Философские идеи Гераклита интересны не только в связи с диалектикой и диалектической логикой, но и в связи со всей системой философских и научных категорий, которые можно разделить на категории, связанные с бытием, и категории, связанные со становлением.

Уже в Античности видение мира как становления и видение его как бытия имели в философии своих сторонников и противников. Склонность отдавать предпочтение восприятию мира как потока и становления можно назвать аристотелевской традицией в теоретическом мышлении; выдвижение на первый план описания мира как бытия – платоновской традицией.

В русле первой из этих традиций идут гуманитарные науки (науки исторического ряда, лингвистика, индивидуальная психология и др.), а также нормативные науки (этика, эстетика, искусствоведение и др.). К этому же направлению относятся и те естественнонаучные дисциплины, которые занимаются изучением истории исследуемых объектов и – эксплицитно или имплицитно – предполагают «настоящее». Остальные естественные науки, включая физику, химию и др., ориентируются преимущественно на представление мира как постоянного повторения одних и тех же элементов, их связей и взаимодействий. Социальные науки (экономическая наука, социология, социальная психология и др.) также тяготеют к использованию сравнительных категорий.

Разница между науками, использующими абсолютные категории, и науками, опирающимися на систему сравнительных категорий, не совпадает, таким образом, с границей между гуманитарными и социальными науками, с одной стороны, и естественными науками, с другой.

Иногда утверждается, что сравнительные категории более фундаментальны, чем абсолютные категории, и что вторые сводимы к первым. В частности, неопозитивизм, предполагавший редукцию языка любой науки к языку физики, настаивал на субъективности абсолютных категорий и необходимости замены их сравнительными категориями. С другой стороны, сторонники феноменологии и экзистенциализма подчеркивали, что человеческое измерение существования передается именно абсолютными, а не сравнительными категориями.
Например, М. Хайдеггер высказывался против «неподлинного» понимания времени (а тем самым и бытия) в терминах сравнительных категорий и называл «физически-техническое» время «вульгарным» временем. Ранее А. Бергсон абстрактному времени (физической) науки противопоставлял истинное, конкретное время («длительность»), являющееся, в сущности, А-временем.

Философия Нового времени долгое время тяготела к описанию мира в терминах сравнительных категорий. Но затем у А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора, А. Бергсона, в философии жизни и более явственно в феноменологии и экзистенциализме на первый план вышли абсолютные категории и в первую очередь время, имеющее направление, т.е. время со «стрелой времени» и «настоящим», лежащим между «прошлым» и «будущим». В русле старой традиции продолжал двигаться, однако, неопозитивизм, настаивавший на использовании во всех науках, включая и гуманитарные науки, только «объективных», не зависящих от точки зрения исследователя сравнительных категорий, и в частности временного ряда «раньше – одновременно – позже».

Горгий

Чтобы наполнить античную философию диалектикой, прибегают иногда и к тем философам, творчество которых никакого отношения к диалектике не имело.
Иногда к античным древнегреческим диалектикам причисляется даже Горгий, Сократ, Платон и многие другие античные философы, что, как представляется, лишено всяких оснований.

Когда-то слово «антиномия» (буквально — «против закона») использовалось только юристами и означало противоречие между двумя законами или противоречие отдельного закона с самим собой. Сейчас «антиномия» понимается гораздо шире и означает два противоречащих друг другу высказывания, относящихся к одному и тому же предмету и допускающих, как кажется, одинаково убедительное обоснование.

Первые формулировки проблем в виде антиномий встречаются еще у античных мыслителей. Горгий написал сочинение с интригующим названием «О несуществующем, или О природе». Это сочинение до сих пор вызывает споры и пока не нашло убедительного истолкования. Высказывается даже предположение, что Горгий написал его ради шутки, чтобы разыграть других философов, склонных спорить по каждому поводу и любивших спор ради него самого. Возможно, Горгий хотел показать одновременно и силу, и слабость строгого логического доказательства: доказать можно все что угодно, даже то, что природа не существует; но никакое доказательство не является настолько твердым, чтобы его не удалось поколебать.

Рассуждение Горгия о несуществовании природы разворачивается так. Сначала доказывается, что ничего не существует. Как только доказательство завершается, делается как бы шаг назад и предполагается, что нечто все-таки существует. Из этого допущения выводится, что существующее непостижимо для человека. Еще раз делается шаг назад и предполагается вопреки, казалось бы, уже доказанному, что существующее все-таки постижимо. Из последнего допущения выводится, что постижимое невыразимо и необъяснимо для другого.
Это рассуждение, складывающееся из противоречащих друг другу утверждений, -хороший пример выдвижения проблем в форме антиномий.

Какие именно проблемы хотел поставить Горгий? Однозначно на этот вопрос ответить невозможно. Очевидно, что рассуждение Горгия сталкивает нас с противоречиями и побуждает искать выход, чтобы избавиться от них. Но в чем именно заключаются проблемы, на которые указывают противоречия, и в каком направлении искать их решение, совершенно неясно. В этом антиномия напоминают софизм, и с этим связано многообразие тех решений, которые предлагаются для ее устранения. Каждый видит в ней свой вопрос и предлагает свое решение. В частности, Гегель видел в рассуждении Горгия полемику с наивным представлением, будто все, что человек ощущает или о чем он размышляет, на самом деле реально существует. Наши чувства могут обманывать нас, размышлять можно и о том, чего вообще нет.

За странным рассуждением Горгия можно усмотреть и другие проблемы. Какие именно, в данном случае не так уж существенно. Важно, что они есть. Они многообразны, не связаны однозначно с данным рассуждением и меняются с изменением того контекста, в котором это рассуждение рассматривается. Но, конечно же, никакого отношения к диалектической логике сочинение Горгия не имеет.

Хуэй-цзы

К древним диалектикам можно, хотя и не без колебаний, отнести китайского философа и софиста Хуэй-цзы (Хуэй ши) (ок. 350 – 260 до н.э.). Его диалектика, однако, еще менее прозрачна, чем диалектика Гераклита, и больше напоминает не собственно диалектику и диалектическую логику, а собрание парадоксальных изречений, говорящих о всеобщей релятивности.

Некоторые современные исследователи интерпретируют изречения Хуэй цзы как доказательство тождества всех предметов, имеющихся в мире, другие видят в них попытку доказать внутреннюю противоречивость понятий пространства, времени и движения. Иногда парадоксы Хуэй цзы сравнивают с апориями Зенона Элейского и полагают, что в этих парадоксах ставится вопрос о диалектике конечного и бесконечного, относительного и абсолютного, единичного и всеобщего. Вряд ли, однако, сравнение не очень внятных высказываний Хуэй цзы с апориями Зенона, в большинстве своем глубокими и не утратившими интереса до настоящего времени, является оправданным. Парадоксы Хуэй цзы иногда рассматриваются как примеры неадекватности и неточности естественного языка. Это относится, в частности, к утверждением, подобным: « небо находится так же низко, как земля, и горы не возвышаются над болотами», «четырехугольник не четырехуголен, и круг нельзя считать круглым».

Антиномии чрезвычайно характерны для древнего мышления. Они встречаются в рассуждениях многих старых философов, независимо от того, жили ли они, подобно Горгию, в Греции или же в каком-то другом месте.

О древнекитайском философе Хуэй Ши известно, что он был очень разносторонен, а его писания могли заполнить пять повозок. Он, в частности, утверждал: «То, что не обладает толщиной, не может быть накоплено, и все же его громада может простираться на тысячу ли. — Небо и земля одинаково низки, горы и болота одинаково ровны. — Солнце, только что достигшее зенита, уже находится в закате: вещь, только что родившаяся, уже умирает. — Южная сторона света не имеет предела и в то же время имеет предел. — Только сегодня отправившись в Юэ, туда я давно уже прибыл».

Сам Хуэй Ши считал свои изречения великими и раскрывающими самый потаенный смысл мира. Критики находили его учение противоречивым и путаным и заявляли, что «его пристрастные слова никогда не попадали в цель». В древнем философском трактате «Чжуан-цзы», в частности, говорится: «Как жаль, что свой талант Хуэй Ши бездумно растрачивал на ненужное и не достиг истоков истины! Он гнался за внешней стороной тьмы вещей и не мог вернуться к их сокровенному началу. Это как бы пытаться убежать от эха, издавая звуки, или пытаться умчаться от собственной тени. Разве это не печально?»

Сказано прекрасно, но вряд ли справедливо. Впечатление путаницы и противоречивости в изречениях Хуэй Ши связано с внешней стороной дела, с тем, что он ставит свои проблемы в антиномической, парадоксальной форме. В чем можно было бы его упрекнуть, так это в том, что выдвижение проблемы он почему-то считает и ее решением. Как и в случае других антиномий, трудно сказать с определенностью, какие именно конкретные вопросы стоят за афоризмами Хуэй Ши.

На какое интеллектуальное затруднение намекает, скажем, его заявление, что человек, только что отправившийся куда-то, давно туда уже прибыл? Можно истолковать это так, что, прежде чем отбыть в определенное место, надо представить себе это место и тем самым как бы побывать там. Человек, направляющийся подобно Хуэй Ши, в Юэ, постоянно держит в уме этот пункт и в течение всего времени продвижения к нему как бы пребывает в нем. Но если человек, только отправившийся в Юэ, давно уже там, то зачем ему вообще отправляться туда? Короче говоря, не вполне ясно, какая именно трудность скрывается за этим простым изречением.

Заслуживают ли эти весьма древние рассуждения Горгия и Хуэй Ши специального внимания? Не ушли ли антиномии в прошлое и стоит ли сейчас «церемониться» с ними, так сказать, «разводить антимонии с антиномиями»? Несомненно стоит. Антиномии, столь характерные для античности, не редки и сейчас. Они встречаются как в повседневном, так и в научном мышлении, особенно на начальной ступени развития научных теорий. В период, когда основные принципы теории только кристаллизуются, а поддерживающие их устойчивые «факты» только вычленяются из данных опыта и эксперимента, многие проблемы принимают вид явных или завуалированных антиномий.

_______________
¹ Marry H. Five Stages of Greek Religian. Cambridge, 1931. P. 67.
² Рассел Б. История западной философии. М.: 2003. Т. 1. С. 33.
³ Фукидид. История. Кн. II. 1981. С. 81.
⁴ См.: Платон. Горгий, 461 е; Законы, 1641 с.
⁵ Тацит. Анналы. III, 18.
⁶ Дильс-Кранц. Фрагмент 91.
⁷ Дильс-Кранц. Фрагмент 126.
⁸ Дильс-Кранц. Фрагменты 126, 8, 51, 60, 88, 10, 62, 61, 49.
⁹ Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т.1. Наука логики. М.: 1974. С. 226.

Глава 4. ДИАЛЕКТИКА В СРЕДНИЕ ВЕКА

1. Социальные предпосылки средневековой диалектики

Стиль мышления некоторой культуры представляет собой систему неявных мыслительных привычек этой культуры. Эти привычки складываются стихийно, они не осознаются или принимаются как должное представителями культуры, и только в рамках последующей культуры они начинают осознаваться и критиковаться.

Скажем, мышление Средних веков пользовалось собственной, выработанной в рамках самой средневековой культуры системой мыслительных привычек, и только мышление Нового времени, резко противопоставившее себя средневековому мышлению, обнаружило, что последнее было догматичным, авторитарным и т.д.

Сходным образом обстоит дело и с художественными стилями мышления. Характерные особенности искусства модернизма, зародившегося еще в середине Х1Х в. и просуществовавшего до середины ХХ в., сделались очевидными не во время существования модернизма как стиля искусства, а только с возникновением постмодернизма.

Время формирования диалектики как особого раздела философии - не Античность, а Средние века. На это никто пока не обращал внимания. В Новое время знание средневековой философии было весьма поверхностным, а отношение к ней как к служанке теологии пренебрежительным. Средневековые философы писали на латыни, которая позднее оказалась далеко не всем доступной. Только с Галилея наука начала пользоваться не латынью, а естественными языками. Диалектическая логика никем не связывалась ни с принципом триединства, развитием которого она, в сущности, является, ни с религиозным истолкованием человеческой истории, переложением которого на язык философии является диалектика.