В огромном потоке информации, где субъект пытается найти опору для дальнейшего самопроявления, мы ярко видим проявление гипереальности. Субъект точно знает от рождения до смерти, что ему нужно, он живет по четко заданному маршруту, сойтис которого считается в обществе проявление безумия или в лучшем случае проявлением инфантилизма.

Гиперреальность предстает как особый мир моделей и симулякров никак не соотносящихся с реальностью, но воспринимаемых гораздо реальнее, чем сама реальность. Мир, который основан только на самом себе. И самое главное, что нас интересует, так это смешивание и замена различий между реальным и воображаемым [6, с. 253].

Мы уже разобрались в дефинициях субъекта постмодернизма и его самоопределении, рассмотрели методы (симулякры) с помощью которых субъект деперсонализируется. Теперь нас интересует причина проявления гиппереальности.

Исследователи постмодернизма склоняются к различным точкам зрения в поисках данного вопроса. Основные теории таковы:

1) провозглашает причиной экономико-политические изменения (Маркс, Вебер), где накопление капитала и отчуждение человека от продукта своего труда, а в последствии и от друг друга, является основной. Она характерна больше для западного общества, и субъект здесь характеризуется как «потерянный и одновременно самодостаточный» [37, 7, 12, 11, 18].

Вторая и наиболее привлекательная теория, провозглашает причиной язык и стиль мышления (генезис этих понятий определить очень трудно, поэтому далее мы будем использовать их вместе) [17, 29]. Но тезис о причине и основном корне возникновения субъекта постмодернизма именно в экономико-политических изменениях неоспорим.

Здесь субъект постмодернизма понимает свою «ничтойность» в огромном конвейере общественного производства, он знает о своей деперсонализации и не оценивает себя как индивидуальность. Он представляет себя как проекцию к духовному развитию. Понимая, что все, о чем он думает, мечтает и надеется, давно запланированы за него, и что реальный мир намного дальше отодвинут от него, чем гиперреальный.

Итак, апелляция к приоритету языка, причем приоритету письменной речи над устной [16, с. 121], дает нам право к дальней шей разработке темы. Ссылаясь на соссюровскую лингвистику, где ее предметом является не слово звучащее, а слово графическое [35, с. 547]. Мы видим что знак, который является приоритетным в гиперреальном мире, является основным средством для восприятия субъектом мира. Эти знаки наиболее точно для эпистемы постмодерна мы можем увидеть в письменной речи. Причина неприятия звуковой речи кроется в картезанской концепции «мыслю, следовательно существую».

«Говорящий субъект, по мнению Даррида, во время говорения предается иллюзии о независимости, автономности и суверенности своего сознания, самоценности своего «Я». Именно это «cogito» (или его принцип) и расшифровывается ученным как «трансцендентальное означаемое», как тот «классический центр», который пользуется привилегией управления структурой [19 с. 35].Эту концепцию Даррида называет «феноменологическим голосом», где «говорящее сознание» замкнуто только на себе и занято только своим самоосмыслением. Приоритет языка в постановке Даррида, нас интересует в том смысле, в котором его рассматривают как социальный институт, как средство межиндивидуального общения, как идеальное представления под которые подстраиваются его отдельные конкретные носители при всех индивидуальных отклонений от нормативистики. В противном случае они могут быть просто не поняты своими собеседниками. И эта ориентация на нормативность и всеобщность, затушевывает какую-то – ни было персону субъекта. Но так как, начиная с концепции поструктурализма, деконструктивизма и заканчивая концепцией постмодернизма, мы видим смешение центров означаемого и означающего, то становится понятно, что в сознании субъекта, а после и в языке, эти смыслы децентрированны и смещены.

Субъект находиться не в реальном мире знаков их точного смысла, а в гиперреальном – собственного субъективного восприятия.

Далее, взяв на вооружение тезис «бытие тождественно мышлению», попробуем рассмотреть и понять принцип построения гиперреальности в сознании субъекта. Если понятие реальность для предшествующей постмодернистской философии, означало «присутствие» и, следовательно, в контексте заданной темы – слово. То мы видим принцип построения самоопределения и восприятия слова субъектом. То что «говориться» (наличествует, присутствие), воспринимается как реальность. Но встает вопрос, о «игре языка», о его «метафоричности». Дискурс субъекта постмодернизма, более чем в основном состоит из сравнений, аналогий, состоит из поэтического языка, нежели наличествующего. В этом языке знак и означаемое меняются или смешиваются в расстановках, и субъект воспринимает не «истину», а симулякр слова.

Ранее, Хайдеггер подчеркнул что «оказывание» (реальность) относится не к сущностному бытию мира, а к подлинному, аутентичному его существованию. Чтобы испытать язык как «оказывание», надо ощутить мир как целостность, как «здесь – бытие», охватывающую всевременную тотальность времени в его единстве прошлого, настоящего и будущего. В понимании Хайдеггера, целостность тождественна реальности. А проекция в реальность субъекта, есть одна из целей данной работы. Рассматривая философствование Хайдеггера далее, мы видим, что он при анализе термина «оказывание», придает особое значение «поэтическому языку», раскрывая его смысл, как намекающие ассоциации «подлинного смысла слова». Опору реальности и слова – истины, он видит в художественном методе мышления.

Действительно, поэтичное – образное мышление отражает стиль языка субъекта. Современный мир предоставлен как «метафора метафоры». Но тем самым он использует «пустой знак» либо знак несоответствующий смыслу.

Модель «поэтического мышления», сформировалась под влиянием философско-этических направлений Востока. Отодвинув и использовав современную европейскую традицию центрирования, раздвинув границы научного познания, субъект увидел, что мир с позиций рационализма и сциентизма рассматривался как «культурный закат» ведущий к нигилизму и тоске по иррациональному, недосказанному [45, 31, 23].

Призыв к Востоку и его мудрости, склонности подмечать знаки с их «подлинным смыслом», постоянно звучит в работах современных философов и культурологов.

Фуко в «Истории безумия в классический век», Деррида в своей теории «антиэллинизме», апеллирует к традиции поиска истинной реальности и поэтического мышления, критикуя практику «цитатного мышления».

Другая модель мышления, предложенная Делезом и Гваттари, противоположенная представления о поэтическом языке и детально разработанном на примерах творчества Льюиса Кэрролла, Арто, Классовского, Платона – теория «шизофренического языка».

«Разделяя (в соответствии со своей ориентацией на стоическую терминологию) «шизофренического слова» на «слова – страсти» и «слова – действия», Делез подчеркивал, что он стремится выяснить подспудный смысл, возникающий где-то глубоко, внутри, «далеко от поверхности». Это результат действия подсмысла, который должен отличаться от бессмысленности на поверхности. В обоих этих аспектах, язык, цитируя Гельдерлина, является «знаком, лишенным смысла» [20, с. 337].

Это тот же знак, но знак, который сливается с действием, «безумным соскальзыванием» ряда означающего с ряда означаемого. Фактически, анализирует Делез, вообще не остается никакого ряда, они оба исчезли.

Этот тезис, Делез повторяет неоднократно в различных интерпретациях, но общий смысл всегда остается одним и тем же: сломать, разрушить традиционную структуру знака, подвергнуть со – мнению его способность репрезентировать обозначаемое им явление, доказать принципиальную недостоверность, не надежность этой функции знака.

Описанная организация языка, должна быть названа поэтической, поскольку она отражает то, что делает язык возможным. Не следует удивляться открытию, что события делают возможным язык, хотя событие и не существует вне предложения.

Делая выводы из предложенных стилей мышления, мы вычленяем ту основу, которая нас интересует и поможет разобраться в понятии «гиперреальности» далее. Эта основа состоит в том, что современный язык представлен больше в виде «пустых знаков» или информационного потока. Слова уже не обозначают смысл, а отсылают нас к определенным кодам. Реальность становится – гиперреальностью, а индивидуальность лишь набором знаков.

Интересно, что многие исследователи, которые затрагивали данную проблему реальности, сходятся во мнении, что реальность как истинность, существовала только в античности. Древние греки постигали еще не названное и давали смыслу знак, которые строго соответствовали друг другу.

Позже, наука приходит к все более сложным конструктам мышления и следовательно и языка, и субъект уже не в силах в точности оперировать их знаками и смыслами. С развитием науки, в мышлении опредмечивании, субъект все больше находит полу – тонов, полу – граней, используя их для новых понятий, подчас первоначальных означающему.

И таким образом, к концу 20 – началу 21 века, субъект приходит к усложнению, а затем к упрощению (когда слова представляют всего лишь информацию, знак) языкового конструкта.

Если изначально, язык был церемониален, то сейчас он превратился в средство коммуникации, быстрый обмен информацией. Язык «пустого знака» назовем его информативный язык – имморален, он и знать не знает ни о системах ценностей, ни о критериях суждения. Общество революционируется лишь благодаря своим порокам, и именно имморальность придает ему динамику. А динамика порождает еще более обильное количество и качество симулякров языка [6, с. 189].

Таким образом, мы рассмотрели лингвистику субъекта, которая должна быть тождественна мышлению. А точнее лингвистика (на наш взгляд) является продуктом осмысленного мышления. Субъект меняет свою ориентацию на культурные ценности, мораль, право. Изначально обескураженный переходом от одной эпохе к другой [8, с. 547], он начинает адаптировать свое мышление и язык под присутствие экономико-политического отношения.

Что же меняется в мышлении субъекта? Во-первых; аксиология, субъект осознает свою экзистенцию. Из понимания своей «заброшенности мира» субъект пытается выйти на «приятную жизнедеятельность» (факт о том, что человек чувствует себя удобно и комфортно, без осознания экзистенции, пребывая в радужном ожидании счастья и веры в прогресс, на наш взгляд, неоспорим). Он подменяет ту реальность существующюю, на кажимость, выдает желаемое за действительное. Массовый психоз очередного ожидания действует, и пусть субъект уже живет в товаро-денежном обмене, но он сознательно уходит от понимания утраты человеческих ценностей. Он сознательно создает гиперреальность. Фактической становится мораль и религия. Но при этом нельзя все сводить к логике «не», к логике «отрицания принятого». Постмодернизм предлагает субъекту – игру; игру в мораль, игру в религию. Субъект пытается сохранить те знаки, которые подтверждают его самоидентичность. Но наполнение этих понятий становится фактически пустым.

Тезис Декарта «мыслю, следовательно существую», теперь усваивается как «мыслю в рамках принятого знака, следовательно существую для другого». Аксиология межличностных отношений сводится к «кажимости». Парадокс: при всеобщей утрате веры – субъект, непременно стремиться найти то во что он якобы, будет верить, чтобы быть социально адекватным.

Подводя итоги данного вопроса, мы рассмотрели и попытались разобраться в механизме возникновения понятия «гиперреальность». Она конструируется сознательно самим субъектом как способ восприятия мира, способ осознания, так как без осознания фикции, субъект будет мыслить окружающий мир как реальность. Разобрав экономико-политические причины, мы пришли к важнейшему критерию субъекта постмодернизма – как способ мышления и язык. Язык, главным образом, представленный пустым знаком и смешением означаемого и означающего.

Заключение

Рассмотрев и проанализировав данную работу, мы ответили на поставленные вопросы с помощью философских методов. В итоге, субъект в постмодернизме представлен как деперсонализироанный, осознавший свою «всеобщность», иронизирующий по поводу своей индивидуальности и представленный только как проекция человека, движущаяся к духовному развитию. Его автономность и уникальность возможна через философскую структуру сознания. Его окружающие знаки (представленные как человеком, так и вещью) показывают иллюзорность пропагандируемой формы, симулякры как методы для поддержания гиперреальности и «Я» как продукт действительной эпистемы наглядно показаны и разработаны в данном исследовании.

Поэтапное следование, как в историческом, так и в научно философском плане позволило всесторонне разработать тему исследования и прийти к четкому выводу и методологии. Которое заключается в том, что действительная персональность в постмодернизме – невозможна, а только проектируема с осознанием своего бытия. Отметим, что современное и традиционное понимание субъекта в постмодернизме ограничивается «смертью субъекта» в ее литературном и культурно – эстетическом плане, а также он характеризуется как отрицательный, нигилистически ко всему настроенный индивид Мы же постулируем гипотезу утраты персональности, исходя из онтологического понимания данной проблемы. Изменение экономико – политической обстановки ставит субъекта перед выбором своей идентичности и самоосуществления, а после перед аспектом признания формирования обществом, нужной ему идентичности, персональности.

Данный вывод, может быть, применим при исследовании, как антропологических проблем, так и культурно – философских. Определив дефиниции деперсонализированного субъекта, мы выявили причины его формирования, которые кроются в эпистеме данного общества и в последствии используемого языка и метода мышления. Также мы проследили методы осуществления, в формировании субъекта которые, которые кроются в понятии «симулякра».

Дальнейшее развитие теории является перспективным по следующему ряду причин. Во-первых, теория постмодернизма является межинтегральной научно – литературной системой, имеющей свою практику в литературе, музыке, искусстве. Во-вторых постмодернизм предлагает стиль мышления, отличный от «европейского логоцентризма», который обращается не к человеку и его пониманию, а рацио, который уже не в силах объяснить многие феномены.

Список использованной литературы

1. Автономова Н.С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках: критический очерк французского структурализма. – М.: Наука, 1997. – 271 с.

2. Барт. Р. Избранные работы: семиотика, поэтика. М.: Прогресс, 1994. – 615 с.

3. Батай Дж Литература и зло. Изд. МГТУ: 1994 –166 с.

4. Бердяев Н.А. Человек и машина // Вопросы философии, 1989 №2 стр. 15–28

5. Бодрийяр Ж. Система вещей. Изд. Рудомино, 1999 –222 с.

6. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть М.: Ad Marginium: 2000 стр. 225

7. Бутенко И.А. Постмодернизм как реальность, данная нам в ощущениях // Социс.: Социологические исследования 2000 – №4 стр. 3 -10

8. Вебер М. Избранные произведения М.: Прогресс, 1990 – 805 с.

9. Губин А.С. Философская антропология. Университ. Кн.: 2000 –236 с.

10. Гулыга А.В. Немецкая классическая философия М.: Мысль 1986 -334 с.

11. Давыдов А.Г. Патологичность «состояния постмодернизма» // Социс. Социологические исследования 2000 №11 с. 3 -12

12. Даннет П. Постмодернизм и истина. Почему нам важно понять это правильно // вопросы философии 2001 №8 с. 93 -100

13. Данто А. Ницше как философ М.: Идея – пресс. Дом интеллектуальной книги: 2000 –279 с.

14. Декарт Р. Избранные произведения М.: Мысль: 1989 с. 305

15. Делез Ж. Ницше и философия М.: Ад Маргениум 2003 –319 с.

16. Деррида Ж. Письмо и различие СПб – Академ. проект 2000 – 429 с.