ПРЕДСТАВЛЯЮ ЛИ Я ЦВЕТА

Многих зрячих чрезвычайно интересует вопрос: могу ли я представить тот или иной цвет? Некоторые даже спрашивали: нельзя ли с помощью осязания различать цвета?

На оба эти вопроса я отвечаю: «Конечно, нет». Но посколь­ку я пользуюсь языком зрячих, то о различных цветах и их от­тенках говорю теми же словами, какими принято о них гово­рить.

Представлять цвета мне очень хочется, и когда я была помо­ложе, то часто пристава л а к своим близким, чтобы они объясни­ли мие различные цвета! Например^ однажды мне сшили хорошее шерстяное платье н сказали, что оно цвета кофе с-^шлеком;'Т1о фасону платье мне очень нравилось, поэтому особенно хотелось знать, какой же это кофейный цвет? Мне ответили:

— Совершенно такой, как кофе с молоком. Представляешь? Конечно, я представила чашку горячего кофе с молоком,

представила даже запах и вкус кофе, но только не цвет, — вмес­то цвета мне представлялось мое платье, которое я очень тща­тельно ощупывала, хотя знала, что с помощью пальцев я не в состоянии увидеть кофейный цвет.

Другой раз я спросила, какого цвета мой шарф, и узнала, что он песочного цвета.

— Какой же это песочный цвет? — спросила я.

— Такой, как песок. Представляешь?

Мне очень ясно представился песок в нашем саду, который ребятишки рассыпали лопатками и ведерками. Затем мне пред­ставился берег реки, много влажного и холодного песка. Нако­нец, представился знакомый пляж на берегу моря с сухим горя­чим песком, в который я зарываю ноги, но с представлением о песочном цвете также ничего не получилось. Пытались мне

180

еще объяснить зеленый цвет, сравнивая его с травой или листь­ями на деревьях; и я припоминала траву или листья, но не бо­лее того.

Подобная же история повторилась при объяснении абрикосо­вого цвета: в моем воображении возникли нагретые солнцем ду­шистые абрикосы, которые я срываю с веток и тут же съедаю, но это отнюдь не помогло мне в смысле представления цвета абрикосов.

ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ .

ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ .

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ТОМ , ЧЕГО Я НЕ ВИДЕЛА

О некоторых представлениях

Бывает так, что я остаюсь дома одна днем и вечером. Я на­хожусь в своей комнате, не воспринимаю извне никакого шума, не вижу дневного света, а вечером электрического — вообще пре­бываю во мраке и тишине, но это не значит, что я погружена в небытие.

Напротив, я знаю, что вокруг меня происходит непрерывное движение человеческой жизни независимо от того, воспринимаю я это движение или нет. Я пытаюсь представить себе жизнь лю­дей, движение в городе. Но шум и звуки представляются мне в виде непрерывных вибраций, которые я ощущаю, когда нахо­жусь на улице или когда еду в трамвае, троллейбусе и т. д. Представляю я знакомых мне людей; представляю их отдельно, то одного, то другого; представляю небольшими или большими группами, как это бывает, например, в метро. Но их голосов я не представляю, мне кажется, что они молчат или говорят очень мало и притом говорят беззвучно. Если же я захочу все-таки представить человеческие голоса, то звуки чудятся мне на кончи­ках моих пальцев, потому что некоторых своих знакомых, а так­же н собственный голос я «слушаю» руками. Я представляю, что на улице играют дети, играют весело, бегают, смеются, но их громкие крики я не представляю, а лишь предполагаю, что ребя­тишки шумят и кричат во время игры. Все то, что происходит на улнце н чего я не могу «осмотреть» руками, а лишь знаю со слов других, представляется мне в уменьшенном виде. Но когда я непосредственно воспринимаю что-либо при помощи осязания — еду в автобусе, осматриваю что-нибудь, перехожу улицу, бы­ваю в метро и т. д., тогда все представляется мне в своем нату­ральном виде и размере.

Если я попытаюсь выразить свои представления поэтическим языком, то это будет примерно так: вся жизнь, которая проте­кает вокруг, отделена от меня «стеклянной стеной». Зрячие люди видят все окружающее и могут рассказать мне об этом, но как только я захочу непосредственно воспринять эту жизнь, без по-

181

мощи зрячих и слышащих, я натыкаюсь на тонкую «стеклянную стену», которая кажется мне настоящей «китайской» стеной. Я многое о жизни знаю, но зрительно н в виде слуховых восприя­тий ее не ощущаю.

Какими мне кажутся картины

Когда я бываю в музеях и тот, кто меня сопровождает, хочет пересказать мне изображенное на какой-либо картине, я слушаю с интересом, но не всегда представляю картину такой, какова она в действительности.

Если на картине изображены предметы, которые я раньше осматривала (например, люди, деревья, тропинки, знакомые мне птицы и животные), тогда я составляю приблизительное пред­ставление о картине. Если же на картине изображается, напри­мер, солнечный восход или закат, различные пейзажи или бу­шующее море с погибающим пароходом, тогда я представляю совершенно гладкую поверхность полотна картины, к которой прикасаюсь руками, а солнце или море представляются мне от­дельно независимо от картины и такими, какими я их восприни­маю в природе: солнце согревает меня своими лучами, а море плещется у моих ног, обдавая меня каскадами ^рызг; мне чудит­ся даже специфический запах моря.                  \

Уходя из музея, я могу вспомнить о картинах, и мне они представляются в таком же размере, в каком я их воспринима­ла: представляется стекло, если картина была под стеклом, представляется рама — гладкая или с инкрустациями, но ие_пей­зажи, т. е. не красочные виды; мне вспоминается только содер­жание, только смысл описания, да еще тень чего-то неясного. Поэтому я предпочитаю скульптуру, как вполне доступную мое­му тактильному «зрению», а следовательно, и пониманию. Но по­скольку я пользуюсь языком зрячих и слышащих людей, посколь­ку я читаю художественную литературу, то вполне могла бы рас­сказать— и, вероятно, не хуже зрячих, — о какой-либо картине, которую никогда не видала, но, зная содержание того, что на ней изображено, тем же языком, теми же фразами, что и слышащие люди. Слушающий меня человек, наверное, не поверил бы, что я никогда не видела данную картину глазами. Однако в своих работах я пишу только правду и не хочу приписывать себе то, чего я не видела и чзго не представляю.

О животных

О некоторых животных

В разное время в разных детских книжках я читала описания многих животных, и в том числе описание льва. В связи с этим вспоминаю такой случай: нашей маленькой слепоглухонемойде-

182

вочке Марусе купили для занятий игрушечных животных — льва, свинью, лошадь, корову. Играя с Марусей, я должна была на­звать ей этих животных. Я взяла в руки льва и стала припоми­нать те описания, которые я читала, сравнивая их с этим живот­ным. Внимательно ощупывая игрушку, я обнаружила на ее голове гриву, затем осмотрела ее туловище, морду — мне совершенно ясно представился лев. Я уверенно сказала, обращаясь к воспи­тательнице:

— Это лев! Вот его грива, вот круглая голова и тупая морда...

Остальных животных (свинью, лошадь, корову) я раньше осматривала живыми и потому сразу узиала. Хотя у лошади имелась тоже грива, но длинные ноги и другое строение головы не позволяли спутать ее со львом. Свинью я сразу узнала, ка;; только прикоснулась к ее пятачку. Корову определила по рогам.

О белках я много читала, но еще не осматривала чучела. Между тем, делая различные фигурки из пластилина, я однаж­ды вылепила белку почти натуральной величины. Педагоги ска­зали, что у меня вышла очень удачная белка, и в награду за это подарили мие чучело белки. Я сравнила это чучело с моей бел­кой и убедилась, что они очень похожи друг на друга. Только чучело было пушистое, а моя белка гладкая.

Лебедя я тоже никогда не видела, но по описаниям пред­ставляла его довольно ясно. Когда мне показали игрушечного лебедя, я легко узнала его по длинной шее и голове.

Описание крокодила я тоже читала, но представить его мне очень трудно. Он представляется мне не в виде какого-нибудь определенного животного или большой рыбы, а чем-то уродли­вым, бесформенным. Все его туловище состоит из позвонков, ^спрятанных под твердым панцирем. .Представляется, что у него болына1гт©ж>ва с широкой пастью, короткие, но сильные лапы, пальцы которых соединены плавательными перепонками. Длин­ный извивающийся хвост дополняет «красоту» этого чудовища. Крокодил извивается во все стороны, что мешает определить его форму.

Однажды в магазине Мария Николаевна показала мне игру­шечного крокодила. Но эта игрушка не дала мне абсолютно никакого представления о крокодиле. Этот крокодил был наря­жен в рукавицы, обут и вообще выглядел очень нарядным фран­том.

Скороходова О. И. Как я воспри­нимаю, представляю и понимаю ок­ружающий мир. М., 1972, с. 155— 156, 188—189; 199—211.

В. П, Зинченко