Романо-германская правовая система не восприняла принципы присущие странам общего права. Страны континентальной Европы такие, как Франция, Германия, Италия, Испания и другие выстроили свои правовые системы на основе римского права.

Французский исследователь Р. Давид отличает зарождение романо-германской правовой системы в XII -ХШ веках от английского права, "где развитие общего права было связано с усилением королевской власти и с существованием сильно централизованных королевских судов. На Европейском континенте ничего подобного не наблюдалось [32].

В культурных центрах усилием университетов преподавалось римское и каноническое право. В последствии в университетах стали преподавать национальное право той страны, где находился университет. Уже с этого времени университетская правовая наука играет большую роль в законотворчестве. Учеными разрабатываются законопроекты на основе изучения и обобщения судебной практики, зарубежного опыта. Поэтому закон является важнейшим источником права романо-германской правовой системы. Тогда как судебная практика подчинена праву, судьи при осуществлении правосудия обязаны руководствоваться законом. Поэтому, чтобы понять как судебная практика (прецедент) развивается и действует в романно - германской правовой семье, на наш взгляд, необходимо наглядно показать страны, данной правовой семьи, где данный источник  функционирует.  

      Так, в правовой системе современной Герма­нии «прецедент» (prajudiz) обычно означает любое предыдущее судебное решение, имеющее какое-либо отношение к рассматриваемому делу. [33] При этом хотя и предполагается, что в данном решении заложен «определенный элемент его обязательности» для других судов, рассматривающих аналогичные де­ла, но вместе с тем в процессе его использования в качестве источника права и применения его понятия в научно-правовых исследованиях нет ничего определенного ни относительно природы, ни относительно характера и юридической силы. Вместе с тем в сфере конституционного права прецеденты, как показывает практика, играют решающую роль. Особый характер этой роли обусловлен главным образом тем, что в соответствии с действующим законодательством федеральному Конституционному Суду приданы такие полномочия, которые позволяют ему принимать решения, имеющие общеобязательный характер. Широкое использование прецедента в конституционном праве Германии отнюдь не означает его полного отсутствия в других отраслях права. Затрагивая данный вопрос, исследователи отмечают, что «в Германии прецеденты имеют важ­ное значение фактически во всех отраслях права, но эта их «важность» весьма различна в каждой отрасли права». В частности, в ряде институтов трудового права они изначально доминировали и играли ведущую роль, а в административном праве их значение было незначительным.[34]

В Испании прецедент обычно понимается как предыдущее судебное решение, которое обязывает суды сле­довать ему при рассмотрении аналогичных дел и принятии всех последующих решений. Такое понимание прецедента весьма близко стоит к классическому представлению о прецеденте, сло­жившемуся в системе общего права. Однако имеет место принципиально важная оговорка, суть которой заключается в том, что в ис­панской правовой системе и «в правовой культуре» этой страны, в отличие от стран общего права, в настоящее время действует, наряду с фактическим и доктринальным признанием прецедента, принцип, многократно подтвержденный Конституционным судом, согласно которому «судья связан статутным правом, а не прецедентом». Поэтому мы наглядно видим, «вторичность» судебного прецедента, как источника права. [35]

В Италии же прецедент, используется, с одной стороны (в широком смысле), в виде «любого предше­ствующего судебного решения, имеющего с опреде­ленной долей вероятности какое-либо отношение к любому, в последующем рассматриваемому делу», а с другой стороны (в узком смысле), в виде «предшествующего судебного решения, имеюще­го отношение лишь к аналогичному ему, в после­дующем рассматриваемому делу». В правовой системе современной Италии исторически сложилось так, что первоначально прецедент, а вместе с ним и все судейское право широко стали внедряться в сферу регулирования общественных отношений, относящихся к предмету гражданского права. В настоящее время фактически уже не существует сколько-нибудь значительного различия между сферами и отраслями правовой системы страны с точки зрения периодичности и важности использования в них прецедентов. Последние играют примерно одинаковую роль в каждой отрасли права и в каждой судебной инстанции итальянской системы.

Кроме того, хочется отметить, что проведя исследования деятельности Верховного Суда Италии, Н. Попов пишет, что судебная практика в Италии, благодаря деятельности Кассационного суда, получила фактический авторитет, по крайней мере, вспомогательного юридического источника. Это в первую очередь касается кассационного прецедента. Поэтому, в сущности, и простое судебное решение, пройдя кассационную фазу, может восприниматься другими судами, стать в процессе правоприменения судебным прецедентом.[36]

В правовой системе Франции «предпочтение» прецеденту отдается преимущественно в административном праве, которое, по свидетельству специалистов данной отрасли права, в основном базируется на прецедентах. Это не означает, разумеется, что в данной отрасли права нет вообще статутов, которые регулируют различные сферы деятельности публичной администрации.   

Данную отрасль права формирует бесчисленное множество императивных норм, содержащихся в огромном количестве существующих статутов. Дело       заключается, однако, в том, что они не образуют системы норм, наподобие той,      которая имеет место в кодифицированных актах, а также не создают каких-либо                   принципов. Правовая доктрина современной Франции исходит из того, что                                      прецедент как таковой – это не что иное, как ранее принятое по сходному случаю или в сходных обстоятельствах с рассматриваемым делом судебное решение. В более уточненном и «развернутом» виде прецедент рассматривается     в одних случаях («в строгом смысле») как «решение более высокой судеб­ной     инстанции по отношению к нижестоящим судам», которое, не имея правового характера и юридически не обязывая их следовать данному решению, выступает, тем не менее, в виде весьма авторитетного и трудно переоценимого по своей значимости фактора, с которым не могут не счи­таться и не учитывать в своей повседневной деятельности все нижестоящие суды. В других случаях прецедент (в «менее строгом смысле») представляется в виде решения любого судебного органа, включая нижестоящие суды, принятого в сходных обстоятельствах и по сходному делу, которое может служить в качестве положительной или, наоборот, отрицательной модели при рассмотрении аналогичных дел .

Если говорить о системамах сканди­навских стран многие исследователи подчеркивают, что «судебные решения, в соответствии со скандинавской правовой традицией, всегда наде­лялись статусом источника права», и обращают особое внимание на то, что судебные прецеденты как вторичные источники права имеют «слабо связующий» характер, что содержание их складывается из «полузаконодательных норм» (semi-legislated norms) и что по своей форме они находятся между писаным (статутным) и неписаным (обычным) правом.[37]

Таким образом, проанализировав положение судебного прецедента в различных странах романно-геманской правовой семьи можно сделать вывод, что среди специфических черт и особенностей прецедента в системе романо-германского права следует назвать его «дифференцированный», своего рода «избирательный» характер применительно к различным отраслям права. В каждой правовой семье как в целом, так и на уровне отдельных составных частей (отдельных отраслей права) прецедент играет далеко не одинаковую роль. В научной литературе верно отмечается, что роль прецедента в одних сферах права весьма существенно отличается от его значимости в других отраслях. Рассуждая о далеко неодинаковой роли прецедента романо-германской правовой семьи в различных отраслях права по сравнению с прецедентом – доминирующим источником англо-саксонского права, М.Н. Марченко замечает, что вопрос о его «внедрении» в ту или иную отрасль права и его значение для каждой отдельной отрасли права в различных правовых системах решается весьма дифференцированно и строго «индивидуально».  

   Кроме того, данный исследователь подчеркивает, что ни в одной из стран романо-германской правовой семьи нет специального закона или подзаконного акта, которые бы официально, формально-юридически определял статус прецедента, его место и роль как фактического источника права, а также устанавливал его юридическую силу. Таким образом, суще­ствует своего рода «юридический баланс» между формальным непризнанием прецедента, с одной стороны, и отсутствием запрета на его неограниченное практическое использование, с другой.

На этом основании, можно полагать, что в романо-германской правовой семье судебная практика (прецедент) хотя и занимает вторичное место после закона, тем не менее, выполняет присущие только ей функции прецедента как источника права.

Кроме того, здесь стоит и упомянуть о эволюции правовой системы, как романо-германской, так и англо-саксонской. Так, И.Ю. Богдановская отмечает, что если "общем праве" возрастает роль законодательства, то в континентальном праве возрастает роль судей, которые развивают, дополняют и даже изменяют писаное право.

На это обратил внимание и  профессор У. Батлер, который отмечает, что в недалеком прошлом было модно подчеркивать различия, которые обнаруживаются между так называемым "общим правом" и "правом континентальным". Обычно это делалось в ущерб исследованию того общего, что на самом деле объединяет обе правовые системы. В частности, нередко основное отличие двух правовых традиций связывалось особой ролью, которую играет судебный прецедент в англо-американском праве. В действительности же за последние полвека правовые нормы и методы англо­-американской и континентальной систем права заметно сближаются. Это находит выражение в том, что английское право все больше "континентуализируется". В то же время в рамках континентальных правовых систем все большее внимание начинают уделять судейской практике".[38]

Если исходить из анализа немногих национальных систем романо-германской правовой семьи, становится очевидным, что в мире усиливаются процессы так называемой конвергенции.

Теория конвергенции" - одна из концепций западного обществоведения, считающая определяющей особенностью современного общественного развития тенденцию к сближению двух социально-политических систем, сглаживанию экономических, политических, идеологических различий между капитализмом и социализмом, их последующему синтезу в некое "смешанное общество.[39]