Древние концепции сновидений, как и первые идеи о сознании в целом, были дуалистичными. Согласно традиционным верованиям, во время сна тело входит в состояние, подобное смерти, а душа выходит из тела и отправляется в мир духов. Там она встречается с духами умерших предков или с посланниками богов и может получать от них предупреждения или символические сообщения. Чтобы проникнуть в будущее или понять, чего хотят духи и боги, пророки и оракулы интерпретируют послания, полученные в сновидениях.

Если этот древний дуалистический взгляд на сновидения соответствует истине, то, что мы считаем измененным состоянием сознания в сновидении, на самом деле – приключения нашей свободной души в другом, нефизическом мире!

Вполне понятно, почему люди во всем мире следовали дуалистической теории сновидений, в соответствии с которой во сне душа улетает в другой мир. В сновидении наши субъективные переживания такие же, как и в обычном мире , – мир сновидения предстает перед сновидящим почти таким же, каким он видит его в состоянии бодрствования. Однако мир в сновидении – это не тот же мир, который мы видим в бодрствующем состоянии; должно быть, это своего рода альтернативная реальность. Сновидящий, кажется, не берет с собой в мир сновидений свое физическое тело; вероятно, он посещает этот мир только как духовное существо. Что ж, вполне правдоподобное объяснение, если вы не знаете, что такое наука о сознании!

Первые научные исследования сновидений начались во второй половине XIX века, примерно в то время, когда в психологии была популярна интроспекция. В ту эпоху сновидения определяли как последовательность внутренних образов, которые сновидящий переживает как реальные, и исследования сновидений касались субъективного содержания и переживания сновидений, а не их значения или функций. Интроспективный отчет о сновидении считался достоверным свидетельством того, что переживал человек во время сновидения (Schwartz, 2000).

Студентка Уильяма Джеймса Мэри Калкинс (Calkins), позже ставшая первой женщиной – президентом Американской психологической ассоциации, в 1893 году провела первые статистические исследования сновидений. Она вычислила, как часто в сновидениях возникают переживания в различных сенсорных модальностях, и получила те же цифры, что и современные исследователи сновидений (Schwartz, 2000).

Несмотря на такое многообещающее начало, научные исследования сновидений, авторы которых серьезно относились к сознанию, скоро были свернуты. Им на смену пришли психоанализ Фрейда и бихевиоризм Уотсона. Согласно Фрейду, переживаемое (или манифестирующее себя) сновидение – это не реальное сновидение; это – просто замаскированная и искаженная символическая репрезентация реального (или скрытого) сновидения. Сны должен толковать психоаналитик – только он способен расшифровать, о чем идет речь в реальном (но при этом неосознаваемом) сновидении.

В результате внимание сместилось от фактической феноменологии сновидений к психоаналитическим рассуждениям, состоящим из туманной и абсурдной символики, превращавшей сновидение в нечто, что сам сновидящий не в состоянии осознать как собственное переживание. Науку о сновидениях заменило искусство толкования сновидений. В XX веке толкование сновидений стало не менее популярной причудой, чем френология в XIX веке. С точки зрения низкой научной достоверности, но широкой популярности для культуры XX века психоаналитическая интерпретация сновидений стала тем, чем был френологический анализ личности в XIX веке.

После эры интроспекции академическая психология как наука также охладела к научному исследованию сновидений, ведь сновидения – это субъективный феномен сознания. Исследование сновидений не может полагаться на объективные физические стимулы и наблюдаемое поведение, ему доступны только описания субъективного переживания и интроспективные отчеты. Поэтому сновидения оказались исключенными из контекста бихевиористского подхода к психологии.

В философии, под влиянием бихевиоризма, были выдвинуты две теории сновидений. Первую в 1959 году представил Норман Малкольм. Она следовала философским традициям Людвига Витгенштейна и логического бихевиоризма Гилберта Райла. Малкольм утверждал, что единственное доказательство того, что мы видели сновидение, – это впечатление, что нам что‑то снилось, но оно возникает после того, как мы уже проснулись. На основании этого впечатления мы приходим к выводу, что события, которые мы помним, должно быть, произошли в сновидении. Но эта интерпретация, основанная на здравом смысле, говорит Малкольм, несостоятельна. Когда мы говорим, что у спящего человека, не проявляющего никаких признаков активности, есть какие‑то переживания или психические состояния, это лишь создает путаницу, и это нельзя проверить никакими мыслимыми объективными средствами. Понятие «сновидение» на самом деле относится к впечатлениям и сообщениям о том, что мы видели сон, которые возникают уже после пробуждения, но не во время сна. Поэтому концепция сновидений не относится и не может относиться к переживаемому опыту (или каким‑то другим состояниям) во время сновидения.

В 1976 году, в докладе, озаглавленном «Являются ли сновидения переживанием?», Даниэль Деннетт вернулся к аргументам Малкольма и представил собственную гипотезу природы сновидений. Деннетт (1976) предлагает альтернативное объяснение сновидений (или, скорее, объяснение нашего поведения, когда мы рассказываем о сновидениях): возможно, где‑то в мозге есть библиотека сновидений, которых мы еще не видели. Когда сновидящий просыпается, включается и загружается в память одна из кассет со сновидением, окончание которого совпадает с событиями во время пробуждения (скажем, мы услышали будильник, и его звук сливается с событиями сновидения).

Затем содержание этой кассеты сновидения превратится в ложные воспоминания о событиях, предположительно, происходивших во время сновидения. Во время сновидения нет никакого осознаваемого переживания, это просто неосознаваемая вставка воспоминания из сновидения в память. «Кассетная» теория сновидений Деннетта, таким образом, предполагает, что можно сказать лишь то, что сновидения могут быть ложными воспоминаниями, подсознательно составленными во время фазы «быстрого сна» и автоматически внедренными в краткосрочную память в момент перед пробуждением.

Теории сновидений Малкольма и Деннетта – красивые иллюстрации того, как бихевиористский подход к субъективному переживанию отбрасывает сознание «от первого лица», воплощая это в нечто непосредственно наблюдаемое с точки зрения постороннего наблюдателя. Реальность субъективного переживания сновидения отрицается и заменяется рассказом о сновидении, при этом субъективное переживание, возникающее во время сновидения, принимается во внимание, и содержание сновидения можно объяснить только неосознаваемыми ложными воспоминаниями.

Бихевиористская интерпретация сновидений не считала эмпирические исследования сновидений убедительными, и бихевиористы их попросту игнорировали. Однако тот методологический пункт, что субъективное переживание в сновидениях невозможно объективно проверить в ходе эмпирических исследований сновидений, остается актуальным. Такие исследования не в состоянии выделить каких‑либо абсолютно надежных нейрофизиологических признаков, которые бы со стопроцентной точностью показывали, видит ли спящий человек сновидения в тот или иной момент. А субъективное содержание сновидения определить еще сложнее.

Кроме того, ретроспективные сообщения о сновидениях не являются достоверными, потому что зависят от наших хрупких воспоминаний о содержании сновидения. Фактически некоторые исследователи сновидений считают, что мы видим сны всю ночь и снов без сновидений не существует вообще. Просто иногда мы не помним свои сновидения и нам кажется, что сновидений не было. Такая теория амнезии сновидений – полная противоположность теорий ложных воспоминаний Малкольма и Деннетта.

Дискуссии относительно реальности переживаний в сновидении снова показывают, к каким трудностям приводят проблема других сознаний и невозможность объективно выявить или измерить сознание. В принципе, можно поддержать бихевиористское представление о том, что у нас никогда не возникает субъективных переживаний во время сновидений (у нас есть только ложные воспоминания о них), или теорию, противоположную теории амнезии, что у нас всегда есть субъективные переживания, когда мы спим (просто иногда мы их не помним)! Ни одна из этих теорий не представляет убедительных аргументов или доказательств, которые бы объясняли, почему наша память ведет себя тем или иным образом. Поэтому мне кажется, было бы справедливо отклонить их обе.

Исследователь сновидений Дэвид Фоулкс (1985) уделял должное внимание философским дискуссиям, но не путал их с эмпирическими исследованиями сновидений:

Нельзя точно сказать, каким был сон, ведь к тому времени, когда я его вспомню или вы расскажете мне ваш сон, их уже не будет. Невозможно сопоставить воспоминание или рассказ с самим сном. Философы часто вязнут в подобной интеллектуальной трясине и, в целом, приходят к выводу о том, что мы не можем быть уверены, что вообще существует такая вещь, как ментальное переживание, или что мы вообще ни в чем не можем быть уверены… Но я – сторонник здравого смысла и считаю, что в сновидении вполне возможно переживать тот или иной опыт (Foulkes, 1985, p. 33).

В 50‑х годах эмпирические исследования сновидений снова неожиданно приобрели популярность. Они велись в двух областях: исследование содержания сновидений и исследование нейрофизиологических механизмов сновидений. Психиатр Келвин Холл начал публиковать новую описательную статистику относительно феноменального содержания больших выборок отчетов о сновидениях. В 1966 году он обобщил свою работу в знаменитой книге под названием «Анализ содержания сновидений » (The content analysis of dreams ) (Hall & Van de Castle, 1966). Это знаменательное исследование систематическим образом описывает феноменологию сотен сновидений. Метод анализа содержания сновидений Холла и Ван де Касла стал общепринятым подходом для сравнения феноменального содержания сновидений в разных популяциях и выборках (см. Domhoff , 1996). Таким образом, линия исследований, первоначально начатая Мэри Калкинс в 1893 году, была, наконец, возрождена, и «средневековье» психоанализа и бихевиоризма постепенно осталось позади.

В лабораторных исследованиях сна фазу «быстрого сна» и ее тесную связь со сновидениями обнаружили в 1953 году Азерински и Клейтман. Открытие физиологических коррелятов сновидений дало большую надежду редуктивному объяснению сновидений: если сновидения можно идентифицировать в фазе «быстрого сна», то, изучая физиологические и нейрональные механизмы «быстрого сна», мы сможем объяснить и сами сновидения. Такие нейрофизиологические аргументы достигли пика в теории сновидений синтеза‑активации Хобсона и Маккарли, предложенной в 1977 году.

Однако теория синтеза‑активации не придавала особого значения субъективному переживанию. Основное внимание в этой теории уделялось нейрофизиологии «быстрого сна» и сновидения рассматривались только как побочный продукт нейрофизиологических событий во время «быстрого сна». Паттерны физиологической активации во время «быстрого сна» создают внутренние стимулы для мозга, тогда как внешние сенсорные стимулы и двигательные реакции заблокированы. Мозг пытается синтезировать серию образов, которые бы соответствовали непредсказуемым паттернам внутренней активности, используя память в качестве источника этих образов.

У сновидений нет никаких целей, функций или смысла; это просто попытка мозга придать смысл специфическому внутреннему возбуждению, которое он переживает во время «быстрого сна». Наше состояние во время сновидений напоминает психоз или бред, потому что мы находимся под влиянием галлюцинаций, иллюзий, причудливых мыслей и искаженных образов восприятия. Таким образом, по сравнению с бодрствующим сознанием, сознание в сновидении считается в этой теории неорганизованной и несовершенной формой сознания.

Однако примерно в то же время в рамках психологии возник другой теоретический подход к сновидениям. Он был основан на чисто когнитивном представлении о разуме. В духе классической когнитивистики представители этого подхода (например, Дэвид Фоулкс, 1985) утверждали, что сновидения – это когнитивный феномен, который необходимо объяснить на чисто ментальном уровне обработки информации. Сновидения нельзя свести к нейрофизиологии или объяснить ею. Очевидно, в своей критике нейрофизиологических теорий сновидений этот подход был основан на функционализме, доминировавшем в те дни в психологии и когнитивистике.

Представители когнитивного подхода считали сновидения важной и самостоятельной формой сознания и возражали против точки зрения, что сновидения являются несвязными, дезорганизованными и полными причудливых элементов. Напротив, Фоулкс (1985) полагал сновидения «достоверными аналогами мира», организованной формой сознания, которое моделирует реальную жизнь, и делает это почти идеально. Сновидения – это целостные, организованные модели мира, то есть наши переживания в любой момент сновидения имеют смысл: ситуация в сновидении поддается пониманию. Кроме того, со временем сновидение развивается вокруг непрерывного рассказа или истории, которая очень похожа на то, что происходит с нами в состоянии бодрствования.

Когнитивно‑психологический взгляд на сновидения был основан на феноменологии сновидений, описанной в домашних отчетах о сновидениях и в отчетах лабораторных исследований. Он критиковал теорию синтеза‑активации, поскольку она основана скорее на наших стереотипах и предубежденных воспоминаниях о сновидениях, чем на репрезентативных примерах сновидений, собранных в целях исследований.

Таким образом, в 80‑х годах к сновидениям снова начали относиться серьезно, как к форме сознания или субъективного ментального переживания. Содержание сновидений снова стали систематически изучать на основании подробных интроспективных отчетов о них. Сновидения стали объяснять когнитивными или нейрональными механизмами либо сочетанием тех и других. В 90‑х годах, с появлением когнитивной нейробиологии и исследований сознания, сновидения стали общепринятой сферой исследований в этих областях.

Это весьма удачный поворот для современных исследований сознания, ведь ИСС, связанные со сном и сновидениями, возникают чаще всего у нормальных взрослых людей и поэтому являются самым ценным источником данных о сознании. Мы спим около восьми часов в сутки, или треть всей своей жизни. Некоторые ошибочно утверждают, что когда мы спим, то не обладаем сознанием, но почти все то время, которое мы проводим во сне, мы находимся в некоем измененном состоянии сознания, а не лишены его. Ниже мы рассмотрим богатое разнообразие ИСС, возникающих во время сновидений.