<…> Мыслители явно злоупотребляли столь часто проводившимся различением между физическим человеком и человеком духовным. Человек есть чисто физическое существо; духовный человек — это то же самое физическое существо, рассматриваемое только под известным углом зрения, т. е. по отношению к некоторым его способам действия, обусловленным особенностями его организации. Но разве эта организация не есть дело рук природы7 Разве доступные ей движения или способы действия не являются физическими. Видимые действия человека, равно как и совершающиеся внутри его невидимые движения, порожденные его волей или мыслью, являются тоже естественным результатом, неизбежными следствиями его собственного механизма и получаемых им от окружающих его существ импульсов. Все, что придумала в ходе истории человеческая мысль, чтобы изменить или улучшить существование человека и чтобы сделать его более счастливым, было всегда лишь неизбежным результатом собственной сущности человека и воздействующих на него живых существ. Все наши учреждения, наши размышления, наши познания имеют своей целью только доставить нам то счастье, непрерывно стремиться к которому нас заставляет наша собственная природа. Все, что мы делаем или мыслим, все, чем мы являемся и чем мы будем, оказывается всегда лишь следствием того, чем нас сделала всеобъемлющая природа: все наши идеи, наши желания, наши действия представляют собой необходимый результат сущности и качеств, вложенных в нас этой природой, и обстоятельств, которые она заставляет нас испытывать и которые видоизменяют нас...

<…> То же самое можно сказать о человеке, который во всех испытываемых им изменениях и превращениях поступает всегда лишь согласно законам, и его организации и веществам, из которых составила его природа. Физический человек — это человек, действующий под влиянием причин, распознаваемых нами с помощью наших чувств. Духовный человек – это человек, действующий под влиянием физических причин, познать которые нам мешают наши предрассудки. Дикий человек — это дитя, лишенное опыта, не способное работать для своего счастья. Цивилизованный человек — это такой человек, которому опыт и общественная жизнь дают возможность использовать природу для своего собственного счастья. Просвещенный, добродетельный человек — это человек в стадии своей зрелости или своего совершенства. Счастливый человек – это такой человек, который умеет пользоваться благодеяниями природы. Несчастный человек – это такой человек, который не умеет пользоваться ее благодеяниями. <…>

<…> Если мы станем судить о причинах по их следствиям, то во вселенной нет вовсе незначительных причин. В природе, в которой все связано, в которой все находится во взаимодействии, все движется и видоизменяется, складывается и разлагается, образуется и разрушается, нет ни одного атома, который не играл бы важной и необходимой роли, нет такой ничтожной молекулы, которая, в подобающей обстановке, не произвела бы поразительных действий. Если бы мы были в состоянии проследить вечную цепь, связывающую все причины с их следствиями, не теряя из виду ни одного звена ее, если бы мы могли распутать конец незаметных нитей, приводящих в движение мысли, желания, страсти тех людей, которых мы называем по их действиям могущественными, то мы нашли бы, что тайными рычагами, которыми пользуется природа, чтобы приводить в движение духовный мир, являются подлинные атомы; неожиданная и в то же время необходимая встреча этих неразличимых глазом молекул, их соединение, сочетание, их пропорция, их брожение, модифицируя мало-помалу человека, — часто без его ведома и вопреки ему самому, — заставляют его мыслить, желать, действовать определенным и необходимым образом; если его желания и его поступки влияют на многих других людей, то духовный мир приходит в величайшее движение. Излишек едкости в желчи фанатика, разгоряченность крови в сердце завоевателя, дурное пищеварение у какого-нибудь монарха, прихоть какой-нибудь женщины — являются достаточными причинами, чтобы заставить предпринимать войны, чтобы посылать миллионы людей на бойню, чтобы разрушать крепости, превращать в прах города, чтобы погружать народы в нищету и траур, чтобы вызывать голод и заразные болезни и распространять отчаяние и бедствие на длинный ряд веков.

Поль Анри Гольбах. «Система природы, или о законах мира фнзнческого и мира духовного». М., 1940. С. 9, 18, 147.

Не знаю, в каком смысле философы полагали, будто материя безразлична к движению и покою. Хорошо известно, что тела тяготеют друг к другу; это значит, что все частицы тела взаимно притягиваются; это значит, что в этом мире все либо перемещается, либо находится in nisu или же одновременно перемещается и находится in nisu.

По-видимому, это предположение философов напоминает предположение геометров, допускающих точки, не имеющие никакого измерения, линии без ширины и глубины, поверхности без толщины, или, быть может, у них идет речь об относительном покое одной массы по отношению к другой. Все находится в относительном покое на корабле, разбитом штормом. Ничто на нем не пребывает в абсолютном покое, даже соединенные молекулы, будь то молекулы корабля или тел, на нем находящихся.

Если в каком-нибудь теле философы признают такое жe стремление к покою, как к движению, то это, по-видимому, объясняется тем, что они рассматривают материю как нечто однородное, абстрагируются от всех ее существенных свойств, смотрят на материю как на нечто не изменяющееся в тот почти неделимый момент, в течение которого она является объектом умозрения; они рассуждают о состоянии покоя одного агрегата относительно другого, забывая, что, в то время как они рассуждают о безразличии тела к движению и покою, глыба мрамора стремится к разложению, мысленно уничтожаются и общее движение, одушевляющее все тела, и их частное воздействие друг на друга, в результате которого все тела разрушаются; это кратковременное безразличие, само по себе мнимое, не подрывает законов движения.

Тело, по мнению некоторых философов, само по себя бездеятельно и лишено силы; это ужасная ошибка, идущая вразрез со всякой здравой физикой, со всякой здравой химией: тело преисполнено деятельности и силы и само по себе, и по природе своих основных свойств, рассматриваем ли мы его отдельные молекулы или всю массу.

К этому добавляют: чтобы представить себе движение, надо вне существующей материи вообразить силу, на нее воздействующую. Это не так: молекула, наделенная свойством, присущим ее природе, сама по себе есть деятельная сила. Она воздействует на другую молекулу, в свою очередь воздействующую на нее. Все эти ложные умозаключения основываются на ошибочном представлении об однородности материи. Вы так хорошо представляете себе материю в состоянии покоя, а можете ли вы себе представить огонь в состоянии покоя? В природе все преисполнено разнообразной деятельности, подобно этому скоплению молекул, называемому вами огнем. В этом скоплении, которое вы называете огнем, у всякой молекулы своя природа, свое действие.

Таково истинное различие между покоем и движением. Абсолютный покой есть абстрактное понятие, в природе его не существует; движение есть такое же реальное свойство, как длина, ширина и глубина. Мне нет дела до того, что происходит у вас в голове. Мне безразлично, рассматриваете ли вы материю как однородную или как неоднородную. Какое мне дело до того, что, абстрагируясь от качеств материи и считаясь только с ее бытием, вы берете ее в состоянии покоя? Какое мне дело до того, что, исходя из этого, вы ищете причину, приводящую ее в движение? Делайте с математикой и с метафизикой все, что вам угодно; но я – физик и химик; я беру тела такими, каковы они в природе, а не в моей голове; для меня они существующие, разнообразные тела, наделенные свойствами и действующие друг на друга; в природе они взаимодействуют так же, как и в лаборатории, где искра вблизи трех соединенных молекул селитры, угля и серы не может не вызвать взрыва. <…>

Дидро Д. Философские принципы относительно материи и движения // Соч. в 2 томах. Т. 1. М., Мысль. 1986. С. 444-445.

<…> Мы не будем утверждать, что всякая машина, или всякое животное, после смерти совершенно погибает или принимает другую форму, так как мы ничего решительно не знаем об этом. Но утверждение, что бессмертная машина представляет собою химеру или измышление разума, было бы столь же нелепо, как если бы гусеница при виде бренных останков своих сестер стала бы горько оплакивать участь своего вида, который будто бы обречен на уничтожение. Душа этих животных — ведь всякое животное имеет свою душу — слишком ограниченна для понимания метаморфоз природы. Никогда самая даровитая из гусениц не может себе вообразить, что ей предстоит стать бабочкой. То же самое можно сказать и о нас. Можем ли мы знать о нашей судьбе больше, чем о нашем происхождении? Поэтому покоримся неизбежному неведению, от которого зависит наше счастье.

Тот, кто будет думать таким образом, будет мудрым, справедливым человеком, спокойным за свою участь и, следовательно, счастливым. Он будет ожидать смерти, не боясь, но и не желая ее, дорожа жизнью и с трудом понимая, каким образом пресыщение может разбить сердце в этом полном наслаждений мире, уважая природу и испытывая к ней благодарность, привязанность и нежность за все чувства и блага, полученные нами от нее. Счастливый от ощущения и созерцания великолепия Вселенной, такой человек никогда не станет уничтожать жизнь ни в себе, ни в других. Более того, преисполненный гуманных чувств, он будет любить ее свойства даже в своих врагах. Легко представить себе, как такой человек будет поступать по отношению к другим. Он будет жалеть порочных, а не ненавидеть их: в его глазах они будут просто изуродованными людьми. Но, снисходительно относясь к недостаткам устройства ума и тела, он тем более сумеет восхищаться их красотой и добродетелями. Те, кому природа покровительствует, будут казаться ему заслуживающими большого уважения, чем те, с кем она обходится как мачеха. Итак, мы видим, что Дары природы — источник всего того, что может нас обогатить,— встречают на устах и в сердце материалиста уважение, в котором все другие им несправедливо отказывают. Наконец, материалист, убежденный вопреки собственному тщеславию в том, что он просто машина или животное, не будет плохо относиться к себе подобным: он слишком хорошо знает природу их поступков, бесчеловечность которых всегда отражает степень рассмотренной выше аналогии между людьми и животными; следуя естественному закону, свойственному всем животным, он не пожелает делать другим то, чего он не хочет, чтобы делали ему.

Итак, мы должны сделать смелый вывод, что человек является машиной и что во всей Вселенной существует только одна субстанция, различным образом видоизменяющаяся. И это вовсе не гипотеза, основанная на предубеждениях и предположениях, не продукт предрассудка или одного только моего разума. Я отверг бы подобного руководителя, которого считаю мало надежным, если бы мои чувства, вооруженные, так сказать, факелом истины, не побудили меня следовать за разумом, освещая ему путь. Но опыт высказался в пользу моего разума и я соединяю их воедино.

Вы могли убедиться в том, что я делаю самые решительные и логические выводы только в результате множества физических наблюдений, которых не будет оспаривать ни один ученый: только за ученым я признаю право на суждение о тех выводах, которые я делаю из этих наблюдений, отвергая свидетельство всякого человека с предрассудками, не знающего ни анатомии, ни той единственной философии, которая в данном случае имеет значение, а именно философии человеческого тела. Какое значение могут иметь против столь прочного и крепкого дуба слабые тростники богословия, метафизики и различных философских школ? Это — детские игрушки, подобные рапирам наших гимнастических залов, с помощью которых можно доставить себе удовольствие потренироваться, но ни в каком случае не одолеть противника. Надо ли прибавлять, что я имею здесь в виду пустые и пошлые идеи, избитые и жалкие доводы, которые будут приводить относительно мнимой несовместимости двух субстанций, беспрестанно соприкасающихся и воздействующих дpyг на друга,— идеи, которые будут существовать, пока нa Земле останется хотя бы тень предрассудка или суеверия? Такова моя система или, вернее, если я не заблуждаюсь, истина. Она проста и кратка. Кто хочет, пусть попробует оспаривать ee!

Ламетри Ж.О. Человек – машина // Сочинения. М., Мысль. 1976. С. 243-244.

ДЖОРДЖ БЕРКЛИ

                             (1685 – 1753)