Социологический позитивизм

     Узость, неполнота изучения общества позитивистски ориентированной социологией была замечена уже в эпоху её возникновения. Односторонний, рассудочный рационализм Конта встречал осуждение со стороны чутко мыслящих людей, видевших, что далеко не всё в обществе может быть замечено и изучено методами естественных наук. «Социальная физика» – это абсурд, оксюморон. Конечно, есть в обществе нечто совпадающее с природными явлениями – телесные материальные структуры, территория, климат, транспорт, орудия труда, физические тела людей, питание размножение и т. п., но разве это всё, что есть в обществе? Но разве это главное, разве именно и только это и есть общество? Нет ведь. В обществе есть дух, духовность, разум, совесть, вера, красота, свобода, любовь – это ведь тоже есть, и это важнее телесно-материальных сторон и процессов. Этого, важнейшего, позитивиская, контовская социология не замечает. Позитивизм видит только внешне, а внутренним пренебрегает. Обращает внимание только на второстепенное, а важного не видит. Так поступает медик, когда отвлекается от личности, видя в человеке лишь организм. Но социолог – не медик, он обязан видеть в человеке именно человеческое – его дух, совесть, свободу и т. п. Примером внешнего позитивистского определения человека является определение, высказанное когда-то Платоном: «Человек – существо двуногое и без перьев». Оно абсолютно верное, правильное, ведь нет на земле другого двуногого, которое было бы без перьев. Но разве это определение человека? Это лишь эмпирическое описание внешности, тела, организма. Так человека можно определить и в терминах геометрии, как фигуру с очень сложной поверхностью (кстати, у Аристотеля было другое определение человека: «существо политическое по своей природе». Это уже глубокое научное определение).

Претензии к позитивизму в социологии шумно высказывали мыслители иррационалистической и религиозной философии. Наука ведь, как заявлял и сам Конт, изучает только видимое, механическое, а вот познать душу человеческую, сверхматериальную, «метафизическую» жизнь общества она не в состоянии. Наука не всесильна, и её надо дополнить верой, нтуицией, пониманием, толкованием. Философам вторили поэты. Сегодня мы часто слышим цитаты из Тютчева:

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить,

 У ней особенная стать,

В Россию можно только верить.

Или его же, и даже не об обществе, а о природе в целом:

Не то что мните вы, Природа,

Не слепок, не бездушный лик.

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык.

  То есть даже не только в обществе или человеке существует то, что невозможно «измерить» наукой. В самой природе есть душа, любовь, свобода – то, что «неподвластно науке».

   Но Конт и позитивизм здесь и не возражают. Да, соглашаются они, пусть этим занимаются философия, религия, мораль, эстетика, но они ведь – не науки, они – болтовня, предрассудки, эмоции. Есть у людей такой недостаток. Ну что ж, пусть себе тешатся как малые дети. Да и философы, вслед за религией, всерьёз заявляют в этой ситуации: то, что не подвластно науке, осваивает религия. Наука изучает природу, как совокупность закономерностей, но существуют особые сверхприродные сферы и свойства мира, которые не связаны с закономерностью, чудесны, и которые не познаются, но постигаются верой, мистическим опытом, интуицией, озарением и т. п. Социологи изучают законы общества, но «все так называемые законы социологии, – считал, например, русский философ Владимир Соловьев, – не действительные, а мнимые законы», это «научные суеверия, которые отвращают читателей от веры, церкви и власти», все они могут в одночасье рухнуть под озарённым божественной истиной человеческим духом. Пусть себе наука изучают внешнюю, видимостную сторону природы, но самую её сущность можно постичь только в религиозном «опыте».

  Так религия и религиозная философия, справедливо критикуя контовские рассудочно-позитивистский вариант науки, выступают против науки вообще. Если рационалистическая, декартовско-контовская наука не может познать сущность мира, если она сама отказывается от такого познания, значит вся наука должна уступить место религии. Так позитивизм, начав с претензии на вытеснение религии и философии «чистой наукой», сам открывает дорогу религии, и даже, более того, делает религию главной областью духа, а науку – второстепенной.

      Конт, внешне возвысив рационализм, в сущности уронил его. Внешне отвергнув религию, он возвысил её над наукой. Внешне утвердив науку, как основу новой, позитивной эры в жизни человечества, тут же отказал ей в познании сущностных сторон мира и тем самым в способности быть опорой человеку в решении важнейших вопросов бытия в мире. Произошла роковая подмена понятий: и Конт, и его критики приняли конкретный вариант науки и частный уровень рационализма – формальнологическую науку и декартовский рационализм – за науку и рациональность вообще. Схема тут точно такая же, какая наблюдалась в физике в начале XX века. Ньютоновская классическая механика не могла объяснить все явления мира, не могла объяснить новые экспериментальные данные о природе материи, и в результате многие физики были склонны сказать: значит это не познаваемо, значит материя исчезает, и в природе господствуют абсурды и чудеса. Классической физикой материя познана вся, и теперь мы выходим на просторы свободного творчества духа и т. п. Но к счастью, такой вывод сделали не все физики. Некоторые из них выработали новый, более широкий взгляд на мир – теорию относительности, квантовую механику, релятивистскую физику, и представили ньютоновскую физику частным случаем этой последней. И вряд ли сегодня существуют физики, учёные-естественники, не признающие этого скачка в миропонимании. Что же касается философии, то тут картина постыдно противоположная. Позитивистское, контовское отождествление науки вообще с ньютоновской, механической научностью, рассудочного рационализма в качестве высшего уровня рациональности – такое до сих пор признается большим количеством философов. И их даже становится всё больше и больше. Сегодня возрождается, лучше сказать реанимируется религия и вместе с ней активизируются попытки представить науку как неспособную познать сущностные стороны мира. Эти стороны отдаются на откуп интуиции, колдовству, ясновиденью и прочим формам мистики.