Кавказско-Каспийский регион постоянно находится в фокусе внимания международной политики и общественности, в гораздо большей степени, чем иные регионы, являющиеся авангардами политики и экономики. Вместе с тем, например, в стратегической доктрине США, подписанной президентом Джорджем Бушем в начале 2006 г., практически, нет упоминания данного региона[25]. Американские и британские проекты в Южном Кавказе осуществляются в период, для которого характерна экономизация геополитики, то есть трансформация геополитики в геоэкономику, когда происходит интерактивное сочетание геополитики и геоэкономики. Сквозь не совсем понятные инициативы и проекты проступает определенная банальность – обе атлантические державы в обозримой перспективе в Кавказско-Каспийском регионе интересует нефть, только нефть и ничего кроме нефти. Генеральной целью является нефть, а приоритетами – безопасность и стабильность, или управляемая стабильность. Все другие проекты и инициативы являются подчиненными.

По декларированным представлениям подразделения стратегического планирования Великобритании, Южному Кавказу отведено место транзитно-сервисного региона, с вытекающими задачами и решениями. В связи с этим, "классической" страной Южного Кавказа является Грузия, которой приданы исключительно транзитно-сервисные функции, и практически, ничего больше. Азербайджан – источник нефти с определенными функциями транзита, в том числе военного транзита. Лишь Армении придается статус страны, занятой высокими технологиями и диверсифицированной промышленностью. Грузия рассматривается, как не вполне надежный партнер из-за хронической внутренней нестабильности. Азербайджан является стратегическим партнером Турции, с которой все более ухудшаются отношения у Великобритании, а также, находится в геополитической блокаде со стороны соседних государств. Армения, находясь в тесных военно-политических отношениях с Россией, а также, в уязвимых геополитических условиях, по замыслу в Лондоне, обречена на роль "баланса" в Южном Кавказе и тесное сотрудничество с США, как гаранта ее безопасности, наряду с Россией[26].

Политика Великобритании и США в Южном Кавказе в целом, и по проблемам конфликтов во многом совпадают, но их подходы, приоритеты, политический стиль, последовательность выдвижения инициатив и задач в некоторой мере не совпадают. США и Великобритания осуществляют, в значительной мере, консолидированную политику в регионе, принимая во внимание, что обе державы осуществляют энергокоммуникационный проект межрегионального по масштабам, и глобального по функциям. Исходя из данных целей и предпосылок, ни США, ни Великобритания не заинтересованы в любом сценарии урегулирования абхазского, южноосетинского и карабахского проектов, так, как в процессе осуществляемых попыток, выяснилось, что в принципе не существует таких схем, подходов и технологий урегулирования данных конфликтов, которые не привели бы, как минимум, к усилению напряженности или к возобновлению военных действий, как крайнему развертыванию данного процесса[27].

Южноосетинский конфликт представляет угрозу для энергокоммуникаций, хотя весьма относительно, так, как условия региона с легкостью гасят те возмущения, которые время от времени возникают вокруг Южной Осетии. Великобритания уделяет гораздо большее внимание Южной Осетии, чем Абхазии, но не только в связи с оперативными задачами, но и по политическим мотивам. Грузинскому политическому руководству удалось убедить своих партнеров в Западном сообществе, что в отличие от Абхазии, вопрос Южной Осетии может быть решен. Однако вовсе не это является причиной внимания Великобритании к этой непризнанной республике. США должны в какой-то мере удовлетворить тот оптимизм, который имеет место в Грузии, грузинском обществе в отношении Южной Осетии, исходя из внутренних и внешних потребностей грузинской политики. Заявления и высказывания государственного секретаря Кондолизы Райс, политиков и администраторов США, скорее, направлены на поддержание иллюзий и схемы имитации урегулирования. Таким образом, если в Абхазии реализуется схема "пассивной" имитации, то в Южной Осетии – "активной имитации"[28].

В последнее время интегрированным в правительственные структуры экспертным сообществом Вашингтона, Лондона и Брюсселя выдвинуты новые тезисы относительно грузинских конфликтов с позиции интеграции Грузии в Европейский Союз и НАТО. Понимая, что проблемы Южной Осетии и Абхазии могут быть использованы Россией в ограничении интеграции Грузии в ведущие структуры Западного сообщества, Грузии предлагается отказаться от попыток актуализации задачи возвращения двух провинций под грузинский контроль, при условии облегчения процедуры вступления в НАТО и Европейский Союз. По оценке американских и британских политиков и экспертов, с точки зрения условий приема в НАТО, южноосетинский и абхазский конфликты могут считаться не внешними, а внутренними, что не предполагает использования 5 пункта Устава НАТО, а отношении оказания помощи одному из члена альянса, который испытывает внешнюю угрозу.

Политика Великобритании в отношении Южного Кавказа и Кавказа в целом несколько более сложна и синтетична, чем политика США. Нет сомнений в том, что существует некий "британский кавказский проект", включающий организацию системной сети управляемых конфликтных точек на Южном и Северном Кавказе. Данная системная сеть необходима для осуществления определенного влияния на Россию, которая представляется очень важным геоэкономическим партнером Великобритании, особенно в сфере добычи и транспортировки нефти и газа, разработки других минеральных ресурсов, осуществления инвестиций. В настоящее время, помимо Москвы, удалось создать британское влияние только на Южном стратегическом направлении. Происходит актуализация различных новых сюжетов: в Западной части Северного Кавказа, в пространстве адыгейских народов. При этом Абхазия является составной частью адыгейско-черкесского мира. Южная Осетия – эффективный рычаг воздействия на Северную Осетию и через нее на весь Северный Кавказ. Следовательно наилучшее положение Абхазии – это "подвешенное" состояние, когда будучи фактически инкорпорированной Россией, Абхазия не получит четкого политического статуса. Эти моменты особенно важны, так, как чеченский проект деактуализирован, крайне не популярен в американской администрации и инициируется исключительно маргинальной группировкой Збигнева Бжезинского[29].

Подходы и приемы США и Великобритании в отношении карабахской проблемы, будучи, сопоставимыми в отношении грузинских конфликтов, все же имеют принципиальные отличия. За период осень 2005 – зима 2006 годов Европейское сообщество, при инициирующей и лидирующей роли Великобритании, попыталось привести карабахскую проблему к некоторому новому состоянию, когда, получив гигантские уступки от Армении (вывод войск, возвращение только азербайджанских беженцев, практическое разоружение), Азербайджан, не признав независимого статуса Нагорно-Карабахской Республики, соглашался в ближайшие 15 лет не поднимать вопроса о Нагорной части карабахской провинции. Таким, образом, имелось в виду не достижение какого-либо результата по проблеме урегулирования, а создание новой ситуации, обеспечивающей безопасность, то есть того, что является приоритетом американской и британской политики в Южном Кавказе. Данная схема "урегулирования", разработанная Международной кризисной группой и британскими правительственными организациями полностью провалена. Данная схема была рассчитана, прежде всего, на сильное давление США, в первую очередь, на Армению. Великобритания, пыталась, предложить самопроизвольные подходы в "урегулировании". Но это не значит, что позиция Великобритании не опиралась на принципы и нормативы Европейского сообщества[30].

Сложились два принципиальных подхода в рассмотрении урегулирования карабахской проблемы. Европейское сообщество ставит задачу – любой ценой не допустить создания международно-признанного армянского государства в карабахской провинции. США необходима сильная Армения, которая выполняла бы такие задачи, которые выполняются ею в связи с военно-политическим сотрудничеством с Россией, то есть, препятствовать созданию обширной зоны турецкого доминирования на Кавказе. Задачи не очень безопасные и почтенные, но какие есть. Данные задачи могут стать более содержательными и многоплановыми в пост-нефтяной период, когда каспийская нефть будет исчерпана, и возможно, геоэкономические цели США вновь трансформируются в геополитические, хотя могут возникнуть совершенно новые интересы, цели и задачи. Возможно, США и их партнеры вообще уйдут из региона. Возможно, возникнет российско-американский "заговор", а затем и альянс, как ответ на различные вызовы брутальности в Евразии и в других сопряженных регионах.

Нынешний период развития политической ситуации в Южном Кавказе, вполне характеризуется ускоренным и последовательным становлением транзитно-сервисного статусом региона. Государства Южного Кавказа, рассматриваются не, как субъекты по отношению энергокоммуникационным проектам, а наоборот, когда данные государства являются объектами, а энергетические коммуникации – субъектами. Россия не может не следовать примеру западных партнеров и конкурентов, также, рассматривая регион, как транзитно-сервисный. В этом раскладе стратегий и интересов, только Армения имеет надежды стать индустриальной страной, обладающей высокими технологиями и боеспособными вооруженными силами. Именно исходя из данных актуальной ситуации и перспективы нужно рассматривать политику Великобритании к конфликтам в Южном Кавказе.