БЕДА ДОСТОПОЧТЕННЫЙ (ДОСТОЧТИМЫЙ)
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

ЖИТИЕ БЛАЖЕННОГО ФЕЛИКСА

Перевод с латинского языка выполнен до изданию: Patrologia Latina / Ed. J.-P. Migne. P., 1844-1855. Vol. 94. Cols. 789A-798B. Тексты Павлина Ноланского приводятся по указанному изданию. Vol. 61. С. 469-483, 490. При написании комментариев использованы следующие издания: Attwater D. A Dictionary of Saints. Harmondsworth, 1978. P. 128-129; Farmer D.H. The Oxford Dictionary of Saints. Oxford, 1992. P. 75; Curtius E.R. European Literature and the Latin Middle Ages. N.Y., 1953. P. 156; A Dictionary of Saints. N.Y., 1980. P. 2452-2453; Петровский Ф.А. Павлин Ноланский // Памятники средневековой латинской литературы IV-VII веков. М., 1998. С. 220-221; Гаспаров М.Л. Авсоний и его время // Авсоний. Стихотворения. М., 1993.

Павлин, епископ Нолы, в области Кампании, красиво и подробно описал героическими стихами благоуспешную победу блаженного Феликса, которой тот с Божией помощью удостоился в том же городе. Так как эти стихи более удобны для сведущих в законах стихосложения, чем для простых читателей, угодно нам было для большей пользы сделать историю этого святого понятной при помощи простых слов, подражая трудолюбию того, кто переложил историю мученичества блаженного Кассиана из стихотворного труда Пруденция в обычную и всем доступную речь.

Феликс родился в Ноле Кампанской, но от отца-сирийца по имени Гермия 1. Тот, придя в Нолу с востока и живя в этом городе, словно местный уроженец, стал отцом Феликса и по смерти своей оставил ему наследство значительной величины, которому Феликс, однако, предпочел дары наследия, обещанного на Небесах 2. У Феликса был брат, носивший то же имя, что и отец, то есть Гермия, с которым святой разделил земное имение 3. Брат его обычаями своими отличался от Феликса и потому сделался недостоин вечного блаженства. Ибо Гермия усердно стремился лишь к земным благам и предпочел скорее быть воином кесаря, чем Христа 4. Феликс же, напротив, исполняя тайну полученного им имени, с раннего детства подчинил себя Божественному служению 5. Благодать его добродетелей произрастала: сначала он исполнял в Церкви служение чтеца, а затем, будучи возведен в степень экзорциста, он начал изгонять нечистых духов из одержимых ими тел. И когда Феликс отличился в этом служении, сиял добродетелями – к чему промедление? – он принял заслуженный им по достоинству сан пресвитера. И он не унизил сан, душу и труды 6, что доказала еще и пришедшая буря испытаний. Ибо в то время преследование, начатое неверными, сотрясло Церковь жестокой борьбой; однако врата смерти не смогли отвратить врата Дщери Сиона от выражения хвалы своему Создателю 7.

И когда учители и творцы неправды приготовились к первой схватке своего безумия с учителями божественной веры и истины, они тайно сговорились или предать смерти лучших епископов и пресвитеров Церкви для устрашения меньших, или принудить их к отречению от веры. Случилось так, что учители заблуждения и злобного [78] безумия, прибывшие также в Нолу, искали епископа этого города, по имени Максим, мужа почитаемого за ученость, благочестие и преклонные годы 8, чтобы предать его на мучения. Он, видя это и помня предписание Господне, которое говорит: “Когда же будут искать вас в одном городе, бегите в другой” (Мф 10:23), отправился до времени в уединение отдаленного места 9, оставив пресвитера Феликса заботиться о городе. Максим любил Феликса, как сына, и желал видеть своим преемником на кафедре.

И когда преследователи не смогли найти епископа, они незамедлительно поспешили наложить руки на Феликса и всеми силами стремились отвратить его, лучшего после епископа города, словно величайшую крепость 10, от постоянства всем известной его добродетели, то прельщая посулами, то угрожая мучениями.

Схваченный безумствующими противниками, но твердо полагающийся на внутреннее утешение Св. Духа, Феликс был ввержен в мрачную темницу 11. И вот, железные оковы сжимают его руки и шею, ременные путы удерживают ноги. На полу темницы были рассыпаны обломки черепков, и Феликс, окоченевший и исколотый их постоянной остротой, не мог вкусить ни сна, ни покоя среди холода и стужи долгой ночи. Тем временем епископ, который, избегая врагов, удалился в потаенные убежища гор, и сам испытывал мучение из-за страданий не меньших, как если бы его заковали в железо, или посадили на обломки черепков, или сжигали, отдав пламени. Ибо его душу жгла великая забота о своем стаде, жег и тело его голод вместе с леденящим зимним холодом. Епископ пребывал среди кустов терновника без крова и пищи, бодрствуя днем и ночью и непрестанно вознося Богу горячие молитвы 12. Не трудно было таковой подавляющей силе несчастий довести до самой смерти старческое тело, еще и истощенное долгим постом.

Но Высшее Милосердие самым явным образом показало, сколь великой заботы о себе удостоился этот муж 13. С неба был послан ангел, который приказал блаженному исповеднику Феликсу, освобожденному от оков, пойти и поскорее отыскать, вылечить и призвать домой предстоятеля Церкви 14.

В той же темнице были заключены многие, но пришедший ангел явился одному Феликсу, скованному за благочестие. Сияя блистающим светом, ангел осветил, благодаря этому свету, и само узилище. Феликс, взволнованный равно голосом ангела и исходившим от него светом, задрожал и даже сначала подумал, что он обманывается сонным видением. Но ангел велел ему подняться и, выйдя, следовать за ним. [79] Изумляясь власти повелевающего, Феликс сослался на то, что он не может выйти, ибо его удерживают и оковы, и засовы темницы, и усердие стражей. Ангел заговорил снова и приказал Феликсу быстро подняться, так как оковы ни в чем его не стесняют. Как только ангел произнес эти слова, тут же упали цепи с рук и шеи Феликса и путы с его ног.

Ангел вывел Феликса вон чудесным образом; дверь темницы была открыта только ему, а для прочих закрыта; среди самих стражей, охранявших темницу, они прошли так, что те и не знали о происходящем. Ангел был подобен огненному столпу Моисееву, и шел впереди Феликса, освещая ему дорогу, как молния, когда тот спасался из рук врагов.

И вот, приходит блаженный исповедник Феликс в пустынное место, куда удалился епископ, и находит его, едва дышащего и испускающего болезненные стоны. Феликс порадовался, что обрел Максима живым, но и опечалился, что увидел его на пороге смерти. Он обнял и поцеловал своего духовного отца и попытался чистым дыханием своих уст и теплом своего тела немного согреть его, холодного, как лед. Долго Феликс не мог пробудить признаков жизни в душе или теле Максима, как ни звал или обнимал его. У святого не было поблизости ни огня, ни пищи, которыми он мог бы восстановить силы застывшего и умирающего епископа. Наконец, придя к разумному решению, Феликс преклонил колени в молитве к Отцу Господа нашего Иисуса Христа 15 и смиренно просил, чтобы Он с неба помог ему. С Божией помощью он мог бы выполнить то, что ему велел ангел, а именно: служение любви по отношению к своему духовному отцу. И вот, без промедления услышанный, Феликс видит висящую в соседних кустах терновника виноградную кисть. Святой понял, что это Дар Того, Кто есть Создатель Природ и Творец Всяческих, Который и воду из сухого камня произвел, и самую воду, когда пожелал, обратил в вино 16.

Весьма радуясь этому дару Божественного Милосердия, Феликс принес виноград и приблизил ягоды к устам умирающего епископа; но тот, плотно сжав зубы, был подобен мертвецу, ибо, лишаясь всякого ощущения, мысли и души, он не знал, как принять принесенную ему пищу. Наконец, святой пресвитер Феликс благоприятным напряжением своих рук раскрыл его пересохшие губы и так, выжав виноград в его уста, влил в него, сколько смог, целительного сока. Отведав его, духовный отец Феликса тотчас же получил ощущение души и тела; затем открылись глаза, и язык, который сухим прилип к гортани, был освобожден для речи. [80]

Когда Максим полностью очнулся, он узнал Феникса, пришедшего, чтобы найти его. Максим обнял его с отеческой любовью и посетовал на то, что Феликс столь поздно пришел, спрашивая: “Где ты столь долго мешкал, сын? Ведь Господь уже давно обещал, что ты придешь ко мне. Ты видишь, что хоть я и уступил на время, побежденный немощью плоти, но сохранил ненарушенным постоянство верной души. Об этом говорит даже самый вид места, куда я удалился. Я мог бы войти в какое-нибудь селение или другой город, где я был бы защищен от врагов, если бы мне была презренна вера и дорога эта преходящая жизнь. Ныне же, отвергая все убежища человеческие и убегая в безлюдные области гор, я вверил себя лишь попечению Божественной милости, чтобы Сам Господь пожелал, как Ему будет угодно, либо сохранить меня в этой жизни, либо переселить в будущую. И надежда, которую я возлагал на Бога, не обманула меня, ибо ее подтверждает твой приход, заранее возвещенный мне. Благодаря этому я возвращен к жизни от самого, как я уже сказал, предела смерти. Мой родной, я поспешу завершить начатый мною труд любви в том городе, откуда я пришел. Позаботься отнести меня домой, возложив на плечи”.

Когда это было сказано, Феликс поспешил исполнить все, что ему велели 17; он отнес своего предстоятеля на плечах назад в его дом, где оставалась одна-единственная старица: ибо досточтимый предстоятель испытывал столь сильное отвращение к делам мира сего, что у него из всего множества домашних и из всего имущества осталась одна старая служанка. Громко постучав снаружи в преддверие, Феликс разбудил ее. Служанка поднялась с постели и открыла дверь, и он, отдав, препоручил ей епископа. Тогда Максим в награду за добросовестное исполнение служения любви должным образом поблагодарил Феликса и, возложив ему на голову правую руку, дал ему отеческое благословение.

Выйдя оттуда, Феликс через немного дней и сам скрылся в своем доме и ожидал, пока не прекратится смута. Когда же это случилось, он покинул свое убежище и, радостный, возвратился к жителям города, радующимся его приходу; он утешал и укреплял словом поучения души тех людей, которые были смущены жестокостью предшествовавшей бури. Не только словом, но и своим примером Феликс учил их презирать и счастье и несчастье мира сего, искать одной лишь радости вечного Отечества, страшиться только гнева Небесного Судии. И вот, когда гонения начались снова 18, опять ищут Феликса. Враги пришли к его жилищу, желая скорее схватить его и предать смерти; в это самое время он, случайно отсутствуя в [81] доме, оказался с друзьями в центре города и по своему обыкновению проповедовал слово веры окружающим его толпам.

Противники, услышав, что Феликс был в том месте, тотчас же поспешили туда с обнаженными мечами, но, подошедши к нему, они никоим образом не могли его узнать, так как Божественным попечением либо его внешность изменилась, либо их разум помутился 19. Когда они стали расспрашивать его, где находится Феликс, рассудительный муж по вдохновению свыше понял, что преследователи не узнают его, и с улыбкой сказал ищущим: “Не знаю Феликса, которого вы ищете”. Феликс совершенно не вводил своих преследователей в заблуждение: ведь его самого никто не узнал в лицо 20.

Гонители, тут же оставив его, повернули в другую сторону 21, и тех, кого случайно встречали по дороге, спрашивали, где находится Феликс. Один из встречных, совсем ничего не зная об обстоятельствах дела, был уверен, что они одержимы безумием. Он начал обличать помешательство тех, кто не мог опознать своего собеседника, находясь в его присутствии, и показал преследователям ускользнувшего от них Феликса. Придя в еще более опасное безумство, они бросились по следам блаженного.

При их приближении население города пришло в смятение и бежало перед ними. Толпа, приведенная в ужас пришествием врагов, разразилась криками. Предупрежденный этим, Феликс удалился в более скрытое место, которое, не имея прочного укрепления, было обнесено остатками полуразрушенной стены. Как только это убежище приняло мужа Божия, оно защитило его чудесным трудом Божественной руки. И в самом деле, внезапно обломки камней образовали насыпь, преградившую доступ к этому месту; даже паук по велению Бога, Которому служит все сотворенное, немедленно развесил в том же месте качающуюся паутину.

Когда преследователи достигли этого места, они пришли в изумление и, идя медленным шагом, говорили друг другу: “Разве не глупо нам входить сюда, разыскивая человека, когда ясно видно, что никто прежде не входил сюда? Потому что никоим образом нити паутины не остались бы здесь целыми, если бы сюда кто-то проник до нас. Ведь даже маленькие мушки обыкновенно разрывают их, прокладывая себе путь. Значит, сказавший нам, что Феликс удалился сюда, прибег к хитрости, чтобы помешать нам найти его. Пойдемте прочь и перестанем искать убежище человека здесь, где сам вид места показывает, что внутри никого нет”. Так, когда хлопоты преследователей [82] оказались тщетными, они быстро удалились с криками. Не меньше, чем на Феликса, они злобствовали неистовым умом на того, кто своими уловками заманил их в столь пустынные места: вот где видна была мудрость нашего Милостивого Создателя и Защитника 22. И в самом деле, подчас высокие и отлично укрепленные стены города скорее выдают врагам укрытие своих жителей, чем спасают их во время осады; а смиренного раба Своего Христос скрыл дрожащей паутиной от преследующих его врагов так, что они не могли найти его и взять в плен; истинно то, что досточтимый отец Павлин говорит об этом:

Коль предстоит нам Христос, обернется стеной паутина;
Если ж отыдет Христос, то стена паутиною будет 23.

Уже наступал вечер, враги удалились, и Феликс после их ухода беспрепятственно отправился в другое убежище, радуясь тому, что ему была оказана помощь божественного заступничества, и сам в себе воспел: “Если я пойду и долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною” (Пс 22;4) 24. Тем временем день кончился, и Феликс ушел в тайное место под самой крышей некоего дома. Там он скрывался, не выходя, в течение шести месяцев, лишенный общества людей, но находивший удовольствие в благодати Божественного присутствия, по словам Псалмопевца, “в сокрытии лица его от смятения людей”. Благодать Божия чудесным и необыкновенным для людей образом поддерживала его столь долгое время. Ибо в соседнем доме жила некая женщина 25, преданная Богу. Ее служением, хотя она в то время не знала об этом, премудро пользовался Господь, Который есть Источник и Начало всей премудрости. Женщина пекла хлебы, готовила и другие кушанья для пропитания домашних и в рассеянии ума своего относила в то место, где прятался исповедник Феликс. Она оставляла там ему все это, веруя, что ставит приготовленное кушанье дома, так как не могла узнать, что когда-либо вошла или вышла оттуда. И всегда она уходила, помня, но вскоре забывая об оставленной еде.

Так пришлось блаженному Феликсу, как я уже сказал, шесть месяцев оставаться в том темном тайнике под крышей. Он был лишен человеческого общества, но никогда не был оставлен скорым посещением Вышних сил; и при скудном пропитании он вел счастливую жизнь. Говорят, в это время он не раз удостаивался милости Божественной беседы.

При тех же домах, где пребывал Феликс, находилось старое хранилище воды 26, из которого он поначалу черпал немного питья. Это хранилище было высушено сильным летним зноем, однако [83] блаженному исповеднику было достаточно воды, пока он там жил, И действительно, Создатель, помышляющий о нашем будущем благе, наполнивший некогда при совершенно ясной погоде небесным дождем одну лишь овечью шкуру 27, Сам Своему исповеднику доставил благодать таинственной росы, которой подкреплялся жаждущий, смотря по тому, какова была его потребность. Когда же времена исполнились, Божественное откровение побудило Феликса выйти из укрытия, так как буря гонений миновала.

Когда Феликс неожиданно появился на улицах города, все приняли его с великой радостью, словно пришедшего из Рая 28. С того времени он начал укреплять народ в вере, которая была немало подорвана свирепостью гонений.

Между тем Богом возлюбленный предстоятель Максим в весьма преклонном возрасте окончил свои дни. Немедленно общим суждениям Феликс, показавший себя непобедимым исповедником и сладкогласным учителем, избирается на епископскую кафедру. Ведь все то, чему он учил благими устами, он сам исполнял на деле.

Феликс же, стяжавший в своем сердце высоту смирения 29, скромно сказал, что он не должен принимать этого сана. Он назвал своего собрата – пресвитера Квинта, говоря, что тот может принять честь вышеупомянутого сана, будучи много достойнее его, Феликса, потому что Квинт был возведен в сан пресвитера на семь дней раньше. Поскольку Феликс настойчиво просил, это было исполнено. Приняв служение епископа, тот же самый Квинт управил все таким образом, что, смиренно подчинившись блаженному исповеднику, предписал ему говорить проповедь народу вместо себя. Сам Квинт отправлял службу для народа, а Феликс руководил его просвещением.

Прославившись постоянством исповедания, веры и добродетелью смирения, Феликс также показал себя величайшим приверженцем добровольной нищеты. Ибо он владел многими поместьями, домами и драгоценностями из родительского наследства, но, объявленный вне закона во время гонений, отказался от всего. И в самом деле, когда Церквям был возвращен мир, он мог бы потребовать назад свое законное имущество, но никоим образом больше этого не хотел. Когда же друзья 30 советовали ему получить причитающееся ему имущество, чтобы с прибылью великого вознаграждения раздать нищим, Феликс, никак не соглашаясь сделать это, опровергая дерзновенными словами их увещания, говоря: “Все мне позволительно, но не все полезно (I Кор 6:12). Да не будет так, чтобы я вернул себе имущество, потерянное по причине [84] исповедания веры; да не, будет так, чтобы я потребовал какую-либо выгоду от земного богатства, которое я презрел ради созерцания Небесных благ, как если бы мне их было менее достаточно, чем благ земных. Лучше я, нищий духом, последую Иисусу, чтобы принять от Него обильные дары Царства Небесного. Не должно сомневаться, что Тот, Кто избавил меня и от оков, и от мрака страшной темницы, и с времени тайно покрывал от людей, и в оставшееся время моей жизни пропитает меня, возложившего на Него попечение свое.

Сохранив этот образ мыслей, блаженный исповедник, пока был жив, владел только тремя югерами 31 большого поля и одним садиком, которые он взял себе из всего принадлежащего ему по закону имущества. И поле, и садик Феликс возделывал своими руками, даже без помощи хотя бы одного раба; он всегда был рад разделить с бедняками урожай своих полей или зрелые плоды сада. И в одежде своей блаженный муж неотступно следовал этой же бережливости, так что довольствовался очень простым платьем, и порой ему самому его едва хватало; в самом деле, если что и было у него лишним, Феликс раздавал это неимущим, и если случайно он получал откуда-нибудь одеяние, совершенно сходное с тем, что он имел, тотчас же лучшим из них согревал нагого.

Живя в таком благочестии, муж и именем и достоинством “блаженный” скончался, исполнившись благих дел и дней. Следуя дорогой отцов, он был принят в сияние вечной славы, о чем свидетельствуют знамения, явленные в церкви, где он похоронен.

Жил в Ноле некий бедняк, необразованный в делах мира сего, но твердый в вере. Он поддерживал себя в скудной бедности лишь тем, что владел двумя быками; либо он сам на них работал, либо одалживал их соседям за условленную мзду. Бедняк пекся о своих быках и берег их с великой заботой, но однажды ночью лишился их, уведенных тайком. С наступлением утра, когда бедняк удостоверился в том, что быки украдены, и оставил всю надежду на то, что поищет и найдет их своими силами, он направился быстрыми шагами к церкви св. Феликса. Придя туда, бедняк распростерся перед дверьми святого дома и, уткнувшись лицом в землю, слезно молил и просил св. Феликса вернуть ему потерянных быков, много раз утверждая со слезами, что никоим образом не уйдет оттуда, если не получит назад быков. Это он делал весь день – незатейливой речью, но верной душой. С наступлением вечера бедняк был изгнан неистовой толпой, которая оттолкнула его от священных зданий. Бедняк пошел домой и провел бессонную ночь в [85] непрекращающихся рыданиях. Истинно, что тот, кто просит, получает, и кто ищет, находит, и стучащему откроется (ср. Лк 10:11). И, как говорит Псалмопевец, Господь быстро слышит просьбы бедняков (ср. Псалмы 68, 101, 142 – молитвы несчастных ко Господу). В полночь, когда все прочие люди спали, и все дела были завершены, лишь он один бодрствовал, ибо ему не давали спать его скорбь и бедность; как это ни удивительно, внезапно к его воротам по Божественному повелению подошли быки, которых он искал. Спасенные из рук грабителей, они направились домой, блуждая среди ночного мрака. Быки объявили о своем приходе, толкая рогами ворота хижины, где жил их хозяин. Но бедняк, сильно дрожа, думал, что это не быки его, а снова пришедшие к нему воры. Он долгое время медлил отпирать двери; пока эти быки, словно понявшие причину промедления хозяина, не показали ясно, что это они стучат в ворота дома, испустив мычание.

Получив назад своих быков, бедняк поступил не как простец, но разумно и с верой. Он поспешил с утра должным образом поблагодарить святого, вернувшего его достояние. Бедняк взял с собой быков и пошел к церкви св. Феликса, ликующим голосом открывая всем благодеяния, которые он получил от святого исповедника, и показывая быков всем по пути и по приходе в церковь. И так как он много плакал и из-за пропажи своих быков, и от радости, когда нашел их, он немало повредил этим остроте своего зрения. Ища возмещения этой потери у блаженного Феликса, бедняк вновь обрел острое зрение. И так он вернулся домой, исполненный удвоенной благодати небесного дара.

Когда в честь блаженного исповедника строилась тесная церковь, были вблизи самого церковного здания две городские постройки, неудобно расположенные, а равно и безобразные видом. Они немало портили всю красоту церкви своей незначительностью.

Досточтимый и Богом возлюбленный предстоятель Павлин желал, чтобы эти постройки были разрушены, и места, на которых они стояли, были расчищены. Он настоятельно просил тех, в чьих владениях находились эти домишки, оказать почтение блаженному Феликсу тем, чтобы уничтожить принадлежавшие им строения для возвеличивания и украшения места этой церкви, но они, презрев его мольбы из-за своего неотесанного упрямства, говорили, что скорее умрут, чем расстанутся с имениями. И когда епископу надоело побеждать грубых упрямцев в споре, их победила рука Божественного могущества. Ибо ночью, когда все спали, огонь, внезапно возникнув в одной из комнат этих домов, начал понемногу наступать на соседние строения, так что пожар, [86]распространяющийся все шире и шире, готов был поглотить все жилища, находящиеся вблизи и вдали. Тогда жители, которых вынудили подняться с постели столь великий шум и стена огня, сбежались, чтобы, если смогут, потушить пожар, заливая его водой. Некоторые люди уносили из своих домов все, что могли, отнимая свое имущество у огня. Увидев, что они бессильны, люди начали искать Божественной помощи там, где медлила прийти помощь человеческая. И вот, прибегают они, возглавляемые епископом, к церкви св. Феликса, преклоняют колени и умоляют о содействии Вышнего покровительства, поворачивают оттуда к церкви блаженных Апостолов, которая была по соседству с церковью блаженного Феликса, и там посредством заступничества Апостолов требуют дара Небесной помощи.

После совершения молитвы епископ возвратился домой и, взяв небольшую щепочку от Древа Креста Господня, бросил ее в середину бушующего пожара; и эти огромные извивающиеся языки пламени, которые не могли потушить руки столь многих мужей, заливая их водой, тут же были укрощены прибавлением Древа. Столь велика была сила Святого Креста, что вещество оставило присущие ему качества, и огонь, который имеет обыкновение поглощать все деревянное, был уничтожен, как если бы сожженный самим Древом Господних Страстей.

Когда эта буря улеглась и вновь настало утро, горожане пришли осмотреть страшные труды ночи, уверенные, что они понесли немалые убытки от столь великого пожара, но обнаружилось, что огонь не истребил решительно ничего, кроме того, что должно было сгореть. И действительно, горожане увидели, что из двух домов, о которых мы сказали прежде, тех, что и сами люди полагали либо сжечь, либо снести, один был уничтожен пламенем.

Когда это случилось, тот простец, который из глупого упрямства защищал свои дома, противясь украшению священных зданий, осознал, что он потерял без всякого вознаграждения и без своего на то согласия все, чего не желал лишиться по своей воле в знак благодарности святым. Он тотчас же начал разрушать собственными руками уцелевшее после пожара здание. Вскоре все место вокруг церкви блаженного исповедника стала отличаться красотой и славой, подобающими святым. Когда же все безобразие обломков и грязи было убрано, блаженный епископ Павлин настоял на том, чтобы довести до конца начатое им строительство церкви. За три года он возвел церковное здание и должным образом завершил дело, украсив церковь [87] священными изображениями и всем подобающим убранством. В этой церкви торжественно вспоминаются достойные вечной памяти блаженнейшие жизнь и страдания блаженного Феликса, который, окончив состязание в славной борьбе, в четырнадцатый день месяца января принял венец жизни, как обещал Господь любящим Его.


Комментарии

1. Феликс родился в г. Нола в Кампании и там же подвергся преследованиям за веру во время Декиевых гонений (250 г.). Оставшись в живых, он до самой смерти (260 г.) исполнял в родном городе пресвитерское служение. Церковное почитание его как исповедника началось примерно через 120 лет после кончины (PL 61, С. 464) и было столь велико, что о нем упоминает блаженный Иероним. Св. Феликс был известен и за пределами Италии, в Карфагенской Церкви, его имя встречается часто в церковных календарях Древней Англии. Все, что мы знаем о нем, дошло до нас благодаря двум церковным писателям — Павлину, епископу Ноланскому и Досточтимому Беде, причисленным, как и герой их произведений, к лику святых. Эти два человека не только не были знакомы друг с другом, но даже и жили в разное время. Литературные труды первого из них сохранили в поэтической форме предания о жизни исповедника, услышанные им от жителей Нолы. Второй, взяв за основу произведения первого, составил прозаическое житие, сделав описание подвигов св. Феликса общедоступным. См.: Ненарокова М.Р. Святой Феликс Ноланский – герой поздней, античности и раннего средневековья // Диалог со временем. Вып. 8. М.: УРСС, 2002. С. 425-430.

2. Начало повествования о св. Феликсе является пересказом отрывка из стихотворения Павлина (XV, с. 469, 72-75):

Итак, рожденный в этом городе родителем-сирийцем,
Он жил в любезной Ноле, думая о ней, как о своей родине,
Радуясь приятному месту жительства; получив в наследство много золота,
Богатый имениями, он процветал, хотя и не был единственным наследником.

В тексте жития Беда сразу указывает место рождения святого, и область Италии, где оно находится (“в Ноле Кампанской”). Мотив наслаждения унаследованным богатством, как не соответствующий образу аскета, снимается. Беда подчеркивает тот факт, что богатство было оставлено св. Феликсу, и тут же добавляет, перенося сюда пересказанные строки 77-78 из этого же стихотворения, что этим богатствам святой “предпочел дары наследия, обещанного на Небесах”. Тем самым образ св. Феликса у Беды более соответствует агиографическому канону (топос “презрение к земным благам с детства”); усиливается контраст между св. Феликсом и его братом-сонаследником (топос “противодействие семьи аскетическим устремлениям святого”).

3. Павлин пишет: “С Гермией, своим братом, имевшим то же имя, что и отец,/ Он разделил земные богатства” (XV, с. 469, 76-77). Беда пересказывает текст Павлина, но заменяет неконкретные “земные богатства” на вполне определенное “земное наследство”, которое служит противопоставлением уже упомянутому “небесному наследию”. Упоминание “небесного наследия” подчеркивает его большую значимость по сравнению с земными сокровищами.

4. У Павлина довольно много написано о Гермни, брате св. Феликса. Беда выбирает только две черты, определяющие для него характер этого
человека: он “настойчиво искал земных благ” (XV, с. 469, 96) и “Живя собственным мечом и неся бесплодный труд/ Ничтожной военной службы, он подчинил себя/ Оружию Цезаря, не исполняя служения Христу” (XV, с. 469, 99-101). Выделяя из всего рассказа эти две черты, Беда, тем не менее, говорит о Гермии очень сдержанно. У него Гермия отличается от св. Феликса “обычаями”, а именно: усердным стремлением к земным благам и службой Цезарю, а не Христу. Беда снимает уничижительную оценку военной службы Термин, данную Павлином, поскольку в англосаксонском обществе принадлежность к дружине славного вождя была естественной и почетной; человек, который по стечению обстоятельств не входил ни в чью дружину и не имел своей, считался изгоем, лишенным места в человеческом обществе. Гермия оценивается Бедой, как человек, не принявший христианства, а не как тот, кто избрал военную службу как дело жизни.

5. Пересказ строк 104-105 (XV, с. 469); “С отрочества предав себя небесному, благочестивая душа/ Начала служить Богу”. Беда добавляет: “Исполняя тайну полученного им имени”. Здесь отразилось средневековое отношение к имени, как к некому ключу к скрытой сущности называемого им лица или предмета. Ср. у Григория Великого: “справедливо тот, кого посылают возвещать о Вышнем Судии, называется ангелом, так как он сохраняет в имени то поручение, которое он исполняет в действии. Ибо высоко имя, но жизнь не выше имени” (S. Gregorii Magni Homilia VI. PL. Vol. 74. C. 1097).

6. Если у Павлина св. Феликс “украсил” своим поведением “сан, душу и труды” пресвитерства, то у Беды он их “не унизил” или “не преуменьшил”.

7. Пересказ строк 116-117 (XV, с. 471): “Началось свирепое исступление неистовых нечестивцев,/ В то время как благочестивая Церковь сотрясается святотатственной войной”; Беда делает тут же собственное добавление, сообщающее читателю о тщетности гонений: “но врата смерти не могли одолеть врата Дочери Сиона от выражения хвалы своему Создателю”. Аллюзия на Евангелие от Матфея (Мф 16:18).

8. Павлин говорит о Максиме, как “старце”, воспитывавшем Нолу “мирными устами” в соответствии со “священными законами” (ХV, с. 471, 120-121). Беда делает эту характеристику более определенной и соответствующей агиографическому канону.

9. Павлин не комментирует бегство Максима из города: “обращенный в бегство внезапной бурей <гонений>,/ Он устремился в пустынные места, хотя его вера не исчезла” (ХV, с. 471, 124-125).

10. Беда характеризует св. Феликса с точки зрения личностных качеств: “муж разумный”, “смиренный раб <Христов>”, “муж Божий”, а также указывает на тип святости героя: “блаженный исповедник”.

11. Беда заимствует у Павлина фактическую сторону описания мучений святого в темнице, однако Павлин оценивает происходящее иначе: “Железные оковы замыкаются в мрачных темницах./ На руках и шее неподвижно держится сталь. Коченеют ноги/ в туго стянутых ременных путах; рассыпаются/ осколки черепицы, чтобы ложе наказания препятствовало сну” (XV, с. 472-473, 183-186). И если у Беды Феликс страдает в темнице так же, как страдал бы в таких условиях любой человек, Павлин описывает состояние святого следующим образом: “Но не лишен покоя и света исповедник, которому во всем соединенный с ним состраждет/ Христос; и увеличивает себе в тяжких мучениях цветущие венцы тот, кто, шествуя душой, обходит небо” (XV, с. 473, 187-190).

12. Говоря о страданиях Максима, Павлин подчеркивает их физическую сторону: “...его обжигает огонь холода, он коченеет от небесного ледяного дождя, лишенный хлеба и крыши, бодрствуя днем и ночью, напряженной молитвой связывая их (день и ночь) между собой. Тело, поверженное на землю, покрытую терном, ранят колючки; душа сражается с горестями, приходящими снаружи и изнутри; он претерпевает терновые шипы телом, терпит шипы скорби печальной душой” (XV, с. 473, 203-210). Беда [90] частично использует выражения Павлина, но сводит подробности этой ужасающей картины к словосочетанию “такая подавляющая сила несчастий”.

13. У Павлина Бог – Высший Отец – может испытывать те же чувства, что и земной человек: “Милосердие Высшего Отца тронуто <страдающим> предстоятелем <Церкви> (XV, с. 473, 220). Такое восприятие Бога характерно для раннего христианства.

14. Описывая явления ангела Феликсу, Павлин сосредотачивается на личности святого. Он подробно рассказывает, каково было состояние Феликса, когда ему явлено было видение, как упали с рук и шеи оковы и “выпрыгнули ноги из ослабленных ременных пут” (XV, с. 479, 252). Завершается этот эпизод сравнением Феликса с ап. Петром: “Я вижу, как возвращается старый образец недавно произошедшей истории, в которой, получив приказ выйти <из темницы>, выделяющийся в толпе (букв. – в полку) учеников Петр, когда сами по себе его оковы соскользнули точно так же вышел из закрытой темницы, из которой, идя впереди него, Ангел, пряча от Ирода свою добычу, увлекал его за собой” (XV, с. 473, 260-265). Об ангеле в отрывке из 27 строк (XV, 238-265) упоминается мало: наши глаза практически все время устремлены на Феликса. Ангел, “блистающий в тихой ночи”, был “свет и путь Феликсу” (XV, с. 473, 257). Беда переносит внимание читателя на ангела, расшифровывая слова Павлина “свет и путь”. Сравнение Феликса с ап. Петром заменено сравнением, раскрывающим участие ангела в чуде: “Ангел сам был подобен огненному столпу Моисееву и оказывал водительство, освещая дорогу Феликсу, как молния, когда тот спасался из рук врагов”. Беда, таким образом, подчеркивает, что чудо не земное, а небесное. Оно явлено Феликсу, но податель чуда – Господь. Однако чудо возможно только в том случае, если герой достоин этого. Феликс чист душой, тверд в вере, поэтому чудо происходит. У Беды создается иной, чем у Павлина образ: пустыня может быть и среди людей, если они чужие по духу. Подчеркивается вера святого, который идет по пустыне, сначала среди врагов, потом по лесам и ущельям. Он идет в неизвестность, его поддерживает только твердая вера в то, что он придет туда, куда ведет его Божественный спутник.

15. У Павлина св. Феликс молится Христу; Беда находит в этом случае более уместной молитву: “Отче наш”, где есть слова: “...хлеб наш насущный даждь нам днесь...”, так как св. Феликс молится о пище для умирающего Максима.

16. Беда делает эту вставку, подчеркивая для своих недавно принявших христианство читателей, что источник чудес – Бог.

17. Павлин описывает возвращение Св. Феликса в Нолу с Максимом на плечах, соединяя элементы патериковой истории (Христос не просто сопровождает святого в пути, но скорее Сам несет его) и античной мифологии (крылья на ногах): “Неутомимый Феликс возрадовался желанной службе, взял любимую ношу, как легкое бремя Христово, и принес <в Нолу> столь быстро, как если бы сам был более несом, чем нес; и, истинно, Сам Христос несет несущего и придает крылья быстрым от благочестия ногам (XV, с. 476, 329-333).

18. Согласно Павлину, успешная проповедь св. Феликса среди жителей Нолы была своего рода вызовом, брошенным Диаволу; “не вынес этого долго злой” (XVI, с. 478, 52) и побуди нечестивых снова начат гонения.

19. Павлин описывает встречу “гонителей” и Феликса следующим образом (XVI, с. 478, 64-65): “...внезапно, или сердца этих врагов переменились, или черты липа Феликса”. Беда находит нужным ввести в практически неизмененный текст словосочетание “Божественным попечением”, чтобы читатель не заблуждался относительно природы происходящего.

20. Этой вставкой Беда подчеркивает невозможность лжи для святого никому и ни при каких обстоятельствах.

21. У Павлина св. Феликс, ответив преследователям, “удаляется по улице” (XVI, с. 478, 74). Согласно Беде, святой остается на площади среди народа и, вероятно, продолжает прерванную проповедь до возвращения преследователей. Только после этого он покидает место своего общественного служения.

22. У Павлина сохраняется раннехристианская образность, снятая Бедой: “...Бог Христос, как поет Писание, смеялся с небесной вышины над
угрожающими совершить безрассудство и покрыл Своего Феликса святыми
крылами” (XVI, с. 479, 121-423). Далее Павлин в восхищении восклицает: “О Божественная Премудрость, многообразно отвлекающая сильных мира
сего от слабых!” У Беды сохраняется упоминание о Божественной Премудрости в виде утверждения, чтобы снова напомнить читателю, что чудеса творятся Богом.

23. Беда с большой точностью пересказывает текст Павлина о высоких городских стенах (XVI, с. 479, 131-133) и прибавляет свою, вставку напоминая читателю об элементе чудесного в спасении св. Феликса. Стихотворные строки являются цитатой из этого же произведения Павлина (XVI, с. 480, 147-148). Они приведены здесь, так как соответствуют жанру сентенций, кратких афористических высказываний, сборники которых были весьма популярны в Средние века.

24. Среди произведений Павлина есть и стихотворные переложения псалмов. Св. Феликс поет четвертый стих двадцать второго псалма, который у Павлина звучит следующим образом: “Если я и пойду посреди смертной тени, не убоюсь зла, ибо десница Твоя со мною; я пойду через ад, [92] не лишаясь света”. Беда заменяет это переложение на привычную и всем известную цитату из Псалтири.

25. У Павлина рассказ об этой женщине занимает тридцать три строки (XVI, с. 480-481, 158-191), представляя собою историю-похвалу. Беда описывает это же чудо кратко, не отвлекая внимания читателя от главного героя жития – св. Феликса.

26. Павлин, рассказывая о шестимесячном пребывании Феликса в укрытии, говорит о том, откуда святой получал питьевую воду: “...каковую воду особо Благодать посылала одному лишь Феликсу с неба” (XVI, с. 481, 200-201). Беда переделывает и распространяет текст Павлина. Для Беды, вероятно, особую важность представляли чудеса, связанные с необыкновенным появлением воды. Может быть, здесь прослеживается связь с кельтской агиографической традицией. Для кельтских житий очень характерен мотив чудесного появления воды. Это предположение подтверждается словами о том, что “жаждущий подкреплялся <водой>, смотря по тому, какова была его потребность”. Подобная особенность употребления святым воды из чудесного источника по его потребности является отличительной чертой кельтской традиции.

27. Говоря о том, как в течение жаркого лета Господь поддерживал Феликса, посылал ему божественную росу, Павлин пишет: “и того, кто должен призывать небо, <Божественная рука> подкрепляет молочно-белым соком “небесной овцы” (т.е. облачка – М.Н.) (XVI, с. 481, 209-210). Павлин употребляет здесь образ, встречающийся в античной римской поэзии, например, у Вергилия. Так как Беда читал Вергилия, слово vellus, скорее всего, было ему знакомо. Отказываясь от метафоры, затрудняющей понимание текста, Беда, тем не менее, сохраняет в тексте слово vellus. Слова “овца”, “агнец” имели у христиан глубоко символическое значение. Слово “vellus”, означавшее и “облачко”, и “овечка”, и “овечья шерсть”, позволило Беде заменить поэтический образ на весьма уместную в этом случае аллюзию на следующий библейский текст: “И сказал Гедеон Богу: если Ты спасешь Израиля рукою моею, как говорил Ты, то вот, я расстелю здесь на гумне стриженую шерсть: если роса будет только на шерсти, а на всей земле сухо, то буду знать, что спасешь рукою моею Израиля, как говорил Ты; так и сделалось: на другой день, встав рано, он стал выжимать шерсть, и выжал из шерсти целую чашу воды” (Суд 6:36-38). Аллюзия на это чудо позволяла знающим Св. Писание читателям Беды увериться в том, что чудесной росы Феликсу было достаточно для жизни в укрытии.

28. Рассказывая о конце гонений, когда Феликс вышел из своего убежища, Павлин отмечает, что “многие сомневались в том, чтобы признать <его> и прежде спрашивали, говоря: “ Правда ли, что ты являешь себя нам, Феликс, после столь долгого отсутствия? Из какой области ты приходишь? Небом ты [92] нам дан или раем? Возвратясь на землю, посетишь ли ты снова наши жилища?” (XVI, с. 221-225). Житие рассказывает о святом с точки зрения конца его пути, когда он достиг святости. Поэтому сомнение не может быть присуще этому жанру. Агиограф пишет о человеке, в котором он не может сомневаться. Если есть сомнения, то Герой не свят. Беда не мог опустить этот важный момент в сюжете, но полностью снимает мотив сомнения.

29. У Павлина Феликс отказывается от епископской кафедры “со спокойным сердцем” (XVII, с. 482, 234-235). Беда заменяет эти слова Павлина, расшифровывая их: “спокойствие” сердца происходит от “высоты смирения”, которую стяжал святой.

30. Работая над текстом Павлина, Беда постарался исключить те факты, которые могли вызвать недоумение у его читателей, ввести их в соблазн. Так, в составленное им житие не вошло имя Архелаиды, бедной вдовы, которая пользовалась большим уважением пресвитера и принадлежала к его пастве. Архелаида требовала от Феликса вернуть все его поместья с тем, чтобы раздать нищим, причем, как настоящая женщина, очень эмоционально, с криками и слезами. Феликс это кротко терпел. Павлин пишет (XVI, с. 275-278):

“... он, ревностный ко всему благочестивым умом, смеялся над женской заботой, зная о себе, что ему самому достаточно небесных благ, которыми, как он знал, он был вознагражден за земные блага”.

В изображении Павлина Феликс как бы слегка отстранен, созерцателен. Беда создавал иной образ – человека с активной, четко сформулированной позицией, которому можно было бы подражать. Кроме того, вряд ли читателю жития было бы понятно, почему святой “смеялся над женской заботой”, а, предположим, не объяснил женщине, что правильно и что неправильно. Поэтому Беда опускает все, что связано с Архелаидой. В результате англосаксонский читатель узнавал, что Феликс, на просьбы близких вернуть свое имущество, “никоим образом не соглашаясь сделать это, опровергал дерзновенными словами их речи”.

31. Югер, мера земельной площади, равная 2519 кв м. Большое поле Феликса имело площадь около 0,75 га.

Перевод и комментарии М.Р. Ненароковой

(пер. М. Р. Ненароковой)
Текст воспроизведен по изданию: Досточтимый Беда. Житие блаженного Феликса // История через личность: Историческая биография сегодня. М. Кругъ. 2005.









БЕДА ДОСТОПОЧТЕННЫЙ

О СВЯТЫХ МЕСТАХ

DE LOCIS SANCTIS

Дата: 2019-02-24, просмотров: 187.