Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Спор о Великом Княжении. Злодейство Князя Московского. Дела
Новогородские. Узбеки. Мужество Новогородцев. Георгий - зять Ханов. Умеренность
и добродушие Михаила. Победа над Татарами. Суд в Орде. Пышная забава Ханская.
Великодушная кончина Михаила. Город Маджары. Разбои Моголов. Петр Митрополит.
Ярлык Ханский. Разные бедствия.
[1304-1305 гг.]Как жизнь, так и кончина
Андреева была несчастием для России. Два Князя объявили себя его наследниками:
Михаил Тверской и Георгий Даниилович Московский; но первый с большим правом,
будучи внуком Ярослава Всеволодовича и дядею Георгиевым, следственно, старейшим
в роде. Сие право казалось вообще неоспоримым, и Бояре Великого Княжения, предав
земле тело Андрееве, спешили в Тверь поздравить Михаила Государем Владимирским.
Новогородцы также признали его своим Главою, в уверении, что Хан утвердит за ним
Великое Княжение. Михаил обязался, подобно отцу, блюсти их уставы, восстановить
древние границы между Новымгородом и землею Суздальскою; не требовать бывших
волостей Димитриевых и Андреевых: купленные же им самим, Княгинею или Боярами
его в земле Новогородской отдать на выкуп или прежним владельцам или
Правительству; не позволять самосуда ни себе, ни Княжеским судиям, но
решать тяжбы единственно по законам; отправлять людей своих за Волок только из
Новагорода, в двух ладиях, и проч.
Добрый Митрополит Максим тщетно уговаривал
Георгия не искать Великого Княжения, обещая ему именем Ксении, матери
Михаиловой, и своим собственным любые города в прибавок к его Московской
области. Дядя и племянник поехали судиться к Хану, оставив Россию в несогласии и
в мятеже. Одни города стояли за Князя Тверского, иные за Московского. Георгий
едва мог спастися от друзей Михаиловых, которые не хотели пустить его в Орду и
думали задержать на пути в области Суздальской; а Бориса Данииловича,
приехавшего в Кострому, схватили и послали в Тверь. Но второй Георгиев брат,
Иоанн, разбил Тверитян, хотевших взять Переславль, и Воевода их, Акинф остался
на месте сражения в числе убитых. Наместники Михаиловы хотели въехать в
Новгород: жители не впустили их, сказав: "Мы избрали Михаила с условием,
да явит грамоту Ханскую и будет тогда Князем нашим, но не прежде!" - В других
областях господствовало безначалие и неустройство. Граждане Костромские,
преданные Михаилу, ненавидя память Андрееву и злобствуя на бывших его любимцев,
самовольно их судили и наказывали; а чернь Нижнего Новагорода, вследствие
мятежного Веча, умертвила многих Бояр как мнимых врагов отечества. Князь
Нижегородский, Михаил, сын Андрея Ярославича, находился в Орде: он там женился;
возвратясь в свой Удел, казнил виновников сего беззаконного Веча: ибо чернь не
имела власти судебной, исключительного права Княжеского.
[1305-1308 гг.] Чрез несколько месяцев решилась
неизвестность: Михаил превозмог соперника и приехал с Ханскою грамотою в
Владимир, где Митрополит возвел его на престол Великого Княжения. Зная
неуступчивость врага своего, он хотел оружием смирить Георгия и дважды приступал
к Москве, однако ж без успеха; кровопролитный бой под ее стенами усилил только
взаимную их злобу, бедственную для обоих, как увидим. Современные Летописцы
винят одного Князя Московского, который в противность древнему обыкновению
спорил с дядею о старейшинстве. Сверх того Георгий по качествам черной души
своей заслужил всеобщую ненависть и, едва утвердясь на престоле наследственном,
гнусным делом изъявил презрение к святейшим законам человечества. Мы говорили о
несчастной судьбе Рязанского Владетеля, Константина, плененного Даниилом: он
шесть лет томился в неволе; Княжение его, лишенное Главы, зависело некоторым
образом от Московского. Георгий велел умертвить Константина, считая сие
злодейство нужным для беспрекословного господства над Рязанью, и весьма ошибся:
ибо сын убиенного, Ярослав, под защитою Хана спокойно наследовал престол
отеческий как Владетель независимый, оставив в добычу Георгию из городов своих
одну Коломну. - Самые меньшие братья Георгиевы, дотоле служив ему верно, не
могли с ним ужиться в согласии. Двое из них, Александр и Борис Данииловичи,
уехали в Тверь, без сомнения недовольные его жестокостию.
Михаил несколько лет властвовал спокойно и жил
большею частию в Твери. Его Наместники правили Великим Княжением и Новымгородом,
коего чиновники относились к нему во всех делах государственных. Так, они
письменно жаловались Михаилу на двух Княжеских Вельмож, Феодора и Бориса, бывших
Начальниками во Пскове и в области Корельской: первый, сведав о нашествии
Ливонских Рыцарей (в 1307 году), уехал из города, принудив тем оставленных без
Вождя Псковитян заключить с Магистром, Гертом фон-Иокке, не весьма выгодный мир,
и разорил многие села Новогородские; второй, утесняя Корелов, заставил их бежать
к Шведам и силою брал, что ему не принадлежало. Новогородцы желали навсегда
избавиться от таких недостойных Правителей, взносили деньги за села, купленные в
их областях сими Боярами, и предоставляли себе условиться изустно с Князем о
прочем. Он ездил из Твери к Святой Софии и был принят гражданами с обыкновенными
знаками усердия; однако ж не хотел сам предводительствовать ими, когда они,
построив новую крепость на месте нынешнего Кексгольма, ходили на судах в
Финляндию до реки Черной, или Кумо, где [в 1311 г.] сожгли город Ванай, осаждали
Шведов в замке, на скале неприступной, и разорили множество селений. У бедных
жителей, по словам Летописца, не осталось ни одной рогатой скотины: ибо Россияне
истребили там все, чего не могли увести с собою. [1312 г.] Совершив благополучно
сей дальний поход, Новогородцы начали ссориться с Князем, жалуясь, что он не
исполняет договорной грамоты; но когда оскорбленный Михаил, заняв войском
Торжок, не велел пускать к ним хлеба, народ встревожился и, несмотря на весеннюю
распутицу, отправил в Тверь своего Архиепископа, Давида, чтобы обезоружить
Великого Князя. Мир заключили скоро, ибо искренно желали его с обеих сторон:
Новгород, опустошенный в сие время пожаром, имел необходимую нужду в подвозах и,
лишенный оных, мог быть жертвою голода; а Михаил долженствовал немедленно ехать
в Орду. Хан Тохта умер; сын его, юный Узбек, воцарился, славный в летописях
Востока правосудием и ревностию к Вере Магометовой, восстановленной им во всех
Могольских владениях: ибо Тохта был, кажется, язычником и не следовал учению
Алкорана. Историк Абулгази пишет, что многие Татары, в знак особенной любви к
сему Царю, назвалися его именем, или Узбеками, доныне известными в Хиве и в
землях окрестных.
[1313-1315 гг.] Взяв с Новогородцев 1500 гривен
серебра, Михаил возвратил им своих Наместников и, поехав в Орду, жил там целые
два года. Столь долговременное отсутствие, без сомнения невольное, имело вредные
следствия для него и для России. Шведы [в 1314 г.] сожгли Ладогу: Корелы,
впустив их в Кексгольм, умертвили там многих Россиян. Хотя Новогородцы отмстили
тем и другим, под начальством Михаилова Наместника выгнали Шведов и казнили
изменников Корельских, но винили Михаила, что он, пресмыкаясь в Орде у ног
Хановых, забывает отечество. Георгий Московский не замедлил воспользоваться сим
расположением: родственник его, Князь Феодор Ржевский, приехал в Новгород, взял
под стражу Наместников Михаиловых и так обольстил легкомысленных граждан, что
они, признав Георгия своим Начальником, объявили даже войну Великому Князю. Едва
не дошло до битвы: на одном берегу Волги стояли Новогородцы, на другом сын
Михаилов, Димитрий, с верною Тверскою ратию. К счастию, осенние морозы, покрыв
реку тонким льдом, удалили кровопролитие, и Новогородцы согласились на мир; а
Князь Московский, обещая им благоденствие и вольность, сел на престоле Святой
Софии.
Скоро позвали Георгия к Хану дать ответ на
справедливые жалобы Михаиловы. Он поручил Новгород брату своему Афанасию и, взяв
с собою богатые дары, надеялся быть правым в таком судилище, где
председательствовало алчное корыстолюбие. Но Михаил уже нес обнаженный меч и
грамоту Узбекову. Сильные полки Моголов окружили его и вступили в Россию с
Воеводою Тайтемером. Сия грозная весть поколебала, однако ж не смирила
Новогородцев. Исчисляя в мыслях все одержанные ими победы со времен Рюрика до
настоящего и вспомнив, что сам Михаил великодушною решимостию спас Тверь от
нашествия Моголов, они вооружились и ждали неприятеля близ Торжка. Прошло шесть
недель. Наконец явилась сильная рать Михаилова, Владимирская, Тверская и
Могольская. Переговоров не было: [10 февраля 1316 г.] вступили в бой, жестокий,
хотя и неравный. Никогда Новогородцы не изъявляли более мужества; чиновники и
Бояре находились впереди; купцы сражались как Герои. Множество их легло на
месте; остаток заключился в Торжке, и Михаил, как победитель, велел объявить,
чтобы Новогородцы выдали ему Князей Афанасия и Феодора Ржевского, если хотят
мира. Слабые числом, обагренные кровию, своею и чуждою, они единодушно
ответствовали: "Умрем за Святую Софию и за Афанасия; честь всего дороже". Михаил
требовал по крайней мере одного Феодора Ржевского: многие и того не хотели;
наконец уступили необходимости и еще обязались заплатить Великому Князю знатное
количество серебра. Некоторые из Бояр Новогородских вместе с Князем Афанасием
остались аманатами в руках победителя; другие отдали ему все, что имели: коней,
оружие, деньги. Написали следующую грамоту: "Великий Князь Михаил условился с
Владыкою и с Новымгородом не воспоминать прошедшего. Что с обеих сторон
захвачено в междоусобие, того не отыскивать. Пленники свободны без окупа.
Прежняя Тверская Феоктистова грамота должна иметь всю силу свою. Новгород платит
Князю в разные сроки от второй недели Великого Поста до Вербной, 12000 гривен
серебра, зачитая в сей платеж взятое в Торжке у Бояр Новогородских имение.
Князь, приняв сполна вышеозначенную сумму, должен освободить аманатов, изрезать
сию грамоту и править нами согласно с древним уставом".
Сей мир, вынужденный крайностию, не мог быть
истинным, и Великий Князь, сведав, что послы Новогородские тайно едут в Орду с
жалобою на него, велел переловить их; отозвал Наместников Княжеских из
Новагорода и пошел туда с войском. Новогородцы укрепили столицу, призвали
жителей Пскова, Ладоги, Русы, Корелов, Ижерцев, Вожан и ревностно готовились к
битве, одушевленные любовию к вольности и ненавистию к Великому Князю. Он имел
еще друзей между ими, но робких, безмолвных: ибо народ свирепо вопил на Вече и
грозил им казнию; свергнул одного Боярина с моста за мнимую измену, а другого,
совершенно невинного, умертвил по доносу раба, что господин его в переписке с
Михаилом. - Такое ужасное остервенение и многочисленность собранных в Новегороде
ратников изумили Великого Князя: он стоял несколько времени близ города, решился
отступить и вздумал, к несчастию, идти назад ближайшею дорогою, сквозь леса
дремучие. Там войско его между озерами и болотами тщетно искало пути удобного.
Кони, люди падали мертвые от усталости и голода; воины сдирали кожу с щитов
своих, чтобы питаться ею. Надлежало бросить или сжечь обозы. Князь вышел наконец
из сих мрачных пустынь с одною пехотою, изнуренною и почти безоружною.
[1317 г.] Тогда Новогородцы прислали в Тверь
Архиепископа Давида, без всякой надменности моля Великого Князя освободить их
аманатов; предлагали ему серебро, мир и дружбу. "Дело сделано, - говорили они: -
желаем спокойствия и тишины". Михаил отвергнул сие предложение; стыдился мира
бесчестного, хотел победить и даровать его.
[1318 г.] Между тем Георгий жил в Орде, три
года кланялся, дарил и приобрел наконец столь великую милость, что юный Узбек,
дав ему старейшинство между Князьями Российскими, женил его на своей любимой
сестре Кончаке, названной в крещении Агафиею: дело не весьма согласное с
ревностию сего Хана к Вере Магометовой! Провождаемый Моголами и Воеводою их,
Кавгадыем, Георгий возвратился в Россию и, пылая нетерпением сокрушить врага,
хотел немедленно завоевать Тверь. Михаил отправил к нему Послов. "Будь Великим
Князем, если так угодно Царю, - сказали они Георгию именем своего Государя: -
только оставь Михаила спокойно княжить в его наследии; иди в Владимир и распусти
войско". Ответом Князя Московского было опустошение Тверских сел и городов до
самых берегов Волги. Тогда Михаил призвал на совет Княжеский Епископа и Бояр.
"Судите меня с племянником, - говорил он: - не сам ли Хан утвердил меня на
Великом Княжении? Не заплатил ли я ему выхода, или Царской пошлины?
Теперь отказываюсь от сего достоинства и не могу укротить злобы Георгия. Он ищет
головы моей; жжет, терзает мою наследственную область. Совесть меня не упрекает;
но может быть, ошибаюсь. Скажите ваше мнение: виновен ли я пред Георгием?"
Епископ и Бояре, умиленные горестию и добросердечием Князя, единогласно отвечали
ему: "Ты прав, Государь, пред лицом Всевышнего, и когда смирение твое не могло
тронуть ожесточенного врага, то возьми праведный меч в десницу; иди: с тобою Бог
и верные слуги, готовые умереть за доброго Князя". - "Не за меня одного (сказал
Михаил), но за множество людей невинных, лишаемых крова отеческого, свободы и
жизни. Вспомните речь Евангельскую: кто положит душу свою за друга, той велик
наречется. Да будет нам слово Господне во спасение!" Великий Князь,
предводительствуя войском мужественным, встретил полки Георгиевы, соединенные с
Татарами и Мордвою, в 40 верстах от Твери, где ныне селение Бортново. Началась
битва. Казалось, что Михаил искал смерти: шлем и латы его были все исстрелены,
обсечены, но Князь цел и невредим; везде отражал неприятелей и наконец обратил
их в бегство. Сия победа [22 декабря] спасла множество несчастных Россиян,
жителей Тверской области, взятых в неволю Татарами: смотря издали на
кровопролитие, безоружные, скованные, они помогали своему Князю усердными
молитвами и, видя его торжество, плакали от радости. Михаилу представили жену
Георгиеву, брата его Бориса Данииловича и Воеводу Узбекова, Кавгадыя, вместе с
другими пленниками. Великий Князь запретил воинам убивать Татар и, ласково
угостив Кавгадыя в Твери, с богатыми дарами отпустил его к Хану. Сей лицемер
клялся быть ему другом; обвинял себя, Георгия и говорил, что они воевали
Тверскую область без повеления Узбекова.
Князь Московский бежал к Новогородцам, которые,
еще не знав об успехе его в Орде, дали Михаилу слово не вмешиваться в их распрю.
(В сие время они мстили Шведам за разбитие наших судов на Ладожском озере:
воевали приморскую часть Финляндии; взяли город Финского Князя и другой -
Епископов, или нынешний Або.) Узнав торжество Михаилово, Новогородцы
вступились за Георгия: собрали полки и приближились к Волге. На другой стороне
ее развевались знамена Тверские, украшенные знаками свежей победы; однако ж
Великий Князь не хотел вторичной жестокой битвы и предложил Георгию ехать с ним
в Орду. "Хан рассудят нас, - говорил Михаил, - и воля его будет мне законом.
Возвращаю свободу супруге твоей, брату и всем Новогородским аманатам". На сем
основании сочинили договорную грамоту, в коей Георгий именован Великим
Князем и по коей Новогородцы, в ожидании суда Узбекова, могли свободно
торговать в Тверской области, а Послы их ездить чрез оную безопасно. К
несчастию, жена Георгиева скоропостижно умерла в Твери, и враги Михаиловы
распустили слух, что она была отравлена ядом. Может быть, сам Георгий вымыслил
сию клевету: по крайней мере охотно верил ей и воспользовался случаем очернить
своего великодушного неприятеля в глазах Узбековых. Провождаемый многими
Князьями и Боярами, он вместе с Кавгадыем отправился к Хану; а неосторожный
Михаил еще долго медлил, послав в Орду двенадцатилетнего сына, Константина,
защитника слабого и бессловесного.
Между тем как враг его ревностно действовал в
Сарае и подкупал Вельмож Могольских, Великий Князь, имея чистую совесть и
готовый всем жертвовать благу России, спокойно занимался в Твери делами
правления; наконец, взяв благословение у Епископа, поехал. Великая Княгиня Анна
провожала его до берегов Нерли: там он исповедался с умилением, и, вверяя
Духовнику свою тайную мысль, сказал: "Может быть, в последний раз открываю тебе
внутренность души моей. Я всегда любил отечество, но не мог прекратить наших
злобных междоусобий: по крайней мере буду доволен, если хотя смерть моя успокоит
его". Михаил, скрывая сие горестное предчувствие от нежной супруги, велел ей
возвратиться. Посол Ханский, именем Ахмыл, объявил ему в Владимире гнев Узбеков.
"Спеши к Царю, - говорил он: - или полки его чрез месяц вступят в твою область.
Кавгадый уверяет, что ты не будешь повиноваться". Устрашенные сим известием,
Бояре советовали Великому Князю остановиться. Добрые сыновья Михаиловы, Димитрий
и Александр, также заклинали отца не ездить в Орду и послать туда кого-нибудь из
них, чтобы умилостивить Хана. "Нет, - отвечал Михаил: - Царь требует меня, а не
вас: подвергну ли отечество новому несчастию? Можем ли бороться со всею силою
неверных? За мое ослушание падет множество голов Христианских; бедных Россиян
толпами поведут в плен. Мне надобно будет умереть и тогда: не лучше ли же ныне,
когда могу еще своею погибелию спасти других?" Он написал завещание, распорядил
сыновьям Уделы, дал им отеческое наставление, как жить добродетельно, и
простился с ними навеки.
Михаил нашел Узбека на берегу моря
Сурожского, или Азовского, при устье Дона; вручил дары Хану, Царице,
Вельможам и шесть недель жил спокойно в Орде, не слыша ни угроз, ни обвинений.
Но вдруг, как бы вспомнив дело совершенно забытое, Узбек сказал Вельможам своим,
чтобы они рассудили Михаила с Георгием и без лицеприятия решили, кто из них
достоин казни. Начался суд. Вельможи собрались в особенном шатре, подле
Царского; призвали Михаила и велели ему отвечать на письменные доносы многих
Баскаков, обвинявших его в том, что он не платил Хану всей определенной дани.
Великий Князь ясно доказал их несправедливость свидетельствами и бумагами; но
злодей Кавгадый, главный доноситель, был и судиею! Во второе заседание привели
Михаила уже связанного и грозно объявили ему две новые вины его, сказывая, что
он дерзнул обнажить меч на Посла Царева и ядом отравил жену Георгиеву. Великий
Князь отвечал: "В битве не узнают Послов; но я спас Кавгадыя и с честию отпустил
его. Второе обвинение есть гнусная клевета: как Христианин свидетельствуюсь
Богом, что у меня и на мысли не было такого злодеяния". Судии не слушали его,
отдали под стражу, велели оковать цепями. Еще верные Бояре и слуги не отходили
от своего злосчастного Государя: приставы удалили их, наложили ему на шею
тяжелую колодку разделили между собою все драгоценные одежды Княжеские.
Узбек ехал тогда на ловлю к берегам Терека со
всем войском, многими знаменитыми данниками и Послами разных народов. Сия
любимая забава Ханова продолжалась обыкновенно месяц или два и разительно
представляла их величие: несколько сот тысяч людей было в движении; каждый воин
украшался лучшею своею одеждою и садился на лучшего коня; купцы на бесчисленных
телегах везли товары Индейские и Греческие; роскошь, веселие господствовали в
шумных, необозримых станах, и дикие степи казались улицами городов многолюдных.
Вся Орда тронулась: вслед за нею повлекли и Михаила, ибо Узбек еще не решил
судьбы его. Несчастный Князь терпел уничижение и муку с великодушною твердостию.
На пути из Владимира к морю Азовскому он несколько раз приобщался Святых Таин и,
готовый умереть как должно Христианину, изъявил чудесное спокойствие. Печальные
Бояре снова имели к нему доступ: Михаил ободрял их и с веселым лицом говорил:
"Друзья! Вы долго видели меня в чести и славе: будем ли неблагодарны?
Вознегодуем ли на Бога за уничижение кратковременное? Выя моя скоро освободится
от сего древа, гнетущего оную". Ночи проводил он в молитве и в пении
утешительных Псалмов Давидовых; Отрок Княжеский держал перед ним книгу и
перевертывал листы: ибо стражи всякую ночь связывали руки Михаилу. Желая мучить
свою жертву, злобный Кавгадый в один день вывел его на торговую площадь,
усыпанную людьми; поставил на колена, ругался над ним и вдруг, как бы тронутый
сожалением, сказал ему: "Не унывай! Царь поступает так и с родными в случае
гнева; но завтра, или скоро, объявят тебе милость, и снова будешь в чести".
Торжествующий злодей удалился. Князь, изнуренный, слабый, сел на площади, и
любопытные окружили его, рассказывая друг другу, что сей узник был великим
Государем в земле своей. Глаза Михаиловы наполнились слезами: он встал и пошел в
вежу, или шатер, читая тихим голосом из псалма: Вси видящие мя покиваху
главами своими... уповаю на Господа! - Несколько раз верные слуги предлагали
ему тайно уйти, сказывая, что кони и проводники готовы."Я никогда не знал
постыдного бегства, - отвечал Михаил: - оно может только спасти меня, а не
отечество. Воля Господня да будет!"
Орда находилась уже далеко за Тереком и горами
Черкасскими, близ Врат Железных, или Дербента, подле Ясского города Тетякова, в
1277 году взятого нашими Князьями для Хана Мангу-Тимура. Кавгадый ежедневно
приступал к Царю со мнимыми доказательствами, что Великий Князь есть злодей
обличенный: Узбек, юный, неопытный, опасался быть несправедливым; наконец,
обманутый согласием бессовестных судей, единомышленников Георгиевых и
Кавгадыевых, утвердил их приговор.
Михаил сведал и не ужаснулся; отслушав Заутреню
(ибо с ним были Игумен и два Священника), благословил сына своего, Константина;
поручил ему сказать матери и братьям, что он умирает их нежным другом; что они,
конечно, не оставят верных Бояр и слуг его, которые у престола и в темнице
изъявляли Государю равное усердие. Час решительный наступал. Михаил, взяв у
священника Псалтирь и разогнув оную, читал слова: сердце мое смятеся во мне,
и боязнь смерти нападе на мя. Душа его невольно содрогнулась. Игумен сказал
ему: "Государь! В сем же Псалме, столь тебе известном, написано: возверзи на
Господа печаль твою". Великий Князь продолжал: кто даст ми криле яко
голубине? и полещу и почию... Умиленный сим живым образом свободы, он закрыл
книгу, и в то самое мгновение вбежал в ставку один из его Отроков с лицом
бледным, сказывая дрожащим голосом, что Князь Георгий Даниилович, Кавгадый и
множество народа приближаются к шатру. "Ведаю, для чего, - ответствовал Михаил и
немедленно послал юного сына своего к Царице, именем Баялыни, будучи уверен в ее
жалости. Георгий и Кавгадый остановились близ шатра, на площади, и сошли с
коней, отрядив убийц совершить беззаконие. Всех людей Княжеских разогнали:
Михаил стоял один и молился: Злодеи повергли его на землю, мучили, били пятами.
Один из них, именем Романец (следственно, Христианской Веры), вонзил ему
нож в ребра и вырезал сердце. Народ вломился в ставку для грабежа, позволенного
у Моголов в таком случае. - Георгий и Кавгадый, узнав о смерти Святого Мученика
- ибо таковым справедливо признает его наша Церковь - сели на коней и подъехали
к шатру. Тело Михаила лежало нагое. Кавгадый, свирепо взглянув на Георгия,
сказал ему: "Он твой дядя: оставишь ли труп его на поругание?" Слуга Георгиев
закрыл оный своею одеждою.
Михаил не обманулся в надежде на добродушие
супруги Узбековой: она с чувствительностию приняла и старалась утешить юного
Константина, защитила и Бояр его, успевших отдать себя в ее покровительство:
другие же, схваченные злобными врагами их Государя, были истерзаны и заключены в
оковы. - Георгий послал тело Великого Князя в Маджары, город торговый (на реке
Куме, в Кавказской Губернии), где, как вероятно, обитали некогда Угры, изгнанные
Печенегами из Лебедии. Там многие купцы, знав лично Михаила, желали прикрыть
оное драгоценными плащеницами и внести в церковь; но Бояре Георгиевы не
пустили их к окровавленному трупу и поставили его в хлеве. В Ясском городе
Бездеже они также не хотели остановиться у церкови Христианской,
днем и ночью стерегли тело; наконец привезли в Москву и погребли в монастыре
Спасском (в Кремле, где стоит еще древняя церковь Преображения).
Злодей Кавгадый чрез несколько месяцев кончил
жизнь свою внезапно; увидим, что Провидение наказало и жестокого Георгия; а
память Михаилова была священна для современников и потомства: ибо сей Князь,
столь великодушный в бедствии, заслужил славное имя отечестволюбца. Кроме
одних Новогородцев, считавших его опасным врагом народной вольности, все жалели
об нем искренно, но всех более верные, мужественные Тверитяне: ибо он возвеличил
сие Княжение и любил их действительно как отец. Сверх достоинств государственных
- ума проницательного, твердости, мужества - Михаил отличался и семейственными:
нежною любовию к супруге, к детям, в особенности к матери, умной, добродетельной
Ксении, воспитавшей его в правилах благочестия и скончавшей дни свои Монахинею.
При сем Великом Князе Ростов, Кострома и Брянск
были жертвою хищных Татар. Наследник Константина Борисовича Ростовского,
умершего в Орде, сын его Василий (в 1316 году) приехал от Хана в столицу свою с
двумя Могольскими Вельможами, коих грабительство и насилие остались в ней
надолго памятными. Такие разбойники назывались обыкновенно Послами. Один
из них (в 1318 году), убив в Костроме 120 человек, опустошил Ростов огнем и
мечом, взял сокровища церковные, пленил многих людей. Несчастие Брянска
произошло от междоусобия двух Князей. Там господствовал Василий, внук Романов:
изгнанный дядею, Святославом, он возвратился (в 1310 году) с шайкой Моголов.
Святослав, в надежде на усердие жителей, спешил отразить их; но граждане
изменили ему: бросили знамена и побежали. Он не хотел уступить и лег на месте
битвы со своею дружиною Княжескою, оказав редкое, но бесполезное мужество.
Победители расхитили город.
В Брянске находился тогда новый Митрополит,
преемник Максимов: он едва мог, ушедши в церковь, спастися от лютости Татар. По
кончине Максима (в 1305 году) какой-то Игумен Геронтий вздумал было своевольно
занять его место, присвоив себе утварь Святительскую и жезл Пастыря; но Патриарх
Афанасий в угодность Князю Галицкому, отвергнув Геронтия (в 1308 году), посвятил
в Митрополиты для всей России Петра, Волынского Игумена, мужа столь
ревностного в исполнении своих Пастырских обязанностей, что Духовенство северной
России единогласно благословило его высокую добродетель. Один Тверской Епископ,
сын Князя Литовского Герденя, легкомысленный и гордый, дерзнул злословить сего
Митрополита; но был торжественно обличен в клевете на Соборе в Переславле
Залесском, где присутствовали Епископ Ростовский, Игумены, Священники, Князья,
Вельможи и Посол Цареградского Патриарха. Истиною и любовию заградив уста
клеветнику, Петр, вместо укоризн, сказал ему: Мир ти о Христе, чадо! Отныне
блюдися лжи; мимошедшая же да отпустит ти Господь! .. В других случаях сей
кроткий Архипастырь умел быть и строгим: снял Епископский сан с Исмаила
Сарского, без сомнения за важное преступление относительно к Церкви или
отечеству, и предал анафеме какого-то опасного еретика Сеита, обличенного им в
богопротивном умствовании, но не хотевшего раскаяться. Как достойный учитель
Веры Христианской, Петр склонял Князей к миролюбию, заклинал несчастного
Святослава Брянского не вступать в битву с Василием и старался прекратить вражду
между Князьями Тверскими и Московским; не имея средств избавить народ от ига,
желая по крайней мере оградить безопасностию церкви святые и домы ее служителей;
ездил в Орду с Михаилом (в 1313 году) и выходил для них так называемый
ярлык, или грамоту льготную, в коей Узбек, следуя примеру бывших до него
Ханов, подтвердил важные права и выгоды Российского Духовенства. Мы имеем сей
ярлык и многие иные новейшие, достопамятные содержанием и слогом. Хан пишет:
"Вышнего и бессмертного Бога волею и силою, величеством и милостию. Узбеково
слово ко всем Князьям великим, средним и нижним, Воеводам, книжникам, Баскакам,
писцам, мимоездящим Послам, сокольникам, пардусникам во всех Улусах и странах,
где Бога бессмертного силою наша власть держит и слово наше
владеет. Да никто не обидит в Руси Церковь Соборную, Петра Митрополита и
людей его, Архимандритов, Игуменов, Попов, и проч. Их грады, волости, села,
земли, ловли, борти, луга, леса, винограды, сады, мельницы, хуторы свободны от
всякой дани и пошлины: ибо все то есть Божие; ибо сии люди молитвою своею блюдут
нас и наше воинство укрепляют. Да будут они подсудны единому Митрополиту,
согласно с древним законом их и грамотами прежних Царей Ординских. Да пребывает
Митрополит в тихом и кротком житии; да правым сердцем и без печали молит Бога за
нас и детей наших. Кто возьмет что-нибудь у Духовных, заплатит втрое; кто
дерзнет порицать Веру Русскую, кто обидит церковь, монастырь, часовню, да умрет!
и проч. Писано Заячьего лета, осеннего первого месяца, четвертого Ветха
(то есть в четвертый день ущерба луны) на полях". Говоря о данях, собираемых в
России, Узбек именует поплужную, или с каждой сохи, мостовую, береговую:
увольняет церковников от воинской службы, подвод и всякой работы. В таком
порабощении находились Россияне, всего более угнетаемые ненасытным сребролюбием
Ханских пошлинников или откупщиков Царской дани, между коими бывали иногда и
Жиды, обитатели Крыма, или Тавриды.
К сему общему государственному злу
присоединялись тогда весьма частые естественные бедствия. Летописцы сказывают,
что в 1309 году явилось везде чудесное множество мышей, которые съели хлеб на
полях, рожь, овес, пшеницу: от чего в целой России произошли голод, мор на людей
и на скот. В 1314 году Новгород терпел великий недостаток в съестных припасах; а
народ Псковский, угнетаемый дороговизною, грабил домы и села богатых людей так,
что Правительство долженствовало употребить весьма строгие меры для
восстановления тишины и казнить пятьдесят главных мятежников. Зобница ржи
стоила там 5 гривен. В 1318 году свирепствовала в Твери какая-то жестокая,
смертоносная болезнь.
Глава VIII
Дата: 2018-12-28, просмотров: 503.