Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Корыстолюбие Моголов. Твердость Симеона Гордого. Свойства
Ольгердовы. Сношения папы с Ордою. Убиение Коротопола. Дела Псковские и
Новогородские. Постыдное дело Новогородцев. Война с Магнусом. Псков - брат
Новагорода. Хитрость Ольгердова. Браки. Раздел западной России. Ссора Псковитян
с Литвою. Ольгерд миротворец. Черная смерть. Земной рай. Белый Клобук. Кончина
Симеона. Великий Князь всея Руси. Привидение. Завещание. Св. Алексий. Ссоры
Удельных Князей. Обновление Мурома. Начало Троицкой Лавры. Художества в
России.
Смерть Иоаннова была важным происшествием для
Князей Российских: они спешили к Хану. Два Константина, Тверской и Суздальский,
могли искать Великого Княжения: другие желали им успеха, боясь исключительного
первенства Московских Владетелей. Но Симеон Иоаннович (во время кончины родителя
быв в Нижнем Новегороде) также поехал с братьями в Орду; представил Узбеку
долговременную верность отца своего, обещал заслужить милость Царскую и был
объявлен великим Князем: прочие долженствовали ему повиноваться как Главе или
старейшему. Без сомнения, не красноречие юного Симеона и не дружба Ханова к его
родителю произвела сие действие, но другая, сильнейшая для варваров причина:
корысть и подкуп. Моголы, некогда ужасные своею дикостию в снежных степях
Татарии, изменились характером на берегах Черного моря, Дона и Волги, узнав
приятности роскоши, доставляемые им торговлею образованной Европы и Азии; уже
менее любили опасности битв и тем более удовольствие неги, соединенной с грубою
пышностию: обольщались золотом как главным средством наслаждения. Любимцы
прежних Ханов искали завоеваний: любимцы Узбековы требовали взяток и продавали
его милости; а Князья Московские, умножив свои Доходы приобретением новых
областей и новыми торговыми сборами, находили ревностных друзей в Орде, ибо
могли удовлетворять алчному корыстолюбию ее Вельмож и, называясь смиренным
именем слуг Ханских, сделались могущественными Государями.
Симеон, в бодрой юности достигнув
Великокняжеского сана, умел пользоваться властию, не уступал в благоразумии отцу
и следовал его правилам: ласкал Ханов до уничижения, но строго повелевал
Князьями Российскими и заслужил имя Гордого. Торжественно воссев на
престол в Соборном храме Владимирском, он при гробе отца клялся братьям жить с
ними в любви, иметь всегда одних друзей и врагов; взял с них такую же клятву и
скоро имел случай доказать твердость своего правления. Считая себя законным
Государем Новагорода, он послал Наместников в Торжок для собрания дани.
Недовольные сим действием самовластия, тамошние Бояре призвали Новогородцев,
которые, заключив Наместников Княжеских в цепи, объявили Симеону, что он только
Государь Московский; что Новгород избирает Князей и не терпит насилия.
Симеон, не споря с ними о правах, готовил войско. Новогородцы также вооружались;
но чернь требовала мира, а жители Торжка взбунтовались: выгнали от себя
Новогородских чиновников и Бояр своих, убив одного знатнейшего и разломав домы
прочих; освободили Наместников Симеоновых и усердными восклицаниями приняли
Великого Князя, окруженного полками Московскими, Суздальскими, Ярославскими и
другими. Все Удельные Князья и Бояре их составляли его Двор воинский. Тут же был
и Митрополит Феогност. Встревоженные Новогородцы велели областным жителям идти в
столицу для ее защиты; послали Архиепископа с Боярами в Торжок требовать мира;
уступили Симеону всю народную дань, собираемую в области сего пограничного
города, или 1000 рублей серебра, и были довольны тем, что Великий Князь, следуя
обыкновению, грамотою обязался наблюдать их древние уставы.
[1341 г.] Согласив честь Княжескую с обычаем
народа вольного, Симеон распустил войско и вдруг услышал, что Ольгерд, сын
Гедиминов, Князь Витебский, осадил Можайск с намерением завоевать его для
Владетеля Смоленского, союзника Литвы. Великий Князь не успел сразиться с
неприятелем: Ольгерд выжег предместие; но видя крепость города и мужество
защитников, отступил, может быть и для того, что в сие время умер славный
Гедимин, отказав каждому из семи сыновей особенный Удел. Ольгерд, второй сын,
превосходил братьев умом и славолюбием; вел жизнь трезвую, деятельную; не пил ни
вина, ни крепкого меду; не терпел шумных пиршеств, и когда другие тратили время
в суетных забавах, он советовался с Вельможами или с самим собою о способах
распространить власть свою.
В тот же год умер и знаменитый Хан Капчакский
Узбек, памятный в нашей истории разорением Твери и бедствиями Михаилова рода,
союзник и приятель Папы Венедикта XII, который надеялся склонить его к
Христианству и коему он дозволял утверждать Веру Латинскую в странах
Черноморских, особенно в земле Ясов, обращенных Монахом Римским Ионою Валентом;
жена Ханова и сын присылали дары Венедикту, и Генуэзцы, жители Кафы, ездили к
нему в качестве Послов Татарских. Но Узбек не думал изменить Алкорану, терпя
Христиан единственно как политик благоразумный. [1342 г.] Сын его, Чанибек,
подобно отцу ревностный служитель Магометовой Веры, открыл себе путь к престолу
убиением двух братьев, и Князья Российские вместе с Митрополитом долженствовали
немедленно ехать в Орду, чтобы смиренно пасть пред окровавленным ее троном. С
честию и милостию отпустив Симеона, Хан долго держал Митрополита, требуя, чтобы
он, богатый доходами, серебром и золотом, ежегодно платил церковную дань
Татарам; но Феогност ссылался на льготные грамоты Ханов, и Чанибек
удовольствовался наконец шестьюстами рублей, даром единовременным: ибо - что
достойно замечания - не дерзнул самовольно отменить устава своих предков; а
Феогност за его твердость был прославлен нашим Духовенством. Все осталось, как
было при Узбеке; один Князь Пронский, Ярослав, сын убиенного Александра,
милостию нового Хана распространил свое владение. Гнусный убийца, Иоанн
Коротопол, лишился престола и жизни. Провождаемый Киндяком, Вельможею Чанибека,
Ярослав осадил Иоанна в столице: сей злодей ночью бежал, однако ж не избавился
от казни; его умертвили чрез несколько месяцев. К сожалению, Татары, будучи
орудиями справедливой мести, не могли действовать бескорыстно: они хотели добычи
и пленили многих жителей Переславля Рязанского. Ярослав княжил с того времени в
Ростиславле (ныне селе на берегу Оки) и чрез два года умер; а наследники его -
кажется, добровольно - уступили после сие приобретение сыну Коротопола, Олегу.
В отсутствие Симеона Псковитяне воевали с
Ливонскими Немцами, которые убили в Летгаллии послов их. Во Пскове начальствовал
Князь Александр Всеволодович, коего род нам неизвестен: отмстив Немцам
разорением сел в юго-восточной Ливонии, он уехал в Новгород, и Псковитяне тщетно
убеждали его возвратиться, представляя ему свою опасность; тщетно молили и
Новогородское Правительство дать им Наместника и войско. Так говорит их
собственный Летописец, прибавляя, что Немцы заложили крепость Нейгаузен в
границах России на берегу реки Пижвы; что Псковитяне, взяв предместие Ругодива,
или Нарвы (города, основанного Датчанами в 1223 году), и слыша о сильных
вооружениях Ордена, отправили в Витебск Послов, которые сказали Ольгерду:
"Братья наши, Новогородцы, в злобе своей не помогают нам. Государь! Вступись за
утесненных". Но Летописец Новогордский обвиняет Псковитян в вероломстве: они
сами, по его известию, выслали Князя Александра Всеволодовича и, встретив
Новогородцев, шедших защитить их от Рыцарей, советовали им возвратиться, уверяя,
что опасность миновалась и что Немцы строят крепость на своей земле. Сие было в
начале весны: 20 Июля Ольгерд как союзник явился во Пскове с дружиною и с братом
Кестутием. Они думали идти в Ливонию; но Рыцари, истребив их передовой отряд,
вдруг осадили Изборск и, схватив племянника Гедиминова, Любка, изрубили его в
куски. Огорченные смертию сего Князя, Ольгерд и Кестутий отказались действовать
для спасения осажденных, и жители, не имея ни капли воды, долженствовали бы
сдаться, если бы Немцы не отступили от города, испуганные, как вероятно, слухом
о Литовской силе. Хотя Псковитяне не могли быть весьма довольны союзником,
однако ж молили Ольгерда снова принять Веру Христианскую, им отверженную, и
княжить в их области, надеясь, что в таком случае он будет уже верным ее
защитником. Вместо себя Ольгерд дал им сына, именем Андрея, и позволил ему
креститься; но как сей юный Князь, оставив у них Наместника, вслед за отцом
уехал в Литву, то граждане для своей безопасности старались помириться с
Новымгородом и признали верховную власть его над ними.
В сие время Новгород сам находился в
обстоятельствах неблагоприятных. Пожары истребили большую часть оного: конец
Неревский, Людин и Славянский; не уцелели ни дом Архиепископа, ни мост, ни
богатые церкви: Софийская, Борисо-Глебская и Сорока Мучеников. Люди бежали из
домов и жили вне города, на поле, даже в лодках, непрестанно ожидая новых
пожаров, так что Архиепископ едва успокоил их церковными ходами и молебнами.
Другого рода несчастие состояло в дерзости и междоусобии граждан. В начале
Симеонова княжения толпа их удальцов опустошила Устюжну и волости Белозерские,
которые зависели от Великого Князя. Еще в 1294 году один из знатных Бояр
Новогородских, построив крепость близ границ Эстонских, хотел там властвовать
независимо: оскорбленное Правительство велело срыть оную и сжечь его село. Сей
пример должного наказания не мог обуздать своевольных: сын умершего Посадника
Варфоломея, именем Лука, набрал шайку бродяг и, разорив множество деревень в
Заволочье, по Двине и Bare, основал для своей безопасности городок Орлец на реке
Емце. Его умертвили жители как разбойника; но чернь Новогородская, преданная
ему, думала, что он убит слугами Посадника Феодора, и требовала мести. Граждане
разделились на два Веча: одно было у Св. Софии за Луку, другое на Дворе Ярослава
за Посадника. Архиепископ и Наместник Княжеский едва отвратили кровопролитие.
[1343 г.] Однако ж Новогородцы были готовы
стоять всеми силами за Псковитян, которые, в надежде на их дружбу, решились
смелее воевать Ливонию, предводимые каким-то Князем Иоанном и Евстафием
Изборским. Они пять дней не сходили с коней, опустошая села вокруг Оденпе.
Магистр Бурхард гнался за ними до границы и с жаром начал битву, в коей
Россияне, утомленные и гораздо слабейшие числом, купили победу кровию некоторых
лучших Бояр своих, а Немцы лишились славнейшего из их витязей, Иоанна
Левенвольда. Между тем в Изборске и Пскове народ был в ужасе: один Священник,
прибежав с места битвы, обявил, что Немцы умертвили всех Россиян; но
отправленные гонцы Псковские нашли рать свою уже под стенами Изборска, где
Князья и воины отдыхали среди пленников и трофеев. Орден заключил мир с городом
Псковом, ибо имел опасных неприятелей внутри собственных владений. Историк
Ливонии говорит, что сия земля могла тогда справедливо назваться "небом дворян,
раем Духовенства, золотым рудником иностранцев и адом утесненных земледельцев".
В 1343 году открылось всеобщее возмущение в Эстонии: народ умертвил множество
Датчан и Немцев, осадил Ревель, взял крепость Эзельскую. Около двух лет
продолжалась война кровопролитная: меч и голод истребили большую часть бедных
жителей, и Король Датский за 19000 марок серебра уступил Немецкому Ордену все
права свои на Эстонию.
[1345 г.] В Литве сделалась перемена. Сын
Гедиминов, Евнугий, княжил в Вильне, Наримант в Пинске, Кестутий в Троках.
Последний вступил в тесный союз с Ольгердом: будучи оба властолюбивы, они
условились соединить раздробленное отечество и неожидаемо взяли Вильну с другими
городами. Евнутий ушел в Смоленск, Наримант к Хану Татарскому: Ольгерд же,
присвоив себе господство над прочими братьями, сделался Владыкою единодержавным.
Устроив порядок внутри Государства, сей Князь обратил глаза на Россию: он
слышал, что Новогородцы явно поносят честь его: сверх того изганник Евнутий
прибегнул к Великому Князю Симеону, крестился в Москве, названный Христианским
именем Иоанна, и хвалился дружбою Россиян. Ольгерд вступил [в 1346 г.] в область
Шелонскую: завоевал Опоку и берега Луги, взял 300 рублей дани с Порхова и велел
сказать Новогородцам: "Ваш Посадник Евстафий осмелился всенародно назвать меня
псом: обида столь наглая требует мести; иду на вас". Они вооружились, чтобы
сразиться с Литвою. Но Посадник имел врагов между согражданами, утверждавших,
что безрассудно лить кровь многих за нескромность одного чиновника; что лучше
принести его в жертву отечеству и тем удовольствовать раздраженного Ольгерда.
Другие, уже будучи в походе, согласились с ними и, возвратясь с пути, умертвили
Евстафия на Вече. Сие дело, противное народной чести, противное всем законам,
есть одно из постыднейших в истории Новогородской, буде летописцы не скрыли
некоторых обстоятельств, уменьшающих его гнусность. Ольгерд был доволен
уничижением гордейшего из народов Российских и согласился на мир [в 1347 г.],
чтобы воевать с Немецким Орденом, коего Великий Магистр чрез несколько месяцев
одержал над Литвою блестящую победу, горестную для Витебска, Полоцка и
Смоленска: ибо жители сих городов сражались под знаменами Ольгерда.
Гораздо лучше и великодушнее поступили
Новогородцы в делах с Швециею. Король Магнус, легкомысленный, надменный, вздумал
загладить грехи своего нескромного сластолюбия, услужить Папе и прославиться
подвигом благочестивым; собрал в Стокгольме Государственный Совет и предложил
ему силою обратить Россиян в Латинскую Веру, требуя людей и денег. Сие намерение
казалось совету достохвальным; но Швеция, истощенная корыстолюбием Духовенства,
могла только дать людей Магнусу. Король дерзнул прикоснуться к церковным
сокровищам, или доходам Св. Петра, презрел неудовольствие Епископов и
нанял многих Немецких воинов. В сие время славилась там пророчествами и
святостию вдовствующая супруга Вельможи Гудмарсона, дочь Биргерова, именем
Бригитта: она, как вдохновенная Пифия, заклинала Магнуса не брать с собою
развратных иноземцев, но идти на Россию с одними набожными Шведами и Готами,
достойными воевать для успехов истины: в противном случае грозила ему бедствием.
Король смеялся над ее предсказанием и, с войском многочисленным приплыв [в 1348
г.] к острову Березовому или Биорку, послал объявить Новогородцам, чтобы они
избрали Русских философов для прения со Шведскими о Вере и приняли
Латинскую, если она будет найдена лучшею, или готовились воевать с ним.
Архиепископ Василий, Посадник, все чиновники и граждане, изумленные таким
предложением, благоразумно ответствовали: "Ежели Король хочет знать, какая Вера
лучше, Греческая или Римская, то может для состязания отправить людей ученых к
Патриарху Цареградскому: ибо мы приняли Закон от Греков и не намерены входить в
суетные споры. Когда же Новгород чем-нибудь оскорбил Шведов, то Магнус да
объявит свои неудовольствия нашим Послам". Боярин Козма Твердиславич поехал для
свидания с Королем; но Магнус сказал ему, что он, не имея никаких причин к
неудовольствию, желает только обратить Россиян на путь душевного спасения,
добровольно или оружием. Война началася. Шведы приступили к Орехову, предлагая
окрестным жителям на выбор смерть или Папу. Сие безумное насилие воспалило гнев
и мужество в Новогородцах. Воины стекались к ним из областей в Ладогу. Хотя
Орехов (где был еще Наместник сына Гедиминова, Нариманта) сдался Магнусу; но
потеряв 500 человек в битве на берегах Ижеры, имея недостаток в съестных
припасах, видя множество больных в своем войске и зная, что Россияне идут со
всех сторон окружить его флот на реке Неве, сей легкомысленный Король уверился в
истине Бригиттина предсказания, оставил несколько полков в Невской крепости и
возвратился в отечество с одним стыдом и с десятью пленниками, в числе коих были
Аврам Тысячский и Козма Твердиславич, взятые в Орехове. Шведские Летописцы
говорят, что Магнус, овладев сим городком и неволею крестив жителей по обрядам
Римской Церкви, великодушно освободил их; что они дали ему клятву
склонить всех своих единоземцев к принятию Латинской Веры, но коварно
обманули его и действовали после как самые злейшие неприятели Шведов и Папы.
Великий Князь, по-видимому, мало заботился о
Новогородцах, и только однажды (в 1347 году) жил у них три недели, призванный
ими чрез Архиепископа. Слыша о нападении Шведов, он долго медлил; наконец
выступил с войском, но возвратился в Москву за каким-то Ханским делом и вместо
себя велел идти в Новгород брату своему Иоанну с Константином Ростовским; а сии
Князья - сведав, что Орехов завоеван Магнусом, - немедленно ушли назад, не
приняв, как говорит Летописец, Архиепископского благословения, ни челобитья
Новогородского. Вероятно, что не робость, но хитрые намерения политические
были тому причиною: Симеон хотел, кажется, довести сей величавый народ до
крайности и воспользоваться ею для утверждения своей власти над оным. - "Князь
оставляет нас, - говорили Новогородцы: - возложим упование на Бога и на Святую
Софию". Вспомогательная дружина Псковская была в их стане под Ладогою: они
хотели доказать свою благодарность за сие усердие и торжественно объявили, что
знаменитый город Псков должен впредь называться младшим братом
Новагорода. "Одна любовь и Вера да утвердят искренний, вечный союз между
нами! - сказали Новогородцы Псковитянам: - не будем давать вам Посадников; не
будем требовать вас на суд к Св. Софии: правьте и рядите сами; а для суда
Церковного Архиепископ изберет Наместника из ваших сограждан". Таким образом
отчизна Св. Ольги приобрела гражданскую независимость - и, к сожалению,
запятнала себя черным делом неблагодарности. Когда Новогородцы в Августе месяце
приступили к Орехову и, видя упорство Шведов, решились зимовать в стане:
Псковитяне, не захотев терпеть ненастья и холода, объявили, что идут обратно в
землю свою, разоряемую Немцами. Ливонские Рыцари действительно, нарушив тогда
мир, выжгли села на границе в области Изборской, Островской и самое предместие
Пскова: следственно, обстоятельства извиняли Псковитян, и Новогородцы, согласные
на их отступление, желали единственно, чтобы оно было ночью и чтобы неприятель
не видал его; но чиновники Псковские, в досаду великодушным благодетелям, вывели
рать свою из стана в самый полдень, затрубили в трубы, ударили в бубны и тем
порадовали Шведов, которые, стоя на валу, громко смеялись. Оставленные Великим
Князем и союзниками, Новогородцы не уныли, сделали примет к стенам крепости,
взяли оную 24 февраля [1349 г.], убив или пленив 800 неприятелей, и
торжествовали сей успех как славное происшествие для отечества и веры. Они
положили употребить отнятое ими у Шведов серебро на украшение церкви Бориса и
Глеба, отправили пленников в Москву к Симеону и, несмотря на худую верность
Псковитян, сдержали данное им слово, считая их с того времени уже не подданными,
а совершенно вольными в избрании гражданских Правителей. - Чтобы озаботить
Магнуса с другой стороны его владений, Новогородцы из Двинской земли ходили
воевать Норвегию; разбили также Шведов под Выборгом; наконец, заключив с ними
мир в Дерпте, разменялись пленниками, с условием, чтобы область Яскиская,
Эграпская и часть Саволакса принадлежали России: Систербек остался границею.
Договор был подписан Королем, Графом Генриком Голштейнским, Вельможами Турсопом,
Геннингом, Священником Вамундом и двумя Готландскими купцами; также
Новогородским Посадником Юрием, Тысячским Авраамом и другими Боярами. Хотя
Король в 1351 году замышлял новую войну против Россиян и Папа в угодность ему
дозволил его витязям ознаменоваться святым крестом; но внутренние раздоры и
несчастия Швеции не допустили сего ветреного Монарха вторично безумствовать для
мнимого душевного спасения.
Между тем Великий Князь был занят иными делами.
Узнав, что Ольгерд, теснимый Немцами, прислал к Хану брата своего, Корияда,
требовать помощи, Симеон внушил Чанибеку, что сей коварный язычник есть враг
России, подвластной Татарам, следственно и самих Татар; а Хан, убежденный
представлениями Московских Бояр, выдал им Корияда с другими послами Литовскими.
Столь беззаконное действие могло справедливо раздражать Ольгерда; но вместо
злобы, он изъявил Симеону желание быть его другом: ибо тогдашние обстоятельства
Литвы не позволяли ему искать новых неприятелей. Мы упоминали о мирном договоре
Казимира Польского с Литвою, отдавшего Любарту и Кестутию всю западную Волынию
сгородом Брестом: переменив мысли, Казимир в 1349 году отнял у них сие владение,
из милости дав Любарту один Луцк, а некоторых частных Князей Российских,
потомков Св. Владимира, оставив господствовать в их Уделах как своих
присяжников. Сие происшествие заставило Ольгерда и братьев его искать дружбы
Симеоновой, тем естественнее, что Король Польский, ободренный успехами, вздумал
быть гонителем церкви греческой, теснил Духовенство в Волынии и православные
церкви обращал в Латинские. Граждане стенали: утратив государственную
независимость, они еще умели крепко стоять за веру отцев и, гнушаясь насилием
Папистов, славили терпимость Литовского Правления; а глас народа единокровного
громко отзывался в Москве. Нет сомнения, что и Митрополит ревностно
ходатайствовал за Князей Литовских - которые не мешали ему повелевать
Духовенством в Волынии - особенно же за Любарта, усердного сына нашей Церкви. И
так Великий Князь, согласно с общим желанием, не только освободил Корияда, взяв
за него окуп, но вступил и в тесную связь с сыновьями Гедимина, утвержденную
свойством: Любарт женился на Ростовской Княжне, племяннице Симеона; язычник
Ольгерд на его свояченице Иулиании, дочери Александра Михайловича Тверского. Сие
второе бракосочетание затрудняло совесть Великого Князя; но Митрополит Феогност
благословил оное, в надежде, как вероятно, что Ольгерд рано или поздно будет
Христианином, и с условием, чтобы его дети воспитывались в истинной Вере.
Изгнанник Евнутий, покровительствуемый Россиею, мог безопасно возвратиться в
отечество: братья дали ему Удел в Минской области.
В то время, когда Государь Польский веселился и
торжествовал свои успехи в Кракове, Литовские Князья в тишине собирали войско,
имели тайные сношения с жителями Волынии и, желая еще более усыпить Казимира,
обещали ему принять Римскую Веру, так, что Папа, Климент VI, уже готовился
послать им знаки Королевского сана. Но хитрость обнаружилась: уверенные в дружбе
Московского Князя и пользуясь его содействием для умножения своих ревностных
доброжелателей в юго-западной России, Ольгерд, Кестутий и Любарт ударили на
Поляков и выгнали их из Волынии. - С сего времени четыре народа спорили о
древнем достоянии нашего отечества: о Галиции, Подолии и земле Волынской.
Моголы, по сказанию Флорентийского современного Историка, изгнанные из
своих жилищ голодом, около 1351 года ворвались в землю Брацлавскую, где
властвовал один из Российских Князей. Людовик, Король Венгерский, его
покровитель, старался вытеснить их оттуда: в 1354 году, вместе с Казимиром
Великим, перешел за Буг и взял в плен юного Князя Татарского. Однако ж Моголы
еще несколько лет держались в окрестностях Днестра. Венгрия хотела
присвоить себе Галицию и наконец долженствовала уступить оную Польше, а
Князья Литовские удерживали в своем подданстве большую часть других
западных областей Российских, до самого XVI века, когда Литва и Польша составили
одно Государство.
Несмотря на союз Гедиминовых сыновей с Великим
Князем, Псковитяне сделались неприятелями Литвы. Наместником Андрея Ольгердовича
был у них Вельможа Княжеского рода, именем Юрий Витовтович. в 1349 году убитый
Немцами, в нечаянном набеге, под стенами Изборска: муж храбрый и благочестивый
Христианин, оплаканный народом и погребенный в Соборной церкви. Его кончина
прервала связь граждан Псковских с Литвою. Взяв крепость, заложенную Немцами на
берегу Наровы, и гордясь сею удачею, они велели сказать Князю Андрею: "Ты не
хотел сам управлять нами: мы же не хотим теперь ни твоих Наместников, ни тебя".
Вследствие чего Ольгерд задержал купцев Псковских, отняв у них товары; а сын
его, Андрей, княживший тогда в Полоцке, опустошил несколько сел на реке Великой.
[1352 г.] Но хитрый Ольгерд пользовался дружбою
Симеона. Сведав, что Великий Князь, недовольный Смоленским Владетелем, союзником
Литвы, намерен объявить ему войну, Ольгерд желал быть их миротворцем. Послы
Литовские нашли Симеона, провождаемого братьями и другими Князьями, в
Вышегороде, на берегу Протвы, и вручили ему богатые дары вместе с дружеским
письмом от своего Государя. Великий Князь уважил его ходатайство, но шел далее к
реке Угре: там, встретив Послов Смоленских, он заключил мир и возвратился в
Москву быть свидетелем и, как вероятно, жертвою ужасного гнева Небесного.
Еще в 1346 году был мор в странах Каспийских,
Черноморских, в Армении, в земле Абазинской, Леской и Черкесской, в Орне при
устье Дона, в Бездеже, в Астрахани и в Сарае. Пишут, что сия жестокая язва,
известная в летописях под именем черной смерти, началась в Китае,
истребила там около тринадцати миллионов людей и достигла Греции, Сирии, Египта.
Генуэзские корабли привезли оную в Италию, где, равно как и во Франции, в
Англии, в Германии, целые города опустели. В Лондоне на одном кладбище было
схоронено 50000 человек. В Париже отчаянный народ требовал казни всех Жидов,
думая, что они сыплют яд в колодези. В 1349 году началась зараза и в
Скандинавии; оттуда или из Немецкой земли перешла она во Псков и Новгород: в
первом открылась весною 1352 года и свирепствовала до зимы с такою силою, что
едва осталась треть жителей. Болезнь обнаруживалась железами в мягких впадинах
тела; человек харкал кровию и на другой или на третий день издыхал. Нельзя,
говорят Летописцы, вообразить зрелища столь ужасного: юноши и старцы, супруги,
дети лежали в гробах друг подле друга; в один день исчезали семейства
многочисленные. Каждый Иерей поутру находил в своей церкви 30 усопших и более;
отпевали всех вместе, и на кладбищах уже не было места для новых могил:
погребали за городом, в лесах. Сперва люди корыстолюбивые охотно служили
умирающим, в надежде пользоваться их наследством; когда же увидели, что язва
сообщается прикосновением и что в самом имуществе зараженных таится жало смерти,
тогда и богачи напрасно искали помощи: сын убегал отца, брат брата. Напротив
того некоторые изъявляли великодушие: не только своих, но и чужих мертвецов
носили в церковь; служили Панихиды и с усердием молились среди гробов. Другие
спешили оставить мир и заключались в монастырях или отказывали церквам свое
богатство, села, рыбные ловли; питали, одевали нищих и благодеяниями готовились
к вечной жизни. Одним словом, думали, что всем умереть должно. - В сих
обстоятельствах несчастные Псковитяне звали к себе Архиепископа Василия
благословить их и вместе с ними принести жертву моления Всевышнему: как
достойный Пастырь Церкви он спешил их утешить, презирая опасность. Встреченный
народом со изъявлениями живейшей благодарности, Василий облачился в ризы
Святительские; взял крест и, провождаемый Духовенством, всеми гражданами, самыми
младенцами, обошел вокруг города. Иереи пели Божественные песни; Иноки несли
мощи; народ молился громогласно, и не было такого каменного сердца, по словам
летописи, которое не изливалось бы в слезах пред Всевидящим Оком. Еще смерть не
насытилась жертвами; но Архиепископ успокоил души, и Псковитяне, вкусив сладость
Христианского умиления, терпеливее ожидали конца своему бедствию: оно
прекратилось в начале зимы [1352 г.].
Василий, без сомнения зараженный язвою, на
возвратном пути скончался, к великому сожалению Новогородцев и примиренных с
ними Псковитян. Сей Архиепископ был отменно любим первыми: брал всегда
ревностное участие в делах правления; строил не только храмы, но и мосты, нужные
для удобного сообщения людей, и собственными руками заложил новую городскую
стену на другой стороне Волхова; украсил Софийскую церковь медными,
вызолоченными вратами и живописью Греческою; славился также разумом: был
учителем крестного сына своего, Михаила Александровича Тверского, и в образец
тогдашних богословских понятий оставил нам письмо к Епископу Тверскому Феодору,
доказывая в оном, что "рай и ад действительно существуют на земле вопреки мнению
новых еретиков, которые признают их мысленными или Духовными". Уважая
гражданские и пастырские достоинства Василия, великодушно умершего для
облегчения страждущих Псковитян, осудим ли сего знаменитого мужа за то, что он
искал рая на Белом море и верил, что некоторые путешественники Новогородские
видели оный издали? - Василий первый из Архиепископов получил от Митрополита
крещатые ризы в знак отличия и белый клобук, как пишут, от
Патриарха Цареградского, доныне хранимый в Новогородской Софийской ризнице и
прежде носимый в Греции теми Святителями, которые были поставляемы из Белого
Духовенства.
Скоро язва посетила и Новгород, где от 15
августа до Пасхи умерло множество людей. То же было и в других областях
Российских: в Киеве, Чернигове, Смоленске, Суздале. В Глухове и Белозерске не
осталось ни одного жителя. Таким образом от Пекина до берегов Евфрата и Ладоги
недра земные наполнились миллионами трупов, и Государства опустели. Иностранные
Историки сего бедствия сообщают нам два примечания: 1) везде гибло более молодых
людей, нежели старых; 2) везде, когда зараза миновалась, род человеческий
необыкновенно размножался: столь чудесна Природа, всегда готовая заменять убыль
в ее царствах новою деятельностию плодотворной силы!
[1353 г.] Летописцы наши сказывают, что вся
Россия испытала тогда гнев Небесный: следственно и Москва, хотя они не
упоминают об ней в особенности. Сие тем вероятнее, что в короткое время
скончались там Митрополит Феогност, Великий Князь, два сына его и брат Андрей
Иоаннович. Симеон имел не более тридцати шести лет от рождения. Сей Государь,
хитрый, благоразумный, пять раз ездил в Орду, чтобы соблюсти тишину в
государстве; пользуясь отменною благосклонностию Хана, исходатайствовал для
разоренного Тверского Княжения свободу не платить дани Моголам, и первый,
кажется, именовал себя великим Князем всея Руси, как то вырезано на его
печати. Видя внезапную смерть пред собою, он постригся (названный именем
Созонта) и Духовным завещанием распорядил свое достояние. По кончине первой
супруги в 1345 году Симеон сочетался браком с Евпраксиею, дочерию одного из
Смоленских Князей. Феодора Святославича, управлявшего Волоком в сане Наместника;
но чрез несколько месяцев отослал ее к отцу, будто бы для того, что "она на
свадьбе была испорчена и всякую ночь казалась супругу мертвецом". К общему
неудовольствию и соблазну правоверных, Евпраксия вышла за Князя Фоминского,
Феодора Красного; а Симеон женился в третий раз на Княжне Тверской, Марии
Александровне, прижил с нею четырех сыновей, умерших в детстве, и в знак любви
отказал ей наследственные и купленные им волости, Можайск, Коломну, все
сокровища, золото, жемчуг и пятьдесят верховых коней. "Кто из Бояр, -
пишет Великий Князь, - захочет служить моей Княгине, тот, владея нашими селами,
обязан давать ей половину дохода. Всем людям, купленным или за вину взятым мною
в рабство: сельским Тиунам (прикащикам), старостам, ключникам или женатым на их
дочерях, объявляю вечную свободу. - Вам, любезные братья" (ибо Андрей жил еще
около шести недель) "поручаю супругу и Бояр моих и приказываю то же, что нам
отец приказывал: живите согласно, не переменяйте уставленного мною в делах
государственных или судных; не внимайте клеветникам и ссорщикам; слушайтесь
добрых, старых Бояр и нашего Владыки Алексия". Сей знаменитый Святитель
был крестник Иоанна Данииловича, сын Черниговского Боярина, Феодора Бяконта,
служившего еще отцу его, и назывался мирским именем Елевферия: в самой цветущей
юности возненавидев свет, к огорчению родителей он постригся в Московской
Обители Св. Богоявления, за добродетель свою получил сан Митрополитова
Наместника и жил в одном доме с Феогностом, 12 лет управляя всеми делами
церковными, между тем как Митрополит ездил в Царьград, в Орду и в отдаленные
Епархии Российские. Сии путешествия иногда не делали чести Феогносту: Епископы
обязывались щедро дарить его, сверх угощения, весьма для них тягостного. Но
Алексий не думал о мзде и с неутомимою деятельностию занимался только общим
церковным благоустройством. Поставленный Епископом Владимиру, он гласом народа и
Двора Княжеского был назначен заступить место Феогноста, который, готовясь к
смерти, писал о том к Патриарху, а Симеон к Императору, Иоанну Кантакузину.
Митрополит отправил Послами в Царь-град Артемия Коробьина и Михаила Грека,
Симеон Дементия Давидовича и Юрия Воробьина: они возвратились уже по кончине
Великого Князя с благоприятным ответом, чтобы Алексий ехал в столицу Империи для
поставления. Еще при жизни Феогноста Терновский Патриарх самовольно объявил
Митрополитом России какого-то Инока Феодорита и прислал его в Киев с грамотою;
но тамошнее Духовенство не хотело иметь никакого дела с сим новым Патриархом и
единодушно отвергнуло Феодорита как самозванца.
Хотя Симеон умел быть действительно Главою
Князей Удельных, однако ж власть его не могла отвратить некоторых раздоров между
ими. Константин Тверской ссорился с невесткою Анастасиею, вдовствующею супругою
Александра Михайловича, и сыном ее. Всеволодом Холмским, насильственно
захватывая их Бояр и доходы. Огорченный Всеволод поехал с жалобами к великому
Князю и в Орду, вслед за дядею, который там и скончался. Хан - согласно, может
быть, с волею Симеона - отдал Всеволоду Тверское Княжение, а Василий Михайлович
Кашинский, брат Константинов, взяв дань с Холма, спешил к Моголам с богатыми
дарами. Дядя и племянник встретились в городе Бездеже как неприятели: второй
ограбил первого и, зная, что никто с пустыми руками не бывает прав в Орде,
покойно сел на престоле Тверского княжения; но тамошний Епископ Феодор убедил
его примириться с дядею, уступить ему Тверь и довольствоваться Холмом. Тишина
восстановилась: Симеон равно покровительствовал того и другого Князя, будучи
зятем Всеволода и тестем Михаила, сына Василиева; однако ж Василий не мог забыть
своей обиды, изъявлял ненависть к племяннику и теснил его владение.
В государствование Симеона Князь Юрий Ярославич
Муромский обновил древний Муром, издавна запустевший, как сказывают
Летописцы: то есть он перенес сей город на его древнее место (в 1351 году),
построив там дворец и многие церкви; Бояре, купцы начали селиться вокруг дворца,
и народ следовал их примеру. Сей Юрий, по Святом Глебе, есть достопамятнейший из
Муромских Князей, о коих наша история говорит мало: ибо они жили тихо от
недостатка в силах и со времен Андрея Боголюбского зависели более от Великих
Князей Владимирских, нежели от Рязанских, хотя их Удел издревле был областию
Рязани.
К церковным достопамятностям сего времени
принадлежит начало Троицкой Лавры, столь знаменитой и по важным государственным
делам, коих она была феатром. Один из Бояр Ростовских, Кирилл, с неудовольствием
видя уничижение своего Князя и самовольство Московских чиновников в его земле
при Калите, не хотел быть свидетелем оного и переехал в городок Радонеж, Удел
меньшего брата Симеонова, Андрея. Там охотно селились люди неизбыточные: ибо
Наместник Княжеский давал им льготу и выгоды: Кирилл же, некогда богатый, от
разных несчастий оскудел. Двое из юных сыновей его, Стефан и Варфоломей
(названный в монашестве Сергием) искали убежища от мирских печалей в трудах
святости: первый сделался Игуменом Богоявленской обители в Москве, а второй, жив
долго пустынником в лесах дремучих, среди безмолвного уединения и диких зверей,
близ деревянной церкви Св. Троицы, им созданной, основал нынешнюю Лавру: ибо
слава о добродетели его привлекла к нему многих Иноков. Строгая набожность и
Христианское смирение возвеличили Св. Сергия между современниками: Митрополит,
Князья, Бояре изъявляли к нему отменное уважение, и мы увидим сего
благочестивого мужа исполнителем трудных государственных поручений.
Чем реже находим в летописях известия о
состоянии художеств в древней России, тем оные любопытнее для Историка. В
Княжение Симеоново были расписаны в Москве три церкви: собор Успенский,
Архангельский и храм Преображения; первый Греческими живописцами Феогноста
Митрополита, второй Российскими придворными, Захариею, Иосифом и
Николаем с товарищами, а третий иностранцем Гойтаном. В сие же
время отличался в литейном искусстве Россиянин Борис: он лил колокола в Москве и
Новегороде для церквей Соборных. Греция все еще имела тесную связь с Россиею,
присылая нам не только Митрополитов, но и художников, которые учили Русских.
Образованная Германия могла также способствовать успеху гражданских искусств в
нашем отечестве. Заметим, что при Симеоне начали употреблять в России
бумагу, на коей писан договор его с братьями и Духовное завещание.
Вероятно, что она шла к нам из Немецкой земли чрез Новгород.
Глава XI
Дата: 2018-12-28, просмотров: 450.