Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

 в начале XVII в.

 

Как уже отмечалось, в большинстве исследований, так или иначе затрагивавших проблемы функционирования двора Якова I, акцент делался в основном на исследовании перипетий фракционной борьбы и степени влияния королевских фаворитов на проведение внутренней и внешней политики короны. Неудачи административных и политических реформ практически не связывались с особенностями развития королевской администрации и механизмов, обеспечивавших обладание государственными и придворными должностями. Внутренняя и внешняя политика представлялась подверженной политической конъюнктуре, и поэтому нелогичной и непоследовательной. В последнее время происходит активная переоценка этой категоричности. Она невозможна без комплексного анализа особенностей функционирования королевского двора как ведущего элемента выдвигаемой историками антитезы "Двор" и "Страна".

Поскольку королевский двор являлся тем пространством, где сталкивались различные социально-политические интересы и вырабатывались общегосударственные решения, то анализ собственно придворной политики Якова I и особенностей организации королевского хаусхолда позволит выявить определенную направленность раннестюартовской политики в целом.

Уже при первых Тюдорах королевский двор постепенно стал местом сосредоточения социальной и политической элиты королевства, в состав которой, помимо земельных магнатов и высших государственных чинов, вошли королевские слуги и фавориты. При Стюартах притягательность двора значительно возросла. После долгих лет елизаветинской экономии и сдержанности в расходах, связанными с войной, экономическими трудностями и особенностями стиля правления самой Елизаветы, новый король, судя по его правлению в Шотландии, обещал быть более щедрым к своим новым подданным. Королевский двор наполнился знатью, преуспевающими джентри и амбициозной молодежью, ищущими королевской милости, щедрости и доходных мест. Каждый из претендентов приводил ко двору собственных слуг и клиентов. По выражению М. Сматса, королевский двор стал своего рода микрокосмом королевства, организмом с ярко выраженным центром – в лице монарха, но с неопределенной и постоянно меняющейся периферией[24].

Чем ближе к королю находился придворный, сам или через своих клиентов и покровителей, тем больше он имел шансов завоевать королевское расположение, принимавшее формы делегированных монархом властных полномочий, субсидий, подарков, доходных должностей и привилегий. Исследования Л. Стоуна и Дж. Эйлмера показывают, что королевские пожалования были одним из основных источников доходов английской аристократии[25].

Но в начале XVII в. финансовые и административные возможности короны были весьма ограничены. Количество как действительных, так и почетных должностей было в несколько раз меньше числа желавших их получить. К тому же уже в первые месяцы своего правления Яков I проявил чрезвычайную разборчивость в распределении королевской щедрости, отдавая явное предпочтение шотландцам, пришедшим с ним, и избранным представителям английской знати.

 Стюарт неоднократно высказывал недовольство чрезмерным количеством лиц, находящихся при дворе, о чем свидетельствуют, выпускавшиеся по этому поводу королевские прокламации[26]. Но эти усилия были тщетны. Развивая двор как социально-политический и культурный центр королевства, первые Стюарты своей практикой постоянно создавали условия для роста численности придворных и для увеличения расходов на содержание хаусхолда.

Королевская Палата (King`s Chamber) как высший придворный департамент (Household upper stairs – буквально: Хаусхолд высших ступеней) была призвана регулировать заведенный при дворе порядок и церемониал. Именно она обеспечивала выполнение представительских функций монарха как символа государства и общества.

 Значительная часть слуг Палаты составляла почетное окружение государя. В штат Палаты входили ближайшие и самые преданные слуги короля, которые поддерживали частную жизнь суверена. В силу особой близости к монарху члены Королевской Палаты оказывали влияние на политическую жизнь, активно вмешивались в государственное управление. В периоды своего расцвета высший департамент двора был одним из важнейших органов центрального административно-финансового управления государства. К моменту вступления Якова I Стюарта на трон Департамент Королевской Палаты прошел долгую многовековую эволюцию и имел достаточно сложную внутреннюю структуру.

Значение Королевской Палаты в административно-политической истории Англии чрезвычайно велико. Она была первым центральным органом управления, из которого, по меткому выражению Т. Таута, "gone out"(вышли) почти все административно-финансовые государственные институты[27].

Высший придворный департамент постепенно сформировался вокруг архитектурно-пространственного центра двора — собственно королевской палаты (саmera regis) — как центрального и самого безопасного помещения в резиденции государя. Первоначально в англосаксонский период это была королевская спальня с прилегающим гардеробом. Спальня быта основным местом пребывания короля, куда пускался ограниченный круг лиц, в том числе

самые надежные слуги. В силу этого она вполне естественно стала местом хранения казны, королевских драгоценностей, оружия, документов, книг и церковной утвари.

Слуги, которые содержали, хранили и переносили эти ценности, поддерживали соответствующий порядок в спальне, готовили королевскую постель, пользовались большим доверием суверена и свободным доступом в его апартаменты (bedthegns, burthegns; лат. форма: camerarii, cubicularii). Достаточно рано они стали не просто хранителями, но и, с ведома короля, распорядителями этого имущества. С возрастанием и усложнением финансовых операций, увеличением секретарской работы, ростом самого хаусхолда некоторые из камерариев начали специализироваться на определенном виде деятельности. В качестве ближайших слуг короля они стали важнейшим средством реализации его воли за пределами королевской спальни. Это делало их положение достаточно заметным. Не случайно, некоторые из них выступают в роли свидетелей королевских хартий.

Тем не менее вряд ли можно считать спальню англосаксонских королей сформировавшимся придворным институтом. Англосаксонский двор был единым, нерасчленимым на структурные элементы, целым. Королевских слуг, скорее всего, следует рассматривать не как лиц, входящих в штат отдельных служб двора, а в качестве членов большой королевской семьи, выполнявших свои обязанности на определенном пространстве и по конкретным обстоятельствам.

Процесс внутренней дифференциации двора начался незадолго до нормандского нашествия и был им заметно активизирован. С ростом королевских доходов стало затруднительно хранить государственную казну в спальне государя и постоянно перевозить ее с места на место. При Вильгельме Завоевателе казна (treasury) получила постоянное местоположение в Винчестере и фактически превратилась в центр финансовой системы государства.

Constitutio Domus Regis - один из первых придворных ордонансов, созданный при Стефане Блуа в 1135 г., зафиксировал раздельное существование палаты и казны. Однако они по-прежнему рассматривались как тесно связанные части королевского дома, при этом часто дублировавшие деятельность друг друга[28].

Ордонанс Стефана Блуа, представляющий собой список слуг двора с указанием жалования и дневного содержания, рассматривал палату двора (camera curie) как отделенную службу (ministerium) королевского хаусхолда.

Уже при Генрихе I Королевская Палата состояла из трех подразделений с отдельным штатом: 1) спальня (camera), как внутренние, личные королевские апартаменты, где король ел, спал и т. д., под неусыпным взором Первого камергера (master chamberlain) и 2-3-х камерариев; 2) camera curie - т.е. Палата как финансовая служба, ведающая доходами и расходами всего двора со штатом из 1-2 камерариев, вероятно заместителями первого камергера; 3) казна (treasury), управляемая первоначально двумя камерариями казны (chamberlains of the treasury), а впоследствии независимым казначеем (treasury), равным по своему рангу Первому камергеру палаты[29].

Если первые два подразделения остались в составе двора, то казна выделилась как хранилище драгоценностей, в XII в. она перешла под подчинение Казначейства (Exchequer). С этого момента Казначейство становится первым государственным ведомством, отделившимся от королевского двора. Оно имело собственный штат и напрямую отчитывалось перед королем.[30]

Развитие Казначейства как "публичного", общегосударственного финансового ведомства неизбежно увеличило значение Палаты как "личной" финансовой службы короля, "второго казначейства", постоянно функционировавшего при государе.[31] Являясь частью управленческого аппарата, Палата всегда обладала значительной потенциальной силой. Близость к королю, собственные финансовые ресурсы, наличие компетентного штата делали ее действенным инструментом реализации королевской воли и желаний. Светские слуги, а вскоре и клирики, появившиеся при дворе из-за увеличения объема финансовой отчетности и секретарской работы, являлись доверенными лицами короля. Они часто выполняли различные поручения монарха за приделами хаусхолда.

В повседневной деятельности Королевской Палаты на протяжении XII—XIII вв. постепенно возросла роль священников (clergy). Им были переданы финансовые и секретарские посты. Именно в это время появились первые отчеты департамента (rolls). Сама Палата стала своеобразным "питомником для клерикальных управляющих", как выразился Ч. Краймс, своего рода camera clericorum.[32] Впоследствии за многими должностями двора закрепилось название "клерк" или "секретарь" (Clerk of...). Как правило, они возглавляли соответствующий хозяйственный субдепартамент двора или вели его финансовую отчетность.

В целом, можно говорить о том, что уже при Генрихе II Королевская Палата была “строго организованным институтом, компетентно укомплектованным и всегда готовым расширить свои функции".[33] В конце XII века за ней закрепляется название camera regis.

Значительно большую эффективность в качестве административно-финансового центра Палата приобрела с появлением при Иоанне Безземельном так называемой "малой печати"(small seal). Росту влияния Палаты на систему государственного управления также способствовало прекращение королевских вояжей на континент. В этот период Палата являлась самым расходным институтом короны, поскольку финансировала личные потребности монарха и его военные нужды.

Политико-административной роль департамента Королевской Палаты самым тесным образом зависела от устойчивости королевской власти и личности самого монарха. Поэтому быстрому взлету ее влияния во II пол. XII века соответствовало столь же быстрое падение в н. XIII в. Баронская олигархия и малолетство Генриха III поставили Палату под контроль знати и Казначейства.

Внутренняя структура феодального хаусхолда во многом была определена архитектурной композицией аристократического дома. Королевский хаусхолд отличался от резиденций знати только своими размерами. Палата (Chamber) и холл (Hall) были обязательными архитектурными элементами этого пространства. Господская палата, как правило, находилась на втором этаже (отсюда ее второе название "upstairs", закрепившееся в титулатуре департамента). Хозяин хаусхолда проводил в ней большую часть своего времени в кругу родственников, друзей и ближайших слуг. Палата была меньше по размеру и вход в нее был менее доступен. Часто к Палате примыкала небольшая комната для хранения вещей — уборная (garderobe).

Холл, располагавшийся на первом этаже здания (соответственно –"downstairs"), объединял хозяйственные службы и заполнялся низшими слугами. Иногда холл и палата располагались на одном этаже, тогда в дальнем от палаты служебном конце холла располагались кладовые для вина и провизии.

С ростом потребностей господина, с улучшением домашнего комфорта, увеличением количества слуг развивалась внутренняя архитектурно-пространственная планировка палаты и холла, получая свое институциональное закрепление. Палата достраивается определенным количеством вспомогательных комнат и личных покоев для господина и его семьи. Вокруг холла формируются различные хозяйственные комнаты, кладовые со своим штатом. Палата и Холл являлись своего рода архитектурным фоном для высшего общества от лорда до короля. Каждая часть дома имела ответственного (offiсer).

Ежедневная жизнь аристократа была связана с большой группой присутствующих подле него лиц, которые составляли своего рода корпоративное единство (familia). Глава хаусхолда контролировал их деятельность и использовал как советников. Внутренняя дифференциация королевского хаусхолда проходила также и на социальном уровне. Палата преимущественно заполнялась знатью и рыцарями, а Холл — представителями средних и низших сословий. Тем не менее, и те, и другие по-прежнему составляли единый организм королевского хаусхолда.

В XIII в. из Королевской Палаты в качестве независимого придворного департамента выделился Гардероб (Wardrobe), ответственный за хранение и транспортировку одежды, оружия и других вещей, необходимых для короля и его свиты. К середине XIV в. Гардероб стал ведущим институтом двора, а с укреплением королевской власти и всего государственного управления.

 Первоначально Гардероб был просто местом хранения королевской одежды, архива, ценностей, оружия. В период гражданской войны сер. XIII в. и в ходе захватнических войн в Уэльсе, Шотландии и Ирландии он фактически превратился в военное придворное ведомство. Поскольку военным целям была подчинена финансовая система и управление королевства, то Гардероб постепенно стал административно-финансовым центром всего государства. Он получал прямые выплаты из Казначейства, заведовал снабжением и финансовым обеспечением двора и армии короля во время военных компаний. Штату Гардероба, который состоял в основном из священников, было доверено хранение малой печати и ведение всей секретарской работы для нужд короля.

 Сложившуюся административно-финансовую систему зафиксировал ордонанс Эдуарда I 1279 г. Согласно ордонансу, самое высокое положение среди королевских слуг занимал хранитель Гардероба (Keeper of the Wardrobe), иногда называемый казначеем всего двора (Treasurer of the Household)[34]. Его ближайшими помощниками были разного рода клерки-секретари Гардероба, которые впоследствии составили основу Гофмаршальской конторы двора (см. глава 2.).

 Военные действия требовали постоянного и высокого финансирования, которое стало теперь зависеть от ассигнований парламента. Это обстоятельство усилило контроль над хаусхолдом со стороны Казначейства.

В начале XIV в. серией ордонансов был фактически установлен баронский контроль над королевской администрацией, в частности над Казначейством и Гардеробом. Назначения на высшие должности должны были осуществляться с баронского согласия, устанавливался контроль за использованием малой государственной печати, а все расчеты должны были производиться через Казначейство. С этого момента начинается выделение Государственной Канцелярии, в ведение которой переходит малая печать. Штат Канцелярии, независимый от глав придворных служб, вел переписку от имени короля, составлял разного рода документы, хранил королевский архив . Через него проходили все прошения и петиции, направляемые к королю.

 Таким образом, в XIV веке королевский Гардероб теряет значение ближайшего канала передачи королевской воли среди как государственных, так и придворных институтов. Поскольку он не мог “покинуть двор”, обеспечивая сохранность королевского платья и других жизненно необходимых вещей, то со временем он превратился в рядовой придворный субдепартамент, выполнявший чисто хозяйственные функции. В период активизации военных действий значение Гардероба временно возрастало (например, при Эдуарде III и Генрихе V), но он уже не мог обеспечить возросшие военные потребности монарха. В 1406 г. под давлением палаты общин пост хранителя Гардероба был передан светскому лицу.[35]

 К началу XVII в. Гардероб разделился на несколько независимых друг от друга служб. Большой Гардероб (Great Wardrobe) практически отделился от двора, т.к. он обеспечивал ливреями, парадными одеждами большую часть государственных служащих. В структуру Департамента Королевской Палаты был включен Личный Гардероб короля (Privy Wardrobe of the Robes). Его возглавлял хранитель мантий (Gentleman of the Robes). Кроме секретаря, йомена и нескольких камер-юнкеров в штат входили портные (tailors) и чистильщики (brashers). В состав “верхнего департамента двора” также входил Спальный гардероб (Removing Wardrobe of the Beds), который обеспечивал изготовление, хранение, чистку и стирку белья для королевской постели. Его возглавлял хранитель в звании клерка (Clerk of the Wardrobe). Ему подчинялись заместитель, в ранге йомена, камер-юнкеры, камер-пажи и секретари.

 Одновременно с падением Гардероба начинается возрождение Королевской Палаты. Среди всех придворных департаментов она обладала тем преимуществом, что имела наибольшую близость к королю. Кроме того Палата была единственной придворной службой, находившейся вне финансового контроля Казначейства и административного контроля баронов. Поэтому естественно, что она стала одним из средств укрепления королевской власти.

На короткий период Палата стала мощнейшим финансовым ведомством страны. Она была обеспечена доходами от конфискации земель и имуществ. Ей были переданы так называемые “chamber manors” (палатные маноры). В ее распоряжения поступали крупные суммы от иностранных банкиров. Именно в этот период фактически сформировалась личная королевская казна, так называемый “личный кошелек короля”(privy purse). Она впоследствии обеспечивала известную финансовую независимость монархов, в том числе и Якова I. В то же время Палата постепенно восстановила свои административные функции. Определенную роль в этом сыграло появление тайной печати (secret seal) и второй печати для имущественных дел (griffin). Во время активизации военных действий Палата иногда действовала как военный секретариат (например, при Эдуарде III и Ричарде II).[36]

Финансовое главенство департамента было недолгим. Рост военных расходов и сокращение земельных доходов привели к увеличению субсидий из Казначейства. В 1356 г. все коронные земли были переданы в распоряжение этого ведомства. Позднее тайная печать перешла в распоряжение Департамента малой государственной печати или Канцелярии (Signet office), а пользование второй печатью было прекращено.[37]

 Очередное восстановление Королевской Палаты как общегосударственного административно-финансового органа приходится на время правления первых Тюдоров. В этот период в структуре самой Палаты происходят важные изменения, призванные обеспечить выполнение этой задачи.

 С годами правления Генриха VII связан последний всплеск финансовой активности департамента, которая выходит далеко за придворные рамки.[38] Казначей департамента (Treasurer of the Chamber) стал главным распорядителем почти всех королевских доходов за исключением парламентских субсидий, тем самым, взяв на себя функции Казначейства. Средства поступали, минуя последнее ведомство, прямо в Королевскую Палату. Наконец, была введена система отчетов всех государственных и придворных департаментов перед самим королем и его аудиторами. Ведущую роль в создании новой финансово-фискальной системы играл сам Генрих VII. Он был достаточно деятельным государем, чтобы управлять и контролировать ее работу самостоятельно.[39]

Первоначально главной целью финансовых реформ первого Тюдора было установление прямого, эффективного контроль над доходами от коронных земель. Позднее, в связи с успехом предпринятых мер, система была распространена на другие источники доходов.[40] Казна Палаты стала фундаментом тюдоровской финансовой системы. Поскольку государственные финансы стали зависимы от деятельности и организации хаусхолда, то возникла потребность в его реформе, ввести систему административного и финансового отчета и контроля за придворными департаментами. Но они были проведены только в 1526 г. У. Ричардсон считает, что административно-финансовая деятельность государства в этот период строилась на принципах "хаусхолд-управления", к которым он относит централизацию и личный королевский контроль.[41]

В первые годы правления Генриха VIII эта система получила дальнейшее развитие. Новый король не проявлял особого интереса к управлению финансами государства. Система управления и финансового контроля стала более формализованной и бюрократизированной, особенно при Уолсли. На короткий срок (1520-1530 гг.) казначею Палаты было передано право выплачивать жалование слугам всего двора, которое затем перешло к казначею-кассиру Гофмаршальской конторы (Cofferer). Казначейство теперь лишь хранило отчеты и предоставляло сведения о должниках. Дж. Элтон отмечает, что ни один монарх до Генриха VIII не располагал таким эффективным органом, контролировавшим сбор налогов (около 100.000 ф. в год)[42].

После смерти Уолси ассигнования на содержание Хаусхолда были возвращены в Казначейство. В период кромвелевских реформ и позднее при Марии Тюдор Королевская Палата окончательно уступила роль финансового центра государства Казначейству. Однако многие методы управления, ранее использованные в деятельности Палаты, были сохранены[43].

Не менее, а в перспективе и более важные изменения произошли при первых Тюдорах в структуре самого Департамента Королевской Палаты.

 Начиная с XIV в., Королевская Палата наряду с Королевским Холлом являлась важнейшим подразделением в придворной машине, обслуживающей монарха.

На фоне постепенного падения роли Холла на протяжении XV - XVI вв. Палата приобретает все большее значение как центр двора. Ее структура постепенно усложняется, а штат постоянно растет. Влияние ее высших должностных лиц распространяется на прикрепленные к Палате подразделения. Несмотря на то, что уже в то время в архитектурно-пространственном смысле Королевская Палата представляла собой комплекс отделенных друг от друга комнат, это не отразилось на внутренней организации департамента. Все слуги Палаты имели доступ во все ее части[44].

Развитие внутренней структуры Палаты началось с выделения королевской столовой со своим собственным штатом (Dyneing chamber). Ей стала противопоставляться внутренняя комната (inner chamber). При Генрихе VII, внутреннее строение департамента еще более усложнилось. Палату составляли “Great Chamber” (большой приемный зал), “Second Chamber”(столовая комната) и “Secret Chamber”(спальня и личные апартаменты монарха). Две последние правления Генриха VIII стали именоваться “Present Chamber” и “Privy Chamber”[45]. Каждой из палат отводился собственный штат, действующий на строго отведенной ему территории. Особо ограничивался доступ в королевскую спальню.

Процесс внутреннего разделения Палаты, начатый Генрихом VII (измена Лорда-камергера двора Уильяма Стенли заставила ограничить доступ в личные апартаменты), был продолжен созданием Ближней комнаты при Генрихе VIII (1522) и завершен в начале XVII в. выделением из последней Королевской Спальни (Bedchamber). При Якове I Стюарте Спальня получила статус полуавтономного департамента двора. С выделением личных королевских апартаментов фактически была проведена граница между публичной и частной жизнью монарха. По выражению Д. Старки, эта часть пространства двора была как бы “вырезана из остальной Палаты”[46].

 При Тюдорах двор стал полноценным и единственным социально-политическим центром страны. Вековое противостояние королевского Хаусхолда и дворов провинциальных магнатов было снято. В XVI в. двор стал местом притяжения для социальной элиты и ареной политической борьбы. Эта борьба постепенно эволюционирует от традиционного противостояния королевской власти и провинциальной аристократии к борьбе между группировками знати за влияние и преобладание при дворе. Противоборствующим фракциям стало чрезвычайно важным контролировать придворные структуры. Знать стремилась занять ключевые придворные посты. Вследствие этого статус королевских слуг возрос и приобрел значительный политический вес. Главным образом это касалось назначений Департамента Королевской Палаты, который привлекал лиц более высокого положения, чем Департамент Дворцового хозяйства.

Главой высшего департамента двора являлся Лорд-камергер (Lord Chamberlain). В отечественной литературе к. XIX - н. XX вв. он именовался по аналогии с Российским императорским двором Министром двора.[47] Это была вторая по своему положению придворная должность, а также чрезвычайно важный и влиятельный пост в масштабах всего королевства. Он входил в состав Тайного совета и правительства. Являясь одним из высших слуг короля, глава Королевской Палаты назначался лично монархом, с XVI в. – только из пэров. К XVII в. должность Лорда-камергера прошла долгую и значительную эволюцию.

Одна из особенностей англосаксонской модели двора, в отличие от континентальной, заключалась в том, что не существовало должности главного управляющего королевского дома. Не было при дворах англосаксонских королей и слуги, которого можно бы было рассматривать в качестве старшего в Королевской Палате. Можно говорить лишь о некоторой специализации слуг палаты и прилегающего гардероба (например, среди камерариев - camerarii - выделялись слуги, отвечавшие за хранение королевского гардероба и казны). Среди слуг палаты не было того, кто бы руководил всем ее штатом и чье бы влияние выходило за пределы королевской резиденции. Номинальным управляющим двора и палаты был сам король. В то же время очевидно, что существовала группа слуг, находившихся в подчиненном положении по отношению к упомянутым камерариям[48].

Выделение первого управляющего среди камерариев палаты началось после нормандского завоевания. Нормандский двор строился по модели каролингского двора, где камергер, или камерарий (camerarius), главенствовал над штатом спальников (cubicularii). Должность камергера, скорее всего, была заимствована из церковной практики, где в каждом монастыре и соборе существовали свои управляющие. Они ведали финансовыми и хозяйственными делами, обеспечивали запасы для церковных нужд и передавали распоряжения от имени главы церковного учреждения. Позднее при франкском дворе должность приобрела статус Grand chambrier de France, который держал королевскую палату как фьев.

Трудно сказать, в какой мере модель нормандского двора распространилась в Англии. Большинство исследователей считает, что завоевание не повлекло за собой резких изменений в этом направлении, а “феодальные черты в англо-нормандской курии скорее дополнили, чем заменили административную систему древнеанглийских королей”.[49] Изменения развивались на старой основе. Ядром управления по прежнему оставался королевский хаусхолд, центром которого, была Королевская Палата.

Должности слуг нормандского двора почти не отличались от должностей, которые существовали при дворе Эдуарда Исповедника. Так, в Книге Страшного суда упоминались те же камерарии, которые существовали в предыдущий период. Но в то же время в нормандский период начался процесс служебной дифференциации и разделения полномочий. Постепенно выделилась должность Первого камергера двора (magister camerarius).[50] Вскоре она стала почетной и наследственной. Это отразило общую тенденцию развития высших придворных должностей в этот период.

 Появление почетных эквивалентов придворных должностей было вызвано необходимостью создать должное окружение монарху. Должность magister camerarius totius Angliae была передана графам Оксфордам в середине XII в. и сохранялась за ними на протяжении многих веков. То же самое произошло с должностями Первого Стюарда, Маршала и Констебля двора. Они были закреплены за определенными графскими титулами и носили почти исключительно почетный и церемониальный характер. Их обязанности исполнялись только во время важных государственных церемоний, таких как коронация, и не были сопряжены с какой-либо специфической сферой административной деятельности. Например, Лорд Великий Камергер (Lord Great Chamberlain) прислуживал монарху во время его облачения в день коронации, а также епископам и пэрам во время церемонии возведения в достоинство.

Реальную работу в королевской палате, как и в предыдущий период, продолжали выполнять несколько камергеров, которым подчинялись другие слуги Палаты. Камергеры были, как правило, людьми рыцарского достоинства. За свою службу при дворе они наделялись землей (serganties of land) и получали различные привилегии.

В XIII в. в связи с тем, что придворное и государственное управление сосредоточилось в Гардеробе, Палата отошла на второй план. Ее штат и обязанности слуг почти не рассматривались в придворных ордонансах. Например, о Палате молчит ордонанс 1279 г., подробно описывающий состав и функции Гардероба. В месте с тем в книге Флета (Fleta) говорилось о camera regis как о наиболее достойном из всех департаментов двора, подчеркивалась его тесная связь с королем[51]. Исключительно близкое положение слуг Палаты к королю всегда оставалось их потенциальной силой, которая раскрывалась, как только происходило укрепление королевской власти.

Возвышение Палаты в XIV в. привело к росту ее штата и более строгому разграничению полномочий, обязанностей слуг, к развитию внутренней иерархии департамента. Если при Эдуарде I звание camerarius относилось к любому члену данного департамента, то начиная с Эдуарда II оно применялось только к старшему камергеру Королевской Палаты[52]. Он стал руководителем всех служб Королевской Палаты и главным распорядителем на данной территории дворца. Он мог запретить находиться здесь баронам во время отсутствия короля.

Йоркский ордонанс 1318 г. рассматривает камергера Палаты как третье лицо в придворной иерархии, вслед за стюардом, или гофмаршалом двора, и хранителем Королевского Гардероба. Камергер имел такое же жалование и сопровождение (рыцарь и три оруженосца), как и гофмаршал. С этого же времени он становится одним из постоянных членов королевского совета. Отличие положения старшего камергера Палаты заключалось в том, что на его назначение не требовалось согласие баронов. Он, как и весь штат Палаты, зависел только от короля. Рост его административного и политического влияния, как и восстановление значимости всего департамента, стал ответом королевской власти на подчинение знатью других государственных и придворных институтов (Гардероб, Казначейство, Канцелярия и др.). Позднее с окончательным падением Гардероба и превращением его в рядовой субдепартамент двора административная власть первого королевского камергера (King’s Сhamberlain) распространяется на весь Департамент “высших ступеней”. Службы “высшего” департамента стали ответвлениями Королевской Палаты, ее субдепартаментами (Offices of the King’s Chamber или просто Chamber).

В конце XIV - XV вв. пост первого камергера приобретает все большее политическое значение. Именно через него осуществлялся доступ к королю и поступали петиции на имя монарха. Он часто выступал связующим звеном между королем и парламентом, мог быть членом регентского совета, как например, при малолетстве Ричарда II[53]. Возросшее значение поста отражает тот факт, что с XV в. он все чаще занимается лордами[54], первоначально, как правило, это были личные друзья короля[55]. Высокое положение должности зависело от способности занимавшего ее лица контролировать королевскую казну, доступ в Палату различных персон и прохождение корреспонденции к монарху. С 1429 г., когда был составлен первый официальный порядок следования степеней достоинств и должностей (Order of all States of Warship and Gentry of England), пост королевского камергера давал преимущество занимавшим его лицам среди представителей того же достоинства.

В XVI в. высокий статус управляющего Королевской Палатой закрепляется в титулатуре должности (Лорд-камергер—Lord Chamberlain of the King’s Household). На протяжении XVI в. Лорд-камергер все больше отходит от непосредственного вмешательства в деятельность субдепартаментов Палаты. Происходит определенное ограничение его юрисдикции. При первых Тюдорах из сферы его влияния была выделена “Ближняя комната” (Privy Chamber) или “внутренняя палата”(inner chamber), где были сосредоточены ближайшие слуги короля, подчиненные только монарху. За Лордом-камергером остался контроль над “внешней палатой”, т.е. комплексом остальных служб высшего департамента двора. Это разделение несколько потеряло свое политико-административное значение во время правления Марии и Елизаветы Тюдор, поскольку штат “внутренней палаты” состоял в основном из фрейлин, которые не имели политического влияния.

Попыткой ограничить власть Лорда-камергера стали кромвелевские реформы двора конца 30-х годов XVI в. Т. Кромвель стремился превратить двор в типичный административно-государственный институт, основанный на бюрократических принципах управления, свободных от вмешательства короля и придворных. По мнению Д. Элтона, его целью было ликвидировать зависимость всей административной системы и, как следствие, всегда существующую угрозу ее падения, от личности монарха и характера его окружения[56]. Поэтому Кромвель старался уменьшить влияние Королевской Палаты и ее высших слуг на управление двором в целом. Были существенно сокращены доходы Палаты, из-под ее контроля были выведены доходные суды и коронные земли. В составе департамента большую независимость и вес приобрели секретарские службы во главе с Канцлером, которые постепенно отделяются от двора. Пост Лорда-камергера двора был ликвидирован, а Департамент Королевской Палаты был подчинен Лорду-стюарду, главе хозяйственного департамента двора. Над Палатой был установлен контроль со стороны Гофмаршальской конторы.

Эти преобразования оказались недолговечны. После смерти Кромвеля в 1540 г. прежняя система была восстановлена под давлением высших придворных слуг. Тем не менее, Кромвелю частично удалось ослабить вмешательство придворной элиты в государственное управление.

Действительное значение поста Лорда-камергера возрождается с 1546 г., когда его занял граф Эрандел. В дальнейшем, как правило, на должность назначался один из фаворитов монарха[57]. В основном это были представители влиятельнейших английских фамилий и придворных фракций, например, при Елизавете: Говарды и Хандзоны.

То, какое значение придавалось этому посту, видно из того факта, что Яков I Стюарт на следующий день по прибытию в Теобальдс 3 мая 1603 г., где он принял английский двор и государственное управление в целом, назначил на эту должность Томаса Говарда, впоследствии графа Суффолка. Это было одним из ключевых назначений нового двора, поскольку Лорд-камергер контролировал почти всех слуг, кто нес службу непосредственно в присутствии короля; исключение составляли только слуги Королевской Спальни.

Т. Говард был католиком, сыном герцога Норфолка[58]. Во второй половине елизаветинского правления он сделал карьеру на флоте, став Лордом-адмиралом в 1599 г. В 1601 г. он руководил арестом королевского фаворита, а впоследствии мятежного графа Эссекса. Уже с конца 1602 г. Говард реально руководил Королевской Палатой при лорде Хандзоне, который формально занимал пост Лорда-камергера.

 Говард встретил Якова I в Теобальдсе, где Госсекретарю Сесилу стоило определенных усилий добиться разрешения нового короля передать ему столь важный пост. Т. Говард занимал его с 4 мая 1603 по 10 июня 1614 гг. В первые годы яковитского правления уже в качестве графа Суффолка он был одним из лидеров происпанской и прокатолической фракции Говардов при дворе. Он принял активное участие в переговорах по заключению мира с Испанией в 1604 г. Хотя Суффолк впоследствии и отказался от испанской пенсии, в отличие от многих придворных, но известно, что ее получала его жена[59].

Являясь руководителем Королевской Палаты, Суффолк был членом большого количества правительственных комиссий и комитетов, в том числе по расследованию "Порохового заговора". С 1612 г. он входил в комиссию по осуществлению полномочий поста Лорда-казначея, который он впоследствии занимал с 1614 по 1619 гг. до отставки в связи с обвинениями в коррупции.

В интересах семьи Говардов Суффолк поддержал развод своей дочери с графом Эссексом ради ее брака с шотландским фаворитом Якова I Робертом Карром. Суффолк стал своего рода разменной монетой в отношениях между Яковом I и тюдоровской аристократией в интересах шотландских слуг нового короля. Возглавив Королевскую Палату, он, тем не менее, был лишен возможности вмешиваться в деятельность шотландских слуг Королевской Спальни, а со временем должен был сыграть роль их покровителя при дворе, чтобы затем уступить свое место первому среди придворных шотландцев, тому же Р. Карру.

Р. Карр, граф Сомерсет занимал пост Лорда-камергера Палаты с июля 1614 по 1615 г. Карр в качестве пажа сопровождал Якова Стюарта в Англию, где в связи принятием Яковом I английского придворного стиля потерял место при дворе. Некоторое время Карр находился во Франции, а вернувшись, был принят в свиту ведущего королевского фаворита и советника Джорджа Хоума. В 1607 г. во время турнира Карр обратил на себя внимание короля, упав с лошади и сломав ногу на его глазах, и был включен в Спальню, после чего, собственно, и начался его резкий взлет. Король включил его в состав Королевской Спальни. В 1609 г. Яков I обеспечил Карра землей, конфисковав имение у У. Рэли. В 1611 г. Карр получил титул виконта Рочестера и кавалера Ордена Подвязки, позже был включен в совет. В 1612-1613 гг. Карр являлся действительным Госсекретарем королевства, 1613 г. он стал графом Сомерсетом, и наконец 1614-1615гг. был Лордом-камергером двора (подробнее о его политической роли см. в п.1.2.).

Третьим Лордом-камергером Палаты с 1615 по 1625 гг. был Уилиям Герберт, граф Пемброк, лидер "протестантской" фракции при раннестюартовском дворе. В первую половину правления Якова I Пемброк активно поддерживал политику Госсекретаря Р. Сесила. Он пользовался доверием королевы Анны. Его союз с министром стал возможен благодаря протестантской ориентации последнего в конце его жизни. В 1611 г. Герберт был включен в Совет. Таким образом, ему удалось закрепиться при яковитском дворе, где он встретил сопротивление со стороны клана Говардов.

Один из Говардов Лорд-адмирал, граф Нортгемптон после смерти Сесила злорадствовал, что кроме Пемброка почти "никто не проронил слезы о смерти Сесила"[60]. Пемброк был одним из немногих, кто выдержал до конца траур по министру. Говарды еще при Сесиле видели своих главных оппонентов не в профранцузских шотландцах, а в политическом пуританизме, который олицетворял Пемброк. Пемброк нашел новых союзников в лице архиепископа Эббота, Лорда-канцлера Элесмера и своего старого соперника графа Саутгемптона. Наметившийся было союз Пемброка с королевским фаворитом Р. Карром распался из-за их соперничества за пост Шталмейстера и брака фаворита с леди Эссекс из семьи Говардов. Пемброк рассматривал пост Шталмейстера как возвращение части семейной собственности – ранее пост принадлежал его родственникам Лестеру и Эссексу. Пемброк был весьма прагматичным политиком. Он осознал, что в данный момент(1612-1613 гг.) открытая конфронтация бессмысленна, и отошел на второй план. Это несколько успокоило Якова I и создало видимость согласия при дворе. Король стал подумывать о том, чтобы передать пост Лорда-камергера Пемброку, но его опять обошел Карр. Только после его падения и краха семьи Говардов Пемброк получил долгожданный пост. Это была своеобразная уступка со стороны короля. Яков I никогда особо не покровительствовал ему, но считался с ним и уважал.

Возглавив Королевскую Палату, Пемброк не изменил политические взгляды. Граф попытался восстановить авторитет поста Лорда-камергера, несколько пошатнувшийся в связи совмещением Карром этой должности с членством в Спальне. В частности, он старался ограничить внешнеполитическую активность слуг Спальни посредством восстановления административного контроля над контактами с иностранными послами[61]. Кстати, по свидетельству герцога Ньюкастла, Пемброк сам всю жизнь стремился войти в Спальню[62]. У него возникли трения с герцогом Бэкингемом из-за прав Лорда-камергера на патронаж по отношению к младшим и средним слугам двора, куда стал активно вмешиваться новый фаворит. В последующие годы граф Пемброк вел активную парламентскую деятельность, критикуя Бэкингема и идею испанского брака. В 1621 г. он придерживался умеренной позиции в деле Бэкона и был против лишения его пэрства. Его противостояние с Бэкингемом стало причиной того, что граф отказался открыто поддерживать объявление войны Испании. В последующие годы Пемброк был вынужден примириться с Бэкингемом, а во внешней политике поддержал мир с католической Францией, в интересах своего наследника племянника Филиппа Герберта, который был женат на дочери фаворита.

В качестве главы департамента Лорд-камергер выполнял важные административные и церемониальные обязанности. Он осуществлял общее руководство деятельностью субдепартаментов Палаты и контролировал назначение на многие придворные должности, прежде всего руководителей разного рода служб “высшего” Хаусхолда. Своим авторитетом Лорд-камергер гарантировал права и привилегии королевских слуг. Именно к его авторитету обращался в 1610 г. Лорд-казначей, когда утверждал, что никогда не отрицал право короля откладывать и прощать долги королевских слуг.[63]

В 1604 г. парламентарии сомневались в том, имеют ли они право самостоятельно наказать провинившегося во время церемонии открытия первого стюартовского парламента королевского стражника или это относится к исключительным полномочиям Лорда-камергера. Видимо, было признано последнее, поскольку нижняя палата ограничилась лишь устным внушением незадачливому стражнику[64].

Все приглашения ко двору также проходили через Лорда-камергера. Он заведовал содержанием королевских дворцов. Кроме собственно королевского двора, под его опекой находились дворы королевы и принца. Символами власти Лорда-камергера являлся белый жезл и золотой с драгоценными камнями ключ. Во время церемонии похорон умершего монарха Лорд-камергер ломал жезл над своей головой, это означало прекращение его полномочий. Управляющий Департаментом Королевской Палаты отвечал за устройство особо важных государственных церемоний, таких как коронация, крестины, свадьбы, похороны королевских особ. Он руководил обедами свиты в присутствии монарха, контролировал соблюдение порядка следования среди приглашенных и разбирал возникавшие в связи с этим споры.[65] Во время представления приглашенных королю Лорд-камергер должен был стоять позади монарха и объявлять персону подходящую к трону.

Кроме того, глава Королевской Палаты выполнял ряд представительских и церемониальных функций. Он руководил организацией приема иностранных представителей и гостей и даже мог потребовать от лондонских горожан предоставить им жилье.[66] Лорд-камергер выдавал церемониальным службам двора предписания (orders) на осуществление соответствующих мероприятий по организации приемов иностранных послов и представителей и контролировал порядок следования участников церемоний.

Центральным пространством владений Лорда-камергера при раннестюартовском дворе, получившим церемониальное закрепление, стала Приемная палата. Именно там Лорд-камергер как руководитель Департамента Королевской Палаты встречал иностранных послов или членов королевской семьи во время различных церемоний, когда все слуги хаусхолда располагались в различных местах дворца согласно "их места службы" (office)[67].

Отдельной обязанностью Лорда-камергера был контроль над деятельностью лондонских театров, их лицензирование и цензура спектаклей, для чего под его подчинением находился небольшой штат цензоров.

Естественно, что один человек не мог выполнять такое большое количество обязанностей одновременно, при этом принимая активное участие в политической и придворной жизни. Он перекладывал значительную часть своих обязанностей на подчиненных, оставляя за собой общее руководство департаментом и церемониальные функции.

Ближайшим помощником Лорда-камергера и его заместителем был Вице-камергер (Vice-chamberlain). Он выполнял функции главы департамента в его отсутствие. Вице-камергер считался одним из высших постов при дворе. Наделенный властными полномочиями над другими слугами, он входил в так называемый “белый штат” двора (whitestaves) (по цвету белых жезлов - символов этой власти). Согласно Элтемским ордонансам, Вице-камергер Палаты осуществлял проверки штата Королевской Палаты, чтобы выявлять среди ее слуг тех, кто по болезни, некомпетентности или ввиду отсутствия определенных качеств не должен был служить в высшем департаменте двора[68]. Он также нередко входил в состав Тайного совета. Кроме того, Вице-камергер был хранителем ключей королевского дворца.

Первоначально при Генрихе VII Вице-камергер был также капитаном королевской стражи (Captain of the King’s Guard). Должности были разделены при Елизавете, после чего статус Вице-камергера несколько упал. Когда при дворе находился Лорд-камергер, то формально не было необходимости в присутствии Вице-камергера. Но в случае возможного длительного отсутствия главы Палаты в королевской резиденции, его заместитель должен быть вызван ко двору. Так произошло в 1619 г., когда Лорд-камергер граф Пемброк вместе с другими высшими королевскими слугами был послан Яковом I в Шотландию, а Вице-камергер Джон Дигби прибыл, чтобы "заменить [его] и представлять эту должность"[69].

С 1601 по 1616 гг. пост Вице-камергера двора занимал Джон Стенхоп, близкий друг и сосед по имению Р. Сесила. Госсекретарю стоило больших усилий отстоять за Стенхопом эту должность при формировании нового двора. Яков I считал, что в соответствии с идеей равного представительства англичан и шотландцев во властных структурах пост Вице-камергера должен быть передан шотландцу. В связи с этим на Стенхопа оказывалось очень сильное давление, и он был вынужден реже бывать при дворе. В конце концов, в феврале – марте 1616 г. Стенхоп был вынужден под давлением писем от короля передать пост, но не в пользу шотландца, а Джону Дигби, который был активным сторонником испанского брака принца Карла.[70] К тому времени проблема унии отошла на второй план, а внешняя политика во многом зависела от расклада внутриполитических сил.

Д. Дигби занял пост Вице-камергера по возвращении из Испании в марте 1616 г. До этого он был камергером Ближней Палаты (с 1605 г.) и королевским стольником. В 1606 г. Дигби был посвящен в рыцари. В 1610-е гг. он неоднократно являлся послом в Испании, активно подготавливая "испанский брак", за что в 1618 г. получил баронский титул, а в 1622 г. – титул графа Бристоля. Несмотря на частые отлучки на континент, Дигби успевал активно вмешиваться во внутреннюю политику и в управление двором, в частности, участвовал в распределении придворных постов и организовывал встречи испанских послов с королем[71].

В конце правления Елизаветы и при Якове Стюарте должность Вице-камергера часто совмещалась с постом казначея Королевской Палаты (Treasurer of the Chamber). Он отвечал за расходы департамента, его казну, рассчитывал годовой бюджет Палаты и выплачивал жалование ее слугам. Казначей Королевской Палаты вместе с казначеем-кассиром низшего департамента были главными финансово-ответственным лицами двора. На их имя Казначейство выделяло средства предназначенные для содержания хаусхолда[72].

 В 1618 г. казначеем Палаты был назначен Уилиям Ювидейл (Uvedale). Пост был отделен от должности Вице-камергера в силу частого отсутствия Д. Дигби в зарубежных посольствах и У. Ювидейл стал действительным финансовым управляющим Палаты.

Должность казначея Палаты была введена в первые годы правления Генриха VIII. С момента ее учреждения завершилось создание административно-финансовой системы раннетюдоровского периода. В это время Палата стала центральным финансовым ведомством государства. Ей были переданы доходы от коронных земель и от доходных судов. Но, как уже отмечалось, эта система просуществовало не долго – до реформ государственного управления Т. Кромвеля, когда казначей Палаты был поставлен в зависимость от государственного Казначейства. Он должен был предоставлять туда регулярные отчеты, после чего получал ассигнования на нужды департамента.

Занятие финансово-ответственного поста всегда было сопряжено с риском сокращения собственных доходов и даже разорения[73]. Подобно другим финансовым должностям, казначей Королевской Палаты нес личную ответственность за доходы и расходы своего ведомства, вплоть до покрытия дефицита и долгов бюджета из собственного кармана.

На протяжении всей второй половины XVI в. Королевская Палата постоянно испытывала нехватку средств. Суммы, поступавшие из Казначейства, с трудом покрывали растущие расходы департамента. Большая их часть шла на устройство придворных церемоний и развлечений (маскарады, спектакли, игры, рыцарские турниры), прием иностранных постов и выплату жалования слугам. Последнее иногда даже задерживалась, и часть оплаты некоторых групп слуг департамента была переведена в Счетную Палату низшего департамента.

Расходы еще более возросли с вступлением на престол Якова I Стюарта. Пытаясь преодолеть собственную стесненность в средствах, он выделил часть поступавших в Палату ассигнований в распоряжение своего личного казначея (Keeper of the Privy Purse, буквально — хранитель "личного кошелька"). Личный казначей короля хранил наличные деньги, из которых должен был оплачивать повседневные расходы монарха.

Должность личного королевского казначея была создана Генрихом VII, но до начала XVII в. она объединялась с постом королевского постельничего. При Якове это уже самостоятельная фигура в составе Королевской Спальни. Как правило, пост занимал один из королевских фаворитов. Личный королевский казначей, единственный из всех финансово-ответственных постов двора, не отчитывался ни перед кем, кроме короля. Отчеты о его расходах прекратили поступать в Казначейство именно при первом Стюарте (с 1605 г.), когда пост занимал один из шотландцев— Джордж Хоум[74].

Показательно, что расходы "личного кошелька" короля за первые пять лет правления Якова I возросли в 5 раз по сравнению расходами за тот же срок в последние годы правления Елизаветы. Это один из самых высоких приростов королевских расходов в процентном отношении, сравнимый только с процентом роста содержания всего королевского хаусхолда в целом[75].

В конце правления Елизаветы отмечалась тенденция к сокращению ассигнований на ее личную казну и к переводу ее личных расходов на попечение Казначейства. Их основу составляли обыкновенные бытовые расходы королевы на одежду, седла и т.д. С приходом Якова I эта тенденция была остановлена, и роль "личного королевского кошелька" резко изменилась.

В 1606 г. Хоум оставил пост канцлера государственного Казначейства, после чего поступления из государственного финансового ведомства в распоряжение личного королевского казначея сократились. По подсчетам Н. Кадди, в 1603-1605 гг. в "личный кошелек" короля поступило около 23.000 ф., а в 1605-1611 гг. всего 11.600 ф.[76]. Ф. Дитц оценивает расходы личного казначея за первые полные три года правления Якова Стюарта 1604-1606 гг. в 25.500 ф., а за следующие три года (1607-1611) в 10.750 ф.[77] Казалось бы на лицо явное снижение личных королевских расходов, но эти подсчеты не учитывают экстраординарных поступлений, которые резко возросли. В действительности произошло изменение источников для ассигнований "личного кошелька" короля, потому что Казначейство не могло в должной мере обеспечить непостоянные по своей природе и чрезвычайные по своему объему потребности короля. Произошло своеобразное перераспределение финансовой ответственности между Казначейством и личным казначеем Якова I.

Главное место в расходах личного казначея заняло не обеспечение материальных потребностей короля, что перешло в руки Казначейства и казначея Королевской Палаты, а распределение денежных наград, подарков, пожалований в пользу ближайших королевских слуг Якова I. "Личный кошелек" превратился в своего рода финансовую службу двора для обеспечения важных услуг и неотложных дел в интересах короля.[78] Значительное количество средств поступало в обход Казначейства. Например, в июле 1614 г. 5.400 ф. поступило от новых барристеров (serjeants-at-law) в качестве должностных вступительных взносов, а в 1619 г. — 6.000 ф. от лондонского Сити за подтверждение хартий. При этом большинство поступлений в "личный кошелек" не предназначалось для общественного ознакомления. Дополнительно часть сумм для личных королевских расходов выделялась из Большого Королевского Гардероба, которым одно время также руководил шотландский фаворит Якова I и камергер Спальни Джеймс Хей (Hay)[79], а в 1620-е гг. значительные средства поступали через Бэкингема от продажи титулов и должностей.

Хранитель личного кошелька Д. Хоум проявлял высокую политическую и административную активность на других постах, через него Яков I фактически осуществлял управление Шотландией, что вызывало необходимость в частых отъездах фаворита из Англии. Поэтому практическое ведение расходов и поступлений "личного кошелька" с 1606 г. находилось в руках заместителя и слуги Хоума Роберта Джосси.[80] Джосси вел бухгалтерию и выдавал средства из личной королевской казны до 1611 г. Джосси как камер-юнкер, или грум, входил в состав Королевской Спальни, помимо того, он являлся грумом Малого или Личного Королевского Гардероба, т.е. принимал участие в церемонии облачения монарха.

С 1611 г. "личный кошелек" Якова I был снова передан непосредственно в руки одного из ведущих шотландских королевских слуг Джона Марри (Murray)[81]. Он сохранил его до конца яковитского правления. Марри, позднее шотландский граф Аннандейл, занимал одно из ключевых мест в системе патрон-клиентных и политических отношений раннестюартовского двора. Его влиятельное положение было подтверждено повышением в 1622 г. с должности камер-юнкера до поста камергера Королевской Спальни. В последние годы жизни Якова I к Марри перешел контроль за печатью в виде королевской подписи (подробнее см. п. 2).

Значение должности личного королевского казначея подчеркивалось тем фактом, что он входил в состав Королевской Спальни, которая при Якове стала независимой от остальной Палаты. В нее входили только самые приближенные к монарху слуги.

Именно Королевская Спальня (Bedchamber) стала социально-политическим и пространственным центром раннестюартовскогo двора, ведущей придворной службой с момента восшествия на престол Якова I.

Процесс выделения Спальни как отдельного субдепартамента Королевской Палаты начался при Генрихе VIII с введением ограничения на доступ в опочивальню короля и выделением Ближней палаты. При Марии Тюдор, а затем при Елизавете этот процесс был приостановлен, поскольку весь штат личных апартаментов был заполнен фрейлинами и служанками. “Ближняя”, или Рабочая комната, потеряла на время былое политическое и административное значение. Политическое влияние елизаветинских фаворитов зависело скорее от личного расположения королевы, чем от занимаемого места в придворной структуре.

Яков I восстановил эту связь. Новый король, что немаловажно – шотландец, стремился окружить себя преданными людьми, поставить их на ключевые посты. Не сумев поставить под контроль центральный государственный аппарат (ключевые посты остались за елизаветинскими кланами), Яков I добился определенных успехов в реорганизации двора. Во-первых, он сохранил свое шотландское окружение. Во-вторых, им были предприняты определенные меры по изменению структуры двора, которое имели важные политические последствия.

К числу подобных преобразований относится выделение Королевской Спальни. Слуги Спальни взяли на себя всю заботу о повседневной деятельности монарха. Они составили его постоянное окружение. Спальня была предметом личной юрисдикции короля. Яков I сам определял численность и персональный состав ее штата, который лишь формально оставался подчинен Лорду-камергеру.

Новая Спальня стала смесью английской и шотландской практики. При Тюдорах доступ к монарху был строго ограничен даже для членов Ближней комнаты. Среди них безусловной привилегией обладал Обер-камергер Спальни (Groom of the Stole, в “женский” период правления - Lady of the Bedchamber). Только он имел свободный доступ в королевскую спальню. При Елизавете штат Ближней комнаты делился на тех, кто имел право входить в королевские покои и тех, кому это было запрещено. В Шотландии, в отличие от английского двора, доступ к королю был более открытым. Все слуги Королевской Палаты (Chamber), которая одновременно была спальней монарха, имели такую возможность. Еще более открытым был доступ в рабочий Кабинет (Cabinet), где работал Яков и в Приемный зал (Presence Chamber), где проходили придворные обеды и приемы.[82]

Шотландский двор был построен по французской модели: совпадал порядок расположения комнат, их название, номенклатура должностей. Дворец не был разделен на “внутренние” и “внешние” комнаты, внутренний и внешний придворный круг. Отсутствовала должность Обер-камергера Королевской Спальни, которая в английской системе обладала определенной автономией от юрисдикции Лорда-камергера Палаты.

Прибыв в Англию, Яков I принял английскую модель, но наполнил ее новым (франко-шотландским) содержанием. Внутреннее разделение Королевской Палаты было сохранено, более того развито с выделением Спальни. Первые годы правления ее штат бал ограничен. В нее входили только шотландцы политически и лично преданные королю. Этим Яков I пытался ограничить влияние английской аристократии и старого двора. В то же время его придворная политика была более открытой, по сравнению с елизаветинской. Ограничив доступ в Спальню, Яков сам достаточно часто покидал ее пределы, чтобы принять участие в очередном придворном празднестве или ином действии. Более того, отношение короля к своему окружению было гораздо более близким, чем у его предшественников. Постепенно штат спальни значительно вырос (с 18 слуг в начале правления до 30 — в конце), и, в основном, за счет англичан. Таким образом, выделение Спальни как обособленного внутри Королевской Палаты субдепартамента, своего рода дистрикта (“district”), сочеталось с большей открытостью нового монарха перед своими подданными, которая, наряду с его ни с чем не сравнимой щедростью, была призвана помочь завоевать симпатии английской аристократии.

К сожалению, не сохранилось ордонансов, регулировавших организацию церемониала и порядок в Королевской Спальне при Якове I, но современные исследователи считают, что основные принципы и особенности ее функционирования с достаточной степенью достоверности возможно восстановить на основе позднестюартовских ордонансов Карла II 1661 г.[83] Созданные с целью реставрировать структуру королевского двора и придворный церемониал, позднестюартовские ордонансы основаны на яковитской практике. Естественно, что применение их положений к описанию Спальни первого Стюарта возможно только при подтверждении конкретно-историческим материалом из источников первой половины XVII в.

Слуги Спальни взяли на себя всю заботу о повседневной деятельности монарха. Яков I сам определял ее штат, который первоначально был весьма ограничен: 4 камергера-спальника (Gentlemen of the Bedchamber), 6 камер-юнкеров (Groom of the Bedchamber), 6 камер-пажей (Page of the Bedchamber).

Подчинение слуг Спальни Лорду-камергеру двора стало формальным. Слуги Спальни составляли ближайшее окружение монарха. Они участвовали в облачении короля, готовили королевскую постель, сопровождали суверена во время торжественных церемоний и загородных прогулок. Члены Спальни всегда были деятельными участниками королевских охот и иного рода забав и развлечений.

Формально Королевскую Спальню возглавил герцог Леннокс (Людовик Стюарт), двоюродный брат Якова I, получив звание Первого Нобльмена Спальни ( First Nobleman of the Bedchamber ). Он пользовался большим доверием короля. В Шотландии Леннокс одновременно возглавлял Совет, Королевскую Палату и Спальню. После вступления Якова Стюарта на английский престол Леннокс стал Президентом английского Совета и контролировал политику в Шотландии. Он участвовал в нескольких посольствах на континент, придерживаясь традиционной для шотландцев профранцузской ориентации. Яков I рассматривал его в качестве лидера социальной иерархии всего королевства и вершины административной лестницы двора. В 1615 г. Леннокс получил высшую придворную должность Лорда-стюарда, а в 1623 г. – титул герцога Ричмонда, сохранив тем самым первенство над Бэкингемом, отношения с которым к тому времени резко обострились.

Действительным руководителем Спальни являлся Обер-камергер двора ( First Gentleman of the Bedchamber ), или Постельничий (Groom of the Stole). Формально это следующая по своему статусу должность после Вице-камергера, но в действительности она имела гораздо более высокое значение. По одной из версий, название должности произошло от королевской мантии (stole), которую монарх надевал по особо торжественным случаям и за которую Обер-камергер нес ответственность. По другой и более реальной – от называния королевской ночной вазы (stoole—стул, стульчак), за обслуживание которой также отвечал Постельничий. Последняя обязанность делала его самым интимным слугой короля, что создавало основу для его влияния.

Постельничий был ближайшим слугой короля и, одновременно, старшим среди всех камергеров двора. Поэтому он руководил штатом камергеров-спальников субдепартамента, но в то же время выполнял ряд чисто лакейских обязанностей. Он должен был прислуживать монарху, куда бы тот ни направлялся, и где бы он ни находился. Каждое утро Постельничий совершал ритуальное облачение короля, помогал одевать нижнюю одежду и руководил гардеробщиками, которые одевали верхнее платье, а также наблюдал за качеством королевского белья. Только Обер-камергер сопровождал государя в его карете во время поездок. Как первый слуга короля он имел право проживать в ближайшей к королевской спальне комнате, а по указанию своего господина – спать на тюфяке в ногах королевской постели. Кроме того, он прислуживал королю во время обеда, стоя за его спиной. Именно Постельничий представлял тех монарху тех, кто получил право на личную аудиенцию в Спальне, и, естественно, почти всегда сам мог устроить подобную встречу. Через Обер-камергера проходила значительная доля документов и прошений на подпись к королю. В силу такой особой близости к монарху Обер-камергер обладал значительной автономией от Лорда-камергера.

Выделение Постельничего как руководителя личной прислуги происходит в конце правления Генриха VII, когда только ему вместе с одним из камер-пажей было разрешено прислуживать королю в “Secret Chamber”[84]. С этого же момента вплоть до Якова I Постельничий хранил “личный кошелек” короля. Превращение “Ближней комнаты" в отдельный субдепартамент при Генрихе VIII повысило статус Постельничего до уровня Обер-камергера двора (Chief Gentleman of the Privy Chamber). Однако, несмотря на особую близость к монарху, он никогда не был равен по статусу Лорду-камергеру или Лорду-стюарду. Хотя Постельничий часто выполнял конфиденциальные миссии вне двора, его административные полномочия никогда не выходили за границы “внутренней палаты” при Тюдорах, и Спальни — при первых Стюартах. Местом столкновения полномочий Обер-камергера и Лорда-камергера всегда были покои короля.

Среди слуг Спальни существовало определенное распределение обязанностей.

Камергеры-спальники выполняли в основном представительские и церемониальные функции, составляя постоянную свиту короля. Они были помощниками Обер-камергера, замещали его. Камергеры попеременно дежурили в Спальне короля, обязательно сопровождали его во время поездок, участвовали в церемониальном облачении государя. Когда король обедал в Спальне камергеры выполняли функции стольников. Обычно они назначались из знатной молодежи рыцарского достоинства. Они занимали более привилегированное положение по сравнению с другими слугами Спальни как друзья и компаньоны Якова I, получившие посты за прежние заслуги и (или) ввиду высокого социального положения среди шотландской знати.

Камер-юнкеры ( Grooms of the Bedchamber ) во время дежурства готовили королевскую постель, следили за сохранностью и качеством постельного белья. Они помогали одеть нижнее белье как подготовительный этап для более торжественного облачения проводимого Обер-камергером и спальниками. Ночью двое из них должны были спать на тюфяке в соседней с королевской спальней комнате (withdrawing chamber), иногда даже в одной постели. Как и камергеры они имели право представлять королю явившихся на аудиенцию лиц и подавать ему на подпись петиции и прошения. Камер-юнкеры сопровождали при дворе знатных персон во время проведения здесь торжественных церемоний, театральных представлений, балов и маскарадов в знак королевского расположения к гостю и подтверждения его высокого достоинства.

Этимология слова грум ("groom"), которым обозначали лиц второго ранга в большинстве придворных структур, сложна. Первоначально, скорее всего, оно обозначало молодого человека, юношу (сравнимо с фр. garcon, с которым они рассматривались как синонимы), находящегося в услужении. Видимо, одной из основных обязанностей этих молодых людей являлось ухаживание за лошадьми, отсюда современное значение: "грум"—"конюший", которое вытеснило первоначальное.

Поскольку в средние века королевский двор был странствующим, то имущество большинства придворных служб требовало транспортировки вслед за королем. Поэтому фактически каждый субдепартамент двора имел собственных лошадей, о которых заботились один или несколько грумов. Штат Королевской Конюшни также на половину состоял из грумов. В системе должностей и рангов королевского и любого другого аристократического двора XVI-XVII веков, грумы постепенно заняли вторую ступень вслед за джентльменами. Интересно, что "грум" отличается от других придворных званий (джентльменов, эсквайров, йоменов) тем, что он не имел социального эквивалента. Возможно это указывает на промежуточный, своего рода "юношеский" характер занимаемой должности.

Первоначально в процессе становления социальной иерархии Англии раннего нового времени, должности грумов занимали сыновья знати и джентри. Повзрослев, они получали более высокие посты при дворе или в государственных структурах, наследовали своих отцов. Со временем, когда при Тюдорах придворная иерархия постепенно стабилизировалась, должность грума приобрела самостоятельный статус, а возраст для ее занятия, как и для должности пажа перестал, иметь какое-либо значение. Решающими факторами стали степень близости к монарху и принадлежность к определенной придворной структуре.

Грумы и пажи Палаты, особенно Спальни, занимали исключительное положение среди лиц тех же званий других департаментов и субдепартаментов двора. Грумы конца XVI - начала XVII веков стояли гораздо ближе к почетным званиям камергеров и камер-юнкеров императорских и царских дворов Нового времени, чем к средневековым гарсонам и конюшим. Они лишь обозначали вторую ступень в иерархии большинства придворных департаментов. Это подтверждает перевод шотландских валетов (varlets), которые также занимали вторую ступень в иерархии структур шотландского и французских дворов, в английских грумов при формировании раннестюартовского двора (о персональном составе камергеров и камер-юнкеров и их политической роли см. ниже п.1.2).

Камер-пажи выполняли в основном хозяйственные обязанности, прибирая и обслуживая королевскую опочивальню, поддерживая в ней порядок. Они разводили и поддерживали огонь в спальне. Один из них был ответственен за стирку постельного белья. Кроме того, они готовили постель для Обер-камергера и камергеров, спавших в спальне короля или по близости с ней. Камер-пажи в качестве королевской свиты также участвовали в церемониях и празднествах, сопровождая членов королевской семьи и знатных дам.

При этом камер-пажи – это не обязательно юноши, некоторые из них служили королю по 10-15 лет и больше. Например, Джон Карс (Carse или Kerse) служил камер-пажом в 1603-1616 гг., при том, что еще в 1591 г. он упоминается как один из слуг Королевской Палаты Якова в Шотландии.[85] Статус камер-пажа был менее престижен, чем других членов Спальни, поэтому на должности назначались обычно выходцы из незнатных шотландских и английских семей.

Обычно насчитывалось 5-6 пажей. Помимо Джона Карса, которого в декабре 1617 г. заменил Александр Стивенсон (Stephenson), ими были шотландцы Дэвид Рамзи (1603-1625 гг., он одновременно являлся камергером принца Карла и королевским часовым мастером), Уолтер Тоддерик (Todderick), Роберт Карр и Уилиям Рамзи, а также англичане Ричард Грин, Бевис Телуалл (Telwell,- ранее торговавший шелком и бархатом[86]).

В 1604 г. на короткий срок к ним присоединился Патрик Молл, поднявшийся позже до камер-юнкера. Еще позже пажом присягнул Александр Фостер.

Статус пажей Спальни был несколько двусмысленным. С одной стороны они выполняли обязанности обыкновенной прислуги. Ими могли быть обыкновенные личные слуги высших придворных (Адам Хилл, один из пажей ок. 1617 г. был ранее парикмахером графа Монтгомери[87]). С другой стороны, в силу своей близости к монарху, они рассматривались как важные персоны. Когда 1617 г. Александр Фостер получил юрисдикцию бейлифа в Гламорганшире, король и Совет обратились к местному шерифу с письменным предписанием обеспечить выполнение этого пожалования, поскольку "этот джентльмен, являлся настолько близким слугой его величества, одним из пажей Спальни, что (он) достоин пользоваться преимуществом (behefit) от королевского расположения...как и любой другой"[88].

По своим функциям пажи все таки были ближе к придворной прислуге, чем к собственно придворным. За исключением Патрика Молла никому из пажей в последующие годы не удалось продвинуться на пост камер-юнкера. Характерен разрыв в жаловании между слугами Спальни: в 1605-1606 гг. камергеры получали 200 ф. в год, камер-юнкеры 100 ф., а пажи только 13 ф. 6 шл. 8 п., т. е. почти меньше всех из слуг Королевской Палаты и меньше руководителей хозяйственных служб.[89] Только близость к монарху и право свободного доступа в Спальню не давали пажам опуститься до положения рядовых слуг. Многие из пажей получали продвижение на должности клерков, грумов в Большой и Малые Королевские Гардеробы, что подтверждает их функциональную связь с этими службами и оценку как своеобразных экспертов в вопросах королевского облачения.

Таким образом, штат Королевской Спальни нес основную тяжесть забот по повседневному обслуживанию короля и составлял его ближайшее окружение и постоянную свиту. Королевские спальники одновременно являлись и слугами, и друзьями, и охранниками, и фаворитами государя. В н. XVII в. им удалось отодвинуть на второй план членов других субдепартаментов Королевской Палаты, стать новой основой государственного режима.

Особенно упало значение субдепартамента Рабочей или “Ближней” комнаты (Privy Chamber), который в тюдоровский период был ведущей структурой двора. В 1632 г. камергеры Рабочей комнаты короля подали Карлу I петицию, в которой жаловались на то, что после 1603 г. их положение сильно изменилось, в то время как до этого момента они имели самый близкий доступ к королеве (Елизавете Тюдор).[90] При Якове I Стюарте слуги Рабочей комнаты были фактически лишены того исключительного положения при дворе и той близости к монарху, которыми они обладали с момента выделения “Ближней” комнаты как отдельного субдепартамента при Генрихе VII. Они вновь перешли под контроль и юрисдикцию Лорда-камергера Палаты, а их обязанности по обслуживанию повседневной жизни монарха были переданы слугам Королевской Спальни. С 1603 г. они не имели доступа в личные королевские апартаменты, пределом их возможностей стала ближняя галерея (Privy Gallery), ведущая в Спальню. Естественно, что вместе с этим они потеряли былое политико-административное влияние. За слугами Рабочей комнаты остались почти исключительно церемониальные и полуофициальные функции[91]. Нередко их использовали в качестве дипломатических курьеров на континент[92].

В Ближней комнате проходили аудиенции с министрами, послами и другими официальными лицами, а также полуофициальные обеды, которые любил устраивать Яков I. Ее пространство стало промежуточным звеном между закрытой Королевской Спальней и остальным двором, между Спальней и “внешними” палатами, где монарх представал перед его подданными, теми, кто получил доступ ко двору. Слуги Ближней комнаты стали своего рода связующим элементом между Двором и Страной, но чем дальше, тем больше они теряли это положение. Особенно это стало заметно при Карле I, когда джентри отказывались занимать должности в Ближней палате, мотивируя это тем, что они не предоставляли достаточного доступа к монарху[93].

В результате частых трансформаций в структуре Королевской Палаты на протяжении XVI - н. XVII вв. в составе Рабочей комнаты остались камергеры-привратники (Gentlemen Ushers of the Privy Chamber), камер-юнкеры субдепартамента (Grooms of the Privy Chamber), и действительные камергеры или камердинеры (Gentlemen in Ordinary), всего в разное время от 18 до 40 человек и около 200 внештатных, или экстраординарных, камергеров (Extraordinary Gentlemen). Кроме них в штат “Ближней” комнаты входили королевский цирюльник (King’s Barber) и исповедники (confessors). Все из выше перечисленных слуг выполняли свои обязанности поквартально, т.е. в течении трех месяцев в году или находясь на сменном дежурстве (on duty). Их обязанности не были четко определены и не являлись особо обременительными. Во время своей смены они должны были присутствовать в Рабочей комнате короля и прислуживать находящимся в ней персонам.

Видимо, квартальным руководителем штата субдепартамента являлся один из четырех камергеров-привратников, или джентльмен-ашеров, “Ближней” комнаты. В середине XV в. джентльмен-ашеры, вместе с йомен-ашерами (Yeomen Ushers), которые впоследствии вошли в состав Большой Палаты, являлись хранителями различных дверей в Королевской Палате (to kept), без какого-либо близкого личного контакта с монархом[94]. Также как камер-юнкеры и камер-пажи они “хранили” различные комнаты в верхней части дворца. Но в отличие от них с выделением Рабочей комнаты камергеры-привратники и камердинеры не стали ближайшими слугами короля. Только на короткий промежуток времени в к. XV в. они вошли в число персональных слуг монарха, “охраняя дверь” пока другие совершали церемониальное облачение государя, но вскоре эта обязанность была передана камер-юнкерам Рабочей комнаты.[95] В течении XVI в. их положение было неопределенным, а количество постоянно изменялось (от 2 до 9). Камергеры-привратники то входили в штат “Ближней” комнаты, то исключались или переводились в разряд экстраординарных слуг. В период правления женщин из династии Тюдоров камергеры-привратники, как и большая часть мужского штата Рабочей комнаты, были заменены фрейлинами и служанками. Только с приходом Стюартов их положение в Королевской Палате стабилизировалось, поскольку в штате Спальни не было собственных привратников. Они получили доступ в личные апартаменты, но не доступ к королю.

Камергеры-привратники обладали определенными полицейскими полномочиями на территории дворца, поскольку они распределяли комнаты среди придворных слуг и присутствующих. Они следили за тем, чтобы имущество, находящееся в этих комнатах, не разворовывалось и не портилось. Судя по ордонансу 1526 г. это была серьезная проблема для двора.[96] Для прекращения подобных инцидентов привратникам разрешалось предоставлять комнаты только постоянным слугам двора, которые теоретически не могли самовольно покинуть двор, прихватив, что-либо с собой, а также тем, кто получал придворное содержание, из которого можно было бы удержать за принесение "материального ущерба" помещениям королевского дворца.

Привратники отвечали за размещение двора не только на территории постоянных резиденций, но и в пригодных для этого зданиях во время королевских путешествий. Они советовали местным властям о том, как правильно организовать встречу короля (например, камергер-привратник Хиборн инструктировал власти Дарема в 1617 г.). Камергеры-привратники производили своеобразную рекогносцировку местности, по которой должен был проследовать королевский двор. Им предписывалось исследовать все дома и дворцы, в которых предполагалось остановиться. Известить об этом их хозяев и убедиться, что эти помещения пригодны для приема короля и его свиты. Они должны были узнать не было ли в окрестностях чумы и каким является расстояние между предполагаемыми остановками королевского двора. Если намеченные места остановок не соответствовали предложенным требованиям, камергеры-привратники должны были исследовать соседние, пригодные для расположения двора здания и даже могли изменить маршрут следования королевского кортежа. О результатах исследования они докладывали Лорду-камергеру.[97] Поскольку схемы и маршруты королевских путешествий тщательно прорабатывались и были традиционными, то накладок с их организацией практически не происходило.

Столь важные обязанности камергеров-привратников обусловили назначение на эти должности в добавление к двум англичанам еще и двух шотландцев для организации переезда Якова I в Англию весной 1603 г. Одним из назначенных был Джон Драммонд, возможно родственник лорда Драммонда, члена Королевской Спальни в Шотландии. Он получил рыцарство в числе 300 человек в июне 1603.[98]. Тем не менее камергерам-привратникам явно не хватало статуса, чтобы осуществлять властные полномочия за пределами двора. Джон Драммонд летом 1609 г. во время очередного королевского путешествия был послан в Саутгемптон с предписанием набрать 24 человека для охраны короля в течении нескольких дней, пока он расположился в резиденции неподалеку от города. Но горожане засомневались в подлинности этого распоряжения, так как его принес всего лишь "обычный камергер-привратник двора". Только после того, как выданное ему предписание подтвердили высшие слуги двора, охрана для короля была выделена.[99]

Также среди камергеров-привратников Ближней палаты при Якове I следует выделить: Томаса Конисби (Conisby), который вынес меч Тауэра во время прибытия в крепость нового короля в 1603 г.[100]; Джона Норта (North) (ок. 1616 г.— рыцарь Ордена Бани), сына лорда Норта; Теобальда Горджеса (Gorges), рыцаря с 1616 г., чей отец Томас также был камергером-привратником до 1610 г.

Остальные должности субдепартамента Ближней палаты носили скорее всего почетный и формальный характер, без каких-либо определенных обязанностей. Единственная привилегия с ними связанная – это право присутствовать на данной территории дворца и участвовать во встречах иностранных послов. Это также относится к 8-12 камер-юнкерам и 48 действительным камергерам Рабочей комнаты. Первые должны были присутствовать в течении трех месяцев в году в этой части Королевской Палаты, а вторые – несли посменное дежурство (по 12 человек в смену). Те и другие должны были встречать и провожать входящих в Рабочую комнату, присутствовать при аудиенциях, сопровождать членов королевской семьи, выполнять распоряжения короля и руководителя Королевской Палаты.

Слуги Ближней палаты встретили Якова I с надеждами сохранить то высокое положение, которым они обладали при елизаветинском дворе. Многие из них последовали в сторону Шотландии, чтобы присягнуть Стюарту еще на его пути в Лондон и закрепится в его свите. Джордж Бак, камергер Ближней палаты написал в 1603 г. и издал приветственный эклог "Дафнис Полисефанос", содержащий поучения королю и генеалогию английских правителей, подтверждая право Якова Стюарта на английский престол с надеждой, что он будет достойным приемником его предшественников.

Первое время Яков I стремился поддержать эти надежды, благосклонно принимая их клятвы верности и щедро возводя в рыцарское достоинство (например, камергер Джон Феррерз посвящен в рыцари в мае 1603 по прибытию короля в Теобольдс, а другой камергер Юстиниан Луэр (Lewer) – в апреле 1604 г. накануне торжественного въезда Якова I в Лондон[101]). Но достаточно быстро Яков I обнаружил свои истинные намерения в отношении слуг елизаветинской Ближней палаты, когда по прибытию в Тауэр 11-13 мая 1603 г., ввел в нее всех исключенных из Спальни англичан (в том числе Роберт Кэри, о котором см. ниже) и 20 маловлиятельных шотландцев.

Первоначально Ближняя палата была организована на паритетной основе как символ будущей унии. В ее состав в качестве камергеров входили 24 шотландца и 24 англичанина. Они дежурили в течении 3 месяцев по 12 человек — по 6 с каждой стороны. Помимо них в штат входили 4 камергера-привратника и 12 камер-юнкера. В июне 1610 г. в целях демонстрации придворной экономии перед парламентом штат камергеров Ближней палаты был сокращен до 32, но вскоре снова увеличен. В 1625 г. на похоронах Якова I присутствовало 70 камергеров.

Камергеры не имели строгих обязанностей и не получали регулярного жалования. Только не многие из камергеров Ближней палаты в дальнейшем смогли получить какие-либо существенные знаки расположения со стороны короля, и то не без помощи более влиятельных придворных (Ричард Престон, бывший участником придворных маскарадов[102], получил титул лорда Дигуолл (Digwall), Томас Джерард (Gerard) удостоился титула баронета). В качестве почетной свиты камергеры сопровождали короля во время его путешествий по графствам (напр., Эдуард Зуш (Zouch) и тот же Томас Джерард; Генри Гудьер (Goodier) из Уорикшира был посвящен в рыцари во время одного из таких путешествий летом 1608 г.).

Подобные путешествия в целях королевской пропаганды сопровождались массовыми посвящениями в рыцари местного джентри, в том числе и королевских слуг. Щедрой раздаче титулов Яков I стремился компенсировать недостаток придворных и государственных постов для провинциальной элиты и ослабить общее недовольство стюартовской политикой. Некоторых из внештатных камергеров, проживавших в провинции, власть использовала в качестве посредников в переговорах с графствами (как например, хорошо образованного Хамфри Стайла (Style) из Кента, который позже воевал за гугенотов во Франции[103]).

 Лидеры придворных группировок, королевские фавориты, хоть и в меньшей степени, чем в Королевскую Спальню, но все же стремились продвинуть в Ближнюю палату своих клиентов(напр., камергеры Энтони Таррингхем (Turringham) Эдуард Тиррелл (Tyrrell) из Бэкингемшира были клиентами Бэкингема[104]). Около 1608 г. Камергером Ближней палаты был назначен Уилиям Мейнард, сын секретаря лорда Берли, отца Р.Сесила. В 1609 г. он получил рыцарство, а в 1620 г. ирландское баронство. Мейнард неоднократно избирался в парламент.

Грумы Ближней палаты оказались в несколько более привлекательном положении, чем ее джентльмены. Их присутствие при дворе было более регулярным (жалование –20 ф. в г.), а контакты с высшими придворными более частыми. Некоторые из них не раз получали различные пожалования и королевские подарки. Так новогодние подарки по 10 унций золота каждому на 1606 г. в числе других королевских слуг получили камер-юнкеры Ближней палаты Джон Лептон (Lepton), Роберт Легриз (Legris), Намфри Уэй (Whay), Фердинандо Хейборн (Heyborn), к тому же констебль Честерского замка, Лоуренс Мардери (Mardery), активно занимавшийся розыском рекузантов. Интересно, что грумы были единственными слугами Ближней палаты, удостоенными этой почести. Остальные, видимо, не присутствовали в тот момент при дворе[105].

Камер-юнкеры принимали участие в придворных развлечениях. О шотландце Аберкромми (Abercrommie), который в 1617 г. сопровождал Якова I в Шотландию, Чемберлен отзывался как о "dancing courtier".[106]

Если в первой половине правления Стюарта среди камер-юнкеров Ближней палаты еще можно найти выходцев из известных английских семей (например, Джеймс Хадсон), то постепенно, после нескольких сокращений ее штата в пользу шотландцев и потери доступа к королю, места в субдепартаменте замещаются в основном выходцами из низших сословий. Пожалуй только Хамфри Мэю (May), удалось в 1610-е годы достичь достаточно высокого положения в придворных кругах и даже, возможно, получить доступ в Королевскую Спальню.(см. ниже)

 Таким образом, при первых Стюартах субдепартамент Рабочей комнаты утратил какие-либо существенные социальные и политические функции, не только как политико-административный, но и как чисто придворный институт. Одним из показателей этого процесса стал рост числа штатных и внештатных слуг субдепартамента. Деятельность его слуг строго ограничивалась границами Ближней палаты. Своим присутствием они лишь подчеркивали величие монарха и великолепие английского двора.

По сравнению со слугами Рабочей комнаты в раннестюартовскую эпоху штат королевской столовой (Dyning Chamber или просто Chamber) получил более предпочтительное положение.

Служилый состав королевской столовой был достаточно большим и разнообразным. В него входили 4 виночерпия (cupbearers), разливавшие вино и разносившие кубки. Гостям за столом прислуживали разного рода стольники (sewers of the Chamber, всего 7 человек). Они накрывали на столы, рассаживали присутствующих, ставили и убирали блюда во время трапезы. Обычно каждый стольник заведовал подачей определенных блюд. Среди стольников выделялись 4 форшнейдера (carvers), которые должны были разделывать мясо (to carve - резать) и подавать его присутствующим (получали по 15 ф. в г.). Во время обеда стольниками руководили кравчие или тафельдеккеры (Sewers) (старший из елизаветинских кравчих Ричард Редхед (Redhead) присягнул новому королю в Йорке 17 июля 1603). Они следили за приготовлением блюд и сервировкой стола, чтобы предотвратить расхищение продовольствия[107].

Если в начале XVI в. эти должности часто давались как почетные синекуры, то после реформ 1525-26 гг., когда количество стольников было сокращено, они вновь стали реальными. Как правило посты стольников занимали выходцы из джентри.

Преимущество стольников Приемной палаты заключалось в том, что Яков I часто использовал их для проведения полуофициальных обедов в Рабочей комнате, “в шотландско-французском стиле, от которых он получал большое удовольствие”.[108]. Более того Яков I активно привлекал их к застольным беседам, давая возможность высказать “свое” мнение. Неудивительно, что некоторые из стольников и виночерпиев обратили на себя внимание короля, а впоследствии завоевали его расположение. Из числа слуг Приемной палаты вышли очень влиятельные придворные и государственные лица. Например, Джордж Виллерс, будущий герцог Бэкингем, был королевским виночерпием. Королевским форшнейдером начинал свою карьеру Джон Дигби, позднее Вице-камергер двора и граф Бристол. Пост кравчего занимал друг Р. Карра Томас Оувербэри. В качестве королевских кравчих в 1617 г. Шотландии были посвящены в рыцари известные придворные Генри Майлдмей (Mildmay) и Джордж Спенсер (Spencer). Около 1624 г., когда получил рыцарское звание, королевским виночерпием был Уилиям Флитвуд, один из сыновей Исполнителя Суда Опеки.

У дверей королевской столовой дежурили действительные камергеры-привратники (Gentlemen Usher daily waiters), находившиеся на постоянной службе. Они выполняли свои обязанности посменно в течении всего года. Их дополняли камергеры-привратники исполнявшие свои обязанности только три месяца, т.е. один квартал (quarter) в году (Gentlemen Usher quarter waiters). Многие из них сохранили свои места при новом дворе (напр., Ричард Комвич (Comvich) и Джордж Поллард (Pollard) как действительные камергеры-привратники, а Томас Роллз (Rolles) и некто Харрифф (Harriffe) в качестве квартальных камергеров-привратников присягнули Якову I уже 17 апреля 1603 г. в Йорке[109]). В обязанности некоторых джентльмен-ашеров входило составление ежедневных отчетов о количестве потребленного во время обедов в Палате хлеба, вина, эля. Эти отчеты предоставлялись в Счетную палату королевского хаусхолда.

В целом королевская столовая, или иначе Приемная палата (Present Chamber), использовалась для проведения официальных придворных обедов и была местом выхода монарха к своим подданным. Доступ в нее был разрешен практически всем приглашенным ко двору. Толпа придворных заполняла Приемный зал в ожидании выхода монарха. Поэтому Приемная палата являлась одним из ключевых мест в королевской резиденции. Она всегда планировалась при строительстве тюдоровских, а впоследствии стюартовских дворцов. В случае расположения двора вне одной из королевских резиденций во время традиционного путешествия монарха по стране нечто похожее на Приемную палату обязательно предусматривалось[110]. В стюартовское время, в следствии выделения Спальни, Ближняя и Приемная палаты объединялись в единое пространство, когда двор находился в старых провинциальных дворцах. Такое помещение приобретало различный функциональный характер и обслуживалось соответствующим штатом в зависимости от проводимой на данном пространстве церемонии.

Но не все слуги субдепартамента Приемной палаты получили выгоду от привычек нового монарха. Еще более по сравнению с предыдущим периодом упало значение королевских телохранителей – оруженосцев (Esquires of Body). Их количество возросло до шести, что говорит о превращении должности в почетную.

В XIV-XV вв. оруженосцы-эсквайры представляли при дворе средний класс провинциальных землевладельцев. Они набирались из различных графств, чтобы их "лояльность....могла быть известна".[111] Они должны были всегда носить королевские ливреи "как для личной славы, так и для должного почитания этого благородного хаусхолда".[112] Эсквайры прислуживали за королевским обедом, развлекали разговорами публику. В это же время выделилась группа эсквайров Палаты, действовавших как личная охрана короля. До н. XVI в. королевские оруженосцы вместе с королевскими рыцарями (Knights of Body) были одними из ближайших слуг суверена, “которые должны были одевать и раздевать короля, и никто более не возложит руку на короля” – гласил один из придворных ордонансов.[113] Но вскоре их функции были переданы слугам выделившейся “ближней” комнаты. В своеобразном штатном каталоге двора 1546 г. (Ordinary) королевские оруженосцы упоминаются наряду с королевскими стольниками как “Chamber servants”, т. е. как слуги “внешней” палаты.[114] При Елизавете, когда весь штат “внешней“ палаты был сокращен, существовал только один королевский оруженосец. В раннестюартовское время королевские оруженосцы не несли каких-либо конкретных обязанностей в Приемной палате.

Роль, которую играла в придворной системе Приемная палата, зависела от того стиля управления и общения с подданными, которого придерживался монарх. Для Якова I безусловными центрами его личной жизни являлись Королевская Спальня и загородные охотничьи дворцы. В 1605 г. Роберт Нонтон (Nauton) заметил, что Приемная палата является "просто проходом", который используют в государственных делах немногим более, чем дорогу между двором и Ройстоном.[115] При Елизавете Приемная палата не была "проходом". Она была местом "выхода" королевы к своим поданным. При Якове I Ближняя и Приемная палаты двора стали своеобразной границей для английской знати. В 1621 г. Яков заявил лордам, что "для них существует [только] Приемная и Ближняя палата".[116]

Размеры Приемной палаты были как правило не велики, поэтому официальные торжественные церемонии проводились в Большой палате (Great Chamber). Она также использовалась для проведения театральных представлений, маскарадов и других придворных увеселений.

В штат этого субдепартамента двора входил королевский придворный распорядитель (Groom Porter). Он руководил организацией игр и других развлечений при дворе. Для этого он носил при себе карты и игральные кости. Придворный распорядитель был авторитетом в разрешении спорных вопросов возникавших во время игр. Кроме того, он следил за приготовлением Большой палаты к подобным мероприятиям и к церемониям. В 1605 г. Томас Корнуоллис и его сын также Томас получили патент на пост Придворного распорядителя с условием отказа от прежних патентов и должностей, что говорит о его высоком статусе.[117]

В состав субдепартамента входили камер-юнкеры и камер-пажи Большой палаты (Grooms and Pages of the Great Chamber). Они не имели каких-либо определенных обязанностей, лишь присутствовали в палате и принимали участие в играх и развлечениях.

В дверях Большой палаты находились привратники в ранге йоменов (Yeomen Ushers, всего 4), чей статус не позволял прислуживать в более близких к королю апартаментах дворца. Положение тюдоровских и раннестюартовских йоменов соответствовало той роли, которую в средние века играли валеты (Valet of the Chamber). В начале XV в. звание валетов было синонимом ливрейных лакеев (footmen), которые готовили постель, освещали комнаты и выполняли другие распоряжения Первого камергера Палаты, т.е. являлись действительной прислугой королевских апартаментов до их разделения на отдельные палаты. В то же время регламенты предусматривали использование валетов вне двора по королевским поручениям, за что предусматривалась дополнительная оплата. [118]

На протяжении XVI в. валеты, теперь именуемые в придворной иерархии йоменами, были постепенно вытеснены из королевского окружения более почетными рангами джентльменов, грумов и эсквайров. Слуги в рангах йоменов остались в периферийных по отношению к Спальне субдепартаментах Палаты, а также в хозяйственных службах двора. Возможно, что значительную роль в этом процессе перестройки социальной терминологии двора сыграла сохранявшаяся в XVI-XVII вв. связь придворной и социальной иерархии. На примере йоменов эта связь наиболее очевидна. Как в социальной иерархии йоменом считался человек самостоятельно ведущий свое хозяйство, так и на придворной лестнице йомен какого-либо субдепартамента занимал пограничное положение среди слуг, поскольку ему не разрешалось иметь собственную прислугу и заместителей в отличие от эсквайров и других вышестоящих придворных рангов. Например, при церемонии погребения принца Генри йоменам было разрешено получить материал на траурные одежды только для себя, а эсквайрам выдавался дополнительный материал на одного слугу [119].

Социальная номенклатура и иерархия хаусхолда действовали как живая плоть, натягиваемая на скелет созданный функциональным разделением постов и служб. В XIV-XV вв., номенклатура слуг хаусхолда еще соответствовала действительным социальным рангам носителей должностей. Подразумевалось, что йомен или рыцарь Палаты принадлежали к лицам данного достоинства, точнее они получили должность в соответствии со своим достоинством. "Черная книга" Эдуарда IV требовала, чтобы штат Палаты состоял только из лиц благородных рангов (джентльменов, грумов, йоменов), а штат Хаусхолда – из лиц ниже йомена.

В конце XVI - начале XVII вв. такая жесткая зависимость почти исчезла. Социальная номенклатура хаусхолда лишь устанавливала административную иерархию, ранжирование внутри департаментов. При помощи социальных рангов достраивалась внутренняя иерархия всего двора: департаментов, субдепартаментов, должностей. В XVII в. на первое место выходит не социальное, а реальное положение должности в придворной системе. Выходцы из знати, дворянства, джентри занимают "неблагородные" должности йоменов, грумов, и наоборот джентльменами двора оказываются совсем не титулованные дворяне, а представители средних слоев, которые получив титул, не всегда стремились освободиться от "лакейской" должности.

Одной из важнейших функций двора являлось обеспечение должной безопасности монарха. Эта задача особенно усложнялась во время частых конфликтов между королевской властью и английской знатью, приводивших иногда к военным столкновениям, а также во время внешнеполитических акций английской короны, связанных с присоединением Шотландии, Уэльса, Ирландии и французских земель. В эти моменты двор превращался в полувоенную организацию, почти каждый член которой был обязан носить оружие и быть готовым в любой момент отразить нападение неприятеля и защитить короля. Во время военных компаний, двор становился ядром королевского войска.[120]

Военные службы двора прошли определенное развитие на протяжении средневековья и раннего нового времени. Военно-дружинный элемент всегда составлял естественное и необходимое окружение племенных вождей, конунгов и другого рода раннефеодальных правителей. Собственно, дружина и стала одним из основных источников формирования королевского двора, его ядром. При нормандском, а впоследствии и английском, дворе всегда существовало определенное количество рыцарского элемента (обычно 40-45 рыцарей хаусхолда, в сер. XIII - до 100).[121] Несмотря на то, что рыцари, как правило, занимали разного рода придворные и административные должности, они могли применить свои военные способности в любой момент, когда это требовалось. Кроме того, находясь при дворе, каждый из них был обязан иметь военную экипировку и соответствующую средневековому рыцарю вооруженную свиту (оруженосцы, пажи, слуги), а в случае необходимости выставлять обговоренное количество конных и пеших воинов. Даже клерки, которые были за редким исключением, священниками, во время военных компаний должны были выставлять определенное количество воинов.[122] Таким образом, военный элемент двора подразделялся как бы на два уровня: военно-служилая королевская знать (впоследствии — рыцари двора Knights of the Court, затем — Knights of the King) со своей свитой; и собственно постоянная королевская охрана, состоявшая из профессиональных воинов (knights and esquires of the household, с XIV в. - knights of the Chamber).[123] Это разделение, внешне изменяясь, просуществовало вплоть до начала Нового времени.

В XVI - XVII вв. военная функция двора несколько трансформировалась. Основной задачей его военных служб стало не активное участие в военных действиях и защита короля на поле боя, а охрана от возможных посягательств на его жизнь со стороны заговорщиков, одиночек-террористов и ограничение доступа к монарху. Тем не менее, военный контингент двора оставался достаточно внушительным, по крайней мере, внешне. В его задачи входили охрана границ двора и поддержание мира и порядка внутри него.

Окончательно военная структура двора сформировалась в начале XVI в., когда Генрих VIII в 1509 г. создал королевскую гвардию из отпрысков знатных английских семейств.

Королевская гвардия (The Band оf Gentlemen Pensioners) была создана по образцу гвардейцев Франциска I Французского. Их великолепие восхитило в свое время английского короля, который решил иметь собственную охрану из знати. Впервые chambellans pensionnares из высшей знати, которым платили только за присутствие, появились при бургундском дворе.[124]

В состав королевской гвардии входило 50 человек. Ее возглавляли капитан и лейтенант. Особое место занимали знаменосец (Standardbearer), секретарь (clerk of the Chequer), который хранил список всех допущенных ко двору (сhequer) и квартирмейстер гвардейцев (gentleman Harbinger). Многие знатные фамилии стремились получить места гвардейцев для своей молодежи, так что даже пришлось создать своего рода дополнительную группу из Gentlemen-at-Arms.[125] В большинстве гвардейские посты предоставлялись пожизненными патентами, а некоторые, по королевскому соизволению, в наследство. Королевская гвардия как охранная структура двора вряд ли реально могла обеспечить безопасность монарха. Это подтвердил эпизод 1554 г., когда среди гвардейцев воцарилась паника во время приближения к Уайтхоллу отрядов восставших во главе с Томасом Уайаттом.[126]

 Популярность гвардейской службы среди английской знати объясняется несколькими моментами. Во-первых, королевские гвардейцы входили в постоянный штат (Ordinary) Королевской Палаты и получали, таким образом, свободный доступ ко двору и лично к монарху. Во-вторых, их служба была необременительна. Они не были обязаны постоянно находиться при дворе, только по специальным случаям или во время квартального дежурства по 10 -12 человек в смену, выполняя при этом чисто церемониальные функции. В основном их использовали в качестве почетного эскорта и торжественной столовой прислуги.[127]

В-третьих, гвардейцы получали стабильное жалование, содержание и размещение при дворе. Средства на содержание королевской гвардии всегда выделялись особой строкой в королевских расходах.

Наконец, это было чрезвычайно почетное и престижное место, которое давало возможность аристократической молодежи успешно начать или продолжить придворную и государственную карьеру. Последнее обстоятельство особенно подчеркивал лорд Ханздон, капитан королевской гвардии, в своем письме к новому королю. Ханздон просил сохранить за ним руководство гвардейцами и информировал Якова I об этом придворном институте.[128]

Ханздон подчеркивает, что все гвардейцы выбирались из самых лучших и древнейших английских фамилий, некоторые из них являлись сыновьями знати. Главными основаниями для включения в королевскую гвардию ее капитан называет достоинство, достаток, честь и чистоту крови. Ханздон обращает внимание нового короля, что его предшественники рассматривали гвардейцев не только как охрану, но и как "питомник" для воспитания "наместников Ирландии, послов,...военачальников...", поэтому они часто использовались "как в гражданских, так и в военных" делах.[129] Таким образом, в глазах тюдоровской аристократии королевская гвардия являлась гарантом сохранения и преемственности аристократических традиций и ценностей при королевском дворе, одним из гарантов включенности благородного сословия в государственное управление.

Пользуясь своими привилегиями, гвардейцы стремились играть достаточно активную роль в политической и придворной борьбе. Гвардия стала тем местом, куда лидеры придворных группировок стремились протолкнуть своих сторонников, родственников и клиентов. В силу этого состав Гвардии всегда был неоднороден. Она никогда не выступала как нечто единое. Например, в 1553 г. королевская гвардия разделилась почти поровну на сторонников Марии Тюдор (29) и Джейн Грей (21). После воцарения Марии вторая половина гвардейцев была арестована.[130] Постепенно сложилась практика, когда из членов королевской гвардии ко двору призывались только те, кто считался надежным. Остальные рассматривались как резерв и продолжали получать жалование.

Придворное положение гвардейцев заметно изменилось с приходом Якова I Стюарта. Возможно, Яков I быстро осознал значение королевской гвардии. Отношение короля к данной придворной структуре было тесно связано с его общей позицией по отношению к английской аристократии. Яков Стюарт стремился ослабить влияние тюдоровской аристократии на государственное управление за счет лишения ее властных привилегий, размывая социальный состав английского дворянства.

Подобным же образом Яков I старался сократить влияние королевской гвардии. Гвардия окончательно потеряла контроль за доступом ко двору, когда из ее штата был выведен секретарь, ведущий список всех, кому разрешено присутствовать. Его место занял секретарь с функциями обыкновенного бухгалтера (paymaster). С 1603 по 1608 гг. этот пост занимал Эдуард Фрайсиз (Fracys), а с апреля 1608 г. – Генри Минн (Mynn),[131] ставший в 1609 г. рыцарем, а в 1613 г. – шерифом Ратландшира. В состав Гвардии были включены представители английских семей, стремившихся к анаблированию, но вряд ли соответствовавших требованиям, которые предъявлял Ханздон[132].

Джон Хоулз, бывший гвардеец и неудачный претендент на многие придворные посты, сокрушался, что во время правления Якова I королевские гвардейцы потеряли "многое из прежнего достоинства". Прежде всего, по мнению Хоулза, это связано с их имущественным измельчанием, ибо когда он был гвардейцем Елизаветы, то "считался самым бедным из них, хотя все знали, что он унаследовал 4.000 ф.".[133] Если при Тюдорах благосостояние большинства гвардейцев вряд ли зависело от придворного жалования, то при Якове I многие из них уже мало чем отличались от рядовых слуг, находящихся на придворном содержании и зависящих от финансового благополучия двора. Поэтому в 1610 г. жалование и придворное содержание гвардейцев было увеличено на 6.000 ф.[134] С 1603 по 1624 гг. казначейские расходы на содержание королевской гвардии по данным Дитца возросли в 2 раза (с 4.430 до 9.012 ф.).[135]

Кроме того, половину штата королевской гвардии постепенно по мере возникновения вакансий стали составлять шотландцы, хотя капитаном Гвардии продолжал оставаться англичанин.[136] Скорее всего это была просто уступка нового короля в соответствии с принципом равного представительства наций, поскольку во главе королевской стражи был поставлен шотландец.

Несмотря на просьбу Ханздона, Яков Стюарт не сохранил за ним поста капитана королевской гвардии. Им был назначен Генри Перси, лорд Нортумберленд (1603-1605), который уже 18 мая 1603 г. получил приказ взять у гвардейцев клятву о супрематии.[137]

Необходимо заметить, что Нортумберленд был католиком и надеялся на смягчение антикатолических законов с приходом Якова I. Первоначально, новый король своими действиями подпитывал эти надежды, включив опального при Елизавете Нортумберленда в Совет и назначив его на почетный пост капитана Гвардии. Некоторые другие знатные католики также получили придворные и государственные посты. Но скорее всего это диктовалось не религиозными предпочтениями нового короля, а политической стратегией, направленной на ослабление влияния елизаветинцев. Антикатолические законы вскоре вновь были усилены, что вызвало "Пороховой заговор", активным участником которого стал граф Нортумберленд.

Одним из пунктов обвинения стал тот факт, что Нортумберленд сознательно принял в штат Гвардии своего родственника католика Томаса Перси без принесения им присяги о супрематии. Именно его Нортумберленд посылал весной 1603 г. на встречу с Яковом I, чтобы заручиться его толерантностью к католикам. По мнению следствия, Томас Перси еще до включения в королевскую гвардию начал составлять заговор, впоследствии сделав из нее своего рода прикрытие или базу для заговорщиков, что не могло не сказаться на общем авторитете королевской гвардии.

Должность капитана была передана Томасу Говарду, графу Суффолку, Лорду-камергеру Палаты(занимал пост с декабря 1605 по июль 1614 гг.). Поскольку Суффолк возглавлял Королевскую Палату и вел активную общественно-политическую деятельность, то действительным руководителем королевских гвардейцев являлся их лейтенант.

В 1614 г. Суффолк передал пост капитана Гвардии своему старшему сыну Теофилу Говарду, который с 1606 г. был лейтенантом гвардейцев. Он проявлял при помощи отца определенную политическую активность (с 1605г. по 1610г. был членом парламента, а в феврале 1610 г. получил место в палате лордов,[138] с 1609 г. был членом совета по управлению Верджинией). Теофил Говард участвовал в военных кампаниях на континенте, неоднократно получал королевские пожалования (с 1606 г. он управлял несколькими королевскими манорами в Уэльсе, а 1614 г. был один из наместников Камберленда, Вестморленда и Нортумберленда). В декабре 1619 г. он был вынужден временно оставить свой пост из-за падения своего отца и всего клана Говардов, но уже в январе 1620 г. был восстановлен и сохранил должность до 1635 г.

Теофила Говарда на посту лейтенанта Гвардии сменил Джордж Горинг (1614-1642) представитель младшей линии известной английской фамилии из Суссекса, с 1610 г. — камергер принца Генри. О нем отзывались как об одном из "придворных шутов". Яков I ценил его за чувство юмора.

Среди рядовых гвардейцев можно выделить Фулка Гревилла (рыцарь с 1615 г.), племянника другого Фулка Гревилла, камергера Спальни, а также рыцаря Бани и будущего лорда Брука; Уилияма Лейтона, который написал приветствие на вступление на престол и коронацию Якова I "Virtue Triumphant; or a Lively Description of the Foure Vertues Cardinall".

К концу правления Якова I численность гвардейцев увеличилась до 55 человек и вряд ли можно говорить о том, что королевская гвардия сохранила свое значение "питомника" для выращивания государственных деятелей и для воспитания молодых аристократов при королевском дворе.

Действительную безопасность двора должна была обеспечивать Королевская стража (The King’s Guard или полное название The Guard of the Body of our Lord the King’s).

Обычно каждый новый монарх назначал новую охрану из своих сторонников, которые выполняли функции королевских телохранителей. Только с Генриха VII Королевская стража была создана как постоянная военная служба двора. В нее были включены представители низшего дворянства и городских сословий, которые доказали свою преданность Генриху VII Тюдору в ходе борьбы за престол. И в последующем Королевская стража набиралась из представителей средних сословий, о чем свидетельствует звание йомена, закрепившееся за королевским стражником (Yeoman of the King’s Guard).

Впервые на официальной церемонии королевские стражники как особая придворная группа слуг появились во время коронации Генриха VII в количестве 50 человек. При коронации Генриха VIII насчитывалось уже 126 стражников, а Елизаветы Тюдор - 200. При Стюартах сохранилась численность в 200 стражников.

 Это были пешие воины, вооруженные длинными английскими луками, арбалетами, пиками, а позднее еще и огнестрельными аркебузами. Стража действовала как придворная пехота в отличие от других военизированных служб двора, которые были конными.

Возглавляли Королевскую стражу капитан и несколько лейтенантов. Пост капитана Королевской стражи (Capitain of the ...) считался одним из ключевых при дворе. Долгое время он объединялся с постом Вице-камергера Королевской Палаты, а при Стюартах был совмещен с должностью Обер-камергера Королевской Спальни. Как правило, капитаном Стражи назначался один из королевских фаворитов, например, У. Рэли при Елизавете или Томас Эрскин при Якове I. Современники сообщали, что одной из причин ссоры между Р. Сесилом и лордом Кобхемом при формировании нового двора стал спор за пост капитана Стражи. Кобхем попытался апеллировать к Якову I, но выставленный Сесилом как противник шотландцев, проиграл и оказался в заключении. Яков I назначил на пост шотландца Эрскина вместо снятого с поста У. Рэли.

В 1617 г. пост капитана Стражи стал причиной борьбы между Генри Ричем и графом Солсбери, сыном Р. Сесила. К тому времени внутреннее напряжение при дворе спало и должность капитана Королевской стражи потеряла свою актуальность. Т. Эрскин, к тому времени уже виконт Фентон, стремился перевести ее в денежный капитал. По разным слухам, Г. Рич предлагал Фентону за данный пост 2.500 или 5.000 ф., а граф Солсбери – 6.000 ф.[139] Спор был передан на решение короля. Чемберлен считал, что пост достанется Солсбери, поскольку на его стороне был Бэкингем, но на стороне Рича была традиция согласно которой пост капитана Стражи принадлежал лицу с достоинством не выше рыцаря. Именно поэтому, как уверял Фентон, он отказывается от должности, так как она "не соответствует его достоинству".[140] Друзья Солсбери пытались отговорить его от претензий на этот пост, но желание графа закрепиться при дворе было весьма велико. Яков I все же решил спор в пользу Г. Рича.

Генри Рич был младшим сыном Роберта Рича, 1-го графа Варвик. Генри Рич был посвящен в рыцари в 1610 г., в том же году и в 1614 г. избирался в парламент. Прекрасные манеры и приятный внешний вид привлекли к нему внимание Якова I. Расположение короля было выражено как в деньгах, так и в организации успешной служебной карьеры Рича. Он был назначен камергером Спальни принца Карла, в ноябре 1617 г. стал капитаном Стражи. В 1623 г. Рич получил титул барона Кенсингтона. В 1624 г. он участвовал в переговорах во Франции о браке Карла и Генриетты Марии, а в сентябре 1624 г. при помощи Бэкингема получил титул графа Холленда. В это время функции капитана Стражи были вновь переданы Т. Эрскину, поскольку обстановка при дворе вновь обострилась.

Кроме офицеров и стражников, в состав Королевской стражи входили знаменосец (эмблемой стражи была тюдоровская корона с ланкастерской розой) и хранитель списка всех придворных слуг и допущенных ко двору (clerk of the cheque or chequer roll). Последний пост занимал Роберт Сил (Seal). Первоначально через него проходило финансирование изготовления ливрей только для стражников (ежегодно ок. 1.150 - 1.200 ф., по 50-55 ф. на стражника), а позднее — для всех грумов и пажей Палаты, а также слуг хаусхолдов членов королевской семьи (ок. 300 человек).[141] Его приемниками были Томас Элстон (сентябрь 1609 по март 1618 гг.) и Роберт Кук ( с марта 1618 г.).

Стража имела широкий круг обязанностей. Она постоянно сопровождала короля и должна была обеспечить его безопасность всюду, в том числе и на поле боя. Согласно традиции стражники должны были сопровождать тело короля в плоть до его погребения. В тюдоровский период под наблюдением офицеров Королевской стражи готовилась королевская постель. Тогда же охранники привлекались к дегустации блюд для королевского стола. После “Порохового заговора” 1605 г. в их обязанности вошел осмотр подвалов парламента во время его заседаний.

Главная обязанность Королевской стражи - это охрана территории двора. Стражники дежурили в воротах при въезде на территорию королевского дворца, в его комнатах, дверях и переходах, на определенном пространстве вокруг него. Они должны были задерживать всех подозрительных и выпроваживать всех непрошеных гостей.

Стражники определяли внешние границы двора, охраняя его ворота и 12-мильную зону, а также открывая и замыкая церемониальные шествия, отделяя, таким образом, придворное пространство от окружающего мира. Во дворце королевская стража имела свою дежурную комнату (Guard Chamber). Большая Палата формально и церемониально считалась вотчиной Королевской стражи. Стражники носили строго предписанную одежду: красная королевская туника с пурпурной окантовкой и золотой тесьмой.

Численность Королевской стражи (с января 1604 г.— 200 человек) вряд ли позволяла отразить нападение отряда восставших (например, отряд Т. Уайатта насчитывал около 10 тыс. человек). Ее задача состояла в другом – предотвратить возможные индивидуальные акты или действия небольших групп заговорщиков, направленные против личности государя, и, прежде всего, не допускать во дворец посторонних.

Судя по тому, что многократно в тюдоровских и стюартовских придворных ордонансах и регламентах высказывалось недовольство большим количеством попрошаек, нищих и просто посторонних лиц при дворе, с последней задачей Королевская стража справлялась недостаточно хорошо. Ее недостаток состоял в отсутствии должного социального и придворного статуса стражников, когда практически любой придворный, королевский слуга, государственный чин или просто посетитель двора благородного происхождения мог отказаться выполнить требование рядовых охранников.

В 1606 г. стражники были окончательно оттеснены от Спальни, когда им запретили переносить дорожные сундуки департамента.[142] При Якове неоднократно происходили задержки с выплатами жалования королевским стражникам, что приводило их к волнениям и вызывало общее беспокойство при дворе.

Еще одной военной структурой двора являлась небольшая группа королевских жандармов (Sergeant-at-arms). Их было около 20 человек рыцарского звания. Они составляли старейшую военизированную службу двора. королевские жандармы в данном количестве упоминаются еще в ордонансе 1279 г., а в ордонансе 1318 г. их насчитывается 30 человек.[143] Причем в этих ордонансах они упомянуты поименно, чего удостаивались только лица, занимавшие высокое положение и важные должности при дворе.

В последующем значение жандармов постепенно падает, функции изменяются (количество сократилось до 7 человек, по 3-4 на дежурстве[144]). В конце средневековья они выступают как собственно жандармы, которые должны присутствовать при короле во время приемов, балов, спектаклей и т.д. для того, чтобы в любой момент быть готовыми арестовать возможных изменников и других благородных преступников, что не позволял сделать статус королевских стражников. Символом их власти была булава. Они участвовали в арестах и сопровождении обвиняемых ко двору и на Суд Звездной Палаты, при этом они получали плату с арестантов за их конвоирование.

Кроме штатных, существовала большая группа экстраординарных жандармов, которые по вызову выполняли различные полицейские и фискальные распоряжения короля, не присутствуя постоянно при дворе. Подобная практика позволяла делать причастными к жизни двора большее число провинциалов.

Кроме самих военных ведомств в состав хаусхолда входили специальные службы и мастера, обеспечивавшие их деятельность. Это мастера по изготовлению, ремонту и хранению различного вооружения. Например, королевский оружничий (gunmaker) хранил королевские мушкеты. Был также хранитель луков (bowbearer).

Наряду с выделением Королевской Спальни в отдельный субдепартамент, важным новшеством, введенным Яковом I, стало создание Экспедиции церемониальных дел ( подробнее см. ниже).

В подчинении Лорда-камергера существовал целый ряд субдепартаментов, формально входивших в состав Королевской Палаты, но на деле пользовавшихся некоторой автономией.

Крупнейшим из них было придворное ведомство Строительных работ (Works). Оно отвечало за строительство и содержание королевских дворцов и разного рода придворных построек.

Субдепартамент обладал определенной финансовой самостоятельностью, имея собственную строку в бюджете двора. Средства на содержание и строительство требовались немалые. Яков I увеличил расходы ведомства с 4 до 20 тыс. ф. в год, это не включая отдельные расходы на строительство новых зданий, таких как Банкетхаус в Уайтхолле, начатое в 1617 г. и потребовавшее еще 15 тыс. ф.[145] Большая часть этих средств уходила на текущий ремонт. Дополнительно субдепартамент получал деньги на реставрацию фресок, скульптур, картин и декора королевских дворцов.

Возглавлял ведомство Руководитель строительных работ (Surveyor). Он управлял штатом и делами субдепартамента (Дэвид Канингхем —1604-1606 гг.; Симон Базил —1606-1615 гг.). В 1615 г. этот пост занял талантливый архитектор и театральный постановщик Иниго Джонс (до 1643 г.), который стремился развивать в Англии классический стиль (примером может служить построенный под его руководством Банкетхаус). Ему удалось провести относительную модернизацию королевских дворцов. Высшие слуги субдепартамента стали, своего рода, личными представителями И. Джонса, распространяя его инновации (особенно отличались его помощник Джон Уебб и архитектор Николас Стоун).

Джонс фактически взял в свои руки постановку театральных представлений и маскарадов при стюартовском дворе. Вверенный ему субдепартамент выделял на эти мероприятия значительную часть средств и материалов, например на обустройство театральной сцены. Его покровителями при дворе были графы Пемброк и Эрандел.

В целом штат субдепартамента Строительных работ был достаточно велик, чтобы обеспечить выполнение возложенных на него обязанностей. Главным помощником руководителя ведомства был инспектор строительных работ (сomptroller of the Works), который надзирал за выполнением работ, их качеством и расходами придворного ведомства (Симон Базил - 1597-1606 гг.; Томас Болдуин - 1606-1641гг.). Кассир (paymaster) оплачивал расходы по строительству и выплачивал жалование слугам субдепартамента. Секретарь (Clerk) также надзирал за проведением работ и отвечал за качество поставляемых для них материалов. Проектированием построек и непосредственным руководством строительства занимались придворный архитектор (master mason), старший плотник (master carpenter) и старший водопроводчик (sergeant plumber). Они руководили соответствующим штатом ремесленников (craftsmen) и рабочих (laboriers). Кроме того имелись свои отделения субдепартамента в Виндзоре, Честере и других дворцах.[146]

Повседневная жизнь яковитского двора была довольно разнообразна и расточительна. Частые праздники, театральные представления, игры, маскарады, балы, рыцарские турниры, королевские пиры и т.п. требовали должной организации и значительных расходов.

Организацией придворных празднеств и их материально-техническим обеспечением заведовала служба королевских развлечений (Office of the Revels; revel - пирушка). С 1603 по 1639 гг. ее возглавлял распорядитель развлечений (Master of the Revels) Джон Астли (Astley), сын распорядителя субдепартамента королевских драгоценностей при Елизавете.

 Штат придворной службы был невелик и состоял из главного секретаря, клерка-контролера, йомена-заместителя руководителя субдепартамента и камер-юнкера. Субдепартамент королевских развлечений как отдельная структура выделился из Большого Гардероба при Тюдорах. Он был организован для подготовки и проведения, только зарождавшихся при дворе, маскарадов и театральных представлений. Его слуги обеспечивали костюмы, реквизит, декорации, нанимали для постановок лондонские труппы.

Джон Астли не обладал творческими способностями поэта или художника, поэтому его функции были ограничены лишь техническим обеспечением маскарадов, в то время как Иниго Джонс с группой поэтов, музыкантов и артистов работал над постановками. Стоимость маскарадов обычно превышала 1400 ф. Они оплачивались из нескольких источников: большая часть средств приходила из Казначейства, костюмы обеспечивал Гардероб, субдепартамент Строительных работ оформлял сцену, иногда средства выделяли Королевская Палата (напр., жалование артистам – 10 ф. за выступление) и Хаусхолд, а также хаусхолд королевы. Через некоторое время, иногда достаточно долгое, расходы придворных служб компенсировались Казначейством.[147]

Для маскарадов требовались значительные пространства, для чего строились временные деревянные строения (banqueting houses). Елизаветинский Банкетхаус простоял до 1607 г. Яков I приказал построить новый из кирпича и камня, который сгорел в 1619 г. вместе с архивом Королевского Совета и другими документами. Архитектором нового Банкетхауса был Иниго Джонс.

Определенную роль в организации королевских развлечений играл Субдепартамент по установке летних палаток (Tents). При Якове I в него входили: распорядитель (Master of the Tents) Генри Секфорд, несколько секретарей, контролер, 4 йомена и камер-юнкер. Эта группа королевских слуг имела попечение за палатками, павильонами и другим реквизитом. который употреблялся во время королевских путешествий, загородных прогулок, охоты, фестивалей. Бюджет субдепартамента был небольшим около 90 ф. в год. Субдепартамент являлся одним из старейших при дворе, поскольку походы, путешествия являлись неотъемлемой частью функционирования средневекового хаусхолда.[148]

В XVI-XVII вв. слуги субдепартамента также стали заботиться о палатках расположенных близ Уайтхолла или других королевских резиденций, когда в них находился двор. В этих палатках проживали низшие слуги хаусхолда, а также приезжие ко двору. Особое значение организация должного количества палаток приобретала во время вспышек чумы, чтобы не допустить распространение болезни на территорию двора.

Тюдоры и Стюарты были известными любителями музыки и неплохими музыкантами. Для королевских развлечений при дворе существовал большой штат разного рода музыкантов: 14-16 трубачей во главе с сержантом, волынщики, менестрели и пр., общей численностью более 50 человек.[149] Часть из них имела статус “chamber musicians”(26 в 1605-1606 гг.), которые развлекали лично королевскую семью (старшие музыканты получали по 2 шл. 2 п. в день, младшие – 20 пенсов, и те, и другие получали по 16 ф. в год на ливреи, всего на содержание музыкантов расходовалось более 1060 ф. в год).[150]

Существовали целые семьи придворных музыкантов: Лупо, Бассано, Ленеры. Кроме того, при дворе находились специальные мастера для производства и хранения музыкальных инструментов (instrument makers, organ keeper).

Английские монархи также были ценителями театральных представлений. Почти все члены королевской семьи содержали собственные театральные труппы (King’s players). 19 марта 1603 г. была подписана королевская лицензия для труппы артистов, в числе которых находился У. Шекспир. Им предоставлялось право показывать пьесы для королевской семьи, а также давать представления в театре Глобус. Ранее эта труппа именовалась как "слуги Лорда-камергера". После получения королевского покровительства они приняли звание "королевских слуг", под которым они выступали до 1613 г., до тех пор, пока пожар не уничтожил театр.[151] Эта труппа участвовала в большом количестве придворных театральных представлений, фестивалей, маскарадов, особенно организованных королевой.

Другим любимым развлечением монархов всегда была охота. Охота сопровождалась соответствующим образом организованными и тщательно разработанными ритуалами и обычаями. Охота с гончими, как правило, проводилась летом, а соколиная – зимой. Организация охоты выпадала на специальных распорядителей (Master of the Games или Game's Keeper). Часто эти почетные должности раздавались знатным придворным, которые заведовали охотой в определенных королевских парках, лесах и имениях.

Естественно, что в структуре английского двора существовали охотничьи службы. Королевской псарней (Kennels), которая формально входила в состав Департамента Королевской Конюшни (King’s Stabls), заведовал королевский ловчий (Master of hounds; hound - гончая). Сокольничий (Master of falconer) руководил соколиной охотой и службой двора, которая ее организовывала (Toils - сети, ловушки). В королевских охотах принимали участие королевские егеря (Hantsmen, ок. 35 человек), гончие (harriers, ок 15 человек) и сокольничие (falconers, ок. 31).

Одним из известных королевских ловчих был Роберт Дормер (Dormer), в 1615 г. ставший баронетом, а через 10 дней – лордом.

Яков I очень любил охоту. Значительную часть времени он проводил в охотничьей резиденции в Ройстоне в окружении своих ближайших слуг. Ему очень не нравилось, когда его отвлекали от любимого развлечения. В январе 1609 г. была создана новая должность Marshall of the Field, которую занял Ричард Уигмор.[152] Он должен был следить, чтобы короля во время его путешествий и охоты сопровождали только его ближайшие друзья (followers), а посторонние не мешали и не препятствовали его развлечениям. Во время охоты Яков I как бы изолировался от окружающего его мира. Естественно, что руководители различных охотничьих служб и их помощники получали большое количество подарков и пожалований. Расходы отдельных охотничьих служб были сопоставимы с расходами некоторых субдепартаментов.[153]

Для придворных увеселений часто использовались различные животные. которые содержались при дворе специально назначенными слугами (Officers of Bears, Bulls, Mastiffs; Cormorant Keeper). Лица, занимавшие эти должности, пользовались определенным почетом и уважением. Кроме того, в Тауэре содержались звери из королевского зверинца.

В XVI в. двор постепенно становится культурным центром страны, законодателем мод и стилей в искусстве. Учреждаются должности королевского художника (Painter), королевского миниатюриста (Limner), хранителя королевской галереи картин (Picture Keeper), хранителя королевской библиотеки (Library Keeper).

Но более, чем произведения искусства и книги, при дворе ценились драгоценности. Королевская ювелирная мастерская (Jewel House) всегда имела много заказов. Она считалась частью Департамента Королевской Палаты, но пользовалась значительной автономией от власти Лорда-камергера. Ее возглавлял распорядитель королевской ювелирной мастерской (Master of the Jewels). Ему помогали секретарь и заместитель в ранге йомена. В мастерской работали ювелиры (jewellers) и золотых дел мастера (Goldsmiths).

С приходом Якова I расходы на драгоценности заметно возросли. За первые четыре года на них было потрачено 92 тыс. ф., в то время как весь бюджет елизаветинского двора составлял около 220 тыс. ф., а сама мастерская в 1600 г. получила только 2 тыс. ф.[154]

В число обязанностей королевских ювелиров, кроме выполнения заказов членов королевской семьи, входило изготовление “прощального дара” для иностранных послов от имени английского короля, например, серебряной пластины весом от 1200 до 2000 унций в соответствии с рангом отъезжающего.

Иногда Ювелирная служба двора использовалась в качестве резервной казны, неподконтрольной казначейству. В июне 1614 г., после роспуска парламента, который отказался субсидировать короля, на хранение в Jewel-house были переданы добровольные пожертвования лордов в виде денег и драгоценностей[155]. Большая часть этих средств шла на оплату королевских драгоценностей.

В первой половине правления Якова I должность распорядителя субдепартамента находилась в руках Эдуарда и Генри Кэри (Carey). В январе 1618 г. Генри Кэри занял пост Инспектора двора, а свой прежний пост передал или, как утверждал Чемберлен, продал Генри Майлдмею (Mildmаy) за 2.000 или 3.000 ф.[156], хотя Натаниэл Бретт говорил о последнем как о "слишком бедном" человеке, чтобы ему доверили этот пост.[157] Оба обозревателя сошлись во мнении, что Майлдмэй слишком молод и неопытен. Тем не менее, он получил этот пост не без помощи своего друга Бэкингема. Майлдмей неоднократно избирался в парламент, где в 1624-1625 гг. поддерживал военную позицию Бэкингема.

Королевская домовая церковь (Chapel royal) со своим штатом также считалась частью Королевской Палаты. Вместе с тем она имела некоторую независимость от Лорда-камергера и финансировалась прямо из Казначейства. Королевская капелла была центром религиозной жизни двора. Она рассматривалась как личная собственность монарха и была извлечена, вместе с церковью в Виндзоре, из-под епископальной юрисдикции и находилась под прямым королевским контролем. Во время путешествий короля штат королевской капеллы, по крайней мере его часть, должен был сопровождать двор. Только в Виндзоре был свой штат королевских священников в церкви св. Георга, где проходили церемонии посвящения в рыцари Ордена Подвязки.

Возглавляли королевскую капеллу Декан (Джеймс Монтагю, позднее епископ Виндзора) и Субдекан (Леонард Дейвис). Штат священнослужителей (vestry staff) состоял из капелланов, священников, проповедников (gospeller). Особое место среди них занимал личный духовник короля (Clerk of Closet). Согласно прокламации 1616 г., он отвечал за организацию ритуала излечения золотушных[158]. Некоторое время королевским духовником был Ричард Нил. На этот пост его продвинул архиепископ Бэнкрофт, чтобы Нил, "находясь постоянно подле (короля), был готов оказывать услуги церкви и священникам". Нил оправдал оказанное доверие, хотя и потерял любовь некоторых придворных, тех, кто явно склонялся к пуританизму.[159]

Хором из 30 взрослых хористов (Gentlemen of Chapel Royal) и 10 -12 мальчиков руководил Капельмейстер (Master of Choristers) Натаниэл Джайлз (Gyles), который к тому же должен был ездить по стране, выискивая талантливых мальчиков[160]. В полном составе хор собирался только по воскресеньям и в праздничные дни, а в будни служила половина хористов со сменой через месяц. Содержание их было невелико (ок. 30 ф. в год), но они имели возможность подрабатывать в качестве певцов и музыкантов во время светских придворных праздников.[161] Общее количество служителей королевской капеллы в смену составляло около 50 человек.

Штат королевской капеллы был своего рода гарантом сохранения реформистской ориентации монархии. Ее слуги активно выступали против испанского брака. В частности, новый Декан Капеллы Ланселот Андруз (Andrewes) в своей неопубликованной поэме резко возражал против этого.[162] Несмотря на то, что при посредничестве Говардов и испанских послов определенное количество католиков заняли придворные посты, при дворе всегда существовала опасность проведения антикатолических чисток, когда папистов могли обвинить во всех бедах государства. В 1620 г. муссировались слухи об испано-папистском заговоре при дворе и возможных преследованиях католиков.

При дворе Якова I сложился своеобразный религиозный календарь. Помимо традиционных религиозных праздников церковный штат двора принимал активное участие в целом ряде дополнительных праздненствах: день восшествия на престол, годовщина заговора графа Гаури, годовщина Порохового заговора. В эти дни были обязательны проповеди королевских капелланов. Многие из королевских священников пользовались большим доверием Якова I и впоследствии занимали епископские кафедры. В целом как часть структуры двора к н. XVII в. королевская капелла почти ничем не отличалась от других, светских, служб.

Кроме вышеперечисленных субдепартаментов, в состав Королевской Палаты входило большое количество придворных слуг, представителей разного рода профессий, которые не были включены ни в один из них и подчинялись непосредственно Лорду-камергеру: придворный крысолов (ratcatcher), сапожник (shoemaker), придворный шпорник (spurrier), сундучник (coffermaker), часовщик (clock keeper), водопроводчик (plumber), парфюмер (perfumer) и т.д.

Среди подобных специалистов особое положение при дворе занимали представители медицинских профессий (в 1605 г. - 12 человек): аптекари, хирурги, врачи, дантисты. Кроме заботы о здоровье короля, они должна были принимать страждущих получить исцеление от золотухи из рук короля, чтобы удостовериться, что они больны именно этим недугом.[163]

Г. Тревор-Роупер считал, что большая открытость двора Якова I отразилась на развитии медицины в целом.[164] На короткий период двор стал центром распространения новой, нетрадиционной химической медицины (Paracelsianism) в противовес консервативной (Galenist). Общественным эффектом их деятельности стал рост значения химических лекарств и как следствие, выделение аптекарей в 1618 г. в отдельную от бакалейщиков компанию. Представителями нового направления были Генри Аткинс, Джон Крейг, Чамберс, но были среди них и откровенные шарлатаны, как доктор Поу. При дворе было много иностранных врачей. Среди них особо выделялся Теодор де Мейерн, гугенот. Он стал своеобразным эмиссаром гугенотов и швейцарских протестантов в Лондоне.

Медицинский, как и остальной штат двора, очень сильно разбух к концу правления Якова I (ок. 20 человек), что, вместе с недоброй репутацией королевских врачей, вызывало критику общественности, особенно среди медиков-профессионалов из королевского медицинского колледжа.

К низшим слугам Департамента Королевской Палаты относились ливрейные лакеи (footmen, ок. 10 человек), прачки (laundresses), посыльные (messengers), швеи (sempstresses), вышивальщицы (embroiderers).

Посыльные, как правило, возглавляли церемониальные процессии, т.е. формально считались низшими представительными слугами двора. Их статуса хватало только для передачи посланий иностранным представителям рангом ниже посла.[165] Поэтому для передачи королевской корреспонденции часто использовались слуги Королевской Палаты. Посыльные выполняли мелкие поручения всех высших должностных лиц двора, особенно часто – Лорда-стюарда. Они обладали определенными полицейскими полномочиями, когда требовалось доставить кого-либо по королевскому распоряжению ко двору или в Тауэр.

Формально в штат Палаты входили королевские лодочники (watermen), управлявшие королевской баржей, курсировавшей по Темзе во главе со своим капитаном (Master of Barges), а также квартирмейстер (Knight Harbinger), чьи обязанности не были на прямую связаны с Королевской Палатой. Квартирмейстер двора руководил группой квартирьеров, которые официально входили в состав Департамента Дворцового Хозяйства. Во время путешествий королевского двора имущество Большой палаты перевозилось на специальных "длинных каретах" (long carts), за которыми следили особая группа слуг.

Таким образом, в общей сложности штат Департамента Королевской Палаты с его ответвлениями достигал порядка 750 - 800 человек.[166] В силу своей близости к монарху Палата привлекала лиц более высокого социального статуса, чем Хаусхолд “низших ступеней”. Из-за наплыва ко двору провинциальной знати в конце XVI - начале XVII вв. и ограниченности числа достойных ее положения постов, в том числе и в Королевской Палате, наметилась тенденция, когда выходцы из благородных семейств, стремясь закрепиться при дворе, стали занимать должности, ранее предназначенные для средних сословий.

Как уже отмечалось, Департамент Королевской Палаты в основном обслуживал повседневную жизнь монарха, а также выполнял церемониальные и увеселительные функции. С одной стороны, он был призван обеспечить личные потребности государя и уход за ним, а с другой — выполнение им функций как главы государства. Высшие слуги Палаты составляли ближайшее окружение короля и являлись естественным каналом реализации его воли. В основе деятельности Королевской Палаты лежала департаментная организация. Королевская Палата представляла собой серию апартаментов, каждая со своим собственным штатом, церемониалом, специфическим набором функций, полномочий. Внутренняя структура департамента прошла длительную эволюцию, в ходе которой прослеживается ее тесная зависимость от характера королевской власти, личности самого монарха и степени его политико-административной активности. Укрепление королевской власти, как правило, приводило к усилению роли Королевской Палаты в качестве политико-административного механизма. В связи с возросшими функциями и обязанностями усложнялась ее внутренняя организация. На эти периоды Хаусхолд ”высших ступеней” становился тем орудием, при помощи которого королевская власть стремилась закрепить свой авторитет и противостоять баронскому, парламентскому и бюрократическому контролю.

 Королевская Палата оказалась довольно гибким механизмом, способным каждый раз перестраиваться и находить внутренние резервы для распространения своего влияния на государственное управление в целом. В силу этой тесной зависимости внутренняя организация департамента была менее стабильна, чем Департамента Дворцового хозяйства, который выполнял хозяйственные функции двора. Королевская Палата часто подвергалась перестройкам и реорганизациям, нередко в угоду тем или иным политическим и придворным группировкам, их лидерам и королевским фаворитам. В XVI - начале XVII вв. именно пространство Королевской Палаты стало ареной для политической борьбы между группировками, которые стремились взять ее под свой контроль или, по крайней мере, ключевые посты, чтобы иметь возможность оказывать влияние на нового монарха.
1.2. Королевская Спальня в системе