Кроме Программы РКП(б) доктринальное обоснование политики «военного коммунизма» можно найти в сочинениях таких руководящих деятелей Советского государства, как председатель Реввоенсовета Л. Троцкий, главный редактор газеты «Правда» Н. Бухарин, первый председатель ВСНХ Н. Осинский, председатель Комитета хозяйственной политики ВСНХ Ю. Ларин, председатель президиума Социалистической академии Е. Преображенский и др. В качестве главных мер перехода к социалистическому хозяйству эти авторы называли:
максимальное - посредством национализации - обобществление хозяйства, при котором «вообще не должно быть отдельных предприятий, хотя бы и государственных; есть только технические производственные единицы, частицы единого общественного хозяйства»;
установление в национализированной промышленности по образцу форм германского военно-государственного капитализма, «наполняемых пролетарским классовым содержанием», жесткой вертикали ВСНХ (Высший совет народного хозяйства) - отраслевые «главки» и «центры» - предприятия;
милитаризация труда;
неуклонная замена торговли «планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов», беспощадная борьба со спекуляцией;
превращение банковского аппарата в «аппарат единообразного учета и общего счетоводства Советской Республики» с перспективой уничтожения банка и превращения его в «центральную бухгалтерию», проведение мер, расширяющих область безденежного расчета и подготовляющих уничтожение денег.
Большевики довершили развал расстроенной войной и революциями денежной системы, видя в полном обесценении (нуллификации) денег способ борьбы с классовыми врагами и закономерный путь к переходу на безденежные хозяйственные связи; была начата разработка технико-статистических методик перевода сложного труда в простой, для того чтобы заменить систему денежных «измерителей ценности» иными единицами учета - трудовыми («тредами») или «энергетическими» («энедами»).
Проделывая «опыт революции», В. Ульянов-Ленин руководствовался принципом «политика не может не иметь первенства над экономикой» и ограничивался на ходу вносимыми прагматическими изменениями в те схемы, которые он в более ранних работах очертил отрывочными, хотя и категоричными, замечаниями:
социализм - «крупное производство без предпринимателей», «уничтожение товарного хозяйства» ;
«постоянно, сознательно поддерживаемая пропорциональность означала бы планомерность» ;
«все общество будет одной и одной фабрикой с равенством труда и равенством оплаты» ;
«свергнуть капиталистов, разбить железной рукой вооруженных рабочих этих эксплуататоров, сломать бюрократическую машину современного государства - и перед нами... высоко технически оборудованный механизм, который вполне могут пустить в ход сами объединенные рабочие, нанимая техников, надсмотрщиков, бухгалтеров, оплачивая всех их, как и всех вообще государственных чиновников, заработной платой рабочего» .
Представляя себе плановое хозяйство как «единую фабрику», Ленин представлял экономическую политику «диктатуры пролетариата» как прямое властное регулирование с решением конкретных кадровых и научно-технических задач, главнейшие из которых: 1) освоение естественных производительных сил; 2) электрификация; 3) научная организация труда и управления (НОТ). Важнейшими коррективами, внесенными в первоначальный ленинский эгалитаризм, были признание несостоятельности «рабочего контроля» и особо оговоренное в партийной программе отступление «на известное время» от принципов равенства - более высокое вознаграждение специалистов, «чтобы они могли работать лучше, чем прежде».
Наиболее развернутое изложение доктрины планового хозяйства как «общественно-технической задачи» дал Н. Бухарин в книге «Экономика переходного периода» (1920), провозглашая «конец политической экономии» при переходе от «неорганизованного» товарного хозяйства к «организованному» социалистическому и «пролетарское» внеэкономическое принуждение - «начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью» - как «метод выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи». В таком контексте Бухарин ставил проблему «соподчинения технической интеллигенции пролетариату». Бухарин признал «структурно решающим, самым основным вопросом» проблему «социального сгустка организационного и техническо-научного опыта - ex-буржуазии организаторского типа и ниже ее стоящей технической интеллигенции». Он писал, что «функционально техническая роль интеллигенции срослась с ее монопольной позицией как социально-классовой группы при господстве капитала»; диктатура пролетариата переворачивает общественную иерархию, в которой техническая интеллигенция сохраняет то же «среднее место» - над основной массой рабочего класса, но в подчинении выражающей его «коллективную волю» государственно-экономической власти . Бухарин считал основной внутренней задачей строительного фазиса революции преодоление «упорства навязчивой идеи здорового капитализма» в сознании интеллигенции и уповал на внутреннее перерождение «специалистов» и на подъем из рядов пролетариата новых слоев, которые постепенно становятся вровень со старой интеллигенцией.
Признание необходимости - ввиду угрозы «российской Вандеи» - оставить политику «военного коммунизма» и перейти к нэпу задали новый контекст видению проблем планового хозяйства. Общие ориентиры теперь были определены так: «развязать стихию рынка, чтобы затем обуздать ее планом»; «не запретить или запереть развитие капитализма, а направить его в русло» государственного капитализма (концессии Советского государства иностранным капиталистам, а также кооперацию, привлечение государством предпринимателей как торговцев-комиссионеров, аренду госпредприятий или земельных (лесных) угодий). Главная задача нэпа была сформулирована Лениным как экономическая «смычка» между той мелкокрестьянской, мелкобуржуазной, мелкособственнической стихией, которая «ежедневно, ежечасно и в массовом масштабе рождает капитализм», и социализированной «крупной промышленностью», в которую был введен принцип хозяйственного расчета.
Необходимость уживаться с крестьянином-хлеботорговцем; искать компромисса (в форме концессий) с капиталистическим миром, пока пролетарская революция в других странах запаздывает; «лично заинтересовать» через хозрасчет работников предприятий госпромышленности - таковы звенья «цепи» признания Лениным неосуществимости непосредственного перехода к нерыночному плановому хозяйству.
Творец нэпа определил его как «тип экономических отношений, который вверху имеет вид блока пролетарской государственной власти с иностранным капиталистом для свободного оборота с крестьянством внизу» . Внимание, которое Ленин уделял концессиям, было, возможно, связано (хотя прямых ссылок на это нет) с влиянием книги буржуазного профессора В.И. Гриневецкого (1861-1919) «Послевоенные перспективы русской промышленности» (1918), где восстановление и структурное преобразование российского хозяйства увязывались с реинтеграцией страны в мировую экономику и привлечением иностранных капиталов.
Налаживание связи с крестьянской деревней и с мировым рынком потребовало от большевиков проведения денежной реформы 1922-1924 гг., обеспечившей устойчивую валюту - советский червонец. Однако надежды на приток капиталов из стана «классовых врагов» вскоре развеялись. С другой стороны, ни сам творец нэпа, ни его соратники не смогли найти концептуальной смычки между планом и рынком, в то же время выслав из страны праволиберальных экономистов, заявлявших о несовместимости социалистического строя с рациональным хозяйствованием .
Последним усилием Ленина осуществить «коренную перемену всей нашей прежней точки зрения на социализм» был призыв обратить внимание на кооперацию, «чтобы достигнуть через нэп участия в кооперации поголовно всего населения», поскольку «строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата на буржуазией - это есть строй социализма» .
После смерти Ленина его партийным соратникам, а также и привлеченным на ответственную работу в Госплан, ВСНХ, наркоматы и вузы беспартийным экономистам и молодым «красным профессорам» предстояло в жарких дебатах определиться по проблеме плана и рынка. Эта осевая проблема советской экономической мысли 1920-х годов раскрывалась веером проблем более конкретных, среди которых можно выделить:
методологические проблемы познания объективных законов социалистической экономики;
проблемы теоретического осмысления новых явлений, всплывавших из бурных волн нэпа, - «ножниц цен», товарного дефицита и т.д.;
острейшие проблемы практической политики - о возможности построения социализма в одной стране; об источниках капиталовложений для индустриализации; о рабоче-крестьянском союзе; о характере народнохозяйственного планирования.

Экономические дискуссии по этим проблемам проходили на фоне ожесточенной политической борьбы за руководство в партии большевиков.

Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 278.

Там же. Т. 1.С. 253.

Там же. Т. 17. С. 127.

Там же. Т. 33. С. 101.

Там же. С. 50.

Бухарин Н.И. Экономика переходного периода. М., 1920. С. 67-69.

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 68.

Среди 160 выдворенных в конце 1922 г. из Советской России на «философском пароходе» представителей буржуазной интеллигенции были сотрудники закрытого по распоряжению Ленина журнала «Экономист» Б. Бруцкус и А. Изгоев-Ланде. Сочинение Бруцкуса (1874-1938) «Проблемы народного хозяйства при социалистическом строе» (1922) вскоре получило международную известность как одно из наиболее резких выступлений о «логической и практической неосуществимости социализма». Менее известна еще более ранняя статья веховца А. Изгоева-Ланде «Социализм, культура и большевизм» (в сборнике «Из глубины», 1918), примечательная своими резкими и лапидарными формулировками: «Долгие годы, когда экономическая теория Карла Маркса давно уже была разрушена европейскими теоретиками, она наивно считалась у нас последним словом экономической науки. Немало усилий тратилось нашими учеными на штопание расползавшегося по всем швам марксистского кафтана, на прилаживание его к упрямой действительности. Большевики и в этом случае сыграли великую роль экспериментаторов. Когда они начали осуществлять свое «обобществление производства» на точном основании марксистской доктрины и задумали произвести «всеобщий учет» с настоящей «трудовой» оценкой, самые завзятые марксисты вынуждены были заговорить на языке не только «буржуазной», но даже «национальной» экономии. Опытом было доказано, что «трудовая ценность» Маркса есть только фикция... а цены, спрос и предложение, полезность блага и количество его - живые реальности, непосредственно проявляющиеся каждодневно».

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 373.

ГЛАВА 26 ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ДИСКУССИИ 1920-Х ГОДОВ О ПРИРОДЕ ПЛАНОВОГО ХОЗЯЙСТВА

ОГЛАВЛЕНИЕ

• Рынок, план, равновесие
• «Генетика» и «телеология» в дискуссиях о методах построения хозяйственных планов

1. Рынок, план, равновесие

Провозглашая новую экономическую политику, В.И. Ульянов-Ленин рассматривал ее в рамках конкретизации общего положения, что «единственной материальной основой социализма может быть крупная машинная промышленность, способная реорганизовать и земледелие» . Это подразумевало стратегическую задачу индустриализации аграрной многоукладной России. «Развитие капитализма под контролем и регулированием пролетарского государства... выгодно и необходимо в чрезвычайно разоренной и отсталой мелкокрестьянской стране (конечно, в известной лишь мере), поскольку оно в состоянии ускорить немедленный подъем крестьянского земледелия» . Но одновременно Ленин нацеливал своих соратников на углубленную разработку планов расширения и преобразования промышленности, в особенности тяжелой. В письме председателю комиссии ГОЭЛРО и первому председателю Госплана Г.М. Кржижановскому в конце 1921 г. Ленин подчеркивал, что «новая экономическая политика не меняет единого государственного хозяйственного плана и не выходит из его рамок, а меняет подход к его осуществлению» .
Сущность этого нового подхода раскрыл в одобренной Лениным брошюре «Государственный капитализм и новая финансовая политика» (1921) Григорий Сокольников (Бриллиант, 1888-1939) - единственный в большевистском руководстве, кто имел западное университетское образование (юрфак Сорбонны) и был назначен наркомом финансов. Сокольников определил нэп - в противоположность «военному коммунизму как системе простого непосредственного командования» - как «систему государственного ведения хозяйства по методу сложного и косвенного регулирования» через кредитно-банковскую цепь, кооперацию и хозрасчетные предприятия, которые «имеют своей задачей накопление сбережений». Этой системе требуется устойчивая валюта как показатель динамичного равновесия экономики и инструмент интегральной связи пролетарского государства с «фронтом», к которому относили мировой рынок товаров и капиталов, и «тылом» примитивного уклада крестьянского хозяйства. Будучи «куратором» успешной советской денежной реформы 1922- 1924 гг., Сокольников отстаивал экономическую политику, основанную «на точнейшем изучении состояния рынка, на точнейшем изучении колебаний курса золота». Этой целью было обусловлено создание при Наркомате финансов Конъюнктурного института, который возглавил Н.Д. Кондратьев и в котором работали видные экономисты-математики Е.Е. Слуцкий, Я.П. Герчук, А.А. Конюс, Т.И. Райнов и др.
Сокольников, афористически выразивший свое кредо «красного финансиста» в словах «эмиссия - опиум для народного хозяйства», предложил свою схему индустриализации при сохранении измеряемого состоянием денежного обращения «внутреннего равновесия в хозяйственном механизме»: крестьянское хозяйство, развиваясь, становится емким внутренним рынком для легкой промышленности и вместе с тем через внешнеторговые операции предоставляет накопления для ее развития - легкая промышленность вместе с растущим сельским хозяйством превращается в рынок для тяжелой промышленности и источник накоплений для нее.
Эта программа Сокольникова повисла в разгоряченном воздухе борьбы внутри руководства партии большевиков между «генеральной линией» и «троцкистской оппозицией». Роль главного выразителя генеральной линии взял на себя Николай Бухарин. В «Экономике переходного периода» он подчеркивал, что «основная проблема политической экономии - найти закон равновесия», а для экономиста, изучающего переходные и кризисные эпохи, «вдвойне обязательна точка зрения воспроизводства». Резюмируя свое понимание марксистской экономической методологии, Бухарин сформулировал четыре главных принципа: 1) социоцентризм («примат общества»); 2) «примат производства над потреблением и над всей экономической жизнью вообще»; 3) историзм категорий; 4) «постулат равновесия». Последний, по мнению Бухарина, «недействителен» для эпохи военного и революционного кризиса: нет пропорциональности ни между производством и потреблением, ни между различными отраслями - «отрицательное расширенное воспроизводство» при одновременном росте новых общественно-организационных форм. В этих условиях «лопаются», перестают действовать категории, выработанные Марксом при анализе ценностных отношений капиталистического способа производства. «Ценность как категория товарно-капиталистической системы в ее равновесии менее всего пригодна в переходный период, где в значительной степени исчезает товарное производство и где нет равновесия; конец капиталистически-товарного производства означает и конец политической экономии» .
Ленин в замечаниях на книгу Бухарина нашел «похороны» политической экономии неверным выводом, заметив: «Даже при чистом коммунизме хотя бы отношение I v + т к II с? и накопление?» . Бухарин настаивал на своем: политическая экономия - наука о «неорганизованном товарном хозяйстве»: в «социально организованном хозяйстве» она должна уступить место экономической географии и экономической политике. Но в годы нэпа эту позицию Бухарин сочетал с признанием перехода к социализму «именно через рыночные отношения». Противоречие «разрешалось» концепцией «закона трудовых затрат» как «необходимого условия общественного равновесия при всех и всяческих общественно-экономических формациях». Закон ценности (стоимости), по мнению Бухарина, - «фетишистский наряд» в товарном хозяйстве «закона трудовых затрат», который с победой плановых начал «сбрасывает свое греховное ценностное белье» .
Концепцию «закона трудовых затрат» Бухарин использовал в дебатах, которые от лица «генеральной линии партии» вел со своим прежним соавтором по «Азбуке коммунизма», а теперь выразителем экономического кредо оппозиции Евгением Преображенским (1886- 1937). Оселком была проблема воспроизводства и накопления.
Преображенский изложил свои взгляды в докладах в Комакадемии «Основной закон социалистического накопления» (1924), «Закон ценности в советском хозяйстве» (1926) и в книге «Новая экономика» (1926). Его концепция была основана на броской, но плоской аналогии между описанным К. Марксом в главе 24 тома I «Капитала» первоначальным капиталистическим накоплением и периодом, когда «социалистическая система не в состоянии развить всех органически свойственных ей преимуществ, но она в то же время ликвидирует неизбежно ряд экономических преимуществ, присущих капиталистической системе». Предлагая заменить понятие «новая экономическая политика» понятием «политика социалистического накопления», Преображенский ставил в центр проблему капиталовложений для социалистической индустриализации и не смущался выводами о неизбежности опоры «на эксплуатацию досоциалистических форм хозяйства» в Советском Союзе с его преимущественно крестьянским населением.
Задача индустриализации, по Преображенскому, - сделать «аккумуляторы капиталистического накопления» еще и «передаточной инстанцией накопления социалистического». Ключевое звено - неэквивалентный обмен между государственным сектором и мелким крестьянским производством, которое служит одинаково питательной базой как для социалистического, так и для капиталистического накопления. Основные методы: повышенное налогообложение частников, «ножницы цен», денежная эмиссия, «социалистический протекционизм» (термин Троцкого): «Чем больше экспорт продуктов деревни, тем больше экономическая зависимость последней от той инстанции, которая связывает крестьянское хозяйство с внешним рынком».
«Закон первоначального социалистического накопления» Преображенский считал основным регулятором хозяйства в переходный период от капитализма к социализму. «Этот закон изменяет и частью ликвидирует закон стоимости и все законы товарного хозяйства». Преображенский без обиняков писал, что «задачи социалистического государства не в том, чтобы брать с мелкобуржуазных производителей меньше, чем брал капитализм, а в том, чтобы брать больше», что «закон первоначального социалистического накопления», сначала ограниченный «демократией товарного хозяйства», постепенно «пожирает» регулятор этого хозяйства - закон стоимости.
«Капитализм, - метафорировал Преображенский, - побеждает в россыпном строю, в условиях свободной конкуренции с докапитадиетическими формами хозяйства. Социализм побеждает в сомкнутом строю государственного хозяйства, выступающего как единое целое, амальгамированное с политической властью» . При этом «если сама структура капитализма и метод подчинения ему мелкого производства делают возможным экспорт капитала, то социалистическая форма может распространиться, лишь экспортируя пролетарские революции». Так концепция «первоначального социалистического накопления» смыкалась с доктриной «перманентной революции» Л. Троцкого.
Столкнувшись с возмущенным неприятием своей «теории» не только у экономистов, но и у партийного руководства, Преображенский попытался дополнительно «обосновать» ее ссылками на схемы воспроизводства Маркса, утверждая, что в условиях роста органического строения капитала расширенное воспроизводство невозможно, если в I подразделении органическое строение выше, чем во II. Поскольку промышленность СССР большей частью относилась к I подразделению, а сельское хозяйство - ко II подразделению, Преображенский интерпретировал свои выводы как необходимость перенесения части избыточного капитала из II подразделения в I для обеспечения процесса расширенного воспроизводства. Однако даже с точки зрения использования Марксовых схем Преображенский был некорректен, не учитывая ту часть прибавочной стоимости подразделения I, которая накапливалась как переменный капитал.
Критикуя концепцию Преображенского как угрозу завещанному Лениным «рабоче-крестьянскому союзу», Бухарин заявил, что перекачка ресурсов из мелкобуржуазного аграрного сектора в государственный промышленный сектор приведет не к поддержанию равновесия, а, напротив, к разрушению равновесия.
Из непартийных экономистов с наиболее обстоятельным анализом условий равновесия в советской экономике и критикой Преображенского выступил один из ближайших сотрудников наркомфина Сокольникова и непосредственных творцов денежной реформы 1922- 1924 гг. Леонид Юровский (1884-1938) в статье «К проблеме плана и равновесия в советской хозяйственной системе»,опубликованной в 1926 г. в № 12 «Вестника финансов».
Юровский не смутился определением природы советского хозяйства как «товарно-социалистической». Он подчеркивал, что если новая экономическая политика рассчитана надолго, то плановое хозяйство советской системы проводится в обстановке рынка и присущих рынку закономерностей. Оно может в очень широких пределах властвовать над рынком, т.е. проводить на рынке и через рынок свои задания. Но это не значит проводить их помимо рынка.
В качестве основы «проведения» плановых заданий посредством рынка Юровский предлагал формулу классического позитивизма Огюста Конта: «Знать, чтобы предвидеть, предвидеть, чтобы управлять». Государственный сектор находится в трояком окружении: потребительском, крестьянском и мировом. Задача программ государственного хозяйства - обеспечить равновесие в нем самом и между ним и всем его окружением. Это значит найти методы установления равновесия в той экономической среде, в которой проводятся программы. В государственном секторе возможно управлять; в потребительском и крестьянском - направлять и предвидеть, в отношении мирового «окружения» все сводится к предвидению.
Центральная проблема хозяйственного плана: установление возможных размеров роста производительных сил для данного промежутка времени. Линия хозяйственного роста должна быть ровной. Равновесие может оказаться нарушенным не только хозяйственной стихией, но и ошибочно составленным или плохо проведенным планом, и особенно опасны «просчеты количественного характера, которые заключаются в составлении непосильных для народного хозяйства планов... такие планы могут проводиться только за счет кредитно-денежной инфляции, довольно быстро нарушающей равновесие частей народного хозяйства». «Если же равновесие нарушено и не восстанавливается, то мера регулирования, стремящаяся к разрешению своего задания в обход рыночного равновесия, не может остаться единственной, а требует все новых мер, из коих последней, завершающей цепь и дающей подлинное решение, но не в направлении к равновесию рынка, а в направлении от равновесия на рынке, является ликвидация рынка и установление в соответствующей области законченного строго планового распределения с полным отказом от требований закона ценности». Юровский опасался, что реакцией на отсутствие равновесия может стать нерыночный принцип «планового распределения» - «в своей законченной форме имеет вид распределения по карточкам» .
Выделив основные виды нарушения равновесия в народном хозяйстве СССР, Юровский остановился на случае, когда цена не выполняет своей функции регулятора спроса и предложения вследствие разноуровневости регулируемых государством оптовых и вольных розничных цен, что порождает недонасыщение рынка, т.е. бестоварье с его оборотной стороной - дороговизной. Изрядное количество товаров, распределяемых по регулируемым государством ценам, «просачивается» на частный рынок. «Арбитраж» между двумя уровнями цен становится специальным занятием для весьма многочисленного класса лиц. «Эта игра на отсутствии равновесия в товарно-денежной системе тем более прибыльна, чем значительнее разрывы в ценах и чем быстрее товарооборот» .
В целом ни идеологу-марксисту Бухарину, ни эмпирику-антимарксисту Юровскому не удалось при формальном признании принципа экономического равновесия убедительно обосновать его реализуемость в планово-рыночном хозяйстве.

Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 9.

Там же. С. 8.

Инициатива плана ГОЭЛРО отразила впечатление Ленина от «плана социалистической перестройки всего народного хозяйства Германии» К. Бал-лода и книги директора МВТУ В.И. Гриневецкого (1865-1919) «Послевоенные перспективы русской промышленности» (1919). Непримиримый противник «социалистических экспериментов», Гриневецкий, тем не менее, подчеркивал значение организационно-технической стороны назревших проблем роста производительных сил России, одновременно считая неизбежным привлечение для ее индустриализации обильного иностранного капитала. Содержавшая целостную программу с тщательными экономико-статистическими расчетами книга Гриневецкого по инициативе Ленина «сделалась настольной» в советских хозорганах (Валентинов Н. Нэп и кризис партии после смерти Ленина. М., 1991. С. 260).

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 101.

Бухарин Н.И. Экономика переходного периода. М., 1920. С. 130-132.

Ленинский сборник XI. 1929. С. 349.

Бухарин Н.И. К вопросу о закономерностях переходного периода // Правда, 1926, 3 июля.

Преображенский Е.А. Основной закон социалистического накопления // Вопросы экономики. 1988. № 9. С. 124.

Юровский Л.Н. К проблеме плана и равновесия в советской хозяйственной системе // Финансовое оздоровление экономики. Опыт нэпа М. 1990. С. 238-240.

Тамже.С.241.

2. «Генетика» и «телеология» в дискуссиях о методах построения хозяйственных планов

В приближении к созданию всеохватывающей системы народнохозяйственного планирования советские экономисты и статистики занялись разработкой балансовых методов. Наивысшим достижением стал опубликованный в 1926 г. «Баланс народного хозяйства Союза СССР за 1923/24 год», составленный под руководством управляющего ЦСУ СССР Павла Ивановича Попова (вместе с ним в разработке участвовали Л.Н. Литошенко, О.А. Квиткин, Н.О. Дубенецкий, Ф.Г. Дубовиков и И.А. Морозова). Народнохозяйственный баланс произвел большое впечатление на 19-летнего выпускника Ленинградского университета Василия Леонтьева, будущего гарвардского профессора и лауреата Нобелевской премии по экономике 1973 г., который писал в методологическом обзоре работы ЦСУ в журнале «Плановое хозяйство» (1925, № 12): «Принципиально новым в этом балансе... является попытка охватить цифрами не только производство, но и распределение общественного продукта, чтобы таким путем получить общую картину всего процесса воспроизводства в форме некоторого tableau economique».
Баланс ЦСУ был опубликован в момент, когда оформились два методологических подхода к построению народнохозяйственных планов - «генетический» и «телеологический». Противопоставление «генетических» (стихийных) и «телеологических» (направляемых) общественных процессов, восходящее к «динамической социологии» американца Лестера Фрэнка Уорда (1843-1905), было введено в теорию планового хозяйства Владимиром Александровичем Базаровым-Рудневым (1874-1939), одним из виднейших экономистов Госплана. «Генетическим» он назвал прогнозный подход, основанный на экстраполяции существующих тенденций экономического развития, «телеологическим» - приоритет целевых заданий-предуказаний, плановых директив. Соединение этих подходов Базаров рассматривал как реализацию единства плана и рынка в практике планирования. Главную задачу плана Базаров определил как «достижение оптимальных результатов с наличным запасом сил и средств» на основе принципа хозрасчета. «В противовес господствующему взгляду можно сказать, что смычка между государственной промышленностью и мелким товарным производителем требует свободного рынка лишь постольку, поскольку сама госпромышленность нуждается в нэпе как основной предпосылке своего нормального существования и развития. Товарный рынок восстановил личную заинтересованность. Товарный рынок и базирующийся на нем «хозяйственный расчет» создают своего рода индивидуальный счетчик, автоматически отмечающий результаты деятельности каждого отдельного предприятия, что, конечно, очень упрощает задачу контроля и самоконтроля». Поэтому «основные элементы нэпа являются в обозримом будущем необходимыми предпосылками всякого действенного планирования и регулирования, и потому именно в интересах самого планового хозяйства, а отнюдь не по соображениям одной только «смычки» с деревней требуют всемерного укрепления и ограждения» .
«Понятно, что поле телеологического конструирования тем сильнее расширяется за счет генетического прогноза, чем полнее охвачена данная отрасль хозяйства непосредственным оперативным воздействием государства». Но поскольку в переходной экономике преобладающей является не регулируемое государством мелкокрестьянское сельское хозяйство, постольку «генетически выверенный план сельскохозяйственной продукции является тем фундаментом, к которому должны быть приноровлены телеологически конструируемые перспективные планы отдельных отраслей промышленности» .
Для того чтобы плановое хозяйство представляло собой «максимально устойчивую систему подвижного равновесия», Базаров считал обязательным соблюдение следующих условий: плавный рост в запроектированных темпах; соразмерность в развитии отдельных отраслей и сторон народнохозяйственного целого; оптимизация размеров накопления во избежание возникновения узких мест. Базаров определял как «телеологический стержень» плана «триединый постулат оптимального сочетания роста производительных сил, повышения благосостояния трудящихся масс и развертывания процессов обобществления» .
Основной руководящей идеей индустриализации СССР Базаров считал достижение возможно большей эффективности при возможно меньших затратах на капитальное строительство. Трудность решения «кардинальной проблемы темпа» состояла в том, что преимущество планового хозяйства в возможности более рационального использования той части народного дохода, которая идет на реконструкцию (норма накопления), должно было быть ограничено рамками меньших размеров этой доли относительно капиталистического хозяйства, поскольку: 1) «как бы мы не старались сжимать потребительский спрос широких масс населения в течение тяжелого переходного периода, мы в этом отношении ни в коем случае не сможем достигнуть норм капиталистического хозяйства»; 2) «аппараты планового управления хозяйством требуют относительно больших издержек» . В этих обстоятельствах требуется эффективное использование частного накопления как внутри страны, так и за границей, а также следование принципу рациональной очередности: начинать индустриализацию с отраслей, производящих предметы потребления и те виды средств производства, потребность в которых уже носит достаточно массовый характер. Считая реальной задачу создания одного или двух импортозамещающих производств в течение 5-7 лет, Базаров рекомендовал в прочих отраслях предпочесть закупку необходимых продуктов за границей или предоставление концессий и предостерегал от «поверхностной индустриальной экспансии» - скороспелого капитального строительства в отраслях, еще не завоевавших себе достаточно широкой базы в СССР» в стремлении к максимально быстрому «экономическому освобождению» страны от иностранной зависимости».
В отличие от В.А. Базарова госплановские работники В.Г. Громан и С. Г. Струмилин отдали приоритет одному из подходов к методологии планирования: первый - «генетике», второй - «телеологии». Председатель Конъюнктурного совета Госплана Владимир Густавович Громан (1873-1932) считал, что в ходе восстановительного процесса советское хозяйство стремится к состоянию равновесия, подчиняясь ряду эмпирических закономерностей, описываемых системой статистических коэффициентов. В годы мировой и гражданской войн сельское хозяйство пострадало меньше, но зато темпы восстановления промышленности были более быстрыми. Общая тенденция - приближение к довоенному соотношению сравнительных размеров сельского хозяйства и промышленности, в ценностном отношении 63 и 37%. На эти «генетически» выведенные цифры Громан предлагал ориентироваться при составлении планов.
С. Г. Струмилин, называвший себя «плановиком-коммунистом» на первое место выдвинул разработку системы количественных параметров, сведенных во внешнесогласованные цифровые ряды плана-директивы, построенного по методу последовательных вариантных приближений. Обоснованные Струмилиным числовые подсчеты перспективной пятилетки на 1926/27-1930/31 гг. вызвали острые «Критические заметки о плане развития народного хозяйства» Н.Д. Кондратьева, который до этого сформулировал в духе «генетического» подхода свои взгляды на методологию и практику планирования в работах «Основы перспективного плана развития сельского и лесного хозяйства» (1924), «План и предвидение» (1927). Кондратьев делал упор на логической структуре плана в связи с тремя основными типами предвидения социально-экономических явлений: 1) предвидение событий иррегулярных; 2) предвидение событий более или менее регулярно повторяющихся, и 3) предвидение общего развития тех или иных социально-экономических тенденций. Рассмотрение возможностей предвидения привело Кондратьева к выводам о нецелесообразности точных и детализированных количественных расчетов перспектив на длительное будущее {«фетишизм цифр»); отметив ошибки в предсказании уровней цен в первых контрольных цифрах Госплана, Кондратьев рекомендовал сместить центр тяжести с цифровых расчетов на обоснование важнейших вероятных и желательных тенденций развития народного хозяйства; в тех областях, где «желательны максимальные достижения», детализировать пятилетние перспективные планы минимально, провести более глубокую грань между ними и годовыми оперативными планами, «в которых дается наиболее конкретная и в максимально возможной степени... количественная характеристика перспектив и мероприятий». В целом «составляемые планы не могут пониматься как строго точная, так сказать, «казенная» директива» .
Обнаружив ряд несообразностей в таблично-стройном плановом проекте Струмилина, Кондратьев увидел неправильный диагноз положения и значения сельского хозяйства, отсутствие согласованности между его развитием (производство, потребление, экспорт) и проектируемой динамикой капиталовложений в промышленности, нарушение принципа бескризисного развития производительных сил. Особую тревогу у Кондратьева вызвало исчисление Струмилиным размеров накоплений и капиталовложений в промышленности, исходя из предпосылки, что для продукции средств производства «рынком является прежде всего сама промышленность», и в отрыве от перспектив развития сельского хозяйства, которые Струмилин полагал предопределенными при наличии плана промышленности.
Кондратьев предупреждал о теоретической спорности и практической опасности такой системы построений, чреватой в ближайшей перспективе либо огромным дефицитом сельскохозяйственных продуктов для потребления их сельским населением, либо превращением СССР в страну, импортирующую продукты питания и сельскохозяйственные товары вообще .
С резким повышением к 1928 г. идеологического градуса экономических дискуссий «телеологический» подход «зашкалил» в апологию «генеральной линии партии» и форсированной индустриализации. На роль проводника «генеральной линии» в плановой работе выдвинулся Струмилин: «Основной задачей в области плана является преодоление несоциалистических элементов нэпа, т.е. преодоление стихии товарно-капиталистического хозяйства» . Эта задача будет разрешена, если «мы сможем диктовать не только оптовые, но и розничные цены как производителю, так и потребителю». Струмилин, чувствуя за своей спиной влиятельную поддержку, поспешил объявить возражения Кондратьева «неонародническими» (в статье «Индустриализация СССР и эпигоны народничества»), а в дискуссии о пятилетнем плане развития народного хозяйства СССР в Ком-академии (1928) особо подчеркнул - против Кондратьева, Базарова и Громана как «независимых ученых, которые хотят диктатуры этого генетического подхода» - телеологический характер плана как «отрезка партийной программы» .
На этот «аргумент» Струмилина и его заявление, что «наука - это служанка партийных установок», В.А. Базаров от имени «генетического направления» ответил саркастическими замечаниями о «сов-пифагорейской теории познания». Но это был последний вызов генетического направления победившему телеологическому, закрепленному в крутом вираже «генеральной линии партии»: «наши планы есть не планы-прогнозы, не планы-догадки, а планы-директивы» .
Поворот И. Сталина к системе чрезвычайных мер, волюнтарист-кого подхлестывания темпов индустриализации и осуществления насильственной сплошной коллективизации с ликвидацией кулачества как класса вызвал протест Н. Бухарина, выступившего в редактируемой им «Правде» со статьей под характерным заглавием «Заметки экономиста» (30 ноября 1928 г.). Бухарин доказывал, что планирование завышенных темпов промышленного роста упрется в «узкие места» возможностей сельского хозяйства и приведет к хозяйственным диспропорциям. Однако в 1929 г. Бухарин и его сторонники в руководстве партии были обвинены в «правом уклоне» и отстранены от «генеральной линии». Установился режим личной власти Сталина, который «разгромил» «антимарксистскую теорию равновесия» и пренебрежительно назвал баланс ЦСУ «игрой в цифири».
Экономисты, «уличенные» в защите рыночных отношений и принципа равновесия, были подвергнуты не только охаиванию, но и полицейским репрессиям. Под личным контролем Сталина ГПУ сфабриковало в 1930 г. процессы якобы действовавших в СССР «Трудовой крестьянской партии» во главе с Кондратьевым и Юровским и «Союзного бюро РСДРП(м)» во главе с Громаном и Базаровым.
Главный сценарист сфабрикованных дел в письмах председателю ОГПУ Менжинскому и своей «правой руке» Молотову давал распоряжения: «провести сквозь строй гг. Кондратьева, Юровского, Чаянова и т.д.», «Кондратьева, Громана и пару-другую мерзавцев нужно обязательно расстрелять» . В это же время в экономических журналах одна за другой шли статьи с изобличениями экономистов-«вредителей» и заявлениями вроде «благо революции - высший закон, и, когда этот закон требует, мы должных идти на нарушение и разрушение равновесия».
После «великого перелома» экономическая мысль СССР была зажата в идеологические тиски.

Базаров В.А. К вопросу о хозяйственном плане // Экономическое обозрение. 1924. №6. С. 11.

Базаров В.А. О методологии построения перспективных планов // Плановое хозяйство. 1926. № 7. С. 10.

Базаров В.А. Принципы построения перспективного плана// Планово.-. хозяйство. 1928. № 2. С.170.

Базаров В.А. О методологии построения перспективных планов. С.12-13.

Кондратьев Н.Д. Проблемы экономической динамики. М., 1989. С. 131-132.

Там же.

О пятилетнем плане развития народного хозяйства СССР. Дискуссия в Коммунистической академии. М.-Л., 1928. С. 29-30, 37.

Там же. С. 78-82.

Сталин И. Соч. Т. 10. С. 327.

Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. М., 1995. С. 188, 194.

Рекомендуемая литература

Бухарин Н.И. Избранные произведения. М., 1988.
Каким быть плану: дискуссии 1920-х годов. Г.М. Кржижановский, С.Г. Струмилин, Н.Д. Кондратьев, В.А. Базаров. Сост. Э.Кориц-кий. Л., 1990.
Коэн С. Бухарин. Политическая биография. М., 1988. Гл. 6-9. НЭП и хозрасчет. М., 1991.
Преображенский Е.А. Основной закон социалистического накопления // Вопросы экономики. 1988. № 9.
Сокольников Г.Я. Финансовая политика Советской власти. Предисл. Ю.Голанда. М., 1994.
Цакунов С.В., Горинов М.М. Ленинская концепция нэпа: истоки и воплощение // Вопросы истории. 1990. № 4.
Юровский Л.Н. К проблеме плана и равновесия в советской хозяйственной системе // Финансовое оздоровление экономики: опыт нэпа. Сост. А.Казьмин. М., 1991.

.