Структура среднего класса российского общества (2006 г.)
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Определяя основные слои современного российского общества, к средним слоям мы отнесли нижний средний класс, охватывающий 5-ю и 6-ю страты и собственно средний класс — 7-8-ю страты (12% от общества). Именно его стандарт жизни воспринимается большинством населения России как некий средний стандарт нормальной жизни. При этом наметилась тенденция сползания 5-й страты нижнего среднего класса к медианному классу (4-я социальная структура) и движение трети представителей 6-й страты вверх к 7-й страте. Разрыв между 6-й и 7-й социальными структурами будет сокращаться, и 6-я социальная структура войдет в 7-ю. За счет чего средний класс составит примерно 15% населения.

Социологические исследования 2006 г. показали, что всеми тремя объектами собственности (квартира, машина, дача) владеют 10% представителей 5-й страты, 23% — 6-й и 30% — 7-й страты. Нет ни одного критерия у 4% 5-й страты и 1% — у 6-й. Подобная картина наблюдается и по другим сторонам жизни (повышение по службе, образование, доход, открытие собственного дела и др.). Еще более убедительны различия по уровню жизни представителей нижнего среднего класса (5-я и 6-я страты) и собственно среднего (7-я и 8-я страты). Последние были более активны, предприимчивы, состоятельны, добились в жизни большего: приобрели дорогостоящие товары, пользовались платными образовательными, медицинскими услугами, с оптимизмом смотрят на будущее своих детей.

В борьбе за повышение доходов средние классы все больше сосредоточиваются в госсекторе (58% их представителей), учитывая, что работа в госсекторе обеспечивает гораздо большую степень социальной защищенности, при этом давая возможность получения сравнительно высоких для России доходов. Это позволяет утверждать, что представители средних классов занимают сегодня наиболее привлекательные производственные позиции. Среди них нарастает доля работников госуправления, и падает доля работников сельского хозяйства.

К этому стоит добавить, что представители средних классов лучше «добывали» дополнительный доход, работая по совместительству или переквалифицируясь при необходимости. Они более активно улучшали свое материальное положение, используя банковский кредит и другие финансовые операции, экономическую рациональность, позволяющую им планировать свои ресурсы и получать максимальные дивиденды от собственной активности. Находясь как бы на стыке принципиально различных классов бедных и богатых, средние классы выполняют важную интегрирующую функцию в структуре обществе.

Таким образом, около трети россиян находятся либо за чертой бедности, либо на этой черте с риском при малейшем ухудшении макроэкономической ситуации или каких-то семейных проблемах окончательного сползания в бедность. Около четверти пребывают в состоянии малообеспеченности. Примерно треть населения может, хотя и с некоторой долей условности, считаться российским аналогом среднего класса. И, наконец, верхние 5-7% составляют те, кого сами россияне считают богатыми.

Причем уровень материальной обеспеченности представителей различных страт чаще всего соответствует другим показателям их социального статуса: объему власти, уровню образования и квалификации, особенностям производственных позиций, престижу, мировоззрению, стилю жизни, кругу общения.

Суммируем результаты, полученные при рассмотрении средних классов в структуре российского общества. Во-первых, с точки зрения их экономического положения оба средних класса отличаются от нижестоящих классов тем, что они имеют определенный экономический ресурс (в виде собственности или различного рода сбережений и инвестиций), а также достаточно средств для появления в массовом масштабе стилевых различий потребления. Более того, начиная с этих классов перестает фиксироваться тенденция деградации их имущественного и личностного потенциала, характеризующая ситуацию остальных классов. В отличие от бедных и медианного класса им удалось использовать те новые возможности, которые предоставил переход к рыночной экономике. Причем особенности используемых ими стратегий улучшения своего материального положения, а также особенности их экономического сознания и поведения в целом качественно отличаются от ситуации в двух низших классах и дают основания предполагать, что различия эти будут достаточно быстро нарастать.

Однако при этом нижний средний и средний классы заметно различаются как объемом имеющихся у них экономических ресурсов, так и возможностями стилевых трат. Более того, различается у них и динамика их благосостояния. Особенно наглядно эти различия проявляются в ситуации в нижнем среднем классе, где при близости по многим параметрам нынешней ситуации в составляющих его 5-й и 6-й стратах, между ними фиксируются расхождения в тенденциях изменения их положения. Это позволяет предполагать не столько сближение между собой нижнего среднего и среднего классов в будущем, сколько дальнейшее углубление различий между различными слоями нижнего среднего класса, в результате чего, видимо, 6-я социальная структура в значительной части войдет в состав собственно среднего класса, который расширится при благоприятном развитии событий примерно до 15% населения. Остальные примкнут к нижнему среднему классу, который также расширится, вобрав в себя часть представителей 6-й страты, 5-ю страту и часть медианного класса.

Вообще же надо сказать, что при работе с данными, характеризующими жизнь различных слоев в структуре российского общества, выделенных по шкале «бедность — богатство», нельзя не поражаться той энергии, с которой люди сопротивляются крайне неблагоприятным для них обстоятельствам, той без преувеличения титанической борьбе за жизнь и право на будущее, которую год за годом ведут десятки миллионов наших сограждан. Ведут в тяжелейших условиях, подчас — уже из последних сил, но все же сопротивляясь угрозе оказаться в омуте все глубже засасывающей бедности и деградации. И не случайно страх ухудшения материального положения оказывается основным страхом не только низших, но и средних классов — дело здесь не в невозможности в этом случае купить лишнюю вещь или сходить лишний раз в кино. Проблема гораздо глубже. Видимо, даже относительно благополучные пока граждане нашей страны чувствуют, хотя, может быть, и не всегда осознают, что за какой-то очень близкой для подавляющего большинства из них чертой начинается то сначала плавное, а потом все ускоряющееся скольжение в пропасть бедности и нищеты, вырваться из которой почти невозможно.

С учетом анализа и других материалов вышесказанное позволяет сделать следующие выводы:

1. К 2000 г. в России в основном сформировалась качественно новая, предельно поляризованная социально-классовая структура с полюсами в виде буржуазии, с одной стороны, и полудеклассированных наемных работников — с другой, при весьма тонком и неустойчивом среднем классе, который точнее было бы назвать средним социальным слоем.

2. Глубочайший, не имеющий аналога в современных индустриальных странах характер приняла стратификация общества по имущественному благосостоянию. В основном разрушена и превращена в разрозненные фрагменты частного милосердия и ведомственного вспомоществования государственная система социальной защиты россиян, что создало все предпосылки для люмпенизации массы населения страны.

3. Поляризация не ограничивается социально-массовыми и имущественными срезами общества, а по ряду направлений прошла через систему отношений: власти — масса, властные структуры Центра — властные структуры регионов, город — деревня, этнос — этносы» и т. д. Расслоение проходит также внутри класса буржуазии (национальная буржуазия — компрадорская буржуазия), наемных работников (в связи с той или иной формой собственности) и, более того, раскалывает общество на правопослушную часть и быстро разрастающийся криминалитет; на относительно благополучных, имеющих жилье и работу, и на интенсивно умножающихся социально обездоленных. В силу этого антагонизация российского общества приняла характер и чревата либо его взрывной, либо ползуче-тихой дезорганизацией.



Тема 7. Социальная динамика

Социальная динамика – это теория прогресса. Понятие прогресса характерно только для человеческих обществ, составляет их специфику и позволяет отделить социологию от биологии. Прогресс здесь возможен благодаря тому, что, в отличие от обществ животных, одни поколения могут передавать другим накопленные материальные и духовные богатства. Вследствие неразличения общества и человечества и включения социологии в “позитивную теорию человеческой природы” теория прогресса Конта в основе своей является антропологической. Социальный прогресс в конечном счете проистекает из врожденного инстинкта, заставляющего человека “непрерывно улучшать во всех отношениях любое условие своего существования”, развивать “в целом свою физическую, моральную и интеллектуальную жизнь...”.

Конт оговаривается, что прогресс не равнозначен безграничному росту счастья и человеческого совершенства, отмечая, что последнее понятие лучше заменить понятием “развития”. Социальная динамика лишена оптимизма, так как она признает возможность и даже необходимость отклонений. В истории “органические” периоды чередуются с “критическими”, когда преемственность нарушается. И тем не менее, социальное развитие в целом у Конта изображается как совершенствование, улучшение, прогресс.

Конт постоянно подчеркивает непрерывный и преемственный характер прогресса. Подобно тому как социальная статика выявляет солидарность в пространстве, социальная динамика выявляет солидарность во времени. Социальная динамика рассматривает каждое последовательное состояние общества как результат предыдущего и необходимый источник будущего, так как, согласно аксиоме Лейбница, “настоящее беременно будущим” [там же, 336].

Следуя взглядам традиционалистов, Конт постоянно подчеркивает преемственность поколений и колоссальное влияние всех предыдущих поколений на последующее развитие. В “Позитивистском катехизисе” он утверждает: “Живые всегда, и все более и более, управляются умершими: таков фундаментальный закон человеческого порядках”. С этим утверждением перекликается его тезис о том, что человечество в гораздо большей степени состоит из мертвых, чем из живых, и социальная связь нарушается в случае “бунта живых против мертвых”.

Главный закон социального прогресса у Конта – это закон трех стадий. Все общества раньше или позже проходят в своем развитии теологическую, метафизическую и позитивную стадии.

В теологическую эпоху люди верят сначала в фетиши (фетишистский период); затем – в богов (период политеизма); наконец – в единого Бога (период монотеизма). Основным мирским занятием являются завоевательные войны. Соответственно, духовная власть принадлежит священникам, мирская – военным.

В метафизическую эпоху люди обладают правом свободной дискуссии и основываются только на индивидуальных оценках. Духовная власть, принадлежащая метафизикам и литераторам, поглощена мирской, принадлежащей законодателям и адвокатам. Значение военной деятельности сохраняется, но она становится преимущественно оборонительной.

Наконец, в позитивную эпоху духовное управление осуществляется “учеными”, мирское – “индустриалами”. Основным видом деятельности становится индустрия, которая носит мирный характер.

По Конту, позитивная стадия в развитии человечества должна была начаться сразу после Великой Французской революции, но Революция осуществила лишь разрушительную задачу и уклонилась от нормального пути. В известном смысле она еще продолжается. С духовной точки зрения позитивная стадия начинается с “Курса позитивной философии”. Сначала Конт избегал указания точной даты начала позитивной фазы в мирском, или политическом, аспекте. Но в “Системе позитивной политики” он ее указывает: это 1860 – 1865 гг.

Чтобы эволюция человечества пришла к Земле Обетованной (позитивному состоянию), необходимо осуществить два ряда реформ. Первые должны быть теоретическими; их цель – создать твердые и общепринятые мнения; их начало положено “Курсом”. Другие реформы – практические, политические. Они восстановят прекрасную социальную организацию средневековья; отделят духовную власть от мирской, доверив первую ученым, вторую – “индустриалам”, заменят равенство иерархией, а национальный суверенитет – всеобщим централизованным управлением компетентных людей.

Позитивный, высший этап у Конта констатируется и предсказывается как неизбежный, но дальнейшая его судьба характеризуется довольно туманно. Он считает, что пройдет “еще много веков, прежде чем подлинное Великое Существо (т. е. Человечество. – А. Г.) должно будет заняться своим собственным упадком...”. Таким образом, у Конта, как и у Маркса, находящийся впереди человечества золотой век, одновременно неизбежный и желанный, означает либо нечто смутное, либо конец истории, либо новый цикл развития, который начинается с новой “теологической” стадии.

Таким образом, от наблюдения реально существовавших и существующих этапов социальной эволюции Конт переходит к характеристике того, какой она необходимо будет и должна быть. Социальная динамика завершается пророчествами, практическими рекомендациями и утопическими проектами.

9. От науки – к утопическому проектированию

Подобно многим другим социальным мыслителям XIX в. Конт любил пророчествовать, и эта любовь естественным образом вытекала из фаталистской интерпретации социальных законов. Сегодня одни его предсказания выглядят наивными и смешными, другие – основательными и провидческими. Не подтвердилась основополагающая вера Конта в то, что разработанная им вплоть до ритуальных деталей Религия Человечества станет религией человечества. Социальный режим, который он одновременно предсказывает и предлагает – социократия, – основан на строгой иерархии, субординации, точном исполнении предписанных функций. Подобные общества, небольшие по размеру (будущие государства по размерам не должны превосходить Швейцарию или Бельгию) и подчиненные единой церкви или Великому Существу (человечеству), представляют собой нечто среднее между фаланстером Фурье и монастырем.

Не подтвердились такие предсказания Конта, как союз пролетариата и женщин, с одной стороны, и позитивизма – с другой; исчезновение средних классов; семейно-домашняя роль женщины и т. д.

Вместе с тем проблема единства человечества, которую так энергично выражал Конт, и сегодня, в эпоху политических, межнациональных и межконфессиональных распрей, остается в высшей степени актуальной. И хотя до общечеловеческого единства далеко, деятельность многочисленных всемирных и международных организаций свидетельствует о том, что мировое сообщество – не фикция. Конт был убежденным и активным сторонником мира, и межнационального, и межклассового. Наряду с Бернарденом де Сен-Пьером он первым отстаивал идею “европейского дома”; наряду с Сен-Симоном он был одним из провозвестников наступления эры индустриализма; он предсказывал процесс деколонизации и т. д.

Пророчества у Конта незаметно перерастали в утопическое проектирование, и сам он, осознавая его в качестве такового, применял слово “утопия” к своим проектам. С предложениями об их осуществлении он обращается по самым различным и порой неожиданным адресам: и к пролетариату, и к царю Николаю I, и к великому визирю Османской империи, стороннику европейской цивилизации Решид-паше, и к руководителям Ордена иезуитов. По-видимому, Конт считал утопии не только необходимыми для социальной практики (вследствие того, что они затрагивают не “ум”, а “сердце”), но и осуществимыми в действительности.

Конт вышел из сенсимонистской школы и в известном смысле оставался сенсимонистом всю жизнь. Многое сближало его с социалистами, последователями Сен-Симона: Б. П. Анфантеном, С.-А. Базаром и др. Однако были и существенные различия между контизмом, с одной стороны, и социализмом и коммунизмом – с другой. Сам Конт усиленно подчеркивал свое несогласие с этими учениями. Он был решительным противником обобществления собственности и политических революций. Главное преимущество позитивизма перед социализмом он видел в том, что позитивизм исходит из необходимости духовного, нравственного обновления общества, а социализм стремится “осуществить мирскую реорганизацию независимо от духовной, т. е. построить общественное здание без интеллектуальных и моральных оснований”. Несмотря на собственные, иногда весьма энергичные высказывания, принижающие роль индивида, его прав и свобод, Конт не согласен с коммунистами в их стремлении подавить всякую индивидуальность. Он также против других идей, отстаиваемых социалистами и коммунистами: идеи равенства, ликвидации иерархии, основанной на различиях в способностях, и замены их “инертной и безответственной коллективностью”; отмены права наследования; ликвидации брака и семьи, за что выступали сенсимонисты.

Несомненно, в социально-политических воззрениях и проектах Конта был значителен элемент авторитаризма и будущего тоталитаризма, в частности, отрицание гражданских свобод и прав личности, свободы мнений, принципа разделения властей, демократических институтов и т. д. Конт был сторонником активного вмешательства государства в экономику и другие стороны социальной и даже личной жизни. Подобно многим проектам социалистов, его “социократия” несомненно представляет собой прообраз тоталитарного режима.

Вместе с тем социология Конта, зачастую вопреки его собственным декларациям, в значительной мере проникнута духом либерализма. Это относится к той ее части, которая основана на “объективном” методе, ставит своей главной задачей познание естественных неизменных законов и последующую опору на них в социальной практике. Именно эта сторона контовской теоретической системы главным образом развивалась впоследствии в истории социологической мысли. Идея о том, что социальная реальность развивается по своим собственным законам, что она, как и природа, не поддается произвольному манипулированию и принуждению, и, следовательно, чтобы эффективно воздействовать на нее, необходимо подчиняться этим, предварительно изученным законам, опираться на них, – эта идея лежит в основе либерализма. Ведь, по словам одного из апостолов современного либерализма, нобелевского лауреата Ф. Хайека, главный тезис либерализма сводится к тому, что “при устройстве своих дел мы должны как можно больше использовать стихийные силы общества и как можно меньше прибегать к принуждению...”. Именно на этой основополагающей идее базируется “объективная” социология Конта.

Но на этой идее он не останавливается. В его “субъективной” социологии намерение использовать социальные законы и стихийные, самопроизвольно развивающиеся тенденции перерастает в намерение заменить эти законы и тенденции целенаправленной деятельностью, управлением, проектированием некой группы людей, понимающих и выражающих общественное благо. Естественные законы, будучи “познанными”, как бы перестают действовать и становятся управляемыми, а человек, “познавший” их, становится демиургом. “Субъективный” фактор выходит на первый план, подчинение законам сменяется безграничным произволом, а наука превращается в проектирование, причем ориентированное не на реальность, а на идеал. Так происходит у Конта превращение социологии из науки в утопию.

Социология для Конта была синтетическим мировоззрением, включавшим в себя, помимо науки, многие другие компоненты, в том числе утопическое проектирование. Вследствие этого слово “социология” на некоторое время было основательно дискредитировано. В середине и второй половине XIX в. многие социальные ученые воспринимали его как социальную утопию фанатичных позитивистов; его использование было тогда равнозначно использованию таких слов, как “позитивизм” или “социократия”. Для обозначения же своих исследований и собственно науки об обществе они предпочитали пользоваться другими терминами, в частности, более нейтральным термином “социальная наука”. Лишь впоследствии, прежде всего благодаря трудам Г. Спенсера, а затем и других ученых, слово “социология” было реабилитировано. Оно стало обозначать не только социальную доктрину Конта, но вообще науку о социальных явлениях, независимо от социальных идеалов исследователя. Одновременно его значение сузилось, так как из социологии исключали (или, во всяком случае, стремились исключать) ее вненаучные компоненты.



Дата: 2019-02-02, просмотров: 335.