Повар-вор и песня на закуску
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

 

Александр Ермилов. Владелец бард-кафе «Гнездо глухаря»

ТЕКСТ: Анастасия Нарышкина

ФОТО: Александр Басалаев

 

Давным-давно в МГУ на Ленинских горах случился пожар. Студент журфака Саша Ермилов возвращался в общагу, по обыкновению, поздно. И открылась ему такая картина: ночь, огни, воют пожарные машины, бегают люди, тащат шланги, сопят, покрикивают. а в сторонке сидит юное дарование, тоже с журфака, перебирает гитарные струны и мурлычет: «дым костра создает уют, искры тлеют и гаснут сами.» Ермилов ахнул и побежал знакомиться с гитаристом, выяснять, чьи слова, брать аккорды. В общем, заболел авторской песней. Так сильно, что спустя 30 лет открыл в центре Москвы бард-кафе «Гнездо глухаря».

 

 

СЛЫШЬ, БРАТЕЛЛО

 

Этот «дым костра» аукнулся Александру Георгиевичу лет семь тому назад, когда одной нехорошей ночью подвал, где размещалось «Гнездо», выгорел дотла. Следствие записало в протокол, что стекла в подвальчике были выбиты, что в каждое окно был аккуратно спущен тряпичный жгут, по которому в помещение подавали бензин. Занялось в шести местах сразу. А еще сгорел, облитый бензином, скромный кооперативный ЛуАЗ. Были экспертизы, возбуждали дело, но никого, как водится, не нашли.

Александр Георгиевич, конечно, рассказал где следует, как приходили к нему добры молодцы, настоятельно предлагали защиту от врагов внешних и внутренних, 195 и как он отказался, поскольку в жизни ни под кого не прогибался, не платил и платить не будет, хоть убейте его. Описал, конечно, приметы, в лицах показал, как уже после пожара рявкнул на одного «брателлу», явившегося в контору. «Я ему: вы кто такой? - А вы не узнаете? - Знать не знаю и видеть не хочу.- И он ушел,- дескать, машину поставлю и вернусь. Я ему: я буду у себя! - И больше его не видел». Подвальчик еще полгода был закрыт на ремонт. «Брателлы» больше не приходили. Может, выяснили, что никаких особенных прибылей у Ермилова нет, и даже наоборот, сплошные убытки.

 

 

СМОТРИМ НА ЗАПАД

 

До перестройки Ермилов работал на телевидении и в газетах, много ездил, работу любил. Но когда пришел 1987 год, ушел не задумываясь. «Я,- говорит он,- сразу почувствовал: вот оно. До этого была крышка, которая не давала высовывать башку. А тут все забурлило!»

Для начала вместе с женой Аллой Павловной открыл кооператив КЭБ (культура, экономика, безопасность). Чем только ни занимались, как только ни прогорали - и в прямом, и в переносном смысле,- но всякий раз возрождались, натурально из пепла. Был, например, у Ермиловых центр подготовки телохранителей, первый в СССР. В качестве преподавателей набрали безработных спецов из КГБ и МВД, с желающими получить профессию тоже проблем не было. По утрам под дверью кооператива выстраивалась очередь из крупных молчаливых мужчин, дисциплинированно приезжавших к самому открытию. Милиция вначале пугалась, потом привыкла. Дело пошло, приезжали американцы, дивились, хвалили. А потом Министерство образования (тогда это было в его ведении) безо всяких объяснений не продлило центру лицензию. Ермилов так это объясняет: Лубянка увидела, что бизнесменов и политиков охраняют слишком хорошо подготовленные люди, а оно ей надо? Года четыре у Ермилова работал центр повышения водительского мастерства. Оказалось - интересно, но бесперспективно. Надо платить инструкторам, бывшим именитым спортсменам, а они стоят дорого. Надо содержать автодром, автомобили, которые очень быстро изнашиваются - вождение-то экстремальное. «У нас все думают, что это школа начинающего водителя, приходят и говорят: мы готовы платить 200 рублей в час,- говорит Ермилов.- А эта услуга должна стоить в десять раз больше. Но у тех, кто готов платить, есть свои водители». Пришлось закрыться. Но такие истории не становились катастрофой. Ермилов говорит, что в те времена ничего не стоило придумать, чем заняться: достаточно было посмотреть на Запад. Это теперь, когда в Москве есть все, находить перспективные направления куда труднее. Впрочем, моментов, когда все висело на волоске, хватало в жизни каждого тогдашнего кооператора. С Ермиловым это происходило регулярно - рисковый он человек. В 1988-м в КЭБе придумали экскурсию, посвященную 1000-летию крещения Руси. Нашли экскурсоводов - много их тогда было без работы. На центральном телевидении отыскался чудо-человек Паша Гранкин, водитель первого класса, эрудит, владеющий несколькими языками. Договорились, что Гранкин ведет автобус и на четырех языках рассказывает об архитектуре Москвы, о православии, о церквях, о синагогах, о католических храмах. Это был проект века! Иностранец просто обязан был клюнуть на Пашу Гранкина! Ермилов продал машину, на вырученные деньги дал задаток директору соседнего автопарка. За аренду автобусов обещал заплатить позже, когда пойдет прибыль. Напечатал плакаты, расклеил на остановках. И что? И ничего. За весь день к автобусам подошли шесть или семь человек. «Хоть стреляйся,- говорит Ермилов.- Больше у меня ничего нет, и что теперь делать - неизвестно. И я подумал: если мы видим очередь, то советский человек сначала встанет, а потом уже спросит, что дают. И на следующее утро я молил директора автопарка: поверьте мне в долг еще на один день. Он поверил. Я взял наших экскурсоводов, дал им мегафоны, и они на остановках начали вещать в мегафон, какая у нас замечательная экскурсия, а остальные изображали очередь. Все! К вечеру были полные автобусы. Я вернул все долги».

 

 

СКАЖИ «МУ-У»!

 

И все свои 18 бизнес-лет Ермилов занимается телевидением. «Я продюсер,- объясняет он.- Нахожу деньги, должен сделать программу и отсюда получить выгоду. Была у нас программа «Полет над гнездом глухаря», музыкальная, об авторской песне. Она просуществовала два года. Ее у меня ТВЦ закупало. Еще «Москва пассажирская», «Новости с Тверской, 13», «Слово префекту», «Остановка по требованию». Мы сотрудничаем с московским правительством, делаем по его заказу некоторые публицистические программы. Сейчас, кстати, в запуске на ТВЦ новая телепередача - об экономике города, вести ее будет мой сын Алексей». Кстати, хорошие отношения с московским правительством очень пригодились Ермилову, когда он открыл бард-кафе. Помогают, говорит, чем могут, кроме денег. Было время, когда КЭБ делал в прямом эфире часовую передачу аж на «Первом канале». Называлась она «Гонг» и представляла собой телевизионный аукцион. «Разваливался Союз,- говорит Ермилов.- Дефицит страшнейший, ничего не достанешь. И я решил сделать такую передачу. Пришел на МТБ, к Константину Затулину. Пришел к Егору Яковлеву, руководителю Гостелерадио. Мы все просчитали, подключили и радио, и газеты. И такой дали многоствольный залп! «Хотите жить без забот и умереть без угрызений совести? Тогда включайтесь в наш телеаукцион. Вы можете купить все, от отеля в Анапе до отреза на брюки». Как это работало? А вот как. Я, например, звоню министру текстильной промышленности: работает министерство?

- Работаем.

- Так мы хотим это показать!

- Что нужно?

- Отдайте распоряжение, чтобы мы в Иваново могли отснять что хотим.

И мне нужна тыща километров такой ткани, тыща сякой. Я продам и вам верну все до копейки, а слава останется при вас.

- Нет вопросов.

Или вот ездил я в Анапу - корпуса брошенные, волны их подмывают. И я говорил с экрана: вот вы сидите у себя в Иркутске, денег набрали и не понимаете, во что их вложить, а могли бы купить прекрасный отель! Первая передача прошла блестяще. Когда Яковлев узнал, что телевидение за семь минут эфира получило миллионы, в Останкино на радостях все телевизионное руководство отсутствовало дня четыре». Откуда ж миллионы, спросит читатель? А очень просто: разница между ценой, по которой Ермилов приобретал товары, и ценой, по которой он их продавал на аукционе, почти вся доставалась телевидению - КЭБ от этой маржи получал лишь 3%. Потому что монополия.

Благодаря «Гонгу» Ермилова первый раз «кинули» по-крупному. Не бандиты какие-нибудь, а местные бюрократы средней руки. Тогда в Москве было плохо с квартирами. Ермилов пошел в одно государственное учреждение и предложил: дайте нам 15 квартир, мы продадим их на аукционе, цену, которую вы назначите, отдадим вам, а маржу оставим себе. Подписали договор. Специалисты из департамента, конечно, назначили за квартиры самые высокие цены, какие только могли быть. Но аукцион есть аукцион, да еще телевизионный. Тут кипят такие страсти! «В кадре можно любого министра попросить «скажи му-у», и он скажет «му-у»,- говорит Ермилов.- Когда в прямом эфире смотрят на тебя камеры, а этот тип из Магадана дает 45 тысяч, то ты выложишь 55! И только тогда опомнишься! У нас был такой крупный кадр: показывают победителя, а он губу закусил, и кровь из губы течет. Он дал за эту квартиру вдвое больше, чем просили на рынке». Одним словом, жилплощадь ушла из прямого эфира со 100-процентной маржой. «На следующий день,- говорит Ермилов,- я пришел в департамент с бумагами и со словами «вы нам должны столько-то денег», а они как-то задумались. Я им говорю: любой суд за пять минут примет решение в мою пользу. «Ну и судитесь»,- сказали они, видимо, заранее зная результат. Мы все взвесили и не стали судиться. Такие были времена!»

 

 

КУШАТЬ ПОДАНО

 

Если вы думаете, что авторская песня - это было еще одно увлечение, которое пришло на смену прежним, то вы крупно ошибаетесь. Это было всегда. И еще студентом МГУ Ермилов первый раз раскинул для людей искусства скатерть- самобранку. И в первый раз увидел, что авторской песней можно заработать на хлеб с маслом.

Его сосед по общежитию, Толя Шиманский, прекрасно пел и играл на гитаре. У него в комнате собирались такие же поющие. Ермилов молча грустил за стенкой: напроситься в чужую компанию не было никакой возможности. Сам-то он знал и любил авторскую песню, играл на баяне, мандолине и на пианино, но петь не пел - голоса не было.

Зимними ночами студент Ермилов подрабатывал, объезжая на мотоцикле магазины. Мерз, конечно, зато получал хорошие деньги, 90 рублей в месяц. И вот как-то раз, придя в общагу с работы, он услышал, что за стеной не только перебирают струны, но и скидываются на скромное студенческое пиршество. «Один говорит - поехали, дескать, во Внуково (тогда нигде ничего достать было нельзя, а там всю ночь работал ресторан). И другой отвечает - да денег нету! А у меня-то есть, я зарплату получил! И никому ничего не говоря, я сажусь в машину, еду во Внуково, накрываю стол на 15 человек и жду: сейчас вы явитесь со своими копейками! Проходит полтора часа, официанты уже косятся, надо расплачиваться и уходить. Никого нет, я один за накрытым столом. И тут они заходят! А я встаю и говорю: кушать подано!» Потом, ясное дело, достали гитару, запели, вокруг собрался народ. «Люди были,- говорит Ермилов,- самые разные: и работяги, и журналисты, и актеры, и военные.

Те, кто много летал,- интересные все люди! Или, может, по пьянке так казалось? И мы такие набеги стали делать раз в месяц. Да нет, уже не мы платили, а сбрасывались слушатели. А как пели! Не халтуру какую-нибудь, не попсу, а романсы, студенческие, авторские песни - Высоцкого, Окуджаву, Визбора, Клячкина. Все делалось на профессиональном уровне, и это было великолепно! Один мужик даже не полетел, с нами просидел до утра».

 

 

КУШАТЬ ПОДАНО-2

 

Десять лет назад Ермилов применил тот же самый отработанный ход: собрал поющих людей за столом. Скажем сразу, что дело это не очень прибыльное: «отбиваться» стали только полтора года назад. А все время до того в «Гнездо» вкладывали, вкладывали и вкладывали.

Вообще-то на мысль о бард-кафе навел его театр имени Маяковского, куда выходят окна его конторы. Представьте себе: год, наверное, 1993-й, есть в стране нечего, полки пустые, а возле театра - толпа. «Знакомая театральная художница мне потом сказала: продавать билеты дешево мы не могли. Но люди все равно их покупали. Зато в буфете во время антракта не было ни одного человека. Потому что на бутерброды им уже не хватало». В тот момент Ермилов с чувством сказал себе, что русский интеллигент - это. Интеллигент! И решил открыть еще одно учреждение культуры. Сняли «убитый» подвальчик с водой по колено. Откачали, почистили, выгнали крыс. Пригласили бардов, посидели и подумали, как организовать дело. Барды тогда были людьми нетребовательными: договорились, что они поют, а в кабачке их за это кормят.

Потом, когда оказалось, что кабачок пользуется успехом и что подвал каждый вечер полон, авторам стали отдавать выручку от продажи билетов. Это, прямо скажем, не бог весть сколько: в больших залах артисты получают совсем другие гонорары. Тем не менее и в малом зале (это тот самый подвал), и в большом «Гнезде» (это гордое имя носит чердак, его открыли полтора года назад) каждый вечер - новая программа, известные имена. Значит, авторов их гонорары устраивают. «За туманом они давно не ездят,- говорит Ермилов.-Для многих из них авторская песня - единственный источник существования. Времена меняются. Раньше барды никогда не получали больших денег, а сегодня есть авторы-исполнители, чьи гонорары сравнимы с гонорарами звезд эстрады. Но есть и такие, как Сергей Трофимов, Трофим, который поет у нас, а мог бы получать в больших залах большие деньги». Окупается заведение только за счет ресторанного бизнеса. Сначала Ермилов в этом был не очень силен, за что и страдал неоднократно. «Взяли как-то девочку из закрывшегося ресторана, она с подругой пришла - мы, говорит, профессионалы, все вам обеспечим. Вернулся из командировки - все разворовано. Это какая-то страшная мука! Мы берем поваров - они немедленно проворовываются, мы их выгоняем». Воруют, увы, не только работники ножа и кастрюли, но и люди, отвечающие за творческий процесс. «Есть один знаменитый бард - душа-человек, не от мира сего. Поэт, одним словом. Один наш арт-директор ему вообще ничего не платил, брал все себе. Тот приезжал, выступал, его кормили-поили - и все. Я узнал, сменил директора. И когда мы заплатили этому барду деньги, тот заплакал - первый раз держал в руках такую сумму». Вот почему сегодня Ермилов твердо уверен, что самое надежное предприятие - семейное: полностью доверять можно только близким. «А «Гнездо глухаря»,- говорит он,- это все-таки для души. Это не совсем бизнес: пока не получается, чтобы было всегда тип-топ».

 

«БИЗНЕС», No14(33) от 28.01.05

 

 

Первопечатник Захаров

 

Игорь Захаров. Издатель

ТЕКСТ: Михаил Зыгарь

ФОТО: Александр Басалаев

 

«Он любит книги больше, чем деньги» - так говорили в дореволюционной России торговцы с Сухаревской площади про самых лучших своих покупателей. Точно так же про себя говорит и издатель Игорь Захаров. Правда, книги он уже больше не покупает: любую интересную ему книгу он сразу отдает верстальщику, чтобы прочитать ее в черновой верстке. Потом, конечно, издает: вроде и удовольствие получил, а заодно и прибыль.

На Никитской площади есть старый доходный дом. Когда-то здесь бывал Ленин. Может быть, Пушкин с Натальей Николаевной захаживали. Сейчас часть дома принадлежит издателю Игорю Захарову. Вернее будет сказать -человеку-издательству «Захарову».

Его рабочий кабинет - в подвале. Сначала они с супругой купили квартиру наверху, а потом, по правилам, установленным московским правительством, начали благоустраивать подвал. Теперь тут стоит роскошный стол, принадлежавший когда-то Михаилу Гершензону, за которым сидели Андрей Белый и Бердяев. Сейчас за ним сижу я. А Захаров - развалившись в кресле напротив:

- Я сейчас буду курить, а вы не возражайте,- Захаров начинает вспоминать о том, как он из редактора в АПН превратился в преуспевающего издателя.

 

 

НАЧАЛО

 

- Моим старинным приятелем был Владимир Григорьев. Сейчас он глава Федерального агентства печати, а тогда он был владельцем «Вагриуса»,-задумчивость в его взгляде сменяется игривым выражением лица.- Примерно раз в квартал мы с ним встречались, и он спрашивал меня: «Ну, когда же ты начнешь издавать книги?» А я, как обычно, отмахивался. Представьте себе, что, например, у вас где-нибудь на работе есть коллега, с которой вы находитесь в довольно фамильярных дружеских отношениях. Примерно раз в неделю при встрече вы ей шутки ради говорите: «Машк, ну как, пойдем?» А она: «Отстань, дурак!» И вы расходитесь. А в один прекрасный день она вдруг возьми да и ответь: «Ну, пойдем. Я сегодня заканчиваю в пять». Это уже совсем другая реальность! Так примерно было и со мной. В очередной раз, когда Григорьев спросил у меня, когда я начну издавать книги, я ему ответил: «Давай завтра». Он, надо признаться, выдержал удар.

Так в 1997 году два старых приятеля создали закрытое акционерное общество «Захаров»: 20% принадлежало лично Захарову, а 80% - издательству «Вагриус». Причем было условлено, что новое издательство будет заниматься только мемуарами и биографиями и не будет беспокоиться о размещении заказов в типографиях или о разговорах. «Я тогда думал, что не барское это дело»,-объясняет Захаров. Кто был несомненной знаменитостью в 1997 году? Конечно, Пугачева. Так появилась неавторизованная биография «Алка, Аллочка, Алла Борисовна». Первый тираж составил 150 тысяч экземпляров, продавались они по доллару за книгу. И все шло хорошо, пока Захаров не получил от «Вагриуса» счет за оплаченную рекламу на телевидении на 150 тысяч долларов.

- Я понял одну важную вещь: надо контролировать все от начала до конца. На том мой роман с «Вагриусом» закончился. На исходе третьего месяца я перерегистрировался в частного предпринимателя Захарова. Я не в претензии на «Вагриус» и тем более на Григорьева - по-прежнему целуюсь с ним при встрече и очень благодарен ему за этот своевременный урок.

 

 

ДРУЗЬЯ

 

С тех пор Захаров организовывал свой бизнес исключительно на собственные средства. Первое время пытался привлечь деньги большого бизнеса: обращался в Мост- банк, в «Менатеп», разговаривал с Невзлиным, который проявил больший интерес к издательскому делу, чем остальные. Однако олигархи не соблазнялись. Положила конец хождениям жена Ирина: «Зачем ты унижаешься? У нас есть 25 тысяч в тумбочке? Значит, мы напечатаем 25 тысяч экземпляров биографии Фаины Раневской». Ирина сама нашла типографию в Ярославле, нашла распространителя. Туда сдали весь тираж и отправились на весенние каникулы. Через несколько дней позвонил директор, сказал, что весь тираж разошелся, и потребовал допечатать новый. Еще во время сотрудничества с «Вагриусом» Захаров издавал биографию английской королевы Елизаветы, которую ему переводил Георгий Чхартишвили. А потом, через несколько месяцев, этот переводчик попросил у издателя совета: куда можно отнести рукопись детективного романа. «Я советов вслепую не даю»,- ответил Захаров и попросил почитать. «Зачем вам, вы же детективов не печатаете?» - удивился Чхартишвили. «Я сам себе хозяин, что захочу, то и буду издавать»,- обиделся Захаров. Принесенный ему роман назывался «Азазель». Он Захарову понравился и, оказавшись «на свободе», он решил параллельно с Раневской попробовать напечатать Акунина.

Первый тираж «Азазеля» Захаров отпечатал в «Московской правде» сразу после биографии Раневской - в мягкой обложке и на очень дешевой бумаге. Начинающего издателя никто не предупредил, что обложку надо лакировать, потому что иначе краска слезает. Оптовики не хотели брать тираж. Первые 10 тысяч акунинского романа продавались десять месяцев. Сейчас они расходятся за десять дней.

В первое время денег на рекламу не было, поэтому максимум, что мог себе позволить Захаров,- рассылать или разносить свои книжки по редакциям, адресуя их своим друзьям и бывшим коллегам - журналистам. Друзья по мере сил помогали.

 

 

НЕДРУГИ

 

Одной из первых придумок Захарова было заказать книгу Маше Арбатовой. В 1998 году она была очень раскрученной публичной фигурой - «какой канал ни включишь, какую газету ни откроешь - везде Маша». Он предложил ей написать историю своей жизни, не прикрываясь никаким художественным вымыслом. Дал бешеный по тем временам аванс - 2 тысячи долларов. И уже через восемь месяцев получил рукопись в 700 страниц.

Захаров спокойно сократил текст до 480. «Потому что есть такой закон: если книга больше 500 страниц, это отпугивает; может быть, и хорошо, но столько не съесть». Спрос на изданную Захаровым Арбатову был огромен.

Убедившись в том, что от профессиональной редактуры большинство текстов только выигрывает, точно так же издатель стал подходить и к остальным произведениям. - У меня нет никакого священного трепета перед рукописями. Точно так же я по инерции залезаю в редактирование любого текста, включая Пушкина. Если автор забывает поставить точку, ее надо поставить. Только нужно догадаться, является это вмешательством в авторский замысел или нет.

Из-за этой редакторской смелости у Захарова вскоре появилось немало критиков и недругов среди литературоведов. Его стали обвинять в том, что он калечит тексты. Он неизменно отвечал, что «всего лишь облегчает».

 

 

СКАНДАЛЫ

 

Именно литературоведам Игорь Захаров обязан своим самым первым и громким скандалом. Он опубликовал первую завершенную редакцию «Войны и мира» Толстого - 800-страничный семейный роман, который писатель хотел напечатать, но не нашел издателя, а поэтому решил доделать, вследствие чего и появилась на свет эпопея. Этот текст был издан в советские времена небольшим тиражом текстологам «для служебного пользования». Тогда-то Захаров его и купил, а став издателем, решил опубликовать. Перед этим сырой, по его мнению, текст он привел в порядок: расставил красные строки, пронумеровал главы. Заодно напечатал предисловие, написанное Толстым, которое писатель выкинул в самый последний момент - буквально на стадии верстки. А литературоведов все это возмутило: говорили, что никакой это не Толстой, а просто Захаров сляпал. Зато потом права на эту первую завершенную редакцию «Войны и мира» Захаров продал во все страны и теперь как редактор, подготовивший издание, получает проценты.

Вообще, зарабатывать на скандалах Захаров не любит. «Деньги - это очень важно, но скандал и слава - это только следствие. Сначала нужно сделать что-то хорошее, а уже потом придет благополучие».

Нескандальный Захаров утверждает, что проблем с конкурентами у него нет. «Я же в этом бизнесе ничье поле не захватывал. Я занял пустующую нишу мемуаров и биографий. А хорошие мемуары - это как хороший роман, только лучше, потому что это почти правда. Среди издателей я живу обособленно. Ни в какие сообщества или издательские клубы не вхожу. Даже с Акуниным и Фандориным я никому дорогу не перебегал, ни у кого его не перекупал. Наоборот, как только у кого-то из моих авторов дела начинают идти лучше, кто-то из «книжных монстров» пытается его перекупить. Но это легко объяснимо: ведь намного проще взять готового вундеркинда, чем растить его».

«Вундеркинд» Акунин - гордость Захарова. С ироничной улыбкой он вспоминает, как продолжал его издавать, несмотря на большие убытки для себя. Он предвидел, что на внедрение любого, даже самого талантливого автора всегда нужно около трех лет.

Сейчас Захаров продюсирует уже новых авторов:

- Книги надо раскручивать. Но реклама стоит больших денег. А они есть только в том случае, если книги издаются стотысячными тиражами, как - у Акунина. Но тому же Акунину особой рекламы уже не нужно. А Татьяне Кирилловой реклама нужна. Но там нет этих денег! Поэтому приходится прибегать к бесплатным формам. Издатель уверяет, что важную роль играет сила его имени: «А, Захаров, обычно что-то интересненькое предлагает».

Поэтому я сейчас могу продать тысячу экземпляров любой книжки. Даже если там будут белые страницы. А когда уже кто-то купил, начинается бесплатный слух. Книга сама себя продвигает.

 

 

СУДЫ

 

У Захарова звонит телефон. Он долго не обращает внимания, затем нехотя берет трубку.

- Вообще-то у меня нет мобильного телефона. У меня есть алиби: ведь я имею дело с пишущими людьми, я им и говорю всегда: «Хотите что-то сказать -напишите». У меня нет машины. Квартира тоже принадлежит не мне, а жене. Она же является директором издательства. Формально у меня вообще ничего нет. Мой счет арестован по состоянию на сегодняшний день. Каждый отрезок времени, как любой издатель, я нахожусь в двух-трех судебных процессах.

Семь лет назад, после успеха биографии Аллы Пугачевой, Захаров издал еще три книги: биографии Понаровской, Леонтьева и Агутина. В каждой есть блок иллюстраций. Несколько лет спустя он получил повестку в суд - иск подала фотокорреспондентка с Украины, которая в восьмидесятые годы снимала Леонтьева. Саму фотографию Захаров получил у директора Леонтьева, но ей (как автору) ничего не заплатил. Она выиграла.

Подобные истории в издательском бизнесе - дело обычное. Самый серьезный судебный процесс, в который сейчас вовлечен Игорь Захаров,- по иску вдовы Сергея Довлатова. Дело в том, что Захаров опубликовал личную переписку писателя с его другом Игорем Ефимовым - ему ее передал сам Ефимов.

- Это настоящий эпистолярный роман. Они не стеснялись друг друга. Были очень откровенны. Писали гадости про все на свете. И я это издал, хотя знал, что вдова

Довлатова возражает и грозит мне санкциями. Я сделал это потому, что текст стоил этого.

Я готов был отказаться от своей половины - обычно деньги делятся пополам, но я был готов отказаться от своего процента.

Через три года, когда 15 тысяч экземпляров было распродано, Довлатова подала иск против Захарова. В суд она представила справку, в которой значилось, что книга в магазине стоит 5 долларов,- поэтому от издателя она требовала 30 тысяч. По словам Захарова, издательский бизнес очень чистый и прозрачный. Отпускная издательская цена составляет половину от той, по которой книга продается в магазине. Из отпускной автор обычно получает 10% и столько же -издатель. Остальное - оптовики, магазины.

Захаров признает, что нарушил закон: напечатал без разрешения владелицы авторских прав. Адвокат был в ужасе, когда Захаров публично заявил, что готов понести наказание, но не в состоянии заплатить 30 тысяч долларов. «Мы ей предлагали ну пять тысяч, ну семь, ну, максимум,- десять. Но не 30 же!»

Захаров лукаво прищуривается и говорит, что именно поэтому больше любит печатать мемуары - их авторы уже умерли, им не надо платить никаких роялти. - У живых авторов тоже есть свои преимущества. Но я заметил, что они довольны издателем только тогда, когда дела идут на четверочку -»нормально». Если книжка продается плохо, виноват, конечно, издатель. Но если книга продается очень хорошо, возникают вопросы: «А зачем мне издатель? Я получаю 10% - и он 10%. Зачем я с ним делюсь?»

 

«БИЗНЕС», No18(37) от 03.02.05

 

 

«Ы» то, «Ы» другое

 

Дата: 2019-11-01, просмотров: 237.