Универсализм в подходе к анализу экономических явлений, интерес к проблеме общественного идеала, социальная направленность экономических исследований, наконец, стремление к новой экономической науке, адекватной этому идеалу, - все это ярчайшим образом проявилось в наследии выдающегося русского религиозного мыслителя, философа и экономиста С.Н. Булгакова .
Не только эти черты роднят Булгакова с Туган-Барановским, общей у них была и увлеченность марксизмом (не случайно обоих принято относить к так называемому легальному марксизму), и достаточно быстрый и естественный отход от марксизма, наконец, оба активно занимались общественной и педагогической деятельностью. Отход Булгакова от марксизма начался, по существу, с его первой крупной работы «Капитализм и земледелие», которая была задумана как подтверждение марксистского тезиса о концентрации производства применительно к сельскому хозяйству. Но она привела автора к противоположному выводу и, более того, побудила поставить под сомнение не только некоторые прогнозы марксизма относительно тенденции социального развития, но и принципы познания, лежащие в основе этих прогнозов. «Ошибка Маркса (имеется в виду тезис о концентрации производства. - Ред.) да послужит нам предостережением. Она объясняется не тем, что ему не хватало ума - ум он имел гениальный, - и не тем, что ему не хватало знаний - он принадлежит к самым ученым экономистам не только своего, но и всех времен, - она объясняется общими социально-философскими воззрениями Маркса, его переоценкой действительных способностей и значения социальной науки, границ социального познания. Он считал возможным мерить и предопределять будущее по прошлому и настоящему, между тем каждая эпоха приносит новые факты и новые силы исторического развития - творчество истории не оскудевает. Поэтому всякий прогноз относительно будущего, основанный на данных настоящего, неизбежно является ошибочным. Строгий ученый берет здесь на себя роль пророка или прорицателя, оставляя твердую почву фактов.
Поэтому что касается предсказаний на будущее, то честное ignoranus мы предпочитаем социальному знахарству или шарлатанству. Завеса будущего непроницаема. Наше нынешнее солнце освещает лишь настоящее, бросая косвенный отблеск на прошлое. Этого достаточно для нас, для нашей жизни, для злобы нашего дня и его интересов. Но мы тщетно вперяем свои взоры в горизонт, за который опускается наше заходящее солнце, зажигая там новую зарю грядущему, неведомому дню» .
Этот выход из собственно экономической области исследования в область философии и гносеологии был началом процесса, который можно назвать поиском основ новой философии экономического знания и который побудил Булгакова обратиться, как и Туган-Барановского, к этике. Но в отличие от последнего это была не этика Канта, а этика христианства. В этом уникальность Булгакова, его особое место в истории отечественной политэкономии.
В 1915 г. в рецензии на «Философию хозяйства» (1912) В. Сперанский писал: «Профессору Сергею Николаевичу Булгакову принадлежит, несомненно, единственное в своем роде место среди русских ученых-экономистов. Далеко не замыкаясь в формальные рамки своей присяжной специальности и не греша в то же время поверхностным дилетантизмом, он стремится к созданию цельного религиозно-экономического миросозерцания. Он хочет открыть человечеству не только новую землю материального благоденствия, но и новое небо радостного религиозного социосозерцания» .
Речь шла о том, чтобы подчинить политическую экономию этическим принципам христианства, что предполагало не только радикальное переосмысление существующих экономических теорий, но и отказ от господствующей экономической философии в целом как системы представлений, стержнем которой является подчиненность всех отношений росту материального богатства. Поэтому он, например, в отличие от М.И. Туган-Барановского не ставил перед собой задачу примирения экономической теории марксизма (трудовой теории стоимости) и маржинализма (теории предельной полезности), а требовал отказа от них как имеющих общую философскую базу - материализм и позитивизм, которая проявлялась в рассмотрении хозяйственной деятельности человека и труда исключительно сквозь призму создаваемых им материальных благ. Именно это обстоятельство оказалось для Булгакова решающим, несмотря на методологические различия между австрийской школой и маржинализмом в целом, базировавшимся на принципе методологического индивидуализма, и марксисткой политэкономией с ее методологическим холизмом и классовым подходом.
Булгаков стремился разработать принципиально новые философские основания политэкономии, предложить, используя термин И. Шумпетера, новое видение, которое отвечало бы христианскому представлению о хозяйстве и хозяйственной деятельности, труде и богатстве. При этом он весьма специфическим образом затронул целый ряд сложных вопросов, которые имеют отношение к современным исканиям в области методологии и философии экономической науки, но предложил неожиданную перспективу рассмотрения как этих проблем, так и проблем современного экономического развития.
Суммируя и огрубляя многоцветную палитру рассуждении Булгакова, можно следующим образом сформулировать его позицию по обозначенным вопросам.
1.Богатство есть условие свободы человека, материальный фундамент проявления его творческих устремлений и одновременно условие материального существования данного общества.
2. Труд является одновременно и актом необходимости, и актом творчества.
3. Трансцедентальным субъектом хозяйственной деятельности является человечество.
Эти весьма абстрактные и далекие как от экономических реалий, так и от привычного способа их анализа тезисы дают новый и необычный ракурс рассмотрения хозяйства и хозяйственных явлений, порой выражающийся в необычной трактовке известных проблем и постановке новых.
Первый из приведенных тезисов предполагает несколько моментов: отсутствие противоположности между материальной и духовной сторонами бытия, положительную оценку роста богатства как способа устранения бедности и освобождения человека от внешней природной несвободы, расширение понятия богатства за счет включения в него требования справедливого распределения.
Идея единства материального и духовного мира, как известно, была сформулирована еще в ходе Реформации и сыграла важную роль в современном хозяйстве, поскольку дала моральное оправдание устремленности человека к лучшему материальному положению. Здесь Булгаков по существу солидаризируется с М. Вебером в оценке значения религии, прежде всего протестантизма, для развития капитализма. Однако оправдание роста богатства он дает в широком этической контексте, обусловливая его рядом ограничений.
Преодоление разрыва между материальной и духовной сферами связано для Булгакова с признанием свободы человека христианской ценностью. При этом он утверждал, что осуществление свободы для отдельного человека невозможно в условии бедности, навязанной обстоятельствами жизни, которые не зависят от человека. В этом случае бедность рассматривается как противостоящая свободе. При таком понимании богатство становится необходимым условием осуществления свободного выбора.
«Рост богатства, - писал Булгаков в «Кратком очерке политэкономии», - увеличивающий силы человека и пробивающий стены отчуждения между человеком и природой, есть только отрицательное условие для духовной жизни человека, он создает для него более широкие возможности духовной жизни, открывает перед ним новые широкие перспективы, но не решает за него, не предопределяет того употребления, которое сделает из них единичный человек и совокупное человечество» .
Таким образом, негативно понимаемой свободе придается позитивный смысл - как потенциальной возможности утверждения и развития человеческого духа. Она рассматривается «как положительная мощь, как растущее обладание богатством и вследствие этого рост потенциальной возможности проявления и самоутверждения человеческого духа...» .
Богатство, трактуемое как условие осуществления свободы и предпосылка реализации духовного потенциала человека, предполагает более широкий ракурс рассмотрения, нежели сведение его к простой сумме материальных благ, которыми владеет человек. В связи с этим Булгаков ставит вопрос о человеке в рамках хозяйственной системы и его взаимодействии с другими людьми. Он указывает по крайней мере на два обстоятельства.
Прежде всего, Булгаков говорит о богатстве не только и не столько в индивидуалистическом, сколько в народнохозяйственном смысле, как о некотором общем условии существования общества.
Понимаемый как освобождение от власти природы, рост народного богатства представляется прогрессом всего общества, а христианское требование свободы от богатства в личной жизни становится способом направить индивидуальные усилия на развитие материальной культуры общества в целом. Таким образом, Булгаков устраняет противоречие между личной заинтересованностью в росте материального благосостояния и благом общества.
Далее Булгаков касается весьма сложной и по-прежнему актуальной, как в области практических решений, так и в рамках теории, проблемы соотношения между богатством и справедливостью или, говоря современным языком, противоречия между экономической эффективностью и справедливостью.
Булгаков преодолевает это противоречие весьма радикальным образом: он определяет рост общественного богатства как такое положение, при котором увеличение массы материальных благ происходит при неувеличении неравенства в их распределении. При таком подходе дилемма, над которой бьется теория благосостояния, вообще исчезает. В некотором смысле подход Булгакова напоминает, вернее, предвосхищает концепцию Ролза (см. гл. 14). Следствием этой концепции применительно к проблеме благосостояния является, как известно, предложение оценивать изменение общественного благосостояния по изменению положения наименее благополучных групп. Другими словами, если рост богатства сопровождается возрастанием степени неравенства, то нельзя считать, что благосостояние общества увеличивается. А это и было требованием Булгакова.
Теперь несколько слов о втором базисном положении политэкономии Булгакова - о труде и его следствии для экономической теории. Булгаков видел в труде одновременно акт творчества и проявление жесткой природной необходимости, при этом индивидуальный акт хозяйственной деятельности он рассматривал как органически связанный с трансцедентальным субъектом хозяйства - человечеством.
Для Булгакова в труде соединились христианская заповедь трудиться и изначальная связь материального и духовного. В этом проявляется глубокий гносеологический смысл труда и хозяйственной деятельности, указывающий на возможность преодоления противоречия между идеализмом и материализмом.
Очевидно, что подобное понимание труда несовместимо с традиционным для экономической науки сведением труда к фактору производства, а человека - к индивиду, решающему задачу оптимального распределения ресурсов. Рассматривая труд как фактор, затраченный в производстве материальных благ, экономическая теория оказывается перед неразрешимой проблемой динамики. Не случайно И. Шумпетер в 1926 г. в поисках внутренней причины развития обращался к творческой деятельности человека, в центр процесса развития поставил предпринимателя-новатора: только человек и его творчество является источником нового .
Булгаков имел в виду не экономического индивида, «экономического человека», а творческую личность. Признав связь хозяйственной деятельности и творчества, он указал на важность духовных, нравственных мотивов в труде, а следовательно, и на необходимость учитывать влияние нравственных мотивов на экономическую жизнь и хозяйственное поведение человека. Сегодня мы находим отзвук этой идеи в работах ряда экономистов и социологов, прежде всего представителей так называемой социальной экономики .
Другим, хотя и связанным с предыдущим, аспектом является идея органической целостности хозяйства, т.е. о том, что не отдельные атоматизированные акты хозяйственной жизни формируют хозяйство, а хозяйство является предпосылкой, условием отдельных актов хозяйствования. Здесь мы вспоминаем историческую школу и подходим к третьему положению Булгакова.
Идея органической целостности хозяйства означает признание его несводимости к простой сумме хозяйственных актов отдельных индивидов. Причем подобное утверждение, по мнению Булгакова, оправдано не только гносеологически, но и генетически. «То, что называется хозяйством в смысле эмпирическом, выражается в множестве раздробленных хозяйственных актов, совершаемых отдельными людьми... В генетическом понятии хозяйства... мы безусловно поднимаемся над этими частными раздробленными актами и рассматриваем их как проявления некоторой единой функции, обладающей известной связанностью, единством иного рода, чем только их алгебраическая сумма. Динамически они представляются нам частичными, отрывочными проявлениями некой единой деятельности, подчиненной в своем развитии своим особым нормам... Мы не усмотрели бы в хозяйстве ( и науке) самого существенного его содержания... если бы не остановили в достаточной мере внимания на целом, выходящем за пределы отдельных актов... хозяйство не только логически, но и фактически, исторически есть prius отдельных актов хозяйства (а наука - наук). Хозяйство должно уже существовать в своих основах, чтобы возможны были эти отдельные акты...»
Что может означать подобная позиция с точки зрения современной науки?
Очевидно, мы можем увидеть здесь, говоря современным языком, аргумент в пользу рассмотрения экономических процессов в рамках институционного подхода, который сегодня получает все большее признание, причем интерес к этому подходу поддерживается и проблемами трансформационной экономики, решение которых не удается найти с помощью традиционных для экономической науки подходов и концепций.
Проблема институтов и их роли неотделима от вопроса об их происхождении и о том, каковы возможности сознательного воздействия на этот процесс и на состояние экономической системы в данный момент. Позиция Булгакова по этому кругу вопросов видна в его рассуждениях об экономической политике и о роли экономической науки в ее определении.
Ракурс рассмотрения этих вопросов у Булгакова определялся его позицией в спорах по поводу существования так называемых объективных законов, которые разгорелись в конце XIX - начале XX в. Как уже отмечалось, в книге «Капитализм и земледелие» Булгаков выступил против марксистских претензий на знание объективных законов развития, неизбежных и неумолимых как законы физики и позволяющих предсказывать историческое развитие, а также разрабатывать так называемую научную социальную политику. В дальнейшем в «Философии хозяйства» он вновь обратился к этой проблеме и подтвердил высказанный ранее тезис, добавив утверждение о том, что общественная наука не обладает и не может обладать надежным знанием исторических перспектив и потому прогнозирование социального развития беспочвенно. Что касается политики, то она, по мнению Булгакова, в значительной степени независима от теории, и из данных научных предпосылок могут быть выведены различные ее направления. Социальная окраска проводимых мероприятий зависит от тех сил, которые считают их желательными и в силу желательности объявляют соответствующую политику единственно научной. Что же в таком случае экономическая наука может предложить практике?
Булгаков полагал, что политэкономия может и должна давать советы, но и политики, и экономисты должны помнить, что на ее рецептах «неизбежно лежит печать субъективности, вольного личного творчества», так как здесь «интерес и страсти влияют больше, чем где бы то ни было, и это одно уже заставляет относиться к ее выводам с особенно недоверчивой осторожностью . В этом он видел основу так называемого «жизненного реализма».
Признавая неизбежность существования многих точек зрения и различного понимания проблем, Булгаков тем не менее высказывал свое мнение. Он видел практический смысл политэкономии в указании путей роста народного богатства как условия духовного развития общества и личности. Социально-экономическую политику, подчиненную этой цели, Булгаков назвал идеализмом.
В области практической политики идеализм Булгакова представлял попытку реализации политического требования свободы личности, подкрепленную расширением вмешательства государства в экономику с целью преодоления хаотической и стихийной организации хозяйства того времени .
Среди практических вопросов, по поводу которых высказывался Булгаков, интерес представляет проблема собственности. Специфика его позиции состояла в сознательном приуменьшении значения вопроса о форме собственности на фоне ожесточенных споров по данному вопросу между представителями различных политических и социально-экономических течений. Он противостоял как марксистам, усматривавшим в частной собственности источник всех зол, так и либералам, полагавшим, что частная собственность обеспечивает и экономическую эффективность, и свободу. Булгаков считал невозможным выносить окончательный приговор существующим социальным институтам, в том числе и частной собственности. Рассматривая ее как исторический институт, «который все время меняется в своих очертаниях, и ни один из образов ее существования не имеет самодовлеющего, преобладающего значения» , он подчеркивал необходимость исторического отношения к собственности и к ее формам, т.е. отношения в зависимости от того, чему она служит в данный момент (имея в виду предложенный им критерий роста общественного богатства).
Соответственно, при определении направления экономической политики Булгаков предлагал исходить не из отношений собственности, а из критерия роста богатства при соблюдении требования неувеличения абсолютной и относительной бедности отдельных членов общества. При таком подходе отношение к проблеме собственности должно формироваться в контексте политики, а не наоборот, политика - в контексте отношения к собственности. Последняя утрачивает свое первостепенное значение, подчиняясь общей цели достижения экономической и социальной свободы человека.
Аналогичную по сути позицию занял Булгаков в отношении вопроса о преимуществах капитализма и социализма. Он, в частности, писал, что «абстрактные категории социализма или капитализма, столь удобные для демагогии, оказываются совершенно неприменимы для углубленного рассмотрения вопроса в свете совести. Но есть высшая ценность, при свете которой и нужно давать сравнительную расценку разных хозяйственных форм. Это есть свобода личности, правовая и хозяйственная. И наилучшей из хозяйственных форм, как бы она ни называлась и какую бы комбинацию капитализма и социализма, частной и общественной собственности она ни представляла, является та, которая наиболее обеспечивает для данного состояния личную свободу как от природной бедности, так и от социальной неволи. Поэтому в своих суждениях о хозяйственных формах и отношении к ним православие исторично. Это есть область релятивизма средств при неизменности цели» .

Сегодня в свете трансформационных процессов, с одной стороны, и поисков гуманистических оснований социально-экономической системы XXI в. - с другой, это высказывание Булгакова воспринимается не только как своеобразная программная и в достаточной степени конкретная политическая установка, но и как указание на безусловные приоритеты, следование которым только и может привести к смягчению существующих социальных и экономических конфликтов. В этом и состоит историческая заслуга Булгакова перед отечественной и мировой общественной мыслью.

Сергей Николаевич Булгаков (1871-1944) родился в Орловской губернии, начальное образование получил в духовной семинарии. Затем порвал с религией, увлекся марксизмом. Окончил Московский университет, защитил магистерскую диссертацию. С 1900 по 1906 г. преподавал в Киевском политехническом институте, активно занимался общественной деятельностью. После революции 1905 г. отошел от марксизма в сторону идеализма и постепенно вернулся к православию. В 1906-1918 гг. преподавал в Московском коммерческом институте, был депутатом II Государственной думы. В 1912 г. защитил докторскую диссертацию («Философия хозяйства»). Свою духовную и философскую эволюцию Булгаков представил в религиозной работе «Свет Невечерний» (1917). Булгаков опубликовал ряд очень важных статей, составивших сборник «Два града» (1911), участвовал в знаменитом сборнике «Вехи» (1909). В 1918 г. Булгаков принял сан священника, уехал в Крым, некоторое время преподавал в Симферопольском университете, а в начале 1923 г. вместе с целой группой русских ученых был выслан из Советской России. Работал в Праге, с 1925 г. - в Париже в Православном богословском институте.

Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 2. СПб., 1900. С. 457-458.

Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М., 1990.

Сперанский B.C. Новая философия государственного хозяйства. Религиозно-экономическое учение проф. С.Н. Булгакова. Пг., 1915. С. 3.

Булгаков С.Н. Краткий очерк политической экономии. М., 1906. С. 7.

Булгаков С.Н. Об экономическом идеале // Новое слово. 1903. № 5.
С.117.

Шумпетер И. Теория экономического развития. М.: Прогресс, 1982.

См., например: Etzioni A. The Moral Dimention: Toward a New Economics. N.Y., 1988; WisskopfW. Alienation and Economics. N.Y., 1971.

Булгаков С.Н. Философия хозяйства. С. 90-91.

Булгаков С.Н. Краткий очерк политической экономии. М., 1906. С.22-23.

Булгаков С.Н. Без плана: «Идеализм» общественные программы // Новый путь. 1904. № 10. С. 269-270.

Булгаков С.Н. Православие. Очерки учения православной церкви. М.: Терра,1991. С. 367.

Там же. С. 367-368.

Рекомендуемая литература

Туган-Барановский М.И. Периодические промышленные кризисы. История английских кризисов. Общая теория кризисов. М.: Наука, РОССПЭН, 1997.
К лучшему будущему Сб. социально-философских произведений; М.: РОССПЭН, 1996.
Кондратьев Н.Д. М.И. Туган-Барановский // Истоки. Вып. 2. М., 1990.
Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М.: Наука, 1991.
Гребнев Л.С. О чем писал М.И. Туган-Барановский //Экономические науки. 1990. № 5.

.

ГЛАВА 25 ФОРМИРОВАНИЕ ДОКТРИНЫ ПЛАНОВОГО ХОЗЯЙСТВА

ОГЛАВЛЕНИЕ

• Марксизм о научно планируемом обществе
• Проект «всеобщей организационной науки»
• Модель «единой фабрики» и ее корректировка

Марксизм о научно планируемом обществе

Плановое хозяйство, опыт построения которого начали захватившие в конце 1917г. власть в России большевики, должно было воплотить идеи К. Маркса и Ф. Энгельса о более высоком, чем капиталистический, коммунистическом способе производства, когда «вместе с всесторонним развитием индивидуумов вырастут, и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком» . Историко-философское и политэкономическое обоснование революционной коммунистической доктрины резюмировал вывод, что «созданные в пределах капиталистического способа производства производительные массовые силы, которые он уже не в состоянии обуздать, только и ждут того, что их возьмет в свое владение организованное для планомерной совместной работы общество, чтобы обеспечить всем членам общества средства к существованию и свободному развитию их способностей, причем во все возрастающей мере» .
В категориях своего формационного подхода Маркс и Энгельс дали общие определения характера производительных сил, подготовленных капиталистическим производством к переходу на более высокий уровень (обобществление труда, крупное машинное производство, электрификация), и ориентиры нового - коммунистического - типа производственных отношений:
«ассоциированный труд, выполняемый добровольно, с готовностью и воодушевлением» - «непосредственно общественный труд», мерой которого является рабочее время, поскольку «общество может просто подсчитать, сколько часов труда заключено в паровой машине, в гектолитре пшеницы последнего урожая, в ста квадратных метрах сукна определенного качества» ;
«прозрачно ясные» отношения в «союзе свободных людей, работающих общими средствами производства и планомерно расходующих свои индивидуальные рабочие силы как одну общественную рабочую силу» ;
общество, «освобожденное от пут капиталистического производства», избавит работника от судьбы «искалеченной экономической разновидности, прикованной к одному участку производства», вырастит «новое поколение всесторонне развитых производителей, которые понимают научные основы всего промышленного производства и каждый из которых изучил на практике целый ряд отраслей производства от начала до конца» ;
«законы их собственных общественных действий, противостоявшие людям до сих пор как чуждые, господствующие над ними законы природы, будут применяться людьми с полным знанием и тем самым будут подчинены их господству» .
При распределении общественного продукта должны быть выделены для обеспечения процесса расширенного производства: 1) фонд возмещения потребленных средств производства; 2) фонд расширения; 3) резервный и страховой фонд. Другая часть совокупного продукта предназначена служить в качестве предметов потребления, за вычетом: 1) общих, не относящихся непосредственно к производству издержек управления; 2) общественных фондов потребления (школы, средства здравоохранения); 3) фондов для нетрудоспособных .
Если использовать терминологию современной неоконсервативной философии и институциональной экономической теории , то в коммунистическом проекте можно выделить три ключевые предпосылки:
1) миф универсального гнозиса - образ прозрачного и пластичного мира, доступного интеллекту и подвластного воле человека;
2) ориентацию на создание структур с изначальной гуманитарной и нерыночной направленностью, игнорирующую (тщетно) оппортунистическое поведениеиндивидов;
3) неограниченный (и неосторожный) оптимизм в том, что касается прогресса «производительных сил» (изобилие ресурсов и продуктов, открываемое прогрессом науки и техники) и пластичности человеческой природы .
Ориентиры будущего послекапиталистического общества были «намыты» в русле утопического социализма XIX в. - радужных идеалов и коммунитарных экспериментов, с одной стороны, «критики политической экономии» - с другой.
Доктринальные основания образов «естественного порядка» буржуазной политической экономии и «совершенного строя» социалистических (коммунистических) проектов могут быть сопоставлены в трех главных антитезах:
разделение труда - перемена труда как форма его превращения в «первую жизненную потребность» и средство всестороннего развития личности;
«невидимая рука» рынка и конкурентной анархии - сознательная планомерная организация общественного производства;
распределение доходов по факторам производства - распределение «каждому по его труду», а затем и «каждому по потребностям».
Идея перемены труда была унаследована марксизмом от полубезумного фантазера Шарля Фурье и практичного фабриканта-филантропа Роберта Оуэна; идея планомерной ассоциации трудящихся и принцип распределения по трудовым заслугам - от Клода Анри Рувруа де Сен-Симона (о «гении и энциклопедическом уме» которого Маркс, по свидетельству Энгельса, отзывался «исключительно с восторгом») и его учеников, которые ввели само слово «социализм».
Фурье и Оуэн предполагали идеальный строй в виде относительно небольших хозяйственных общин, преодолевающих противоположность между городом и деревней, но преимущественно сельскохозяйственных. Воспитание и обучение новых поколений должно было подготовить их к трудовым «сеансам» (Фурье), обеспечивающим привлекательность труда в его разнообразии. Из фурьеризма и оуэнизма возникли общеевропейская практика детских садов и марксистская концепция политехнической школы . Убеждение, что «каждый ребенок с 9-летнего возраста должен часть времени быть занятым производительным трудом, сочетаемым с умственным образованием и гимнастикой», было закреплено в формуле I Интернационала (Базельский Конгресс, 1865) о праве каждого ребенка на «интегральное образование, которое даст ему возможность стать одновременно работником умственного и физического труда». Интегральное, политехническое образование и разнообразие труда были, очевидно, для Маркса и Энгельса предпосылками в утопии превращения труда в «наслаждение», в «первую потребность жизни».
Но марксизм - вслед за сен-симонизмом - представлял коммунистический труд централизованным, ассоциированным в крупных масштабах, созданных машинным производством. Сен-Симон наряду с установлением трехпалатного парламента (палаты изобретений, образования и исполнения - последняя исключительно из богатейших промышленников) проповедовал связующую роль банков в объединении «промышленности всех родов» для достижения цели общенародного интереса. Эту идею после смерти учителя развили в 1828-1829 гг. его последователи. Они выдвинули идею общей банковской системы с трехуровневой иерархией (центральный, территориальные и специализированные отраслевые банки) для согласования потребностей производства и потреблении и решения основных задач научно-промышленного общества: «точной классификации работников», «разумного распределения орудий производства», «правильной оценки сделанного», «справедливого вознаграждения труда» .
В годы наивысшего расцвета сен-симонистской школы (начало 1830-х годов) к ней примыкал Эмиль Перейра, который спустя 20 лет реализовал идею удешевленного общественного промышленного кредита с массовым распространением мелких акций среди населения, создав вместе со своим братом Исааком банк «Креди Мобилье» (1852). Маркс заметил, что братья Перейра внесли «кредитные и банковские грезы» сен-симонистов в практику акционерного дела. Сам Маркс считал, что в банковской системе дана форма общественного счетоводства и распределения средств производства в общественном масштабе; кредит и акционерные общества - переходный пункт к превращению капитала в собственность ассоциированных производителей, «упразднение капиталистической частной собственности на основе самой капиталистической системы» и средство к постепенному развитию в национальном масштабе кооперативных фабрик, которые уже являются прообразом к «положительному упразднению частной собственности» при социализме.
413
В свою очередь Энгельс солидаризовался с формулой Сен-Симо-на о том, что политическое управление людьми должно превратиться в «руководство процессами производства», трактуя ее как «мысль об отмене государства». Государство, по Марксу и Энгельсу, - продукт частной собственности на средства производства и разделения общества на классы, выражение классовой воли господствующих классов. Оно будет постепенно отмирать после обобществления собственности революционной диктатурой пролетариата - государством переходного периода превращения капиталистического общества в коммунистическое.
Однако еще при жизни Энгельса партийные лидеры германской социал-демократии - А. Бебель, К. Каутский и др. - стали широко использовать понятие «Zukunftsstaat» («государство будущего») как политическую цель социал-демократов, реализация которой позволит осуществить необходимые экономические преобразования. В брошюре «На другой день после социалистической революции» (1902) Карл Каутский высказал мнения, что в пролетарском Zukunfts-staat'e найдут завершение тенденции к горизонтальной концентрации фабричного производства (экономия на масштабах) и к государственному попечению о науке, все более и более превращающейся «в бесхлебное ремесло, которым нельзя добывать себе средства к жизни, которому могут посвящать себя только лица, получающие за это содержание у государства». Но при главенстве государственного хозяйства его роль будет второстепенной в торговле, где на первый план выступят потребительские товарищества и общины; в руки коммунальных учреждений перейдут производство предметов потребления и распределение их для удовлетворения местного спроса. При поддержке К. Каутского вышло в 1897 г. сочинение Атлантикуса (псевдоним уроженца Риги Карла Баллода (1864-1931), в 1905-1919 гг. профессора Берлинского ун-та) «Der Zukunftsstaat», излагавшее на примере Германии детальные статистические расчеты рациональной организации социалистическим государством отдельных отраслей сельского хозяйства (от мелиорации до производства сахара и водки) и промышленности (от железоделательной до производства роялей) -при сосредоточении производства главнейших жизненных средств на крупных предприятиях, где легко можно достигнуть общественного контроля, и сохранении частной инициативы в производстве предметов роскоши, жилищном строительстве и издательском деле.
Баллод был первым из социалистов, кто выставил в качестве средства достижения более высокой производительности труда всеобщее распространение разработанной американским инженером Фредериком У. Тейлором системы рационализации трудовых действий и управления предприятием (scientific management). При такой рационализации «достаточно» всеобщей трудовой повинности молодежи в течение 5-6 лет после получения среднего образования (после завершения службы в трудовой армии - пожизненная рента), с отбором после 2 лет особо одаренных для овладения административными, медицинскими, научными, художественными и педагогическими профессиями.
Взгляды Маркса, Энгельса, Каутского и Баллода были главными источниками представлений о плановом хозяйстве для пришедших к власти большевиков. Однако в речи на I Всероссийском съезде советов народного хозяйства (май 1918 г.) В. Ульянов-Ленин заявил, что не знает ни одного сочинения о социалистическом обществе, «где бы указывалось на ту конкретную практическую трудность, которая встанет перед взявшим власть рабочим классом, когда он задастся задачей превратить всю сумму накопленного капитализмом богатейшего исторически неизбежно-необходимого для нас запаса культуры и знаний и техники - превратить все это из орудия капитализма в орудие социализма» .
Вождь большевиков явно лукавил, поскольку уже Э. Бернштейн, ревизуя Маркса, констатировал иллюзорность надежд на то, что управление производством в крупных размерах и в соответствии с новейшими требованиями науки осуществимо руками самих рабочих. Чем обширнее предприятие и сложнее ведение его дел, тем более трудно соблюдение принципа, «чтобы руководитель непосредственно избирался теми, кем он руководит, и зависел от их расположения духа» .
«Недомолвкам» Маркса относительно «высших форм труда» уделил главное внимание в своей книге - первой в России, специально посвященной критике «Капитала», - экономический обозреватель журнала «Вестник Европы» Л.З. Слонимский (1850-1918). «В капиталистическом производстве, по описаниям Маркса, господствует сложная умственная работа, требующая технических и коммерческих знаний, большого практического искусства, находчивости и изобретательности, тогда как значение простой рабочей силы неизбежно понижается вместе с сокращением и упрощением функций мускульного труда в крупной промышленности». Но это противоречит тем выводам, к которым ведут Маркса «фикция кристаллизованного труда как определителя ценности» и «искусственное внесение элемента суровой классовой борьбы», поскольку «представители высших форм труда уже входят в состав буржуазии и тем не менее без их непосредственного участия немыслимо существование и развитие какой бы то ни было отрасли крупного промышленного производства» .

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд,. Т. 19. С. 20.

Там же. Т. 20. С. 150.

Там же. С. 314.

Там же. Т. 23. С. 77-78.

Там же. Т. 20. С. 301.

Там же. С. 288.

Там же. Т. 19. С. 17.

Неоконсерватизм в странах Запада. Ч. 2. М.: ИНИОН АН СССР, 1982. С. 36.

Уильямсон О. Экономические институты капитализма. СПб., 1996. С. 104.

По мнению А. Маршалла, «социалисты решительно отстаивали тезис о совершенстве природы человека».

Англичанина-квакера Джона Беллерса (1654-1725), автора проекта «колледжа промышленности» для воспитания многосторонних - а не «частичных» мануфактурного типа - работников, Маркс в «Капитале» назвал «истинным феноменом в истории политической экономии» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 454).

Изложение учения Сен-Симона. М., 1961. С. 292.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. II. С. 479, 480.

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 382.

Бернштейн Э. Исторический материализм. СПб., 1901. С. 183. Но еще более выпукло проблему конкретных практических трудностей управления обобществленным производством в соответствии с новейшими требованиями науки ставил бывший партийный соратник Ульянова-Ленина А. Богданов.

Слонимский Л.З. Экономическое учение Карла Маркса. СПб., 1898. С.129.