Заговорщикам выкололи их телесные глаза, потому что дьявол затемнил им внутреннее зрение; протащили привязанных к лошадиным хвостам по пыли, потому что они хотели пролить кровь невинных; некоторых бросили в море. Потому что они приготовили верным горькое питье; повешены в воздухе, потому что они отравили воздух зловонием своих намерений; наконец, их сожгли в огне, потому что они собирались погасить огонь верности

Летопись ассрийского царя.

Я — Синахериб, великий царь, могучий царь, царь Ассирии, царь всего света, премудрый, послушный великим богам, любящий справедливость, творящий добро, испепеляющий врагов. Я нанес поражение царю Вавилона. Посреди битвы кинул он свой лагерь, умчался один и спас свою жизнь. В его дворец с ликованием я вошел. Я отворил его сокровищницу. Золотую и серебряную утварь, драгоценные камни, все, что там было, я забрал как добычу. Двести тысяч человек, мужчин и женщин, коней, ослов и верблюдов, крупный и мелкий скот без числа я угнал в Ассирию. Непокорных я оружием побил, трупы их развесил на кольях, которые вокруг города велел поставить. Тридцать четыре города малых я осадил, взыл, разрушил, снес, огнем спалил. Многие павители принесли мне знатные дары и облобызали ноги.

Локк Дж. Трактат.

134. Основной целью вступления людей в общество является стремление мирно и безопасно пользоваться своей собственностью, а основным орудием и средством для этого служат законы, установленные в этом обществе; первым и основным положительным законом всех государств является установление законодательной власти; точно так же первым и основным естественным законом, которому должна подчиняться сама законодательная власть, является сохранение общества и (в той мере, в какой это будет совпадать с общественным благом) каждого члена общества. Эта законодательная власть является не только верховной властью в государстве, но и священной и неизменной в руках тех, кому сообщество однажды ее доверило...

144. Но так как законы, которые создаются один раз и в короткий срок, обладают постоянной и устойчивой силой и нуждаются в непрерывном , исполнении или наблюдении за этим исполнением, то необходимо, чтобы все время существовала власть, которая следила бы за исполнением тех законов, которые созданы и остается в силе. И таким образом, законодательную и исполнительную власть часто надо разделять.

Лютер М. Автобиографические воспоминания.

Поистине я был благочестивым монахом и так строго придерживался уставов моего ордена, что и сказать не могу. Если бы хоть один монах попал на небо за свое монашество, то я тоже там был бы. Это могут за-свидетельствовать все монастырские общины, которые меня знали, так как я, если бы это дальше продолжалось, замучил бы себя насмерть бдением, молитвой, чтением и другой работой.

В Эрфурте я, молодой богослов, напал в библиотеке на книгу, в кото-рой были перечислены и написаны речи Иоанна Гуса; разбирало любо-пытство посмотреть, чему учил этот ересиарх, раз уже его книга не сож-жена и находится в общественной библиотеке. В этих речах я нашел поистине так много, что пришел в ужас: за что сожгли этого человека, который так по-христиански и так убедительно ссылался на Писание. Но так как его имя предано столь ужасному осуждению, что, как я пола-гал, стены почернели бы и солнце потеряло бы свой свет, если бы кто хорошо подумал о Гусе, то я закрыл книгу и ушел со смущенным сердцем...

Лютер М. Из 95 тезисов

Вечному осуждению подвергаются те, кто учит, и те, кто верит, будто бы с помощью индульгенций люди спасаются.

Лютер М. Из воспоминаний.

Поистине я был благочестивым монахом и так строго придерживался уставов моего ордена, что и сказать не могу. Если бы хоть один монах попал на небо за свое монашество, то я тоже там был бы. Это могут засвидетельствовать все монастырские общины, которые меня знали, так как я, если бы это дальше продолжалось, замучил бы себя насмерть бдением, молитвой, чтением и другой работой.

В Эрфурте я, молодой богослов, напал в библиотеке на книгу, в которой были перечислены и написаны речи Иоанна Гуса; разбирало любопытство посмотреть, чему учил этот ересиарх, раз уже его книга не сожжена и находится в общественной библиотеке. В этих речах я нашел поистине так много, что пришел в ужас: за что сожгли этого человека, который так по-христиански и так убедительно ссылался на Писание. Но так как его имя предано столь ужасному осуждению, что, как я полагал, стены почернели бы и солнце потеряло бы свой свет, если бы кто хорошо подумал о Гусе, то я закрыл книгу и ушел со смущенным сердцем...