ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ МИХАИЛ ЯРОСЛАВИЧ. ГОДЫ 1304-1319
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

 

Спор о Великом Княжении. Злодейство Князя Московского. Дела

Новогородские. Узбеки. Мужество Новогородцев. Георгий - зять Ханов. Умеренность

и добродушие Михаила. Победа над Татарами. Суд в Орде. Пышная забава Ханская.

Великодушная кончина Михаила. Город Маджары. Разбои Моголов. Петр Митрополит.

Ярлык Ханский. Разные бедствия.

 

[1304-1305 гг.]Как жизнь, так и кончина

Андреева была несчастием для России. Два Князя объявили себя его наследниками:

Михаил Тверской и Георгий Даниилович Московский; но первый с большим правом,

будучи внуком Ярослава Всеволодовича и дядею Георгиевым, следственно, старейшим

в роде. Сие право казалось вообще неоспоримым, и Бояре Великого Княжения, предав

земле тело Андрееве, спешили в Тверь поздравить Михаила Государем Владимирским.

Новогородцы также признали его своим Главою, в уверении, что Хан утвердит за ним

Великое Княжение. Михаил обязался, подобно отцу, блюсти их уставы, восстановить

древние границы между Новымгородом и землею Суздальскою; не требовать бывших

волостей Димитриевых и Андреевых: купленные же им самим, Княгинею или Боярами

его в земле Новогородской отдать на выкуп или прежним владельцам или

Правительству; не позволять самосуда ни себе, ни Княжеским судиям, но

решать тяжбы единственно по законам; отправлять людей своих за Волок только из

Новагорода, в двух ладиях, и проч.

 

Добрый Митрополит Максим тщетно уговаривал

Георгия не искать Великого Княжения, обещая ему именем Ксении, матери

Михаиловой, и своим собственным любые города в прибавок к его Московской

области. Дядя и племянник поехали судиться к Хану, оставив Россию в несогласии и

в мятеже. Одни города стояли за Князя Тверского, иные за Московского. Георгий

едва мог спастися от друзей Михаиловых, которые не хотели пустить его в Орду и

думали задержать на пути в области Суздальской; а Бориса Данииловича,

приехавшего в Кострому, схватили и послали в Тверь. Но второй Георгиев брат,

Иоанн, разбил Тверитян, хотевших взять Переславль, и Воевода их, Акинф остался

на месте сражения в числе убитых. Наместники Михаиловы хотели въехать в

Новгород: жители не впустили их, сказав: "Мы избрали Михаила с условием,

да явит грамоту Ханскую и будет тогда Князем нашим, но не прежде!" - В других

областях господствовало безначалие и неустройство. Граждане Костромские,

преданные Михаилу, ненавидя память Андрееву и злобствуя на бывших его любимцев,

самовольно их судили и наказывали; а чернь Нижнего Новагорода, вследствие

мятежного Веча, умертвила многих Бояр как мнимых врагов отечества. Князь

Нижегородский, Михаил, сын Андрея Ярославича, находился в Орде: он там женился;

возвратясь в свой Удел, казнил виновников сего беззаконного Веча: ибо чернь не

имела власти судебной, исключительного права Княжеского.

 

[1305-1308 гг.] Чрез несколько месяцев решилась

неизвестность: Михаил превозмог соперника и приехал с Ханскою грамотою в

Владимир, где Митрополит возвел его на престол Великого Княжения. Зная

неуступчивость врага своего, он хотел оружием смирить Георгия и дважды приступал

к Москве, однако ж без успеха; кровопролитный бой под ее стенами усилил только

взаимную их злобу, бедственную для обоих, как увидим. Современные Летописцы

винят одного Князя Московского, который в противность древнему обыкновению

спорил с дядею о старейшинстве. Сверх того Георгий по качествам черной души

своей заслужил всеобщую ненависть и, едва утвердясь на престоле наследственном,

гнусным делом изъявил презрение к святейшим законам человечества. Мы говорили о

несчастной судьбе Рязанского Владетеля, Константина, плененного Даниилом: он

шесть лет томился в неволе; Княжение его, лишенное Главы, зависело некоторым

образом от Московского. Георгий велел умертвить Константина, считая сие

злодейство нужным для беспрекословного господства над Рязанью, и весьма ошибся:

ибо сын убиенного, Ярослав, под защитою Хана спокойно наследовал престол

отеческий как Владетель независимый, оставив в добычу Георгию из городов своих

одну Коломну. - Самые меньшие братья Георгиевы, дотоле служив ему верно, не

могли с ним ужиться в согласии. Двое из них, Александр и Борис Данииловичи,

уехали в Тверь, без сомнения недовольные его жестокостию.

 

Михаил несколько лет властвовал спокойно и жил

большею частию в Твери. Его Наместники правили Великим Княжением и Новымгородом,

коего чиновники относились к нему во всех делах государственных. Так, они

письменно жаловались Михаилу на двух Княжеских Вельмож, Феодора и Бориса, бывших

Начальниками во Пскове и в области Корельской: первый, сведав о нашествии

Ливонских Рыцарей (в 1307 году), уехал из города, принудив тем оставленных без

Вождя Псковитян заключить с Магистром, Гертом фон-Иокке, не весьма выгодный мир,

и разорил многие села Новогородские; второй, утесняя Корелов, заставил их бежать

к Шведам и силою брал, что ему не принадлежало. Новогородцы желали навсегда

избавиться от таких недостойных Правителей, взносили деньги за села, купленные в

их областях сими Боярами, и предоставляли себе условиться изустно с Князем о

прочем. Он ездил из Твери к Святой Софии и был принят гражданами с обыкновенными

знаками усердия; однако ж не хотел сам предводительствовать ими, когда они,

построив новую крепость на месте нынешнего Кексгольма, ходили на судах в

Финляндию до реки Черной, или Кумо, где [в 1311 г.] сожгли город Ванай, осаждали

Шведов в замке, на скале неприступной, и разорили множество селений. У бедных

жителей, по словам Летописца, не осталось ни одной рогатой скотины: ибо Россияне

истребили там все, чего не могли увести с собою. [1312 г.] Совершив благополучно

сей дальний поход, Новогородцы начали ссориться с Князем, жалуясь, что он не

исполняет договорной грамоты; но когда оскорбленный Михаил, заняв войском

Торжок, не велел пускать к ним хлеба, народ встревожился и, несмотря на весеннюю

распутицу, отправил в Тверь своего Архиепископа, Давида, чтобы обезоружить

Великого Князя. Мир заключили скоро, ибо искренно желали его с обеих сторон:

Новгород, опустошенный в сие время пожаром, имел необходимую нужду в подвозах и,

лишенный оных, мог быть жертвою голода; а Михаил долженствовал немедленно ехать

в Орду. Хан Тохта умер; сын его, юный Узбек, воцарился, славный в летописях

Востока правосудием и ревностию к Вере Магометовой, восстановленной им во всех

Могольских владениях: ибо Тохта был, кажется, язычником и не следовал учению

Алкорана. Историк Абулгази пишет, что многие Татары, в знак особенной любви к

сему Царю, назвалися его именем, или Узбеками, доныне известными в Хиве и в

землях окрестных.

 

[1313-1315 гг.] Взяв с Новогородцев 1500 гривен

серебра, Михаил возвратил им своих Наместников и, поехав в Орду, жил там целые

два года. Столь долговременное отсутствие, без сомнения невольное, имело вредные

следствия для него и для России. Шведы [в 1314 г.] сожгли Ладогу: Корелы,

впустив их в Кексгольм, умертвили там многих Россиян. Хотя Новогородцы отмстили

тем и другим, под начальством Михаилова Наместника выгнали Шведов и казнили

изменников Корельских, но винили Михаила, что он, пресмыкаясь в Орде у ног

Хановых, забывает отечество. Георгий Московский не замедлил воспользоваться сим

расположением: родственник его, Князь Феодор Ржевский, приехал в Новгород, взял

под стражу Наместников Михаиловых и так обольстил легкомысленных граждан, что

они, признав Георгия своим Начальником, объявили даже войну Великому Князю. Едва

не дошло до битвы: на одном берегу Волги стояли Новогородцы, на другом сын

Михаилов, Димитрий, с верною Тверскою ратию. К счастию, осенние морозы, покрыв

реку тонким льдом, удалили кровопролитие, и Новогородцы согласились на мир; а

Князь Московский, обещая им благоденствие и вольность, сел на престоле Святой

Софии.

 

Скоро позвали Георгия к Хану дать ответ на

справедливые жалобы Михаиловы. Он поручил Новгород брату своему Афанасию и, взяв

с собою богатые дары, надеялся быть правым в таком судилище, где

председательствовало алчное корыстолюбие. Но Михаил уже нес обнаженный меч и

грамоту Узбекову. Сильные полки Моголов окружили его и вступили в Россию с

Воеводою Тайтемером. Сия грозная весть поколебала, однако ж не смирила

Новогородцев. Исчисляя в мыслях все одержанные ими победы со времен Рюрика до

настоящего и вспомнив, что сам Михаил великодушною решимостию спас Тверь от

нашествия Моголов, они вооружились и ждали неприятеля близ Торжка. Прошло шесть

недель. Наконец явилась сильная рать Михаилова, Владимирская, Тверская и

Могольская. Переговоров не было: [10 февраля 1316 г.] вступили в бой, жестокий,

хотя и неравный. Никогда Новогородцы не изъявляли более мужества; чиновники и

Бояре находились впереди; купцы сражались как Герои. Множество их легло на

месте; остаток заключился в Торжке, и Михаил, как победитель, велел объявить,

чтобы Новогородцы выдали ему Князей Афанасия и Феодора Ржевского, если хотят

мира. Слабые числом, обагренные кровию, своею и чуждою, они единодушно

ответствовали: "Умрем за Святую Софию и за Афанасия; честь всего дороже". Михаил

требовал по крайней мере одного Феодора Ржевского: многие и того не хотели;

наконец уступили необходимости и еще обязались заплатить Великому Князю знатное

количество серебра. Некоторые из Бояр Новогородских вместе с Князем Афанасием

остались аманатами в руках победителя; другие отдали ему все, что имели: коней,

оружие, деньги. Написали следующую грамоту: "Великий Князь Михаил условился с

Владыкою и с Новымгородом не воспоминать прошедшего. Что с обеих сторон

захвачено в междоусобие, того не отыскивать. Пленники свободны без окупа.

Прежняя Тверская Феоктистова грамота должна иметь всю силу свою. Новгород платит

Князю в разные сроки от второй недели Великого Поста до Вербной, 12000 гривен

серебра, зачитая в сей платеж взятое в Торжке у Бояр Новогородских имение.

Князь, приняв сполна вышеозначенную сумму, должен освободить аманатов, изрезать

сию грамоту и править нами согласно с древним уставом".

 

Сей мир, вынужденный крайностию, не мог быть

истинным, и Великий Князь, сведав, что послы Новогородские тайно едут в Орду с

жалобою на него, велел переловить их; отозвал Наместников Княжеских из

Новагорода и пошел туда с войском. Новогородцы укрепили столицу, призвали

жителей Пскова, Ладоги, Русы, Корелов, Ижерцев, Вожан и ревностно готовились к

битве, одушевленные любовию к вольности и ненавистию к Великому Князю. Он имел

еще друзей между ими, но робких, безмолвных: ибо народ свирепо вопил на Вече и

грозил им казнию; свергнул одного Боярина с моста за мнимую измену, а другого,

совершенно невинного, умертвил по доносу раба, что господин его в переписке с

Михаилом. - Такое ужасное остервенение и многочисленность собранных в Новегороде

ратников изумили Великого Князя: он стоял несколько времени близ города, решился

отступить и вздумал, к несчастию, идти назад ближайшею дорогою, сквозь леса

дремучие. Там войско его между озерами и болотами тщетно искало пути удобного.

Кони, люди падали мертвые от усталости и голода; воины сдирали кожу с щитов

своих, чтобы питаться ею. Надлежало бросить или сжечь обозы. Князь вышел наконец

из сих мрачных пустынь с одною пехотою, изнуренною и почти безоружною.

 

[1317 г.] Тогда Новогородцы прислали в Тверь

Архиепископа Давида, без всякой надменности моля Великого Князя освободить их

аманатов; предлагали ему серебро, мир и дружбу. "Дело сделано, - говорили они: -

желаем спокойствия и тишины". Михаил отвергнул сие предложение; стыдился мира

бесчестного, хотел победить и даровать его.

 

[1318 г.] Между тем Георгий жил в Орде, три

года кланялся, дарил и приобрел наконец столь великую милость, что юный Узбек,

дав ему старейшинство между Князьями Российскими, женил его на своей любимой

сестре Кончаке, названной в крещении Агафиею: дело не весьма согласное с

ревностию сего Хана к Вере Магометовой! Провождаемый Моголами и Воеводою их,

Кавгадыем, Георгий возвратился в Россию и, пылая нетерпением сокрушить врага,

хотел немедленно завоевать Тверь. Михаил отправил к нему Послов. "Будь Великим

Князем, если так угодно Царю, - сказали они Георгию именем своего Государя: -

только оставь Михаила спокойно княжить в его наследии; иди в Владимир и распусти

войско". Ответом Князя Московского было опустошение Тверских сел и городов до

самых берегов Волги. Тогда Михаил призвал на совет Княжеский Епископа и Бояр.

"Судите меня с племянником, - говорил он: - не сам ли Хан утвердил меня на

Великом Княжении? Не заплатил ли я ему выхода, или Царской пошлины?

Теперь отказываюсь от сего достоинства и не могу укротить злобы Георгия. Он ищет

головы моей; жжет, терзает мою наследственную область. Совесть меня не упрекает;

но может быть, ошибаюсь. Скажите ваше мнение: виновен ли я пред Георгием?"

Епископ и Бояре, умиленные горестию и добросердечием Князя, единогласно отвечали

ему: "Ты прав, Государь, пред лицом Всевышнего, и когда смирение твое не могло

тронуть ожесточенного врага, то возьми праведный меч в десницу; иди: с тобою Бог

и верные слуги, готовые умереть за доброго Князя". - "Не за меня одного (сказал

Михаил), но за множество людей невинных, лишаемых крова отеческого, свободы и

жизни. Вспомните речь Евангельскую: кто положит душу свою за друга, той велик

наречется. Да будет нам слово Господне во спасение!" Великий Князь,

предводительствуя войском мужественным, встретил полки Георгиевы, соединенные с

Татарами и Мордвою, в 40 верстах от Твери, где ныне селение Бортново. Началась

битва. Казалось, что Михаил искал смерти: шлем и латы его были все исстрелены,

обсечены, но Князь цел и невредим; везде отражал неприятелей и наконец обратил

их в бегство. Сия победа [22 декабря] спасла множество несчастных Россиян,

жителей Тверской области, взятых в неволю Татарами: смотря издали на

кровопролитие, безоружные, скованные, они помогали своему Князю усердными

молитвами и, видя его торжество, плакали от радости. Михаилу представили жену

Георгиеву, брата его Бориса Данииловича и Воеводу Узбекова, Кавгадыя, вместе с

другими пленниками. Великий Князь запретил воинам убивать Татар и, ласково

угостив Кавгадыя в Твери, с богатыми дарами отпустил его к Хану. Сей лицемер

клялся быть ему другом; обвинял себя, Георгия и говорил, что они воевали

Тверскую область без повеления Узбекова.

 

Князь Московский бежал к Новогородцам, которые,

еще не знав об успехе его в Орде, дали Михаилу слово не вмешиваться в их распрю.

(В сие время они мстили Шведам за разбитие наших судов на Ладожском озере:

воевали приморскую часть Финляндии; взяли город Финского Князя и другой -

Епископов, или нынешний Або.) Узнав торжество Михаилово, Новогородцы

вступились за Георгия: собрали полки и приближились к Волге. На другой стороне

ее развевались знамена Тверские, украшенные знаками свежей победы; однако ж

Великий Князь не хотел вторичной жестокой битвы и предложил Георгию ехать с ним

в Орду. "Хан рассудят нас, - говорил Михаил, - и воля его будет мне законом.

Возвращаю свободу супруге твоей, брату и всем Новогородским аманатам". На сем

основании сочинили договорную грамоту, в коей Георгий именован Великим

Князем и по коей Новогородцы, в ожидании суда Узбекова, могли свободно

торговать в Тверской области, а Послы их ездить чрез оную безопасно. К

несчастию, жена Георгиева скоропостижно умерла в Твери, и враги Михаиловы

распустили слух, что она была отравлена ядом. Может быть, сам Георгий вымыслил

сию клевету: по крайней мере охотно верил ей и воспользовался случаем очернить

своего великодушного неприятеля в глазах Узбековых. Провождаемый многими

Князьями и Боярами, он вместе с Кавгадыем отправился к Хану; а неосторожный

Михаил еще долго медлил, послав в Орду двенадцатилетнего сына, Константина,

защитника слабого и бессловесного.

 

Между тем как враг его ревностно действовал в

Сарае и подкупал Вельмож Могольских, Великий Князь, имея чистую совесть и

готовый всем жертвовать благу России, спокойно занимался в Твери делами

правления; наконец, взяв благословение у Епископа, поехал. Великая Княгиня Анна

провожала его до берегов Нерли: там он исповедался с умилением, и, вверяя

Духовнику свою тайную мысль, сказал: "Может быть, в последний раз открываю тебе

внутренность души моей. Я всегда любил отечество, но не мог прекратить наших

злобных междоусобий: по крайней мере буду доволен, если хотя смерть моя успокоит

его". Михаил, скрывая сие горестное предчувствие от нежной супруги, велел ей

возвратиться. Посол Ханский, именем Ахмыл, объявил ему в Владимире гнев Узбеков.

"Спеши к Царю, - говорил он: - или полки его чрез месяц вступят в твою область.

Кавгадый уверяет, что ты не будешь повиноваться". Устрашенные сим известием,

Бояре советовали Великому Князю остановиться. Добрые сыновья Михаиловы, Димитрий

и Александр, также заклинали отца не ездить в Орду и послать туда кого-нибудь из

них, чтобы умилостивить Хана. "Нет, - отвечал Михаил: - Царь требует меня, а не

вас: подвергну ли отечество новому несчастию? Можем ли бороться со всею силою

неверных? За мое ослушание падет множество голов Христианских; бедных Россиян

толпами поведут в плен. Мне надобно будет умереть и тогда: не лучше ли же ныне,

когда могу еще своею погибелию спасти других?" Он написал завещание, распорядил

сыновьям Уделы, дал им отеческое наставление, как жить добродетельно, и

простился с ними навеки.

 

Михаил нашел Узбека на берегу моря

Сурожского, или Азовского, при устье Дона; вручил дары Хану, Царице,

Вельможам и шесть недель жил спокойно в Орде, не слыша ни угроз, ни обвинений.

Но вдруг, как бы вспомнив дело совершенно забытое, Узбек сказал Вельможам своим,

чтобы они рассудили Михаила с Георгием и без лицеприятия решили, кто из них

достоин казни. Начался суд. Вельможи собрались в особенном шатре, подле

Царского; призвали Михаила и велели ему отвечать на письменные доносы многих

Баскаков, обвинявших его в том, что он не платил Хану всей определенной дани.

Великий Князь ясно доказал их несправедливость свидетельствами и бумагами; но

злодей Кавгадый, главный доноситель, был и судиею! Во второе заседание привели

Михаила уже связанного и грозно объявили ему две новые вины его, сказывая, что

он дерзнул обнажить меч на Посла Царева и ядом отравил жену Георгиеву. Великий

Князь отвечал: "В битве не узнают Послов; но я спас Кавгадыя и с честию отпустил

его. Второе обвинение есть гнусная клевета: как Христианин свидетельствуюсь

Богом, что у меня и на мысли не было такого злодеяния". Судии не слушали его,

отдали под стражу, велели оковать цепями. Еще верные Бояре и слуги не отходили

от своего злосчастного Государя: приставы удалили их, наложили ему на шею

тяжелую колодку разделили между собою все драгоценные одежды Княжеские.

 

Узбек ехал тогда на ловлю к берегам Терека со

всем войском, многими знаменитыми данниками и Послами разных народов. Сия

любимая забава Ханова продолжалась обыкновенно месяц или два и разительно

представляла их величие: несколько сот тысяч людей было в движении; каждый воин

украшался лучшею своею одеждою и садился на лучшего коня; купцы на бесчисленных

телегах везли товары Индейские и Греческие; роскошь, веселие господствовали в

шумных, необозримых станах, и дикие степи казались улицами городов многолюдных.

Вся Орда тронулась: вслед за нею повлекли и Михаила, ибо Узбек еще не решил

судьбы его. Несчастный Князь терпел уничижение и муку с великодушною твердостию.

На пути из Владимира к морю Азовскому он несколько раз приобщался Святых Таин и,

готовый умереть как должно Христианину, изъявил чудесное спокойствие. Печальные

Бояре снова имели к нему доступ: Михаил ободрял их и с веселым лицом говорил:

"Друзья! Вы долго видели меня в чести и славе: будем ли неблагодарны?

Вознегодуем ли на Бога за уничижение кратковременное? Выя моя скоро освободится

от сего древа, гнетущего оную". Ночи проводил он в молитве и в пении

утешительных Псалмов Давидовых; Отрок Княжеский держал перед ним книгу и

перевертывал листы: ибо стражи всякую ночь связывали руки Михаилу. Желая мучить

свою жертву, злобный Кавгадый в один день вывел его на торговую площадь,

усыпанную людьми; поставил на колена, ругался над ним и вдруг, как бы тронутый

сожалением, сказал ему: "Не унывай! Царь поступает так и с родными в случае

гнева; но завтра, или скоро, объявят тебе милость, и снова будешь в чести".

Торжествующий злодей удалился. Князь, изнуренный, слабый, сел на площади, и

любопытные окружили его, рассказывая друг другу, что сей узник был великим

Государем в земле своей. Глаза Михаиловы наполнились слезами: он встал и пошел в

вежу, или шатер, читая тихим голосом из псалма: Вси видящие мя покиваху

главами своими... уповаю на Господа! - Несколько раз верные слуги предлагали

ему тайно уйти, сказывая, что кони и проводники готовы."Я никогда не знал

постыдного бегства, - отвечал Михаил: - оно может только спасти меня, а не

отечество. Воля Господня да будет!"

 

Орда находилась уже далеко за Тереком и горами

Черкасскими, близ Врат Железных, или Дербента, подле Ясского города Тетякова, в

1277 году взятого нашими Князьями для Хана Мангу-Тимура. Кавгадый ежедневно

приступал к Царю со мнимыми доказательствами, что Великий Князь есть злодей

обличенный: Узбек, юный, неопытный, опасался быть несправедливым; наконец,

обманутый согласием бессовестных судей, единомышленников Георгиевых и

Кавгадыевых, утвердил их приговор.

 

Михаил сведал и не ужаснулся; отслушав Заутреню

(ибо с ним были Игумен и два Священника), благословил сына своего, Константина;

поручил ему сказать матери и братьям, что он умирает их нежным другом; что они,

конечно, не оставят верных Бояр и слуг его, которые у престола и в темнице

изъявляли Государю равное усердие. Час решительный наступал. Михаил, взяв у

священника Псалтирь и разогнув оную, читал слова: сердце мое смятеся во мне,

и боязнь смерти нападе на мя. Душа его невольно содрогнулась. Игумен сказал

ему: "Государь! В сем же Псалме, столь тебе известном, написано: возверзи на

Господа печаль твою". Великий Князь продолжал: кто даст ми криле яко

голубине? и полещу и почию... Умиленный сим живым образом свободы, он закрыл

книгу, и в то самое мгновение вбежал в ставку один из его Отроков с лицом

бледным, сказывая дрожащим голосом, что Князь Георгий Даниилович, Кавгадый и

множество народа приближаются к шатру. "Ведаю, для чего, - ответствовал Михаил и

немедленно послал юного сына своего к Царице, именем Баялыни, будучи уверен в ее

жалости. Георгий и Кавгадый остановились близ шатра, на площади, и сошли с

коней, отрядив убийц совершить беззаконие. Всех людей Княжеских разогнали:

Михаил стоял один и молился: Злодеи повергли его на землю, мучили, били пятами.

Один из них, именем Романец (следственно, Христианской Веры), вонзил ему

нож в ребра и вырезал сердце. Народ вломился в ставку для грабежа, позволенного

у Моголов в таком случае. - Георгий и Кавгадый, узнав о смерти Святого Мученика

- ибо таковым справедливо признает его наша Церковь - сели на коней и подъехали

к шатру. Тело Михаила лежало нагое. Кавгадый, свирепо взглянув на Георгия,

сказал ему: "Он твой дядя: оставишь ли труп его на поругание?" Слуга Георгиев

закрыл оный своею одеждою.

 

Михаил не обманулся в надежде на добродушие

супруги Узбековой: она с чувствительностию приняла и старалась утешить юного

Константина, защитила и Бояр его, успевших отдать себя в ее покровительство:

другие же, схваченные злобными врагами их Государя, были истерзаны и заключены в

оковы. - Георгий послал тело Великого Князя в Маджары, город торговый (на реке

Куме, в Кавказской Губернии), где, как вероятно, обитали некогда Угры, изгнанные

Печенегами из Лебедии. Там многие купцы, знав лично Михаила, желали прикрыть

оное драгоценными плащеницами и внести в церковь; но Бояре Георгиевы не

пустили их к окровавленному трупу и поставили его в хлеве. В Ясском городе

Бездеже они также не хотели остановиться у церкови Христианской,

днем и ночью стерегли тело; наконец привезли в Москву и погребли в монастыре

Спасском (в Кремле, где стоит еще древняя церковь Преображения).

 

Злодей Кавгадый чрез несколько месяцев кончил

жизнь свою внезапно; увидим, что Провидение наказало и жестокого Георгия; а

память Михаилова была священна для современников и потомства: ибо сей Князь,

столь великодушный в бедствии, заслужил славное имя отечестволюбца. Кроме

одних Новогородцев, считавших его опасным врагом народной вольности, все жалели

об нем искренно, но всех более верные, мужественные Тверитяне: ибо он возвеличил

сие Княжение и любил их действительно как отец. Сверх достоинств государственных

- ума проницательного, твердости, мужества - Михаил отличался и семейственными:

нежною любовию к супруге, к детям, в особенности к матери, умной, добродетельной

Ксении, воспитавшей его в правилах благочестия и скончавшей дни свои Монахинею.

 

При сем Великом Князе Ростов, Кострома и Брянск

были жертвою хищных Татар. Наследник Константина Борисовича Ростовского,

умершего в Орде, сын его Василий (в 1316 году) приехал от Хана в столицу свою с

двумя Могольскими Вельможами, коих грабительство и насилие остались в ней

надолго памятными. Такие разбойники назывались обыкновенно Послами. Один

из них (в 1318 году), убив в Костроме 120 человек, опустошил Ростов огнем и

мечом, взял сокровища церковные, пленил многих людей. Несчастие Брянска

произошло от междоусобия двух Князей. Там господствовал Василий, внук Романов:

изгнанный дядею, Святославом, он возвратился (в 1310 году) с шайкой Моголов.

Святослав, в надежде на усердие жителей, спешил отразить их; но граждане

изменили ему: бросили знамена и побежали. Он не хотел уступить и лег на месте

битвы со своею дружиною Княжескою, оказав редкое, но бесполезное мужество.

Победители расхитили город.

 

В Брянске находился тогда новый Митрополит,

преемник Максимов: он едва мог, ушедши в церковь, спастися от лютости Татар. По

кончине Максима (в 1305 году) какой-то Игумен Геронтий вздумал было своевольно

занять его место, присвоив себе утварь Святительскую и жезл Пастыря; но Патриарх

Афанасий в угодность Князю Галицкому, отвергнув Геронтия (в 1308 году), посвятил

в Митрополиты для всей России Петра, Волынского Игумена, мужа столь

ревностного в исполнении своих Пастырских обязанностей, что Духовенство северной

России единогласно благословило его высокую добродетель. Один Тверской Епископ,

сын Князя Литовского Герденя, легкомысленный и гордый, дерзнул злословить сего

Митрополита; но был торжественно обличен в клевете на Соборе в Переславле

Залесском, где присутствовали Епископ Ростовский, Игумены, Священники, Князья,

Вельможи и Посол Цареградского Патриарха. Истиною и любовию заградив уста

клеветнику, Петр, вместо укоризн, сказал ему: Мир ти о Христе, чадо! Отныне

блюдися лжи; мимошедшая же да отпустит ти Господь! .. В других случаях сей

кроткий Архипастырь умел быть и строгим: снял Епископский сан с Исмаила

Сарского, без сомнения за важное преступление относительно к Церкви или

отечеству, и предал анафеме какого-то опасного еретика Сеита, обличенного им в

богопротивном умствовании, но не хотевшего раскаяться. Как достойный учитель

Веры Христианской, Петр склонял Князей к миролюбию, заклинал несчастного

Святослава Брянского не вступать в битву с Василием и старался прекратить вражду

между Князьями Тверскими и Московским; не имея средств избавить народ от ига,

желая по крайней мере оградить безопасностию церкви святые и домы ее служителей;

ездил в Орду с Михаилом (в 1313 году) и выходил для них так называемый

ярлык, или грамоту льготную, в коей Узбек, следуя примеру бывших до него

Ханов, подтвердил важные права и выгоды Российского Духовенства. Мы имеем сей

ярлык и многие иные новейшие, достопамятные содержанием и слогом. Хан пишет:

"Вышнего и бессмертного Бога волею и силою, величеством и милостию. Узбеково

слово ко всем Князьям великим, средним и нижним, Воеводам, книжникам, Баскакам,

писцам, мимоездящим Послам, сокольникам, пардусникам во всех Улусах и странах,

где Бога бессмертного силою наша власть держит и слово наше

владеет. Да никто не обидит в Руси Церковь Соборную, Петра Митрополита и

людей его, Архимандритов, Игуменов, Попов, и проч. Их грады, волости, села,

земли, ловли, борти, луга, леса, винограды, сады, мельницы, хуторы свободны от

всякой дани и пошлины: ибо все то есть Божие; ибо сии люди молитвою своею блюдут

нас и наше воинство укрепляют. Да будут они подсудны единому Митрополиту,

согласно с древним законом их и грамотами прежних Царей Ординских. Да пребывает

Митрополит в тихом и кротком житии; да правым сердцем и без печали молит Бога за

нас и детей наших. Кто возьмет что-нибудь у Духовных, заплатит втрое; кто

дерзнет порицать Веру Русскую, кто обидит церковь, монастырь, часовню, да умрет!

и проч. Писано Заячьего лета, осеннего первого месяца, четвертого Ветха

(то есть в четвертый день ущерба луны) на полях". Говоря о данях, собираемых в

России, Узбек именует поплужную, или с каждой сохи, мостовую, береговую:

увольняет церковников от воинской службы, подвод и всякой работы. В таком

порабощении находились Россияне, всего более угнетаемые ненасытным сребролюбием

Ханских пошлинников или откупщиков Царской дани, между коими бывали иногда и

Жиды, обитатели Крыма, или Тавриды.

 

К сему общему государственному злу

присоединялись тогда весьма частые естественные бедствия. Летописцы сказывают,

что в 1309 году явилось везде чудесное множество мышей, которые съели хлеб на

полях, рожь, овес, пшеницу: от чего в целой России произошли голод, мор на людей

и на скот. В 1314 году Новгород терпел великий недостаток в съестных припасах; а

народ Псковский, угнетаемый дороговизною, грабил домы и села богатых людей так,

что Правительство долженствовало употребить весьма строгие меры для

восстановления тишины и казнить пятьдесят главных мятежников. Зобница ржи

стоила там 5 гривен. В 1318 году свирепствовала в Твери какая-то жестокая,

смертоносная болезнь.

 

 

 

Глава VIII

 

Дата: 2018-12-28, просмотров: 442.