Для верного решения вопросов, поставленных перед КСППЭ следователем или судом, основное значение на первом этапе экспертного анализа имеет правильное определение соответствия уровня развития несовершеннолетнего окончанию подросткового возраста и (или) началу ранней юности. Рубеж, разделяющий их, в значительной мере условен. До недавнего времени было принято рассматривать подростковый период как интервал между 11 и 15—16 годами. Согласно последним данным, подростковый возраст определен в промежутке между 11 — 12 и 14—15 годами. Это приблизительно соответствует границам возраста уголовной ответственности в советском праве: 14 годам — за наиболее тяжкие преступления, 16 годам — за остальные. К этому времени при нормальном возрастном развитии окончательно формируется абстрактное мышление, способность к проведению формальных логических операций, интеллект переходит на новый уровень отражения объективных связей внешнего мира. Возникает возможность осознания и оценки значения своих поступков и поведения окружающих. Качественно и резко изменяется содержание мотивационной сферы, появляется ориентация на участие в социально значимых сферах деятельности, планирование долгосрочных перспектив. Уменьшается элемент ситуативности в поведении, формируется способность к сознательной регуляции поведения сообразно социальным нормам. Чрезвычайно важное значение при этом имеет становление самосознания, образа «Я», способности к адекватной самооценке. Созревание этих основных психологических новообразований подросткового возраста знаменует подлинное «рождение личности» (А. Н. Леонтьев). Несформированность их у подростков и юношей 14—16 лет, проявление черт, характерных для более ранних этапов и возрастных периодов, свидетельствует о задержке психического развития.

Вследствие того, что самосознание подростка есть то личностное новообразование, которое определяет специфику всего возрастного периода, диагностика завершенности созревания личности должна основываться именно на анализе самосознания и сознания. Наибольшее значение для решения вопроса, полностью ли несовершеннолетний обвиняемый осознавал значение своих действий и в какой мере мог руководить ими, имеет оценка степени зрелости морального и правового сознания. Именно эти личностные структуры являются основными регуляторами нормосообразного поведения. В качестве личностных составляющих морального сознания к концу подросткового периода у нормально развивающегося подростка окончательно дифференцируются понятия и нравственные чувства долга, ответственности, стыда, чести, достоинства, совести.

В чувстве долга фиксируется превращение моральной нормы в установку и позицию субъекта. В этом случае общая моральная формула «все должны» преобразуется в сознании несовершеннолетнего в убеждение «я должен»¹⁵.

В чувстве ответственности очерчиваются границы морального долга в зависимости от реальной способности субъекта осуществлять должное в наличных обстоятельствах¹⁶. Ответственность представляет собой форму контроля морального сознания за деятельностью субъекта либо с позиций общества, либо с позиций личности. Интеграция этих моральных оценок осуществляется критикой, являющейся основанием личностного выбора. Поэтому степень развитости у обвиняемого морального уровня критичности не только характеризует его способность к адекватной смысловой оценке, осознанию своих действий, но и дает представление о свободе его личностного выбора, способности избирать определенную линию поведения, т. е. о мере руководства подэкспертиым своими действиями.

Чувство стыда является оценкой несовершеннолетним обвиняемым своих действий, поведения на основании возможности «предположить, какова будет реакция других»¹⁷. Развитость чувства стыда, следовательно, свидетельствует о сохранности адекватного социального прогноза, понимании общественного значения своего поведения, т.е. о наличии достаточного осознания значения своих действий.

Чувство достоинства характеризует представление несовершеннолетнего обвиняемого об идеале человека. Достоинство является формой самоконтроля личности, основой ее требовательности к себе самой, не позволяющей по своей воле «совершать поступки ниже своего достоинства»¹⁸.

Наиболее важным чувством морального сознания и самосознания несовершеннолетнего обвиняемого является совесть. Развитость этого нравственного чувства наиболее полно характеризует способность лица осуществлять моральный самоконтроль, предполагает смысловую дифференцированность усвоенных общественных норм.

Сформированность морального и правового сознания подростка является мерилом интериоризации им наиболее важных социальных норм, критерием успешности его социализации, достаточной развитости внутреннего (совесть) и внешнего (стыд) контроля, что создает психологические (личностные) предпосылки его ответственности.

Реализация преступных действий есть всегда реализация конкретно-ситуационных мотивов, сознательных актуальных целей личности. Сохранность полноты осознания и произвольности их выбора — субъективная предпосылка вины и ответственности субъекта преступления. В связи с этим для полноты суждения о способности несовершеннолетнего обвиняемого полностью сознавать значение своих действий и мере руководства ими анализ морального сознания подростка должен быть дополнен анализом его целеполагания и целедостижения, психологическая структура и механизмы которых были описаны выше. Предпосылкой их эффективного функционирования во многом служит достаточная развитость мыслительной деятельности, интеллекта. Когнитивная дифференцированность личности, высокий уровень операциональных ее возможностей в существенной мере определяют глубину раскрытия важнейших сторон ситуации, выбор адекватных путей и средств ее преобразования, адекватный учет внутренних ресурсов и собственных качеств (когнитивная самооценка).

Вследствие этого анализ личностных новообразований подростка в качестве обязательного компонента включает оценку его интеллектуальных функций. Умственное развитие подростка не сводится к накоплению знаний и операциональных навыков, но выражается также в реорганизации психических функций. В завершающий подростковый возрастной период нормально развивающийся подросток приобретает способность к сложной аналитико-синтетической умственной деятельности, самостоятельному мышлению, дифференцированному восприятию окружающего мира, достаточно полной рефлексии. В результате перестройки интеллектуальных функций упорядочивается операциональный и смысловой опыт субъекта, совершенствуется организация его памяти и внимания, которые приобретают характер полностью произвольно регулируемых психических процессов.

Правильная и полная оценка новообразований личности подростка — особенностей его сознания, самосознания, интеллекта и воли — не может быть сделана без учета «социальной ситуации развития»¹⁹. Именно знание этой ситуации позволяет представить процесс формирования характерологической структуры, складывающейся к концу подросткового периода, понять своеобразие функционирования эмоционально-волевой сферы личности несовершеннолетнего. В последние годы в психиатрии описаны и типизированы пороки «социальной ситуации развития» детей (неправильное воспитание и неблагоприятная семейная ситуация), приводящие в подростковом возрасте к становлению клинически очерченных психопатических нарушений личности²⁰. При отчетливой их структурированности к концу подросткового периода, свидетельствующей об уродливом функционировании регулятивных личностных систем, снижении произвольности поведения, вопрос о полноте меры руководства преступными действиями в ряде случаев не может быть решен положительно. Подросток, не умеющий самостоятельно принимать решения, может оказаться неспособным в полной мере руководить своими действиями в условиях психологического давления. Как раз такое качество особенно свойственно неустойчивым и тормозимым психопатическим подросткам вследствие их повышенной внушаемости, зависимости, слабости волевой регуляции поведения.

В случае констатации умственной отсталости или (и) других нарушений психического развития эксперты должны установить клиническую форму и патогенетический тип нарушения индивидуального психического развития (дизонтогенеза). Существуют различные его классификации. В современной психологической систематике выделяются: недоразвитие, задержанное развитие, поврежденное развитие, дефицитарное развитие, искаженное развитие, дисгармоничное развитие. Каждый вид (тип) дизонтогенеза характеризуется различной глубиной и преимущественной сферой поражения психики. Знание этих особенностей- облегчает выбор наиболее адекватных критериев экспертной оценки психического состояния несовершеннолетних обвиняемых. Разработка этих критериев должна осуществляться с учетом возможности формулирования трех вариантов ответа:

· несовершеннолетний в полной мере мог сознавать значение своих действий и руководить ими;

· несовершеннолетний не в полной мере мог сознавать значение своих действий и руководить ими;

· несовершеннолетний не мог сознавать значение своих действий и руководить ими.

Последний вариант ответа по существу совпадает с признанием несовершеннолетнего при наличии психической патологии также и невменяемым, так как формулировки «способность отдавать себе отчет в своих действиях» (ст. 11 УК РСФСР) и «способность сознавать значение своих действий» (ст. 392 УПК РСФСР) по смыслу практически эквивалентны.

В связи с отмеченным первый и второй вариант ответов у несовершеннолетних обвиняемых с пограничной психической патологией, не исключающей вменяемости, должны рассматриваться и выноситься как конкретизация состояния вменяемости. Только при таком подходе две альтернативы ответов, возможные при определении вменяемости-невменяемости (мог или не мог субъект отдавать себе отчет в своих действиях), могут быть согласованы и непротиворечиво увязаны с тремя более дифференцированными альтернативами (вариантами) экспертной оценки, допустимой в отношении лиц 14—18 лет.

В свете сказанного важно выяснить, какие общие признаки психологического функционирования присущи группе несовершеннолетних, признанных невменяемыми. Именно они могут выступать в качестве критериев одного из трех возможных вариантов экспертных выводов — показателем того, что несовершеннолетний не мог сознавать значения своих действий и руководить ими.

Результаты специального анализа, проведенного Е. Г. Дозорцевой, позволяют утверждать, что одним из таких признаков является неразвитость способности к смысловым, нравственным оценкам, обусловленная незрелостью как интеллектуальной сферы, так и системы мотивации, морального сознания. Это проявляется в отсутствии соответствующей реакции на сложившуюся судебно-следственную ситуацию даже в эмоциональной форме. Для большинства подэкспертных данной категории характерна облегченность, отсутствие озабоченности и сожалений о содеянном либо неадекватные эмоциональные проявления, в частности в форме агрессивных тенденций. Выявляется неспособность к содержательной и дифференцированной самооценке, исследуемые оценивают себя неправильно.

Еще более выражение в группе невменяемых проявляется совокупность признаков, характеризующая неспособность к произвольным действиям: неустойчивость поведения и эмоций, невозможность самостоятельной организации целенаправленной деятельности. В их основе лежит неразвитость важнейших личностных структур — мотивационной системы, интеллектуального контроля действий и их волевой коррекции. Даже в тех немногих случаях, когда несовершеннолетнему доступно элементарное осмысление сложившейся ситуации и он пытается повлиять на ее исход, проявляя защитные тенденции, он оказывается не в состоянии до конца реализовать эту линию поведения из-за нарушения механизмов произвольной деятельности.

Рассмотрение нозологических подгрупп в общей группе невменяемых позволило установить, что нарушение способности несовершеннолетних к осознанию и регуляции своих действий не всегда прямо связано с недостаточностью интеллектуального функционирования. Это наиболее заметно на полярных по признаку сохранности интеллекта группах исследуемых: с диагнозом олигофрении и с синдромом психофизического инфантилизма. Первая из них характеризуется конкретностью и примитивностью мышления, бедностью словарного запаса и представлений, трудностями обучения, способностью устанавливать лишь наиболее простые логические связи при недоступности целостного осмысления ситуации. В данном случае именно интеллектуальная недостаточность обусловливает неспособность к верному прогнозу своих действий, их оценке и интеллектуальному контролю. Несовершеннолетние с диагнозом психофизического инфантилизма отличаются значительно большей способностью к абстрагированию, оперированию категориями, обучаемы, обладают хорошим словарным запасом, легко устанавливают логические связи и осмысливают несложные ситуации. Вместе с тем у них не развиты волевые функции, они не способны к правильной смысловой оценке. Суждения, касающиеся правонарушения, несмотря на формальную логичность, не имеют личностной, эмоциональной окраски, отражают ограниченный, детский характер их опыта. В основе характерной для несовершеннолетних с психофизическим инфантилизмом несогласованности между формально сохранными интеллектуальными потенциями и реальной неспособностью к верному осмыслению сложных ситуаций лежит неполная сформированность их мотивационной сферы, отсутствие подкрепления знаний опытом собственной деятельности. Игровой характер, ситуативность мотивов не позволяют такому подростку создать систему внутренних ориентиров оценки, которые могли бы регулировать его поведение. Из этого можно сделать вывод, что изолированная оценка операциональных интеллектуальных способностей несовершеннолетнего не может быть достаточным критерием сохранности у него возможности сознавать значение своих действий и руководить ими. Не может быть таким критерием также формальное знание социальных норм и наличие представления о неправомерности своих действий. Все исследованные Е. Г. Дозорцевой невменяемые несовершеннолетние знали о том, что нарушали нормы в криминальной ситуации. Однако это формальное знание не приобретало для них личностного смысла даже в качестве операционального регулятора деятельности. Другими словами, отмечалась почти полная неразвитость морального сознания, в том числе и его низшего — эгоцентрического уровня²¹.

Третья подгруппа невменяемых — несовершеннолетние, обнаруживающие признаки органического поражения головного мозга с выраженными изменениями психики (в большинстве случаев в виде психопатоподобного синдрома) — характеризовалась парциальностью нарушений и способностью частично, на примитивном уровне осмыслять ситуацию. В то же время у этих несовершеннолетних произвольность поведения была грубо нарушена расторможенностью низших уровней мотивации, примитивных влечений и побуждений (сексуальных, агрессивных), проявления которых имели импульсивный характер и не контролировались сознанием, что полностью лишало их возможности сознавать значение своих действий и руководить ими.

Таким образом, основным показателем невозможности несовершеннолетних обвиняемых с психической патологией и признаками нарушения психического развития осознавать и регулировать свои действия является нецеленаправленность их поведения, обусловленная ситуативностью и неустойчивостью мотивов, неспособностью к интеллектуальному контролю и коррекции. Наряду с этим выступает неспособность к адекватной смысловой оценке сложившейся ситуации и самого правонарушения, которая является результатом как недостаточности интеллектуальных возможностей (при олигофрении), так и следствием неразвитости базовых смысловых структур, несформированности устойчивых смысловых образований, иерархизированной системы мотивов социально значимых деятельностей.

Общей характеристикой несовершеннолетних с признаками нарушений психического развития, способных сознавать значение своих действий, но не в полной мере, является правильная эмоциональная реакция на сложившуюся судебно-следственную ситуацию, иначе говоря, ее верная смысловая оценка, выраженная хотя и в обобщенной, но достаточно дифференцированной форме. В ряде случаев эта оценка сопровождалась относительно устойчивыми защитными тенденциями. Несмотря на трудности самостоятельной организации деятельности в условиях экспериментального исследования, эти подэкспертные принимали помощь, корригировали свои ошибки и успешно работали в сотрудничестве с экспериментатором при внешней регламентации их поведения. Другими словами, они имели относительно широкую «зону ближайшего развития». В ее пределах им было доступно установление логических связей, понимание личностных отношений и правильное осмысление несложных ситуаций, что свидетельствовало о сохранности у них минимально достаточных предпосылок для прогнозирования, оценки и корригирования своей деятельности.

Вместе с тем ряд особенностей психического функционирования указывал на наличие признаков, ограничивающих возможность несовершеннолетних сознавать значение своих действий и руководить ими. Для несовершеннолетних с диагнозом олигофрении, наряду с признаками недоразвития интеллектуальной сферы, затрудняющими прогноз, оценку, выбор и планирование собственных действий, было характерно слабое структурирование мотивационной сферы, а также наличие таких личностных черт, как внушаемость, подчиняемость, снижающих способность к самостоятельным действиям. В ситуациях правонарушений эти личностные качества приводили к тому, что страдающие олигофренией несовершеннолетние легко следовали чужой воле, не производили самостоятельного выбора действий, неосознанно полагаясь на прогноз, оценку и контроль другого лица.

Подэкспертные с органическим поражением головного мозга в большей степени были способны к оценке своих действий и прогнозу их возможных последствий. Однако эта способность существенно ограничивалась недостаточной сформированностью мотивационной сферы, непосредственностью и неустойчивостью побуждений, склонностью к необдуманным поступкам. Прогноз сводился лишь к предвидению ближайших последствий без учета всех существенных обстоятельств. Конкретную цель преступления они представляли себе также не всегда ясно. Полученные данные позволили Е. Г. Дозорцевой наметить дифференцированные критерии экспертной оценки того, в полной ли мере несовершеннолетние обвиняемые могли сознавать значение своих действий и в какой мере они могли руководить ими. О принципиальной возможности подэкспертного сознавать значение своих действий и руководить ими на минимально достаточном для вменения уровне свидетельствует наличие у него следующих психических потенций: способности к верной смысловой оценке ситуаций (в виде эмоциональных реакций, оценок на эгоцентрическом уровне морали, защитных тенденций); способности к прогнозу ближайших последствий своих действий; способности учитывать в своем поведении социальные нормы, корректировать действия, успешно работать в условиях внешней регламентации.

На ситуационное ограничение этой способности указывают следующие признаки: трудность смысловой оценки своих действий, нарушения опредмечивания мотивов; трудность прогноза, недостаточный учет важных обстоятельств; трудность самостоятельной произвольной организации поведения (выбора действий, планирования, контроля, коррекции) вследствие недостаточной сформированности мотивационной сферы, ситуационности побуждений, а также наличия черт подчиняемости, внушаемости, нерешительности с трудностью принятия решений в стрессовой ситуации.

Для несовершеннолетних обвиняемых, в полной мере сознававших значение своих действий и в полной мере руководивших ими в ситуациях правонарушения, были характерны правильная, точная смысловая оценка сложившейся ситуации и целенаправленность поведения при экспериментальном исследовании и в беседе. Наблюдался не только сниженный соответственно ситуации фон настроения подэкспертных, но и их активное стремление повлиять на результат экспертизы и исход дела. Это проявлялось в виде старания произвести благоприятное впечатление, вызвать сочувствие, сгладить свою вину, реабилитировать себя, а также в форме сознательно-демонстративного приуменьшения своих интеллектуальных возможностей. Такие установочные тенденции прослеживались у ²/з несовершеннолетних, исследованных Е. Г. Дозорцевой. Им были свойственны хорошая обучаемость, сообразительность, ориентация в практических вопросах, способность правильно осмыслять ситуации. Вместе с тем в большинстве случаев мышление отличалось тенденцией к конкретности, запас общих сведений, кругозор — ограниченностью. Относительно большие трудности при выполнении интеллектуальных проб обнаруживали исследуемые с некоторыми изменениями психики, вызванными органическим поражением головного мозга.

У всех подэкспертных этой группы отмечено становление определенных моральных позиций с преобладанием эгоцентрической их формы. В половине случаев был обнаружен феномен «двойной морали»: склонность к демонстративному соблюдению норм, когда это может быть выгодно, и их игнорированию с уходом от ответственности, если для этого есть возможность. Характер моральных взглядов отразился и в оценке собственного правонарушения. Большая часть несовершеннолетних формально негативно оценивала свой поступок, но без соответствующей эмоциональной глубины, без чувства вины, сожалея преимущественно по поводу неблагоприятных для себя последствий.

Несовершеннолетние обвиняемые, полностью сознающие значение своих действий и в полной мере руководящие ими, в большинстве случаев ориентировались на будущее, на получение профессии, на престиж среди окружающих. Выражена была также установка на материальное благополучие.

Способность к контролю своего поведения — одна из основных характеристик этой группы. Подэкспертные могли соотносить свои действия с ранее намеченным замыслом или даже с разработанным планом. Некоторое снижение контроля обнаруживалось лишь у несовершеннолетних с признаками органического поражения головного мозга. Однако в ситуации правонарушения их действия были в достаточной степени опосредованы и организованы.

Таковы основные психологические критерии экспертной оценки психического состояния несовершеннолетних обвиняемых с задержками психического развития в КСППЭ.

Что касается психиатрических критериев, то они основываются преимущественно на тщательном клинико-психопатологическом и патогенетическом дифференцировании формы и вида умственной отсталости.

В отличие от органических вариантов «пограничной интеллектуальной недостаточности» для истинных олигофрении типичны не дефекты памяти, внимания, снижение умственной работоспособности (механическая память у олигофренов может быть на высоком уровне), а слабость абстрактного мышления, неспособность к сложным суждениям, умозаключениям, отвлечению и обобщению, полная беспомощность при необходимости интеллектуального творчества (в задачах на сообразительность, при нестандартных жизненных ситуациях).

Правильная диагностическая квалификация умственной отсталости дает возможность не только составить представление о природе задержки психического развития, но и определить ее глубину. Существующая систематика умственной отсталости (интеллектуальной недостаточности), отражающая континуум утяжеления интеллектуальной и личностной патологии²², позволяет сделать это с достаточной точностью. Окончательная оценка тяжести умственной отсталости опирается на анализ структуры и динамики психических аномалий. Идиотия и имбицильность всегда предопределяют невменяемость. Экспертная оценка дебильности зависит от степени ее выраженности (легкой, уверенной или глубокой), характера актуальных динамических сдвигов (декомпенсации состояния, психогенные наслоения и реакции, опьянение, аутохтонные или психопровоцированные дистимические или дисфорические расстройства) и требований конкретной ситуации. Тотальность, относительная стабильность и сравнительно равномерное недоразвитие уровня познавательных процессов, прежде всего отвлечения и обобщения (абстрактного мышления), скудный запас знаний, умений и представлений, неразвитость и бедность речи, преобладание речевых штампов, неточное, неверное, неосмысленное употребление слов свидетельствуют в пользу выраженности дебильности. На это также указывают признаки общей задержки личностного развития: примитивность, ограниченность интересов витальными потребностями, недифференцированность эмоций, подражательность в поведении, пассивная подчиняемость, патологическая внушаемость. Большое экспертное значение имеют особенности психомоторики и аффективного фона больных. Более грубые мориаподобные (дурашливые), дисфорические и адинамические расстройства были свойственны лицам с глубокой дебильностью, требующей признания невменяемыми. Раздражительные, эксплозивные психопатоподобные нарушения чаще встречались при легкой дебильности, неисключающей вменения. Таким образом, учет личностного недоразвития и эмоционально-волевых расстройств в его структуре является, наряду с проявлениями дефицитарности интеллектуальных функций, важнейшим показателем меры способности несовершеннолетних обвиняемых с умственной отсталостью к осознанию значения своих действий и руководству ими.

Особую важность среди личностных показателей экспертной оценки глубины олигофрении имеет выяснение критичности исследуемого. Верное в целом понимание несовершеннолетним обвиняемым реальных отношений действительности, осознание существенных сторон сложившейся ситуации, возможность в общих чертах правильной оценки жизненной перспективы — все эти качества позволяют говорить о достаточной сохранности личности и интеллекта несовершеннолетнего, о его критичности. Вместе с тем недостаточная способность к последовательному обдумыванию, планированию и прогнозированию своих поступков, импульсивность криминальных действий, формальность осознания моральных и правовых норм, последствий их нарушения для себя и окружающих указывают на неполноту осознания значения своих действий и невозможность в полной мере руководить ими. При решении этого вопроса следует учитывать ситуацию и характер совершенного преступления.

Как отмечает О. Е. Фрейеров, дебилы нередко понимают те конкретные требования закона, где не нужна сложная интеллектуальная оценка этих требований: «понимают, например, что нельзя воровать, убивать, поджигать и т.д.». «Требования же закона, основанные на более сложных отношениях и умозаключениях, часто ими не осознаются...»²³. Такие деяния требуют особо осторожной экспертной оценки.

Дифференцированный подход к оценке меры возможности умственно отсталого несовершеннолетнего понимать значение своих действий и руководить ими наиболее важен при наличии психотравмирующих ситуаций. Глубина нарушений привычных способов компенсации своего интеллектуального дефекта в этих случаях усугубляется явлениями острой растерянности, общей психической и моторной заторможенностью или генерализованным возбуждением с агрессией.

Еще большие сложности представляет экспертная оценка несовершеннолетних обвиняемых с различными формами «пограничной умственной отсталости». Констатация задержек психического развития по типу неглубокого психического инфантилизма в сочетании с нерезко выраженной интеллектуальной недостаточностью (простой инфантилизм, частично — органический инфантилизм) обычно не ведет к признанию исследуемых невменяемыми, но лишает их возможности полностью сознавать значение своих действий и руководить ими. О значительной выраженности явлений инфантилизма позволяет судить наличие сопутствующих проявлений синдрома фантазирования, особенно при его сочетании с псевдологией.

Экспертная психиатрическая оценка «пограничной умственной отсталости», связанной с недостаточностью слуха и зрения, опирается на общие клинические критерии тяжести состояния, разработанные в детской психиатрии.

Как видно из сказанного, практически все формы умственной отсталости несовершеннолетних обвиняемых могут быть содержательно рассмотрены и надежно с различных сторон взаимодополнительно оценены экспертами-психологами и экспертами-психиатрами. Некоторое исключение составляют лишь задержки психического развития, связанные с дефектами воспитания и дефицитом информации с раннего детства. В советской литературе эти формы «пограничной умственной отсталости» рассматриваются в рамках сборной неклинической группы «педагогической запущенности», или «микросоциально-педагогической запущенности»²⁴. Роль и участие экспертов-психиатров в ее оценке поэтому в основном ограничиваются лишь дифференциальной диагностикой, постановкой медицинского диагноза. При этом эксперт-психиатр должен отметить и оценить, в какой мере на задержку психического развития повлияли перенесенные в детстве тяжелые инфекционные заболевания, черепно-мозговые травмы, психогенные состояния, атипично протекающий период полового созревания. Выраженность этих факторов может быть различной, но последствия обратимыми, незначительными, не исключающими окончательного заключения о психическом здоровье. Однако оценка всех этих обстоятельств медицинского анамнеза явно выходит за пределы компетенции эксперта-психолога. Констатация такой «пограничной» психической нормы, установление диагноза душевного здоровья — прерогатива эксперта-психиатра. Последующая же оценка качества и степени выраженности психической отсталости, не связанной с психической патологией,— задача эксперта-психолога²⁵.

Таким образом, в обязанности эксперта-психиатра входят диагностика формы и вида умственной отсталости, определение структуры и динамики интеллектуального дефекта, соответствующего медицинским критериям ст. 11 УК РСФСР, оценка его тяжести и степени общей личностной измененности несовершеннолетнего обвиняемого.

К обязанностям эксперта-психолога относится установление содержательных особенностей и степени зрелости психических (интеллектуальных и личностных) структур несовершеннолетнего, определение уровня функциональной организации и потенциальных возможностей их динамики, диагностика периода и фазы возрастного развития несовершеннолетнего обвиняемого (при отсутствии выраженной психической патологии).

В совместную компетенцию экспертов могут быть включены анализ социальной ситуации развития и ситуации правонарушения, оценка меры возможности несовершеннолетнего обвиняемого с признаками умственной отсталости сознавать значение своих действий и руководить ими.