Можем ли мы быть уверены в том, что узнаем правду о сознательном опыте испытуемых? Дескриптивной интроспекции как методу получения информации присущи некоторые проблемы. Первая проблема заключается в забывании. Поскольку отчет формулируется на базе следов, оставленных опытом в памяти, после того, как сам опыт перестал существовать, в принципе, возможно, что часть опыта надежно не зафиксировалась в памяти или забылась к тому времени, когда формулировался отчет, а потому не попала в него.

Вторая проблема заключается в реконструкции: поскольку слабые, разрозненные образы сновидений вызываются из памяти в сознание в случайном порядке, испытуемый может создать последовательность событий, отличную от той, что была в оригинальном опыте.

Третья проблема заключается в том, что испытуемый может заполнить образовавшиеся пробелы, придумав или подразумевая правдоподобно звучащие сценарии, благодаря которым сновидение кажется более связным и логичным, чем было на самом деле.

Четвертая проблема связана с тем, что даже если испытуемый все четко вспомнил, вербальное описание некоторых опытов может оказаться очень трудным или даже невозможным. В сновидениях могут быть такие странные или необычные переживания, что в нашем словаре может не оказаться подходящих слов для их описания; такие опыты называются неописуемыми.

Пятая проблема связана с созданием через наблюдение искусственных опытов. Намерение наблюдать и сам процесс наблюдения за собственным опытом могут изменить опыты по сравнению с тем, какими они могли бы быть на самом деле. Задание описать собственные сновидения в действительности может изменить паттерны сна человека или даже повлиять на содержание сновидений, так что сновидения, которые были у испытуемого и о которых он рассказывает, это вовсе не те сновидения, которые были бы у него и о которых он мог бы рассказать, если бы вообще не участвовал в исследовании. Если испытуемые должны спать в лаборатории, особенно первая ночь обычно проходит плохо, потому что им трудно заснуть, а снятся им преимущественно кошмарные, беспокойные сны о лабораторной обстановке (или о безумных ученых в белых халатах, преследующих спящих!). Позднее, привыкнув к обстановке, испытуемые спят лучше.

Шестая проблема заключается в том, что если испытуемый знает, какие результаты исследователи надеются или ожидают получить, это экспериментальное требование может сработать как намек на то, чтобы видеть сны преимущественно об этом или сообщать об этом более подробно, чем о другом; в итоге могут быть получены результаты, искаженные в соответствии с желанием исследователей.

Седьмая проблема связана с тем, что некоторые испытуемые могут выступить в роли цензоров своих сновидений, особенно сновидений сексуального или агрессивного характера, чтобы не испытывать неловкости перед исследователями. Эту проблему можно преодолеть, если гарантировать испытуемым анонимность, чтобы нельзя было узнать, кому какой сон приснился (к сожалению, в лаборатории, изучающей сновидения, это неосуществимо).

И последнее. О чем бы испытуемый ни сообщил, нет такого независимого метода, который позволил бы проверить точность его отчета. Поскольку сновидения – это субъективные события в феноменальном сознании, их нельзя ни измерить, ни зафиксировать объективно, ни проверить, насколько точно рассказ испытуемого отражает реальное сновидение, – нам не остается ничего другого, как только полагаться на отчет.

Однако мы можем быть более уверенными в полученных данных, если от разных испытуемых и от разных групп, которые сообщают о своих сновидениях, не зная о существовании друг друга, снова и снова получают однотипные результаты. Следовательно, хотя точность любого отдельно взятого отчета по любой из указанных выше причин и может вызывать сомнения, системные статистические примеры большого объема информации, полученной в разных лабораториях от разных испытуемых, принадлежащих к разным группам населения, возможно, отражают общие характеристики опыта, имеющего тенденцию проявляться в сновидениях. Было бы крайне неосмотрительно утверждать, что ни одно из событий, сообщения о которых содержатся в десятках тысяч отчетов, вообще не имело места и что ни одного из примеров, обнаруженных в результатах, вообще не существует. Как любая другая научная информация, сообщения о сновидениях точны не на все 100% – всегда существует некий «шум», который отчасти маскирует «сигнал», – но у нас нет оснований считать, что все отчеты или большинство из них бесполезны.

Если принять во внимание все эти проблемы и постараться минимизировать их, дескриптивную интроспекцию можно безопасно использовать в качестве метода сбора информации о содержании феноменального сознания. Действительно, дескриптивная интроспекция весьма широко используется в психологических исследованиях. Во многих интервью и анкетах содержатся вопросы о прошлых или настоящих переживаниях испытуемого. Метод формирования выборки переживаний – самый важный метод современной интроспекции. Он также известен как метод «бипера». Испытуемые постоянно носят при себе пейджер (так называемый «бипер»), подающий сигналы через разные промежутки времени. Услышав сигнал, испытуемый должен немедленно представить интроспективный (или ретроспективный) отчет – описать, что происходило в его субъективной психологической реальности непосредственно перед тем, как он услышал сигнал. Этот метод позволил изучить, насколько счастливыми люди ощущают себя в разных повседневных ситуациях и когда они с наибольшей вероятностью испытывают так называемое «потоковое состояние» – психическое состояние, в котором человек полностью включен в то, чем он занимается, сосредоточен на этом, а все остальное перестает существовать для него.

Метод «мысли вслух» (или прямая интроспекция) использует в режиме онлайн прямые интроспективные отчеты по ходу выполнения задания. Например, испытуемый должен решить какую‑то проблему или позволить своим мыслям блуждать. Но все, что происходит в сознании (особенно вербальная внутренняя речь в рефлексивном сознании), должно быть выражено вербально вслух. Его мысли фиксируются и затем анализируются. Проблема этого метода заключается в том, что переживание опыта и сообщение о нем мешают друг другу, потому что одновременно и переживать опыт, и сообщать о нем очень трудно.

Более того, даже в лабораторных психологических экспериментах испытуемых часто инструктируют реагировать на основании их субъективного опыта (однако иногда их инструктируют выбирать между двумя альтернативами, даже если они не видели стимула, – это называется заданием с навязанным выбором). Исследователь предъявляет некий стимул, а испытуемый должен сообщить, воспринимает ли он его, а если воспринимает, то как, воспользовавшись для этого компьютерной клавиатурой или мышкой. Хотя такой способ и представляется объективным, нажатия на клавиатуру эквивалентны субъективным интроспективным отчетам, предполагаемое содержание которых было зафиксировано заранее: нажатие одной клавиши означает «Я видел что‑то красное», а нажатие другой клавиши – «Я ничего не видел» и т. д. В данных случаях нажатие клавиши основано на рефлексивном сознании и интроспекции, хотя экспериментальные психологи все еще тщательно избегают употребления этих слов для описания того, что происходит в эксперименте, из‑за наследия бихевиоризма, наложившего запрет на их использование в психологии.

Самосознание

Самосознание – это особая форма рефлексивного сознания. Для самосознания необходимо следующее:

1. В феноменальном сознании должен быть опыт, относящийся к самому себе: опыт, имеющий специфическое отношение к телесному образу или к другим аспектам личности, имеющей данный опыт.

2. В долговременной памяти должны быть представление о самом себе (самооценка) и саморепрезентация. Обычно они образуют обширную систему памяти, которая называется «автобиографической памятью»; автобиографическая память – это история всей жизни человека как он сам ее помнит. Кроме того, саморепрезентация включает семантические, или фактические, знания о самом себе, в частности индивидуальные особенности, планы на будущее, социальный статус, физический облик и т. д.

3. Два первых компонента должны встретиться в рефлексивном сознании, иными словами, текущий опыт в феноменальном сознании должен соединиться с активированной саморепрезентацией в долговременной памяти. Когда два этих компонента объединяются, в рефлексивном сознании возникает самосознание. Если, увидев свое отражение в зеркале, человек понимает, что это «он», значит, он осознает себя. Зеркальное изображение воспринимается человеком как находящееся вне его тела, однако человек понимает, что то, что он видит в зеркале, на самом деле «его» тело, тело человека, находящегося здесь. Лишь очень немногие животные способны к подобному самораспознаванию (шимпанзе, карликовые шимпанзе, или бонобо, орангутаны, возможно, гориллы, дельфины, слоны и, кроме этих млекопитающих, пока что успешными были лишь сороки). Остальные сознательные представители животного мира просто имеют переживания, но они не способны сконструировать в своем маленьком мозге идею о субъекте, который продолжается во времени и обладает этими переживаниями (рис. 3.6 и 3.7).

То есть самосознание означает способность понять или подумать о том, что на самом деле это переживание в данный момент имеет человек (или «свое Я»), который продолжается во времени, в прошлом имел много других переживаний и, бог даст, будет иметь еще много переживаний в будущем. Иметь самосознание – значит понимать, что это переживание в данный момент – мое собственное переживание, что оно принадлежит тому же продолжающемуся во времени «Я», о котором у меня хранится много старых воспоминаний и сведений. Тип сознания, относящийся к самосознанию, был также назван «расширенным сознанием». Этим термином прежде всего характеризуется протяженность во времени и подчеркивается отличие от феноменального сознания, которое всегда привязано к текущему моменту. С самосознанием тесно связана способность, которую называют «мысленным путешествием во времени». Самосознание позволяет нам совершить путешествие в наше собственное личное прошлое и оживить в автобиографической памяти события, которые произошли с нами в прошлом. Мы также можем планировать или представлять себе, что может произойти с нами в будущем.

Рис. 3.6. Самосознание

Чтобы узнать себя в зеркале, требуется самосознание. Узнавая себя в зеркале, вы видите в зеркале образ своего тела. Этот образ обрабатывается в вашем первичном (феноменальном) сознании как любой другой зрительно воспринимаемый объект (а). Затем он подвергается дальнейшей когнитивной обработке в рефлексивном сознании (б). В вашей долговременной памяти (в) активируются ваша саморепрезентация и ваша автобиографическая память, появляется доступ к информации, имеющей отношение к вам, и она подвергается рефлексивной обработке. В рефлексивном сознании объединяются нынешний относящийся к вам опыт (изображение в зеркале) и саморепрезентация из памяти. Два источника информации совпадают в узнавании «Это я!», свидетельствуя о самосознании. В то же самое время это новая относящаяся к самому себе информация может изменить саморепрезентацию в долговременной памяти, например в ней может появиться мой нынешний образ, отражающий то, как я выгляжу сегодня.

Хотя наши физические тела и феноменальные переживания как таковые всегда привязаны к текущему моменту, самосознание в сочетании с мысленным путешествием во времени может освободить нас из заточения в тюремной камере настоящего. Люди, страдающие амнезией в тяжелой форме, не могут совершать такие путешествия во времени и, похоже, не видят себя ни в прошлом, ни в будущем; их опыт и их «Я» существуют только в настоящем. Следовательно, отсутствие долговременной автобиографической памяти может на практике привести к сужению самосознания.

Рис. 3.7. Самораспознавание в зеркале

В мире животных только шимпанзе, орангутаны, карликовые шимпанзе, слоны и дельфины способны узнать себя в зеркале, что свидетельствует о наличии у них по крайней мере рудиментарного самосознания. Однако гориллы обычно не проходят «зеркальный тест», за исключением самки гориллы Коко, выращенной людьми и умеющей общаться с людьми на языке жестов.

Другой пример из психологии, в котором различие между феноменальным сознанием и самосознанием является определяющим, получен из науки о счастье. Понятие «счастье» (или субъективное благополучие) определяется как функция двух компонентов: аффективных компонентов (сколько положительных и отрицательных эмоций вы испытываете в течение определенного времени) и когнитивных компонентов (как вы оцениваете свою жизнь, или удовлетворенность жизнью). Позитивные и негативные эмоциональные состояния лучше всего измеряются методом бипера: через разные промежутки времени людей спрашивают, что они чувствуют в данный момент. Это дает нам репрезентативные выборки их эмоциональной жизни. Если очевидно, что позитивные, приятные эмоциональные состояния преобладают над негативными, можно сказать, что человек испытывает эмоциональное счастье. Однако когнитивные компоненты требуют участия самосознания. Их измеряют, прося людей оценить, насколько они, в общем и целом, удовлетворены своею жизнью или в какой мере они достигли важных целей жизни либо близки к их достижению. Это требует мысленных путешествий как в прошлое, так и в будущее. Когда‑то много лет назад у «прошлого Я» были цели и ожидания, начинались разные проекты, и был сделан принципиальный выбор для того, чтобы в один прекрасный день «будущий Я» был счастлив. Удовлетворенность жизнью означает ее восприятие как продолжающейся во времени и оценка того, в какой точке этого длинного путешествия я нахожусь, достиг ли я тех целей, которые поставил перед собой «прошлый Я» и которые должны радовать в не очень далеком будущем «будущий Я». Если при этом мы видим, что достигли прогресса на нескольких фронтах, мы оцениваем свою жизнь положительно и наслаждаемся высоким уровнем удовлетворенности жизнью, или когнитивным счастьем.

Эти два компонента могут не зависеть друг от друга. Представьте себе самодовольного гедониста, который испытывает массу моментальных удовольствий (высокий уровень эмоционального счастья в феноменальном сознании), но не имеет никаких долгосрочных проектов: он живет сегодняшним днем без какого бы то ни было прогресса в достижении важных целей, у него даже нет таких целей (результат – низкая удовлетворенность жизнью). Противоположный пример – страдающий художник, жертвующий всем ради своего искусства и верящий в то, что создает вечные ценности. Видя, как постепенно разворачивается перед ним его шедевр, он понимает, что приближается к своей заветной цели, и его удовлетворенность жизнью достигает пика. Но он беден, одинок и безвестен, он редко испытывает положительные эмоции и гораздо чаще страдает от разных невзгод, в результате чего уровень его эмоционального счастья низок. Похоже, настоящее счастье требует как позитивных эмоций в феноменальном сознании, так и позитивных оценок жизни в рефлексивном сознании и в самосознании.