсоветскую реальность.

Постсоветская культура не только не представляет собой какого-либо единства, но принципиально раздроблена, мозаична. Раздробленность, мировоззренческая и стилевая противоречивость — характерная особенность постсоветской культуры, субъекты которой представляют собой скорее оппонентов, нежели товарищей, сплоченных общей борьбой за существование. Оппоненты ведут полемику, слушая только самих себя, апеллируя к аргументам и системе доказательств, ценностям и традициям, заимствованным в одном случае из либеральной, в другом — из коммунистической парадигмы, а подчас — из той и другой одновременно или попеременно. Спор «глухого с глухим» — это иллюзия диалога; он рассчитан не на взаимопонимание сторон, а на правила идеологического спора (например на искусство убеждать эмоционально, а не рационально). Это спор вопреки фактам, наперекор логике, иррациональный, с опорой на демагогию, софистику или даже мифологию и суеверия; апеллирующий не к логике науки, а к повседневному здравому смыслу, мертвой традиции или психологическим феноменам массовых потрясений — страху, инерции, шоку, панике, прострации, массовому гипнозу, обману и т.п. Это всеобщий монологизм, своего рода «хор монологов», укорененных в разных культурных традициях и социальных слоях общества, а потому в принципе не конструктивный, не плодотворный.

Современная российская культура на рубеже ХХ—XXI вв. оказывается одновременно включенной в рыночные механизмы (но трактуемые очень архаично, примитивно, варварски) и в процесс посттоталитарной стагнации; она насквозь монополизирована, ориентирована на государственный патернализм и в то же время пронизана конкурентной борьбой «за выживание»; она презирает «массовую культуру» (особенно западную) и жаждет сама стать столь же массовой, но без конкурентов, монопольно; она соприкасается с теневой экономикой и криминальной культурой (а подчас и прямо базируется на них) и в то же время открыто лоббируется правоохранительными органами, правительством, различными политическими партиями и движениями. Границы между искусственным и естественным стремительно размываются; культурная предметность легко переходит в социальную среду, и детективный сюжет органично размещается в действительности как некая «общая канва» исторических и житейских событий.

Предсказанная П. Сорокиным конвергенция в отношениях между Востоком — СССР и Западом (знаменитая теория конвергенции родилась в недрах западной демократии и несет на себе все признаки классического либерализма) понимается в постсоветской России совершенно нетрадиционно. Ее смысл в посттоталитарный период российской цивилизации — беспринципное соединение любых цивилизационных и культурных явлений, в том числе в принципе не совместимых и даже противоположных друг другу.

Усталость от конфронтаций, обличений, борьбы за власть; политическое равнодушие; потребительство на бытовом и культурном уровне; поветрия оккультизма, эзотеризма, мистики, традиционно расцветающих в периоды безвремения, смуты и заполняющих идеологический вакуум, образовавшийся на месте скомпрометированных теорий; засилье массовой стандартизированной и деидеологизированной культуры (развлекательных шоу, игровых программ, лотерей и т.п.) создает атмосферу, уменьшающую опасность социокультурного взрыва, которым всегда была чревата русская культура с ее ярко выраженной бинарной структурой («взаимоупором» противоположных начал). Антиномия тоталитаризма и демократии «размывается» аморфной стихией «хеппенинга», и тот факт, что едва ли не треть общества (особенно молодежь) поглощает эту специфическую «срединную культуру», выступающую в роли «буфера» между поляризованными тенденциями, обнадеживает.

Складывающаяся в современном российском обществе «зона безразличия» — это присутствие в обществе тенденций дорефлексивной аморфности, которой могут легко «сниматься» крайности тоталитарной и либеральной культур, изживаться правый и левый радикализм, экстремизм, формироваться исподволь новые нормы жизни и соответствующей ей культуры. В этом отношении и ностальгия по «старому доброму советскому времени», и мечты о том, что «рынок» автоматически приблизит нас к европейским социокультурным стандартам и оптимальным культурно-политическим решениям, — в равной мере «старые» нормы, в значительной мере уже не «работающие», не подтверждаемые практикой.

Частная жизнь, особенно те сферы, которые с трудом регламентируются обществом, государством, политиками, культура повседневности выходят на первый план социокультурных интересов современной России (заметно нарастают деполитизация, деидеологизация, пародийность, развлекательность, гедонизм; широкое распространение получают непривычные для советской и русской культуры эротика, порнография, «чернуха», «облегченные» жанры и стили культуры, кич, шоу-индустрия, компьютерные игры и технологии, «пиар»). Все эти «срезы» и аспекты массовой поп-культуры, рекламы, пропаганды активно включаются и «перевариваются» в постлитературных произведениях, и нередко использованный внелитературный прием превращается в постлитературный метод, в тематику и культурную семантику «постлитературы» (ср. в поэзии: Т.Кибиров или Д.Пригов, в прозе — В.Пелевин, В.Сорокин, Т.Толстая).

Особое развитие в современной России получают маргинальные и диффузные формы культурных и цивилизационных процессов; общество все более атомизируется, в структурном плане усиливается аморфность и размытость всех смысловых границ, социокультурных форм и интересов, субъективно переживаемые и деятелями культуры, и рядовыми потребителями культурной продукции как падение национальной культуры или даже «антикультура». Место традиционных мировых религий в постсоветском десекуляризованном обществе все чаще начинают занимать религиозный модернизм, сектантство, эзотеризм, мистицизм, провоцирующие решительную борьбу с ними не только господствующих церковных институтов, но и официальных государственных органов власти и административных учреждений. Все это также — вольно или невольно — становится предметом современной русской постлитературы и далее — посткультуры.

Резкое понижение социокультурной и цивилизационной определенности, идейный и стилевой эклектизм, мультикультурализм, принципиальная широта и «всеядность» ценностно-смысловых критериев в современной культуре России — показатель не только ее кризиса, «смуты», но и ее открытости будущему, стремительным и радикальным социокультурным метаморфозам на рубеже XXI в., в значительной степени сегодня непредсказуемым.

Вопросы для самоконтроля:

Часть 1.

1. Периодизация и основные особенности культуры доклассового общества

2. Назовите виды ранних форм религиозных верований

3. В чем суть и значение неолитической революции?

4. Охарактеризуйте особенности культуры древнейших цивилизаций

5. Основные этапы развития культуры Древней Греции и ее значение для истории мировой культуры

6. Основные черты культуры Древнего Рима

7. Какие религии называют «мировыми» и в чем заключается их значение для развития мировой культуры?

8. Основные этапы развития и особенности западной средневековой культуры

9. Периодизация и характерные черты западного Возрождения

10. В чем заключается влияние на мировую культуру Реформации и буржуазных революций Нового времени?

Часть 2.

1. Какие этапы в истории допетровской Руси выделяют и чем они отличаются друг от друга?

2. Охарактеризуйте особенности процесса принятия христианства на Руси и его влияние на древнерусскую культуру

3. Особенности русской культуры эпохи Просвещения

4. Особенности и достижения русской классической культуры ХIХ века

5. Выделите характерные черты русской культуры Серебряного века.

6. Культура советского периода (характеристика ленинских принципов культурной политики)

7. Дайте свою оценку достижений и неудач советской культуры 20-30-х годов

8. Великая Отечественная война и развитие советской культуры

9. Советская культура периода «оттепели» (60-70-е годы ХХ века)

10. Отражение социально-политического и экономического кризиса советского общества в культуре 80-х годов (периода «перестройки»).

11. Проблемы культуры постсоветской России.

Литература к теме 5: [1, 2, 3, 4, 5]

Лекция № 6. Культура и человек. Роль культуры в формировании личностных, гражданских и профессиональных качеств (2 ч ).

Содержание лекции № 6:

1. Культурно-исторические качества личности. Личность как субъект культурной деятельности – это человек, взятый в единстве его индивидуальных и общественно-исторических характеристик. Поскольку всякая личность является продуктом общественного развития, постольку её структура включает в себя ряд таких культурно-исторических качеств, как сознание и память как условия усвоения и сохранения культурно-исторического опыта, моральную рефлексию как обязательную составляющую этической культуры личности; вкус как способность, лежащую в основе эстетической культуры личности; правосознание как регулятор поведения людей.

Сознание – это способность человека идеально воспроизводить (отражать) действительность посредством создания субъективных образов объективного мира. Оно является необходимым компонентом целеполагающей деятельности человека. Социальная обусловленность сознания проявляется в том, что оно не дано человеку в готовом виде, а формируется только в ходе обучения и воспитания, в ходе общения с другими людьми. В этом смысле, оно с самого начала есть общественный продукт и остаётся таковым, пока вообще существуют люди. Сознание, как подчёркивает марксизм, вообще есть не что иное, как осознанное бытие, а бытие людей есть реальный процесс их жизни. Поэтому и с точки зрения содержания сознания, оно во многом детерминировано социальным бытием людей.

Моральная рефлексия – такая характеристика личности, которая выражает её способность осмыслить и оценить собственные поступки. Одной из составляющих моральной рефлексии является совесть: способность личности осуществлять этический самоконтроль. Совесть является одним из выражений нравственного самосознания личности, так как это свойство личности предполагает знание человеком своего морального долга, самостоятельную формулировку собственных нравственных обязанностей, самоконтроль за их выполнением. Совесть представляет собой категорию постоянную, утверждающую в личностном самосознании нерушимость моральных принципов и нравственного идеала. Забвение, нарушение или обход этих принципов означает потерю совести – отсюда апелляции к совести человека в различных моральных ситуациях.

Моральная рефлексия не может обойтись без критериев моральных суждений и оценок, т.е. моральных абсолютов, не подверженных сомнению. Признание таких моральных абсолютов предполагает наличие в человека веры, т.е. способности твердо, без колебаний следовать своим моральным принципам. Вера может быть слепой, усвоенной без понимания смысла и значения предмета веры, но она может быть и духовно зрячей, отдающей себе отчет в том, что значат твои принципы, чем они обоснованы, почему от них нельзя отступать. Человек без веры – конформист, скептик или циник.

Характеризуя человека, окружающие почти всегда дают оценку его вкусам: «плохой вкус», «хороший вкус», «безвкусица». Вкус представляет собой способность человека к восприятию эстетических качеств явлений и предметов, к разграничению прекрасного и безобразного. Индивидуальный вкус находится под большим влиянием моды и давлением общественного мнения в том, что следует признавать прекрасным. Он может совпадать с общим мнением, а может с ним и бороться. Проблема вкуса получила особое развитие во французской, немецкой эстетике XVII-XVIII вв. В немецкой классической философии проблема вкуса заняла центральное место в эстетике Канта, который указал на глубокие внутренние противоречия вкуса, одновременно являющегося и общественным и индивидуальным.

Важнейшим культурно-историческим феноменом является память. В психологии память определяется как способность к воспроизведению прошлого опыта, как одно из основных свойств человеческой психики, выражающееся в способности длительно хранить информацию о событиях внешнего мира и реакциях организма и многократно вводить ее в сферу сознания и поведения.

Будучи культурно-историческим качеством личности, память представляет собой бесценные итоги личностного саморазвития, остающиеся в сознании человека, его духовном опыте и образе жизни на протяжении долгого времени или всего жизненного пути. Как культурно-историческое качество личности память имеет футурологическую направленность, так как существенно определяет будущее человека и особенности дальнейшего развития личности.