Прекращение гражданских войн, установление внутреннего мира в Римской державе, отсутствие внешней опасности, улучшение провинциального управле­ния — все это благотворным образом сказалось на экономическом развитии импе­рии в I—II вв. Первые века империи ознаменовались новыми достижениями в тех­нике, особенно, в железоделательном ремесле и строительстве. От наступления проч­ного мира в империи больше всего выиграла торговля; образовались новые торго­вые связи, в какой-то мере сложился единый средиземноморский рынок. Наивыс­шего расцвета достигает городская жизнь, появляется огромное количество новых городов, большинство из них становятся муниципиями со стройной системой уп­равления. Сельское хозяйство продолжает оставаться основой экономики Италии и провинций. При общих благоприятных показателях в сборе урожаев, рациональ­ном использовании земель намечаются симптомы кризиса самой системы произ­водства, показателем чего стали быстрое развитие колоната в I—II вв. Параллель­но с этим происходил процесс сокращения числа рабов и, в некотором роде, изме­нения отношения к ним.

Общая характеристика

Процессы, происходившие в области экономики и социальных отно­шений в первые два века империи, весьма сложны, и поэтому не легко поддаются истолкованию. Трудность их понимания главным образом за­ключается в их двойственности и противоречивости.

Империя принесла с собой относительный гражданский мир и значи­тельное ослабление внешней агрессии. Изменение провинциальной поли­тики привело к тому, что эксплуатация провинций приняла более органи­зованный и менее хищнический характер. Мало того, многие императоры, в особенности императоры из дома Антонинов, поощряли городское стро­ительство и заботились о развитии культурной жизни провинций. В числе положительных моментов, принесенных Империей, следует также отме­тить искоренение или, по крайней мере, значительное уменьшение пират­ства, дальнейшее развитие системы прекрасных дорог, введение единой имперской монеты.

Все эти факторы отразились благоприятным образом на многих сторо­нах жизни римского общества. Для империи первых двух столетий можно отметить рост техники (конечно, в ограниченных рамках рабовладельчес­кого способа производства), развитие ремесел, подъем экономической жизни многих провинций, развитие в них местного производства и мест­ной торговли, рост межобластного обмена, развитие торговли со страна­ми Востока и пр. Благосостояние высших классов в провинциях увеличи­вается, провинциальные города получают самоуправление и живут интен­сивной экономической и культурной жизнью. Некоторые старые города, захиревшие к концу Республики, вновь оживают. На рейнской и дунайс­кой границах, в Северной Африке, в Дакии появляется множество новых городских центров.

Однако рядом с этими положительными явлениями роста вниматель­ный наблюдатель заметит грозные симптомы упадка, скрывающиеся за кар­тиной внешнего процветания: хронический аграрный кризис Италии, важ­нейшего жизненного центра империи; сокращение количества рабов; упа­док производительности их труда и тщетные попытки рабовладельцев найти новые, более эффективные формы эксплуатации; обнищание широких масс населения Италии и провинций; усиление среди них паразитических тен­денций и нетрудовой психологии; истощение военных ресурсов империи и невозможность возврата к политике завоеваний. Нужно отметить при этом, что симптомы упадка были более серьезны, чем признаки роста, так как они относились к самым существенным сторонам жизни империи, харак­теризовали наиболее важные элементы производительных сил римского общества.

Мы видели, чем вызывались явления роста. Чем же были вызваны яв­ления упадка? Конечно, империя внесла некоторое улучшение в римскую систему в том смысле, что она придала ей более организованный харак­тер. Но эта система и при империи оставалась рабовладельческой, несмотря на некоторые признаки начинающейся деградации рабства: количество рабов стало уменьшаться, положение их несколько улучшилось; рядом с рабским трудом стали усиливаться другие формы эксплуатации; центра­лизованное латифундиальное хозяйство начало уступать место парцелляр­ному хозяйству рабов, посаженных на землю, и полусвободных арендато­ров-колонов. Но все это были количественные изменения, неспособные перейти в новое качество. Система в основном оставалась прежней, и в ней продолжали действовать все те факторы, которые с неизбежностью приводят к гибели всякую развитую систему рабства.

В течение столетий район Средиземного моря был ареной рабовладель­ческого хозяйства в его наиболее хищнической и жестокой римской фор­ме, истощавшей производительные силы. Правда, империя несколько смяг­чила старую республиканскую практику: провинции вздохнули свободнее и получили известную хозяйственную самостоятельность; императорская система сбора налогов была легче республиканских откупов; император­ские чиновники на первых порах меньше грабили провинции, чем респуб­ликанские магистраты. Но это в конце концов тоже были только количе­ственные изменения, которые не могли дать радикального улучшения. К тому же, имперская бюрократия очень скоро догнала и перегнала респуб­ликанских магистратов своей жадностью и подкупностью, а производи­тельные силы ведущих областей империи — Италии и Балканского полу­острова — были настолько подорваны многовековым господством рабства, что возрождение их стало невозможным на ряд столетий.

Таким образом, противоречивый и двойственный характер социаль­но-экономических явлений первых двух веков империи совершенно за­кономерен. Империя была государственной формой, пришедшей на сме­ну полисной системе эпохи классического рабства. Империя, как и ее предшественницы — эллинистические монархии, была территориальным государством, но государством весьма несовершенного типа. Не будучи национальным образованием, она, в сущности, являлась немногим боль­ше, чем конгломератом городов, областей и племен, стоявших на раз­личном экономическом и культурном уровне и объединенных военной диктатурой римских императоров. Империя многое сделала, чтобы спа­ять этот конгломерат в органическое целое. Но результаты были невели­ки. Прочное объединение римской державы было неосуществимо, пока экономической основой ее оставался рабовладельческий способ произ­водства, при котором невозможно существование широкого внутренне­го рынка. К тому же, империя являлась политической надстройкой над рабовладельческой системой Средиземноморья, уже клонившейся к упад­ку. Это обостряло все противоречия, свойственные рабовладельческому обществу.

Техника

При системе рабства техника производства может развиваться лишь в весьма ограниченных рамках. Из-за относительно низкого уровня обмена и значительной роли натурально-замкнутых отношений рынок рабовладель­ческого общества обладает небольшой емкостью. Спрос на товары невелик, и, следовательно, у производителя нет достаточных стимулов расширять и интенсифицировать свое производство. Если же такой стимул появляется в отдельных случаях, наличие дешевого и почти неограниченного (в период расцвета рабства) рынка рабов позволяет идти в сторону расширения (экстенсификации) производства посредством количественного увеличения рабочей силы, но делает невыгодным его интенсификацию путем примене­ния более усовершенствованных орудий и приемов труда. Кроме этого, улуч­шение техники упирается в крайне низкий уровень производительности раб­ского труда. Еще творец «Одиссеи» отметил эту черту:

Раб нерадив; не принудь господин повелением строгим К делу его, за работу он сам не возьмется охотой: Тягостный жребий печального рабства избрав человеку, Лучшую доблестей в нем половину Зевес истребляет[452].

Вот почему при рабовладельческой системе хозяйства орудия труда, как правило, весьма примитивны. Нецелесообразное потребление сырого материала и средств труда — «одно из тех обстоятельств, — пишет Маркс, — которые удорожают производство, основанное на рабстве. Рабочий, по меткому выражению древних, отличается здесь только как instrumentum vocale (одаренное речью орудие) от животного как instrumentum semivocale (одаренного голосом орудия) и от неодушевленного орудия труда как от instrumentum mutum (немого орудия). Но сам-то рабочий дает почувство­вать животному и орудию труда, что он не подобен им, что он человек. Дурно обращаясь с ними и con amore (со сладострастием) подвергая их порче, он достигает сознания своего отличия от них. Поэтому экономи­ческий принцип такого способа производства — применять только наибо­лее грубые, наиболее неуклюжие орудия труда, которые как раз вследствие своей грубости и неуклюжести труднее подвергаются порче» (Соч., т. 23, с. 208, прим. 17).

В частности, античность не знала применения в производстве машины, за исключением ее зародышевых форм.

Однако сказанное нуждается в известных ограничениях. Во-первых, и рабовладельцы системой поощрений могли добиваться довольно высокой производительности труда у отдельных групп рабов, преимущественно квалифицированных ремесленников. Во-вторых, застойность техники вы­ступала особенно ярко в периоды высшего развития рабовладельческой системы. В другие эпохи, когда с рабским трудом конкурировал труд сво­бодных ремесленников или развивались более смягченные формы эксплу­атации тех же рабов (например, отпуски их на оброк), техника производ­ства могла подниматься относительно высоко, хотя и оставалась в истори­чески ограниченных рамках.

Первые два века империи и были как раз той эпохой, когда техника достигла высшей точки развития в пределах своих античных форм. Импе­рия, завершая длительную историю Средиземноморья в древности, яви­лась наследницей всего предшествовавшего культурного развития. В част­ности, она усвоила и многие технические достижения эллинистической эпохи (подъемные механизмы, водяная мельница и проч.)[453]. Рост внутрен­ней и внешней торговли стимулировал развитие ремесленной техники. Интенсивное городское строительство предъявляло высокие требования к архитектуре и прикладной механике. Наконец, сокращение количества рабов и начавшийся упадок рабовладельческой системы хозяйства увели­чили удельный вес свободных и полусвободных форм труда.

Об относительно высоком уровне техники I—II вв. свидетельствуют преж­де всего ряд античных авторов. Витрувий пишет о подъемных сооружениях, где применялся составной блок (полиспаст)[454], о водоподъемных механизмах (тимпанах), об измерительных приборах типа таксометров[455]. Кассий Дион (68, 13) так описывает мост через Дунай, построенный Траяном:

«Траян построил каменный мост через Истр, по поводу которого не знаю, как достойным образом выразить восхищение перед этим императо­ром. Существуют и другие его замечательные сооружения, но это соору­жение их превосходит. Мост состоит из двадцати быков, сделанных из тесаных камней, высота их — сто пятьдесят футов[456], не считая фундамен­та, толщина — шестьдесят. Эти быки, расположенные друг от друга на расстоянии ста семидесяти футов, соединены арками. Как не изумляться расходам, затраченным на эту постройку? Как не изумляться способу, ка­ким каждый из быков был выстроен посреди многоводной реки, в изобилу­ющей водоворотами воде, на илистом грунте? Ведь невозможно же было изменить течение».

Из описаний Диодора (V, 35—38) и Плиния Старшего (XXXIII, 67— 78; XXXIV, 143—145) мы узнаем о сложной технике добывания серебра и золота, о применении в рудниках водоотливных механизмов, о плавиль­ных печах, о многочисленных сортах выплавляемого железа. Витрувий (X, 5) и Плиний (XVIII, 97) оставили описание водяной мельницы, появив­шейся, вероятно, впервые в Малой Азии при Митридате[457]. В I в. н. э. водя­ная мельница медленно стала распространяться и на Западе (в Италии).

Даже сельскохозяйственная техника, как правило весьма застойная, обнаруживает с конца Республики известный прогресс. Плиний (XVIII, 172) пишет о колесном плуге, «недавно» изобретенном в Реции. Еще ин­тереснее описание Плинием сельскохозяйственной машины, напомина­ющей жнейку:

«В крупных поместьях Галлии по посевам провозят очень большие ящи­ки со вставленными по краю зубцами на двух колесах при помощи подъя­ремного скота, запрягаемого сзади: обрываемые колосья падают таким образом в ящик»[458].

Следует отметить, что жнейка применялась не в Италии, где зерновые культуры были недостаточно развиты, и где, к тому же, в эпоху Империи наблюдался аграрный кризис, а в Галлии.

Свидетельства литературных источников подкрепляются огромным количеством археологических памятников, дошедших до нас от эпохи I—II вв. Римские сооружения поражают своими размерами и техническим совершенством. Достаточно напомнить об амфитеатре Флавиев (Колизее), вмещавшем не меньше 50 тыс. зрителей, о грандиозных римских акведу­ках (мостах с арками, на которых лежали водопроводные трубы)[459], о три­умфальных арках императоров (Тиберия в Оранже, Тита в Риме), о знаме­нитой колонне Траяна высотой в 27 м и с полосой рельефов длиной в 200 м, о мавзолее Адриана (так называемый Замок св. Ангела) и о других пост­ройках. Римские мосты и шоссейные дороги были построены так доброт­но, что некоторыми из них до сих пор пользуются в Италии, Южной Фран­ции, Испании. К этому нужно прибавить многочисленные остатки плавиль­ных и обжигательных (керамических) печей, найденные археологами в разных частях империи, множество ремесленных мастерских, открытых в Помпеях, изображения производственных процессов на фресках и релье­фах и т. д. Наконец, само техническое совершенство предметов домашней утвари, обстановки, украшений, инструментов[460] и т. п. говорит о высоком уровне ремесленной техники.

В эпоху Империи был открыт и широко применялся ряд новых техни­ческих приемов. Во второй половине I в. до н. э. сидонские мастера откры­ли способ изготовлять стекло посредством выдувания вместо старого при­ема формовки. Это дало возможность производить стекло более высокого качества и в большем количестве. В Галлии, по-видимому, в I в., были изо­бретены латунь (сплав меди с цинком) и способ лужения посуды оловом.

В крупных мастерских, в которых было занято по нескольку десятков ремесленников, до известной степени применялось техническое разделе­ние труда. В керамическом производстве отдельные процессы — лепка, обжиг, разрисовка — выполнялись специальными группами ремесленни­ков. В металлообрабатывающем производстве существовали формовщи­ки, кузнецы, полировщики и др. Аналогичную специализацию мы встре­чаем в булочных, в сукновальных и красильных мастерских. В отдельных случаях разделение труда принимало форму изготовления отдельных час­тей предмета в разных мастерских и даже в различных городах. Так, ме­таллические инкрустации для мебели, изготовляемой в Помпеях, достав­лялись из Капуи; изящные ножки для кушеток, на которых возлежали во время еды, привозили с Делоса. Канделябры составлялись из двух частей: нижняя производилась в Таренте, верхняя — в Эгине¹. Августин² дает це­лую теорию ремесленного разделения труда:

«Смешно, когда мы видим, что (римские боги), в силу разнообразных людских выдумок, представлены распределившими между собою занятия, подобно мелочным откупщикам налогов или подобно ремесленникам в квар­тале серебряных дел мастеров, где один сосудик, чтобы он вышел совер­шенным, проходит через руки многих мастеров, хотя его мог бы закончить один мастер, но превосходный. Впрочем, иначе, казалось, нельзя было посо­бить массе ремесленников, как только тем, что отдельные лица должны были изучать быстро и легко отдельные части производства, и таким образом исключалась необходимость, чтобы все медленно и с трудом до­стигали совершенства в производстве в его целом»[461].

Ремесленное производство

Общей тенденцией развития производства в первые два века империи был рост его в провинциях (особенно в западных) и медленный упадок в Италии. Однако этот процесс был сложным и его нельзя упрощать.

В конце Республики ремесленное производство Италии в целом сто­яло на невысоком уровне. Гражданские войны, нарушавшие нормальный ход экономической жизни, спекулятивный характер римского капитала, ввоз ремесленных изделий из провинций задерживали развитие промыш­ленности. В некоторых отраслях италийское производство даже пошло назад по сравнению с ранними периодами. Так, например, были почти ис­черпаны знаменитые в древности медные рудники в Этрурии.

С другой стороны, I в. до н. э. был временем интенсивного строитель­ства. Награбленные в провинциях сокровища шли на постройку обществен­ных зданий и роскошных дворцов римских богачей. С эпохи Гракхов ши­рокий размах приобрело строительство дорожных путей. Ввоз искусных греческих мастеров содействовал оживлению некоторых отраслей ремес­ленного производства, в частности керамики и литья из бронзы. Центром последнего в I в. до н. э. стала Капуя, снабжавшая изделиями своего ре­месла (посуда, лампы) не только Италию, но даже Северную Европу. Эт­русский город Арреций, знакомый нам по войне с Ганнибалом, широко развил керамическое производство. Арретинская столовая посуда с рель­ефным орнаментом являлась очень хорошим подражанием особому типу греческой посуды, известной под названием самосской.

Ранняя империя (I в.) принесла с собой временный подъем италийско­го ремесла, вызванный известными нам общими причинами: прекращени­ем гражданских войн, относительной безопасностью путей сообщения, ро­стом внутренней и внешней торговли и проч. Арретинское керамическое производство и капуанская бронзовая промышленность достигли высшей точки своего развития. Сосуды, изготовленные в Арреции, встречаются в Марокко и Испании, на Рейне и в Британии и достигают восточных границ империи.

Рядом с этими старыми центрами производства начали подниматься новые. Более грубые сорта глиняных изделий (лампы и черепица) произ­водились в Северной Италии, в Аквилее и Мутине. Парма, Медиолан (Ми­лан), Патавий (Падуя) и Помпеи славились своими шерстяными изделия­ми. Города Кампании снабжали Италию дутой стеклянной посудой. Даже Рим, который раньше не был крупным производящим центром, начал раз­вивать некоторые специализированные отрасли производства.

Нам хорошо известно ремесленное производство Помпей в эпоху, не­посредственно предшествующую их гибели (79 г.). Среди найденных там вещей, большинство которых производилось на месте, встречаются гли­няные и бронзовые лампы (светильники), глиняная и бронзовая посуда, стеклянные и железные изделия, весы, хирургические инструменты и проч. Поражает большое количество ремесленных мастерских и лавок: они встре­чаются чуть ли не в каждом доме. Мы находим среди них сукновальные, ювелирные, каменотесные и парфюмерные заведения, булочные, обычно соединенные с мельницами, где рабочей силой служили животные или рабы, стекольные мастерские, кузницы и др.

Однако картина ремесленного процветания Италии меняется во II в. Подьем был явлением временным. Производительные силы полуострова оказались подорванными, и италийское ремесло не могло выдержать кон­куренции тех областей империи, которые теперь, в обстановке римского мира (pax Romana), вступили на путь интенсивного экономического раз­вития. С середины I в. арретинская керамика начала терять первое место на рынке, уступая его галльским изделиям. То же самое во II в. произошло с бронзовыми и стеклянными изделиями капуанских ремесленников: они вытеснялись аналогичной галльской продукцией.

В последний век Республики экономическое развитие восточных про­винций задерживалось грабительской политикой римлян, а также внешни­ми и внутренними войнами. Империя, как мы видели, внесла сюда значи­тельные улучшения. Еще при первых императорах начали оживать старые промышленные центры Восточного Средиземноморья и своей конкурен­цией ускорили хозяйственный упадок Италии. В Финикии и Египте стало расцветать новое стекольное производство. Тончайшие полушелковые тка­ни (с льняной основой), изготовляемые в Малой Азии, получили широкое распространение не только на Востоке.

В западных провинциях начала интенсивно развиваться металлургия. Хотя старые серебряные рудники на юге Испании сделались менее доход­ными вследствие истощения запасов металла, однако тем энергичнее стали разрабатываться тамошние свинцовые месторождения. На свинец появился огромный спрос с тех пор, как в городах Запада, по примеру Рима, начали употреблять его для изготовления водопроводных труб. На западном побе­режье Испании были открыты залежи олова, разработка которых сделала Пиренейский полуостров главным поставщиком этого ценного металла и оттеснила на задний план Британию с ее древнейшими оловянными место­рождениями. В Галлии стали известны новые залежи железа (Льеж). Интен­сивно велась разработка больших запасов металла в Норике и Иллирии.

В этот же период Ранней империи Галлия начала развивать свое соб­ственное керамическое и текстильное производство, выступив опасным кон­курентом Италии. Около середины I в. на рынках появилась галльская крас­ная глазурованная посуда, украшенная рельефами (terra sigillata). Будучи дешевле арретинской посуды, она стала успешно с ней конкурировать.

Однако только во II в. промышленное развитие провинций достигло своей высшей точки. Особенно крупных успехов добилась Галлия. Эта ог­ромная страна, богатая естественными производительными силами, была поздно завоевана Римом и поэтому сравнительно недолго подвергалась хищнической эксплуатации во время Республики. Галлия и прирейнские области становятся главной «мастерской Европы». Стекольное производ­ство, появившееся в I в. в Лугдуне (Лион), распространяется до Норман­дии и даже проникает в Южную Англию. Еще позднее центр стеклоделия переносится в Кельн (Colonia Agrippina). Галльские изделия из латуни с украшениями в туземном кельтском стиле вытесняют капуанскую бронзу с рынков Северной Европы. Полного расцвета достигает галльская кера­мика. С изделиями типа terra sigillata конкурирует черная лощеная посуда, изготовляемая в Бельгии. В Британии появляются местные подражания галльской керамике с украшениями в кельтском стиле (в Кольчестере). В области гельветов (Швейцария) г. Виндонисса (Виндиш) становится цент­ром производства терракотовых ламп.

Металлургия Запада продолжала развиваться. В Дакии были открыты новые богатые месторождения золота. В Британии разрабатывались зале­жи железа и свинца. Последний в слитках вывозился в Рим для изготовле­ния водопроводных труб.

Что касается организационных форм производства, то в целом оно про­должало оставаться мелкоремесленным. Обычно работал сам владелец мастерской, в большинстве случаев — вольноотпущенник, один или с не­большим числом рабов (1—2). В предприятиях среднего типа было занято 5—10 человек. Ремесленная мастерская (officina) часто служила одновре­менно и лавкой (taberna). Такую картину мы видим, например, в Помпеях. В некоторых отраслях производства, особенно в керамическом, встреча­лись мастерские, которые, по античным масштабам, могли быть названы крупными: они насчитывали по 100 человек ремесленников и чернорабо­чих. В строительном деле широко практиковалась система подряда. Под­рядчик-предприниматель набирал артель рабочих (в числе их могли быть свободные ремесленники и чернорабочие, а также рабы, отпущенные на оброк или принадлежавшие подрядчику) и заключал определенное согла­шение с заказчиком. В эпоху империи процент свободных рабочих в произ­водстве все увеличивался, особенно в провинциях. Однако в государствен­ных рудниках продолжал применяться несвободный труд преступников, присужденных судом к тяжелой работе в рудниках (damnatio ad metalla). Вольноотпущенники являлись или собственниками мастерских, или подряд­чиками, или управляющими в промышленных заведениях их патронов.

Положение свободных ремесленников и особенно наемных рабочих было тяжелым и с точки зрения оплаты их труда, и со стороны их правово­го положения. Дешевый рабский труд давил на труд свободных, снижая их заработную плату. Бесправное положение рабов отражалось и на их сво­бодных товарищах. Если самостоятельный мелкий ремесленник еще пользовался некоторым признанием в римском обществе, то юридическое положение свободного наемного рабочего немногим отличалось от поло­жения рабов.

Торговля

Рост местного производства на фоне общего улучшения положения провинций, развития транспорта, увеличения безопасности путей сооб­щения и проч. привел в эпоху Империи к значительному оживлению италийско-провинциальной и межпровинциальной торговли. В I в. стеклян­ные изделия из Финикии и Кампании вывозят в Лугдун, откуда они идут на Рейн и в Британию. Бронзовая утварь из Капуи с клеймом некоего Ципия Полибия, по-видимому, владельца крупной мастерской, встреча­ется на Черном море, в Западной Англии (Уэльсе) и в Шотландии. Арретинская керамика, как было указано выше, достигает Рейна, Британии, Испании, Марокко и проникает даже на Кавказ. Terra sigillata из Южной Галлии успешно конкурировала с арретинской посудой в западных про­винциях и в самой Италии. Терракотовые светильники, которые массами изготовлялись в Мутине, в керамическом заведении Фортиса, экспорти­ровались в Северную Африку. Вино и масло из областей Средиземного моря глубоко проникают на европейский континент. Рейн становится одной из важнейших торговых артерий.

Характерно, что товарами в этой межобластной торговле были не только предметы роскоши. Скромная кухонная посуда, черепица, простые све­тильники, дешевые сорта вина и масла фигурируют здесь наряду с тонкой арретинской посудой и изящными стеклянными изделиями.

Внешняя торговля Империи не уступала внутренней. По свидетель­ству Плиния Старшего[462], в его время римляне ежегодно покупали в Индии товаров не меньше чем на 55 млн сестерциев. Цены, по которым эти това­ры продавались в Риме, были в 100 раз дороже, чем цены на них в Индии. Общая же стоимость ежегодного римского импорта из Индии, Китая и Ара­вии достигала 100 млн сестерциев. Плиний выражает сожаление, что та­кие огромные суммы утекают из империи: «В такую цену обходятся нам роскошь и женщины!».

В развитии торговли с Индией решающую роль сыграло открытие в эпоху Августа или Тиберия неким Гиппалом, по-видимому, греком из Алек­сандрии, муссонов, устойчивых сезонных ветров. С помощью их можно было легко добираться из Красного моря в Индию и обратно. Сам Гиппал достиг устья Инда. После него были открыты пути в Центральную и Юж­ную Индию. При Клавдии и Нероне отдельные мореплаватели стали по­являться на о. Цейлоне и в Бенгальском заливе. Все это привело в конце I в. к установлению более или менее регулярных торговых сношений между областями Средиземного моря и Индией.

Предметами вывоза с Востока служили пряности (в особенности пе­рец), ароматические вещества, драгоценные камни и тонкие ткани (мус­лин из Индии).

Что касается сухопутных путей на Восток, то в эпоху Ранней империи едва ли можно говорить здесь о непосредственных торговых сношениях. Находки греческих тканей эпохи Августа в Монголии, вероятно, обязаны своим происхождением случайному обмену. Основные трансконтиненталь­ные пути от Евфрата на восток до Антиохии Маргианской (Мерва) и на юг к Персидскому заливу находились под ударом парфян и в любой момент могли быть закрыты, а путь от Мерва в Китай, по-видимому, в эту эпоху еще не был известен.

Такой же случайный характер носили торговые сношения вдоль вос­точного побережья Африки к югу от Красного моря. Только отдельные мореплаватели достигали Занзибара. Однако вывоз ладана из Сомали, ве­роятно, носил более регулярный характер. Внутренность африканского материка в эпоху Ранней империи была почти неизвестна. Караванная тор­говля в Триполитании оставалась в руках кочевников. Даже занятие рим­лянами Мавритании не привело к возобновлению старой карфагенской торговли вдоль западного берега Африки.

На северных границах империи (исключая Британию, куда италийские и галльские купцы начали проникать задолго до ее завоевания) в I в. по­явились первые торговые пути, которые основательно были освоены позд­нее. Экспедиции Друза и Тиберия на Северном море открыли морской путь с Нижнего Рейна в Германию и Скандинавию. Во времена Нерона один римский искатель приключений в поисках янтаря проник на южное побе­режье Балтики, отправившись из Карнунта на Среднем Дунае и затем спу­стившись по реке Вистуле (Висла). Находки капуанских бронзовых изде­лий в северных областях Европы говорят о том, что уже в эпоху Ранней империи какие-то меновые связи (может быть, и не непосредственные) су­ществовали между севером и югом европейского континента.

С конца I в. римская внешняя торговля достигает высшей точки своего развития. Прежде всего нужно отметить установление торговых отноше­ний с Китаем, связанное с деятельностью Ханьской династии. Императо­ры этой династии в последней трети I в. присоединили к своим владениям область р. Тарима и организовали два торговых пути на Запад: один в Мерв, другой в Бактру (Балх в Северном Афганистане). В этих пунктах грече­ские и сирийские купцы встречали китайские караваны. В китайских ис­точниках есть известие, что в 97 г. китайский посол прибыл в один из си­рийских городов (вероятно, в Антиохию) и вел переговоры с сирийским наместником об установлении торговых отношений. При Адриане и Ан­тонине отдельные греческие купцы достигали западных границ области Тарима. Здесь в песках пустыни найдены остатки китайских шелковых тка­ней и вышитых шерстяных материй из Сирии. В буддийских монастырях Тибета открыты фрески в греко-сирийском стиле, что говорит о пребыва­нии там греческих мастеров.

Морская торговля с Индией, основы которой были заложены еще в пре­дыдущий период, продолжала развиваться. В конце I в. н. э. греки проник­ли с западного побережья Индии в Пенджаб и Декан, а во II в. — в Бен­гальский залив. Один греческий торговец даже пересек Малайский полу­остров. В 166 г., по свидетельствам китайских источников, депутация греческих купцов, называвших себя послами императора Ан-Туна (Марка Аврелия Антонина), была принята императором Ханьской династии Хуанти в его столице Лояне. Греки вели переговоры об установлении правиль­ной морской торговли между Китаем и странами Средиземного моря.

Если попытки завязать постоянную торговлю с Китаем не дали проч­ных результатов, то торговые сношения с западным побережьем Индии приобрели во II в. более регулярный характер, чем раньше. Об этом го­ворит хотя бы тот факт, что при Домициане в Остии были построены специальные склады для перца с Малабарского берега. Цены на индий­ские товары значительно упали по сравнению с теми, которые были во времена Плиния Старшего. Торговый баланс Рима стал менее пассив­ным, чем в предыдущий период, так как за ввозимые предметы роскоши римляне начали платить продуктами собственного производства: медью, оловом, вином, стеклянными изделями и шерстяными тканями. Однако, несмотря на это, едва ли утечка благородных металлов из империи мог­ла полностью прекратиться.

Хотя исследование внутренних областей Африки в конце I в. и во II в. добилось некоторых успехов (проникновение в область Великих эквато­риальных озер, в Сахару и Судан), но едва ли эти эпизодические путеше­ствия могли оказать существенное влияние на африканскую торговлю. Воз­можно только некоторое увеличение вывоза слоновой кости.

Зато сильно выросла северная торговля Рима. Монеты Траяна и Адри­ана обнаружены на восточном берегу Ирландии. Те пути в Балтийское море и внутрь Германии, которые были открыты в I в., теперь приобрели серь­езное значение.

Один путь из устья Рейна шел вдоль берегов Голландии и Фрисландии. Этим путем можно было проникнуть внутрь Германии, поднимаясь вверх по течению одной из рек — Амизии (Эмс), Визургиса (Везер) или Альбиса (Эльба). Или можно было плыть вдоль берега Ютландского полуостро­ва в Данию и Скандинавию.

Другой путь начинался на Среднем Дунае. Следуя по р. Вистуле, вы­ходили на Балтийское побережье, откуда переправлялись в Швецию. Мно­гочисленные находки римских монет, преимущественно II в., в Силезии, Познани и на шведских островах[463] свидетельствуют об относительно круп­ной роли, которую играл этот восточный торговый путь, связывавший Сре­диземноморье с севером Европы.

Средоточием римской внутренней и внешней торговли являлась сто­лица империи г. Рим. Не будучи производящим центром, он оставался и в эпоху Империи крупнейшим потребителем. Таким его делало огромное население и присутствие императорского двора. О величине римского им­порта говорят не только литературные источники (Страбон, Плиний, Марциал и др.), но и такие данные, как, например, размеры римской гавани Остии, лежавшей в устье Тибра. Реконструкция Остии, произведенная при Клавдии и Траяне, сделала из нее морской порт, доступный для самых боль­ших судов. Остатки крупных торговых складов говорят о том, что после Александрии Остия занимала в империи первое место по величине своих торговых оборотов. Предполагают, что население города было не менее 100 тыс. человек.

Мы видели, что в эпоху Республики количество купцов чисто римско­го происхождения было относительно невелико. Рост экономического зна­чения провинций и упадок италийского производства сделали это явление еще более заметным. Нет ничего удивительного, что в торговле с Восто­ком руководящая роль принадлежала грекам и сирийцам. Но и на Западе сирийцы занимали далеко не последнее место. Не редкость было встре­тить сирийского купца в Галлии, Британии или Дакии. Однако в западных провинциях и в Италии главную роль играли галльские купцы, что соот­ветствовало возросшему значению Галлии в экономике империи.