Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

Ступени познания мира (философия духа):

субъективный дух (антропология, феноменология, психология),

объективный дух (абстрактное право, мораль, нравственность),

абсолютный дух (искусство, религия, философия).

Политико-правовые взгляды:

    Идея — это понятие, адекватное своему предмету; соединение субъективной и объективной реальности.

    Действительность (истинное; образ) — то, что сложилось закономерно, в силу необходимости; проявляет изначальный замысел. Противопоставляется «существованию» — объекту, взятому в конкретный момент.

     Философия права не должна заниматься ни описанием эмпирически существующего и действующего законодательства (это предмет позитивной юриспруденции), ни составлением проектов идеальных кодексов и конституций на будущее. Должна выявлять идеи, лежащие в основании права и государства.

    Понятие «право» — это то же самое, что и естественное право. Право и основанные на нем законы «всегда по форме позитивны, установлены и даны верховной государственной властью».

    Ступени идеи права:

    Абстрактное право: свобода выражается в том, что каждое лицо обладает правом владеть вещами (собственность), вступать в соглашение с другими людьми (договор) и требовать восстановления своих прав в случае их нарушения (неправда и преступление). То есть абстрактное право охватывает область имущественных отношений и преступлений против личности.

Мораль: умение отличать законы от нравственного долга; свобода совершать осознанные действия (умысел), ставить перед собой определенные цели и стремиться к счастью (намерение и благо), а также соизмерять свое поведение с обязанностями перед другими людьми (добро и зло).

Нравственность: умение следовать нравственному долгу в рамках законов; человек обретает нравственную свободу в общении с другими людьми. Объединения, формирующие нравственное сознание: семья, гражданское общество и государство.

Государство — это не только правовое сообщество и организация власти на основе конституции, но и духовный, нравственный союз людей, осознающих себя единым народом. Проявлением единого нравственного сознания людей в государстве является религия.

Разделение власти: государь, исполнительная и законодательная власть.

Государь — формальный глава, объединяет государственный механизм в единое целое.

Исполнительная власть — чиновники, управляющие государством на основе закона.

Законодательное собрание призвано обеспечить представительство сословий. Его верхняя палата формируется по наследственному принципу из дворян, тогда как нижняя — палата депутатов — избирается гражданами по корпорациям и товариществам. Бюрократическая система — опора государства. Высшие государственные чиновники обладают более глубоким пониманием целей и задач государства, чем сословные представители.

Гражданское общество (или буржуазное общество) — это объединение индивидов «на основе их потребностей и через правовое устройство в качестве средства обеспечения безопасности лиц и собственности». Оно делится на три сословия: землевладельческое (дворяне — собственники майоратных владений и крестьянство), промышленное (фабриканты, торговцы, ремесленники) и всеобщее (чиновники).

Международные споры могут быть решены путем войн. Война «высвобождает и проявляет дух нации».

Частная собственность делает из человека личность. Уравнение собственности — неприемлемо для государства.

Подлинной свободой обладает лишь всеобщая воля (а не индивидуальная).

Всеобщая свобода требует, чтобы субъективные устремления индивида были подчинены нравственному долгу, права гражданина — соотнесены с его обязанностями перед государством, а свобода личности — согласована с необходимостью.

Подлинная свобода людей была в прошлом.

Основные сочинения

Феноменология Духа (1807), Наука логики,Философия права (1821)

 «Энциклопедия философских наук», «Философия природы» (Naturphilosophie)

«Основания философии права» (Grundlinien der Philosophie des Rechts, (1821)

«Философия истории», «Философия религии», «Лекции по эстетике», «Лекции по истории философии», «Положительность христианской религии» «Дух христианства и его судьба», «Состояние Германии», «О научных способах трактовки естественного права»

 http://ru.wikipedia.org

 

 

«ФИЛОСОФИЯ ПРАВА»

§ 182

 

Одним принципом гражданского общества является конкретное лицо, которое есть для себя как особенная цель, как целостность потребностей и смешение природной необходимости и Произвола, но особенное лицо как существенно соотносящееся с другой такой особенностью, так что каждое из них утверждает свою значимость. <...>

Прибавление. Гражданское общество есть дифференция, которая выступает между семьей и государством, хотя развитие гражданского общества наступает позднее, чем развитие государства, ибо в качестве дифференции оно предполагает государство, которое оно, чтобы пребывать, должно иметь перед собой как нечто самостоятельное. Гражданское общество создано, впрочем, лишь в современном мире, который всем-определениям идеи предоставляет право. Если государство представлено как единство различных лиц, как единство, которое есть лишь общность, то имеют в виду лишь определение гражданского общества. Многие новейшие специалисты по государственному праву не сумели прийти к другому воззрению на государство. В гражданском обществе каждый для себя - цель, все остальное для него ничто. Однако без соотношения с другими он не может достигнуть своих целей во всем их объеме: эти другие суть поэтому средства для цели особенного. Но особенная цель посредством соотношения с другими придает себе форму всеобщего и удовлетворяет себя, удовлетворяя вместе с тем стремление других к благу. Так как особенность связана с условием всеобщности, то целое есть почва опосредования, на которой дают себе свободу все единичности, все способности, все случайности рождения и счастья, из которой проистекают волны всех страстей, управляемые только проникающим в них сиянием разума. Особенность, ограниченная всеобщностью, есть единственная мера, при помощи которой каждая особенность способствует своему благу.

§ 188

Гражданское общество содержит в себе три следующих момента:

а) опосредствование потребности и удовлетворение единичного посредством его труда и посредством труда и удовлетворения потребностей всех остальных, систему потребностей;

б) действительность содержащегося в этом всеобщего свободы, защиты собственности посредством правосудия;

с) забота о предотвращении остающейся в этих системах случайности и внимание к особенному интересу как к общему с помощью полиции и корпораций.

§ 221

Член гражданского общества имеет право искать суда и обязанность предстать перед судом и получить только через суд оспариваемое им право.

Прибавление. Так как каждый индивид имеет право искать суда, он должен знать законы, ибо в противном случае это право ничем бы ему не помогло. Но индивид обязан также предстать перед судом. В эпоху феодализма могущественные лица часто не являлись на судебное заседание, вели себя вызывающе по отношению к судебным инстанциям и рассматривали вызов в суд могущественного лица как неправое деяние. Это - состояние, противоречащее тому, чем должен быть суд. В новейшее время правитель обязан по частным вопросам признавать над собой власть суда, и в свободных государствах он обычно проигрывает свои процессы.

§ 222

Перед судом право получает определение, согласно которому оно должно быть доказуемо. Судопроизводство предоставляет сторонам возможность приводить свои доказательства и правовые основания, а судье войти в суть дела. Эти стадии процесса суть сами права, их ход должен быть поэтому определен законом, и они составляют существенную часть теоретической науки о праве. <...>

§ 238

Семья есть прежде всего то субстанциальное целое, которому надлежит заботиться об этой особенной стороне индивида как в отношении средств и умения, чтобы он мог, пользуясь общим имуществом, приобретать необходимое так и в отношении его содержания и заботы о нем в том случае, если он окажется неспособным добывать необходимые ему средства. Однако гражданское общество разрывает эти узы индивида, делает членов семьи чуждыми друг другу и признает их самостоятельными лицами; оно заменяет, далее, внешнюю неорганическую природу и землю отцов, на которой отдельный человек добывал средства существования, своей почвой и подвергает существование всей семьи зависимости от него, случайности. Так индивид становится сыном гражданского общества, которое предъявляет к нему в такой же мере требования, как он свои права по отношению к нему.

Прибавление. Семья должна, конечно, заботиться о хлебе для своих членов, однако в гражданском обществе она - нечто подчиненное и служит лишь основой:

объем ее деятельности уже не столь велик. Напротив, гражданское общество представляет собой могучую силу, которая завладевает человеком, требует от него, чтобы он на него работал, был всем только посредством него и делал все только посредством него. Если человек должен быть таким членом гражданского общества, то он сохраняет в нем те же права и притязания, которые он имел в семье. Гражданское общество должно защищать своего члена, отстаивать его права, а индивид в свою очередь обязан соблюдать права гражданского общества.

§ 239

В этом своем качестве всеобщей семьи гражданское общество обязано и имеет право надзирать за воспитанием детей и влиять на него, пресекая произвол и случайные намерения родителей, поскольку оно имеет отношение к способности человека стать членом общества, и особенности в тех случаях, когда воспитание совершается не родителями, а другими лицами, поскольку же в этом отношении могут быть приняты общие меры, общество должно их принять. <…>

§ 240

Общество обязано и имеет право также устанавливать опеку над теми, кто своей расточительностью уничтожает обеспечить своего существования и существования своей семьи и осуществляет, вместо них дела общества и их цель. <…>

§ 248

Прибавление. Гражданское общество вынуждается основывать колонии. К этому ведет уже рост населения, но особенное значение имеет здесь возникновение массы людей, не способных удовлетворить свои потребности трудом в тех случаях, когда производство превышает запросы потребления. Спорадическая колонизация имеет место особенно в Германии. Переселенцы отправляются в Америку, в Россию, теряют связь с родиной и не приносят ей пользы. Вторым и совершенно отличным от первого видом колонизации является системетическая колонизация. Ее проводит государство, сознательно регулирующее надлежащий способ ее осуществления. Этот вид колонизации часто встречается у древних народов, в частности у греков, где тяжелый труд не был назначением гражданина, деятельность которого была направлена преимущественно на общественные дела. Когда рост населения достигал такого уровня, что могла возникнуть необходимость заботиться о нем, то государство отправляло молодежь в новую область, которая иногда специально для этого избиралась, иногда же выбор ее становился делом случая. В новейшее время колониям не предоставлялись такие же права, как населению метрополии; это приводило к войнам и в конце концов к самостоятельности колоний о чем свидетельствует история английских и испанских колоний. Освобождение колоний оказывается величайшим благом для их господина.

§ 255

Наряду с семьей корпорация составляет второй существующий в гражданском обществе нравственный корень государства. Первая содержит в себе моменты объективной особенности и объективной всеобщности в субстанциальном единстве; вторая же объединяет внутренним образом те моменты, которые сначала разъединены в гражданском обществе на рефлектированную особенность потребностей и потребления и на абстрактную правовую всеобщность объединяет их так, что в этом объединении особенное благо есть как право и осуществлено.

Примечание. Святость брака и честь в корпорации - те два момента, вокруг которых вращается дезорганизация гражданского общества.

§ 257

Государство есть действительность нравственной идеи - нравственный дух как очевидная самой себе ясная, субстанциальная воля, которая мыслит и знает себя и выполняет то, что она знает и поскольку она это знает. В нравах она имеет свое непосредственное существование, а в сомосознании единичного человека, его знании и деятельности - свое опосредованное существование, равно как самосознание единичного человека посредством умонастроения имеет в нем как в своей сущности, цели и продукте своей деятельности свою субстанциальную свободу. <...>

§ 258

Государство как действительность субстанциальной воли, которой оно обладает в возведенном в свою всеобщность особенном самосознании, есть в себе и для себя разумное. Это субстанциальное единство есть абсолютная, неподвижная самоцель, в которой свобода достигает своего высшего права, и эта самоцель обладает высшим правом по отношению к единичным людям, чья высшая обязанность состоит в том, чтобы быть членами государства.

Примечание. Если смешивать государство с гражданским обществом и полагать его назначение в обеспечении и защите собственности и личной свободы, то интерес единичных людей как таковых оказывается последней целью, для которой они соединены, а из этого следует также, что в зависимости от своего желания можно быть или не быть членом государства. Однако на самом деле отношение государства к индивиду совсем иное; поскольку оно есть объективный дух, сам индивид обладает объективностью, истиной и нравственностью лишь постольку, поскольку он член государства. Объединение как таковое есть само истинное содержание и цель, и назначение индивидов состоит том, чтобы вести всеобщую жизнь их дальнейшее особенное удовлетворение, деятельность, характер поведения имеют своей исходной точкой и результатом это субстанциальное и общезначимое. Разумность, рассматриваемая абстрактно, Состоит вообще во взаимопроникающем единстве всеобщности и единичности, а здесь, рассматриваемая конкретно, по своему содержанию, - в единстве объективной свободы, то есть всеобщей субстанциальной воли, и субъективной свободы как индивидуального знания и ищущей своих особенных целей ноли, поэтому она по форме состоит в мыслимом, то есть в определяющем себя всеобщими законами и основоположениями действовании. Эта идея в себе и для себя - вечное и необходимое бытие духа. Что же касается того, каково же или каково было историческое происхождение государства вообще, вернее, каждого отдельного государства, его прав и определений возникло ли оно из патриархальных отношений, из страха или доверия, из корпорации и т. д., как постигалось сознанием и утверждалось в нем то, на чем основаны такие права, как божественное или позитивное право, договор, обычай и т. д., то этот вопрос к самой идее государства не имеет никакого отношения и в качестве явления представляет собой для научного познания, о котором здесь только и идет речь, чисто историческую проблему. Что же касается авторитета действительного государства, то поскольку для этого нужны основания, они заимствуются из форм действующего в нем права. <...>

Прибавление. Государство в себе и для себя есть нравственное целое, осуществление свободы, и абсолютная цель разума состоит в том, чтобы свобода действительно была. Государство есть дух, пребывающий в мире и реализующийся в нем сознательно, тогда как в природе он получает действительность только как иное себя, как дремлющий дух. Лишь как наличный сознании, знающий самого себя в качестве существующего предмета, он есть государство. В свободе надо исходить не из единичности, из единичного осознания, а лишь из его сущности, ибо эта сущность независимо ох того. знает ли человек об этом иди нет, реализуется в качестве самостоятельной силы, в которой отдельные индивиды не более чем моменты: государство - это шествие 1 юна в мире; его основанием служит власть разума, осуществляющего себя как волю. Мысля идею государства, надо иметь в виду не особенные государства, не особенные институты, а идею для себя, этого действительного Бога. Каждое государство, пусть мы даже в соответствии с нашими. принципами объявляем его плохим, пусть даже в нем можно познать тот или иной недостаток, тем не менее, особенно если оно принадлежит к числу развитых государств нашего времени, содержит в себе существенные моменты своего существования. Но так как легче выявлять недостатки, чем постигать позитивное, то легко впасть в заблуждение и, занимаясь отдельными сторонами, забыть о внутреннем организме самого государства. Государство - не произведение искусства, оно находится в мире, тем самым в сфере произвола, случайности и заблуждения; дурное поведение может внести искажения в множество его сторон. Однако ведь самый безобразный человек, преступник, больной, калека - все еще живой человек, утвердительное, жизнь существует, несмотря на недостатки, а это утвердительное и представляет здесь интерес.

§ 259

Идея государства обладает: а) непосредственной действительностью и есть индивидуальное государство как соотносящийся с собой организм, государственный строй или внутреннее государственное право;

б) она переходит в отношение отдельного государства к другим государствам - внешнее государственное право;

с) она есть всеобщая идея как род и абсолютная власть, противополагающая себя индивидуальным государствам, дух, который сообщает себе в процессе всемирной истории свою действительность.

Прибавление. Государство как действительное есть по существу индивидуальное государство, и сверх того еще и особенное государство. Индивидуальность следует отличать от особенности: индивидуальность есть момент самой идеи государства, тогда как особенность принадлежит истории.

§ 268

Примечание. Под патриотизмом часто понимают лишь готовность к чрезвычайным жертвам и поступкам. Но по существу он представляет собой умонастроение, которое в обычном состоянии и обычных жизненных условиях привыкло знать государство как субстанциальную основу и цель. Это сознание, сохраняющееся в обычной жизни и при всех обстоятельствах, и есть то, что становится основой для готовности к чрезвычайному напряжению.

§ 270

Примечание. Здесь следует коснуться отношения государства к религии, ибо в новейшее время часто повторяли, что религия - основа государства, и, так как это утверждение притязает также да то, будто тем самым наука о государстве исчерпана, нет утверждения более способного внести такую путаницу, более того, возвести саму путаницу в ранг государственного устройства в форму, которую должно иметь познание. Прежде всего подозрительным может показаться, что религию рекомендуют и ищут во времена общественных бедствий, разрушения и гнета, что людей убеждают искать в ней утешения против неправа и надежды на возмещение утраты. Если же, далее, считается что религия предписывает равнодушие к мирским интересам, к течению и делам действительной жизни, между тем как государство есть дух, который находится в мире, то обращение к религии либо окажется непригодным для того, чтобы возвести интересы и дела государства в существенную серьезную цель, либо поведет к тому, что все касающееся управления государством, представляется делом безразличного произвола, - для этого достаточно повести речь о том, будто в государстве господствуют цели страстей, неправовой власти и т. д., - либо пдобное обращение к религии направлено на то, чтобы в дальнейшем обрести исключительную значимость и притязать на определение и осуществление правового. Мало того, что можно было бы считать издевательством, если бы на все наше возмущение против тирании ответили, что угнетенный обретает утешение в религии; не следует забывать и о том, что религия может принять форму, следствием которой будет тягчайшее рабство в оковах суеверия и деградация человека ниже уровня животного (как это происходит у египтян и индусов, почитающих животных в качестве высших существ). Это явление может во всяком случае обратить наше внимание на то, что не следует говорить о религии вообще и что противопоставить некоторым ее образам необходимо некую спасительную силу, которая занялась бы правами разума и самосознания. Существенное определение отношения между религией и государством устанавливается лишь в том случае, если вспомнить о ее понятии. Религия имеет своим содержанием абсолютную истину, и тем самым к области религии относятся высшие убеждения. В качестве созерцания, чувства, представляющего познания, имеющего своим предметом Бога как неограниченную основу и причину, от которой все зависит, религия содержит в себе требование, чтобы все постигалось в таком аспекте и находило в нем свое подтверждение, оправдание, достоверность. Государство и законы, а также обязанности получают в рамках этого отношения высшее подтверждение и высшую обязательность для сознания, ибо само государство, законы и обязанности суть в своей действительности некая определенность. <…> Религия есть отношение к абсолютному в форме чувства, представления, веры, и в ее всесодержащем центре все выступает лишь как акцидентное, преходящее. Если эту форму сохраняют и в применении к государству, превращая ее и для него в нечто существенно определяющее и значимое, то государство в качестве организма, развитого в пребывающие различия, законы и учреждения, обрекается неустойчивость, неуверенность и разрушение. Вместо того чтобы определяться как пребывающие и значимые, объективное и всеобщее, законы получают определение негативного по отношению к той форме, которая охватывает собой все определенное и тем самым становится чем-то субъективным, а для поведения человека это ведет к такому следствию: для праведного не существует закона, будьте благочестивы, а в остальном можете делать что вам угодно - вы можете отдаться на волю собственного произвола я страсти, а других, право которых вы тем самым нарушаете, отсылать к утешению и упованию, даруемым религией, или, что еще хуже, можете отвергнуть и осудить как не ведающих религии. Однако, поскольку это отрицательное отношение не остается лишь внутренней настроенностью и воззрением, но переносится на действительность и обретает в ней значимость, возникает религиозный фанатизм, который, подобно фанатизму политическому, выступает против всякого государственного устройства и законного порядка как стесняющих внутреннюю жизнь как не соответствующих бесконечности души, а тем самым и против частной собственности, брака, отношений и занятий гражданского общества и т. д. как недостойных любви и свободы чувства. <…>

Однако, поскольку религия, если она истинна, не направлена отрицательно и полемически против государства, а, напротив, признает и подтверждает его, она имеет для себя свое состояние и выражение. Ее культ состоит в действиях и учении: для этого она нуждается во владениях и собственности, а также в индивидах, посвящающих себя служению общине. Тем самым между государством и церковной общиной возникает некое отношение. Определение того отношения просто. По логике вещей государство выполняет свою обязанность по отношению к общине, всячески содействуя ей и оказывая ей защиту в осуществлении ее религиозной цели, более того, поскольку религия есть интегрирующий момент глубочайших пластов умонастроения, государство должно требовать от всех своих подданных, чтобы они входили в церковную общину, впрочем в любую, так как содержанием, поскольку оно относится к внутренней стороне представления, государство заниматься не может. Обладающее развитой организацией и вследствие этого сильное государство может быть в этом отношении весьма либеральным, не обращать внимания на единичные проявления, которые его касаются, и даже терпеть в своих пределах такие общины (конечно, в зависимости от количества их членов), которые в силу своих религиозных убеждений не признают даже своих прямых обязанностей по отношению к государству, оно передает членов таких общин ведению гражданского общества, его законам. <…> Поскольку религиозная общность индивидов возвышается до общины, корпорации, она находится вообще под высшим полицейским надзором государства. Но само учение относится к области шести, к области права субъективной свободы самосознания, - к сфере внутренней жизни, которая в качестве таковой не подчинена государству. Однако государство имеет учение, ибо его учреждения и вообще значимое для него в вопросах права, государственного устройства и т. д. по существу в качестве закона облечены в форму мысли, а поскольку государство - не механизм разумная жизнь самосознающей свободы, система нравственного мира, то умонастроение, а также и осознание его в принципах представляет собой существенный момент в действительном государстве. В свою очередь учение церкви не есть лишь чисто внутреннее дело совести, но в качестве учения представляет собой высказывание, и высказывание о содержании, которое теснейшим образом связано с нравственными принципами и государственными законами или даже непосредственно их касается. Здесь, следовательно, государство и Церковь непосредственно сходятся или противостоят друг другу. Церковь может довести различие этих двух сфер до резкого антагонизма, в результате чего она в качестве заключающей в себе абсолютное содержание религии начинает рассматривать духовное вообще, а следовательно, и нравственную сферу как свою область, государство же - как механизм для достижения недуховных внешних целей; себя - как Царство Божие иди во всяком случае как путь и преддверие к нему, государство же - как мирское царство, то есть царство преходящего и конечного, тем самым видеть в себе самоцель, в государстве же - только средство. С этим притязанием соединяется затем в области обучения требование, чтобы государство не только предоставило в этой сфере Церкви полную свободу, но и относилось бы с безусловным почтением к ее учению, каков бы ни был его характер, ибо это определение является ее безусловной прерогативой. Если Церковь приходит к этой претензии на широковещательном основании, что духовная сфера вообще является ее достоянием, а наука и познание также пребывают в этой области и, подобно Церкви, развертываются для себя в тотальность своих принципов и поэтому могут с еще большим правом считать, что способны занять место Церкви, то наука потребует такой же независимости от государства, которое, являясь только средством, должно заботиться о ней как о самоцели. Для этого отношения, впрочем, безразлично, добились ли посвятившие себя службе церковной общине и стоящие во главе ее индивиды существования вне рамок государства, так что государству подчинены лишь остальные члены, или они вообще остаются внутри государства и считают отделенным от государства лишь одну сторону своего положения - свое церковное назначение. <…>

Именно философское понимание познает, что Церковь и государство противоположны друг другу не по содержанию истины и разумности, а по различию формы. Поэтому это Церковь переходит к обучению (существовали и существуют Церкви, которые ограничиваются культом; другие, в которых он представляет собой главное, а обучение и более образованное сознание - лишь нечто второстепенное) и ее обучение распространяется на обыкновенные основоположения, на мысли о нравственном и разумном, то в этом своем проявлении она непосредственно переходит в область государства. По сравнению с ее верой и ее авторитетом в области нравственного, права, законов, учреждений, по сравнению с ее субъективным убеждением государство выступает как знающее; согласно его принципу, содержание существенно не остается в форме чувства и веры, а принадлежит определенной мысли. Поскольку в себе и для себя сущее содержание являет себя в форме религии как особенное содержание, как особые учения Церкви в качестве религиозной общины, они остаются вне области государства (в протестантизме нет духовенства, которое было бы единственным хранителем церковного учения, потому что в нем нет мирян), если нравственные основоположения и государственный порядок вообще распространяются на область религии и не только могут, но и должны быть положены в отношение к ней, то это отношение, с одной стороны, дает самому и государству религиозное обоснование, с другой - за ним остается право и форма самосознательной, объективной разумности, право придавать ей значимость и

утверждать ее, противопоставляя утверждениям, происходящим из субъективной формы истины, какими бы уверениями и авторитетом она ни подтверждалась.

Так как принцип его формы в качестве всеобщего есть существенно мысль, то и оказалось что от него исходила свобода мышления и науки (тогда как Церковь сожгла на костре Джордано Бруно, а Галилея заставила коленопреклоненно молить о прощении за изложение коперниканской гелиоцентрической системы и т.п.). <...>

Идея в религии есть дух во внутренней глубине души, но та же идея сообщает в государстве мирской характер и доставляет себе в знании и волнении наличное бытие и действительность. Если же говорят, что государство должно основываться на религии, то это может означать, что оно должно зиждиться на разумности и исходить из нее. Однако это можно превратно понимать итак, что люди, чей дух связан несвободной религией, тем самым наиболее пригодны к повиновению. Но христианская религия есть религия свободы. Она может, правда, также обернуться таким образом, что свободная религия превратится в свободную, будучи связана с суеверием Если полагают, что индивиды должны обладать религией, чтобы их связанный дух можно было бы тем легче подавлять в государстве, то это дурной смысл положения; если же полагают, что люди должны питать уважение к государству, к этому целому, разветвлением которого они являются, то это, разумеется, лучше всего достигается посредством философского понимания сущности государства; но за недостатком такового к этому же может привести и религиозное убеждение, Таким образом, государство может нуждаться в религии и вере. Но существенное отличие государства от религии сохраняется и состоит в том, что его требования носят характер правовой обязанности и что душевное состояние, при котором это требование будет выполнено, ему безразлично, Сферой религии, напротив, является внутренняя настроенность, и подобно тому, как государство, предъявляя свои требования в религиозном духе, нанесло бы ущерб праву внутренней жизни, так и Церковь, действующая подобно государству и налагающая наказания, вырождается в тираническую религию. Третье различие, связанное с предыдущими, состоит в том, что содержание религии есть и остается тайной, и его почвой тем самым является душа чувства и представления. На этой почве все имеет форму субъективности; государство, напротив, осуществляет себя и придает своим определениям прочное наличное бытие. Если бы религия захотела утверждать о государстве так, как она привыкла к этому на своей почве, то она опрокинула бы организацию государства, ибо в государстве различия обладают широтой внеположенности; в религии, напротив, все всегда соотнесено с тотальностью. Если бы эта тотальность вознамерилась завладеть всеми отношениями государства, то она была бы фанатизмом; она хотела бы в каждом особенном обладать целым и могла бы достигнуть этого только посредством разрушения особенного, ибо фанатизм состоит именно в том, чтобы не допускать особенных различий. <...>

§ 271

Политическое устройство, во-первых, есть организация государства и процесс ею органической жизни в соотношении с самим собой; в этом соотношении оно различает свои моменты внутри самого себя и разворачивает их до прочного пребывания. Во-вторых, оно в качестве индивидуальности есть исключающие единое, которое тем самым относится к другим, обращает, следовательно, свое различие вовне и, согласно этому определению, полагает внутри самого себя свои пребывающие различия в их идеальности.

Правление. Подобно тому, как раздражимость в живом организме сама есть, с одной стороны, нечто внутреннее, принадлежащее организму как таковому, так и здесь отношение воине есть направленность на внутреннее. Внутреннее государство как таковое есть гражданская власть, направленность вовне - военная власть, которая, однако, в государстве есть определенная сторона в нем самом. Равновесие между обеими сторонами - главное в состоянии государства. Иногда гражданская власть совершенно теряет свое значение и опирается только на военную власть, как это происходило во времена римских императоров и преторианцев; иногда, как в современных государствах военная власть проистекает из гражданской власти; это происходит в тех случаях, когда все граждане несут воинскую повинность

 

§ 272

Государственное устройство разумно, поскольку государство различает и определяет внутри себя свою деятельность в соответствии с природой понятия, причем так, что каждая из этих властей есть сама в себе тотальность посредством того, что она действенно имеет и содержит в себе другие моменты; и так как они выражают различие понятия, они всецело остаются в его идеальности и составляют лишь одно индивидуальное целое. <…>

Принцип разделения властей и содержит существенный момент различия, реальной разумности; однако в понимании абстрактного рассудка в нем заключается частью ложное определение абсолютной самостоятельности властей по отношению друг к другу, частью одностороннее понимание их отношения друг к другу как негативного, как взаимного ограничения. При таком воззрении предполагается враждебность, страх каждой из властей перед тем, что другая осуществляет против нее как против зла, и вместе с тем определение противодействия ей и установление посредством такого противовеса всеобщего равновесия, но не живого единства. Лишь самоопределение понятия внутри себя, а не какие-либо другие цели и соображения полезности представляет собой источник абсолютного происхождения различенных властей, и лишь благодаря ему государственная организация есть внутри себя разумное и отображение вечного разума. <...>

Власти в государстве должны, в самом деле, быть различены, но каждая должна в самой себе образовать целое и содержать в себе другие моменты. Говоря о различенной деятельности властей, не следует впадать в чудовищную ошибку, понимать это в том смысле, будто каждая власть должна пребывать для себя абстрактно, так как власти должны быть различены только как моменты понятия. Если же, напротив, различия пребывают абстрактно для себя, то совершенно ясно, что две самостоятельности не могут составить единство, но должны породить борьбу, посредством которой будет либо расшатано целое, либо единство будет вновь восстановлено силой. Так, в период французской революции то законодательная власть поглощала так называемую исполнительную власть, то исполнительная - законодательную власть, и нелепо предъявлять здесь моральное требование гармонии, ибо если мы отнесем все к сердечным побуждениям, то, безусловно, избавим себя от всякого труда; но хотя нравственное чувство и необходимо, оно не может само по себе определят, государственные власти. Следовательно, все дело в том, чтобы определения властей, будучи в себе целым, в существовании все вместе составляли понятие в его целостности. Если обычно говорят о трех властях, о законодательной, исполнительной и судебной, то первая соответствует всеобщностям, вторая - особенности, но судебная власть не есть третий момент понятия, ибо ее единичность лежит вне указанных сфер.

§ 273

Политическое государство распадается, следовательно, на следующие субстанциальные различия:

а) на власть определять и устанавливать всеобщее - законодательную власть;

б) на власть подводить особенные сферы и отдельные случаи под всеобщее - правительственную власть;

с) на власть субъективности как последнего волевого решения, власть государя, в которой различенные власти объединены в индивидуальное единство и короля, следовательно, есть вершина и начало целого – конституционной монархии. <...>

<…> Монарх - один; в правительственной власти выступает несколько человек, а в законодательной власти - вообще множество. Но подобные чисто

количественные различия, как было уже сказано, лишь поверхностны и не сообщают понятия предмета. Неуместны также, как это делается в новейшее время, бесконечные разглагольствования о наличии демократического и аристократического элементов в монархии, ибо определения, которые при этом имеются в виду, именно потому, что они имеют место в монархии, уже не представляют собой что-либо демократическое или аристократическое. Существуют такие представления о государственном устройстве, в которых высший считается лишь абстракция правящего и приказывающего государства и остается нерешенным, даже считается безразличным, стоит ли во главе такого государства один, несколько или все. <…>

§ 274

Так как дух действителен Лишь в качестве того, чем он себя знает, и государство в качестве духа народа есть вместе с тем проникающий во все его отношения закон, нравы и сознание его Индивидов, то государственное устройство определенного народа вообще зависит от характера и развитости его самосознания, в этом заключается его субъективная свобода, а следовательно, недействительность государственного устройства.

Примечание. Намерение дать народу а ргiогi пусть даже более или менее разумное по своему содержанию государственное устройство упускает из виду именно тот момент, благодаря которому оно есть нечто большее, чем порождение мысли. Поэтому каждый народ имеет то государственное устройство, которое ему соответствует и подходит.

Прибавление. Государство должно в своем устройстве проникать все отношения. Наполеон хотел, например, а ргiогi дать испанцам государственное устройство, что достаточно плохо удавалось. Ибо государственный строй не есть нечто созданное: он представляет собой работу многих веков, идею и сознание разумного в той мере, в какой оно развито в данном народе. Поэтому государственное устройство никогда не создается отдельными субъектами. То, что Наполеон дан испанцам, было разумнее того, чем они обладали прежде, и все таки они отвергли это как нечто им чуждое, потому что они еще не достигли необходимого для этого развития. Народ должен чувствовать, что его государственное устройство соответствует его праву и его состоянию, в противном случае оно может, правда, быть внешне наличным, но не будет иметь ни значения, ни ценности. У отдельного человека может часто возникнуть потребность в лучшем государственном устройстве и стремление к нему, но проникнутость всей массы подобным представлением - нечто совершенно иное и наступает лишь позже. Сократовский принцип моральности, требования его внутреннего голоса были с необходимостью порождены в его дни, но, для того чтобы они стали всеобщим самосознанием, потребовалось время.

§ 277

<…> Государственные функции и власти не могут быть частной собственностью.

Прибавление. Деятельность государства связана с индивидами, однако они правомочны вести дела государства не в силу своего природного бытия, а в силу своих объективных качеств. Способность, умение, характер относятся к особенности индивида: он должен получить соответственное воспитание и подготовку к особенному делу. Поэтому должность не может ни продаваться, ни передаваться по наследству. Во Франции парламентские должности некогда покупались, в английской армии офицерские должности в известной степени покупаются и в наше время, но все это находилось или находится в связи со средневековым государственным устройством, которое теперь постепенно исчезает.

§ 279

<...> В новейшее время о народном суверенитете обычно стали говорить как о противоположном существующему в монархе суверенитете - в таком противопоставлении представление о народном суверенитете принадлежит к разряду тех путаных мыслей, в основе которых лежит пустое представление о народе. Народ, взятый без своего монарха м необходимо и непосредственно связанного именно с ним расчленения целого, есть бесформенная масса, которая у есть государство и не обладает больше ни одним из определений, наличных только в сформированном внутри себя целом, не обладает суверенитетом, правительством, судами, начальством, сословиями и чем бы то ни было. В силу того что в народе выступают такие относящиеся к организации государственной жизни моменты, он перестает быть той неопределенной абстракцией, которую только в общем представлении называют народом. <...>

§ 290

Прибавление. Главный, пункт, имеющий основное значение для правительственной власти, - это разделение функций: правительственная власть связана с переходом всеобщего в особенное и, единичное, и ее функции должны быть разделены по отдельным отраслям. Трудность заключается в том, чтобы они наверху и внизу вновь соединялись. Ибо, например, полицейская и судебная власти, правда, расходятся, но в какой-то функции они снова сходятся. Выход, к которому здесь прибегают, часто состоит в том, что государственный канцлер, премьер-министр, совет министров назначаются, чтобы таким образом упростить высшее руководство. Но это может привести к тому, что все вновь будет исходить сверху, от министерской власти, и дела будут, как выражаются, централизованы. С эти связаны величайшая легкость, быстрота, эффективность всего того что должно совершаться во всеобщих интересах государства. <…>

§ 295

Обеспечение государства и тех, кто находится под его управлением, от злоупотреблений властью ведомствами и их чиновниками заключается, с одной стороны, непосредственно в их иерархии и ответственности, с другой в правах общин, корпораций, посредством чего привнесению субъективного произвола в доверенную чиновникам власть ставится для себя препятствие и недостаточный в отдельных случаях контроль сверху дополняется контролем снизу.

Примечание. В поведении и культуре чиновников находится та точка, где законы и решения правительства затрагивают единичность и проявляют свою силу в действительности. Это, следовательно, то, от чего зависит довольство граждан и их доверие к правительству, а также и осуществление или, напротив, слабое выполнение и срыв правительственных намерений. <...>

§ 298

Законодательная власть касается законов как таковых, поскольку они нуждаются в дальнейшем определении, и совершенно всеобщих по своему содержанию внутренних дел. Эта власть есть сама часть государственного устройства, которое ей предпослано и постольку находится в себе и для себя вне прямого определения, но она получает свое дальнейшее развитие в усовершенствовании законов и в характере поступательного движения всеобщих правительственных дел.

Прибавление. Государственный строй должен быть в себе и для себя прочной, обладающей значимостью почвой, на которой стоит законодательная власть, и поэтому он не должен быть сначала создан. Следовательно, государственный строй есть, но вместе с тем он столь же существенно становится, другими словами, продвигается в своем формировании. Это поступательное движение есть изменение, незаметное и не обладающее формой изменения. <...> Следовательно, прогрессирующее развитие определенного состояния протекает внешне спокойно и незаметно. По проишествии долгого времени государственный строй оказывается совершенно иным, чем он был в прежнем состоянии.

§ 300

В законодательной власти как тотальности действуют прежде всего два момента - монархический в качестве того момента, которому принадлежит вынесение окончательного решения, и правительственная власть, обладающая конкретным знанием и способностью обозревать целое в его многообразных аспектах и утвердившихся в нем действительных основоположениях, а также обладающая знанием потребностей государственной власти в особенности, в качестве совещательного момента, и, наконец, сословный элемент.

Прибавление. Следствием одного из ложных воззрений на государство является требование, подобное тому, которое предъявило Учредительное собрание. а именно требование исключить из законодательных органов членов правительства. В Англии министры должны быть членами парламента, и это правильно, поскольку участвующие в управлении государством должны находиться в связи с законодательной властью, а не противополагать себя ей. Представление о так называемой независимости властей друг от друга заключает в себе ту основную ошибку, что независимость власти тем не менее должны ограничивать друг друга. Но посредством же этой независимости уничтожается единство государства, которое надлежит требовать прежде всего.

§ 301

Назначение сословного элемента состоит в том, чтобы всеобщее дело обрело в нем существование не только в свое, но и для себя, то есть чтобы в нем обрел существование момент субъективной формальной свободы, общественное сознание как эмпирическая всеобщность воззрений и мыслей многих. <...>

§ 308

Конкретное государство есть расчлененное на его особенные круги целое; член государства есть член такою сословия; только в этом его объективном определении он может быть принят во внимание в государстве. Его всеобщее определение вообще содержит двойственный момент. Он есть частное лицо, а как мыслящее - также сознание и воление всеобщего. Однако это сознание и воление лишь тогда не пусты, а наполнены и действительно жизненны, когда они наполнены особенностью, а она есть особенное сословие и назначение, или, иначе говоря, индивид есть род, но имеет свою имманентную всеобщую действительность как ближайший род. Поэтому он достигает своего действительного и жизненного назначения для всеобщего прежде всего в своей сфере, в сфере корпорации, общины и т. д. <...>

§ 309

Прибавление. Если вводится представительство, то это означает, что согласие должно быть дано не непосредственно всеми, а только уполномоченными на это лицами, ибо отдельные лица уже не участвуют в качестве бесконечного лица. Представительство основано на доверии. <...>

§ 316

Формальная объективная свобода, заключающаяся в том, что единичные лица как таковые имеют и выражают свое собственное суждение, мнение и подают свои советы, касающиеся всеобщих дел, проявляется в той совместимости, которая называется общественным мнением. В нем в себе и для себя всеобщее, субстанциальное и истинное связано со своей противоположностью, состоящей в для себя собственном и особенном мнении многих; это существование есть тем самым наличное противоречие самому себе, познание как явление, существенность столь же непосредственно, как несущественность.

Прибавление. Общественное мнение способ познания того, чего народ хочет и мнит. То, что действительно утверждает свою значимость в государстве, должно, правда, осуществляться органически, и это происходит в государственном строе. Но общественное мнение было во все времена большой силой, и таково оно особенно а наше время, тогда принцип субъективной свободы обрел такую важность и такое значение. То, что должно быть значимым теперь, значимо уже не посредством силы и в незначительной степени как следствие привычки и нравов, а преимущественно благодаря пониманию и доводам.

 

§ 317

Поэтому общественное мнение содержит в себе вечные субстанциальные принципы справедливости, подлинное содержание и результат всего государственного строя, законодательства и всеобщего состояния вообще в форме здравого смысла людей как той нравственной основы, которая проходит через все, что принимает форму предрассудка, а также истинных потребностей и правильных тенденций действительности. <...>

§ 326

Раздоры между государствами могут иметь своим предметом какую-либо особенную сторону их отношений, в их разрешении и состоит главное назначение той особенной части, которая посвящена защите государства. Но поскольку опасности подвергается государство как таковое, его независимость, долг призывает к защите всех его граждан. Если целое становится силой и, вырванное из своей внутренней жизни в себе, увлекается вовне, оборонительная война переходит в завоевательную.

Примечание. Что вооруженная сила государства превращается в постоянную армию и предназначение к особенному делу его защиты создает особое сословие, есть такая же необходимость, как та, вследствие которой другие особенные моменты, интересы и занятия создают брак, промышленное, государственное, торговое и т д. сословия. Резонерство, переходящее от одного основания к другому, занимается соображениями о выгоде и невыгоде, связанными сведением постоянных армий, и мнение охотно решает в пользу второго, поскольку понятие предмета постигнуть труднее, чем единичные, внешние стороны, а также еще и потому, что интересы и цели, особенности (расходы с их последствиями, большие налоги и т. д.) ставятся в гражданском обществе выше того, что в себе и для себя необходимо и считается лишь средством для этих интересов и целей.

§ 330

Внешнее государственное право происходит из взаимоотношений самостоятельных государств; поэтому то, что есть в нем в себе и для себя, получает форму долженствования, потому что его действительность зависит от различных суверенных воль.

Примечание. Государства - не частные лица, а совершенно самостоятельные тотальности в себе, и, следовательно, их взаимоотношения складываются иначе, чем чисто моральные частноправовые отношения. <...>

§ 331

Народ как государство есть дух в своей субстанциальной разумности и непосредственной действительности, поэтому он есть абсолютная власть на земле; следовательно, каждое государство обладает суверенной самостоятельностью по отношению к другому. Быть таковым для другого, то есть быть признанным им, есть его первое абсолютное право. Но вместе с тем это право лишь формально, и требование государством этого признания только потому, что оно есть государство, абстрактно; есть ли оно в самом деле нечто в себе и для себя сущее, зависит отчего содержания, строя, состояния, и признание как содержащее в себе тождество обоих моментов столь же зависит от воззрения и волн другого государства. <...>

§ 332

Непосредственная действительность, в которой государства находятся по отношению друг к другу, обособляется на многообразные отношения, определение которых исходит из обоюдного самостоятельного произвола, и тем самым носит вообще характер договоров. Однако материя этих договоров неизмеримо менее многообразна, чем в гражданском обществе, где отдельные лица находятся в самых различных отношениях взаимной зависимости, между тем как самостоятельные государства представляют собой преимущественно внутри себя самодовлеющие целостности.

§ 333

Принцип международного права как всеобщего, которое в себе и для себя должно быть значимым в отношениях между государствами, состоит, в отличие от особенного содержания позитивных договоров, в том, что договоры, на которых основаны обязательства государств по отношению друг к другу, должны выполняться. Однако так как взаимоотношения государств основаны на принципе суверенности, то они в этом аспекте находятся и естественном состоянии по отношению друг к другу и их права имеют свою действительность не во всеобщей, конституированной над ними как власть, а в их особенной воле. Поэтому названное всеобщее определение остается долженствованием, и состояние между государствами колеблется между отношениями, находящимися в соответствии с договорами и с их снятием.

Примечание. Над государствами нет претора, в лучшем случае их отношения регулируются третейскими судьями и посредниками, да и то лишь от случая к случаю, то есть согласно особенной воле. Кантовское представление о вечном море, поддерживаемом союзом государств, который способен уладить любые споры, устранить в качестве признаваемой каждым отдельным государством власти всякие недоразумения и тем самым сделать невозможным решение их посредством войны, предполагает согласие государств, которое исходило бы из моральных, религиозных или любых других оснований и соображений, вообще - всегда из особенной суверенной воли и вследствие этого оставалось бы зависимым от случайности.

§ 334

Если особенные воли не приходят к соглашению, спор между государствами может быть решен только войной. Однако какие именно нарушения - а такие нарушения в охватываемой ими обширной области и при многосторонних отношениях между подданными разных государств могут легко возникнуть, и их может быть множество - следует рассматривать как определенное нарушение договоров, противоречие признанию или оскорбление чести, остается в себе не в подлежащем определению, так как государство можете привносить свою бесконечность и честь в любую из своих единичностей, и око тем более склонно к такому раздражению, чем больше сильная индивидуальность побуждается длительным внутренним миром искать и создавать себе сферу деятельности в области внешней политики.

§ 336

Примечание. Одно время много говорилось о противоположности между моральностью и политикой и о том, чтобы политика соответствовала требованиям моральности. Здесь следует лишь вообще заметить, что благо государства имеет совершенно иное оправдание, чем благо отдельного лица, что нравственная субстанция, государство, имеет свое наличное бытие, то есть свое право, непосредственно и в абстрактном, и в конкретном существовании и что лишь это конкретное существование, а не одна из многих считающихся моральными заповедями мыслей может служить принципом его деятельности и поведения. Воззрение о мнимом неправе, которое в этом противоположении якобы всегда свойственно политике, покоится преимущественно на поверхности представлений о моральности, о природе государства и его отношения к моральной точке зрения.

§ 338

Вследствие того, что государства взаимно признают друг друга в качестве таковых, так же и в войне, в состоянии бесправия, насилия и случайности, сохраняется связь, в которой они значимы друг для друга как в себе и для себя сущие, так что в войне сама война определена как нечто долженствующее быть переходящим. Поэтому война содержит в себе определение международного права, устанавливающее, что в войне содержится возможность мира, что, следовательно, послы должны быть неприкосновенны и что война вообще ведется не против внутренних институтов и мирной семейной и частной жизни, не против частных лиц.

Прибавление. Поэтому войны новейшего времени ведутся гуманно и люди не испытывают ненависти по отношению друг к. другу. В худшем случае личная враждебность проявляется у тех, кто находится на передовых позициях, по в армия как армия вражда - нечто неопределенное, отступающее перед чувством долга, которое каждый уважает в другом.

§ 340

В отношения государств друг к другу, поскольку они выступают в них как особенные, привносится в высшей степени бурная, принимающая огромные размеры в своем явлении игра внутренней особенности страстей, интересов, целей, талантов и добродетелей, насилия, неправа и пороков, внешней случайности, - игра, в которой само нравственное целое, самостоятельность государства подпадает под власть случайности. Вследствие их особенности, в которой они в качестве существующих индивидов имеют объективную действительность и свое самосознание, принципы неродных духов вообще ограниченны и их судьбы и деяния в их отношении друг к другу представляют собой выступающую в явлении диалектику конечности этих духов, из которой всеобщий дух, мировой дух, столь же порождает себя неограниченным, сколь осуществляет, применяя к ним, свое право - а его право есть наивысшее во всемирной истории.

Гегель Г.В.Ф. Философия права. — М., 1990, стр. 227, 228, 334-337,364-369.

 

 

ТОМАС ПЕЙН

 

Томас Пейн (29 января 1737(17370129) — 8 июня 1809) — англо-американский публицист, прозванный «крёстным отцом США». Впервые прибыв в Америку в возрасте 37 лет, Пейн поддержал сепаратистские настроения в популярном памфлете «Здравый смысл» (1776). В трактате «Права человека» (1791) выступил с обоснованием Французской революции с позиций Просвещения, за что был избран в Конвент в 1792 году (хотя не говорил по-французски). В 1794 году написал важнейший философский труд «Век разума», проникнутый идеями атеизма и верой в торжество разума.

Родом англичанин; происходил из небогатой квакерской семьи. Образование его ограничивалось местной школой, в которой он не выучился даже по латыни. В молодости Пейн служил таможенным чиновником, был за что-то уволен от службы и в 1774 году очутился в Америке, с рекомендательным письмом от Франклина, с которым познакомился в Англии. Это было как раз накануне разрыва Соединенных Штатов с Англией. На громадном митинге, собранном по этому поводу, Пейн, описав самыми мрачными красками тогдашнее правительство Англии, уверял, что от него добра не дождешься и советовал американцам объявить себя независимыми.

В 1775 году Пейн, по поручению конгресса, свез в Англию прошение колонистов к королю. Когда прошение осталось без ответа, он возвратился в Америку и издал брошюру «Здравый смысл» (Common Sense), в которой доказывал, что каждый народ имеет полное право устроить у себя правительство, какое ему нравится. По словам Вашингтона, брошюра Пейна произвела переворот в умах. Когда состоялась декларация независимости и началась война между Англией и Соединенными Штатами, Пейн отправился в лагерь Вашингтона и стал издавать газету «Американский Кризис», поддерживая мужество небольшой американской армии. Одна из его статей была, по приказанию Вашингтона, прочитана войскам вместо дневного приказа и до того вдохновила солдат, что, бросаясь в бой с англичанами, они повторяли начальные слова статьи Пейна: «Настало время испытать силу человеческой души!».

Благодаря всему этому, Пейн сделался самым популярным после Вашингтона человеком в Америке. В 1780 году, когда Чарльстон был взят английскими войсками, и Вашингтон очутился в самом отчаянном положении, Пейн предложил устроить для покрытия чрезвычайных военных расходов национальную подписку и первый подписал 500 долларов. В 1781 году Пейн был отправлен американским правительством в Париж для заключения займа и выполнил это поручение успешно.

По окончании войны Пейн возвратился в Англию. Вспыхнувшую в 1789 году французскую революцию Пейн, наряду с Бернсом и Вордсвортом, приветствовал как зарю свободы для всего человечества. Когда в 1790 году Бёрк издал свои «Размышление о французской революции», Пейн возражал ему обширной брошюрой «Права человека» (Rights of Man), в которой отстаивал естественные, прирожденные права человека. По мнению Пейна, человек вступает в общественный союз не для умаления прирожденных ему прав, а для их обеспечения; уступая часть своих прав в интересах общества, он оставляет за собой свободу мысли, свободу религиозной совести и право делать для своего счастья все, что не вредит другим. Полемизируя по этому вопросу с Борком, Пейн горячо защищает новую конституцию Франции, дающую право голоса всем, кто платит хоть самую ничтожную подать, и делает злую характеристику английской конституции, которая вся направлена к тому, чтобы дать королю средства подкупать своих подданных. Задетое за живое, правительство решилось преследовать автора брошюры.

В мае 1792 года Пейн был предан суду по обвинению в оскорблении короля и конституции. Пейн не мог присутствовать на суде; избранный членом национального конвента, он жил в Париже, поручив защиту своей книги и личности знаменитому адвокату Томасу Эрскину. Несмотря на блестящую речь Эрскина, возбудившую энтузиазм в тогдашней молодежи, присяжные признали Пейна виновным. Не имея возможности засадить в тюрьму автора брошюры, правительство подвергло преследованию всех тех, у кого можно было найти ее. Как член конвента, Пейн был сторонником жирондистов и всегда вотировал вместе с ними. В процессе короля он стоял за изгнание Людовика XVI и предупреждал собрание, что казнь короля будет громадной политической ошибкой, и произведет крайне неблагоприятное впечатление в Америке, где Людовик XVI очень популярен. Вместо казни он советовал отправить короля в изгнание в Америку; там он увидит, «как растет общественное благосостояние при республиканском правлении, основанном на свободе и на справедливом представительстве».

Монтаньяры не могли простить Пейну его заступничества за короля; после падения жирондистов он был арестован, приговорен к смерти и спасся только благодаря счастливой случайности. Во время своего заключения Пейн написал свое некогда знаменитое сочинение: «Век Разума» (The Age of Reason), в котором пытался приложить приемы рационалистической критики к объяснению Библии.

В 1804 г. Пейн отправился в Америку. Президент Джефферсон, помня заслуги Пейна делу американской свободы, предоставил в его распоряжение целый корабль. Думая, что его и теперь примут с восторгом, Пейн жестоко ошибся в своих расчетах. «Век Разума» вооружил против него религиозно настроенное американское общество; поджигаемые духовенством, прежние друзья отвернулись от него. Он не мог перенести этого и стал искать утешение в вине. Он умер в Нью-Йорке, оставленный почти всеми, но спокойный, с утешительным сознанием, что прожил жизнь недаром. «Жизнь моя, — писал он к одному из своих приятелей за несколько дней до смерти, — была полезна для человечества; я, насколько мог, делал добро и умираю спокойно, надеясь на милосердие Создателя».

Воззрения Т. Пейна

В религиозных воззрениях Пейн был последователем английских деистов; целью его было поколебать, как он выражался, библейскую и христианскую мифологию. В 1795 году Пейн издал небольшой трактат, в котором резюмировал свои политические убеждения.

В 1797 году он основал, в противовес обществу атеистов, теофилантропический кружок, в заседаниях которого излагал основы своей, очищенной от суеверий, религии.

Пейн был типичным представителем как политического, так и религиозного рационализма. Никто так не доверял человеческому разуму, как он. Он был самоучкой, многого не знал и потому нередко говорил наивности, которые живо подхватывались его врагами. Несомненно, однако, что он отличался здравым смыслом, сильной логикой и замечательной ясностью изложения. Это был народный трибун в полном смысле этого слова, не только потому, что умел говорить языком понятным народу, но и потому, что руководящей идеей его жизни было служение народу. К известному выражению Франклина: «Мое отечество там, где свобода», Пейн сделал такую поправку: «Мое отечество там, где нет свободы, но где люди бьются, чтоб добыть ее». Слова эти — его лучшая характеристика.

Анализируя формы государства, Пейн различал «старые» (монархические) и «новые» (республиканские) формы. В основу этой классификации были положены принципы образования правления — наследование или выборность. Правление, основанное на передаче власти по наследству, он называл «самым несправедливым и несовершенным из всех систем правления». Не имея под собой никакой правовой основы, утверждал Пейн, такая власть неизбежно является тиранической, узурпирующей народный суверенитет. Абсолютные монархии «являются позором для человеческой природы».

Полное собрание сочинений Пейна. («Writings of Th. P.», collected and edited by Moneure Conway) вышло в Нью-Йорке в 1895 г.

Использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907) http://ru.wikipedia.org

 

                                          «ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ»

 

О ПРОИСХОЖДЕНИИ И НАЗНАЧЕНИИ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ

ВЛАСТИ С КРАТКИМИ ЗАМЕЧАНИЯМИ ПО ПОВОДУ АНГЛИЙСКОЙ КОНСТИТУЦИИ

Некоторые авторы настолько смешали понятия “общество” и “правительство, что между ними не осталось никакого или почти никакого различия; между тем это вещи не только разные, но и разного происхождения. Общество создается нашими потребностями, а правительство - нашими пороками; первое способствует нашему счастью положительно, объединяя наши благие порывы, второе же отрицательно, обуздывая наши пороки; одно поощряет сближение, другое порождает рознь. Первое - это защитник, второе - каратель.

Общество в любом своем состоянии есть благо, правительство же, и самое лучшее, есть лишь необходимое зло, а в худшем случае - зло нестерпимое; ибо, да мы страдаем или сносим от правительства те же невзгоды, какие можно было бы ожидать в стране без правительства, несчастья наши усугубляются сознанием того, что причины наших страданий созданы нами. Правительство, подобно одеждам, означает утраченное целомудрие: царские дворцы воздвигнуты на развалинах райских беседок. Ведь если бы ведения совести были ясны, определенны и беспрекословно исполнялись, то человек не нуждался бы ни в каком ином законодателе; но раз это не так, человек вынужден отказаться от части своей собственности, чтобы обеспечить средства защиты остального, и сделать это он вынужден из того же благоразумия, которое во всех других случаях подсказывает ему выбирать из двух зол наименьшее И так как безопасность является подлинным назначением и целью правительственной власти, то отсюда неопровержимо следует, что, какой бы ни была его форма, предпочтительнее всех которая всего вернее обеспечит нам эту безопасность, с наименьшими затратами и с наибольшей пользой. <...>

<...> Люди будут взаимно и естественно поддерживать друг друга; и от этого (а не от бессмысленного имени короля) зависит сила государственного управления и счастья управляемых.

Таким-то образом возникает и вырастает правительство, то есть установление вызванное к жизни неспособностью добродетели управлять миром. В этом и есть назначение и цель правительства, то есть свобода и безопасность. И какое бы зрелище ни ослепляло наше зрение, какие бы звуки ни обманывали наш слух и как бы предрассудок ни совращал нашу волю. а своекорыстие ни затуманивало сознание, - простой голос природы и разума подскажет нам - да это верно.

Мои идеи о форме правления основаны на законе природы, который никакая изощренность не способна поколебать, а именно - чем проще вещь, тем труднее ее испортить и тем легче ее исправить. <...>

Абсолютные монархии (хотя они и являются позором для человеческой природы) имеют то преимущество, что они просты. Если люди страдают, они

знают, кто источник их страданий, знают и лекарство и не теряются в разнообразии причин и целебных средств. Но конституция Англии настолько

сложна, что нация может страдать годами, не будучи в состоянии раскрыть источник своих бед. Одни найдут его в одном, другие - в другом, и каждый политический лекарь будет советовать иное снадобье.

Я знаю, как трудно преодолеть местные или старинные предрассудки; и тем не менее, если мы решимся исследовать составные части английской конституции, то найдем, что они являются прочными остатками двух древних тираний, к которым примешаны кое-какие новые республиканские элементы.

Во-первых, - остатки монархической тирании в лице короля.

Во-вторых, - остатки аристократической тирании в лице пэров.

В-третьих, - новые республиканские элементы в лице членов Палаты общин, от доблести которых зависит свобода Англии. <...>

Некоторые авторы объясняют английскую конституцию следующим образом: король, говорят они, это одно, народ - другое, пэры - это палата для блага короля. Палата общин - для блага народа. Но все это напоминает дом, расколотый семейной ссорой. И хотя слова благозвучны, однако на поверку они оказываются пустыми и двусмысленными; так всегда и будет, что даже прекраснейшее словосочетание, примененное к описанию того, что или вообще не может существовать, или столь непонятно, что не поддается описанию, окажется лишь звучным пустословием; оно может усладить слух, но не может просветить дух, ибо это объяснение оставляет без ответа предыдущий вопрос, то есть как же король достиг власти, которой люди боятся доверять и которую они постоянно должны сдерживать? Такая власть не могла быть даром мудрого народа, не может власть, нуждающаяся в узде, исходить и от Бога и, однако же, конституция предполагает существование такой власти.

Но то, что предусмотрено [конституцией], не соответствует задаче; средства не служат и не могут служить достижению цели. <...>

Поэтому, отложив в сторону национальную гордость и пристрастие к формам и традициям, надо прямо сказать правду только благодаря конституции самого народа, но не конституции правительства королевская власть в Англии не так деспотична, как в Турции. <...>

«ПРАВА ЧЕЛОВЕКА»

Часть первая ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

Поскольку мистер Берк время от времени направляет яд, извлеченный им из его чудовищных принципов (если не будет профанацией назвать это принципами), не только против английской нации, но против Французской революции и Национального собрания и оскорбляет это высокое, просвещенное и просвещающее учреждение, вызывая его собранием узурпаторов, я в свою очередь без церемоний противопоставлю его системе иную систему принципов.

Английский парламент 1688г. сделал то, что он и его избиратели имели право сделать и что казалось им правильным; но, сверх этого права, принадлежавшего парламентариям по полномочию, он вы двинул другое право, которое присвоил себе сам, право налагать на потомство обязательства и сохранять над ним власть до скончания времен.

Таким образом, вопрос имеет две стороны: во-первых, право, принадлежащее парламенту по положению, и, во-вторых, право, которое он сам себе присвоил. Первое право не вызывает возражений. Что же касается второго, то вот мой ответ.

Никогда ни в какой стране не было и не может быть такого парламента, или такой организации людей, или такого поколения людей, которые имели бы право или власть налагать на потомство обязательства и сохранять над ним свою власть “до скончания времен”, или предписывать на все времена, каким образом должен управляться мир, или решать, кто должен управлять им; поэтому все подобного рода статьи, акты и декларации, посредством которых их авторы надеются достичь того, на что они не имеют ни права, ни власти, того, что они даже бессильны осуществить, - все эти документы не имеют законной силы. Каждая эпоха и каждое поколение должны иметь такое же право решать свою судьбу во всех случаях, как и предшествовавшие эпохи и поколения. Тщеславное притязание на то, чтобы управлять и за гробом, - самая смешная и дерзкая из всех форм тирании. Человек не имеет права собственности на другого человека; подобным образом ни одно поколение не имеет права собственности на последующие поколения. Парламент и народ в 1688г. или в какой бы то ни было другой период времени также не имели прав распоряжаться нашими современниками, обязывать или ограничивать их в какой бы ни было форме, как парламент и народ в наши дни не имеют права распоряжаться теми, кто будет жить через сто и тысячу лет, не имеют права обязывать или ограничивать их в чем бы то ни было. Каждое поколение полномочно и должно быть полномочным в решении всех вопросов, касающихся его самого. Всегда следует заботиться о живых, а не о мертвых. Когда Человек умирает, его власть в его желания умирают вместе с ним; он уже не участвует в делах этого мира и потому не имеет власти предписывать, кто должен им управлять, как должно быть организовано управление и как оно будет осуществляться.

Я не выступаю ни за, ни против той или иной формы правления той или иной партии - ни в нашей, ни в какой бы то ни было другой стране. Если вся нация решает что-либо сделать, она имеет право сделать это. <...> В былые времена короли распоряжались своей короной на смертном одре и передавали свой народ по завещанию, как скот, любому назначенному ими преемнику. Теперь этот обычай настолько устарел, что о нем мало кто помнит, и представляется настолько чудовищным, что трудно поверить, чтобы он существовал. <...>

Законы каждой страны должны соответствовать какому-то единому общему принципу. В Англии ни родители, ни хозяева, ни весь авторитет парламента, именующего себя всемогущим, не могут связать или ограничить личную свободу даже отдельного человека, достигшего 21 года; на каком же основании или по какому праву парламент 1688г. или какой бы то ни было другой может обязать к чему либо все последующие поколения.

Те, которые уже ушли из мира, и те, которые еще не пришли в него настолько далеки друг от друга, насколько вообще в силах представить себе воображение смертного; какие же обязательства могут быть приняты, какие правила или принципы, подлежащие соблюдению до скончания времен, могут быть установлены между двумя фикциями, которые никогда не встретятся в этом мире, между людьми, которых уже нет, и людьми, которых еще нет?

Говорят в Англии нельзя брать у народа деньги без его согласия; но кто уполномочил, кто мог уполномочить парламент 1688г. на то, чтобы ограничить и отнять свободу у последующих поколений и навсегда ограничить их право на свободу действий в определенных обстоятельствах? Ведь этих поколений еще не существовало, так что они не имели возможности дать или не дать свое согласие на это. <...>

Когда людские убеждения еще только складываются, как это всегда бывает в периоды революций, то возникают взаимные подозрения и склонность ложно понимать друг друга; даже партии, исповедующие в принципе прямо противоположные взгляды, поддерживают подчас одно и то же движение - преследуя при этом совершенно различные цели и надеясь на разные последствия.

Человек вступил в общество не затем, чтобы стать хуже, чем он был до этого, или иметь меньше прав, чем прежде, а затем, чтобы лучше обеспечить эти права. В основе всех его гражданских прав лежат права естественные. Но чтобы точнее провести это различие, необходимо указать на отличительные особенности естественных и гражданских прав.

Разницу между ними можно объяснить в нескольких словах. Естественные права суть те, которые принадлежат человеку по праву его существования. Сюда относятся все интеллектуальные права, или права духа, а равно и право личности добиваться своего благоденствия и счастья, поскольку это не ущемляет естественных прав других. Гражданские права суть те, что принадлежат человеку как члену общества.

В основу каждого гражданского права положено право естественное, существующее в индивиде, однако воспользоваться этим правом не всегда в его личных силах. Сюда относятся все права, касающиеся безопасности и защиты.

На основании настоящего краткого обозрения будет легко провести различие между классом естественных прав, которые человек сохраняет после вступления в общество, и теми, которые он передает в общий фонд как член общества.

Сохраняемые им естественные права суть все те, способность осуществления которых столь же совершенна в отдельном человеке, как и само право. К этому классу, как упоминалось выше, принадлежат все интеллектуальные права, ил и права духа: стало быть, к ним относится и религия.

Несохраняемые естественные права суть все те, осуществление которых не вполне во власти человека, хотя само право присуще ему от природы. Он просто не может ими воспользоваться. Человек, например, наделен от природы правом быть судьей в собственном деле; и поскольку речь идет о праве духа, он им никогда не поступается; но что ему за польза судить, если у него нет силы исправлять? По этой причине он отдает свое право обществу, частью которого он является, и отдает силе общества предпочтение перед своей собственной силы. Общество ничего не дарит ему. Каждый человек - собственник в своем обществе и по праву пользуется его капиталом.

Из этих посылок вытекает два или три несомненных вывода:

Первое: что каждое гражданское право вырастает из права естественного, или, иными словами, получено в обмен на какое-то естественное право.

Второе: что гражданская власть, рассматриваемая как таковая, представляется соединением того класса естественных прав, которые личность не в силах осуществить самостоятельно и которые тем самым бесполезны для нее, но, будучи собраны воедино, становятся полезны всем.

Третье: что власть, полученная от соединения естественных прав, не могущих быть осуществленными отдельной личностью, нельзя использовать для посягательства на естественные права, сохраняемые личностью, чья способность их осуществлять столь же совершенна, как и само право.

Таким образом, мы проследили в немногих словах развитие человека от естественной личности до члена общества и показали, или пытались показать, характер сохраняемых прав и тех, которые обмениваются на права гражданские. Приложим теперь эти принципы к правительствам.

Обозрев мир, мы легко отличим правительства, возникшие из недр общества или из общественного Договора, от тех, которые не возникли подобным образом; но чтобы внести большую ясность, недостижимую при беглом обзоре, следует остановиться на нескольких источниках, из которых правительства возникают и на которые они опираются.

Все эти источники можно объединить под тремя рубриками:

первое - суеверие; второе - сила; третье - общие интересы общества и общие права человека.

Первое было господством духовенства, второе - господством завоевателей и третье разума. <...>

Когда я говорю о врожденном достоинстве человека, когда я пекусь (ибо природа была не столь добра ко мне, чтобы притупить мои чувства) о его чести и счастье, меня приводят в гнев попытки управлять человечеством посредством и хитрости, словно все оно состоит из мошенников и глупцов, и мне трудно не презирать тех, кто позволяет себя обманывать подобным образом.

Нам предстоит теперь рассмотреть правительства, которые возникают из недр общества в противоположность и в отличие от тех, что являются плодом суеверия и завоевания.

Утверждение, что правительство есть результат договора между управляющими м управляемыми, считалось важным шагом к установлению принципов свободы; но это неверно, ибо это означает поставить следствие раньше причины: ведь, поскольку до возникновения правительств должен был существовать человек, значит, было обязательно такое время, когда никаких правительств не было и в помине и, стало быть, не могли существовать и правители, с которыми заключался этот договор.

Поэтому имеются все основания предположить, что сами индивиды, каждый в соответствии со своим личным и суверенным правом, вступали в договор друг с другом для образования правительства; и это единственный способ, каким имеют право создаваться правительства, и единственная основа, на которой они вправе существовать.

Чтобы получить ясное представление о том, что такое правительство или каким оно должно быть, необходимо вернуться к его истокам. При этом мы без труда обнаружим, что правительства либо возникают из народа, либо утверждаются над народом. <...>

Поэтому по отношению к государственной власти конституция играет ту же роль, какую выполняют по отношению к суду законы, издаваемые впосле-дствии той же государственной властью. Суд не принимает законов и не мо-жет изменять их; он лишь действует в согласии с уже принятыми законами, и правительство аналогичным образом управляется конституцией. <...>

У французской конституции есть чему поучиться. <...> Французская конституция гласит, что во избежание коррупции представителей нации ни один член Национального собрания не будет чиновником правительства, состоять на государственной службе или получать государственную пенсию. <...>

Французская конституция гласит, что право объявлять войну и заключать мир принадлежит нации. Кому еще оно должно принадлежать, если не тем, кому приходится оплачивать военные расходы? <...>

Война - это <...> искусство завоевания на родине, цель которого умножить доходы, а поскольку их не умножишь без налогов, необходимо измыслить предлог для расходов. Изучая историю английского правительства, войны, которые оно вело, вводимые им налоги, сторонний беспристрастный наблюдатель, не ослепленный предубеждениями, сказал бы, что не налоги объявлялись для ведения войн, а войны объявлялись для введения налогов. <...>

Деспотические правительства ведут войны из гордости; но у тех правительств, для которых война становится средством взимания налогов, имеются более постоянные побудительные причины.

Поэтому, чтобы уберечься от обоих зол, Французская конституция отобрала у королей и министров право объявлять войну и передала его тем, кому приходится нести расходы. <...>

В связи с вопросом о войне следует рассмотреть три момента. Первое: право объявлять ее. Второе: расходы на ее ведение. Третье: способ ведения ее после того, как она уже объявлена. Французская конституция облекает этим правом тех, кому придется нести расходы, а то и другое может быть совмещено лишь в лице нации. Способ ведения войны после того, как она уже объявлена, конституция оставляет на усмотрение исполнительной власти. Если бы так было во всех странах, войны стали бы редкостью. <...>

Французская конституция гласит: все титулы отменяются и, стало быть, весь этот класс сомнительного происхождения, который в одних странах называют “аристократией”, а в других - дворянством, упраздняется, и пэр возводится в сан человека. <...>

Собственно говоря, своим исчезновением безумство титулов обязано возвышенному духу Франции. Он перерос детские пеленки графов и герцогов и облачился в платье мужчины. Франция не уравняла, а возвысилась. Она принизила карлика, чтобы возвысить человека. Бессмысленные, жалкие слова вроде “герцога”, “графа” или “эрла” утратили свою притягательную силу. Даже обладавшие ими отвергли эту галиматью и, выйдя из рахитичного возраста, выбросили погремушку. <...>

Французская конституция ставит законодательную власть выше исполнительной; закон выше короля. Это также в порядке вещей, ибо, прежде чем исполнять законы, нужно, чтобы они существовали. <...>

Рассматривая французскую конституцию, мы видим в ней отражение разумного порядка вещей. Принципы гармонируют с формами, а те и другие - со своим происхождением. Может быть, в оправдание плохих форм скажут, что они не более как формы, но это ошибка. Формы вырастают из принципов и служат их сохранению. Плохая форма возможна лишь при условии, что плох и принцип, лежащий в ее основе. Хорошему принципу ее навязывать нельзя: плохие формы в каком-либо правительстве служат верным признаком и плохих принципов. <...>

После разгрома заговора Национальное собрание, вместо того чтобы взывать о мщении, как это делают другие правительства, озаботилось первым делом опубликовать Декларацию нрав человека в качестве основы, на которой должна была зиждиться новая конституция; текст ее прилагается ниже.

ЗАМЕЧАНИЯ ПО ПОВОДУ ДЕКЛАРАЦИИ ПРАВ

Три первые статьи содержат в общих выражениях всю Декларацию прав. Все последующие либо вытекают из них, либо следуют за ними в качестве разъяснении, 4-я, 5-я и 6-я определяют более подробно то, что лишь в общих словах выражено в 1-й, 2-й и 3-й.

7-я, 8-я, 9-я, 10-я и 11-я статьи представляют собой декларацию принципов, на которых должны зиждиться законы в соответствии с уже провозглашенными правами. Но некоторые добропорядочные люди во Франции и других странах сомневаются, гарантирует ли 10-я статья в достаточной мере то право, с которым она по замыслу должна согласоваться. Кроме того, по их мнению, делать религию предметом человеческих законов значит умалять ее божественное достоинство и ослаблять ее воздействие на умы. Она в этом случае кажется человеку светом, прегражденным туманной средой, которая скрывает от его взора источник самого света, так что тот не видит в этой сумеречной мгле ничего достойного почитания.

Существо остальных статей, начиная с 12-й, содержится в основном в принципах предшествующих статей; но в этом особом положении, в котором оказалась тогда Франция, вынужденная уничтожать зло и восстанавливать справедливость, было вполне уместно несколько больше войти в подробности, чем это потребовалось бы при иных условиях.

В то время, когда декларация прав обсуждалась Национальным собранием, некоторые из его членов замечали, что при опубликовании декларацию прав следовало бы сопроводить декларацией обязанностей. Это замечание свидетельствует о мыслящем уме, ошибка лишь в том, что мысль идет недостаточно далеко. Декларация прав есть одновременно и декларация обязанностей. Все, что является правом одного человека, в то же время является и правом другого; и моя обязанность - обеспечивать, а не только пользоваться.

Три первые статьи образуют основу свободы, как личной, так и национальной; не может называться свободной ни одна страна, правительство которой не опирается при своем возникновении на содержащиеся в этих статьях принципы и не хранит затем их чистоты; Декларация же прав в целом имеет большую ценность для мира и сделает больше добра, нежели все изданные доселе законы и статусы..

Предпосланное Декларации прав общее введение рисует нам торжественную, величавую картину: под покровительством Творца нация берет свои полномочия, чтобы создать правительство - зрелище столь новое, столь не сравнимое ни с чем в европейском мире, что называть его революцией значило бы умалять его истинный характер; скорее это возрождение человека.

Что, кроме угнетения и попранной справедливости, являют нашему взору современные европейские государства? Что можно сказать о государстве английском? Разве сами жители не называют его рынком, где у каждого человека своя цена и где порок служит предметом купли-продажи за счет обманутого народа? Неудивительно в таком случае, если на французскую революцию клевещут.

Пейн Т. Избр. Произв. — М.,1959, стр. 2 1-25, 179-181, 204-208