Для любого обладателя субъективного права, в том числе гражданского (имущественного либо неимущественного), ценность имеет не право само по себе как некая сверхданность, а возможность его реального осуществления. Осуществлением субъективного гражданского права общепринято считать "реализацию управомоченным лицом возможностей, заключенных в содержании данного права"[67].

Таким образом, осуществление гражданских прав тесно связано с их содержанием. Последнее, в свою очередь, вызывает много споров в ученом мире. Все исследователи личных неимущественных прав в качестве обязательного элемента их содержания выделяют присущую обладателю указанного права возможность требовать от иных (обязанных) лиц соответствующего поведения, вытекающего из неприкосновенности нематериального блага, ему принадлежащего. Что касается возможности совершения активных действий самим обладателем определенного нематериального блага, то она, по мнению ряда ученых, отсутствует.

Как уже было отмечено в первой главе работы, данное утверждение не вполне корректно. Любое личное неимущественное право, объектом которого является нематериальное благо, предоставляет субъекту возможность совершения определенных активных действий. Другой вопрос, что действующее гражданское законодательство регулирует эту возможность обладателей личных неимущественных прав на нематериальные благо не в достаточной степени, и это вызывает определенные трудности при осуществлении указанных прав, поскольку оно предопределяется объемом заложенных в праве правомочий.

Упоминание в ст. 150 ГКФ нематериальных благ наряду с личными неимущественными правами может свидетельствовать о так называемом дуализме нематериальных благ и, следовательно, о дуализме личных неимущественных прав, объектом которых они являются. Дуализм нематериальных благ предопределен их природой и проявляется в том, что, с одной стороны, мы имеем дело с благами, присущими человеку от рождения и, как указывается в литературе, не нуждающимися в правовом регламентировании в позитивном смысле, а требующими предоставления их обладателю определенных мер защиты в случае нарушения — это, условно говоря, собственно нематериальные блага по смыслу статьи 150 ГК РФ, а именно: жизнь и здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна; с другой — благами, приобретаемыми субъектом в силу предписания закона — это личные неимущественные права, такие как: право свободного передвижения, выбора места пребывания и жительства, право на имя, право авторства, право на изображение, на индивидуальный облик и проч.

Дуализм личных неимущественных прав, в свою очередь, обусловлен особенностями их объекта и проявляется в содержании указанных прав и, соответственно, в их осуществлении. Напомним, что в содержание личного неимущественного права входят три правомочия субъекта - обладателя нематериального блага: правомочие на совершение собственных активных действий (либо воздержания от таковых); возможность требования от обязанных лиц воздержаться от нарушения личного неимущественного права; возможность использования предусмотренных гражданским законодательством мер защиты нарушенного личного права. Нетрудно заметить, что при достаточной правовой регламентированности второго и третьего элементов содержания любого личного неимущественного права, первый его элемент регламентирован в большей степени у личных прав, объектом которых являются нематериальные блага, приобретаемые гражданами и иными субъектами в силу закона. Так, действующим законодательством достаточно подробно регламентированы действия граждан по реализации права на свободное передвижение, выбор места пребывания и жительства, права на имя, права авторства и проч.

Сказанное, однако, не означает, что содержание личных прав, объектом которых являются нематериальные блага, принадлежащие гражданам от рождения, имеет усеченный состав по причине отсутствия в нем первого элемента, поскольку возможность совершения правообладателем собственных активных действий в данном случае достаточно широка. Однако обозначенный элемент содержания личных прав в каждом из указанных случаев имеет свои особенности, обусловленные опять-таки природой нематериальных благ.

Правовая регламентация возможности совершения собственных активных действий субъектом в рамках любого субъективного права, в том числе личного неимущественного, складывается из двух составляющих:

1) прямого указания на возможность совершения определенных действий;

2) прямого запрета на совершение определенных действий.

Если проанализировать личные неимущественные права, то можно прийти к выводу, что те из них, в качестве объекта которых выступают нематериальные блага, признанные за субъектом законом, регламентированы как первым, так и вторым способом, т.е. наряду с необходимыми запретами на совершение определенных действий достаточно часто действующее законодательство устанавливает возможные варианты позитивного поведения обладателя личного неимущественного права. В результате при осуществлении указанного права субъект имеет четкое представление о нем и о своих возможностях по его осуществлению. Так, обладателю личного неимущественного права на имя, с одной стороны предоставляется достаточно четко регламентированная действующим законодательством (гражданским, семейным, административным) возможность присвоения имени и его перемены, с другой стороны, п.1 ст. 19 ГК РФ, определяя составные части имени человека: личное имя (собственно имя), наименование по отцу (отчество) и наследственное семейное наименование (фамилия), - не предусматривает для гражданина возможности включения в свое официальное имя иных, кроме перечисленных, элементов или, наоборот, исключения одного из них. В достаточной степени регламентированы и права свободного передвижения, выбора места пребывания и жительства, право авторства и другие.

Что касается личных неимущественных прав, объектом которых являются нематериальные блага, принадлежащие гражданину от рождения, то законодатель не находит возможным предложить их обладателю хоть сколько-нибудь типичные варианты собственного активного поведения, предоставляя ему право действовать в своем интересе так, как он того хочет, не нарушая при этом права иных лиц. Таким образом, при осуществлении указанных прав их обладатель связан только общими запретами. Опыт показывает, что такое положение приводит к тому, что большинство из нас, обладая определенными личными неимущественными, не связанными с имуществом, правами, на самом деле не имеют представления о том, как они могут быть реализованы, имея в виду лишь возможность защиты указанных прав в случае их нарушения.

Причина кроется в том, что при регламентации прав на те нематериальные блага, которые принадлежат каждому из нас от рождения, законодатель исходит из постулата «все, что не запрещено законом — разрешено». Однако, думается, что в условиях достаточно сильно развитой коммерциализации общества этого становится недостаточно. Возьмем, к примеру, право на телесную неприкосновенность. Большинство ситуаций, как и отмечалось, по пользованию и распоряжению своим организмом (телом) законом не регулируются, или регулируются в недостаточной степени. Можно ли продавать свое тело, прах, органы или ткани (при жизни или после смерти), правомерно ли суррогатное материнство, возможно ли зачатие и абортирование плода с целью донорства - эти и многие другие вопросы становятся актуальными при осуществлении права на телесную неприкосновенность[68]. Большинство из нас знает, что суррогатное материнство возможно, однако процесс осуществления права суррогатной матери на телесную неприкосновенность остается за рамками закона.

Сторонники невозможности правовой регламентации личных неимущественных прав, принадлежащих гражданам от рождения, оправдывают описанную ситуацию тем, что сфера действия указанных прав настолько личная, что не допускает вмешательства в нее со стороны государства. Вместе с тем, регламентацию указанных прав следует рассматривать не как их ограничение, а как правовой ориентир в осуществлении права, поскольку в данном случае речь идет не только и не столько об установлении запретов, сколько о регламентации возможных действий обладателя права по его осуществлению.

Некоторые авторы связывают осуществление личных неимущественных прав с реализацией их обладателем трех правомочий, характерных для прав имущественного характера, — правомочия по владению, пользованию и распоряжению нематериальным благом[69]. Можно согласиться с тем, что в отношении личных неимущественных прав, не связанных с имущественными, данная терминология условно может быть применима, однако, думается, что ее применение не имеет никакого значения с правовой точки зрения. Если правовое регулирование имущественных прав (вещных и обязательственных) непосредственно опирается на указанные правомочия и без них во многом теряет свой смысл, то оперирование указанными категориями применительно к нематериальным благам и правам на них имеет, лишь теоретический характер. Рассматривать владение как "принадлежность данного объекта конкретному субъекту"[70] бессмысленно, поскольку большинство нематериальных благ принадлежит гражданам в силу самого факта рождения, и даже те из них, которые принадлежат субъектам в силу указания закона, не нуждаются в "юридическом прикреплении" их к носителю, поскольку принадлежат каждому от рождения и, по общему правилу, не могут быть отчуждены ни по собственной воле правообладателя, ни по воле иных лиц. Определяя пользование как "возможность реализации неимущественного блага... по своему желанию и в своих интересах"[71], мы, мягко говоря, допускаем путаницу в таких категориях, как содержание права и принцип его осуществления, поскольку возможность беспрепятственного осуществления любого субъективного гражданского права и неимущественного, в том числе закреплена в качестве одного из основополагающих начал гражданского права в п.1 ст.1 ГК РФ. Что касается третьего правомочия, то, как отмечает М.Н. Малеина, "как правило, субъект личного неимущественного права обладает и каким-либо другим правомочием помимо владения и пользования... Иногда в составе личного неимущественного права содержится правомочие по распоряжению каким-либо нематериальным благом...[72]. Наверное, не имеет смысла говорить о таком правомочии, которое зависит от конкретного вида личного неимущественного права и в принципе не может быть определено.

Думается, что единая модель личного неимущественного права как совокупность определенных правомочий не может быть выведена, поскольку в силу специфики нематериальных благ она не сможет учесть особенностей всех личных неимущественных прав и поэтому не нуждается в конструировании.

До сих пор осуществление личного неимущественного права рассматривалось с точки зрения удовлетворения интереса управомоченного лица. Вместе с тем, как верно отмечает В.П. Грибанов, «во всяком субъективном праве и на любой стадии его существования находит свое выражение сочетание общественных и личных интересов»[73]. И если установление возможности совершения правообладателем конкретных действий, составляющих содержание того или иного субъективного права, направлено на удовлетворение интересов обладателя нематериального блага, то запрет на совершение тех или иных действий при осуществлении определенного личного неимущественного права накладывается с целью охраны общественного интереса. «Как само субъективное право, так и та свобода, которая гарантируется законом в целях реального осуществления права управомоченным лицом,- отмечает В.П. Грибанов,- не могут быть безграничными. Всякое субъективное право, будучи мерой возможного поведения управомоченного лица, имеет определенные границы, как по своему содержанию, так и по характеру его осуществления. Границы эти могут быть большими или меньшими, но они существуют всегда. Границы есть неотъемлемое свойство всякого субъективного права, ибо при отсутствии таких границ право превращается в свою противоположность - в произвол и тем самым перестает вообще быть правом»[74].

Конституция РФ впервые установила универсальный в смысле распространения на законодательную, исполнительную и судебную власть принцип: права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены только федеральным законом и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст.55). Пункт 2 статьи 1 Гражданского кодекса РФ буквально воспроизводит указанную норму Конституции РФ, распространяя ее действие на гражданские права.

Таким образом, возможность и способ законодательного воздействия на субъективное право определяется разрешением вопроса о том, что представляет собой ограничение права. Большинство авторов сходятся в том, что ограничение права - есть сужение его объема. Многие ученые отмечают, что в этом смысле ограничение права следует отличать от установления рамок его юридического содержания[75], однако, несмотря на то, что это имеет немалую практическую значимость, никто не предлагает действенных методик по проведению такого разграничения. Методика представляется более чем простой: когда устанавливается невозможность совершения определенных действий самим правообладателем, речь идет об установлении рамок юридического содержания субъективного права; когда законодателем устанавливается возможность воздействия на чье-либо субъективное право иных лиц, мы имеем дело с ограничением права. Если, как уже было отмечено, ограничение гражданских прав, возможно, только федеральным законом и только в строго определенных случаях, то уточнение их содержания, обозначение границ, с которыми связано осуществление данных прав, может происходить и в иных нормативно-правовых актах, которые, однако, не должны противоречить действующему законодательству.

Как показывает практика, на сегодняшний день не изжиты случаи неправомерного, не основанного на законе, ограничения личных неимущественных прав. Что особенно печально, часто неправомерное ограничение указанных прав встречается в ведомственных нормативных актах МВД России. Так, граждане Сафронов и Ефимов обратились в Верховный Суд РФ с заявлением о признании недействительными п. 13 Инструкции о порядке выдачи, замены, учета и хранения паспортов гражданина Российской Федерации, утвержденной приказом МВД России №605 от 15 сентября 1997 года. Согласно п. 13 данной Инструкции выдача и замена паспортов производится органами внутренних дел по месту жительства граждан. Гражданам, не имеющим места жительства, выдача и замена паспортов производится по месту их пребывания в порядке, установленном пп.36-40 этой инструкции. В соответствии с ч.1 п.36 Инструкции граждане, не имеющие места жительства, в том числе проживающие за пределами РФ, могут обращаться для получения или замены паспортов в паспортно-визовые подразделения органов внутренних дел по месту пребывания. Для получения паспорта указанные лица помимо документов, удостоверяющих личность и подтверждающих другие сведения, необходимые для оформления паспорта, представляют также свидетельство о регистрации по месту пребывания по установленной форме.

Заявитель Сафронов, демобилизовавшись из рядов Вооруженных Сил РФ, 8 февраля 1999 года обратился в паспортный стол ОВД пос. Заря Балашихинского района Московской области, но ему было отказано в выдаче паспорта в связи с отсутствием регистрации, как по месту жительства, так и по месту пребывания.

Заявитель Ефимов, не зарегистрированный по месту жительства и имеющий регистрацию по месту пребывания в г. Железнодорожном Московской области, утратил паспорт в результате совершения у него кражи. В паспортном столе ОВД г. Железнодорожного со ссылкой на оспариваемые нормы в выдаче паспорта ему отказано из-за того, что у него нет регистрации по месту жительства. Поэтому Ефимов не имел возможности приобретать авиа - или железнодорожные билеты, для него созданы препятствия в реализации конституционного права на свободу передвижения. Кроме того, заявитель Ефимов не имел возможности оформить в загсе брак с гражданкой Скобкиной и зарегистрироваться по месту жительства.

Верховный Суд РФ 30 апреля 1999 года заявления Сафронова и Ефимова удовлетворил и признал недействительными п.13 и ч.1 п.36 Инструкции как ограничивающие возможность получения гражданином паспорта без предварительной регистрации по месту жительства или по месту пребывания, указав, что поскольку с получением паспорта гражданина РФ связана возможность реализации целого ряда прав человека и гражданина, в том числе права на свободное перемещение, выбор места пребывания и жительства, выезд за пределы государства и въезд на его территорию, то любое ограничение права на получение паспорта не может рассматриваться иначе, как ограничение прав человека и гражданина на территории Российской Федерации[76].

В юридической литературе часто понятия "ограничение гражданских прав" и "пределы их осуществления" рассматриваются как тождественные[77]. Вполне естественно, что данные понятия тесно связаны друг с другом, однако они не синонимичны. Если, как уже говорилось выше, ограничение права представляет собой сужение его объема, то пределы осуществления субъективных гражданских прав — "это законодательно очерченные границы деятельности управомоченных лиц по реализации возможностей, составляющих содержание данных прав"[78]. Таким образом, данные понятия соотносятся как статика и динамика субъективного права.

Несомненно, что пределы осуществления гражданских и иных прав должны быть обусловлены определенными объективными критериями. Профессор О.С. Иоффе предлагает в качестве такого критерия целевое назначение гражданских прав, отмечая, что "под пределами осуществления гражданских прав нужно понимать пределы, вытекающие из их целевого назначения"[79]. Его позицию поддерживает и М.В. Самойлова[80]. Вместе с тем, как показывает история права, целевое назначение субъективных гражданских прав категория исторически изменчивая, ее объективный характер определяется исторической обусловленностью назначения права, которое выражает определенные социально-экономические условия жизни общества. Гражданское законодательство социалистических стран усматривало назначение субъективных прав в создании материально-технической базы коммунизма и во все более полном удовлетворении материальных и духовных потребностей граждан, поэтому недопустимым считалось осуществление гражданских прав в противоречии с их назначением в социалистическом обществе в период строительства коммунизма. Как отмечает С.Н. Братусь, конкретизация содержания субъективного права в законе "не может исчерпать всех возможных его проявлений, поскольку соответствующая норма права остается общим правилом поведения... критерием определения границ осуществления права является такое осуществление права, которое соответствует его назначению в социалистическом обществе в период строительства коммунизма"[81].

В настоящее время назначение права остается актуальным объективным критерием установления границ (пределов) его осуществления, но видится оно (назначение) несколько в ином — во все более полном удовлетворении потребностей конкретной личности - обладателя того или иного права. Поэтому общим пределом осуществления, относящимся ко всем гражданским правам, является норма ст. 10 Гражданского кодекса РФ, в соответствии с которой не допускаются действия граждан и юридических лиц, ведущие к нарушению прав и интересов других лиц путем:

а) злоупотребления правом с прямым умыслом нанести ущерб интересам других лиц (шикана);

б) злоупотребления правом, хотя и не имеющим такой цели, но объективно причиняющим вред другим лицам;

в) злоупотребления доминирующим положением на рынке и ограничения конкуренции.

Наряду с общими законодатель устанавливает так называемые частные пределы осуществления гражданских прав, адресованные их обладателям. Частные пределы осуществления личных неимущественных прав можно подразделить на два вида:

а) пределы, относящиеся ко всем правам, имеющим в качестве объекта нематериальные блага;

б) пределы осуществления конкретных личных неимущественных, не связанных с имуществом, прав.

К первым относятся пределы, установленные в ст. 150 ГК РФ, например, невозможность отчуждения или иной передачи иным лицам ни по каким основаниям; ко вторым - пределы, установленные иными нормами гражданского права, регулирующими личные неимущественные отношения.

Вопрос о пределах осуществления субъективного права тесно связан с вопросом о злоупотреблении правом. В свое время проблемой злоупотребления субъективными правами занимались М.М. Агарков, С.Н. Братусь, М.И. Бару, В.П. Грибанов, М.В. Самойлова и другие. Подробное рассмотрение данного вопроса находится за рамками настоящей работы и может составлять предмет самостоятельного научного исследования, тем не менее, поскольку злоупотребление правом является основанием для отказа в его защите, считаем необходимым (в связи с дальнейшим ходом изложения) высказаться по вопросу о природе злоупотребления.

В юридической литературе высказываются различные точки зрения в отношении природы злоупотребления правом. Некоторые авторы рассматривают злоупотребление как правомерное явление, не находя оснований для придания ему статуса гражданского правонарушения. Так, М.И. Бару считает, что злоупотребление правом выражает такие существующие в действительности отношения, где управомоченный субъект допускает недозволенное использование своего права, но при этом "всегда внешне опирается на субъективное право"[82].

Другие (и их большинство) - справедливо высказывают противоположную точку зрения, в соответствии с которой "противоправного осуществления права вообще быть не может"[83], а "те действия, которые называют злоупотреблением права, на самом деле совершены за пределами права"[84].

Третьи вслед за В.П. Грибановым отмечают, что "сам термин "злоупотребление правом" в его буквальном понимании означает - употребление права во зло. Уже из этого вытекает, что понятие "злоупотребление правом" может быть использовано лишь тогда, когда управомоченный субъект обладает определенным субъективным правом"[85]. А следовательно, нет оснований говорить о злоупотреблении как простом правонарушении, поскольку, совершая противоправные действия, субъект не опирается на соответствующее право. Вместе с тем, и злоупотребление и типичное правонарушение приводят к одним и тем же последствиям - нарушению прав и интересов иных лиц. Перечисленные выше доводы, по мнению В.П. Грибанова, говорят в пользу того, что "злоупотребление правом есть особый тип гражданского правонарушения, совершаемого управомоченным лицом при осуществлении им принадлежащего ему права, связанный с использованием недозволенных конкретных форм в рамках дозволенного ему законом общего типа поведения"[86].

Как видим, и первая, и вторая, и третья точки зрения вполне обоснованы. Вместе с тем, не трудно заметить, что шикана, с одной стороны, и злоупотребление правом в иной форме, - с другой, - хотя и отнесены законодателем к одной правовой категории, представляют собой явления разного порядка. Действительно, и те, и другие действия приводят к одним и тем же последствиям — негативному воздействию на права и интересы иных лиц, однако указанные последствия являются результатом различного процесса: в первом случае нарушение прав иных лиц происходит в результате совершения правонарушителем действий, противоречащих закону (в широком смысле слова), без каких-либо на то оснований; в последнем - в результате осуществления субъектом принадлежащего ему права с невольным выходом за пределы (границы) его осуществления.

Таким образом, шикана по своим объективным характеристикам более близка традиционному гражданскому правонарушению, чем злоупотребления правом в иной форме[87]. Последние, скорее, занимают промежуточное положение между так называемым правомерным и противоправным поведением, а следовательно, и последствия указанных действий должны характеризоваться большей мягкостью.

Законодатель же предусматривает одинаковые последствия вне зависимости от вида злоупотребления. По общему правилу, установленному п.2 ст. 10 ГК РФ, в случае злоупотребления правом суд» арбитражный суд или третейский суд может отказать лицу в защите принадлежащего ему права. Однако, думается, что отказ в защите права в случае злоупотребления им в иной форме (ненамеренное злоупотребление) не представляется возможным, поскольку отказ в защите права есть ни что иное, как мера гражданско-правовой ответственности, возможность применения которой связана с гражданским правонарушением. Так как собственно правонарушением является только намеренное злоупотребление правом (шикана), то только в этом случае суд должен иметь возможность отказать в защите права. Что касается злоупотребления правом в иной форме, то в этом случае факт правонарушения, на наш взгляд, отсутствует. В том случае, когда лицо осуществлением принадлежащего ему субъективного права, в том числе личного неимущественного, ненамеренно причиняет вред обладателю иного субъективного права, мы имеем дело не с гражданским правонарушением, а с фактом столкновения интересов обладателей различных субъективных прав в результате их правомерного осуществления.

Природа личных неимущественных прав такова, что злоупотребление ими в форме шиканы считается редким явлением. Трудно представить себе ситуацию, в которой обладатель права на жизнь, здоровье, честь, достоинство и прочих прав осуществляет их исключительно с намерением причинить вред другому лицу. Случаи же столкновения интересов обладателей различных нематериальных благ встречаются. Например» судебной практике разных стран известны случаи предъявления исков соседями жилых помещений друг к другу об устранении источников загрязнения или шума, часто основанием для предъявления подобных исков служит злоупотребление личным неимущественным правом ответчиком, в результате которого нарушаются права истцов. Так, городской суд Берлина удовлетворил исковое требование соседей по дому об ограничении времени игры на флейте и саксофоне студента музыкальной школы. Ответчику было предписано заниматься в своей квартире с понедельника по субботу в строго определенные часы. В кассационной жалобе ответчик утверждал, что решение суда недопустимо ограничивает его право на музыкальное образование, которое требует ежедневных многочасовых тренировок. В постановлении Верховного Суда было отмечено, что ответчик, как и другие граждане, обязан соблюдать правила общежития, и что право музыканта на регулярные занятия на инструментах может быть ограничено, если существенно нарушаются права других жильцов на отдых в своих квартирах[88]. Заметим, что суд обоснованно не отказал ответчику в защите права, лишь ограничив его возможность игры на инструменте во времени.

Столкновение интересов обладателей различных нематериальных благ представляет особую проблему. Как справедливо отмечает М.Н. Малеина, "при осуществлении права каждым из управомоченных субъектов может возникнуть коллизия интересов"[89]. На сегодняшний момент законодатель не дает ответа на вопрос — чем должен руководствоваться юрисдикционный орган в том случае, когда осуществление права одного субъекта препятствует, или ограничивает осуществление субъективного права другого субъекта.

Отмечено, что проложить точно определенную грань между свободой пользоваться своим правом и обязанностью уважать право соседа — теоретически нельзя; грань эта в каждом спорном случае должна быть определена судом[90]. Действительно, с математической точностью сделать это невозможно, однако теория вполне может предложить практике (суду) некоторые ориентиры для разрешения данного противоречия. Таким ориентиром в отношении личных неимущественных прав на нематериальные блага может стать предложенная в настоящем исследовании к разработке идея ценностной систематизации нематериальных благ, а именно: в случае коллизии интересов суду следует опираться на следующие положения:

1) при столкновении имущественных и неимущественных прав предпочтение следует отдать нематериальному интересу;

2) при столкновении прав на нематериальные блага различных ценностных групп предпочтение следует отдать личному неимущественному праву на нематериальное благо большей ценности;

3) при столкновении личных неимущественных прав, объектом которых являются нематериальные блага, расположенные в одной ценностной группе, необходимо принять компромиссное решение, подразумевающее учет интересов обладателей обоих конкурирующих прав, учитывая при этом все имеющие значение для разрешения дела обстоятельства.

М.Н. Малеина в коллизионной ситуации предлагает, "не проводя строгой иерархии всех известных субъективных гражданских прав... закрепить в законодательстве в качестве правового принципа положение о том, что субъективные неимущественные права, обеспечивающие физическое и психическое благополучие личности (права на жизнь, здоровье, физическую и психическую неприкосновенность, благоприятную окружающую среду), при их осуществлении имеют приоритет перед другими субъективным правами[91]. Предложенное М.Н. Малеиной решение нельзя признать выходом из сложившейся ситуации по одной причине — оно учитывает интересы обладателей только одной, хотя и, несомненно важной категории прав (нетрудно заметить, что все перечисленные ею права занимают высшую ступень в ценностной системе нематериальных благ). Что касается иных гражданских прав, при их столкновении М.Н. Малеина предлагает ограничивать в разумной степени оба конкурирующих права на усмотрение суда.

Таким образом, все изложенное выше свидетельствует в пользу необходимости внесения изменений в действующее гражданское законодательство в части решения вопроса о злоупотреблении правом. В связи, с чем предлагается статью 10 ГК РФ «Пределы осуществления гражданских прав» изложить в следующей редакции:

1.Не допускаются действия граждан и юридических лиц, осуществляемые исключительно с намерением причинить вред другому лицу (злоупотребление правом).

Не допускается использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребление доминирующим положением на рынке.

2. В случае несоблюдения требований, предусмотренных пунктом 1 настоящей статьи, суд, арбитражный суд или третейский суд может отказать лицу в защите его права.

3. Действия граждан и юридических лиц по осуществлению принадлежащих им гражданских прав, ненамеренно причиняющие вред другим субъектам гражданского права, следует рассматривать как коллизию интересов правообладателей.

Интересы обладателя неимущественного права подлежат преимущественной по сравнению с правами имущественного характера защите.

В тех случаях, когда оба конкурирующих права носят неимущественный либо имущественный характер, суд должен вынести решение, учитывающее интересы обладателей обоих конкурирующих прав, принимая во внимание все имеющие значение для разрешения дела обстоятельства.

4. В случаях, когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно, разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагаются.