http://new.hist.asu..../ruskit/06.html

Весна 1872 г. началась с осложнений в отношениях между Колпаковским и прибывшим в Чугучак на переговоры о возвращении Илийского края Китаю цзяньцзюнем Жун Цзюанем. Поводом к конфликту послужило выставление русскими пограничными властями пикета неподалеку от развалин Чугучака. Объясняя туркестанскому г-г Кауфману причины самовольных действий на территории Китая, семиреченский военный губернатор докладывал 5 июня того же года, что прибывший для принятия Кульджинского края цзяньцзюнь Жун обосновался в Чугучаке и сразу же начал проводить в отношении России недружественную политику. Он установил тайные связи с российскими приграничными киргизами, начал жаловать их владельцев китайскими знаками отличия, чинами и "вообще напрягает все усилия, чтобы привлечь к себе кочевников и подготовить в среде их благоприятную китайцам партию". Распространяет слухи о переносе китайской границы до Сергиополя, посылает свои письма и эмиссаров в Кульджу с угрозами мусульманам и приказами калмыкам и другим буддистам готовить провиант для китайских войск, что "возбудило сильное волнение в населении Илийской долины". Колпаковский в своих письмах к Жуну просил цзяньцзюня воздержаться от распространения подобных слухов, а тем более недружественных России действий.

"Но китайский сановник, указывал Колпаковский и поныне продолжает держаться принятого им образа действий, несмотря на все знаки внимания, предупредительности и должного сану его почтения, которые оказаны ему во время поездки его в Сергиополь и во все продолжение сношений со мною".

Скоро агитация цзяньцзюня начинает приносить свои плоды. В начале апреля 1872 г. русским пограничным властям стало известно о намерении ряда киргизских волостей откочевать в Китай. До этого Жун приказал собранным в Бахтах по просьбе цинского правительства китайским эмигрантам переселиться в Чугучак и приступить к восстановлению крепости и города. Тогда же весной из Улясутая в Чугучак прибыл транспорт с оружием и военными припасами. Все это, делал вывод Колпаковский, свидетельствовало

"о намерении Жуна образовать в Чугучаке военный пункт из вооруженных китайских эмигрантов, взятых из Бахтов, для действий на умы пограничных киргиз и кульджинского населения: давало китайцам важную точку опоры при будущих переговорах о границе, ибо они могли бы ссылаться на фактическое занятие ими долины Эмиля".

Кроме того этим шагом Колпаковский рассчитывал сделать уступчивым цзяньцзюня Жуна на его переговорах с российским уполномоченным. Все эти причины и побудили военного губернатора Семиречья приказать начальнику Южно-Тарбагатайского отряда выдвинуть военный пост к Чугучаку, "чтобы заявить этим фактически права наши на долину Эмиля и развалины Чугучака, как результат завоевания Кульджинского ханства". Прибывшему в Сергиополь на встречу с русским комиссаром цзяньцзюню Жуну Г.А. Колпаковский без всякой дипломатии заявил, что территория Чугучака принадлежит русским по "праву завоевания Кульджинского ханства". И уже собирался послать приказание начальнику Южно-Тарбагатайского отряда занять сам город, как в Сергиополь прибыл на переговоры генерал Богуславский и велел отменить приказ. Вследствие чего полусотня казаков, простояв с 6 по 10 мая 1872 г. в двух верстах от Чугучака, вернулась в расположение отряда на Кок-Тум. Докладывая об этом инциденте Кауфману семиреченский губернатор настаивал на удалении Жуна из Чугучака в Кобдо¹.

По обоюдной договоренности русского и китайского правительств в Сергиополе (ныне Аягуз) 8 мая 1872 г. состоялась встреча уполномоченных. Со стороны России на нее прибыл генерал-майор Д. Богуславский, из Китая - илийский цзяньцзюнь Жун Цзюань. Представитель России заявил цинскому уполномоченному, что для возвращения Кульджи цинская сторона должна принять следующие условия : 1) Исправление границ, обозначенных Чугучакским договором ("...по хребтам, окаймляющим долины рек Или, Эмиля и пересекающим долину Черного Иртыша"); 2) Допущение наших торговцев внутрь Китая ("...через Кобдо и Улясутай, а также через Кульджу, и Чугучак, и Урумчи, Хами, западным воротам Великой стены в центр империи"); 3) Учреждение наших консульств в главных торговых пунктах Джунгарии, Монголии и Кашгара. Свои они могут заводить у нас, где желают; 4) Вознаграждение нас за убытки, понесенные нами при разорении дунганами Улясутая, Чугучака и пр. и за издержки на содержание на границе наблюдательного отряда". Без завоевания цинскими войсками соседних с Или территорий "мы Кульджи не отдадим, не допуская по соседству с нашими среднеазиатскими владениями образования маньчжурского оазиса, окруженного враждебным к нему населением"². Хотя накануне этой встречи русский посланник в Пекине Влангали информировал цинское правительство о том, что возвращение Илийского края Китаю возможно лишь при условии достаточных у Жун Цзюаня вооруженных сил для фактического занятия и контроля края и объявления амнистии местному населению, цинский представитель отказался обсуждать какие-либо условия и потребовал немедленной сдачи края³. Он заявил Богуславскому, что "явился не для переговоров (на что у него нет полномочий), а для вступления в управление Кульджой, что войск с ним правда нет, но они придут со временем, а пока жители, конечно, охотно подчинятся его власти, узнав, что он привез амнистию"⁴.

Поскольку ни официальных полномочий, ни войск для приема Илийского края у цзяньцзюня не было российская сторона неожиданно для китайской делегации прервала переговоры, причем сделано это было достаточно бесцеремонно и оскорбило представителя Китая. Генерал Богуславский направился из Сергиополя в Верный, а оттуда в Кульджу. Информируя русского посланника в Пекине Влангали о причинах срыва в Сергиополе переговоров Горчаков отмечал, что китайский сановник

"не был снабжен никакими полномочиями или инструкциями относительно западно-китайских дел и что китайское правительство, назначая уполномоченного, имело только в виду получить из наших рук, занятый нашими войсками Кульджинский край. При этом оно не допускало, по-видимому, необходимости заключения каких-либо дополнительных условий, которые обеспечивали бы на будущее время наши военно-административные и торговые интересы на китайской границе",

при таких обстоятельствах русский уполномоченный посчитал невозможным вести какие-либо переговоры. Чтобы такой исход дела не оказал неблагоприятного впечатления на китайское правительство, Горчаков рекомендовал посланнику в деликатной форме объяснить цинским министрам причины срыва переговоров, заверив их, что

"наши истинные намерения нисколько не противоречат интересам Китая и что все действия наши имеют главною целью скорейшее подавление восстания и водворение порядка и благоустройства"⁵.

Опасения русского правительства относительно негативной реакции цинского двора на срыв переговоров в Сергиополе подтвердились и посланнику в Пекине Влангали потребовалось приложить много усилий, чтобы убедить цинских сановников в том, что передача Илийского края Китаю несвоевременна, что лишенные сообщения и помощи из Китая маньчжуры не смогут его удержать. Переговоры о возвращении края были перенесены в Пекин. В записке в Цзунлиямынь от 6 июля 1872 г. российский посланник вынужден был вновь разъяснить позицию русского правительства, считавшего невозможным передать край под управление илийского цзяньцзюня Жуна. Передача края может состояться только тогда, убеждал цинских сановников Влангали, "когда власти ваши имеющимися у них средствами в состоянии будут удержать там порядок и спокойствие..., пока не будет обеспечено сообщение с Великой стеной или Внутренним Китаем... Образование в Или маньчжурского оазиса, окруженного враждебным к нему элементом и отрезанного от Пекинского правительства может иметь пагубные последствия и возобновить беспорядки в пограничном с нами крае, ибо маньчжурские власти, не обеспеченные в своей поддержке из Внутреннего Китая и даже в сообщениях с ним, рискуют быть свергнутыми при первом случае". Посланник просил цинское правительство рекомендовать своему комиссару избегать столкновений с русскими войсками и в связи с этим не выставлять пикеты и посты в Тарбагатае и переходить на территорию занятую русскими войсками, заявляя при этом, что "право ваше на эту область мы не оспариваем, но мы имеем также право требовать, чтобы на вашей границе не был бы вечный беспорядок..."⁶. Позже, анализируя последствия одностороннего прекращения переговоров и отказ российского правительства вернуть Кульджу, Влангали отмечал, что эти обстоятельства совершенно изменили отношение цинского двора к России.

"Не желая вникнуть в наше положение, заблуждаясь насчет сил своих на крайнем Западе, не отдавая себе отчета в изменившихся политических условиях среднеазиатских стран, правительство богдохана отдало себя всецело чувству досады по поводу того, что домогательства его не были немедленно удовлетворены... Китайцы с свойственной им подозрительностью, усомнились в искренности намерений наших и искали в завоевательных замыслах объяснение нашим действиям. Неосторожные заявления неоднократно сделанные после того нашими пограничными властями, равно как и подстрекательства иностранной печати только подтвердили возникшие подозрения... усилили их злобу к нам... доверие заменилось полнейшим нерасположением"⁷.

Между тем цзяньцзюнь Жун Цзюань обосновался поблизости Чугучака, начал собирать войска и готовиться к походу на Манас. Русская туркестанская администрация ужесточила требования к китайским властям. Так, узнав о разграблении русского торгового каравана в Шихо и угоне скота китайскими партизанами - туаньлянями во главе с Сюе Сюе-гуном - в русских документах - Шушегуном, потребовала немедленно разыскать и наказать виновных и выплатить сумму ущерба. "В случае же неисполнения этих требований..., угрожал губернатор, все племена, обитающие на юге и на западе от Кур-Кара-усинской пикетной линии будут подчинены нашей власти". Цзяньцзюнь Жун проигнорировал угрозу, заявив, что он прибыл в Чугучак не для расследования инцидентов, а для "принятия Илийской провинции и просил уведомить его, когда таковая будет ему сдана". Вину же за разграбление русского торгового каравана возлагал на предводителя дунган Тау-Ахуна⁸. Получив ответ Жун Цзюаня, генерал Колпаковский поставил перед Кауфманом вопрос о необходимости привести в исполнение угрозу и занять территорию Синьцзяна вплоть до г. Шихо, который также должен быть захвачен. Занятием этой территории русские, по его мнению, подчиняли бы своей власти кочующие там племена, обеспечивая тем самый безопасный торговый путь в Манас, снимая угрозу китайского вторжения в Кульджинский край с севера и перекрывали войскам Жун Цзюаня путь продвижения из Чугучака к Манасу и Урумчи⁹.

Отказ русского правительства в 1872 г. возвратить Кульджу, опасения цинского правительства, что русские могут захватить всю Джунгарию, резко ухудшили взаимоотношения России и Китая. Это ухудшение отношений сразу же выразилось в ряде конкретных действий цинских властей. Китайская сторона оставила без всякого удовлетворения претензии русской администрации Семиречья о возмещении материального ущерба за разграбление русского торгового каравана в Шихо в 1872 году¹⁰. Отвергло требование возместить материальные потери за разграбление восставшими русского консульства, лавок и складов российских купцов в Улясутае. Под различными надуманными предлогами цинское правительство уклонялось от переговоров по пересмотру Правил сухопутной торговли, поставив обсуждение этого вопроса в зависимость от возвращения Россией Кульджи.

Жун Цзюань обложил тяжелой пошлиной в размере 1/30 от стоимости товара русских купцов в Чугучаке. С каждой двери в лавке или в доме купцы также должны были платить по 50 коп. Протесты русских пограничных властей были оставлены им без внимания. Посланному в Чугучак Колпаковским асессору Головкину Жун Цзюань заявил, что российские караваны "без уплаты пошлины ни в каком случае далее Чугучака пропущены не будут". Давая оценку этим действиям китайского генерала чиновник по дипломатическим поручениям при туркестанском генерал-губернаторе Вейнберг подчеркивал, что

"подобное бесцеремонное нарушение трактатов со стороны амбаня, обусловливается последними успехами китайцев над дунганами и близостью китайских войск. Из этого можно вывести заключение, каким тоном заговорят китайцы, если им удастся сломить Якуб-бека и со временем водвориться в Кульдже"¹¹.

Наши претензии, констатировало российское посольство в Пекине

"оставляются по целым годам без последствий; самые явные нарушения договоров китайскими чиновниками и произвол их оправдываются, а с другой стороны, проявляется строгая требовательность в случаях маловажных отступлений от договоров с нашей стороны". Это подрывает престиж и достоинство России, наносит материальный ущерб, долготерпение российских властей только поощряет китайскую сторону на все новые антироссийские акции, почему, делал вывод Е.К. Бюцов, "Снисходительность наша должна уступить место более твердой политике" ¹².

Между тем известия о переговорах в Сергиополе и Пекине о передаче Или Китаю взбудоражили население Кульджинского края. По дороге и по приезде генерала Богуславского в Кульджу он был осаждаем депутациями от разных племен края. Русский комиссар заявил им буквально следующее:

"Возвратитесь спокойно к вашим занятиям. Государь не думает отдавать вас власти китайцев. Я напишу о выраженных вами чувствах преданности государю и по возвращении еще лично буду ходатайствовать, чтобы вы были оставлены под покровительством белого царя и вы, между тем, старайтесь заслужить эту милость строгим и безусловным повиновением начальникам, поставленным над вами от государя"¹³.

Объявление Богуславского об оставлении края под властью России, отмечала кульджинская администрация, "возбудило общую и вполне искреннюю радость не только в мусульманских племенах (таранчах, дунганах и киргизах), но даже в среде буддийских племен, хотя в меньшей степени"¹⁴. Объезжая край и знакомясь с настроением населения на местах, Богуславский отмечал в своих записках, что мусульмане не скрывали своей решимости "не доставаться живыми китайцам". Власть русских при всех ее издержках, принесла в край стабильность, порядок. Вдохнула в население уверенность за свое хотя бы ближайшее будущее.

"Все население, не исключая киргиз и калмыков, которые при таранчинском владычестве не имели пашен, - отмечал Богуславский, - с открытием весны усердно принялось за хлебопашество: Посевы по всему району произведены в весьма широких размерах. Удачная весна, хорошие всходы и обильные дожди... подают надежды на изобильный урожай, который произведет самое благоприятное влияние на улучшение быта населения, изнуренного восьмилетними смутами и частию пострадавшего от неурожая прошлого года"¹⁵.

Проехав всю Илийскую долину, побывав во всех сколько-нибудь значительных поселениях и расспросив жителей, писал 21 мая 1872 г. Богуславский Кауфману,

"я пришел к непоколебимому убеждению, что отдавать Кульджу китайцам нам не следует. Судя по той ненависти, которуя я нашел в дунганах и таранчи против манджурской власти, эта последняя никогда уже не может утвердиться в этом крае". [Возвращение края Китаю повлечет за собой] "только новую, может быть более чем прежде страшную резню и вторичное занятие страны нашими войсками"¹⁶.

Отказ русского правительства передать Илийский край в управление цзяньцзюню Жун Цзюаню вызвал среди официальных лиц на местах новую волну дискуссий о судьбе этого края. Вопрос о Кульдже оказался в "подвешенном состоянии" и местная кульджинская и семиреченская администрация оказались в затруднительном положении. Местные чиновники считали, что Кульджу необходимо оставить во владениях Российской империи. Наиболее полно эту позицию в начале 70-х гг. обосновал в своей записке туркестанскому г-г барон А.В. Каульбарс.

"Присоединение Кульджи, - считал он, - представляет нам значительные выгоды во всех отношениях, не говоря уже о вероятности возобновления наших торговых сношений с Урумчи, Кюмюлем (Хами) и Внутренним Китаем, оно непосредственно даст нам: 1. Около 100 000 новых подданных, из которых почти половина оседлая; 2. Преизобилующую всякого рода природными богатствами страну, некоторые ныне необитаемые пространства которой чрезвычайно удобны для колонизации; 3. Даст нам хорошие естественные границы; 4. Подчинит нам все киргизские роды, причем надо заметить, что без этого почти немыслимо уничтожение пограничной баранты, а вместе с тем полное водворение спокойствия и безопасности в области; 5. Откроет нам все течение судоходной ( по имеющимся сведениям от Балхаша до Кульджи) р. Или, которой быть может в недалеком будущем предстоит иметь важное торговое значение для области".

Нельзя также не считаться с угрозой захвата Илийского края Якуб-беком, войска которого стоят под Урумчи. Если он возьмет этот город, полагал Каульбарс, он прервет торговлю России с Внутренним Китаем через Синьцзян. "Настала решительная минута, - восклицал автор, - быть или не быть нашей западно-китайской торговле"¹⁷. В конце июля и по 10 сентября 1874 г. в Семиречье и Кульджинском крае в сопровождении Колпаковского побывал туркестанский г-г Кауфман, где он заболел лихорадкой. Не скрывая своего удовлетворения, он 29 сентября сообщал правительству, что население Кульджинского края уже вполне освоилось с установленными русскими властями порядками. Хотя подати, взимавшиеся ранее маньчжурскими властями с населения края "были весьма незначительными, но зато китайские чиновники обирали народ самым бессовестным образом". Русские власти установили налог в размере трех рублей серебром с кибитки или с дома, чем население "нисколько не тяготится"¹⁸. Оценивая высказанные аргументы "за" и "против" возвращения края Китаю и склоняясь к последней точке зрения, губернатор просил правительство решить этот вопрос как можно быстрее, "чтобы стать в определенные отношения к населению и к китайскому правительству"¹⁹. Губернатор высоко оценил деятельность семиреченской администрации. "Хорошо знакомая с потребностями и нуждами местного оседлого и кочевого народонаселения, весьма удачно улаживает дела между киргизами и русскими переселенцами". Например, администрации Колпаковского удалось прекратить многолетнюю вражду между сарыбагишами и богинцами. "Они мирно кочуют теперь в прекрасных горных долинах между Нарыном и Иссык-Кулем..." Благодаря энергии и распорядительности губернатора Семиречья и его помощников созданы нормальные условия жизни в Кульджинском крае, мешает лишь "неизвестность и неопределенность положения Кульджинского края..." Эта неопределенность сдерживает развитие торговли и промышленности. До сих пор все пространство от Кульджи до Борохудзира

"груда пепла и развалин, между которыми до настоящего времени белеют черепа несчастных пассивных жертв мусульманского фанатизма. Печальные остатки многолюдных прежде гг. Чим-пан-дзи, Алим-пу, Чин-ча-ходзи, Суй-дуна, новой Кульджи, Бояндая свидетельствуют о вандализме дунганских скопищ".

Туркестанский г-г согласился с мнением Колпаковского и Полторацкого, что политика невмешательства России в дела Западного Китая в самом начале мусульманской инсуррекции была ошибочной.

"Всякое движение нашего Борохудзирского отряда за Усек, наверно, спасло бы тогда всю эту прекрасную местность от постигшего оную разорения, а вместе с тем подобная диверсия, вероятно, сохранила бы еще надолго китайское владычество: Но тогда не сочли нужным вмешиваться в происходящую на наших глазах резню и отряд оставался неподвижным"²⁰.

В 1872 г. русско-китайские отношения в Синьцзяне осложнились еще одним обстоятельством: обращением дунган к пограничным русским властям с просьбами о приеме их в подданство России. В 1872 г. ополчения Дунганского союза - Цинчжэн-го потерпели поражение в боях с войсками Якуб-бека. Потеряв Урумчи и Турфан глава государства Давут-халифа (в русских документах Хазрет-Дауд) бежал в Манас и обратился к русским властям за помощью. В письме к командующему войсками Семипалатинской области генерал-майору Полторацкому он просил спасти "жен и детей его страны" и "прислать одну или две тысячи войск для отражения наступления Якуб-бека"²¹. Туркестанский губернатор Кауфман, сообщая об этих просьбах военному министру Д.А. Милютину, предписал военному губернатору Семиречья Колпаковскому заявить дунганским послам, что защита дунган является обязанностью китайского правительства, подданными которого они являются²². Из расспросов прибывших к Полторацкому посланцев стало известно, что дунгане помирились с китайскими "партизанами"²³ и "действуют вместе против Якуб-бека". Однако, как заявил посланец дунган Едрыс-Магомет, "чувствуя себя не в силах отстоять свою независимость от кашгарцев без посторонней помощи, они просят принять их не только под покровительство, но просто в подданство белого царя". В ответ на эту просьбу, еще не имея никаких инструкций сверху, Полторацкий заявил, что император России не желает дальнейшего расширения своих владений и поэтому он даже не осмелится передать ему прошение дунган о подданстве. Помощь русских войск, даже если бы она и была оказана дунганам в их борьбе с кашгарцами, не решит их проблем. Русский чиновник предложил дунганам помириться с китайским правительством, вновь признать над собой власть цинского императора, который готов объявить им прощение. На это предложение дунганские послы заявили, что они лучше

"лягут до последнего и перережут своих жен и детей, прежде чем достаться китайцам: Если русские не хотят их подданства, они в крайнем случае скорее подчинятся правоверному Якуб-беку, нежели кяфирам китайским"²⁴.

Докладывая о ходе переговоров с дунганскими представителями г-г Западной Сибири Хрущову, Полторацкий подчеркивал, что намерение правительства России как можно быстрее передать власть в Илийском крае Китаю, чревато столкновениями с мусульманами. В случае передачи края Цинам, заключал генерал, мы должны быть готовы
"выдержать самую ожесточенную борьбу со всем мусульманским населением Западного Китая, которая в самом благоприятном для нас исходе, может кончиться поголовным истреблением этого населения. Первым же последствием такой меры будет полное слияние Дунганского владения с Алтышаром и решительное усиление значения Якуб-бека".

Командующий войсками Семипалатинской области предлагал пойти на риск и пренебрегая неприязнью Пекина "поддержать дунган против Якуб-бека и тем положить основание новому вассальному нам Дунганскому владению"²⁵. Полторацкий предложил занять Урумчи и вместе с дунганами ударить по Якуб-беку. Докладывая о прошении дунган и о предложениях в связи с этим командующего войсками Семипалатинской области военному министру Милютину г-г Западной Сибири Хрущов высказал свое несогласие с ними. Если

"положить основание новому вассальному нам дунганскому владению, независимость которого от Китая в этом случае должна быть определенно высказана, [то] возрождение такого владения на северо-востоке Туркестанского края, в то время когда он замкнут на юге рядом независимых мусульманских владений, может породить в них стремление к самостоятельному политическому существованию и во всяком случае усложнит положение дел на этой окраине империи и вовлечет нас в ряд действий, исход которых определить весьма затруднительно"²⁶.

В начале сентября 1872 г. во время пребывания Полторацкого в Зайсанском посту, туда прибыла очередная дунганская депутация. Послы вручили русскому генералу ответное письмо от Хозрета- Дауда. В новом послании содержались прежние просьбы о военной помощи дунганам в их борьбе с Якуб-беком. Посланцы правителя дунган говорили русским чиновникам, что

"по составу и вооружению своему: могут еще бороться с кашгарцами, но последние теснят их главным образом тем, что препятствуют сбору хлеба и перехватывают транспорты с продовольствием, так что в ближайшем будущем они волей или неволей должны будут покориться Якуб-беку".

Примерно в это же время русским властям стало известно о том, что цинские власти пытались установить контакты с дунганами. Из Чугучака в Манас приезжал амбань с предложением признать власть богдыхана. Однако дунгане уклонились от каких-либо переговоров с Цинами. Обращаясь с повторной просьбой о приеме в подданство России, дунгане подчеркивали, что они вынуждены были взяться за оружие, "подвергаясь несмываемым оскорблениям и уничтожениям". Однако на смену изгнанным маньчжурам появились кокандцы, которые

"всюду свирепствуют и грабят, край в беспокойстве и мы убедительно просим высокое правительство послать к нам со всей поспешностью войско, дабы общими силами истребить коканцев и тем спасти народ от великих бедствий. Если помощь опоздает, земля эта не будет более нашей. Наши два народа (разумеется русские и дунгане -Примечание переводчика.) отныне став одной семьей, мы только желаем соединиться (с вами) воедино. Все наши сердца и помыслы, все наши лучшие качества, дабы совокупными силами, уничтожив мятежников (кокандцев), вечно жить в мире и дружбе, вечно опираться друг на друга, что будет великим счастьем не для одного человека, но поистине для всей Поднебесной (т.е. Вселенной)" ²⁷.

В июле 1872 г. к Колпаковскому с просьбой о принятии дунган в российское подданство обратился командующий дунганскими войсками пяти городов Ту-ахун. Губернатор заранее запросил соответствующие инструкции у Кауфмана. Последний предписал ему отвечать в том смысле, что поскольку дунгане являются подданными богдыхана, то и защита их лежит на китайском правительстве, которое всем, кто повинится в своих проступках, дарует амнистию. Однако в ответ на предложение Колпаковского обратиться с этой просьбой к богдыхану, который обещает им амнистию, дунганский военачальник заявил, что он не верит обещаниям Цинов об амнистии, ибо в 1864 г. именно богдыхан "дал повеление истребить китайских мусульман..." Отказывая Ту-ахуну в просьбе, Колпаковский заявил, что Россия и Китай находятся "в вековых дружественных сношениях, то почитая Урумчинские земли принадлежащими Китаю, мы не можем послать туда без согласия китайцев свои войска", так как защита дунганских земель лежит на правительстве богдыхана²⁸. 21 июля 1872 г. Колпаковский писал Кауфману о тяжелом положении, в котором оказались дунгане: "Привыкшие к грабежам китайцы, союзные ныне с дунганами, производят вне городов настоящие разбои. Жители городов дунгане поставлены между двух огней: с одной стороны грабят их и истребляют войска Якуб-бека, начальники которых прибегают к всевозможным жестокостям и насилиям, отнимая у дунган жен, дочерей и последнее имущество, с другой стороны, китайцы своими разбоями и убийствами прекратили всякое сообщение между городами, жители которых не смеют выходить из своих жилищ даже для сбора хлеба: Отчаянное положение дунган приводит их к мысли о поголовном переселении на Или под наше покровительство". Однако направлявшееся в русские границы дунганское население китайские партизаны вырезают по дороге²⁹. Отказ русского правительства в помощи привел вскоре к полному подчинению дунган власти Якуб-бека. Решение же Кульджинского вопроса отложено на неопределенное время.

Примечания

1 ЦГА РУ. Ф. И-715. Оп. 1. Д. 51. Л. 140-144.
2 РГВИА. Ф. 447. Д. 9. Л. 1-2. Эта инструкция была утверждена императором Александром II 16 марта 1872 г.
3 Гуревич Б.П. История "Илийского вопроса" и ее китайские фальсификаторы//Документы опровергают. Против фальсификации истории русско-китайских отношений. М., "Мысль", 1982. С. 444-445.
4 РГВИА. Ф. 447. Д. 9. Л.Л. 1-8.
5 ЦГА РУ. Ф. И-715. Оп. 1. Д. 51. Л. 187-191.
6 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 9. Л. 9-12.
7 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6885. Л. 20-25.
8 АВПРИ. Ф. Главный архив. 1-9. Оп. 8. 1873 г. Д. 21. Л. 31об.-32.
9 АВПРИ. Ф. Главный архив. 1-9. Оп. 8. 1873 г. Д. 21. Л. 31об.-32.
10 Кожирова С.Б. Российско-китайская торговля в Центральной Азии (вторая половина ХIХ - начало ХХ вв.). Астана, 2000. С. 57-58.
11 АВПРИ. Ф. Главный архив. 1-9. Оп. 8. 1873 г. Д. 21. Л. 220 об.-221.
12 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6885. Л. 24-25.
13 ЦГА РК. Ф. 44. Оп. 1. Д. 5649. Л. 191.
14 Там же. С. 186-187.
15 Там же.
16 ЦГА РУ. Ф. И-715. Оп. 1. Д. 51. Л. 87-88.
17 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6839. Л. 27-28.
18 АВПРИ.Ф. Главный архив. 1-9. Оп. 8. 1873 г. Д. 21. Л. 99-99 об.
19 Там же.
20 АВПРИ. Ф. Главный архив. 1-9. Оп. 8. 1873 г. Д. 21. Л. 94-97 об.
21 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6854. Л. 99-100.
22 Там же. Л. 71-72.
23 О китайских "партизанах" их взаимоотношениях с Якуб-беком и дунганами см.: А.Ходжаев. Цинская империя, Джунгария и Восточный Туркестан. М., 1979. С. 55-58.
24 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6854. Л. 100-102.
25 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6854. Л. 100-102.
26 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6854. Л. 97-98.
27 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6854. Л. 128-129 об. Пер. с кит. Д. Пещурова.
28 ЦГА РК. Ф. 21. Д. 13б.
29 Там же.