Причиной Турецкой войны в царствование Императрицы Анны Иоанновны явилось желание уничтожить унизительный для России Прутский договор и обуздать подвластных Турции крымских татар, опустошавших Малороссию своими набегами (все представления петербургского кабинета Порте по этому поводу были безрезультатны).

Вместе с тем, высоко расценивая мощь Оттоманской империи, русское правительство решило заручиться помощью нашей союзницы Австрии (которой оно только что помогло посылкой на Рейн корпуса Ласси). Для Австрии тех времен турецкие войны явились своего рода традицией (Монтекукули, Людвиг Баденский, принц Евгений). Цесарь Карл VI все же медлил с объявлением войны, ограничиваясь обещаниями, а Персия, воевавшая тогда с Турцией, стала склоняться на мир. Тем не менее, в Петербурге решили действовать. В начале 1735 года крымские татары, двигаясь в Закавказье на персов, прошли через русские владения на Украине, султан же не обратил внимания на наш протест. [76]

Война была решена, и с весны 1735 года наши войска стали продвигаться с польского театра на Украину.

В августе этого года генерал Леонтьев{83} с армией в 39000 человек произвел неудачный поиск на Крым. Не дойдя до Перекопа, он вернулся с потерею до 9000 главным образом заболевшими.

Весной 1736{83} года к Азову был двинут корпус фельдмаршала Ласси, овладевший крепостью 20-го июля{84}. В Азове взято 4000 пленных и 163 орудия. Наш урон 200 убитыми, 1500 ранеными. Легко ранен сам Ласси. Главная же армия Миниха в конце апреля двинулась к Перекопу. В ней считалось 58000 строевых (17 пехотных, 17 драгунских полков{85} и 12000 казаков) при колоссальном обозе, доходившем до 40000 телег. Петербургский кабинет и большинство военачальников полагали ограничиться одним опустошением гнезда хищников, но Миних решил завоевать страну. После месячного марша (переход в среднем 8 — 10 верст в сутки, причем армия двигалась одним большим каре) — Миних 21-го мая штурмовал перекопские линии и, после жестокого боя с татарами и турецким гарнизоном Перекопа, овладел ими.

Проникнув в Крым, армия сразу же стала испытывать большие лишения от недостатка воды (татары, отступая, опустошали страну и портили колодцы). 5-го июня взят Козлов (Евпатория). Простояв там пять дней, Миних распустил ложный слух о своем отступлении, а сам быстро двинулся на Бахчисарай, столицу ханства. 16-го июня Бахчисарай взят штурмом, разорен и сожжен. Миних простоял здесь 3 недели, причем армия сильно терпела от разного рода болезней, и 6 июля тронулся в обратный путь. 16-го августа армия отошла за Перекоп{86}, совершенно эвакуировав Крым, который удалось разорить, но не удалось завоевать. Из строя выбыло 30000{87} (половина всего состава), но потери в боях составляют едва 2000. Ни в одном полку не оставалось в строю свыше 600 человек, и Миних отклонил предложение Петербурга идти на Крым вторично осенью.

До сих пор военные действия велись исключительно против татар (турецкие гарнизоны принимали в них участие лишь случайно). Султан не желал войны с Россией и Австрией, но обе эти державы отвергли{88} турецкие предложения (побуждаемые фантастическими, во всяком случае сильно преувеличенными донесениями российского посла в Царьграде Вешнякова о слабости Турции и готовящемся в случае войны поголовном восстании христиан). Туркам оставалось лишь изготовиться к борьбе.

В феврале 1737 года крымский хан, собрав до 100000{89}, перешел Днепр у Переволочны и двинулся к Полтаве, уничтожив слабый русский отряд генерала Лесли и опустошив все на своем пути. Быстро собрав армию с квартир, Ласси двинулся ему навстречу, и хан отошел обратно за Днепр. Турки тем временем собрали в Бессарабии и на Дунае 200-тысячную армию, обратив главное свое внимание на Австрию.

Австрийцы настаивали на совместных действиях обеих союзных армий и требовали наступления русских в Валахию и на Дунай. Однако Миних убедил Императрицу отклонить домогательства цесаря (властолюбивый фельдмаршал опасался подчинения австрийскому главнокомандующему). Было положено каждому союзнику действовать за свой счет: австрийцам — в Сербии, русским — в Новороссии{90}.

Россия выставляла две армии. Главная — Миниха (100000) должна была прервать сухопутные сообщения Крыма с Турцией, овладеть Очаковым, а затем взять Бендеры и идти на Дунай. Другая армия — Ласси (40000) шла на Крым. Для пополнения войск зимой 1736 — 1737 годов набрано 40000 рекрут, однако половина их погибла в дороге от болезней, лишений и дурного обращения.

Армия Миниха — 90000{91} (60000 строевых), разделенная на 3 дивизии, снабженная сильной артиллерией (646 орудий) и обремененная обозом в 28000 повозок и 2000 верблюдов собралась в конце апреля на Днепре и медленно двинулась к Бугу, которого достигла лишь 15-го июня (средняя величина перехода — 4 версты!). Оставив у переправы большую часть тяжестей, обозов и чересчур стеснительной артиллерии, Миних спустился правым берегом реки к Очакову. 29-го июня он подступил к крепости и 2-го июля овладел ею штурмом. Первый штурм был отражен. Турки, бросившись вслед за отступавшими, стали добивать раненых. Миних в отчаянии сломал шпагу, воскликнув: «Все пропало!». Внезапно одна из последних, выпущенных наудачу бомб попала в турецкий пороховой погреб... Половина крепости взлетела на воздух и ободрившиеся войска, снова ринувшись в атаку, овладели ею после жестокой резни (из 17000 турок пощажено лишь 4000). В крепости взято 300 знамен и значков и 96 орудий. Наш урон до 4000: 1022 убитыми, 2841 ранеными.

Недостаток продовольствия и фуража побудил Миниха отступить с главными силами от Очакова вверх по Бугу на 80 верст, в Андреевское укрепление. Однако развивавшиеся в армии повальные болезни, тиф и чума, от которых [78] погибло 15000 человек{92}, и массовый падеж скота (в одной артиллерии пало 30000 волов) заставили фельдмаршала спешно отослать на Украину сперва часть армии, а затем отступить за Днепр с остальными, оставив в Андреевском большую часть артиллерии и почти все обозы, лишившиеся запряжек. Убыль в людях в эту кампанию доходила до 35000 человек. Армия была в плачевном состоянии: «По взятии Очакова, — пишет австрийский военный агент полковник Беренклау, — армия была приведена в такое расстройство, что ничего не могла более предпринять, и если бы турки со стороны Бендер на нее напали, то не встретили бы сопротивления...» Но турки выручили Миниха своим бездействием, и фельдмаршал мог донести Государыне, что армия «отведена от Очакова с викторией в добром порядке...»

В Очакове оставлен был гарнизон в 9000 человек под начальством Штофельна. Лишь только армия Миниха удалилась на Днепр, из Бендер для отобрания Очакова выступило 50000 турок и татар. Храбрый Штофельн отразил все штурмы (с 14 по 28 октября), положив до 10000 неприятелей (еще столько же погибло от чумы, свирепствовавшей в турецко-татарских ордах и занесенной в русские войска). Остатки неприятельской армии вернулись в Вендоры.

Пока Миних воевал под Очаковом, фельдмаршал Ласси двинулся на Крым. Хан поджидал его с войском на Перекопе, но Ласси обманул врага, внезапно двинувшись по Арабатской стрелке глубоким заходом в тыл перекопской позиции, чем навел ужас на татар. Ханская армия была рассеяна и Ласси овладел всем полуостровом. Однако недостаток в продовольствии вынудил его в конце лета отвести войска в Северную Таврию.

Тем временем наши союзники, австрийцы, терпели в Сербии одно поражение за другим{93}. Опасаясь к зиме турецкого нашествия, они просили посылки русского вспомогательного корпуса, но и на этот раз просьба их, по настоянию Миниха, была отклонена.

К началу 1738 года армию Миниха предложено было довести до 105000{94}, однако потерь предыдущей кампании возместить не удалось, и к весне ее еле-еле довели до половины предложенной цифры. Поход этого года совершено не удался. Миниху надлежало овладеть Бендерами. Он затратил два месяца на движение от Днепра к Бугу и еще месяц на поход от Буга к Днестру. Стесненная громадным [79] обозом (40000 повозок), армия двигалась по безлюдной степи одной массой, большим каре. Бескормица и болезни спешили почти всю конницу, разведка не производилась, и от Буга к Днестру движение армии совершалось ощупью и сомкнутым строем.

26-го июля Миних подступил к Днестру выше Бендер, но переправиться на тот берег не решился: переправу пришлось бы форсировать на глазах бендерского сераскира, занимавшего с армией в 60000 человек при 75 больших орудиях командующие высоты у правого берега и зорко следившего за движениями русских. Почти месяц блуждала русская армия по выжженной татарами степи, имея частые стычки и даже упорные, но не всегда удачные, бои с переправившимися неприятельскими партиями и отрядами. 21-го августа армия возвратилась на Буг в самом печальном виде: в строю ее не оставалось и половины состава — дизентерия, тиф и чума косили людей тысячами. Большую часть артиллерии пришлось оставить за падежом лошадей и волов: пушки брошены в колодцы, снаряды зарыты в землю. Из Очакова и Кинбурна выведены гарнизоны, вернее их остатки, дабы не вымерли от чумы...

В сентябре Миних вернулся на Украину. «Генералитет весь в добром здоровьи, — доносил он Государыне, — а рядовые чрезвычайно бодры и всякий желает сражаться, дабы железо, свинец и порох в честь и славу Вашего Величества употребить, а везти все это назад с собой не без труда. Болезни, особенно в рекрутах, продолжаются, только опасности никакой не видно...» Миних весь вылился в этих немногих строках!

Ласси и в этом году ходил на Крым, но с тем же результатом — завоевывать страну, завоевал, но удержаться в ней не смог, и все по той же причине: невозможности довольствовать армию. Отступив осенью на зимние квартиры, он исходатайствовал разрешение этих утомительных походов больше не производить и получил на будущий год чисто пассивную задачу — охрану южных границ от татар.

Таким образом, кампания 1737 года{95}, стоившая подобно двум предыдущим громадных материальных затрат и жертв людьми, окончилась, как и они, безрезультатно. Более того, терялся Очаков, единственное наше приобретение до сей поры.

У союзников-австрийцев дела обстояли еще хуже. Венский кабинет, жалуясь на неоказание помощи русскими, снова просил о поддержке. Военная коллегия предписала генералу Румянцеву (отцу будущего фельдмаршала) идти на выручку цесарцев с 30-тысячным корпусом{96}, но тут снова вмешался Миних, и предписание это было отменено. [80]

Потерю в боях за всю кампанию Миних исчисляет в своем рапорте в 700 убитыми и 250 ранеными, т. е. менее тысячи. На самом деле наш урон в боях раза в три больше, как то явствует из войсковых архивов. Так, в одном неудачном для нас деле, на Каменке 6 августа{97} мы лишились 500 убитыми и 500 пленными при внезапном нападении турко-татар на наших фуражиров. Собранный тут же Минихом военный суд приговорил начальника 2-й дивизии генерал-лейтенанта Загряжского (выславшего фуражиров, не спросясь главнокомандующего) и дежурного бригадира князя Кантакузена к разжалованию в рядовые, а начальника прикрытия полковника Тютчева — к расстрелянию. Свои неудачи Миних вымещал на подчиненных.

Весной 1739 года армия Миниха (68000 при 251 орудиях){98} сосредоточилась в киевском районе. Операционным направлением, вместо принятой дотоле линии Переволочна — Бендеры, сделалась линия Киев — Яссы, представлявшая значительные выгоды, как в смысле преодолевания меньших естественных преград (Буг и Днестр в их верхнем течении), так и особенно, в смысле удобного довольствия войск (обильная Киевщина и Подолия вместо пустынных очаковских степей). Правда, путь войскам лежал через Подолию, польскую территорию, но это обстоятельство не смущало ни русских, ни турок. Речь Посполитая, уже впавшая в состояние маразма, не была в силах заставить уважать свой нейтралитет.

Вели-паша, сераскир бендерский, которому было поручено ведение войны с Россией, вторгнулся в Подолию, но, опоздав предупредить Миниха на переправе через Буг, отступил к Хотину (у него, как и в прошлом году, было 60000).

Миних избрал пунктом переправы через Днестр деревню Синьковцы, выше Хотина, однако, чтоб отвлечь внимание турок, двинулся с армией на реку Збруч и пошел галицийским берегом этой речки. Хотинский паша Гуссейн поспешил к устью Збруча, чтобы предупредить там русских. Тогда Миних, приказав Румянцеву с главными силами и тяжестями продолжать движение вдоль Збруча, сам с 20000 корпусом и продовольствием на 10 дней быстро двинулся к Синьковцам и 19-го июля благополучно перешел на правый берег Днестра, где и укрепился, поджидая главные силы. Турецкая армия, насчитывавшая по соединении сераскира с Гуссейном 90000, расположилась у села Ставучаны и все время бездействовала, дав Миниху [81] возможность 3-го августа без помехи соединиться с Румянцевым. 5-го августа Миних двинулся с Днестра на Прут, прошел не тревожимый турками трудное дефиле Буковинского леса и 17-го августа под Ставучанами наголову разбил турецкую армию. Ставучанское сражение, несмотря на кратковременность, носило упорный характер. Оно типично для нашей «оборонительно-наступательной» тактики тех времен (сперва отбитие натиска, затем переход в наступление){99}. Это единственное генеральное сражение за 3 года войны с турками. Миних показал урон всей армии всего в 66 человек (!). Между тем, один лишь батальон Семеновского полка потерял в этом деле 145 человек. Общая наша потеря в Ставучанской баталии не менее 1800 — 2000 человек{100}. Турки оставили на поле сражения 1000 трупов, 50 орудий, весь лагерь и обозы. Миних построил отступавшим золотой мост и в первые часы не сознавал все значение этой победы. В Хотине взято 990 пленных и 183 орудия. Турки бежали к Дунаю, Хотин сдался без выстрела на следующий день, а 3-го сентября Миних вступил в Яссы.

Молдавия присягнула на подданство Императрице Всероссийской. Устроив в несколько дней управление краем, фельдмаршал решил овладеть в течение осени Вендорами, занять всю Молдавию и Валахию, устроить здесь прочную базу и весной 1740 года перенести военные действия за Дунай. Однако уже 12-го сентября в армию{101}, шедшую к Бендерам, пришло известие о заключении австрийцами сепаратного и позорного мира («мира постыднаго и предосудительнаго» — как выразился о нем Миних) и повеление прекратить военные действия. Миних немедленно сделал представление в Петербург требовать от Турции уступки Молдавии с Яссами и Хотином, срытия Бендер и распространения границы на юге до Берислава на нижнем Днепре. Но мир в Белграде был уже подписан 18-го сентября и на условиях, не соответствовавших ни достоинству России, ни огромному количеству жертв... Россия уступала Порте все свои завоевания в Молдавии, обязывалась не содержать флота на Черном и Азовском морях, перевозить русские товары исключительно на турецких судах. Мы получили Азов, но с обязательством не содержать там крепости, наша граница продвинулась на 80 верст к югу в степях — и это ценою 150000 человеческих жизней...{102}

При разборе войны 1735 — 1739 годов — четвертой по счету войны России с Турцией за полстолетия — мы [82] должны прежде всего отметить полную несогласованность в действиях союзников — русских и австрийцев. Несогласованность эта с нашей стороны намеренная, три раза цесарь обращался в Петербург за помощью и три раза получал отказ по настоянию Миниха. Лозунг «сам погибай, а немца выручай» в те времена нашим правительством (хотя и состоявшим из «немецких временщиков») в степень непреложного догмата еще возведен не был. Русские войска поэтому не были вовлечены в австрийскую катастрофу{103}.

Внутренняя политика России все время отражается на ходе войны. Бирон и Миних — соперники, и курляндец был очень рад удалению своего «риваля» в южные степи, подальше от Петербурга, где он тем временем окончательно упрочил свою власть. Однако, когда в 1739 году после Ставучан для Бирона возникла опасность узреть Миниха в ореоле триумфатора, он быстро склоняет Императрицу к заключению мира, тем более, что война сильно истощила и без того скудные финансы и продолжать ее становилось рискованным, так как разгром Австрии освобождал главные силы турок (русский фронт Порта считала второстепенным, двинув две трети армии своей с самого начала против Австрии).

Русская стратегия в общем плачевна. В четырех крымских походах 1735, 1736, 1737 и 1738 годов в каждый последующий повторяются ошибки предыдущего, а все вместе повторяют ошибки допетровских времен, «хождений» Голицына к Перекопу. Основная ошибка — это слишком большая, громоздкая армия, которую трудно довольствовать. Легкий летучий корпус, «корволант», из драгун с конной артиллерией вполне мог бы ее заменить.

Походы Миниха 1737 года — к Очакову и обратно, в 1738 году — к Днестру и обратно — особенно напоминают допетровское полкохождение. Армия движется одной сплошной массой (в последнем случае одним большим «кареем» с обозом посередине). Не говоря об организационных пороках армии (переобременение ее тяжестями), самый центр войны — безлюдная степь, т. н. «Дикие Поля» — способствовал неудаче этих двух походов, где мы лишились не более 8000 людей в боях, а свыше 60000 погибшими от болезней и лишений.

Вся эта пятилетняя изнурительная война смело могла бы состоять из одной лишь кампании 1739 года. Более того, Миних мог бы перенести военные действия на север к Хотину еще в 1738 году: неудача предыдущей (очаковской) кампании, казалось, должна была доказать ему неудобство ведения войны на театре, для которого тогдашняя [83] русская армия не была подготовлена. Повторив в кампанию 1738 года все ошибки предыдущей кампании, Миних затянул войну на год и, потеряв этот год даром, не имел уже времени довести до конца свою кампанию 1739 года.

Ласси, видя страдания своих войск в крымских походах, испросил разрешения их больше не предпринимать. Сравнение его полководчества с таковым же Миниха напрашивается само собой — и оно отнюдь не в пользу этого последнего. Для честолюбивого и эгоистичного Миниха страдания войск решительно ничего не значили, он смотрел на войска главным образом и прежде всего как на орудия для достижения своих целей, своих планов, своей политики,

Совершенно другой характер носит деятельность Ласси. Это — благородная солдатская фигура, старый честный и храбрый воин, всегда стоявший в стороне от придворных интриг, живший интересами армии и нуждами своих подчиненных. По словам генерала Д. Ф. Масловского, «он был бессменным часовым на страже действительных нужд осиротевшей русской армии, заброшенной во все время владычества Бирона и Миниха...» Этой армии он отдал пятьдесят лет своей жизни и, умирая в 1750 году, мог сказать, что вся его жизнь была дана «на потребу воинскую» его второй родины.

Как бы то ни было, Миних, всегда старавшийся быть на виду, получал первые роли — Ласси оставался в тени.

Рассматривая состав русской армии в этот упадочный для нее период, мы не можем не поразиться огромным количеством артиллерии и всякого рода обозов. Отправляясь в степной поход 1737 года и имея в строю 60000, Миних запасается колоссальным количеством артиллерии — 646 пушек и мортир, т. е. 11 орудий на тысячу бойцов (тогда как нормой для того времени считалось 3, самое большее 4). Это показывает, что Миних, несмотря на опыт своего похода в Крым в 1736 году, не отдавал себе отчета в свойствах противника и особенностях степной войны. Подвижные скопища татар требовали для борьбы с собой именно легких войск. Собственно осадных орудий (для Очакова) запасено было немного. Последствия этого не замедлили сказаться, и большая часть этой артиллерии брошена в степи. Еще более обременяли армию обозы: в 1737 году — 28000 телег и 2000 верблюдов, в 1738 году — 40000 телег, буквально сколько солдат, столько повозок. По штатам 1731 года на пехотный полк (8 рот) полагалось [84] 152 телеги, но в 1737 — 1738 годах их было по 250 — 300. Этот безобразный обоз, парализовавший всю армию, объяснялся отчасти тем обстоятельством, что действовать приходилось в пустынной и ненаселенной местности и все запасы приходилось везти с собою; однако сибаритство и распущенность имеют тоже свою долю вины. Санитарное состояние армии было самым плачевным: не хватало ни лекарей, ни лекарств, большая часть больных умирала. Нераспорядительность провиантской части присоединялась к болезням — при отступлении от Очакова, например, армию несколько дней довольствовали одним сырым тестом.

Австрийский военный агент капитан Парадиз, бывший в степном походе 1738 года, пишет следующее: «Русские пренебрегают порядочным походом и затрудняют себя огромным и лишним обозом: майоры имеют до 30 телег, кроме заводных лошадей... есть такие сержанты в гвардии, у которых было 16 возов. Неслыханно большой обоз эту знатную армию сделал неподвижною... Русская армия употребляет более 30 часов на такой переход, на который всякая другая армия употребляет 4 часа... При моем отъезде из армии было более 10000 больных: их перевозили на телегах как попало, складывая по 4, по 5 человек на такую повозку, где может лечь едва двое. Уход за больными не велик; нет искусных хирургов, всякий ученик, приезжающий сюда, тотчас определялся полковым лекарем...» Кавалерия, по словам Парадиза{104}, настолько отягчена оружием и кладью, что ее «за драгунов почитать нельзя...»

Еще так недавно, при Петре, за каких-нибудь 15 лет до этих событий — русские войска без чрезмерного напряжения{105}проделывали за одну кампанию 1000 и 1500 верст, нисколько не теряя боеспособности: от Минска с боями до Полтавы, от Полтавы до Риги, от Риги до Ясс... Теперь те же войска не могут сделать и 200 верст, не придя в полное расстройство!

«Все что приготовил Петр Великий своим мозолистым трудом было растеряно, — пишет один из исследователей этой эпохи, — и в Турецкую войну перевелись ветераны Полтавы...»

Вопрос 22. Россия и великие державы Европы. Внешняя политика России в Европе 1740 – 1750 гг. Революция 1756 г.

Внешняя политика России в 1740—1750-е гг. Первым испытанием для нового правительства в международной сфере стала война со Швецией. Швеция хотела вернуть уступленные России по Ништадтскому миру территории в Прибалтике.

Елизавета Петровна действовала вполне в духе своего отца. Она двинула на север армию во главе с фельдмаршалом Лассиу которая нанесла шведским войскам ряд поражений в Финляндии. В 1743 г. Швеция запросила мира и отказалась от территориальных притязаний к России. Это был первый внешнеполитический успех новой правительницы. Другой пришел несколько позже в связи с участием России в большой европейской политической игре.

В середине 1750-х гг. на политической арене Европы заблистал государственный и военный талант прусского короля Фридриха II Великого. Он создал сильную армию и нацелился на захват близлежащих немецких княжеств, создание Великой Пруссии и овладение восточноевропейскими территориями.

Фридрих П захватил у Польши Силезию, напал на Саксонию, разгромил войско австрийцев и занял Дрезден и Лейп­циг. Агрессивность Пруссии привела к появлению в Европе антипрусской коалиции Франции, Австрии и Швеции.

Россия решила примкнуть к ней, полагая, что Пруссия угрокпет ее интересам в Польше и Прибалтике, и взяла на себя основную тяжесть противоборства. Кровью русских солдат оплачивалась борьба с Пруссией за европейскую гегемонию.

В 1756 г. Россия вступила в Семилетнюю войну с Пруссией. Русские войска под командованием фельдмаршала Ф.Апраксина (1702—1758) вошли в Восточную Пруссию. В 1757 г. у деревни Гросс Егерсдорф русская армия одержала убедительную победу. Удар во фланг прусской армии резервного корпуса молодого генерала П. А. Румянцева (1725—1796) решил исход боя.

Дорога на главный город Восточной Пруссии Кенигсберг была открыта, но Апраксин увел войска на зимние квартиры, и Фридрих II получил передышку. Свое решение фельд­маршал объяснил нехваткой продовольствия, но дело было » другом — тяжко заболела Елизавета. В ожидании ее кончины и воцарения Петра Федоровича, поклонника Фрид­риха II, Апраксин повел себя как истинный царедворец. Но Елизавета выздоровела и отдала Апраксина под суд.

После ряда упорных сражений, не давших перевес ни одной из сторон, Елизавета назначила на пост командующего генерала Я. С. Салтыкова (1698—1772/73). Он имел богатый опыт войн с Польшей и Турцией, успешно действовал в первый период Семилетней войны, участвовал во взятии Кенигсберга.

1759 г. стал годом громких побед русской армии над войсками Фридриха II. Салтыков захватил Франкфурт-на-Одере. В августе 1759 г. русские войска при поддержке союзников-австрийцев сошлись с прусскими в генеральном сражении около деревни Кунерсдорф. Почти 50-тысячная армия Фридриха поначалу потеснила союзников в центре, но русские солдаты выстояли. Салтыков перегруппировал поиска, совершил ряд смелых маневров. На левом фланге русские части создали перевес сил и предприняли контр­удар. Общее наступление завершилось штыковой атакой. Пруссаки побежали, Фридрих II едва не попал в плен.

Дорога на Берлин была открыта. Пруссия ослабла, и теперь Австрии и Франции оказалось невыгодно усиление России в центре Европы. Они решили направить русскую армию на спасение Силезии и Саксонии. Эта заминка позволила Фридриху II собрать силы и продолжать войну.

Из-за интриг австрийцев Салтыков подал в отставку. Находившиеся в Восточной Пруссии русские войска продолжали наступление, и вскоре передовой отряд генерала 3. X. Чернышева подошел к Берлину. Городские власти вручили Чернышеву ключи от столицы. Так впервые в истории русские войска овладели Берлином. 1760 г. и имя генерала Чернышева навечно вошли в историю воинской славы России.

Падение столицы Фридриха II потрясло тогдашнюю Европу. На следующий год русские войска наращивали успех. Корпус Румянцева вышел к берегам Балтики, вновь появилась возможность захвата приморских городов и столицы Пруссии. Она оказалась на грани катастрофы, Фридрих II собирался отречься от престола. Его спасла смерть Елизаветы Петровны в конце 1761 г.

Петр Федорович, ставший императором Петром III, немедленно заключил с прусским королем перемирие, а в 1763 г. и мир. Россия вернула Пруссии все захваченные у нее территории. Бывшие враги стали союзниками.

Семилетняя война была чужда интересам России. Ее скоропалительное окончание говорило не только о симпатиях нового российского монарха к прусскому королю, но и о его здравом смысле. Россия не желала проливать кровь ради интересов других держав, в первую очередь Австрии. Семилетняя война укрепила международный авторитет России, возвысила воинскую славу русского солдата. В ходе этой войны засияли новые военные таланты, были возрождены и развиты принципы военного искусства петровского времени — штыковой удар, быстрый маневр, применение рассыпного строя против малоповоротливых колонн противника.

Главных руководителей и общее направление политики Елизаветы мы уже видели. Мы знаем, что и во внешней политике при Елизавете старались следовать традициям Петра, но следовали не вполне точно, как это было и в политике внутренней. Теперь нам остается посмотреть на главные факты политических отношений и столкновений, бывших при Елизавете.

Вступая на престол, Елизавета застала Россию в войне со Швецией и находилась сама под сильным влиянием враждебных Австрии французов – Шетарди и Лестока. Мы знаем, что это влияние и ряд ошибок, сделанных русской дипломатией, дурно отразились на международном положении России; они связали России руки и вынудили ее на бездействие в борьбе Пруссии с Австрией. Елизавете прежде всего следовало окончить шведскую войну и затем занять независимое положение в европейских делах. Это и выполнил с успехом А. П. Бестужев-Рюмин. Война со Швецией окончена была в 1743 г. миром в Або, по которому Швеция не только не получила всей желаемой ею Финляндии, но должна была уступить России и новые области финляндские до реки Кюмени. После этого все внимание русской дипломатии устремилось на Запад.

Но Бестужеву не сразу и даже не скоро пришлось добиться того, что его влияние окрепло и его политическая система была усвоена русским правительством. При Елизавете в первые ее годы имел большое значение Лесток, бывший проводником французских интересов при русском дворе. Все свое влияние на Елизавету Лесток употреблял для того, чтобы (вместе с Шетарди) втянуть Россию в союз с Пруссией и Францией против Австрии, иначе говоря, заставить Россию идти в политике тем же путем, которого близоруко держались при Анне Леопольдовне. Несмотря на упорное противодействие Бестужева, Лесток был в силе до 1748 г. Россия бездеятельно смотрела на быстрый рост политического могущества Пруссии, вышедшей с полной победой из своей войны с Австрией за Силезию (1748 г). Но вместе с тем Елизавета держалась вне союза с Пруссией и Францией. Таким образом, Франции только удалось устранить русскую помощь Австрии, но не удалось распоряжаться русскими силами в свою пользу.

В 1748 г. Бестужев путем ловкой придворной интриги избавился от Лестока и его вдохновителя Шетарди. Лесток был изобличен в продажности и сослан в Устюг, а перехваченные письма Шетарди ясно показали Елизавете, что он относится дурно лично к ней, и Шетарди был выслан из России. С тех пор Бестужев начал без соперников и помехи (если не считать соперничеством случайного вмешательства в политику других любимцев Елизаветы) проводить свою систему. Уже в 1750 г. произошел дипломатический разрыв России с Пруссией, и вместе с тем росло сближение с Австрией. Как известно, в Европе возвышение Пруссии вызвало после 1748 г. боязнь за политическое равновесие, и эта боязнь повела к составлению коалиции против Фридриха II. Австрия сблизилась с Францией для мести Фридриху; и та, и другая искали союза с Россией. За союз с Австрией стоял, конечно, Бестужев; за союз с Францией – Шуваловы. Система Бестужева требовала, чтобы политическое равновесие не нарушалось вблизи России, чтобы интересы старой русской союзницы Австрии не страдали так явно, как они страдали от Фридриха. Взгляды Бестужева были приняты императрицей, лично не любившей Фридриха, и Россия вступила в коалицию против него. Положение дел было тогда таково. Две войны за Силезию держали Австрию в боевой готовности; русская же армия оказалась в то время вовсе не готовой, т. е. те 200 000 регулярных солдат, которыми в конце царствования Петра располагала Россия и которые в то время были громадной силой, оказались негодными для немедленного действия. Со времен Петра прошло много лет. Войска были расположены на постоянных квартирах и обжились там так, что утратили не только военную гибкость, но и военную годность. Пришлось поэтому готовить армию к войне в то время, когда Австрия уже начала оперировать, и на подготовку армии потребовался целый год. Только во втором году войны явились русские войска в Восточную Пруссию и начали наступательные действия против Фридриха. В 1757 г. под начальством С. Ф. Апраксина они разбили прусский корпус при Грос-Егерсдорфе, но затем, будто побежденные, отступили за Неман в Польшу. Это дало основание и своим, и чужим возвести на Апраксина обвинение в неспособности и недобросовестности. Современники и некоторые историки винили Апраксина в том, что он отступил вследствие слухов о болезни Елизаветы, ибо знал о нерасположении к войне ее преемника Петра II. Виновником позорного отступления считали и Бестужева. Но в позднейших исследованиях (особенно Д. Ф. Масловского «Русская армия в Семилетнюю войну») такой взгляд считается несправедливым. Апраксин отступил из Пруссии потому, что в войсках были большие потери и не было продовольствия. Тем не менее он был привлечен к ответственности и умер под судом в 1758 г. Вместе с тем начато было следствие и над Бестужевым; за многие «вины» политического и придворного характера он был отставлен от дел и сослан в деревню. В сущности, дело Апраксина и Бестужева не вполне было следствием военных дел: в него вмешались сложные придворные интриги.

Командование над войсками было передано генералу Фермору, который в 1758 г. вступил в Пруссию и выдержал нерешительную битву с Фридрихом при Цорндорфе. В 1759 г. войсками начальствовал граф Салтыков, который и разбил Фридриха при Кунерсдорфе. В 1760 г. русский корпус занял Берлин, столицу Фридриха, а в 1761 г. Бутурлин удачно действовал в восточной части Пруссии. Смертью Елизаветы (25 декабря 1761 г.) прекращено было пятилетнее участие русских в Семилетней войне. Оно прошло не без пользы для русских войск, так как практически подготовило военных людей для времени Екатерины II; но оно прошло без пользы для государства, хотя наши удачные походы показали Европе большие военные силы России. Наконец, и Пруссия была ослаблена настолько, что Екатерина II могла не бояться ее завоевательного аппетита.