– Кончилась у Сусанны счастливая жизнь. Сейчас её начнут воспитывать.
– Да пора бы уж… Дрессировщика специального для неё нанять надо да кормить перестать.
Лев Давыдычев «Лёлишна из третьего подъезда»
Не злите детей: кто хочет бить, будучи ребёнком, тот захочет убивать, когда вырастет.
Пьер Буаст
Как мы уже знаем из предыдущей главы, агрессия в той или иной форме и в определённой степени свойственна большинству детей, но при недостаточном контроле она закрепляется как устойчивая форма поведения. Корректировать такое поведение – трудно, а терпеть – невозможно. Взрослые и детки – в одной клетке. Как же быть?
Прежде всего, пытаться отслеживать, фиксировать первые вспышки агрессии у малышей, личность которых наиболее пластична и находится в стадии становления. Корректируя поведение маленького агрессора, мы вольно или невольно опираемся на первый из описанных в главе 2 образ ребёнка – как недочеловека . Почему? Потому что именно в агрессии выражаются примитивные реакции, воплощаются животные инстинкты.
А уж какие слова используются для описания задир и грубиянов! Для оскорблений и насмешек используется целый словесный зоопарк! Тут и собака с котом, и козёл с бараном, и жаба со змеёй…
Выражая неприязнь, злость, презрение, мы не просто ругаемся или кричим – но рычим, ворчим, шипим, визжим, рявкаем, ревём. С другими людьми – грызёмся, цапаемся, собачимся, клюёмся, петушимся, выпускаем когти, скалим зубы. Всем этим мы демонстрируем не что иное, как свою животность, звериное начало.
Не зря же старик Хоттабыч наказал вредного мальчика Гогу, заставив лаять, едва лишь тому приходило в голову кого-то обругать. Не случайно и в сказке у злой сестрицы изо рта вываливались жабы, едва только она начинала говорить гадости.
Соответственно, и традиционные меры воспитательного воздействия на маленьких драчунов и грубиянов – это в основном чтение моралей, суть которых сводится к призыву: «Будь человеком!»
Задумаемся, однако, о философской подоплёке агрессивного поведения и обратимся к внутренней форме языка. О разозлённом, вспылившем, озлобившемся человеке говорят: Он вышел из себя. Возникает вполне закономерный вопрос: ГДЕ оказывается, КУДА попадает человек, когда он выходит ИЗ себя, попадает ЗА пределы своей личности? Сложно представить, страшно подумать…
В состоянии агрессии мы действительно ближе всего к звериному началу, пребываем во власти животных инстинктов. Именно поэтому можно говорить об «укрощении» маленьких вредин. Важно только помнить о том, что хороший дрессировщик – это не Карабас с плёткой, а мудрый и ласковый наставник, тонко чувствующий настроение своих подопечных.
Не менее важна и правильная воспитательная установка: реагировать не на агрессию «вообще», а на конкретные проступки; оценивать не поведение в целом («Ваня задира!», «Катя дерзит!»), а именно те действия, в которых проявляются задиристость и дерзость. Пытаться собрать в один флакон все агрессивные выплески ребёнка и искать какое-то универсальное «противоядие» – всё равно что пытаться бороться с «мировым злом».
Кроме того, следует исходить из положительной (пусть неабсолютной и условной) установки на стремление ребёнка к добру – к хорошему, правильному, справедливому. С таким утверждением не согласятся и многие психологи, и многие философы. Но в нашем случае целесообразно и эффективно взять его за исходное, выбрать в качестве отправной точки. Итак, мы принимаем, что дети хотят быть хорошими, но у них не всегда получается.
Я сам хотел бы, может быть,
Спокойным быть, разумным быть,
Невозмутимым, кротким…
Начнёт ругать меня родня,
А я молчу, хоть жарь меня,
Хоть жарь на сковородке.
(Агния Барто «Когда закусишь удила»)
«Я ведь очень стараюсь быть послушной, но со мной всегда что-нибудь случается, я сама не знаю почему».
(Ирмгард Койн «Девочка, с которой детям не разрешали водиться»)
В этом ребёнок ничем не отличается от взрослого. Ведь никто из нас не хочет прослыть злым, жестоким, безжалостным и быть в плохих отношениях с другими людьми. Правда же?
Далее нам нужно стимулировать позитивные желания ребёнка. Аллан Фромм в «Азбуке для родителей» пишет: «Помогать ребёнку хотеть быть хорошим гораздо важнее, чем сделать его послушным. Единственный надёжный способ „вылечить“ непослушание – считать его проявлением несчастья, даже если феномен этот и допускает бесконечное множество других толкований».
Как же помогать ребёнку становиться хорошим, преодолевать дурные наклонности и учиться контролировать собственное поведение? Существует несколько испытанных способов, каждый из которых не является «панацеей», но вполне действен в тех или иных конкретных обстоятельствах.
Попробуем, например, проектировать положительные реакции . Знаменитый педагог А. С. Макаренко утверждал: «Хорошее в человеке приходится всегда проектировать… Педагог обязан подходить к человеку с оптимистической гипотезой, пусть даже и с некоторым риском ошибиться». Зная сильные стороны характера ребёнка (например, отзывчивость, скромность, терпеливость), «активируем» их в конкретной ситуации, как электронную карточку, на которую будут поступать позитивные «накопления».
Основные способы словесного проектирования:
♦ напоминание о хороших качествах (Ты же у меня послушный мальчик!; Ты такая рассудительная и способная девочка!);
♦ выражение уверенности в способностях, возможностях (Уверена, ты можешь не обзываться!; Думаю, тебе ничего не стоит извиниться; Знаю, что ты и сам переживаешь по поводу случившегося);
♦ указание на неожиданность, случайность, нелепость проступка (Неужели это говорит наш Миша?!; Ну, Миша, никак не ожидал от тебя такого!; Глупо ссориться из-за такого пустяка; Уверена, что ты не хотел меня обидеть, это вышло случайно);
♦ мнимое недоверие, вызов способностям (Слабó первому подойти мириться?; Тебе, наверное, очень тяжело быть вежливым…);
♦ притворное удивление или разочарование (А я-то ожидал, что ты поступишь иначе…; Кажется, я в тебе ошиблась…; Не знала, что в нашей группе столько ябед! Считала вас дружными ребятами…);
♦ сопоставление потенциальных достоинств с реальным поведением (Ты такой хороший, а грубишь бабушке!; Ты ведь очень добрый – и вдруг такие злые слова…).
К той же воспитательной стратегии относится приём под названием «контролируемая глупость» . Демонстрируем удивление, замешательство, притворное непонимание:
Таких слов я не знаю!
Не пойму, что ты сейчас вытворяешь.
Интересно, что это сейчас было….
Ну и что ты этим хотел добиться?
Это всё ты кому говоришь?
Смотри, никто вокруг не обращает внимания…
Если ребёнок слишком возбуждён, длительно чем-то расстроен и никак не может успокоиться, стоит попробовать переключить внимание.
Например, первоклашка обвиняет родителей: получил плохую отметку из-за того, что они якобы специально не напомнили ему сделать домашнее задание. «Это вы во всём виноваты! Что, трудно было напомнить?! Вы это специально…» Чаще всего мы срываемся и начинаем ответно упрекать: «Хватит валить на отца! Уже большой парень! Сам виноват!» Результат – ссора, взаимные обиды, испорченный день…
Как можно отреагировать, чтобы и не уронить достоинства, и сгладить острые углы? Главное – прервать поток обвинений и отвлечь ребёнка чем-то более продуктивным.
Давай помогу тебе исправить двойку. Сядем и вместе во всём разберёмся.
Неужели ты правда думаешь, что я так мог поступить? Разве мы не друзья?
Давай вечером посмотрим новый фильм. Может быть, это изменит твоё настроение?
Другой распространённый случай: кроха выражает резкое недовольство опозданием мамы в детский сад. «Сколько можно ждать?! Ты забираешь меня позже всех!» Что обычно отвечает мама? Она либо идёт в контратаку: «Закрой рот! Я с работы и так пораньше ушла! Ты что, не видишь, как я устала?!» Либо начинает сюсюкать и заискивать: «Ну ладно, ну что ты, ну мой сладенький, ну не злись на мамочку…»
Оба варианта не годятся, лучше сказать нечто вроде:
Извини, пожалуйста, раньше никак не получилось! Зато смотри, что у меня для тебя есть…
Ты прав, я виновата и постараюсь больше не опаздывать.
Ой, а что это у тебя? Какая замечательная поделка! Сам смастерил?
Каюсь – опоздала! Но у меня интересная новость. Вот послушай…
Сама знаю, как неприятно ждать. Но ты уж прости меня! А вот тебя можно сегодня похвалить: вижу, шнурки сам завязывал!
Другая воспитательная стратегия базируется на известном парадоксе человеческой психологии: тирания тесно соседствует с сентиментальностью. Причём это свойственно как взрослым, так и детям. Легко переходить от гнева и ярости к нежности и умилению; бушевать и хулиганить в одних ситуациях, но растрогаться и прослезиться в других – характерная черта не только вошедших в историю диктаторов, но и обыкновенных маленьких вредин.
Мама на кухне готовит обед, пятилетняя дочка в комнате смотрит мультфильмы. Внезапно девочка вбегает в смятении и сбивчиво, со слезами в голосе восклицает: «Мамочка, мамочка! Я больше никогда не буду ссориться с тобой, говорить плохие слова!.. Никогда… Мне так стыдно… и ещё… я боюсь…»
Встревоженная мама пытается понять, в чём дело: «Что случилось?! Почему тебе стыдно? Чего ты испугалась?»
«Я не знаю… просто… ну… понимаешь… я смотрела сказку про мамонтёнка, который потерял свою маму и долго не мог её найти… и… понимаешь, я подумала… подумала, что вдруг и я у тебя тоже однажды потеряюсь…»
Поэтому поощрение позитивных устремлений и стимуляция сопереживания (будь то хоть сказочный персонаж, хоть игрушечный зайка, хоть домашний питомец) – не менее действенные стратегии против агрессии.
Здесь неплохо срабатывает и такой приём, как смена ролей: моделирование ситуации, в которой агрессор оказывается на месте «жертвы». Предлагаем задире вообразить себя на месте обиженного и представить его состояние с помощью:
♦ риторического вопроса (А тебе самому было бы приятно услышать то, что ты сказал Саше?);
♦ побуждения к сочувствию (Представь, что ты оказался на месте Саши…; Вообрази, что это не ты дразнил Сашу, а он тебя…);
♦ призыв задуматься (Подумай, как бы ты поступил на месте Саши).
Не менее важна и собственно похвала . Здесь срабатывает известный принцип «положительного подкрепления»: одобрение хорошего поведения вместо порицания плохого. Подобно печати на документе или отметки в школьном дневнике, похвала – это словесная фиксация послушания, правильных действий, придание им «официального статуса».
Но давайте задумаемся: за что именно, как часто и каким образом мы хвалим детей? Какими словами выражаем одобрение и поощрение? Не секрет, что подобные высказывания часто превращаются в формальности и произносятся механически, как бы по необходимости. Украсила ёлку – «хорошо», вымыл руки перед едой – «умница», послушали сказку – «молодцы»… При этом сами-то мы, взрослые, любим всякие приятности в свой адрес, таем от тонких комплиментов, с удовольствием принимаем благодарность.
«Справедливая похвала нужна детям, как солнечное сияние цветам», – справедливо утверждал американский писатель Кристиан Боуви.
Маленькие не меньше больших падки на похвалу, но она должна быть, во-первых, заслуженной; во-вторых, искренней; в-третьих, разнообразной.
Не заработанная честно похвала или присвоение чужих заслуг приводят к известным и печальным последствиям – заносчивости, высокомерию, завышенной самооценке. Не случайно одинаковый корень имеют слова похвала и похвальба.
Вспомним мальчика Алёшу, награждённому за спасение Чёрной Курицы знанием всех уроков, какие бы ему ни задавали: вначале он стыдился незаслуженных похвал, затем привык к ним и, наконец, «много стал о себе думать, важничал перед другими мальчиками и вообразил себе, что он гораздо лучше и умнее всех их. Нрав Алёшин от этого совсем испортился: из доброго, милого и скромного мальчика он сделался гордым и непослушным».
Не менее важно разнообразие выражений похвалы. Помним, что словами положительной оценки могут быть не только приевшиеся «молодец» да «умница», но также:
♦ обращение к прошлым успехам детей (Вчера ты замечательно играл с Сашей, и вы ни разу не поссорились! Давай и сегодня не подкачай);
♦ уверение во внимании (Всегда отмечаю твоё хорошее поведение! Так держать!; Вижу-вижу, как ты стараешься! За это хвалю особо);
♦ благодарность (Спасибо, что не подвёл меня!);
♦ выражение радости, восхищения (Классно вы сегодня поиграли с ребятами!; Сегодня вёл себя отлично – так держать!; Здорово, что ты поделился с Ваней пластилином!; Как хорошо ты пообщался с бабушкой!);
♦ поддержка какого-то начинания, инициативы, энтузиазма (Я доволен тобой, ты поступила правильно!; Как вы всё замечательно придумали, я бы и не догадалась!).
Ещё одна воспитательная стратегия – показывать неэстетичность агрессивного поведения. Интуитивно мы осознаём это на самом бытовом, обыденном уровне общения. «Фу, как некрасиво ты себя ведёшь!» – именно так определяют поведение драчуна, хама, грубияна. Заметим: не «аморально», «безнравственно», «плохо» – а именно «некрасиво». Выходит, чтобы успешно общаться с людьми, надо быть не только хорошим, но и приятным.
Не случайно Аллан Фромм метко назвал желание ребёнка позлить родителей «второсортным удовольствием». Здесь этика смыкается с эстетикой: нравственное отождествляется с красивым. На это намекает и внутренняя форма диалектного слова гадихи – ругательства, оскорбления. Об этом повествуют и литературные сюжеты: Звёздный Мальчик за жестокость превращён в урода, а Нильс – в лилипута; у правителя, насмехавшегося над Маленьким Муком, выросли ослиные уши, а у Якоба, сделавшего враждебное замечание старухе, вырос огромный уродливый нос.
И ведь действительно всё примерно так и есть. Посмотрим отстранённо, со стороны на человека вспыльчивого, несдержанного, привыкшего грубить, а то и распускать руки. Глаза выпучены, нос и лоб сморщены, брови насуплены, всё лицо перекошено и в красных пятнах… Несимпатичный портрет, отталкивающее зрелище. Кстати, можно незаметно сфотографировать, а потом (когда успокоится) показать и удивиться: неужели это ты?!
Наконец, само слово агрессия происходит от лат. aggrēssio – «нападение», восходящего, в свою очередь, к греч. «переступание черты». То есть в своём исходном смысле агрессия – это посягательство на чужую территорию, нарушение границ нормы.
Таким образом, учить детей сдерживанию агрессии надо с внушения простой, но очень важной мысли: испытывать злость, раздражение, досаду, неприязнь – естественно и допустимо; но обзывать, дразнить, толкать, бить – ненормально и неправильно.
Помимо некрасивости грубых слов и поступков, стоит также демонстрировать невыгодность агрессивного поведения. Что теряет неуживчивый, раздражительный человек? Симпатию и уважение, друзей и помощников, радость жизни и улыбки окружающих. А что получает? Плохое настроение, вражду, дискомфорт, одиночество.
Мы поссорились с подругой
И уселись по углам.
Очень скучно друг без друга!
Помириться нужно нам.
(Анна Кузнецова)
Агрессия – это всегда сомнительные приобретения и явно упущенные возможности. Сомнительны власть и авторитет, обретаемые с помощью грубой силы. Очевидны потеря дружбы и отсутствие покоя. Озлобленного, раздражительного, неуравновешенного, обидчивого человека можно не только опасаться – его стоит и пожалеть. Почитаем детям сказку Татьяны Александровой «Хрюшка и Чушка» – про двух поросят, с виду совсем одинаковых, а в общении абсолютно разных.
«Выйдет Хрюшка на улицу, встретит козлёнка и обрадуется:
– Я – весёлый поросёнок! Хрю-хрю-хрю! А ты – беленький козлёнок! Давай играть!
…А когда на улицу выходит Чушка, бывает всё по-другому. Увидит он козлёнка и давай дразниться:
– Я чух-чух-чудесный поросёнок! А ты – чух-чух-чумазенький козлёнок!
Козлёнок обиделся и убежал…»
В итоге Чушка, от которого все отвернулись, спрашивает у Хрюшки: «Почему ж все с тобой играют, а со мной никто?» Ответить на этот вопрос предлагается самим ребятам…
Точно так же никто не хотел дружить со злобной пчелой Жужулей из сказки Михаила Пляцковского и с грубым Мышонком из сказки Софьи Прокофьевой. Лев, который грубил доктору Айболиту, стеснялся потом позвать его к своему заболевшему детёнышу. Хамоватый и бестактный Мишка из рассказа Николая Носова «Наш каток», перессорившись со всеми взрослыми, едва не лишил катания всех ребят со двора. А название поучительной истории Ирины Они «Как от Тошки отвернулась кошка» говорит само за себя…
Попутно заметим: в финале последнего рассказа противная, невоспитанная девчонка уподобляется – да-да! – зверушке. Даже голодная кошка отказывается от предложенного ею молока и с презрением фыркает: «А н-н-ну! Бр-рысь отсюда! Гав!»
Не стоит забывать и о «законе бумеранга»: зло наказуемо, грубость сторицей возвращается к грубияну. Как аукнется – так и откликнется. Что посеешь – то и пожнёшь. «Высунутый для дразнения язычок жалит оса» (из сказки Прокофьевой)…
Кроме того, необходимо в доходчивой и иллюстративной форме говорить с детьми не только о последствиях агрессии, но и о том, как ею управлять.
Ребёнку важно понять, что злость и раздражение можно сдерживать, обиду или ревность – преодолевать, желанию мести или вредительства – сопротивляться.
Контроль над агрессивными импульсами начинается с их общего торможения. Хочется ляпнуть гадость или кого-нибудь больно стукнуть? Остановись и секунду подумай… Универсальный и, как оказывается, весьма эффективный совет обнаруживаем опять же в детской литературе:
Совет недавно мне дала
Одна девчонка в школе:
– Когда закусишь удила,
Вспылишь помимо воли,
Чтоб поскорей в себя прийти,
Считай в уме до тридцати.
(Агния Барто)
Тот же принцип – в призыве не перебегать железнодорожные пути перед проходящим поездом: «Потеряешь минуту – сохранишь жизнь». А в случае с агрессией – уважение, доверие, симпатию, дружбу.
Не менее важно учить детей прогнозировать старт агрессии – ощущать момент, когда невинные забавы или безобидные шутки переходят в грубые, становятся неприятными, превращаются в оскорбительные. Например, увлекательная словесная дуэль, обмен смешными прозвищами или дружеские подначки легко переходят в обидное дразнение, затем в ссору, а там недалеко и до драки…
В подобных ситуациях нужны какие-то правила и договоры, позволяющие регулировать поведение, указывающие на нарушение норм и устанавливающие запреты. В детской субкультуре уже имеются такие регуляторы – например, всем известные ритуальные фразы «Стоп игра!», «Три-три – нет игры!». Можно предлагать детям проявлять собственные фантазию, смекалку и придумывать специальные «волшебные» фразы для сдерживания и торможения грубости во время игр.
Наконец, можно превратить в игру саму отработку поведения в пограничных ситуациях. К примеру, поиграть в «Съедобные дразнилки». Цель – учиться контролировать эмоции, справляться с раздражением и гневом.
Ведущий предлагает играющим представить себе, что их что-то разозлило, задело, обидело… Можно открыто и прямо выразить свои чувства: немного поругаться, но не «плохими» словами, а «съедобными». Например: «ты – манная каша (суп, тыква)». Ещё интереснее – задействовать детский интерес к секретным языкам (см. главу 1): пусть малыши придумают какие-то особенные, оригинальные словечки, с помощью которых выражаются гнев, обида, страх, скука, отвращение…
В завершение игры каждый участник обязательно должен сказать другим что-то приятное и ободряющее, так же используя «вкусные» слова. Например: «какие вы красивые – красные землянички»; «ты – конфетка с шоколадной начинкой» и т. п.
Корректируя агрессивное поведение, не менее важно учить ребят правильному – чёткому, доброжелательному, корректному – выражению желаний, чувств, намерений, просьб[33]. Ведь, как мы уже обсудили (в главе 4), дети часто злятся лишь потому, что оказываются не в состоянии сформулировать и выразить мысль, слабо понимают многие смысловые моменты, стилистические оттенки речи, ситуативные нюансы употребления слов. Учёные называют это несформированностью коммуникативно-речевых умений.
Хороший способ чётко, но тактично указать на грубость речи – её окультуренное воспроизведение [34]. Перефразируем обидное высказывание в более приемлемой, корректной форме. Агрессивное действие нейтрализуем заменой мотива. Приведём несколько примеров.
Малыш отобрал у соседа по песочнице формочки и начал демонстративно наполнять их песком. Ты, наверное, хочешь показать Пете, как лепить кулич. Пусть он сам делает, а ты подсказывай, помогай.
«Анька дура! Говорит, что у меня платье некрасивое! А сама вообще уродина!» Как я понял, ты имела в виду «невоспитанная»? Аня говорит про тебя плохо – это верно. Но «уродина» неподходящее слово – скорее «грубиянка».
«Мама обещала пойти со мной в парк и не пошла! Она плохая! Она всё наврала!» Это называется не «наврала», а «забыла» или «ошиблась». А может, у неё появились какие-то неотложные и срочные дела? Давай спросим и всё выясним…
Подобные комментарии, во-первых, выводят общение с детьми на качественно иной, более высокий уровень – демонстрируют желаемый тип поведения, позитивную модель общения, при этом не унижая и не делая скидок на возраст. Во-вторых, позволяют избежать многословия, морализаторства, прямого дидактизма. В-третьих, использование таких фраз оставляет «последнее слово» (фактическую и нравственную оценку) всегда за взрослым, а ребёнок, в свою очередь, не ощущает правильные формулировки как чуждые или навязанные.
Последний момент, к сожалению, учитывается нами далеко не всегда. Стремясь привить детям «хорошие манеры», мы часто сводим воспитательные опыты к занудству и нотациям. Еще меньший успех достигается, когда теория расходится с практикой: объяснения и увещевания не подкрепляются личным примером. Создание «двойных стандартов» речевого поведения приводит к тому, что дети, зная и даже послушно используя «волшебные» слова, делают это в лучшем случае неосмысленно, а в худшем – нехотя, «из-под палки», уступая давлению взрослых. Исключительно из-за нежелания вызвать их недовольство и боязни не получить желаемое.
«Васю заставляют просить прощения. А просить прощения – очень неинтересно и тоже обидно. Вася не просит прощения, пока чаю попить не захочет. Захочет Вася чаю попить, тогда и прощения попросит».
(Лев Давыдычев «Капризный Вася и послушный пёс Атос»)
Бывает, дети искажают саму суть вежливости, вовсе извращают этикетные действия. Комическую иллюстрацию находим, например, у Самуила Маршака:
Был вежлив этот мальчик
И, право, очень мил:
Отняв у младших мячик,
Он их благодарил,
«Спасибо!» – говорил.
К тому же свойственный малышам эгоцентризм (см. главу 5) заставляет воспринимать взрослых некими безличными орудиями исполнения желаний (чем-то наподобие ходячих волшебных палочек). Поэтому слова вежливости зачастую выступают в детской речи лишь как формальные словесные усилители – «ускорители исполнения желаний». Сделай «пожалуйста» выступает в значении сделай «быстро», «поскорее», «сейчас же».
Наглядную иллюстрацию этого даёт философ В. В. Бибихин. «У девочки возрастом год и восемь месяцев было впервые замечено… слово „пожалуйста“. В нём не было ни малейшего оттенка вежливости, тактичной просьбы; самые свирепые приказания могли им сопровождаться. Оно несло лишь функцию умножения действенности приказа и, возможно, отвечало также какой-то внутренней потребности грамматически дооформить императив. Могут возразить: полуторагодовалая крошка просто неправильно поняла ваше „пожалуйста“. Конечно, но ребёнок усвоил его в смысле усиления энергии своего требования…»[35]
Нужно учитывать и ещё одну тонкость, точно подмеченную Янушем Корчаком: дети «усваивают язык взрослых избирательно, явно сопротивляясь некоторым общеупотребительным оборотам». Своеобразие восприятия, особенности мировоззрения ребёнка ставят некоторые препятствия на пути усвоения этикетных норм.
Так, развивает свою мысль Корчак, «просить – для ребёнка значит „просить милостыню“ (нищий просит). Ребёнку не по душе этот унизительный оборот. ‹…› Даже обращаясь к взрослым, ребёнок предпочитает форму „пусть мама…“ и только по принуждению „просит“». Аналогичная ситуация – с извинениями: «Словом „понимаешь“ ребёнок заменяет не менее неприятное „прости“. „Понимаешь, я нечаянно. Понимаешь, я не хотел. Понимаешь, я не знал“».
Наконец, дети нередко воспринимают этикет наподобие иностранного языка – как средство общения с «чужими» (незнакомыми, старшими), но никак не между друзьями, ровесниками, товарищами по играм. И это яркое проявление разницы взрослого и детского словесных кодов. Вот замечательный рассказ Сергея Иванова «Спор про вежливость».
«После полдника у нас был разговор про вежливость:
– Вот, например, если я сижу в автобусе, а входит старушка – я ей сразу место уступлю!
– Это каждый дурак знает! А ещё надо сказать: „Садитесь, пожалуйста!“ Поняла, ворона?
– Ты что, с приветом? Надо сказать этой старушке: „Будьте любезны, садитесь, пожалуйста!“ Понятно? А так она и не захочет садиться на твоё дурацкое место!..»
В первую очередь, необходимо донести до ребёнка простую, но важную мысль: вежливость – это не просто проявление воспитанности, не автоматическое действие вроде «уходя гасите свет», но особый знак внимания, интереса, расположения к другому человеку, демонстрация уважения и доброжелательности. Затем нужно постепенно добиваться вежливости не только в общении со взрослыми, но и со сверстниками. Здороваться при встрече, культурно просить, благодарить за выполнение просьбы…
Знаки вежливости аналогичны физическим действиям: произнести «волшебное» слово – всё равно что погладить, поклониться или пожать руку.
Кроме того, нужно вооружить малыша словами и выражениями для приемлемого, не оскорбительного для ушей, выплеска негативных эмоций. Для начала вполне подойдут нейтральные ёлки-палки, пропади пропадом, ёкалэмэнэ. А вот блин вряд ли следует включать в детский лексикон. Понятно, что ребятишки всё равно когда-то услышат и, возможно, начнут употреблять между собой этот прочно закрепившийся в просторечии вульгаризм, но стоит ли придавать ему официальный статус заменителя непристойной брани? Семья или дошкольное учреждение – явно неподходящие места для выпекания «блинов».
Деток постарше, лет шести-семи, начинаем постепенно обучать более взрослым способам замены грубости нейтральными выражениями. Например, замене резких оценок словами с «не-» (враньё = неправда; дурак = неумный), описательными оборотами (Сашка – вор! = Саша взял без спросу мою машинку).
Нельзя допускать, чтобы дети говорили вам и столь любимые ими отстань! и отвяжись! Зовёте домой с прогулки – «отстань, мы ещё не доиграли!». Просите оторваться от игрушек и примерить новую бейсболку – «отстань, не видишь, я башню строю?». Напоминаете про завтрашний утренник – «отвяжись, сама знаю!». Такие слова говорятся часто вовсе безо всякой агрессии, просто по инерции, но это их нисколько не оправдывает. «Пожалуйста, не мешай» – и то звучит гораздо лучше. А «прости, я ещё занят» – ещё лучше.
Помним также о том, что агрессию провоцируют не только спонтанные реакции и ситуативные эмоции, но также общее бескультурье, невоспитанность, неумение грамотно общаться. Поэтому надо доступно разъяснять малышам, что слова и поступки бывают невежливыми даже при внешнем отсутствии в них грубости, что обидеть можно не только ругательством или насмешкой, но и бестактностью, фамильярностью, пренебрежением.
Так, уже дошкольники должны усвоить несколько простых, но важных правил общения:
♦ нельзя публично указывать на возраст или комментировать внешний вид человека (Я занял очередь за бабусей; Смотри, какая шляпа…);
♦ неприлично заменять имя присутствующего человека местоимениями (она/он, этот/эта);
♦ не следует окликать кого бы то ни было или обращаться к людям с помощью междометий (эй! алё! и т. п.).
Бывают, однако, ситуации, требующие немедленного и жёсткого реагирования. К ним относятся, например, доведение до слёз, угроза физической расправой, срыв учебного занятия. Смягчённое и подчёркнуто корректное замечание (Не надо так!; Прошу тебя, не шуми!; Пожалуйста, ведите себя потише!) здесь не годится – оно создаст ложное, превратное представление о ситуации и может лишь усилить агрессию. В таких высказываниях сквозит заискивание и неуверенность.
Здесь приходится прибегать к прямому порицанию агрессии. Грамотное применение этого приёма способно не только ситуативно пресечь грубость, но и запустить механизм обучения через наблюдение и подражание. Для этого надо выбирать категорические, но этичные формулировки:
Коля, делаю тебе строгое замечание!
Света сейчас же прекрати толкаться, это очень некрасиво!
Ребята, я вами очень недовольна! Перестаньте обзываться!
Небольшой словесный секрет: лучше использовать «Я-сообщения» вместо «Ты-сообщений», то есть говорить о своих чувствах, ощущениях, намерениях, а не собственно о проступках ребёнка.
Я обижен – вместо Ты меня обидел.
Я возмущена и расстроена – вместо Ты снова хамил бабушке / ударил Колю / кидался песком на площадке!
Это очень неприятно! – вместо Ты делаешь гадости!
Меня это злит! – вместо Ты меня достал!
Что ж, пойду гулять одна… – вместо Гулять за это не пойдёшь!
Наверное, мне надо уйти… – вместо Сиди один и думай над своим поведением…
Преимущества такой формы речи подробно описаны в книгах Ю. Б. Гиппенрейтер. Во-первых, выражение недовольства делается необидным. Во-вторых, происходит эмоциональное сближение с ребёнком: вы раскрываетесь перед ним, открыто делитесь своими переживаниями.
В ситуации, когда детская враждебность (особенно речевая) направлена непосредственно на вас, можно попытаться разрушить агрессивный сценарий . Продемонстрировать, что негативное намерение не достигло цели – не удивило, не задело, не разозлило. В зависимости от конкретных обстоятельств вариантов поведения может быть несколько:
♦ демонстрация невозмутимости (А нам всё равно, а нам всё равно!);
♦ притворное непонимание (Ну и что ты хотел всем этим сказать?; Я так и знал, что ты меня очень любишь!);
♦ перехват инициативы (Смеяться можно?; Я уже умер от хохота! – в ответ на насмешку, подколку; Нашёл чем удивить!; Я в сто раз лучше умею! – в ответ на обзывательства, дразнилки);
♦ «овеществление» слов («собрать в ладонь» плохие слова и «положить в карман» грубияну);
♦ вызов способностям, возможностям (Я думал, ты умнее / взрослее / культурнее…);
♦ упрёк в «неизобретательности», «недостатке фантазии»
(Фу, как скучно и неинтересно!; Можно было бы придумать что-то пооригинальнее!).
Блистательной иллюстрацией последнего приёма можно считать знаменитый монолог Сирано де Бержерака, отличавшегося огромным носом, который становился объектом всеобщих издёвок.
Да. Он крупней, чем красноречье ваше,
А я бы о таком, заметьте,
О выдающемся предмете
Острот набрал бы целые тома,
Меняя жесты и тона…
Изобличив противника в нехватке красноречия, Сирано демонстрирует с десяток иных способов высказаться о выдающейся части своего лица: «описательно», «развязно», «почтительно-умильно», «наивно», «любезно», «ехидно», «нежно», «удивлённо», «доброжелательно», «язвительно». И заключает свою тираду ответной колкостью: «Вот так острить могли б вы наобум, / Когда бы знания имели или ум». Правда, в общении с детьми всё же нужно делать скидку на возраст и, парируя словесные удары, самим не уподобляться юным агрессорам.
В заключение повторим общеизвестную, но неустаревающую истину: необходимо не только корректировать поведение ребёнка, но и тщательно следить за собственным поведением – выбирать правильные слова для описания и оценки происходящего, контролировать слова и интонации, не поддаваться существующим стереотипам и иллюзиям в отношении жестокости, грубости, хамства.
Ведь ясно же, что распространению агрессии и неправильному пониманию вежливости во многом способствуют наши, взрослые, представления. «Всё на лету хватают дети, соблазну попадая в сети». Думаете, это сказал наш современник? А вот и нет, это поэт XV века Себастьян Брант!
«Какой настойчивый! Видать, начальником будет!» – украдкой восхищается дедушка внучком, остервенело доламывающим пирамидку.
«Она у меня такая активная, общительная!» – открыто хвастается молодая мама маленькой дочкой, грубо перебивающей её в беседе с подругой.
«Смотри: пробивной пацан, настоящим мужиком вырастет!» – поучает папаша робкого и стеснительного сына, указывая на юного нахалёнка, сталкивающего ребят с горки.
«Вот это здóрово, это по-нашему! А тебе, малявке, слабó!» – язвительно замечает старший брат младшему, азартно наблюдая, как ватага малышни обстреливает снежками бездомного пса…
Так чего же мы хотим и чего ожидаем от своих и чужих детей, когда сами если не исповедуем, то где-то всё же одобряем «кодекс агрессивности»? Вопрос риторический, но ответить на него придётся каждому, кто общается с детьми и хочет с ними ладить, а не враждовать.
Кстати, а вы сами извиняетесь перед детьми за резкое замечание, несправедливый упрёк, ошибочную оценку? Иногда стоит лишь задуматься над этим моментом – и многие детские дерзости, семейные ссоры, конфликты на работе начинают выглядеть совсем иначе, чем казалось раньше.
Признавая равенство детских и взрослых переживаний, уважая достоинство ребёнка, мы тем самым формируем у него ответное – уважительное и доброжелательное – отношение. Порой достаточно просто сказать: «Извини, пожалуйста, я был неправ!» – и услышать: «И ты прости меня, я тоже виноват…» Иногда стоит глянуть в зеркало и погрозить себе пальцем: «Не вредничай! Веди себя хорошо!»
Глава 7. Хочу – не хочу! Что надо знать о детском упрямстве?
– Ты, может быть, бука и упрямец?
– Нет, мэм. Мне вас очень жалко, и мне очень жалко, что я сейчас не могу играть… Здесь всё для меня так ново, и всё такое странное и красивое… и печальное…
Чарльз Диккенс «Большие надежды»
Надоело быть послушным, маленьким, бессловесным, хватит меня тыркать, хватит мне велеть и приказывать! Вот какой великий, даже грандиозный замысел был в моём пребывании в запертой ванне. Этот смысл даже немножко испугал меня…
Борис Минаев «Упрямство»
Что такое упрямство? Какого ребёнка можно считать упрямым? В чём и как проявляется упрямство?
Упрямство – разновидность упорного непослушания, для которого нет видимых мотивов; необоснованная упёртость, неуступчивость, несговорчивость; нерациональное противодействие просьбам, советам, требованиям, указаниям. Причём на первом плане не столько сам предмет разногласия, сколько самоутверждение и самовыражение упрямца.
Важная черта упрямства – отрыв мотива от действия. Сопротивляясь, возражая или, наоборот, на чём-то настаивая, упрямец сам не предлагает ничего взамен: ни иных вариантов развития ситуации, ни конструктивных решений проблемы. Проще говоря, упрямство лишь имитация активности. А на самом деле это отказ от подлинной деятельности, совершения реальных поступков. Упрямцем движет не целенаправленное стремление, а сама склонность к противоречию.
При этом упрямство нельзя отождествлять с настойчивостью . Так, ещё К. Д. Ушинский верно заметил: «При упрямстве ребёнок настаивает на том, чего ему не так уж сильно хочется, или совсем не хочется, или давно перестало хотеться, чтобы это соответствовало силе требования. Ребёнок настаивает не по содержанию желания, а потому что он это СКАЗАЛ»[36].
Основу упрямства составляют, во-первых, негативизм – отвержение обоснованных требований, немотивированный протест; во-вторых, своеволие – стремление делать всё «по-своему», наперекор, часто вопреки разумным доводам, логике и здравому смыслу.
Однако можно посмотреть на упрямство иначе, более философски – как на специфическую форму общения ребёнка со взрослыми, особый способ взаимодействия с миром. Неподчинение, противодействие, упёртость – это сообщения маленького человека о своём взрослении, свидетельства личностных изменений, а часто и символический крик о каком-то внутреннем неблагополучии.
Детские капризы и проявления строптивости подобны взрослым жалобам в «вышестоящие инстанции», протестным лозунгам, «открытым письмам». (Снова вспомним здесь философа Владимира Бибихина с его идеей Держателя языка, к которому обращается маленький ребёнок.)
Отметим также родственность слов упрямство и прямота . Здесь непослушание сопрягается с откровенностью. Ребёнок открыто выражает своё отношение ко всему происходящему, и наши попытки «упаковать» его поведение в сложившиеся стереотипы вызывает естественный протест либо непонимание.
Конечно, в ряде случаев упрямство бывает устойчивой чертой характера и выраженным дефектом поведения, но чаще оно всё же имеет вполне конкретные объяснения и внешние предпосылки. А именно:
♦ мелочная опека (гиперконтроль);
♦ пренебрежение взрослых к возрастным изменениям ребёнка;
♦ необоснованное ограничение или чрезмерное подавление детской самостоятельности, активности, инициативы;
♦ неосознанная защита от неблагополучия;
♦ самовыражение и самоутверждение ребёнка.
При этом упрямство отличается выразительностью и яркостью проявлений, основные из которых – строптивость и капризы.
Строптивость – непокорство, своенравность, неповиновение, пререкательство, нежелание поддаваться уговорам, неподчинение мотивированным распоряжениям, протест против объективных требований. Дети могут проявлять неподатливость в бытовых делах и учебных занятиях, сопротивляться сборам в детсад, походу в гости, отказываться убирать игрушки, увиливать от разных гигиенических мероприятий и пр.
В плане оценки показательны этимологические связи слова «строптивость» с церковнославянским «стропота» (кривизна, кривда, лживость) и – более отдалённо – с греческим στρῡφῡός (острый, резкий; угрюмый, мрачный). Подчёркиваются изначальное отклонение от нормы и выраженность негативной реакции. Получается, что строптивец – явный ослушник, но совладать с ним нелегко.
Капризы – действия и поступки, лишённые разумного основания, настаивание только на своём; стремление добиваться чего-то запретного, недостижимого или невозможного в данный момент. Я так хочу – и всё! Должно быть по-моему, а почему – неважно! Подчас детские капризы абсолютно нелепы и совершенно невыполнимы.
Сущность каприза хорошо объясняет дословный перевод этого слова с французского языка – «прихоть», «причуда». Есть и близкое по смыслу русское понятие «блажь» – нелепая причуда, дурь. Капризных взрослых называют взбалмошными и сумасбродными, детей – буками и нехочухами.
Звучные и любопытные наименования непокорных и упёртых ребятишек в изобилии обнаруживаются и в русских народных говорах. Так, упрямого, своенравного малыша в разных губерниях и волостях звали мурза, непослух, неубой. Ещё больше имён находилось для капризуль: гавка, вытешек, вянейдукса, ересь, камыза, ко(у)пырза, курага, недокученко, нявгун, перун…
Детские капризы бывают внешне беспричинными и почти всегда сопровождаются нытьём, плачем, криком, топаньем, разбрасыванием подвернувшихся под руку предметов…
Узнали в этом описании своё или чужое чадо? Вот это и есть классический вредина породы «капризуля».
Апогей каприза – истерика, которая обычно сопровождается малыми припадками: сильным возбуждением, громогласным плачем, резкими криками и воплями, иногда битьём головой о стену или пол, расцарапыванием лица. В тяжёлых случаях (большие припадки) возникают непроизвольные судороги и т. н. истерический мост – ребёнок выгибается дугой. Хрестоматийные литературные примеры – поведение несносного баловня Трилли («Белый пудель» А. Куприна) и маленького бесёнка Киси («Берегов – воспитатель Киси» А. Аверченко).
«…Голос Киси всё усиливался и усиливался, заливаемый внутренними, ещё не нашедшими выхода слезами; он звенел, как пронзительный колокольчик, острый, проникающий иголками в самую глубину мозга… И вдруг – плотина прорвалась, и ужасный, непереносимый человеческим ухом визг и плач хлынули из синего искривлённого рта и затопили всё… Сын камнем свалился со стула и упал на пол, завыв протяжно, громко и страшно, так, что, кажется, весь мир наполнился этими звуками, задушив все другие звуки. Казалось, весь дом слышит их, вся улица, весь город заметался в смятении от этих острых, как жало змеи, звуков».
Капризуля к тому же большой артист, и истерика может сопровождаться картинностью поз, театральными жестами и общим мелодраматизмом. Замечательное психологическое описание находим в рассказе Ивана Бунина «Цифры».
«От боли, от острого и внезапного оскорбления, так грубо ударившего тебя в сердце в один из самых радостных моментов твоего детства, ты, вылетевши за дверь, закатился таким страшным, таким пронзительным альтом, на какой не способен ни один певец в мире. И надолго, надолго замер… Затем набрал в лёгкие воздуху ещё больше и поднял альт уже до невероятной высоты…
Затем паузы между верхней и нижней нотами стали сокращаться, – вопли потекли без умолку. К воплям прибавились рыдания, к рыданиям – крики о помощи. Сознание твоё стало проясняться, и ты начал играть, с мучительным наслаждением играть роль умирающего.
– 0-ой, больно! Ой, мамочка, умираю!..»
По теории, каприз – это возможное развитие упрямства либо его следствие: вначале ребёнок сопротивляется, противится чему-то, а затем пытается настоять на своём, добиться желаемого. Но на практике очень часто упрямство с капризом идут рука об руку, могут проявляться одновременно и потому делаются практически неразличимы. Не хочу! Не буду! Дай! Купи! Хочу!..
Откуда все эти бесконечные «дай-хочу»?
По сути, это такое же проявление безмерности детской натуры, как и в шалостях-проказах (см. главу 3). В этом возрасте «знать» равнозначно «владеть». Ребёнку всё надо, он жаждет обладать всем миром. Мечтая о чём-то конкретном, он одновременно мечтает обо всём. «Глаза завидущие, руки загребущие». Той же природы – и известная ребячья страсть к собирательству, накопительству, коллекционированию. Если нет возможности материально обладать предметом – его можно присвоить визуально и мысленно.
Эта характерная черта детской психологии замечательно схвачена Аркадием Аверченко в рассказе «Блины Доди». Пятилетний Додик – «страшный приобретатель». Завидев, например, красивый дом, он шепчет себе под нос: «Хочу, чтобы дом был мой». «Лошадь ли он увидит, первый ли снежок, выпавший на дворе, или приглянувшегося ему городового, Додя, шмыгнув носом, сейчас же прошепчет: „Хочу, чтобы лошадь была моя; чтобы снег был мой; чтобы городовой был мой“». Но и этого мало! Услышав однажды о том, что у маминой знакомой камни в печени, малыш немедля пожелал: «Хочу, чтобы у меня были камни в печени»…
Познакомимся поближе с маленькими капризулями.
В ареале вредин обитают четыре основных вида капризуль: Нытик, Бука, Вымогатель, Привередина.
1. Нытик – надоедливый жалобщик и противный хныкалка.
Выражает недовольство по всякому поводу, постоянно к чему-то придирается, предъявляет какие-то претензии, плаксиво докучает старшим. Показательно, что «ныть» – того же корня, что «унывать». Нытик отличается неуверенностью в себе, повышенной тревожностью, часто падает духом и компенсирует это за счёт окружающих.
«Пассажиры постепенно расходились по своим каютам.
А некоторые уже загорали на палубе.
– Я тоже хочу загорать, – сказал Родька.
– Успеешь ещё, – возразил папа.
– Ничего не успею, – захныкал он.
– Успеешь! – сказала мама.
– Я совсем белый! – заныл Родька. – Все чёрные, а я белый.
– Где ты видишь чёрных? – спросила мама. – Все вокруг белые!
Родьке в общем-то не очень хотелось загорать, но он привык всегда настаивать на своём. Ни за что не отстанет, пока не получит то, что просит…»
(Ирина Христолюбова «Топало»)
2. Бука – нелюдимый, неприветливый, неконтактный тип.
Угрюмый, надутый, замкнутый. Вечно пребывает в плохом настроении, дурном расположении духа. В отличие от нытика упирается и протестует более пассивно. Если нытик «выходит на демонстрацию», то бука скорее «объявляет забастовку».
Здесь очень символична аналогия со страшным Букой, которым исстари пугают малышей. Происходит перенос значения: имя мифологического персонажа иносказательно обозначает черты поведения – необщительность, неприветливость, нелюдимость. Мы говорим ребёнку: «Что смотришь букой?»; «Не будь букой!» Получается, что большой Бука «вселился» (этимологически) в маленького буку и передал ему свои свойства[37].
Мы на мальчика глядим –
Он какой-то нелюдим!
Хмурится он, куксится,
Будто выпил уксуса.
(Агния Барто)
3. Вымогатель – настырно что-то выпрашивает.
Сущность этого типа также проясняет происхождение самого слова – от глагола «мочь» в первоначальном значении «тянуть». Вымогать – буквально «вытягивать». Просматривается порочная связь: маленький вымогатель манипулирует вашими лучшими качествами (щедрость, великодушие) и добрыми чувствами (нежность, привязанность).
По степени настырности, в свою очередь, делится на три подвида: выклянчиватель, вышибатель слёз и мелкий шантажист.
Первый – просто занудный попрошайка, который канючит и пытается взять вас измором.
Люся в комнату вошла.
Села на диванчик
И берётся за дела:
Начинает клянчить…
(Агния Барто)
Второй – хитрец вроде лисы; изображает жертву, прикидывается несчастным, обиженным, давит на жалость, пытается вызвать к себе сочувствие и повышенное внимание.
«– Бабуленька, – слабым голоском позвала внучка, – я падаю. Ты слышишь? Падаю на твёрдый-твёрдый асфальт. Личиком вниз. Слышишь?..»
(Лев Давыдычев «Лёлишна из третьего подъезда»)
Последний тип – самый «кровожадный»: действует нападками, угрозами, запугиванием. Вымогатель ближе всего к агрессору (см. главу 5).
В магазине мальчик Вова
Увидал слона большого…
– А-a! Хочу слона такого! –
Закричал тотчас же Вова.
– Дай! Хочу! – рыдает Вова.
– Дай! Хочу! – ногами бьёт.
Возле мальчика такого
Собирается народ…
(Галина Лебедева)
4. Привередина – имеет странные привычки, нелепые мнения, причудливые желания.
Интересно, что слово «привередливый» происходит от устар. «вередливый» – изнеженный, слабый, то есть исходно означает «слишком чувствительный к боли». Выходит, привередина – примерно то же, что неженка. Принцесса на горошине. Показательна и связь этого слова со словом «вред»: привередина – это и вредитель, и жертва в одном лице.
Самые известные и показательные детские причуды – кулинарные и гастрономические. Скажем, малыш категорически что-то не ест (например, морковь); либо всё время требует одно и то же блюдо (пюре на завтрак, обед и ужин); либо ест что-то сугубо избирательно (вытаскивает из салата и съедает только определённые овощи); либо испытывает пищевой страх («боится» помидорных шкурок, куриной кожицы, пятен на фруктах и пр.).
«Среди ночи они могли потребовать у своих мам… мороженого, смеси айвового, апельсинового и мангового сока в равных пропорциях со льдом, кусочек яблочного пирожного с клубникой и горячим шоколадом, гамбургер – причём обязательно такой, как в том самом „Макдоналдсе“, который находится возле их дома…»
(Алексей Слаповский «Пропавшие в Бермудии»)
Упрямство бывает спонтанным (внезапным, неожиданным) и намеренным (целенаправленным, продуманным).
В первом случае ребёнок не слушается, сопротивляется, протестует неожиданно, «ни с того ни с сего»: вдруг взял и заупрямился. Во втором случае поведение отличается какой-то предопределённостью, неким расчётом: ребёнок упрямится как будто специально, «на заказ». Такой вид упрямства – ещё одна форма ролевого, имитационного поведения. Причём во многих случаях дети более или менее понимают, что поступают неправильно, но всё равно «гнут своё».
Почему так происходит? Малыш находится во власти поведенческих стереотипов и ложных представлений, преодолеть которые ему мешает нехватка жизненного опыта и неразвитость воли. Например, он уверен, что рано ложиться спать и есть овсяную кашу должны только «годовалые глупыши», что наступать в лужи и разгонять голубей в парке – проявления «смелости», что выпрашивать сто двадцать пятую машинку в «Детском мире» не прихоть, а вроде как даже «сыновняя обязанность»…
Другая проблема – понять, что мы столкнулись именно с упрямством. Порой упрямство как мираж – оно мерещится нам в каких-то действиях и поступках детей, которые означают нечто совсем (или почти) иное. Итак, что же необходимо учитывать, на что обратить пристальное внимание.
1. В момент проявления истинного упрямства ребёнок способен к самоконтролю, хотя бы частичному.
Почему? Потому что для этого требуются волевые усилия и их концентрация на определённом предмете. Другое дело, что расходуются они нерационально и имеют негативный заряд. Например, если на требование: «Перестань плакать!» – кроха запальчиво отвечает: «А я вот буду плакать!» или «Что хочу, то и делаю!» – перед нами типичное упрямство. А если причина слёз действительно серьёзная (сильно ударился, заболевает, обидели) – они какое-то время будут продолжаться вопреки всем просьбам, любым увещеваниям. К тому же ребёнок в состоянии сильного стресса просто не способен так быстро «включать упрямца».
Проиллюстрируем это на примере эпизода рассказа Аркадия Аверченко «Берегов – воспитатель Киси».
«– Кися, – сказала Талалаева, – вот твой будущий наставник, Георгий Иванович, – познакомься с ним, Кисенька… Дай ему ручку.
Кися – мальчуган лет шести-семи, худощавый, с низким лбом и колючими глазками – закачал одной ногой, наподобие маятника, и сказал скрипучим голосом:
– Не хочу! Он – рыжий.
– Что ты, деточка, – засмеялась мать. – Какой же он рыжий?.. Он – шатен. Ты его должен любить.
– Не хочу любить!
– Почему, Кисенька?
– Вот ещё, всякого любить.
– Чрезвычайно бойкий мальчик, – усмехнулся Берегов. – Как тебя зовут, дружище?
– Не твоё дело.
– Фи, Кися! Надо ответить Георгию Ивановичу: меня зовут Костя.
– Для кого Костя, – пропищал ребёнок, морща безбровый лоб, – а для кого Константин Филиппович. Ага?.»
Перед нами «театр одного актёра»: став объектом всеобщего внимания, избалованный мальчишка тут же «закачал ногой, наподобие маятника» и заговорил «скрипучим голосом» всякие гадости. Причём не без поддержки со стороны взрослых: мать жеманно потакает его выходкам, а отец (как потом выясняется) учит хамски реагировать на вопрос об имени. В данной ситуации ребёнок ничем изначально не расстроен, не раздражён, не встревожен – он просто невоспитанный маленький грубиян и капризуля.
Другой случай – сильная увлечённость каким-то предметом, поглощённость каким-то занятием: новая игрушка, что-то увидел на земле, во дворе появились качели и т. п. Если на несколько следующих подряд настойчивых просьб («идём домой!», «брось каку!», «садись обедать!») малыш не реагирует должным образом – это ещё не значит, что он упрямится. Скорее всего, он просто полностью захвачен зрелищем или событием – и просто «не слышит», то есть не воспринимает повеление как адресованное лично ему и не способен быстро переключиться.
Но если ребёнок демонстрирует явное понимание происходящего, включённость в ситуацию (оборачивается на голос, хоть на секунду оставляет своё занятие) и при этом произносит нечто вроде: «Отстань!»; «Не видишь, я занят?»; «Вот сами и идите домой!» – тогда это уже верный признак упрямства.
Одна моя знакомая маленькая девочка – записная вредина! – любила в подобных случаях неизменно повторять: «Не хочу – не буду – попугай Каруду!» При чём здесь герой сказки «Айболит» – понять не мог никто, но зато было очевидно, что мы имеем дело с самым что ни на есть явным и закоренелым упрямством. Отказ, протест превращались в насмешку, издёвку над старшими. Старшие, знамо дело, психовали и бегали на консультации к психологам, за советами к педагогам и более опытным знакомым. Да всё без толку – магическая «каруда» продолжала всех третировать и изводить. Как от неё наконец избавились – читайте в следующей главе…
А пока сделаем вывод первый: чтобы верно распознать упрямство, надо прежде всего оценивать не внешние, формальные реакции ребёнка (упирается, ноет, плачет), а степень осознанности и общую направленность его поведения.
2. Истинное упрямство – это всегда действие наперекор, вопреки, «назло» разумному, логичному, рациональному.
В противном случае это никакое не упрямство, а конфликт – столкновение противоположных мнений, взглядов, позиций. В конфликте всегда возникает альтернатива - возможный, реально существующий иной способ поведения или вариант развития событий. А настоящее упрямство «не предлагает» ничего конструктивного, оно лишь «возражает», «отвергает» или «требует» (см. определение выше). Другое дело, что всё это может вам не нравиться, вас не устраивать, противоречить вашим собственным взглядам и представлениям.
Упрямясь, ребёнок нередко отвергает то, что на самом деле любит или действительно ценит. Или, напротив, требует нечто, на поверку не сильно-то ему и нужное либо уже переставшее быть желанным. Вспомним Родьку из уже цитированной повести Ирины Христолюбовой, которому «в общем-то не очень хотелось загорать, но он привык всегда настаивать на своём».
Рассмотрим оба случая по отдельности.
Допустим, малышу нравится кормить уток на пруду, но в какой-то момент он категорически отказывается идти туда и едва ли не с плачем тянет бабушку гулять в другое место… Или обычно с удовольствием ест омлет, но однажды садится завтракать – и симпатий к омлету как не бывало… Или всегда любил и неплохо для своего возраста умел рисовать – и вдруг нате вам, как отрезало… Или раньше поход в гости к родственникам был праздником, но вот приходит день очередного визита – и вместо радостного «ура!» звучит капризное «не-е-ет!»…
Второй случай возникает, например, в такой ситуации. «Дай мне лопату!» – настойчиво требует четырёхлетка у брата-подростка, копающего грядку на даче. Лопата едва ли не в рост карапуза, тяжёлая и грязная, у ребёнка полно игрушек для песочницы, одних лопат штук пять – но сейчас нужна именно эта, потому что только она – «взрослая».
Ещё пример: малыш гуляет с родителями в лесопарке; дойдя до развилки, настырно командует: «Туда!» Мама с папой (правдиво, убедительно, подробно) объясняют, что «там» – грязь, слякоть, нет тропинки, поваленные деревья. «И вдруг там волки водятся» – для верности добавляет папа. Но отпрыск твёрд в своём устремлении: «Всё равно – туда!» Он понимает, что родители действительно правы, что они не обманывают. Он даже, возможно, вспоминает, что и раньше уже обходили то место – но всё равно стоит на своём. Почему? Да просто потому, что ему «так хочется».
Отсюда – вывод второй: подлинное упрямство чаще всего безрассудно, оно знает лишь «хочу» и игнорирует «надо».
3. Настоящего упрямца отличает стремление действовать вопреки общепринятым, известным и – главное! – понятным ему распоряжениям, требованиям, запретам.
Иначе говоря, истинный вредина уже достаточно хорошо сознаёт и чётко понимает, чего именно от него хотят, что конкретно запрещают в данный момент, но всё равно делает иначе, по-своему, «как хочется».
Например, если, презрев все «нельзя», по лужам шлёпает полуторагодовалый кроха – это можно списать на простое детское любопытство, желание «исследовать мир». Но если подобным образом ведёт себя ребёнок лет шести – есть повод заподозрить его в форменном упрямстве. То же самое относится к популярным сюжетам, вроде «сыпать песок в глаза соседу по песочнице», «разбрызгивать воду в ванной», «скакать по пружинному дивану», «плеваться косточками», «включать громко музыку» и т. п.
«…Родька независимо положил руки на стол, как будто весь стол принадлежал только ему.
– Сядь прилично, – сказала мама.
– Я и в школе так сижу! – он ещё шире раздвинул локти.
Мама нахмурилась.
Но на Родьку „нашло“. Он чувствовал, что ни за что не уберёт руки со стола, хотя понимал, что надо убрать. Все молча смотрели на него. Все осуждали. Ему хотелось убежать, но он сидел, вцепившись в скатерть, и его можно было унести отсюда только вместе со столом».
Отсюда – вывод третий: настоящее упрямство не столько ситуативное, сколько возрастное. Проявления упрямства отражают этапы, вехи, ступени взросления ребёнка, усвоения им социальных, нравственных, культурных норм.
4. Маленький ребёнок ещё не способен внятно сформулировать, чётко выразить свои вполне естественные желания, стремления, намерения.
Бессилие и беспомощность вызывают огорчение, раздражение, досаду. Внешне и со стороны такие реакции кажутся необъяснимым сопротивлением, ослиной упёртостью, непонятной блажью. Такое мнимое, кажущееся упрямство – одновременно и защитная, и компенсирующая реакция.
Вспоминается реальный и очень характерный случай. Зимой на прогулке девочка лет трёх с необъяснимым упрямством выбрасывала подстилку из санок, на все мамины уговоры и призывы реагировала криком, упиралась, не хотела ехать домой. Когда разбушевавшаяся девчонка в десятый раз вцепилась в плед и бросила на снег – родительница не выдержала: «Ну-ка, живо домой! Хватит мне тут сцены закатывать!» – с этими словами она решительно пошагала к дому, волоча одной рукой санки, а другой – ревущую благим матом и вырывающуюся упрямицу.
Что и говорить, душераздирающее зрелище… Потом выяснилось: после катания с горки между слоями подстилки образовался большой и острый комок льда, который просто мешал сидеть в санках. Девочка не смогла доходчиво растолковать маме причину своего беспокойства, а та сразу не заметила непорядок и разозлилась.
Отсюда – вывод четвёртый: зачастую мы просто не понимаем детей и ошибочно принимаем за упрямство совсем иное поведение.
5. У детей предельно обострено чувство справедливости.
Лейтмотив любых мероприятий, игр, споров – «так нечестно!». Этот выкрик возникает по поводу и без повода, просто «на всякий случай». Кто об этом забывает – получает протест: «Я так не играю!»
Детское мировоззрение ещё не отличается чёткостью, а поведение – гибкостью. Так, малыши ещё не имеют чётких представлений о справедливом / несправедливом и не видят возможных вариантов решения одной задачи или проблемы. Например, что дойти до детской площадки можно по двум дорожкам, что копать песок можно разными лопатками, что лепить снеговика можно с головы, а можно с туловища…
Это делает несправедливость ещё более ранящей и болезненной и заставляет ошибочно усматривать её везде, где возникает ситуация выбора, принятия решения. Получается, что упрямство – часто следствие поведенческого тупика: если что-то не нравится или чего-то не хочется – проще сразу воспротивиться, упереться, отказаться.
Отсюда – вывод пятый и последний: необходимо бережно и уважительно относиться к чувствам ребёнка, но постепенно формировать у него правильные представления о справедливости и учить поведенческой гибкости.
В заключение – ещё несколько фактов об упрямстве, которые полезно знать, чтобы грамотно строить взаимоотношения с детьми и не испытывать ложных волнений по поводу ошибок и неудач.
♦ Упрямство начинается примерно с полутора лет, но есть дети, которые начинают упрямиться даже раньше – чуть ли не с года (как в стихотворении Татьяны Ивановой: «Из пелёнок вылез брат – стал немного вредноват…»).
♦ Пику упрямства чаще всего соответствует возраст двух с половиной лет.
♦ В кризисный период приступы упрямства и капризности случаются у детей по 5 раз в день, а у некоторых детей – до 19 раз!
♦ Приступ упрямства чаще всего происходит в первой половине дня.
♦ Мальчики упрямятся сильнее и чаще, чем девочки.
♦ Упрямство нередко начинает само идти на спад после трёх лет. Не случайно возрастной кризис трёх лет получил научное название trotz alter (в переводе с немецкого «возраст строптивости»).
Современные психологи и педагоги утверждают: если дети по достижении трёхлетнего возраста всё ещё продолжают активно и часто вредничать, то, вероятнее всего, речь идёт о «фиксированном» упрямстве. Чаще всего это результат соглашательского поведения родителей: они поддались нажиму, давлению, манипулированию. C’est la vie: мы воспитываем детей – но и дети дрессируют и укрощают нас…
Дата: 2019-02-02, просмотров: 254.
