(Мф. 26, 59-75; Мк. 14, 53-72; Лк. 22, 54-71; Ин. 18, 13-27)

Под стражей Иисуса повели в Иерусалим к отставному первосвященнику Анне, тестю Каиафы. Издали за Ним следовали Петр и Иоанн. Первым во двор вошел Иоанн, который бывал в доме первосвященника, затем он провел с собой и Петра.

При виде связанного Иисуса Анна, злорадствуя, стал расспрашивать Его об учениках и учении. Господь, не желая удовлетворить праздное любопытство первосвященника, сказал ему: «Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спраши-ваешь Меня? Спроси слышавших».

Несмотря на то, что в таком ответе Господа не было ничего оскорбительного для первосвященника, один из слуг, желая, видимо, угодить первосвященнику, ударил Иисуса рукой в ланиту, сказав: «Так отвечаешь Ты первосвященнику?» Если бы Иисус молча перенес это оскорбление, могли бы подумать, что Он признает этот удар, нанесенный Ему, справедливым, и не в меру ревностный слуга еще возгордился бы таким молчаливым одобрением его поступка. Поэтому, чтобы пресечь зло в самом начале и вразумить слугу, Господь возразил: «Если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?», то есть если ты можешь доказать, что Я народ учил чему-нибудь худому, то докажи это, а не бей без всяких оснований.

Признав бесполезным продолжать допрос, Анна отправил Иисуса к своему зятю Каиафе, который на тот год был первосвященником. К тому времени у Каиафы собрались все первосвященники, старейшины и книжники ¾ словом, почти весь синедрион. Несмотря на глубокую ночь, все они поскорее спешили оклеветать Иисуса, чтобы подготовить все необходимое для официального заседания синедриона, который должен был вынести Ему смертный приговор. Лжесвидетели обвиняли Его во многом: одни указывали на нарушение Им покоя субботы, другие ¾ на несоблюдение фарисейских преданий и т.д. Но все эти преступления не содержали в себе причины к осуждению на смерть.

Наконец, пришли два лжесвидетеля, которые привели слова, произнесенные Господом в Иерусалиме при первом изгнании торгующих из храма, причем злонамеренно исказили эти слова, вложив в них другой смысл. Господь говорил тогда: «Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (Ин. 2, 19), но не говорил: «Я разрушу храм сей рукотворенный и через три дня воздвигну другой, нерукотворенный» (Мк. 14, 58). В искаженном виде эти слова показывали, будто Иисус Христос не только имеет самое низкое понятие о храме Иерусалимском (так как слово «рукотворенный» в Священном Писании употребляется для означения идола и храма идольского), но и намерен разрушить его, чтобы создать другой, неизвестно какой храм. Лжесвидетели пытались перетолковать слова Христа как хулу на храм, что было равно хуле на Бога, что по закону наказывалось смертью. Однако и этого было недостаточно. Господь не отвечал на все эти обвинения и это раздражало Каиафу. Он решит принудить Иисуса к такому признанию, которое дало бы повод осудить Его на смерть как богохульника. «Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?» ¾ обратился он к Господу. «Заклинаю тебя» ¾ это означало, что суд требует от обвиняемого, чтобы он непременно отвечал на вопрос обвиняющих и отвечал правду, призывая Бога во свидетели. На такой прямо поставленный, да еще под заклинанием вопрос Господь не мог не ответить. И Он отвечает: «Ты сказал» и к этому еще прибавляет: «Отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных». Господь таким образом предсказывал, что все нечестивые судьи Его скоро увидят во многих знамениях и чудесах проявление Его Божественной силы, как Сына Божия. «Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал: Он богохульствует». Первосвященнику запрещалось раздирать свои одежды (Лев. 10, 6; 21, 10), но лицемерный Каиафа сделал это для того, чтобы показать свою лживую ревнивость о славе Божией, ради которой он забыл даже, что он первосвященник и что ему нельзя раздирать свои одежды. «Как вам кажется?» ¾ спрашивает Каиафа у присутствующих и получает желанный ответ: «Повинен смерти». Это обвинение послужило поводом к издевательствам над Христом как над уже осужденным преступником.

Решение было принято, но обычай требовал, чтобы окончательный приговор был вынесен на второй день после начала суда. Поэтому все члены синедриона разошлись по домам, чтобы на рассвете следующего дня собраться и вынести окончательный приговор.

Когда происходил суд над Иисусом, Петр находился во дворе Каиафы. Одна из служанок, заметив Петра, сказала: «И ты был с Иисусом Галилеянином». Петр еще не успел ответить, как родственник Малха, всмотревшись в него, сказал: «Не я ли видел тебя с Ним в саду?» Петр смутился и ответил: «Не знаю и не понимаю, что ты говоришь». С этими словами он направился к выходу и, когда подходил к воротам, запел петух. В это время к Петру подошла вторая служанка и, указывая на Петра, заявила, что и он был с Иисусом Назореем. Тогда Петр стал с клятвой уверять, что не знает этого Человека. Обвинители отступили от ученика Господня, а он, успокоившись, приблизился к костру. Сидевшие у костра вели разговор об Иисусе и называли Его Галилеянином. По разговору Петра некоторые узнали в нем галилеянина и сказали ему, что он ученик Его, потому что наречие его сходно с галилейским. Страх нашел на Петра, и он начал клясться, говоря: «Не знаю Человека сего, о Котором говорите».

К этому времени суд над Иисусом закончился. Его вывели во двор, но Петр не заметил своего Учителя и при Нем отрекся от Него в третий раз. В это время петух пропел второй раз. Господь взглянул на Петра. Тогда Петр вспомнил сказанное ему: «Прежде, нежели петух пропоет дважды, трижды отречешься от Меня». Он горько заплакал и вышел со двора.

Пока члены синедриона отдыхали по своим домам, Спаситель находился во дворе Каиафы. Сторожившие Его закрывали лицо Его покрывалом, били его по лицу и спрашивали: «Прореки, кто ударил Тебя». Некоторые плевали в Него. На рассвете члены синедриона собрались на суд, но не в доме Каиафы, а в помещении синедриона, куда привели Иисуса и после нового допроса окончательно постановили убить Его. Приговор синедриона, однако, не мог быть приведен в исполнение без утверждения римского правителя.