В последние десятилетия XVIII века и в начале XIX века главными китайскими портами, через которые осуществлялась торговля с Западом, были Макао, где уже давно господствовали португальцы, и Кантон, где монополией обладала британская Ост-Индская компания, основа лондонского Сити и инструмент английского господства в Индии. Торговля с Кантоном выглядела своеобразно. Назначенный императором мандарин, начальник морской таможни, которого европейцы называли «хоппо», выдавал лицензии китайским купцам — каждого из них в отдельности называли «хон», а гильдию этих купцов — «Гунхан». Иностранные торговцы могли вести дела только с ними и не имели права напрямую обращаться к «хоппо». Поскольку последний отправлял императору большую часть таможенных пошлин, ссориться было невыгодно никому.
Гильдия китайских купцов продавала Ост-Индской компании шелк и чай, которые наполовину оплачивались импортом текстиля, а наполовину — поскольку импортных товаров не хватало — американскими серебряными монетами. Китайские коммерсанты стонали от поборов чиновников, которые не упускали ни единой возможности набить карманы; гильдия даже создала специальный фонд для защиты своих членов. Центральное правительство быстро слабело, высокие должности покупались за мешок жемчуга, местные налоги разворовывались, экономика находилась в отчаянном положении из-за мятежа «Общества Белого лотоса», произвола «триад», прибрежного пиратства и большого наводнения, вызванного разливом Хуанхэ, — в этих условиях Пекин требовал все больше денег от гильдии и отдельных купцов, поскольку торговля с Западом процветала. Самым ходовым товаром был чай.
Но этот бум международной торговли — усиленный американцами, первое судно которых прибыло в Кантон в 1785 году, — привел к серьезному дисбалансу. Его не мог выправить импорт индийского хлопка и разнообразных предметов, например музыкальных шкатулок, которые со временем научились копировать в Кантоне. Проблему решил ввоз опия. После 1819 года торговля этим наркотиком переживала такой подъем, что если в период с 1800 по 1810 год экспорт Китая превышал импорт на двадцать шесть миллионов долларов, то с 1828 по 1836 год уже импорт превысил экспорт на тридцать шесть миллионов долларов.
Опий использовался в качестве лекарственного средства еще в эпоху Тан, но, после того как в 1620 году этот наркотик завезли на юго-восточное побережья жители Тайваня, он впал в немилость, и в 1729 году правительство династии Цин его запретило. Никто не может объяснить, каким образом к опию, несмотря на запрет, пристрастилась практически вся страна. Продавали его нелегально, что способствовало распространению контрабанды. На первом этапе каналом ввоза опия в страну стал Макао, но в 1831 году Ост-Индская компания согласилась поставлять опий из Индии, где выращивалась большая его часть, в Кантон, и именно этот порт стал играть главную роль в импорте наркотика. Через несколько лет английское правительство лишило Ост-Индскую компанию монополии на торговлю в Кантоне, открыв в город свободный доступ для всех желающих, и опий буквально наводнил страну. При помощи оружия и подкупа драгоценный груз перевозили вверх по реке, где его распространением занимались гангстеры и «триады», а хорошо вооруженные клиперы доктора Джардина, игравшего ключевую роль в торговле с Индией, развозили товар по всему юго-восточному побережью; существовали и другие каналы поставки опия в страну.
К тому времени продажа опия заняла важное место в британской экономике: опий выгодно сбывался в Кантоне, а вырученные деньги вкладывались в прибыльные поставки чая на Запад, что позволяло финансировать дальнейшую колонизацию Индии. Запрет на торговлю опием не только стал причиной невиданного роста коррупции, этой неизменной спутницы контрабанды, но и указал британцам на многочисленные ограничения на легальную торговлю как в Кантоне, так и на всем побережье. Эти запреты закрывали огромный внутренний рынок Китая для производителей Манчестера и Ливерпуля, голоса которых были хорошо различимы в хоре защитников боевого девиза той эпохи — принципа свободы торговли. Поскольку посольство Макартни, а затем еще одна миссия, которую возглавлял Армхерст, не смогли получить торговые концессии, мысли англичан обратились к войне, которую, как заявила специальная парламентская комиссия, можно выиграть без особого труда, а затем «построить взаимоотношения с Китаем на рациональной основе».
Путь к войне был отмечен несколькими «инцидентами», которые начались в 1834 году, когда британский министр иностранных дел лорд Палмерстон назначил лорда Непьера, шотландского морского офицера и скотовода, управляющим британскими торговыми операциями в Кантоне. Отказавшись вступать в контакт с местным губернатором, Непьер повел два военных корабля вверх по Жемчужной реке, но малярия и блокада реки, устроенная китайскими властями, заставили его повернуть назад. Китайцы пришли к выводу о беспомощности англичан, а британские торговцы, разъяренные таким, как они считали, оскорбительным для нации отношением, открыто протестовали против запрета торговать внутри страны и против поборов местных властей. Джеймс Матесон, который вместе с доктором Джардином играл важную роль в торговле с Китаем, перенес агитационную кампанию в Англию. В 1836 году был назначен преемник Непьера, гораздо более агрессивный капитан Чарльз Эллиот. После демонстративного появления английского флота у Кантона, которое, впрочем, не возымело действия, Эллиот стал дожидаться дальнейшего развития событий.
В 1836 году в Китай ввезли опия на сумму, превышающую восемнадцать миллионов долларов. Нелегальная торговля опием превратила в наркоманов многих дворян и чиновников как в столице, так и в провинциях. Помимо деградации общества и роста преступности, связанной с торговлей опием, наблюдалось и такое явление, как повышение стоимости серебра, и от этого страдали крестьяне, вынужденные покупать серебро за медные деньги, чтобы уплатить налоги. При дворе императора разгорелись жаркие споры, похожие на дискуссию, которая идет в современном мире: ужесточить запрет, что вызовет рост коррупции и не даст практического эффекта без тотального террора, или примириться с действительностью и легализовать наркотик, поставив его оборот под контроль государства в надежде искоренить преступность и значительно увеличить доходы казны.
В споре победили сторонники ужесточения запрета. Энергичные меры правительства привели к аресту более двух тысяч человек. В 1838 году император назначил специального уполномоченного Линь Цзе-сюя, видного сановника с твердыми принципами конфуцианской морали, в задачу которого входило покончить с торговлей опиумом в Кантоне. Линь объявил «крестовый поход» против аморального бизнеса и приказал членам купеческой гильдии Кантона сдать свои запасы опия. Приказ был выполнен лишь формально, и это убедило Линь Цзе-сюя, что главным поставщиком зелья является президент местной британской торговой палаты. Отбросив деликатность, с которой китайцы всегда обращались с иностранцами, уполномоченный императора распорядился арестовать англичанина и судить его по китайским законам.
Капитан Эллиот почувствовал приближение войны. Оставив большую часть эскадры у пустынного скалистого острова у Гонконга, он с небольшим эскортом отправился в Кантон. Там он обнаружил, что непреклонный Линь Цзе-сюй окружил войсками поселения иностранцев — так называемые фактории — с их сотнями жителей. Чтобы спасти жизни европейцев, Эллиот приказал соотечественникам отдать имеющиеся запасы опия, обещав компенсировать потери из государственной казны. Торжествующий уполномоченный императора тут же уничтожил опий в специальных прудах, заполненных морской водой и известью, и, уверовав, что «варвары трепещут от страха», потребовал от иностранных купцов подписать обязательство, что они больше не будут торговать наркотиком. Объявление о том, что нарушение этих обязательств карается смертной казнью, фактически означало перевод англичан под китайскую юрисдикцию и противоречило принципам британской колониальной политики. Таким образом, конфликт вышел за пределы торговли опием и затронул проблему «экстерриториальности»; уполномоченный императора с возмущением воспринял протесты Эллиота: «Как вы смеете приносить законы вашей страны в Поднебесную?»
Опасаясь ареста, все сообщество иностранных купцов — за исключением американских торговцев чаем, которые подписали обязательство и радовались неожиданной прибыли, — покинуло Кантон, и их торговые суда в конце концов нашли убежище в Гонконге. Убежденный в том, что торговля опием выгодна лишь одному Эллиоту, Линь Цзе-сюй обратился с открытым письмом к королеве Виктории, в котором указывал на аморальность этой торговли. Однако правительство ее величества не собиралось прислушиваться к доводам какого-то китайца, и вскоре прозвучали первые выстрелы «опиумной войны». Линь Цзе-сюй, считавший, что Эллиот укрывает преступника из банды пьяных матросов, который убил китайского крестьянина, приказал своему адмиралу напасть на одно из более чем пятидесяти торговых судов, находившихся под защитой Эллиота, и захватить в качестве заложника любого иностранца. Эллиот, убежденный в том, что адмирал намерен атаковать его эскадру, поднялся вверх по Жемчужной реке и обрушился на китайский флот, потопив несколько кораблей и рассеяв остальные. Когда вести об этих событиях — а также донесение Эллиота, в котором он призывал принять «немедленные и решительные меры» для легализации торговли опиумом, — достигли Лондона, два государства оказались на грани войны.
Китайский император решил, что пришло время раз и навсегда избавиться от англичан, а уполномоченный Линь Цзе-сюй убеждал его, что сделать это будет несложно. Но он недооценил огневую мощь кораблей с паровыми котлами, появившихся в составе британского флота, а также эффективность легких пистонных ружей, которыми была оснащена британская пехота. На вооружении китайской армии находились старинные фитильные ружья и такая же древняя артиллерия — не говоря уже о том, что в качестве средства борьбы с западными канонерками китайцы собирались использовать мастеров боевых искусств, которые якобы могли находиться под водой до десяти часов, чтобы пробуравить отверстия в корпусе вражеского судна.
В Британии доктор Джардин вел активную кампанию, поддержанную тремястами текстильными фирмами из центральных графств; он называл «осаду фактории» второй «черной дырой Калькутты»[10] и смертельным оскорблением королевы. Палмерстон отправил крупные силы в помощь Эллиоту, однако, когда британский парламент обсуждал этот вопрос, резолюция против войны была отклонена пятью голосами, а Гладстон заявил, что война несправедлива по своей природе и покроет позором страну. Недовольство британского общества торговлей опием было заглушено желанием установить нормальные торговые отношения между двумя государствами. Это желание Палмерстон выразил в ноте китайскому императору, содержавшей также требование ряда серьезных уступок.
Отправленная Палмерстоном британская экспедиция — шестнадцать военных кораблей, четыре оснащенных оружием парохода и четыреста солдат — вошла в прибрежные воды Китая в июле 1840 года и осадила город Чжушань к югу от Шанхая. Защитники города отказались сдаться, и тогда англичане взяли его штурмом, предварительно подвергнув бомбардировке. Если раньше китайцы относились к ним как к обычным пиратам, то теперь они опасались повторения набегов «варваров». Император отстранил от должности своего уполномоченного Линь Цзе-сюя, который утверждал, что «аппетиты англичан удовлетворить невозможно». На место не справившегося со своими обязанностями чиновника был назначен Ци-шань, один из богатейших людей Китая, ученый и аристократ, слывший искусным дипломатом. Он убедил капитана Эллиота прекратить военные действия и начать полномасштабные переговоры в Кантоне. В январе 1841 года на одном из островов Жемчужной реки было подписано мирное соглашение.
Несмотря на то что договором предусматривалось выполнение части английских требований, им остались недовольны оба правительства. Император заявил, что в пункте, подтверждавшем передачу Гонконга Британии, Ци-шань превысил свои полномочия — сановника увезли из Кантона в цепях, а затем конфисковали его обширные поместья. Палмерстон был недоволен тем, что Эллиот отдал Чжу-шань, поскольку оттуда можно было выторговать более выгодные условия договора в обмен на бесполезный Гонконг. На место Эллиота назначили сэра Генри Поттингера, флегматичного ирландца, бывшего атташе в Синде (Британская Индия).
Тем временем китайский император поручил управление Кантоном триумвирату, в состав которого входил совершенно глухой генерал, приказавший укрепить город: по его распоряжению были восстановлены редуты, перегорожены каналы и мобилизовано местное ополчение. Узнав об этом, Эллиот двинул свой флот вверх по Жемчужной реке, разрушил несколько крепостей и подступил к Кантону. Поначалу его угрозы привели к временному соглашению, что позволило возобновить торговлю, но более воинственные члены правящего триумвирата настаивали на решительных действиях. По реке навстречу британскому флоту были спущены горящие плоты, и в ответ англичане потопили семьдесят один военный корабль китайцев, захватили шестьдесят береговых батарей и высадили десант для захвата господствующих над городом высот. Триумвират быстро согласился отвести войска и в течение недели выплатить шесть миллионов долларов «выкупа», после чего Эллиот прекратил наступление и стал дожидаться Поттингера.
Последствия этого инцидента для Китая оказались весьма серьезными. Во-первых, наступление англичан сопровождалось грабежами и беспорядками, что придало смелости разбойникам и пиратам, которые на протяжении следующих десяти лет терроризировали окрестные провинции. Во-вторых, английские войска, расположившиеся вокруг Кантона в ожидании «выкупа», разоряли храмы и насиловали женщин, и местные крестьяне начали убивать чужеземцев, пуская в ход ножи и мотыги. Властям Кантона удалось восстановить порядок, но местное население чувствовало себя победителем. Так зародилось движение, направленное против чужеземцев и правительства, причем антиправительственные настроения со временем трансформировались в антиманьчжурские, потому что придворные ради спасения собственной шкуры были готовы уступить иностранцам.
Поттингер прибыл в Гонконг — к тому времени город перешел в руки англичан — в августе 1841 года, и к нему направили новый, усиленный экспедиционный отряд: двадцать пять линейных кораблей, четырнадцать пароходов, девять вспомогательных судов и пехотный корпус численностью десять тысяч человек. Англичане вели наступление на порт Амой, расположенный южнее Шанхая. Его защищали пятьдесят больших джонок, три форта, считавшихся неприступными, и девятитысячный гарнизон — все это было сметено британскими войсками, которые без особого труда заняли город. Затем Поттингер продолжил движение на север, захватив хорошо укрепленный, но тем не менее продержавшийся всего три дня остров Чжушань и близлежащий порт Нин-бо, который стал зимней базой экспедиции.
План англичан был следующим: весенним наступлением вдоль реки Янцзы разрезать территорию Китая надвое. Император жаждал дать бой на суше, поскольку поверил лжи своих чиновников и считал британскую армию слабой. Он назначил своего кузена И-цзиня главнокомандующим и поручил ему разгромить чужеземцев. И-цзинь был известным ученым, занимал должность директора императорских парков и охотничьих угодий, что полностью соответствовало его квалификации.
В Фучжоу, расположенном в семидесяти милях на запад от Шанхая, он сформировал шестидесятитысячную армию, состоявшую из подразделений регулярных войск и отрядов ополчения. Он агитировал вступать в армию представителей местных дворян и собрал таким образом многих молодых ученых, которые прервали изучение классических канонов и потребовали себе личных телохранителей и другие привилегии. Регулярные войска прибывали из разных провинций и отказывались подчиняться чужим командирам, а офицеры из числа ученых устраивали в гигантском лагере бесчисленные чайные церемонии, банкеты и поэтические состязания. Сам И-цзинь целыми днями размышлял о том, как устроить состязание на лучшее сообщение о победе. Наконец он двинул свою армию к Гуанчжоу, в ста милях к западу от Нинпо, и в местном храме обратился к богам, чтобы те указали ему наиболее благоприятный день для битвы с врагом. Вдохновленный результатами гадания, указавшего на знак тигра, китайский главнокомандующий назначил начало сражения на 3–5 часов утра 10 марта 1842 года — час тигра в день тигра в месяц тигра года тигра. Кроме того, это был самый разгар весеннего сезона дождей, и поэтому войска, тащившиеся по грязи к своим позициям, оказались без застрявших в трясине обозов с продовольствием; промокшим, утомленным и голодным солдатам предстояло атаковать англичан.
День тигра обернулся катастрофой. Вместо 36 тысяч солдат наступление на Нинпо начали лишь семьсот уроженцев Сычуани, причем они плохо понимали диалект, на котором говорили офицеры, и поэтому не взяли с собой ружья и пошли на британские мины и гаубицы с одними ножами. Когда им на помощь наконец пришла плохо обученная китайская армия, то солдаты гибли тысячами, и их кровь ручьями текла по улицам. На другом направлении атака развивалась успешнее, но в критический момент накурившийся опия и впавший в прострацию командир не ввел в бой резервы. Третий удар должны были нанести пятнадцать тысяч моряков. Планировалось, что они захватят Чжушань, но большинство сразу же после отплытия свалились от морской болезни, а командир так боялся англичан, что несколько недель просто курсировал вдоль побережья, периодически отправляя фальшивые донесения о сражениях.
Поттингер мог начинать запланированное наступление вдоль Янцзы. Вступив в самый густонаселенный и процветающий регион империи, он первым делом овладел городом Чжаба, охранявшимся маньчжурским гарнизоном, а затем незащищенным и покинутым жителями Шанхаем. Следующим на очереди был Чженьцзян, ключ к реке и транспортной артерии, при помощи которой снабжался продовольствием Пекин, — Великому каналу. Гарнизон оказал яростное сопротивление — маньчжурские воины убивали своих детей и перерезали горло женам, чтобы спасти их от изнасилования, а сдаче в плен предпочитали самоубийство. После взятия Чженьцзяна перед британскими войсками открылся путь к незащищенному Нанкину, бывшей столице империи и ее символу.
Императорский двор бурлил. Император столкнулся с моральной дилеммой — ему не пристало склоняться перед грубой силой. Многие советовали сражаться, однако в придворном хоре звучали и другие голоса: нужно делать выбор между опасностью и безопасностью, а не между правильным и неправильным поведением. Зачем, спрашивали они, рисковать потерей империи из-за каких-то прав на торговлю? Такой позиции придерживался один из родственников императора, богатый и утонченный Ци-ин, которого император и назначил своим представителем на переговорах. Ци-ин немедленно отправил парламентеров на британские позиции под Нанкином, успев предупредить назревавший штурм города.
Переговоры продолжались несколько недель и закончились Нанкинским мирным договором, который был подписан на борту флагманского корабля Поттингера 29 августа 1842 года. Так закончилась первая опиумная война. В соответствии с договором китайское правительство обязалось выплатить контрибуцию в сумме 21 миллиона долларов, открыло для английской торговли пять портов Китая — Гуанчжоу, Сямынь, Фучжоу, Нинбо и Шанхай — с правом учреждения в них британских консульств, разрешило равноправные отношения между чиновниками соответствующих рангов, отменило монополию кантонской гильдии купцов и передало Гонконг в вечное владение Великобритании. В договоре ничего не говорилось об опиуме, и нелегальная торговля наркотиком продолжалась при попустительстве китайских властей и британского флота — британские, американские и прочие суда доставляли наркотик на побережье, откуда его по всей стране развозили китайские дилеры.
Теперь китайские власти осознали, что целью Британии была не территориальная, а торговая экспансия. Уполномоченный императора Ци-ин использовал все свое обаяние (как знак доброй воли он даже предлагал Поттингеру усыновить его сына), чтобы ограничить права иностранцев, но без особого успеха. В 1843 году было подписано дополнительное соглашение к Нанкинскому договору, по которому иностранцам разрешалось селиться в пяти открытых портовых городах и выезжать за их пределы; кроме того, в открытых портах разрешалась стоянка военных кораблей, а английским подданным предоставлялось в Китае право экстерриториальности. Еще один пункт соглашения предусматривал, что права и привилегии, которые будут предоставлены другим странам, автоматически распространяются на Великобританию.
После открытия пяти портов в них быстрыми темпами стала развиваться легальная торговля, особенно чаем и шелком, а вместе с тем и нелегальная торговля опием, число перевалочных пунктов для которого было как минимум в два раза больше. США, Франция, а затем и другие страны заключили аналогичные договоры с Китаем. Франция, однако, интересовалась не столько торговлей, сколько распространением католицизма. Французы добились частичной отмены введенного в 1724 году запрета на деятельность миссионеров, которые с тех пор действовали как тайное общество; равные с католиками права получили протестанты, хотя их деятельность ограничивалась в основном открытыми портами. Что касается американцев, то их активная торговля с Китаем получила новый импульс в 1849 году, после отмены британского морского законодательства, что позволило США напрямую торговать с Британией и ее колониями; тогда же начались знаменитые гонки «чайных клиперов».
Открытые порты представляли собой любопытное явление — осколки Европы, разбросанные по китайскому побережью. В этих крошечных подобиях колоний в 50-х годах XIX века жили около пятисот иностранцев, наблюдение за которыми осуществляло консульство. Они селились за пределами китайских городов в компактных «факториях» у самой береговой полосы, на так называемой «набережной», где ввозимые товары хранились на одноэтажных складах, или «сараях». Из почти двухсот иностранных торговых фирм, которые вели дела с Китаем, крупнейшими считались британские «Джардин» и «Матесон», а также американские «Рассел» и «Бостонская компания». Такие фирмы нередко имели собственный флот, банки и предлагали страховые услуги. Кантон сохранил свое значение как крупный центр международной торговли, но быстрее всех развивался Шанхай, превратившийся в самый большой город Китая. Развитие этих открытых портов тормозилось сложными взаимоотношениями между китайскими чиновниками, китайскими купцами, или «компрадорами», консулами и «тайпанами» — главами западных компаний. Жизнь в поселениях европейцев — «концессиях» — часто романтизировалась, но на самом деле она имела и темную сторону, с обманом и мошенничеством, которыми не брезговали обе стороны, и взятками, считавшимися обычным явлением.
Гроза приближалась. Сотни людей, теснившиеся в иностранных «концессиях» в прибрежной полосе Кантона, требовали доступа в город. Одновременно возникали оборонительные отряды из местных крестьян и мелкопоместных дворян, враждебно настроенных по отношению к британцам. Бунты не прекращались на протяжении нескольких лет — иностранцев забрасывали камнями и избивали, на них нападали во время прогулок. В 1847 году англичане, раздраженные отказом китайских властей открыть города, отправили вверх по Жемчужной реке военные корабли, которые привели в негодность более восьмисот китайских пушек. После этого Ци-ин пообещал в течение двух лет открыть ворота городов. Когда же по прошествии двух лет англичане напомнили об этом обещании, им пришлось столкнуться с отрядами ополчения, а Ци-ин к этому времени уже уехал из Кантона.
Это были тяжелые времена бесчисленных мятежей, пиратства, засилья «триад» и других тайных обществ, а контрабанда процветала на всем южном побережье страны, от Шанхая до Макао. После запрета работорговли потребность в дешевой рабочей силе на плантациях всего мира, от Малайзии до Перу, привела к тому, что поставщики опия стали заниматься нелегальной торговлей китайскими рабочими (кули). В 1854 году волнения на побережье захватили и Кантон. Опасность для города исходила от движения «красных повязок», подавить которое удалось при помощи крестьянского ополчения и нанятых аристократией наемников. Тысячи бунтовщиков были приговорены к смертной казни.
Популярное в Шанхае гуляние с фонарями. Китайская народная картина из коллекции академика В. М. Алексеева
Но все это не остановило англичан, которые стремились не только получить доступ в Кантон, но и полностью пересмотреть Нанкинский договор. В 1857 году Палмерстон вновь занял пост министра иностранных дел и возродил политику принуждения в отношении Китая, отправив туда новый экспедиционный корпус. После задержки, вызванной мятежом в Индии, эскадра к концу года достигла Кантона, где к ней присоединились французские войска, отправленные покарать виновных в убийстве миссионера из числа их соотечественников.
Англо-французские силы осадили Кантон — так началась Вторая опиумная война. После обстрела города они преодолели стены и отправили патрули, чтобы захватить генерал-губернатора, которого затем вывезли в Калькутту, где он и умер год спустя. В течение следующих четырех лет городом управлял созданный союзниками комитет, которому подчинялась марионеточная китайская администрация. Местное ополчение продолжало сопротивление, а в 1858 году напало на город. Атака была отбита, и патрули союзников проникли в глубь китайской территории, а когда на них было совершено нападение, захватили и сожгли штаб-квартиру повстанцев. Воинственные настроения постепенно улеглись, и жители Кантона начали привыкать к власти «варваров».
Лорд Элгин, руководивший действиями англичан в Китае, приказал экспедиционному корпусу союзников двигаться дальше на север. Захват морских ворот Пекина и наступление на Тяньцзинь, расположенный всего в семидесяти пяти милях от столицы, вынудил правительство Цин в спешном порядке отправить своих представителей для переговоров. Однако дипломатические хитрости Ци-ина и его коллег ни к чему не привели, и они, несмотря на протесты, были вынуждены подписать новые договоры с Британией, Францией, Россией и Соединенными Штатами. Престарелый Ци-ин потерял лицо, и император сначала предал сановника суду, а затем, из соображений «справедливости и милосердия», приказал ему совершить самоубийство. Условия Тяньцзинского договора действительно были тяжелыми для Китая. Китайское правительство согласилось допустить постоянных послов иностранных держав в Пекин, выплатить огромную контрибуцию, утроить количество открытых портов, открыть для торговли реку Янцзы вплоть до Ханькоу, установить низкие торговые пошлины, допустить на таможню иностранных инспекторов и разрешить иностранцам (при наличии паспорта) разъезжать по стране. Более того, договор легализовал торговлю опиумом — зло получило официальный статус. После подписания договора войска союзников отступили, а затем лорд Элгин лично проплыл шестьсот миль вверх по Янцзы, чтобы оценить новые перспективы для торговли.
На этом война не закончилась. Англо-китайские соглашения приносили пользу в открытых портах, где обе стороны сотрудничали в попытке пресечь нелегальную торговлю кули, но Пекин был недоволен. Особую неприязнь у приверженцев традиций вызывал пункт о постоянных дипломатических представительствах в Пекине. Они были твердо уверены, что послы варваров могут быть только гостями, которые каждые три или пять лет привозят дань и бьют земные поклоны. В марте 1859 года вышел императорский указ, запрещавший послам иметь штат более десяти человек, носить оружие и передвигаться по Пекину в паланкинах. Ни один иностранный король не мог считаться равным императору, владевшему мандатом Неба, — таков был основополагающий принцип.
Через несколько месяцев случайное столкновение в окрестностях Тяньцзиня привело к гибели четырехсот британских солдат и четырех военных кораблей, и ликующие «ястребы» императорского двора добились отказа от Тяньцзинского договора. Ответ англичан и французов последовал незамедлительно. В середине 1860 года они отправили на север Китая двести пятьдесят кораблей и двадцать тысяч солдат, часть которых была набрана среди гонконгского «дна». Вскоре те сломили сопротивление гарнизона, оборонявшего Тяньцзинь, и уже входили в город, когда прибыли послы из Пекина с предложением прибыть в столицу для переговоров. Однако союзники настаивали на аудиенции у императора. Когда англо-французские войска приблизились к Пекину, император бежал, укрывшись за Великой Китайской стеной. Китайцы взяли в заложники тридцать девять человек из числа сотрудников посольств, и после того как они отпустили лишь треть заложников, казнив остальных, союзники разграбили и сожгли Летний дворец императора к северо-западу от Пекина. Некогда это был величественный комплекс из павильонов для отдыха и развлечений в необычном стиле «китайского барокко», спроектированных итальянским иезуитом, — с искусными фонтанами и мебелью, скопированной с французских гравюр, со стенами, увешанными зеркалами и гобеленами, которые прислал в дар французский король в 1767 году.
В Пекине остался младший брат императора принц Гун, который должен был договориться с занявшими столицу варварами. Пекинский договор подтвердил все положения Тяньцзинского договора, только сумма контрибуции увеличилась, а Британия, кроме Гонконга, получила полуостров Коулун. Союзники отвели войска, оставив гарнизон в Тяньцзине, и на этом вторая опиумная война завершилась.
На следующий год умер император. После нескольких дворцовых переворотов трон занял его сын Тун-чжи, а ведущую роль при дворе стала играть партия дяди нового императора, принца Гуна, которая выступала за мир и компромисс с Западом. Установился новый порядок: юрисдикция консульств в отношении граждан иностранных государств в открытых портах, иностранная администрация в «концессиях», иностранные военные корабли в китайских водах и иностранные войска на китайской земле, доступ иностранных торговых судов к морскому побережью Китая и внутренним водным путям, ограничение тарифов условиями договора, постоянно расширяющиеся возможности торговли в верхнем течении Янцзы. Торговля процветала. Укрепились связи между мандаринами, торговцами и консулами; иностранцы покупали недвижимость в центрах торговли, многие из которых превратились в крупные города, а большое число китайцев получало английское образование.
Оглядываясь назад, можно сказать, что опий был всего лишь одним из элементов Опиумных войн, длившихся с 1840 по 1860 год, а истинной их причиной являлась прибыль от торговли в целом. Результатом войн стало не уничтожение суверенитета Китая, а его ограничение условиями договора. Эти условия все сильнее действовали на традиционное китайское общество и китайскую культуру, а появление быстроходных судов с паровыми двигателями и телеграфной связи постепенно втягивало страну в орбиту Запада. Время покажет, действительно ли Китай усвоил преподнесенный урок: Поднебесная не является владычицей мира.
Как бы то ни было, волнения, вызванные вторжением Запада, не угрожали самой династии Цин. Значительно опаснее были грандиозные восстания, потрясавшие страну с 1851 по 1864 год, что совпало по времени со Второй опиумной войной. Фактической причиной восстаний стала первая опиумная война и Нанкинский договор, в результате чего для иностранцев открылся порт Шанхая, и центр торговли переместился из Кантона на север, а тысячи людей остались без работы. Эти люди пополнили ряды недовольных в «кипящем котле», который представляла собой провинция Гуандун (с городами Кантоном, Макао и Гонконгом), а также провинция Гуаньси к западу от нее и большая часть провинции Хунань на севере.
Бывшие наемники, услуги которых уже не требовались для борьбы с англичанами, пираты, оттесненные в глубь материка британским флотом, остатки «Общества Белого лотоса», этнические сообщества — в частности, иммигранты, которых китайцы называли «хакка», отряды самообороны, сформированные местным дворянством, обедневшие крестьяне — все объединились в своей ненависти к маньчжурам. Полная неспособность властей обеспечить соблюдение законности привела к восстаниям 1836 и 1847 годов, и именно в этот период сформировалось «Общество поклонения Богу», впоследствии ставшее известным под кровавым именем тайпинов.
Во главе самого жестокого мятежа за всю историю Китая стоял высокий человек с умными глазами и звучным голосом по имени Хун Сюцюань. Он родился в деревне к северу от Кантона, и его стремление к знаниям не было оценено по достоинству — он неоднократно проваливался на экзаменах на право занятия государственных должностей. Будучи в Кантоне во время второй попытки сдать экзамены, он познакомился с миссионером, который вручил ему христианскую брошюрку. Каковы бы ни были успехи христианских проповедников в распространении своего учения, эти люди редко являлись предвестниками мира и спокойствия, хотя справедливости ради следует признать, что миссионер, подавивший Хуну брошюру, не мог предполагать последствий своего поступка. Это было сочинение необразованного жителя Кантона, написанное под влиянием британского проповедника-пресвитерианца и содержавшее искаженные отрывки из Библии вперемешку с проповедями автора. Книга излагала основные принципы протестантской веры: всемогущество Бога, мерзость такого греха, как идолопоклонство, и возможность выбора между проклятием и спасением души.
После третьего провала на экзаменах Хун слег с нервным расстройством: в своих галлюцинациях он скитался в космосе, убивая злых духов, а затем очистился и пережил второе рождение. В 1843 году он, немного оправившись от болезни, предпринял еще одну попытку сдать экзамены, но снова провалился. Он злился на весь мир, и особенно на маньчжуров, и презрение к ним за неспособность противостоять варварам с Запада разделяли многие его земляки. Вновь обратившись к христианской брошюре, он теперь воспринял ее как призыв Господа: он, Хун Сюцюань, является младшим братом Иисуса Христа, и его священная миссия заключается в том, чтобы вернуть веру в Бога через христианство. Он сочинил несколько трактатов и поэм, в которых стремился примирить христианство с конфуцианством, в результате чего лишился места школьного учителя и занялся миссионерской деятельностью, обращая в христианство иммигрантов-«хакка» на юге провинции Гуанси. У него появились энергичные помощники, которые использовали противоречия внутри сельских общин, чтобы внедрять идеи Хуна, благодаря чему люди объединялись в религиозном экстазе. Хун, которого в 1847 году под свое крыло взяла американская баптистская миссия, удвоил усилия, и через несколько лет его организация, получившая название «Общество поклонения Богу», превратилась во влиятельную и все более агрессивную силу.
В 1851 году многочисленная паства Хуна собралась в деревне на берегу Западной реки: двадцать тысяч крестьян, городских рабочих и даже членов триад, которые сожгли свои дома, отказались от косичек и отрастили волосы по всей голове, чтобы продемонстрировать ненависть к маньчжурам, и обосновались в этом месте, которое вскоре превратится в военный лагерь. Они поклялись поддерживать строгую дисциплину и чистоту нравов, и в день, когда Хун Сюцюаню исполнилось тридцать восемь лет, объявили о создании Небесного государства великого равновесия, интерпретировав видения вождя как подтверждение его власти над всем Китаем.
Затем они отправились в «крестовый поход» на север. Введя новый календарь — традиционный способ утверждения легитимности режима — и призывая крестьян к восстанию против маньчжуров, которые объявлялись чужаками, угнетателями и носителями зла, они объявили о своем намерении построить Царство Божье на земле. Вступив на территорию богатых регионов в низовьях Янцзы, мятежники вели сражения с разрозненными правительственными отрядами, чередуя победы с поражениями, но при этом фанатично шли вперед, собирая под свои знамена все больше сторонников. В 1853 году, когда тайпины захватили Нанкин, их численность составляла около двух миллионов человек.
Мятежники переименовали Нанкин в Небесную столицу и принялись строить христианское государство фундаменталистского толка, граждане которого были твердо убеждены, что спасут свои души в битве против зла. Под запрет попали вино, опиум, табак, азартные игры и внебрачные связи, а также традиция иметь наложниц и бинтовать ноги женщинам, а женщины получили равные права с мужчинами и даже служили в армии. Земля принадлежала Богу, а государство справедливо распределяло ее между всеми мужчинами и женщинами — в полном соответствии с доктринами тайпинов, направленными против землевладения и богатства. Хун Сюцюань объявил себя Небесным князем, а его помощники стали просто князьями, причем многие из них впадали в транс, чтобы лучше воспринимать веления Неба. Для претендентов на должности в государственном аппарате были введены экзамены, предметами которых являлись христианское вероучение и добродетели тайпинов. Если представители высших классов, которых отпугивал отказ от традиций, ненависть к богатым и крестьянских характер движения, отказывались занимать должности в государстве тайпинов, их заставляли под угрозой смертной казни.
Однако именно дворянство в конечном счете оказало решительное сопротивление тайпинам, которые распространили свое влияние на север и на запад, контролируя отрезок Янцзы протяженностью триста миль и 100 тысяч квадратных миль территории страны. Тайпины даже организовали поход на север, и лишь голод и холод остановили их в непосредственной близости от Пекина. Над маньчжурской династией нависла смертельная угроза. Ее армия бежала от тайпинов, прокладывавших кровавый путь из центра страны, и европейцев, наступавших с побережья. Одновременно правительству пришлось иметь дело с еще одним крупным восстанием. Это движение называлось Ньен. На протяжении многих лет в сельской местности к северо-западу от Нанкина активно действовали остатки «Общества Белого лотоса», а также многочисленные разбойничьи банды, а когда в 1855 году Хуанхэ внезапно изменила русло, переместившись с юга на север полуострова Шаньдун, положение местного населения сделалось невыносимым. Во главе движения Ньен встал образованный землевладелец и контрабандист, занимавшийся незаконной торговлей солью; он объединил разрозненные преступные группы и иногда сотрудничал с триадами. Правительственным войскам потребовалось десять лет, чтобы подавить этот мятеж, и успех был достигнут лишь после отказа от традиционных кавалерийских атак маньчжуров в пользу тактики окружения противника. Эту тактику, позволившую разгромить Ньен, разработал бывший учитель из Пекина Цзэн Гуо-фан, который сумел высоко подняться по служебной лестнице и имел опыт боевых действий против тайпинов.
Цзэн был ярким представителем нового типа людей, появившихся в провинции после восстания тайпинов. Они принадлежали к тем представителям местной элиты, аристократам и землевладельцам, которые перед лицом угрозы для своей жизни, собственности и традиций взялись за оружие и сформировали отряды ополчения. Цзэн и его товарищи организовали вооруженное сопротивление тайпинам, причем во главу угла они ставили качество, а не количество войск, набирая в свои отряды людей, связанных родственными узами. Хорошо обученные и имеющие грамотных командиров, те объединились в так называемую Хунаньскую армию, содержать которую помогал Пекин — продажей званий и титулов, а также посредством отказа правительства от налогов на торговлю. Усиленная правительственными войсками, эта армия противостояла «Обществу поклонения Богу».
Тайпины были заняты тем, что строили собственное государство внутри Китайской империи. Они перераспределили землю, снизили арендную плату и налоги. Простой народ был обязан соблюдать пуританские нормы, которые проповедовала новая религия, а вожди тайпинов присваивали себе все новые права и привилегии, купаясь в роскоши и не отказываясь от многочисленных наложниц. Вскоре среди них началась яростная борьба за власть, сопровождавшаяся убийствами и казнями (так, например, после убийства одного из самых известных «князей», который считал себя воплощением Святого Духа, были казнены двадцать тысяч человек).
В это период разброда (1856–1858 гг.) тайпины потеряли несколько стратегически важных городов в долине Янцзы, но вскоре в окружении Хун Сюцюаня появились новые энергичные лидеры — сам Небесный князь становился все более замкнутым и безумным, — одержавшие победы в двух крупных сражениях. Затем они повернули армию тайпинов на восток, чтобы захватить дельту Янцзы и использовать ее как экономическую базу для наступления вверх по течению реки. Хун Сюцюань рассчитывал на помощь братьев-христиан с Запада, но европейцы считали «Общество поклонения Богу» аморальным, богопротивным и, самое главное, представлявшим угрозу для торговли. Поэтому они отказали тайпинам в просьбе предоставить пароходы для наступления в верховья Янцзы, а когда мятежники приблизились к Шанхаю, англичане и французы пришли на помощь правительственным войскам, поставляя им продовольствие, артиллерию и магазинные ружья, а также непосредственно принимая участие в боевых действиях. На стороне союзников сражались и американские офицеры, а среди англичан выделялся майор Чарльз Джордж Гордон, который затем стал генералом и погиб в Хартуме. Стычки, продолжавшиеся несколько лет, позволили очистить от тайпинов окрестности Шанхая, а выше по течению Янцзы отряды Цзэн Гуо-фана постепенно брали верх над повстанцами. В 1864 году Цзэн Гуо-фан начал наступление на Нанкин.
Стены города были разрушены, сам город сожжен, а его обитатели убиты. Тайпины яростно сражались до самого конца — 100 тысяч фанатиков добавились к списку миллионов жертв на обширных землях, некогда завоеванных «Обществом поклонения Богу». Небесный князь, отвергнувший просьбы своих приверженцев покинуть Небесную столицу, когда к ней приблизился враг, принял смертельную дозу яда, и его тело впоследствии было найдено рядом с дворцом — в желтых атласных одеждах, расшитых драконами. Часть его сторонников, которые сумели избежать смерти и присоединились к движению Ньен, продолжали сопротивляться вплоть до 1868 года, но разрушение Нанкина положило конец государству тайпинов.
Однако этим далеко не исчерпывались драматические события в истории империи Цин в первые семь десятилетий XIX века. На обширной территории от Маньчжурии на северо-востоке и Монголии на севере до Синьцзяна на северо-западе и Тибета на западе мир и спокойствие были редкими явлениями. Горы, пустыни и степи населяли многочисленные племена и народы: китайцы, маньчжуры, монголы, тюркоговорящие и исповедующие ислам племена Центральной Азии, тибетцы. Торговля или даже попытки обеспечить возможность торговли, наталкивались на сопротивление, поскольку политика китайских властей — в чем Запад имел возможность убедиться — была направлена на запрет международной торговли и обложение пошлинами разрешенного товарообмена.
В 1816 году Британия покорила Непал, и государственный флаг Соединенного Королевства оказался на границе Тибета, который с 1792 года входил в состав Поднебесной; в последующие годы британцы безуспешно пытались наладить торговлю с этим «царством снега». Россия расширяла свое влияние на севере, и Британия изо всех сил старалась не допустить русских в Индию, но они предпочли двигаться вдоль реки Амур на северо-запад Маньчжурии. По договору 1864 года Россия получила значительный кусок территории, а также право обменивать свои меха на чай, который в Москве пользовался не меньшей популярностью, чем в Лондоне.
Каждая из трех подвластных Китаю территорий, то есть Тибет, Монголия и Синьцзян (Китайский Туркестан, завоеванный в 50-х годах XVIII века), шла своим путем. Тибет был практически автономным и развивался в направлении, определяемом далай-ламой. Некогда могущественные монгольские племена с переходом от кочевого к оседлому образу жизни утратили былую силу; крестьянство разоряли долги, ставшие следствием экспансии китайских торговцев; большинство населения болело сифилисом. В Синьцзяне, который находился в окружении мятежной провинции Ганьсу, Тибета, Кашмира и России, мусульманские фанатики из Восточного Туркестана вели борьбу за получение права торговли для своих купцов.
Однако в целом, несмотря на уступки России и мусульманам, правительству Цин — при помощи дипломатии, миграционной политики, а в некоторых случаях и применения силы — удавалось сохранять контроль над территорией страны. Империя вступала в судьбоносные для нее последние годы XIX века, сумев сохранить единство.
Глава 27. На пороге XX века
Император Вэнь-цзун умер в 1861 году, не успев вернуться в столицу, из которой он бежал после того, как англо-французские войска взяли Тяньцзинь. Наследником стал его единственный сын, пятилетний мальчик, который взошел на трон под именем Тун-чжи. Перед смертью император назначил совет из восьми сановников, которые должны были помогать малолетнему правителю, но в результате дворцового переворота, устроенного принцем Гуном, все они были казнены или сосланы, а власть в стране перешла в руки двух вдовствующих императриц — официальной вдовы последнего императора и наложницы, матери наследника династии Цин. Ведущую роль в этом тандеме играла бывшая наложница и мать юного императора — вдовствующая императрица Цыси руководила правительством на протяжении следующих сорока семи лет. Династия, которую ей предстояло сохранить и которая пошатнулась, но все же устояла под напором трагических событий XIX века, столкнулась с двумя главными проблемами.
Во-первых, как выразился первый министр китайского правительства, это был «новый демонический мир усиления государств». То есть китайцы, не отказываясь от убеждения в превосходстве своей цивилизации и культуры, были вынуждены считаться с некоторыми аспектами западной цивилизации — в частности, с передовой технологией, особенно в области вооружений. Несмотря на осознание того факта, что Запад стремится к увеличению прибыли, а не к расширению территорий, риск применения силы к тем, кто не желает подчиниться требованиям европейцев, заставлял Китай принимать меры по защите своих интересов. Лозунгом эпохи стала модернизация, которую называли «самоукреплением». Немалую роль в этом процессе играло усвоение накопленных Западом знаний — в империи издавали огромное количество литературы, посвященной производству ружей, пушек, мин, бомб и взрывчатых веществ в странах Запада.
Давала о себе знать и вторая проблема, о которой уже упоминалось, — ухудшение качества управления, особенно на местном уровне. Требовалось возродить забытые ценности конфуцианства. Правительство, писал один из видных сановников и ученых того времени, опирается на человеческий талант, а талант опирается на образование. Его единомышленники, исповедавшие неоконфуцианство, открыто призывали восстановить моральные принципы, и в стране вновь стала действовать классическая экзаменационная система. Это тоже было частью процесса «самоукрепления», поскольку, как записал в своем дневнике один из китайских министров, «в свете самоусовершенствования важнейшими задачами, безусловно, являются улучшение управления и поиск ценных талантов; однако следует предпринять и конкретные меры, чтобы научиться отливать пушки, строить пароходы и производить оружие».
Для поддержки реформы вооруженных сил открыли несколько новых верфей и арсеналов, самыми крупными из которых стали предприятия в Шанхае и в окрестностях Фучжоу. К 1870 году шанхайская верфь превратилась в одно из крупнейших предприятий мира. Китаю оказывали помощь английские и французские специалисты, а правительства этих стран поставляли Цинской династии артиллерию, которая помогла разгромить тайпинов. При этих предприятиях были организованы школы, где преподавали не только китайцы — в них наряду с классическими канонами конфуцианства обучали западным наукам.
Деревенщина становится уездным начальником, да не разумеет чиновничьего языка. Китайская народная картина из коллекции академика В. М. Алексеева. На картине изображен неграмотный земледелец, купивший должность начальника уезда (справа на стуле) и пришедший представиться губернатору провинции (слева в кресле)
Процесс «самоукрепления» получил новый импульс в 1872 году, когда в Хартфордский университет (США, штат Коннектикут) прибыли тридцать китайских студентов, преимущественно из Кантона. Первый уроженец Поднебесной, получивший образование в Соединенных Штатах, закончил Йельский университет в 1854 году и по возвращении домой предложил программу обучения китайских студентов в Америке. После долгих споров — масла в огонь подлило известие, что Япония посылает своих граждан в Европу, чтобы те учились лить пушки и строить корабли, — двор наконец согласился ежегодно отправлять на учебу сто двадцать мальчиков от двенадцати до шестнадцати лет (сначала верхняя граница возраста была установлена на уровне двадцати лет, но затем ее снизили, чтобы уменьшить вероятность возникновения ситуации, когда сын не в состоянии исполнить положенных ритуалов в случае смерти отца); эта цель была достигнута в 1875 году. Юноши, которых поселили в семьях и над которыми взяло шефство управление образования штата Коннектикут, вскоре увлеклись бейсболом — косички они прятали под большими кепками, — но сохраняли верность традициям родины, посещая лекции по «Священным указам маньчжурского императора» и периодически делая заявления о верноподданнических чувствах к Пекину.
Тем не менее лишь небольшое количество их соотечественников побывали в Соединенных Штатах до начала американской «золотой лихорадки» и последующего расширения железнодорожной сети, которые привлекли тысячи рабочих из-за рубежа, перевозившихся на переполненных грузовых судах, прозванных «плавучим адом». К концу XIX века во многих американских городах выросли китайские кварталы; иммигранты из Поднебесной выращивали фрукты, ловили рыбу, работали в заброшенных шахтах, чтобы добыть средства к существованию, трудились на обувных и сигарных фабриках, открывали прачечные и рестораны. Поначалу к ним относились терпимо, но со временем они восстановили против себя профсоюзы и стали объектом ненависти невежественной толпы — во время беспорядков в Лос-Анджелесе были убиты более двадцати китайцев, в Вайоминге — около тридцати.
Параллельно с программой обучения в Америке осуществлялась и другая образовательная программа — в Европе. Она была предназначена для более взрослых студентов.
С 1877 года, когда впервые в истории открылось китайское дипломатическое представительство в Лондоне, студенты из Китая приезжали учиться в Военно-морское училище в Гринвиче, в кораблестроительные школы в Шербуре и Тулоне и в школу минеров в Париже; химию, юриспруденцию и политику они изучали в Королевском колледже в Лондоне, а также в Париже. В период с 1882 по 1897 год в Европу прибывали и другие группы.
Движение «самоукрепления», как в среде промышленности, так и образования, финансировалось за счет таможенных сборов, большая часть которых поступала из бурно развивавшихся открытых портов. Английский специалист Роберт Харт, нанятый правительством Цин, создал эффективную таможенную службу, обеспечивавшую 21 процент доходов казны. Но на самом деле это движение «породило» лишь небольшое количество товаров и квалифицированных специалистов, способных идти в ногу с приближающейся модернизацией и индустриализацией экономики. Пекинский колледж иностранных языков подготовил несколько блестящих дипломатов, но западные специалисты и доброжелатели тщетно пропагандировали технические колледжи, телеграф и железную дорогу, механизацию труда в горной промышленности. В Китае отсутствовал процесс целенаправленного усвоения западных знаний и технологий, наблюдавшийся в Японии, чему в немалой степени способствовали торговцы страны Восходящего солнца — в Китае этот класс всегда вызывал двойственное отношение в обществе.
Основным препятствием на пути прогресса стали консервативные — если точнее, реакционные — элементы в правительстве Цин. Апеллируя к самому мощному императиву китайского политического мышления, то есть к традиции, они утверждали, что возвеличивать варваров, перенимая у них знания и навыки, значит впадать в ересь и унижаться.
Это приведет к утрате народной поддержки, что воспринималось как первейшая потребность нации. Конфуцианские принципы были несовместимы с утилитаризмом, а конфуцианский космологический миф все наводнения, засухи и землетрясения, случившиеся в те годы, объяснял тем, что западные инновации потревожили духов ветра и воды. Рациональные же доводы сводились к тому, что западная технология, несмотря на все ее достоинства, потребляет ограниченные природные ресурсы, а также создает социальную несправедливость, когда богатый, используя машины, становится еще богаче, а бедный, оставшись без работы, впадает в нищету. Кроме того, любые действия, мотивом которых является только прибыль, в конечном счете приводят к разорению. Поэтому, несмотря на постоянные усилия талантливых министров-реформаторов и мыслителей, процесс равнения на Запад был очень осторожным и медленным.
Ни в одной области вторжение Запада не было таким явным, как в распространении миссионерства, которое получило свободу после опиумных войн, — мирные договоры с иностранными государствами гарантировали терпимость к христианству. На протяжении нескольких лет Франция, стремившаяся ослабить влияние Британии, создавала в Китае католические миссии, и к концу столетия в них насчитывалось девятьсот священников. Протестантские миссионеры всевозможных религиозных направлений — баптисты, методисты, пресвитерианцы — поддерживались многочисленными обществами, которые в конце XVIII века внесли свой вклад в «Евангелическое возрождение» в Великобритании и в «Великое пробуждение» в США (британские Лондонское миссионерское общество и Церковное миссионерское общество, а также американское Международное библейское общество). К концу столетия в Китае работали более трех тысяч протестантских миссионеров, девяносто процентов которых были американцами и англичанами, причем половину из них составляли женщины.
Железная дорога и телега, приводимая в движение огнем. Китайская народная картина из коллекции академика В. М. Алексеева
Влияние этих людей, в большинстве своем отважных и преданных идее, было неоднозначным, но всегда значительным. Как проповедники христианской веры они потерпели неудачу: за полвека упорной работы они сумели обратить в христианство лишь три четверти миллиона человек — капля в море по сравнению с населением Китая. Однако результаты их деятельности в миру впечатляют. Миссионеры открыли тысячи школ, приютов, центров обучения для слепых и глухих, центры реабилитации для курильщиков опия и пункты помощи голодающим. Они построили сотни больниц и пунктов раздачи бесплатных лекарств, а также медицинские школы, давшие образование сотням китайских врачей; они консультировали чиновников по вопросам здравоохранения и санитарии, водоснабжения, содержания государственных больниц и медицинского образования. Они активно защищали права женщин, которые традиционно находились в полной зависимости от родителей или мужа, а также были лишены доступа к образованию и государственной службе. Они открыли первые школы для девочек, а их решительная борьба против традиции бинтовать девочкам ноги привела к тому, что в начале XX столетия эта практика была запрещена. Их типографии выпускали огромное количество книг и научных работ, а также труды по мировой истории и международному праву. Таким образом, миссионеры сыграли важную роль в процессе модернизации. С ними дружили многие китайские реформаторы, и в 90-х годах XIX века новую волну реформ возглавили обращенные в христианство уроженцы открытых портов, где влияние Запада ощущалось сильнее всего.
Однако несмотря на все эти достижения, многие действия миссионеров вызывали враждебность местного населения. Во-первых, неприятие вызывала практика помещения детей в католические приюты, где их крестили и воспитывали — как правило, этим занимались монахини — в христианской атмосфере; иногда миссионеры даже предлагали деньги родителям, чтобы те отказались от своих детей. Миссионеры использовали привилегию экстерриториальности, чтобы вмешиваться в дела местных властей, и обращали в христианство наименее законопослушных граждан, тем самым беря их под свою защиту. Церкви строились без учета принципов геомантии (фэн-шуй), и кроме того, миссионеры показали себя решительными противниками других древних верований и ценностей, таких как поклонение предкам, внебрачное сожительство и участие в праздниках, в том числе посещение театра, а также с пренебрежением относились к Конфуцию.
Когда недовольство крестьян перерастало в бунты, миссионеры, пользуясь правами, предоставленными им мирными договорами, требовали возмещения ущерба, который производился за счет налогоплательщиков. Кроме того, дополнительные средства приходилось тратить на проведение праздников, поскольку христианам запрещалось принимать в них участие. Сами новообращенные, находясь под покровительством миссионеров, вели себя высокомерно по отношению к соотечественникам. Страсти накалились еще больше после серии оскорбительных антихристианских публикаций, в которых демонизировались миссионеры, обвиненные в тяжких сексуальных преступлениях и садизме. На протяжении всего XIX века действия Запада не давали Китаю особого повода для любви к себе, и в конечном счете необычного вида белокожие люди с бородами, длинными носами и в облегающих одеждах — не говоря уже об их предполагаемом пристрастии к чаю и ревеню, без которых они якобы ослепнут, — стали объектом ненависти, причем миссионеры считались такими же «чужеземными дьяволами», как и все остальные.
Проповедническая деятельность миссионеров не имела успеха у низших слоев населения, а у аристократов и ученых просто не было на это времени. Такая ситуация коренным образом отличалась от той, что сложилась в Японии, где 30 процентов обращенных в христианство составляли самураи, а образованные христиане играли важную роль в интеллектуальной жизни нации. Христианский элемент в восстании тайпинов, к которому добавились подозрения о влиянии христианства на «Общество Белого лотоса», похоже, убедили высшие классы китайского общества в опасности христианской религии для общественной и политической жизни империи. Кроме того, под сомнение ставилась сама ценность христианской веры. Еще в 1640 году буддисты и приверженцы конфуцианства писали: «Если бог действительно добр и всемогущ, как утверждают христиане, то почему позволил Адаму и Еве совершить грех, такой тяжкий, что он позорным пятном лег на все последующие поколения?»
Как бы то ни было, но в одной сфере влияние миссионеров было, безусловно, благотворным. Это влияние осуществлялось через книги и периодические издания реформистского толка, издававшиеся протестантами с начала 80-х годов XIX века. Пик издания этой литературы приходится на 90-е годы. Это был голос, «разбудивший» многих китайцев и заставивший их поверить в реформы — в идеи прогресса, пользы научных достижений и нового мирового порядка, предполагающего гармонию и мир. Даже если китайцы приходили к выводу, что можно отвергнуть христианского бога, но принять прогресс, этим они все равно были обязаны миссионерам.
На пороге XX века Китай оставался преимущественно крестьянской страной — около четырехсот миллионов человек в большинстве своем жили за пределами крупных городов в небольших сельских общинах, сосредоточенных вокруг деревень, среди которых были разбросаны немногочисленные поместья чиновников, аристократов и состоятельных торговцев. Последние покупали землю с помощью представителей местной элиты, которые жили, как правило, в соседних городах и использовали свое влияние на чиновников, чтобы повысить арендную плату.
Крестьяне занимались в основном выращиванием пшеницы и риса; кроме того, существенным подспорьем для них было прядение и ткачество. Они продавали изготовленные вручную хлопчатобумажные ткани на одном из 63 тысяч местных рынков и из них шили одежду, которую носили абсолютно все, за исключением представителей высших классов китайского общества. Импорт и машинное производство еще не оказывали такого влияния на экономику, как в следующем веке, и ручное производство текстиля процветало. Важным источником дохода было производство чая, пока в 80-х годах XIX века на мировом рынке не появился серьезный конкурент китайскому продукту — чай из Индии и Цейлона (Шри-Ланки). Шелковые ткани ручной работы из центральных и южных районов страны по-прежнему пользовались спросом. В то же время расположенные в городах кустарные предприятия производили соевое масло для Европы и Японии, а также фейерверки, веера, мебель из бамбука и препараты народной китайской медицины.
К концу XIX века империя, несмотря на противодействие консервативной оппозиции, медленно двигалась по пути индустриализации. Однако внешний долг страны рос гораздо быстрее. Были построены первые железнодорожные линии и телеграф, но все эти проекты финансировались при помощи иностранных займов — попытка размещения внутреннего займа провалилась. Таким образом, проблемы в международных отношениях сопровождались ухудшением финансового положения империи.
В 1866 году Томас Уэйд, британский посланник в Пекине, указывал китайскому правительству на преимущества не только индустриальной модернизации, но и открытия дипломатических представительств за границей — чтобы «установить теплые отношения между правительствами». В результате по поручению принца Гуна в Европу была отправлена специальная комиссия. Ее с почетом принимали в нескольких европейских столицах, и по возвращении был составлен доклад, в котором подробно рассказывалось об обычаях Запада, о высоких зданиях, газовых фонарях, лифтах и машинах, но почти ничего не говорилось о политических институтах. Еще одна дипломатическая миссия отправилась за море в 1868 году, а возглавлял ее бывший американский посланник в Пекине, с помощью которого принц Гун хотел убедить Америку и Европу, чтобы те не форсировали перемены; в результате удалось завязать дружеские связи между политиками двух стран.
Увы, это был последний шанс для Востока и Запада добиться взаимопонимания и сотрудничества. Все усилия в этом направлении были сведены на нет антихристианским движением 70-х годов XIX века. В городе Тяньцзинь неподалеку от Пекина католический приют выплачивал деньги тем, кто приводил сирот, в результате чего участились случаи похищения детей. Это обстоятельство, а также высокая смертность детей (монахини стремились непременно крестить заболевших), вызвали недовольство местного населения, взбудораженного слухами о том, что в приюте несчастных сирот заколдовывают и убивают, их тела расчленяют, а глаза и сердца используют для изготовления снадобий. Официальная комиссия не обнаружила никаких нарушений, но у ворот приюта собралась толпа, и французский консул застрелил слугу одного из чиновников. Разъяренная толпа растерзала консула и его помощника, после чего сожгла приют и церковь. Этот инцидент вызвал напряженность в отношениях с другими странами, но французы, занятые войной с Германией, согласились замять дело, приняв предложение одного из влиятельных сановников: компенсация в полмиллиона долларов, казнь восемнадцати бунтовщиков и письмо с извинениями от императора.
Сановника звали Ли Хун-Чан, и его, наряду с принцем Гуном, считают самым выдающимся государственным деятелем Китая XIX века. Сыграв важную роль в подавлении восстаний тайпинов и Ньен, он стал ведущим выразителем идеи «самоукрепления». Его пятидесятилетняя карьера достигла пика в 1896 году, когда во время триумфального путешествия по миру его принимали кайзер Вильгельм, Бисмарк, королева Виктория и президент Кливленд.
Иностранные дипломаты, которые, согласно мирным договорам, завершившим опиумные войны, поселились в Пекине в 1861 году, годами не могли добиться аудиенции у императора. Поначалу им отказывали под тем предлогом, что император еще мальчик, но после того как он достиг совершеннолетия и в 1873 году официально принял бразды правления — хотя и находился в полном подчинении у вдовствующей императрицы, — игнорировать требования послов стало невозможно. Длительные переговоры относительно соблюдения ритуалов привели к соглашению, что посланники иностранных держав не обязаны падать ниц перед императором, а могут просто поклониться. Их пригласили прибыть на аудиенцию в Павильон пурпурного света (хитрый ход традиционалистов, поскольку именно в этом помещении принимали иноземных послов, которые привозили дань) в 5:30 утра, но Сын Неба появился лишь в 9 часов, и раздраженные послы Британии, Америки, Японии, России, Франции и Голландии получили наконец возможность вручить верительные грамоты. Этот эпизод послужил дурным предзнаменованием.
Вид города Тяньцзинь до 1900 г. Китайская народная картина из коллекции академика В. М. Алексеева
В 1874 году лорд Солсбери, глава индийского департамента в кабинете Дизраэли, выдвинул идею создания комиссии, которая должна была оценить возможность проникнуть в Китай «с черного хода», соединив железной дорогой Бирму и провинцию Юньнань. Китай дал согласие, и молодой британский вице-консул по фамилии Маргери отправился на границу с Бирмой встречать комиссию. Он пренебрег предупреждениями об опасности и был убит одной из бирманских банд, которые вели партизанскую войну против иностранцев. Не считаясь с международным правом, Британия потребовала компенсации. Когда посол Уэйд не получил от китайского правительства желаемого ответа, он перенес свое посольство из Пекина в Шанхай, и по стране тут же поползли слухи о войне. Чтобы избежать дипломатического разрыва, Китай согласился выплатить компенсацию семье убитого, открыть для иностранцев новые порты, а также пошел на другие уступки, в число которых входило письмо с извинениями от императора к королеве Виктории. Дипломат, прибывший в Лондон с этим письмом, в 1877 году основал первое посольство. Затем открылись дипломатические представительства в Париже, Берлине, Испании, Мадриде, Вашингтоне, Токио и Санкт-Петербурге. Китай присоединился к остальному миру.
Однако такой поворот событий не устраивал китайских ученых и консервативную аристократию. Они заявляли, что на протяжении всей истории Поднебесной именно китайская цивилизация ассимилировала варваров, а не наоборот, что введение западных норм и установление дипломатических отношений с иностранцами — это позор, что служба дипломатов за границей подобна ссылке и что ни один добродетельный человек не согласится заниматься внешней политикой. Но независимо от их желания внешняя политика превращалась для Китая в вопрос жизни и смерти.
Промышленная революция привела к появлению великих держав с их имперскими амбициями, которые подпитывались национализмом и стремлением распространить евангельское учение — им требовались новообращенные и новые рынки. Такие события, как окончание гражданской войны в Америке, «реставрация Мэйдзи» в Японии, объединение Италии, объединение Германии и открытие Суэцкого канала (1869), расширили возможности для экспансии, которой способствовало и появление новых видов оружия. Китай с деградирующей династией Цин, в которой ведущую роль играла вдовствующая императрица Цыси, с разраставшейся коррупцией, с отсутствием реального прогресса на пути «самоукрепления», с огромными долгами и слабой армией выглядел большой созревшей сливой, которая ждала, чтобы ее сорвали. Единственным препятствием к этому стало соперничество между великими державами, которые принялись захватывать приграничные области и зависимые от Китая государства.
Так, например. Япония предъявила претензии на острова Рюкю к северу от Тайваня (Формозы), подкрепив эти претензии вторжением на принадлежавший Китаю Тайвань. Когда китайцы обнаружили, что не могут защититься — их пушки, отлитые одним из собственных оружейных заводов, годились лишь для салютов и взрывались при использовании боевых снарядов, — они инициировали переговоры, которые закончились официальной передачей Японии островов Рюкю.
Примеру Японии последовала Россия. Во время мусульманского восстания в Синьцзяне (Китайском Туркестане) русские захватили северо-западную часть этой провинции, которая называлась Или — как и протекающая в этой местности река. В 1877 году восстание было подавлено, вслед за чем последовали четыре года переговоров, посредством которых Китай рассчитывал вернуть себе район Или. Это были непростые годы, поскольку Россия угрожала войной, демонстративно отправив эскадру из тридцати трех военных кораблей к берегам Китая, и планировала нанести удар через Маньчжурию в направлении Пекина. Правительство Поднебесной обратилось за помощью к Чарльзу («Китайцу») Гордону, и тот настоял на переговорах вместо войны, за которую выступала одна из фракций императорского двора. Его аргументы оказались убедительнее, и Санкт-Петербургский договор 1881 года вернул Китаю большую часть Или. Однако Россия не отказалась от политики экспансионизма.
Следующей была Франция. Государство Вьетнам (китайцы называли его Аннам), правители которого были пылкими сторонниками конфуцианства, являлось данником Китая, но французы уже давно присутствовали в стране — через миссионеров-иезуитов. Вооруженная агрессия Франции вынудила вьетнамцев подписать договор (1874 год), согласно которому страна становилась французским протекторатом, а ее южная часть под названием Кохинхина передавалась Франции. Китай отказался признавать этот договор. Партия «ястребов» при дворе императора настаивала на войне, но по совету Ли Хун-Чана были начаты переговоры, которые длились десять лет и периодическими прерывались франко-китайскими военными конфликтами, где удача сопутствовала то одной, то другой стороне. В конечном счете Ли Хун-Чан заключил с Францией соглашение, закреплявшее условия договора 1874 года.
Через год Бирма, еще один данник Китая, стала английским протекторатом, и бирманцам разрешили выплачивать дань Китаю один раз в десять лет. Вслед за этим начала самоутверждаться Япония, которой показалось мало островов Рюкю.
Приступив под влиянием Запада к ускоренной модернизации, Япония стремилась создать вокруг себя защитный кордон из захваченных территорий — крайности этой политики через много десятилетий привели к трагедии Хиросимы. Целью Японии стала Корея, крупнейший данник Китая. Это в значительной степени китаизированное царство уже привлекало внимание Франции и США, но французская эскадра, отправленная наказать убийц католических священников, получила отпор, а американцы, подвергшие обстрелу виновных в сожжении предпринимателя, безуспешно пытавшегося наладить торговые связи, тоже были вынуждены отступить. Японцы оказались более настойчивыми. Масштабной демонстрацией силы, в том числе обстрелами из корабельных орудий, они добились ряда уступок, в число которых входило признание Кореи независимым государством. Императорский двор был вынужден согласиться на эти требования, что нашло отражение в Канхваском договоре 1876 года.
Однако междоусобная борьба в Корее, в которую были втянуты сторонники Китая и Японии, привела к убийству в Китае лидера прояпонской партии, тело которого отправили в Корею и расчленили — для устрашения изменников. Япония посчитала это оскорблением и послала в Корею войска. Усилия Ли Хун-Чана, который пытался убедить Россию и Британию вмешаться в конфликт, ни к чему не привели, как, впрочем, и призывы американцев к миру. 1 августа 1894 года, когда японцы потопили китайское судно с резервистами, в результате чего погибли 950 солдат, Китай и Япония объявили друг другу войну. За семь месяцев японские войска пересекли весь Корейский полуостров с юга на север и вторглись сначала в Маньчжурию, а затем на полуостров Шаньдун, разгромив китайскую сухопутную армию и флот. Японская военная машина, которой помогали английские и германские советники, оказалась слишком сильной, организованной и хорошо вооруженной для слабеющей Поднебесной.
После самоубийства командующего китайским флотом и перед лицом прямой угрозы японского наступления на Пекин Ли Хун-Чан получил полномочия начать мирные переговоры. В Симоносеки, на японском острове Кюсю, он подписал мирный договор, согласно которому Китай признавал Корею независимым государством, не обязанным платить дань, соглашался на огромную контрибуцию, открывал свои порты для торговли с Японией и уступал Японии остров Тайвань. Кроме того, Китай отдавал Ляодунский полу остров, южную часть Маньчжурии, отделенную от Тяньцзиня водами залива. Эта уступка далась Пекину нелегко, но правительство все же подписало соглашение.
Предводитель японцев, поплевав на руки, захватывает остров Тайвань. Китайская народная картина из коллекции академика В. М. Алексеева
В дальнейшем под давлением России, Франции и Германии Японии пришлось вернуть Ляодунский полуостров. Однако всего через два года Россия оккупировала Порт-Артур на самом краю полуострова, навязала Китаю договор о двадцатипятилетней аренде города и добилась разрешения строить железную дорогу в Маньчжурии. Свои действия Россия объясняла необходимостью защиты Китая от немцев, которые в ответ на убийство нескольких миссионеров захватили область Цзяочжоу на севере провинции Шаньдун, после чего Германия взяла эту территорию в аренду на девяносто девять лет с правом строительства железных дорог на полуострове.
Британия, не желавшая отставать от других, захватила Гонконг, а также Кантон и Шанхай с широкой полосой земли между ними, получила в аренду на двадцать пять лет порт на северной оконечности полуострова Шаньдун и на девяносто девять лет Новые территории напротив Гонконга. Кроме того, Япония получила контроль над южным портом Амой, а Франция оформила 99-летнюю аренду залива Гуанчжоу к югу от Макао, а также права на обширную территорию, прилегающую к заливу. Китай уподобился лежащему дракону, от которого окружившие его хищники отщипывают кусочки плоти. Тем не менее иностранные державы интересовала не столько территория, сколько торговые концессии в пределах «сфер влияния».
Америка на первом этапе не участвовала в дележе, занятая войной с Испанией и революцией на Филиппинах, но после окончания этих конфликтов США приняли британские предложения относительно так называемой политики «открытых дверей». Целью этого плана являлось сохранение системы открытых портов при уважении суверенитета и территориальной целостности Китая. Принятая в той или иной степени всеми великими державами, политика «открытых дверей» в сочетании с конкуренцией, характерной для расцвета империализма, несколько ослабила накал борьбы за концессии (которую часто называли разделом Китая).
Бьем японцев из пушек. Китайская народная картина из коллекции академика В. М. Алексеева
Избежав разгрома, династия Цин продолжала править страной. В правительстве громко звучали воинственные голоса тех, кто ратовал за энергичный отпор Западу и Японии, но их заставила умолкнуть последняя из череды выдающихся женщин в истории Китая — вдовствующая императрица Цыси. Реальная власть принадлежала ей уже на протяжении тридцати лет, и теперь императрица перешагнула шестидесятилетний рубеж. Она была одним из двух регентов во время краткого правления ее малолетнего сына Тун-чжи, а после восшествия на престол его преемника Гуансюя в 1881 году и после смерти своего напарника стала единственным регентом, а после официальной отставки в 1889 году, последовавшей за коронацией Гуансюя, продолжала определять политику государства.
Дочь маньчжурского аристократа, ростом всего около пяти футов, она сохранила свою красоту, благодаря которой в юности попала в императорский гарем. Императрица также не утратила присущего ей очарования и утонченных манер, хотя при необходимости умела быть жесткой и властной. Один из иностранцев описывал ее характер как «сложный, запутанный, обескураживающий, загадочный и несносный». На портретах ее изображали во всем величии — сидящей на троне в платье с роскошной вышивкой, с паутиной из нитей жемчуга на плечах и груди, с девятидюймовыми ярко накрашенными ногтями и шляпкой, украшенной драгоценными камнями, среди которых выделялась большая императорская жемчужина.
Вечной жизни — десять тысяч лет. Китайская народная картина из коллекции академика В. М. Алексеева. Гуляния в пекинском парке Ихэюань на день рождения императрицы Цыси, сопровождаемые пожеланиями «вечной жизни — десять тысяч лет»
В Татарском городе (с севера примыкавшем к Китайскому городу) Пекина располагался Императорский город, а внутри него находился Пурпурный, или Запретный, город, где жила вдовствующая императрица. За огромными воротами здесь прятались золоченые дворцы, павильоны, храмы и башни с пышными названиями — Ворота всемогущих духов, Башня драгоценного лунного света, Павильон сохранения гармонии, Палата вечной весны. Между ними были разбросаны дворики с ярко-красными колоннами, портики с мраморными ступенями и карнизами в виде драконов, веранды с лакированными ширмами, нависавшие над прудами с лотосом или клумбами, и просторные галереи, которые вели в пропахшие благовониями покои. Сюда не долетал дьявольский грохот фабрик, построенных по западному образцу, здесь не было слышно залпов морских орудий, не было видно работающих в поле крестьян — ничто из внешнего мира не могло проникнуть за тридцатифутовые стены Запретного города и нарушить уединение ее величества. Вместе с вдовствующей императрицей жил племянник, номинальный владелец украшенного драконами трона, его жена, наложницы и многочисленные принцессы со штатом евнухов, которые должны были быть китайцами, и служанок, обязательно маньчжурок. Загадочная, скрытая от посторонних глаз — только в последние несколько лет европейцам было позволено ее лицезреть — и окруженная таким ореолом святости, что критика Цыси была равносильна смерти, вдовствующая императрица правила огромной империей от имени послушного ее воле племянника.
Она была окружена коррумпированными евнухами, возродившееся влияние которых свидетельствовало о дальнейшем разложении правительства, и советниками, дававшими прямо противоположные рекомендации; в нации не было единства, поскольку в высших слоях общества усиливались антиманьчжурские настроения, а армия оставалась плохо организованной, оснащенной устаревшим вооружением и настолько необученной, что основными предметами на экзаменах по военной подготовке по-прежнему были стрельба из лука и фехтование. Вдовствующая императрица плохо представляла себе реальное состояние дел в стране. Например, несмотря на сложное финансовое положение страны, вынуждавшее правительство брать займы у России, Британии и Франции, Цыси тратила миллионы на строительство роскошного дворца в нескольких часах езды от Пекина.
Не стоит удивляться, что она не уделяла внимания интеллектуальным дискуссиям, охватившим Китай в 90-е годы XIX века. Движение «самоукрепления» получило новый импульс благодаря унизительному поражению от японцев, которых привыкли презирать как варваров. У истоков этого процесса стояла группа молодых ученых из Кантона под руководством Кан Ю-вэя. Обладавший глубокими познаниями в области литературы, изучавший конфуцианство и буддизм Кан Ю-вэй адресовал правительству несколько докладных записок, настаивая на модернизации — по западному образцу — во всех сферах. Он предлагал сформировать сеть конфуцианских церквей по всей стране и заменить традиционную систему летосчисления — в соответствии с династией и девизом правящего императора — отсчетом лет со дня рождения Конфуция, а также ввести западные науки в список предметов для экзаменов. Более того, он выступал за конституционный образ правления и парламентский принцип формирования правительства, впервые выдвинув идею демократии. Тем не менее за его предложениями стояло присущее конфуцианству стремление к идеальному обществу, свободному от страдания, переполнившего мир, хотя в основе этого стремления лежало убеждение в необходимости богатого и сильного государства для отражения угрозы — со стороны Запада — целостности нации и духу конфуцианства. Идеи Кан Ю-вэя, которые он пропагандировал при помощи лекций в основанной им академии, а также многочисленных публикаций, получили широкое распространение и пользовались успехом среди ученых и аристократов.
Жена едет в паланкине, а муж идет пешком. Карикатура на европейские нравы. Китайская народная картина из коллекции академика В. М. Алексеева
Поражение от Японии убедило Кан Ю-вэя, что для введения конституционного образа правления недостаточно реформировать верхушку власти: необходимым условием является «развитие снизу». Вместе с единомышленниками, придерживавшимися реформаторских взглядов, он организовал «научные общества», сначала в Пекине, а затем по всей стране, для обучения и мобилизации дворянства. Кроме того, они использовали такой мощный инструмент пропаганды, как газеты — тех было основано не менее шестидесяти. Так, одна из них, выходившая в Шанхае, печатала яркие статьи одного из учеников Кан Ю-вэя, который утверждал, что технический прогресс может быть эффективен только при условии политических реформ, которые высвободят коллективный потенциал нации, а для этого необходимо в первую очередь избавиться от древнего монархического строя, чьей единственной целью является сохранение династии. Другой реформатор зашел так далеко, что осмелился критиковать весь уклад жизни общества, в основе которого лежала конфуцианская доктрина «трех связей» — покорность подданных правителю, жены мужу, сына отцу — и которую он объявлял неправильной, порочной и репрессивной.
Такие радикальные идеи не принимались умеренными сторонниками реформ, число которых продолжало расти. Даже в крупных городах, где широко распространились либеральные взгляды, умеренные объединились с консерваторами для защиты, как они полагали, священных ценностей и устоев нации. Главной угрозой существующей династии считалось предложение о новом порядке летосчисления — со дня рождения Конфуция. Негативная реакция вылилась в преследовании радикалов, а также в почти полное запрещение «научных обществ» и газет. Однако в июне 1898 года произошло событие, встревожившее чиновников, — император пригласил Кан Ю-вэя на личную аудиенцию.
С 1889 года, после коронации восемнадцатилетнего императора Гуансюя, вдовствующая императрица официально перестала быть регентом, но по-прежнему не выпускала бразды правления из своих рук. Тем не менее причиной усиливающихся разногласий с племянником стал его интерес к западным знаниям. В 1894 году, после трехлетнего курса обучения иностранным языкам у преподавателей-иностранцев, он стал изучать работы реформаторов, и когда через год вдовствующая императрица узнала, что император читает книги западных авторов, она запретила все занятия, за исключением традиционных китайских дисциплин. Однако его увлечение западными идеями продолжало беспокоить тетку, поскольку при дворе появились различные партии, и умеренные реформаторы яростно спорили с радикалами.
Последние воспрянули духом в 1897 году, когда в Пекин для возобновления пропаганды реформ приехал Кан Ю-вэй. В записках императору он предлагал принять конституцию и созвать национальную ассамблею, а также предпринять шаги по сосредоточению власти в руках императора и советников из числа реформаторов, чтобы ослабить влияние двора и чиновничества. После того как первая записка попала к императору, Гуансюй приказал принести ему все работы Кан Ю-вэя, а в июне 1898 года удостоил его личной аудиенции.
Беседа длилась несколько часов. Убеждая императора в необходимости глобальных институциональных перемен, Кан Ю-вэй говорил: «Через три года реформ Китай станет независимым. Затем страна будет каждый день двигаться вперед и превзойдет все другие государства по богатству и силе». Юный император так вдохновился реформаторскими идеями, что тут же объявил о начале «100 дней реформ». Императорские указы следовали один за другим — они позволяли энергично проводить реформы во всех областях, в промышленности, образовании и государственном устройстве. В них нашли отражение почти все идеи Кан Ю-вэя, за исключением принятия конституции и созыва национальной ассамблеи, однако император выражал готовность к диалогу даже по этим фундаментальным вопросам.
Чиновничество всполошилось. Эти указы не только отражали идеологию, чуждую традиционалистам, но также противоречили интересам и консерваторов, и умеренных: обновленная экзаменационная система, построенная по западному образцу, угрожала карьере большинства образованных людей, а упрощение государственного аппарата с устранением бюрократических каналов, реформа армии и назначение на государственные посты молодых реформаторов ослабляли позиции многочисленного класса чиновников. Более того, программа реформ бросала вызов вдовствующей императрице и представляла опасность для ее евнухов.
Вдовствующая императрица не сидела сложа руки. Используя влияние своей партии при дворе, она потихоньку сосредоточивала власть, чему способствовало назначение ее доверенного лица на пост командующего армией на севере Китая. В сентябре 1898 года, когда император назначил молодых реформаторов в Государственный совет, она нанесла удар. 21 сентября произошел государственный переворот — император был отстранен от власти и помещен под домашний арест. Затем вдовствующая императрица уволила и арестовала многих сторонников Кан Ю-вэя. Шестеро реформаторов были казнены, один видный политик бежал из страны на японском военном корабле, а самому Кан Ю-вэю англичане помогли скрыться в Гонконге, а затем в Японии. Вдовствующая императрица в третий раз стала регентом, чтобы «давать указания правительству», и отменила все важные указы, изданные в период «100 дней реформ».
Иностранцы на охоте. Китайская народная картина из коллекции академика В. М. Алексеева
Она нанесла реформаторам смертельный удар, но ничего не могла поделать с последствиями их деятельности — с требованием перемен, которое выражалось через такое новое явление, как общественное мнение, и с появлением класса интеллигенции, отличавшегося от класса ученых-аристократов, которые всегда были опорой династии. Тем не менее историческую сцену на время заняли новые, внушавшие страх фигуры.
В стране зрело недовольство обнищавших крестьян, усиленное наводнением 1898 года, когда Хуанхэ вышла из берегов, затопив сотни деревень, а также разразившейся в следующем году засухой. Поползли слухи, что причиной этих стихийных бедствий стали иностранцы, проповедовавшие свою религию и тем самым оскорбившие духов; кроме того, строительство железных дорог и добыча полезных ископаемых в горах нарушили гармонию человека и природы. Страх и ненависть по отношению к миссионерам и всем чужеземцам активно использовали приверженцы нового тайного культа, который стал наследником «Общества Белого лотоса» и в 90-х годах XIX века распространился в провинциях к северу от Янцзы. Это культ именовалось «Кулак во имя справедливости и согласия» (по ассоциации с гимнастикой, которой занимались члены общества), а поскольку в название общества входило слово «кулак», европейцы называли его членов «боксерами».
Пантеон легендарных и исторических фигур тайного общества отражал его националистический характер, а основу идеологии составляли суеверия: «боксеры» верили, что при помощи магии — заклинаний, магических формул и ритуалов — они становятся неуязвимыми для пуль, обретают способность летать и получают помощь духов во время битвы. Испытывая фанатичную ненависть к иностранцам, они отвергали винтовки, предпочитая пользоваться мечами и копьями. Наконечники копий были красными — как и наголовные повязки, пояса, а также повязки на руках и щиколотках. Распущенные волосы и специальный шаг, которым они передвигались, производили устрашающее впечатление, усиливавшееся варварским поведением во время многочисленных мятежей, направленных против миссионеров и китайских христиан и сопровождавшихся массовыми убийствами и казнями. «Боксеры» также уничтожали железные дороги и телеграфные линии — символы присутствия ненавистных иностранцев.
Одна из групп «боксеров» называлась «Обществом Большого меча», и когда слухи об их необыкновенных возможностях достигли вдовствующей императрицы, она приказала привести к себе лидеров общества. Им удалось покорить императрицу, и с тех пор «боксеров» поддерживали армия и правительство. Стареющий сановник Ли Хун-Чан, уволенный с поста генерал-губернатора Кантона, выступил против вдовствующей императрицы и вместе с губернаторами южных и юго-восточных провинций страны умолял ее изменить отношение к «боксерам». Их просьба осталась без ответа, и эти китайские провинции не приняли участия в последующих событиях.
Угроза со стороны «боксеров» настолько встревожила западных дипломатов, что они вызвали для охраны посольств несколько сотен матросов иностранных флотов, стоявших на якоре в порту Дагу, обслуживавшем Тяньцзинь и Пекин. 3 июня 1900 года «боксеры» перерезали железнодорожную ветку между Тяньцзинем и Пекином, и британский посланник, обеспокоенный безопасностью иностранцев в Пекине, обратился за помощью к адмиралу Сеймуру, командующему британским флотом на рейде Дагу. Через неделю Сеймур выслал подкрепление из тысячи матросов, но на полпути отряд был остановлен «боксерами» и с боями едва-едва вернулся в Тяньцзинь.
«Боксеры» ворвались в Пекин, сжигая церкви и дома иностранцев, расправляясь с принявшими христианство соотечественниками. Они убили секретаря японского посольства, затем немецкого посланника, извлекли из могил тела давно умерших миссионеров и надругались над ними, атаковали территории иностранных посольств. Безумие, похоже, заразило и вдовствующую императрицу — поверив слухам о победе «боксеров» над иностранными войсками под Тяньцзинем, она решила, что пришла пора избавиться от всех чужеземцев, и 21 июня объявила войну иностранным державам. Банды «боксеров», получившие оружие из правительственных арсеналов, и присоединившиеся к ним регулярные войска атаковали зарубежные посольства в столице империи.
На территории Татарского города вблизи ворот Императорского города (они назывались Воротами небесного спокойствия) на площади около одной квадратной мили располагались более десяти посольств. Самой крупной территорией, примыкавшей к академии Ханьлинь, владело английское посольство: внутри находился дом посла, архив, квартиры персонала, студентов и слуг, театр, часовня, колокольня, арсенал, конюшни, дорожки для боулинга, площадка для игры в мяч и, самое главное, колодцы с питьевой водой. Рядом располагались русское, американское, испанское, японское, французское и немецкое посольства, а чуть поодаль — австрийское, итальянское и бельгийское. Под охраной 450 человек в них находились 475 европейцев, мужчин, женщин и детей (в том числе дипломаты и миссионеры с семьями) и 2300 китайских христиан. Они оказывали упорное сопротивление нападавшим. Атаки, начавшиеся 20 июня в 4 часа утра, усиливались с каждым днем — обстрел из ружей и пушек сопровождался поджогами близлежащих зданий и попытками заложить мины под стены посольств.
Известия об осаде посольского квартала дошли до Британии в разгар англо-бурской войны и всего через месяц после того, как с трудом удалось снять осаду крепости Мафекинг. Правительство отреагировало немедленно и вместе с другими заинтересованными государствами направило войска к китайскому побережью в район Дагу. К концу июля сформировался двадцатитысячный корпус из британцев, американцев, японцев, французов, австрийцев и итальянцев, и 4 августа началось наступление на Пекин. Союзные войска одержали три решительные победы и через десять дней вступили в китайскую столицу. Посольства были почти полностью разрушены, а сотни их защитников убиты или ранены: приходилось сражаться под почти непрерывным градом пуль и снарядов среди дыма от горевших зданий. Мужчины занимали позиции на стенах и баррикадах, отбивая беспрерывные волны атакующих, а женщины дни и ночи напролет шили мешки для песка, ухаживали за ранеными и готовили еду, причем в пищу уже шли собаки и мулы.
Через день после того как союзники вошли в Пекин, вдовствующая императрица бежала из города. С ней был возмущенный император, любимую наложницу которого она приказала бросить в колодец, и небольшая свита. Нелегкое путешествие заняло два месяца. Их путь пролегал на юго-запад от Пекина через земли, кишевшие беженцами, взбунтовавшимися солдатами и бывшими «боксерами», и через высокие горы в столицу империи Тан город Сиань, где и обосновался двор. В полуразрушенном Пекине, улицы которого были завалены трупами людей и лошадей, иностранные войска устроили настоящую оргию. Время «боксеров», некогда владевших сорока пятью городами, в которых они убили тридцать тысяч христиан и более двухсот миссионеров, подошло к концу. Никакая магия не могла защитить их от пуль.
Союзники, которые официально не отреагировали на объявление Китаем войны, теперь долго и упорно торговались из-за условий мира. Переговоры от имени Китая вел престарелый Ли Хун-Чан, весь седой и наполовину парализованный, и в сентябре 1901 года, за несколько месяцев до смерти, он подписал «Заключительный протокол». Немецкое правительство настаивало на драконовских условиях, в том числе на разрушении Пекина — чтобы, как выразился кайзер, «впредь ни один китаец не осмелился косо посмотреть на немца». Договор, естественно, не заходил так далеко, но условия его были достаточно тяжелыми для Китая: казнь или пожизненное заключение более чем сотни руководителей «боксерского» движения и сочувствовавших им министров, контрибуции в размере шестидесяти семи миллионов фунтов стерлингов[11] (с рассрочкой на тридцать девять лет под четыре процента годовых), официальные извинения Японии и Германии, двухгодичный запрет на ввоз оружия и боеприпасов, размещение иностранных войск на территории от Пекина до побережья. В то же время двухсоттысячная русская армия под предлогом наведения порядка оккупировала Маньчжурию.
На такой печальной ноте началось для Поднебесной Империи новое тысячелетие. Тем не менее надежды на лучшее будущее не исчезли — они были связаны с реформаторским движением, не угасавшим все эти неспокойные годы.
Эпилог. Двадцатый век
В 1902 году, после полуторагодичного отсутствия, в Пекин вернулась вдовствующая императрица Цыси — она въехала в столицу на троне, украшенном перьями павлина. Ее нрав смягчился: тяготы добровольной ссылки, а также соприкосновение с бедностью, нищетой и нуждой, столь хорошо знакомыми многим из ее подданных, вырвали императрицу из кокона и заставили взглянуть в лицо действительности. Она была вынуждена объявить о программе реформ, включавшей сокращение раздутого и коррумпированного бюрократического аппарата, поощрение торговли, реорганизацию армии и коренное изменение системы образования, которое становилось доступным и для девочек. Государство, однако, было почти банкротом, и несмотря на повышение налогов, вызвавшее новую волну недовольства, в казне не хватало денег для реализации программы реформ.
Но самое главное, что после возвращение в Китай комиссии, изучавшей конституционный образ правления в Европе, Америке и Японии, император с благословения своей тетушки объявил о начале подготовительного периода, который через девять лет должен был завершиться принятием конституции. В результате реформы уголовного кодекса были отменены такие варварские обычаи, как смертная казнь разрезанием на части, публичная демонстрация отрубленных голов, обезглавливание трупов и клеймение; под запрет попали коллективная ответственность и пытки, а порка бамбуковыми палками заменялась штрафом.
Тем временем попытки России оккупировать Маньчжурию встревожили Японию, и между двумя странами началась война (1904–1905 гг.). Япония вышла победителем и заняла достойное место среди великих держав. Это событие усилило приток китайских студентов в Японию. Вскоре численность китайской студенческой общины здесь превысила тридцать тысяч человек — гораздо дешевле и проще было постигать западные премудрости в Японии, где многие европейские книги уже были переведены на японский язык. В 1906 году Китай решился на важный шаг, отменив просуществовавшую 1300 лет экзаменационную систему, после чего кандидатов на гражданскую и военную службу стали отбирать среди выпускников новых государственных школ и иностранных учебных заведений, особенно японских.
Япония начала играть определяющую роль в политике Китая, и это влияние сохранялось на протяжении многих лет. Ее собственное стремление к введению западных идеалов и норм в значительной степени обусловливалось примером Китая, технологическая отсталость которого не позволила соперничать с Западом, а условия для развития страны обеспечила «реставрация Мэйдзи». Таким образом, Япония всецело поддерживала китайские реформы — не в последнюю очередь потому, что сильный Китай играл бы роль противовеса агрессивной политике европейских держав на Дальнем Востоке. На мировоззрение студентов влияли и радикалы, бежавшие из страны после дворцового переворота, завершившего период «100 дней реформ»: они раздували антиманьчжурские настроения и выступали в поддержку реформ в целом и конституционной реформы в частности. Многие японские либералы также поощряли молодых людей, которые, кроме всего прочего, впитывали дух национализма и патриотизма. По мере того как набирало силу революционное движение в России, его пропаганда также завладевала умами молодежи, получавшей образование в Японии.
Китайское правительство знало о потенциальной угрозе, исходившей от китайских студентов в Японии, и пыталось принять профилактические меры, но пользы от них было мало. Столь же безуспешными оказались попытки погасить как мелкие искры революции, вспыхивавшие по всему Китаю, так и крупный пожар, раздуваемый выдающимся политическим деятелем, христианином и врачом по образованию, которого звали Сунь Ят-сен. Он родился в 1866 году в окрестностях Макао, получил образование в Ханое и Гонконге и в двадцатилетием возрасте под влиянием заграничной жизни и реформаторских идей заразился идеями революции. Не добившись встречи с Ли Хун-Чаном, он в 1894 году основал в Ханое первую революционную организацию в современном Китае, «Общество возрождения Китая». Организация поддерживала связи с многочисленными тайными обществами в Китае, и поначалу ее членами были в основном бедняки, но после победы Японии над Россией в общество стали вступать дворяне и торговцы. Сунь Ят-сена поддерживали также миссионеры и принявшие христианство китайцы, но ему все равно приходилось постоянно искать новых сторонников и источники финансирования.
Восстание, поднятое им в 1895 году в Кантоне, окончилось неудачей, и он бежал за границу, чтобы продолжать пропаганду революционных идей. Странный инцидент произошел с ним во время пребывания в Лондоне в 1896 году. По неизвестной причине он явился в китайское посольство, где его схватили, чтобы отправить в Китай — на верную смерть. Но тут вмешались два англичанина, у которых учился Сунь Ят-сен, и после двенадцатидневного заключения он вышел на свободу; эта история наделала много шума и принесла молодому китайскому революционеру международную известность. Он тут же опубликовал в прессе письмо, в котором благодарил англичан, восхваляя «благородство британского общества и любовь к справедливости, которая отличает этот народ». Он писал, что в полной мере ощутил, что значит конституционный образ правления и просвещенный народ, и теперь будет еще активнее бороться за прогресс, образование и цивилизацию в его любимой, но угнетенной стране. После нескольких месяцев занятий в Британском музее он отправился в Японию через Канаду, где собирал средства у китайских эмигрантов. Его книга «Похищенный в Лондоне», пользовавшаяся огромным успехом, много лет была под запретом в Китае.
В Токио он развил активную деятельность среди китайских радикалов и их японских сторонников и в 1900 году решил, что созрели условия для еще одного восстания в Кантоне, которое оказалось таким же неудачным, как и предыдущее. Сунь Ят-сен вновь бежал в Японию и в 1905 году основал китайскую революционную организацию «Объединенный союз», попытавшись объединить многочисленные революционные группы, в основном студенческие, которые были разбросаны по всей стране. Его последователи выступали за свержение маньчжурской династии и установление республиканского строя, а также были убежденными сторонниками реформ. Первые годы XX века были отмечены многочисленными восстаниями; все они потерпели неудачу, но неумолимо приближали закат династии Цин, будущее которой выглядело еще туманнее в свете того, что идеи реформаторов проникли и в армию.
В 1907 году с вдовствующей императрицей случился удар, после чего у нее отнялась правая половина лица. Тем не менее она продолжала унижать императора, который фактически оставался пленником, — окружила его надменными евнухами и пропустила его покои, когда во дворце проводили электричество. В 1908 году после десяти лет страданий император заболел, и эта болезнь оказалась смертельной. Он отказался надевать «одежды долголетия», в которые по традиции должен был облачаться Сын Неба, и проклял Цыси. Страдавшая от дизентерии вдовствующая императрица вместе с женой и любимой наложницей императора присутствовала при его кончине, которая наступила в час петуха (5–7 часов пополудни) 14 ноября 1908 года. На следующий день в час козы (1–3 часа пополудни) умерла и сама вдовствующая императрица Цыси.
Календарь Китайской республики. Китайская народная картина из коллекции академика В. М. Алексеева. Слева вверху изображен Сунь Ят-сен, в центре император Пу Я, внизу немецкий и английский генералы (слева) и русский генерал (на коне справа). Календарь напечатан после революции 1912 г.
Придворный астролог, с которым она всегда советовалась, определил время погребения. Пышная похоронная процессия отправилась из столицы к Восточным гробницам: сановники в белых траурных одеждах, буддийские священники и ламы в шафрановых накидках и с прическами хохолком, тысячи евнухов и музыкантов, траурная музыка, далай-лама и другие знатные лица с цветами и под зонтиками, верблюды и верховые со знаменами. Завидев процессию, люди сжигали бумажные фигурки, деньги, еду и одежду, чтобы привлечь духов в величественный мавзолей, построенный по указанию усопшей в соответствии с законами геомантии. Со смертью вдовствующей императрицы фактически закончилась эпоха династии Цин. (Два десятилетия спустя бандиты взорвали мавзолей и проникли в подземелье, чтобы ограбить саркофаг. Они осквернили труп императрицы, сорвав с него одежды и перевернув на бок. Так была обесчещена вдовствующая императрица Цыси, последний символ величия династии.)
Еще более важным делом, чем государственные похороны, стали первые шаги к введению конституционного образа правления — выборы провинциальных ассамблей. Эти органы, в которые попали преимущественно дворяне, выполняли консультативную функцию при губернаторе провинции. В том же году началось формирование Национальной ассамблеи, которая собралась на первое заседание в следующем году. Это был тоже исключительно консультативный орган, и в его состав по указу императора назначались члены провинциальных ассамблей. Появилась и система ассамблей на местах. Ни один из этих новых органов не имел реальной власти, но они могли стать предшественниками демократии и парламентаризма, которые со временем обязательно развились бы в Китае. Однако в этот процесс вмешались другие события.
Вдовствующая императрица Цыси перед смертью (на следующий день после смерти императора) назначила новым Сыном Неба своего племянника Пу И (девиз его правления Суань-тун). Ему было всего три года, и поэтому регентом стал его отец, слабый и безвольный человек; вдовствующей императрицей называли теперь вдову умершего императора. Большинство придворных принадлежали к маньчжурскому клану, а правительство пыталось удержать в руках разваливающуюся империю. Ассамблеи, где постоянно сталкивались противоборствующие фракции, вызывали нервозность министров, которые были не в состоянии помешать процессу усиления губернаторов провинций, — на самом деле задача увеличения доходов казны требовала предоставления губернаторам больших полномочий. Многие стали поговаривать о независимости.
На рубеже 1909 и 1910 годов реформаторское движение — теперь его правильнее называть революционным — получило новый импульс. Оно развивалось параллельно со спорадическими восстаниями на местах. Деятельность революционеров всех мастей, а также непоследовательность руководителей провинций и уездов создавала атмосферу нестабильности по стране. Сами революционеры делились на тех, кто хотел избавиться от маньчжуров и маньчжурского императора, и тех, кто требовал конституционных изменений и введения по примеру Японии парламентской системы при правящем императоре. Многие активисты революционного движения на местном и национальном уровне поддерживали Сунь Ят-сена и его «Объединенный союз», выражавший первую точку зрения, тогда как более радикальные элементы объединились вокруг другой фигуры, влиятельного военачальника с севера страны. Его звали Юань Шикай, и он командовал армией Китая — именно в его руках находилась судьба маньчжурской династии. Его представители встретились в Шанхае с представителями Сунь Ят-сена, чтобы выработать единую политику.
В конце года накалилась обстановка в провинции Сычуань — после того, как правительство объявило о намерении прибегнуть к иностранным займам, а также о планах национализации железных дорог, принадлежавших частным компаниям. Условия займов были выгодны для алчного Запада, а размер компенсаций за железнодорожные компании привел в ярость держателей акций, в основном студентов, дворян и торговцев. Пекин не проконсультировался по этим вопросам ни с Национальной, ни с провинциальными ассамблеями, а также отмахнулся от всех протестов. Когда люди, вложившие средства в железные дороги, отказались платить налог, а ассамблея провинции Сычуань потребовала для себя законодательных прав, лояльный трону генерал-губернатор арестовал организаторов протеста. Возмущение охватило всю провинцию. Разные революционные группы, поддержанные «Объединенным союзом», приступили к активным действиям, но их оттеснили на второй план разгневанные крестьяне, члены тайных обществ и просто бандиты, которые уничтожали полицейские участки и налоговые инспекции, открывали ворота тюрем, грабили склады и обрезали телеграфные линии. Правительственные войска, ослабленные революционными идеями, не могли противостоять стотысячной разъяренной толпе.
Пламя восстания в Сычуани полыхало уже насколько недель, когда в соседней провинции Хубэй произошли события, положившие начало китайской революции. В ночь с 10 на 11 октября 1911 года к небольшому отряду революционно настроенных солдат присоединились тысячи их товарищей, и после ожесточенного боя мятежники захватили власть в городе Учань. Затем революционеры сформировали военное правительство провинции Хубэй и объявили о создании республики. За последующие семь недель были уничтожены почти все гарнизоны правительственных войск в пятнадцати провинциях, и эти провинции, к руководству в которых пришли «Объединенный союз» и военные, объявили о своей независимости.
Вскоре после восстания в Учане двор, напуганный таким поворотом событий, вручил свою судьбу генералу Юань Шикаю, который занял должность премьер-министра. Его приверженность конституционной реформе ставилась под сомнение переговорами с революционерами, твердо настаивавшими на введении республиканского строя правления, за который выступали также великие державы во главе с Великобританией, пристально наблюдавшие за событиями в Китае.
Страну охватил самый глубокий за всю ее историю политический кризис. По всему Китаю бушевало пламя революции. Города и уезды объявляли о своей независимости раньше провинций, руководство на местах и в провинциях постоянно менялось — армейские офицеры, руководители ассамблей, бывшие правительственные чиновники, дворяне, торговцы, лидеры тайных обществ и члены «Объединенного союза» сталкивались с одной и той же проблемой наведения порядка. Во главе большинства провинций стоял военный губернатор, действовавший совместно с провинциальной ассамблеей и выражавший ее интересы. В отличие от революции в России, до которой оставалось лишь несколько лет, в Китае главенствовала не идеология, а желание избавиться от маньчжуров. Основной задачей революционеров было определить форму республиканского правления, хотя идея конституционной монархии тоже имела своих сторонников. Старый порядок был уничтожен практически полностью, и на его развалинах возникал новый Китай.
Примерно через десять недель после восстания в Учане, в декабре 1911 года, доктор Сунь Ят-сен наконец приблизился к осуществлению своей мечты. Он двадцать лет упорно работал, путешествуя по миру в поисках средств и поддержки своих идей, поднял десять неудачных восстаний, а его «Объединенный союз» обладал лишь ограниченным влиянием, но теперь при помощи революционеров из Нанкина он объявил о создании временного правительства Китайской республики, а сам вступил в должность президента. Сунь Ят-сен понимал, что с падением династии Цин он уступит место Юань Шикаю, который объявил в Пекине, что положение династии непрочно и что она больше не может рассчитывать на поддержку армии.
12 февраля 1912 года нелегкие переговоры закончились заявлением от имени императора, который, подчиняясь «воле провидения и народа», отрекся от престола. На смену монархии пришла республика. В Нанкине Сунь Ят-сен подал в отставку и рекомендовал на должность президента Юань Шикая. Юань Шикай был официально избран в октябре 1912 года, и иностранные государства признали новую власть.
Мандат Неба, которым императорский дом владел на протяжении двух тысячелетий, был отозван, и могущественная династия, правившая страной почти триста лет, быстро и тихо ушла в небытие. Малолетнему императору вместе с семьей разрешили жить в Запретном городе, а в 1917 году, в результате странного стечения обстоятельств, ему на целых восемь дней даже вернули трон. В 1924 году в возрасте восемнадцати лет Пу И выселили из дворца; впоследствии он был марионеточным правителем в оккупированной японцами Маньчжурии, а закончил свою жизнь простым рабочим в Китайской Народной республике. Пу И умер в 1967 году.
Вернемся, однако, в Пекин, в насыщенный событиями 1912 год. Генерал Юань Шикай был способным, но вероломным человеком. В период «100 дней реформ» император Гу-аньсюй, понимая, что вступает в опасное противоборство с теткой, советовался с Юань Шикаем, но тот, делая вид, что помогает, информировал вдовствующую императрицу о планах юного императора и тем самым помог ей совершить дворцовый переворот. После смерти вдовствующей императрицы предатель был отправлен на север якобы «для лечения больной ноги», но после восстания в Учане, когда революция подступила к самой столице, двор запаниковал и в отчаянии вновь обратился за помощью к генералу. Поначалу Юань Шикай ответил, что его «нога не совсем зажила», но вскоре вернулся в Пекин — на этот раз на должность премьер-министра. Однако вместо того чтобы использовать свое высокое положение и влияние в армии для защиты династии, он стал искусно подготавливать ее свержение, очищая себе путь к президентству. Но и этого ему было мало — после успешного государственного переворота он поставил перед собой еще более высокую цель.
Не все были довольны избранием Юань Шикая на пост президента: восстания следовали одно за другим, а армии пришлось усмирять Кантон, который попытался отделиться от Китая. Возникли проблемы и в отношениях с другими странами. Тибет стремился добиться независимости от Китая, и его поддерживала Великобритания, поплатившаяся бойкотом ее товаров. (Вопрос статуса Тибета оставался неразрешенным вплоть до 50-х годов XX века, когда страна была захвачена коммунистическим Китаем. Попытки построить там общество по образцу китайского стали причиной восстания 1959 года; восстание было подавлено, далай-лама бежал в Индию, и с тех пор китайцы считают Тибет своей территорией.) Непростыми были отношения с Россией, которая претендовала на Внешнюю Монголию; Юань Шикай подписал соглашение — тайное, чтобы избежать народного гнева, — согласно которому эта территория отходила к России, тогда как Внутренняя Монголия оставалась в составе Китая. Но самая серьезная опасность по-прежнему исходила от Японии, которая не оставляла попыток проникнуть в Маньчжурию, а в 1914 году, после начала Первой мировой войны, захватила территории на полуострове Шаньдун, которыми на правах аренды владела Германия. В следующем году Япония предъявила Китаю знаменитый ультиматум — «21 требование», в числе которых были предоставление прав на разработку полезных ископаемых и использование железнодорожной сети на Шаньдунском полуострове, а также передача в аренду всей Маньчжурии.
Правительство Юань Шикая согласилось почти на все требования Японии. Пекинские студенты были в ярости, но президента занимали другие проблемы. Он желал стать императором и основать новую династию, причем ему удалось получить на это согласие Национальной ассамблеи. Но осуществлению его планов помешало Небо — в июне 1916 года он внезапно умер, так и не успев вступить на престол.
Правительство быстро разваливалось. Провинции объявляли о своей независимости. Страны Антанты, втянутые в войну с немцами, вынудили Пекин объявить войну Германии, но никаких практических последствий этот шаг не имел. Власть продолжала выскальзывать из рук правительства; определенные силы даже предприняли попытку восстановить династию Цин, но военные отправили на Пекин самолет, сбросивший две бомбы, и за восемь дней мятеж был подавлен. Север Китая находился под властью генералов, а на юге сторонники Сунь Ят-сена сформировали оппозиционное правительство. Все это время Япония оказывала финансовую помощь военным и мятежникам.
Таким было положение в стране, когда в 1919 году в Париже собралась мирная конференция по Китаю. Принятое решение закрепляло права, которые Юань Шикай втайне предоставил японцам после изгнания Германии из арендованных районов Шаньдунского полуострова в 1914 году. Ненависть к японцам, вызванная «21 требованием», вспыхнула с новой силой, когда известия о соглашательстве Юань Шикая и решениях мирной конференции достигли Пекина. Днем 4 мая 1919 года три тысячи студентов собрались на митинг протеста у Ворот небесного спокойствия (то есть на современной площади Тяньаньмэнь). Мирные намерения уступили место насилию — студенты избили прояпонски настроенного чиновника и сожгли дом одного из министров. Правительство арестовало несколько сотен студентов, что вызвало всплеск возмущения по всей стране. Студенческие волнения охватили более двухсот городов; в Шанхае торговцы на неделю закрыли свои лавки, а рабочие сорока фабрик объявили забастовку. Столкнувшись с зарождением студенческого движения, в котором участвовали женщины и которое пользовалось поддержкой широких слоев населения — это было абсолютно новое проявление национализма, — пекинские власти пошли на попятную, освободив из тюрем 1150 студентов. День 4 мая стал легендарным. Само по себе это событие не имело серьезных последствий, но оно дало название целой эпохе в интеллектуальной, культурной и политической жизни Китая, для которой характерен разрыв с привычками, идеями и убеждениями прошлого.
Лидер южных провинций Сунь Ят-сен получил звание генералиссимуса, а его партия снова сменила название на Гоминьдан (буквально — национальная партия); ее сторонников часто называли националистами. Одновременно с этим при поддержке Советской России сформировалась коммунистическая партия — 1 июля 1921 года около десяти китайцев и два агента Коминтерна собрались в одной из школ французского района Шанхая и объявили о ее создании. Делегаты придерживались разных точек зрения относительно того, какой должна быть коммунистическая революция в Китае, пролетарской или крестьянской, но, поскольку в Шанхае не было крестьян, победила идея пролетарской революции. В этот период партия Гоминьдан сотрудничала с коммунистами, которые присутствовали и в ее рядах — двое русских коммунистов были советниками Сунь Ят-сена при составлении устава партии, а еще сорок человек помогали в создании армии южного Китая, которой командовал верный помощник и зять Сунь Ят-сена, харизматичный и талантливый генерал Чан Кай-ши.
Сам «отец революции» Сунь Ят-сен умер в 1925 году в Пекине, куда он отправился в тщетной попытке достичь соглашения между партией Гоминьдан и генералами с севера страны. В этот период на юге Китая были сильны антианглийские настроения, а расстрел британскими солдатами безоружной толпы в Шанхае привел к бойкоту английских товаров, в результате чего Англия понесла серьезные убытки, а Япония установила контроль над поставками товаров на восточное побережье, что поставило китайскую экономику в еще большую зависимость от Японии.
В 1926 году на втором конгрессе Гоминьдана, проходившем в Кантоне, безусловным лидером партии стал Чан Кай-ши. Перед ним стояла непростая задача объединить четырехсотмиллионную нацию, девяносто пять процентов которой составляли крестьяне, грамотных было менее двадцати миллионов, причем центральное правительство в Пекине не обладало реальной властью, а провинции воевали друг с другом. Чан Кай-ши повел армию — сформированную в окрестностях Кантона, модернизированную и обученную при помощи немецких военных специалистов — на север. Посредством дипломатии и военной силы он подчинил себе всех оппозиционных вождей. Достигнув Янцзы, он перенес столицу в Ханькоу. За ним стояли огромные массы людей, выступивших в поддержку Гоминьдана и коммунистов, которые привлекали крестьян обещаниями раздать землю, конфисковать крупные поместья, снизить налоги и унизить бывших землевладельцев, заставив их носить остроконечные шутовские колпаки.
Гоминьдан был партией среднего класса с социалистической, а не коммунистической окраской, поскольку Чан Кай-ши испытывал глубокое недоверие к коммунизму. Захватив Шанхай, он повернул оружие против бывших союзников. Он уволил или казнил русских советников, убил тысячи коммунистов, вознамерившись уничтожить их всех, чем посеял семена будущей гражданской войны. Избежавшие смерти коммунисты рассеялись по всей стране, особенно по провинции Цзянси, где число их сторонников стремительно росло. Что касается самого Чан Кай-ши, то он, имея в своем распоряжении финансовые ресурсы банкирских домов Большого Шанхая (с ними была связана его жена) и доступ к иностранному капиталу, мог хорошо платить военным и сформировать эффективное правительство, которое теперь обосновалось в Нанкине и опиралось на поддержку небольшой, но хорошо обученной армии.
Все последующие годы, отмеченные разрухой, беззакониями и страданиями миллионов людей, Чан Кай-ши преследовал цель объединения страны. Он сражался, плел интриги, маневрировал и использовал подкуп, чтобы подчинить себе мятежных генералов. Одновременно его партия вела охоту на коммунистов, которые перед лицом постоянных атак гоминьдановской армии в октябре 1934 года приняли важное решение. Девяносто тысяч человек покинули Цзянси и выступили в «великий поход», направляясь на север Китая через западные районы страны. Впереди их ждали два года лишений, жестоких боев среди гор и болот, холод и голод, отсутствие медикаментов, бомбардировки, нападения враждебных племен. Потеряв пятьдесят тысяч человек, они остановились в городе Яньань, расположенном в северной провинции Шэнси. Здесь лидером коммунистов стал Мао Цзэ-дун — третий человек (после Сунь Ят-сена и Чан Кай-ши), оказавший решающее влияние на судьбы китайского народа в XX веке.
Мао Цзэ-дун родился в 1893 году в окрестностях города Чанша, столицы провинции Хунань. Он был старшим из трех выживших детей (всего их было семь) в семье и с шести лет работал на земельном наделе отца площадью в три акра; поступив в деревенскую школу, Мао в свободное время продолжал помогать отцу. При поддержке отца мальчик научился считать на счетах, что могло пригодиться при ведении бухгалтерии, а в восемнадцать лет отец женил сына, но жена Мао умерла в возрасте двадцати одного года. Мао посещал разные школы и какое-то время занимался в библиотеке, делая перерыв лишь для того, чтобы съесть две рисовые лепешки; в семнадцать лет он прошел тридцать миль, чтобы поступить в новую школу. Мао читал запоем — сначала исторические романы, затем классику, а затем произведения европейских авторов — и сочинял стихи. Когда в провинции Хунань случился голод, бедняки стали отбирать запасы риса у более зажиточных крестьян, в том числе у его отца, и после этого Мао заинтересовался политикой. Книги познакомили его с великими людьми, такими как Наполеон, Екатерина Великая, Веллингтон, Гладстон, Руссо и Монтескье, но наибольшее впечатление на него произвел Вашингтон, который «после восьмилетней тяжелой войны одержал победу и создал свою нацию». Юноша был неутомимым путешественником и великолепным пловцом. В 1911 году Мао, прочтя в газете о революции и восстании Сунь Ят-сена в Кантоне, заразился революционными идеями и, подобно многим современникам, отрезал косичку в знак презрения к маньчжурам. Недолго прослужив в республиканской армии, он в двадцать четыре года получил диплом педагогического училища. Затем он вместе с тремя другими студентами снимал три комнаты на одной из узких улочек в бедном квартале Пекина и некоторое время работал в университетской библиотеке. В этот период он увлекся марксистской литературой. По возвращении в Чанша он сначала преподавал историю в школе, а затем открыл книжную лавку, дела которой шли довольно успешно. Он присутствовал на первом съезде коммунистической партии и стал ее активистом, вербуя новых членов и организуя забастовки. Мао участвовал в северном походе Гоминьдана, но отсутствовал в Шанхае, когда Чан Кай-ши повернул оружие против бывших союзников. Затем он начал формировать крестьянскую армию, которая базировалась в горной местности между провинциями Хунань и Цзянси. Именно здесь он присоединился к «великому походу», а по его завершении поселился в пещере, где у него родился ребенок, — всего у Мао было десять детей от трех женщин, но выжили лишь четверо.
Усилия Чан Кай-ши по объединению страны и уничтожению коммунистов были полностью нейтрализованы катастрофическими событиями, начавшимися в 1937 году. Угроза со стороны Японии, вынашивающей агрессивные планы, никуда не исчезла. В 1928 году японские войска нанесли поражение доблестной, но неопытной армии Чан Кай-ши, через несколько лет окончательно подчинили Маньчжурию, на территории которой образовалось марионеточное государство Маньчжоу-Го, и вплотную приблизились к Пекину.
Тридцатые годы XX века стали судьбоносными для мира — на Европу надвигалась тень нацизма. Политика Запада состояла в том, чтобы столкнуть Японию и Китай, а японцы стремились выбраться из изоляции, в которой они оказались после заключения союза с Германией и Италией (в 1936 году). Япония хотела создать «Великую Восточную Азию», которая служила бы источником сырья и рынком сбыта, преодолеть Великую депрессию, начать завоевание мира, а если Запад будет оказывать сопротивление, то обеспечить жизненное пространство для стремительно растущего населения и создать «санитарный кордон» вокруг России. Началом осуществления этих грандиозных планов должно было стать завоевание Китая. Требовался лишь предлог, которым стал инцидент на мосту Марко Поло в июле 1939 года. 7 июля японские войска, размещенные между Тяньцзинем и Пекином в соответствии с «Заключительным протоколом», вышли на учения вблизи моста, расположенного в десяти милях от Пекина, и неожиданно были обстреляны китайскими солдатами; в результате один японский военнослужащий был захвачен в плен (правда, его вскоре отпустили). Бряцание оружием продолжалось целый месяц, после чего японский премьер-министр объявил о намерении окончательно разрешить проблему японо-китайских отношений, тогда как Чан Кай-ши пообещал всеми силами защищаться от агрессии.
В ходе массированного наступления на Шанхай японские войска уничтожили более миллиона солдат гоминьдановской армии. Еще ужаснее была «нанкинская резня». После сдачи города китайцами японские солдаты устроили невиданную по своей жестокости бойню. Они убили всех защитников Нанкина, а затем на протяжении шести недель уничтожили — закололи штыками, облили керосином и сожгли, закопали живьем — двести тысяч жителей города; восемьдесят тысяч женщин были изнасилованы, после чего им вспарывали живот или отрезали груди. (После Второй мировой войны по приговору Токийского трибунала несколько японских военнослужащих были казнены, однако Япония продолжает замалчивать это военное преступление.)
Японцы контролировали обширные районы страны. После падения Нанкина Чан Кай-ши бежал на крайний запад страны, в город Чунцин на реке Янцзы в провинции Сычуань. Это был сельскохозяйственный район, и поэтому гоминьдановцы привезли сюда оборудование, снятое с фабрик на восточном побережье; студенты и преподаватели переезжали вместе с имуществом университетов. Из этого далекого города, снабжавшегося по воздуху союзниками (преимущественно Соединенными Штатами), Чан Кай-ши продолжал руководить сопротивлением, которое усиливалось благодаря партизанским отрядам коммуниста Мао. Китайцы храбро сражались, но их усилия были тщетными. Длившаяся восемь лет ужасная война унесла жизни пятнадцати миллионов китайцев, солдат и мирных граждан, а материальные потери страны не поддаются оценке. Война закончилась лишь в 1945 году, когда атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, похоронила японскую мечту о «Великой Восточной Азии». Китай наконец обрел свободу.
Но мир в стране так и не наступил. Между националистами и коммунистами существовали непреодолимые разногласия. Все усилия союзников, убеждавших противоборствующие стороны сформировать единый фронт, потерпели неудачу — даже несмотря на то, что Чан Кай-ши, временно захваченный одним из северных генералов, дал вынужденное согласие. Столкновение между гоминьдановцами и коммунистами было неизбежным. Мао Цзэ-дун, укрывшийся в своей ставке в Яньани, последние девять лет разрабатывал и совершенствовал тактику партизанской войны. Сам он вернулся к крестьянским корням, вел простую жизнь и, к неудовольствию интеллектуалов, становился грубым до неприличия: мог во время беседы расстегнуть ремень и начать вылавливать вшей или в жару снимая брюки и ложился на кровать, когда у него брали интервью. Но он был прочно связан с крестьянскими массами, а его речи и письменные работы легли в основу революционной программы и принципов коммунистов.
В возобновившейся кампании против Мао Чан Кай-ши поначалу сопутствовала удача: его войска захватили Яньань и повели наступление на Маньчжурию, но местный коммунистический лидер, вооруживший свои отряды тем, что осталось от разгромленной японской армии, нанес им сокрушительное поражение. Националисты были деморализованы. Они сдали коммунистам Шаньдун, а в 1948 году после решающего сражения оставили Пекин. За Пекином последовал Нанкин, а потом и другие города. Чан Кай-ши бежал на Тайвань, который после капитуляции Японии был возвращен Китаю. Он привез с собой около двух миллионов сторонников, триста миллионов долларов из государственной казны и под защитой Соединенных Штатов построил успешное капиталистическое государство. Съезд победившей коммунистической партии вновь перенес столицу в Пекин и вернул городу прежнее название. Именно в Пекине 1 октября 1949 года Мао Цзэ-дун объявляет о создании Китайской Народной республики. После того как эти слова прозвучали на площади у Ворот небесного спокойствия, Мао стал руководителем нации, насчитывающей около миллиарда человек. Такой власти еще не было ни у одного правителя.
Родилась новая династия, и в ее основе лежала не генеалогия и не семья, а коммунистическая партия. Возникла седьмая (если считать Хань, Тан, Сун, Юань, Мин и Цин) китайская империя. На ее недоверие Запад отвечает взаимностью. Взаимоотношения могут наладиться, если в полной мере будут соблюдаться благородные принципы, характерные для каждой цивилизации: христианская доброжелательность и готовность подставить другую щеку, а также глубокая вера китайцев в то, что вселенная — природа и человек — постоянно стремится к равновесию и гармонии, так что если зло нарушает баланс, то для исправления ситуации необходимо добро, и таким образом инь и ян уравновешивают друг друга. Именно этот принцип красной нитью проходит через всю долгую историю огромной страны с ее неисчислимым населением и величественной цивилизацией — историю, которую мы попытались кратко очертить в этой книге.
Библиография
A Gallery of Chinese Immortals / tr. L. Giles. John Murray, 1979.
Alexander W. Picturesque Representations of the Dress and Manners of the… Chinese. John Murray, 1814.
Allom T., Wright, G. N. The Chinese Empire Illustrated. London: Printing and Publishing Co., 1845.
Anderson A. A Narrative of the British Embassy to China 1792–1794. London: J. Debrett, 1795.
Andersson J. G. Children of the Yellow Earth. Mass.: The MIT Press, 1934.
Anon. A Selection of Ancient Chinese Bronzes. Peking: Wen Wu Press, 1976.
Anon. Along the Yellow River. Peking: Foreign Languages Press, 1975.
Anon. Chinese Painting and Calligraphy from the Collection of John M. Crawford Jnr. N. Y.: Pierpont Morgan Library, 1965.
Anon. Historical Records Unearthed in New China. Peking: Foreign Languages Press, 1972.
Anon. Marco Polo’s Adventures in China. Cassell, 1965.
Anon. New Archeological Finds in China. Peking: Foreign Languages Press, 1973.
Anthology of Chinese literature / ed. C. Birch. N. Y.: Grove Press, 1965.
Asian Folklore and Social Life / ed. Lou Tsu-k’uang. Taiwan: Orient Cultural Service, 1975.
Atlas of Primitive Man in China. Beijing: Science Press, 1980.
Balazs E. Chinese Civilization and Bureaucracy. Yale U. Press, 1964.
Baynes C. F. The I–Ching. Routledge amp; Kegan Paul, 1951.
Beattie H. J. Land and Lineage in China. Cambridge U. Press, 1979.
BeechingJ. The Chinese Opium Wars. Hutchinson, 1975.
Bennett A. A. John Fryer the Introduction of Western Science… China. Harvard U. Press, 1967.
Bielenstein H. The Bureaucracy of Han Times. Cambridge U. Press, 1980.
BishopJ. F. The Yangtze Valley and Beyond. John Murray, 1899.
Bishop J. F. Chinese Pictures. Cassell amp; Co., 1900.
Blake C. Charles Elliot R. N. 1801–1875. London. Cleaver-Hulme Press, 1960.
Bloodworth С . P. amp; D. The Chinese Machiavelli. Seeker amp; Warburg, 1976.
BoddeD. Festivals in Classical China. Princeton U. Press, 1975.
BoulnoisL . The Silk Road. George Allen amp; Unwin, 1966.
Braam A. E. Van . Embassy of the Dutch East-India Co. to… China. London: R. Phillips, 1798.
Brent P. The Mongol Empire. London: Book Club Assoc., 1976.
Cambridge History of China. Cambridge U. Press. Vol. 1,1986 and ten subsequent vols. by 2000.
Cameron N. Barbarians and Mandarins. N. Y.: John Weatherhill, 1970.
Carl К . A. With the Empress Dowager of China. London: KPI, 1906.
Carter T. V. The Invention of Printing in China. N. Y.: Ronald Press Co., 1925.
Catalogue of Important Archaic Chinese Bronzes. London: Sothebys, 1967.
Cathay and the Way Thither / tr. H. Yule. Taipei: Ch’eng Wen Publishing, 1972.
Ch’enJ. China and the West. Hutchinson, 1979.
Ch’en P. H. Chinese Legal Tradition under the Mongols. Princeton U. Press, 1978.
Ch’u T’ung-tsu. Han Social Structure. Washington U. Press, 1972.
Chaffee J. W. The Thorny Gates of Learning in Sung China. Cambridge U. Press, 1975.
Chan W. К . K. Merchants, Mandarins, and Modern Enterprise in Late Ch’ing China. Harvard U. Press, 1977.
Chang Chung-li. The Chinese Gentry. Washington U. Press, 1955.
Chang К . C. Early Chinese Civilization. Harvard U. Press, 1977.
Chang К . C. The Archeology of Ancient China. Yale U. Press, 1977.
Chen Chi-yun. Hstin Ytieh and the Mind of Late Han China. Princeton U. Press, 1980.
Chen Chi-yun . Hstin Ytieh. Cambridge U. Press, 1975.
ChesneauxJ. and others. China from the Opium Wars to the 1911 Revolution. Sussex: Harvester Press, 1977.
China in Maps / ed. H. Fullard. London: George Philip amp; Son, 1968.
China under Mongol Rule / ed. J. D. Langlois. Princeton U. Press, 1981.
China’s Examination Hell / tr. C. Schirokauer. Yale U. Press, 1976.
China’s Incredible Find // National Geographic Magazine. National Geographic Society, April 1978.
Chinese Literature / ed. Mao Tun // Monthly No. 2. Peking: Foreign Language Press, 1964.
Chinese Medicine //Wellcome Historical Medical Museum and Library. 1966.
Chinese Snuff Bottles //No. 3/ed. H. M. Moss. London: Chinese Snuff Boxes.
Chinese Wit and Humour / ed. G. Kao. N. Y.: Coward-McCann, 1946.
Clark G. Impatient Giant: Red China Today. N. Y.: Ronald Press Co., 1925.
Cotterell A. The First Emperor of China. Macmillan, 1981.
Cotterell Y. Y. amp; A. The Early Civilization of China. London: Book Club Assoc., 1975.
Cotterell Y. Y. amp; A. Chinese Civilization, Ming to Mao. London: Book Club Assoc., 1977.
Courtier and Commoner in Ancient China / tr. B. Watson. Columbia U. Press, 1974.
Cranmer-ByngL A Vision of Asia. London: Readers Union, 1932.
Creel C. G. The Birth of China. Frederick Ungar, 1937.
Creel C. G. The Origins of Statecraft in China. Chicago U. Press, 1970.
Creel C. G. Shen Pu-hai. Chicago U. Press, 1974.
Danton G. H. The Culture Contacts of the U. S. and China. Columbia U. Press, 1973.
Dardess J. W. Conquerers and Confucians. Columbia U. Press, 1973.
Davidson B. and others. Fossil Man in China. Peiping: Geological Survey of China, 1933.
DavisJ. F. The Chinese. London: Charles Knight amp; Co., 1840.
Dawson R. The Chinese Chameleon. Oxford U. Press, 1867.
Dawson R. Imperial China. Hutchinson, 1972.
Dawson R. The Chinese Experience. Weidenfeld amp; Nicolson, 1978.
De Francis J. Beginning Chinese. Yale U. Press, 1963.
Dillon M. Dictionary of Chinese History. London: Frank Cass amp; Co., 1979.
Dolby W. A History of Chinese Drama. London: Elek Books, 1976.
Drake F. W. China Charts the World. Harvard U. Press, 1975.
Dudbridge G. The Legend of Miao-shan. London: Ithaca Press, 1978.
Earner J. B. The English in China. London: Curzon Press, 1909.
Eberhard W. A History of China. Routledge amp; Kegan Paul, 1950.
Eberhard W. Conquerers and Rulers. Leiden: E. J. Brill, 1970.
Eberhard W. Social Mobility in Traditional China. Leiden: E. J. Brill, 1962.
Ebrey P. B. The Aristocratic Families of Early Imperial China. Cambridge U. Press, 1978.
ElisseeffD. and V. New Discoveries in China. N. Jersey: Chartwell Books, 1983.
Ellis H. Journal of the Proceedings of the late [Amherst] Embassy to China. John Murray, 1817.
Embassy from the East-India Company… to… China/ tr. J. Ogil-by. London: John Macock, 1699.
Eminent Chinese of the Ch’ing Period / ed. A. Hummel. Taipei: Ch’eng Wen Publishing, 1970.
Erotic Art of China / ed. A. Franzblau. N.Y.: Crown Publishers, 1977.
FairbankJ. K. Trade and Diplomacy on the China Coast. Stanford U. Press, 1964.
Fan Hong . Footbinding, Feminism and Freedom. London: Frank Cass, 1997.
Fesslev L. and others. China. Time-Life International, 1963.
Fitzgerald P. Ancient China. London: Elsevier Phaidon, 1978.
Franck I. M. and Brownstone D. M. The Silk Road. N. Y.: Facts on File, 1986.
Franke W. A Century of Chinese Revolution, 1851–1949. Oxford: Basil Blackwell, 1970.
FreehiU N. China: All About It! Berlin: Seven Seas Publishers, 1959.
Fry R. and others. Chinese Art. London: В. T. Batsford, 1925.
FryerJ. The Great Wall of China. London: New English Library, 1975.
Fung Yu-lan. A Short History of Chinese Philosophy. Macmillan, 1948.
Gascoigne B. The Treasures and Dynasties of China. Jonathan Cape, 1973.
GemetJ. Daily Life in China, 1250–1276. Stanford U. Press, 1962.
Gemet J. A History of Chinese Civilization. Cambridge U. Press, 1982.
Gerson J. J. Horatio Nelson Lay and Sino-British Relations. Harvard U. Press, 1972.
Giles H. A. A History of Chinese Literature. Charles E. Tuttle Co., Inc., 1973.
Giles H. A. A Chinese Biographical Dictionary. Taipei: Ch’eng Wen Publishing, 1975.
Glover A. E. A Thousand Miles of Miracle in China. London: Pickering amp; Inglis, 1904.
Goldstein J. Philadelphia and the China Trade 1682–1846. Pennsylvania U. Press, 1978.
GoodallJ. A. Heaven and Earth // Ming encyclopedia extracts. London: Lund Humphries, 1979.
Goodrich L. C. and Cameron N. The Face of China, 1860–1912. London: Gordon Fraser Gallery, 1978.
GrayJ. H. China: laws, manners, customs. Macmillan, 1878.
Greene F. Peking. Jonathan Cape, 1978.
Greene R. A. Hsiang-ya journal. Conn.: Shoe String Press, 1977.
Grosier J. B. A General Description of China. London: G. G. J. and J. Robinson, 1788.
Grosier J. B. The World of Ancient China. Geneva: Editions Minerva, 1972.
Guisso R. W. L. and others. The First Emperor of China. Stoddart Publishing Co., 1989.
Gulick Е . V. Peter Parker and the Opening of China. Harvard U. Press, 1973.
Gulick R. H., van. Sexual Life in Ancient China. Leiden: E. J. Brill, 1974.
Hall W. H. Narrative of the Voyages and Services of The Nemesis. London: Henry Colburn, 1845.
Han Suyin. The Crippled Tree. Jonathan Cape, 1965.
Harrington L. The Grand Canal of China. Bailey Bros. amp; Swinfen, 1974.
Hirth F. The Ancient History of China. Columbia U. Press, 1923.
Ho Ping-ti. The Cradle of the East. Chinese U. of Hong Kong, 1975.
Hong Ying. Summer of Betrayal. Bloomsbury, 1997.
Hopkirk P. Foreign Devils on the Silk Road. John Murray, 1980.
Hosie D. Portrait of a Chinese Lady. Hodder amp; Stoughton, 1929.
Hsii Chin-hsiung. Menzies Collection of Shang Dynasty Oracle Bones. Royal Ontario Museum, 1977.
Hsiao Ch'i-ch'ing. Military Establishment of the Yuan Dynasty. Harvard U. Press, 1977.
Hsiao Ch'ien. A Harp with a Thousand Strings. London: Pilot Press, 1944.
Hsu Cho-yun. Han Agriculture. Washington U. Press, 1980.
Huang R. China a Macro History. N. Y.: M. E. Sharpe, 1997.
Huang R. Taxation and Governmental Finance in Sixteenth Century Ming China. Cambridge U. Press, 1974.
HuckerC. O. China's Imperial Past. Duckworth, 1975.
Hue E. The Chinese Empire. Longman, Brown, Green amp; Longman, 1855.
Hughes E. R. Two Chinese Poets. Conn.: Greenwood Press, 1960. I Ching — Book of Changes / tr. J. Legge. Bantam, 1969.
Ides E. Y. Three Years Travels from Moscow Over-land to China. W. Freeman, 1706.
Jenner W. J. Memories of Loyang. Oxford: Clarendon Press, 1981.
Johnston R. F. Twilight in the Forbidden City. Victor Gollancz, 1934.
Kuan Han-ching. Selected Plays. Shanghai: New Art and Literature Publishing, 1958.
Lai T. C. Imperial China. George Allen amp; Unwin, 1966.
Lai T. C. A Scholar in Imperial China. Hong Kong: Kelly amp; Walsh, 1970.
Lai T. C. The Eight Immortals. Swindon Book Co., 1972.
Lai T. C. Ways to Paradise. George Allen amp; Unwin, 1979.
Laufer В . Sino-Iranica. Taipei: Ch’eng Wen Publishing Co., 1973.
Le Compte L. Memoirs and Observations… Journey through… China. London: Benj. Tooke, 1697.
Levenson J. R. and another . China: An Interpretive History. California U. Press, 1969.
Li Yu-ning. Shang Yang’s Reforms. M. E. Sharpe Inc., 1977.
Lin Yutang. From Pagan to Christian. Ohio: World Publishing Co., 1959.
Lindqvist C. China Empire of the Written Symbol. Harper Collins, 1991.
Lo Hui-min. The Correspondence of G. E. Morrison. Cambridge U. Press, 1976.
Loewe M. Imperial China. George Allen amp; Unwin, 1966.
LoeweM. Crisis and Conflict in Han China. George Allen amp; Unwin, 1974.
Lowe H. Y . The Adventures of Wu. Princeton U. Press, 1983.
Lum Peter . Fairy Tales of China. London: Cassell, 1959.
M. Keswick . The Chinese Garden. London: Academy Editions, 1978.
MacGregor D. R. The Tea Clippers. London: Percival Marshall, 1952.
MacKerras С . P. The Rise of the Peking Opera. Oxford: Clarendon Press, 1972.
Magaillans G. A New History of China. Thomas Newborough, 1688.
Mao Yi-sheng. Bridges in China, Old and New. Peking: Foreign Languages Press, 1978.
Martin R. M. China; Political, Commercial and Social. James Madden, London, 1847.
Mason G. H. The Costume of China and The Punishments of China / Illustrated W. Miller. London, 1800.
Maspero H . China in Antiquity. Dawson, 1978.
Maxim H. S. Li Chang's Scrapbook. London: Watts amp; Co., 1913.
Melchers B. Chinesische Schattenschnitte. Kassel: Friedr. Lo-mesch, 1956.
Meng Wu Wu. Houses of Joy. The Olympia Press, 1958.
Meyer C. and AllenJ. Source Materials in Chinese History. Frederick Warne, 1970.
Mirsky J. The Great Chinese Travellers. George Allen amp; Unwin, 1965.
Munro D. J. The Concept of Man in Early China. Stanford U. Press, 1969.
Murals from the Han to the Tang Dynasty. Peking: Foreign Language Press, 1974.
Myerdal J . Report from a Chinese Village. William Heinemann, 1965.
Nagel's Encyclopedia Guide: China. Geneva: Nagel Publishers, 1968.
Nancarrow P. Early China and the Wall. Cambridge U. Press, 1978.
Needham J. Science amp; Civilization in China // Vol. 1, 1954. 19 Subsequent Vols to 2000. Cambridge U. Press.
New Songs from a Jade Terrace / tr. Birred A. George Allen amp; Unwin, 1982.
Newnham R. About Chinese. Penguin Books, 1971.
Nowak M. and Durrant S. The Tale of the Nisan Shamaness. Washington U. Press, 1977.
Oliphant L. Narrative of the Earl Elgin’s Mission to China… Blackwood, 1859.
OvermyerD. L. Folk Buddhist Religion. Harvard U. Press, 1976.
Owen S. An Anthology of Chinese literature. W. W. Norton amp; Co., 1996.
Pilgrim of the Clouds / tr. J. Chaves. N.Y.: John Weatherhill, 1978.
Ping-ti Ho. The ladder of Success in Imperial China. Columbia U. Press, 1962.
Pirazzoli-t'Serstevens U. The Han Dynasty. Rizzoli International, 1982.
Poems of the Late T’ang / tr. A. C. Graham. Penguin Books, 1965.
PrattJ. T. China and Britain. Collins, 1944.
Prawdin U. The Mongol Empire. George Allen amp; Unwin, 1940.
Qian Hao and others. Out of China’s Earth. London: Frederick Muller, 1981.
Rawson J. Mysteries of Ancient China. British Museum Press, 1996.
ReischauerE. 0. Ennin’s Diary. N. Y.: Ronald Press Co., 1955.
Republican China /eds. F. Schurmann, O. Schell. Random House, 1967.
Ross J. The Original Religion of China. Oliphant Anderson amp; Ferrer, 1909.
Salisbury H. To Peking and Beyond. Hutchinson, 1973.
Schafer E. H. Pacing the Void. California U. Press, 1977.
Scott A. C. The Classical Theatre of China. George Allen amp; Unwin, 1957.
Seven Hundred Chinese Proverbs / tr. H. Hart. Stanford U. Press, 1937.
Shabad T. China’s Changing Map. Methuen amp; Co., 1956.
Shapiro H. L. Peking Man. London: Book Club Associates, 1976.
Sharf F. A. and Harrington P. China 1900: The Eyewitnesses Speak. London: Greenhill Books, 2000.
Shih Chung-wen. The Golden Age of Chinese Drama. Princeton U. Press, 1976.
Sickman L., Soper A. The Art and Architecture of China. Penguin Books, 1956.
Siren O. A History of Later Chinese Painting. London: Medici Society, 1937.
Smith R. J. China’s Cultural Heritage. The Ch’ing Dynasty. Colorado: Westview Press, 1983.
Sotheby Parke Burnet (Hong Kong). Five Chinese School. 4.12.78.
Sources of Chinese Tradition / ed. De Вагу T. Columbia U. Press, 1964.
SpenceJ. D. Emperor of China. Jonathan Cape, 1974.
Spence J. D. The Death of Woman Wang. Wiedenfeld amp; Nicolson, 1978.
SpenceJ. D. The Memory Palace of Matteo Ricci. Faber amp; Faber, 1985.
Spence J. D. The Chan’s Great Continent. Allen Lane, 1998.
Spence J. D. Mao. Wiedenfeld amp; Nicolson, 1999.
Spender S., Hockney D. China Diary. Thames amp; Hudson, 1982.
Staunton G. An Authentic Account of an [i.e. the Macartney] Embassy. China. 2 vols. London: G. Nicol, 1798.
Sullivan M. A Short History of Chinese Art. Faber amp; Faber, 1967.
Sun E-tu Zen. Chinese Social History / tr. J. De Francis. N. Y.: Octagon Books, 1966.
Taylor R. L. The Cultivation of Sagehood. American Academy of Religion, 1978.
The Book of Ser Marco Polo / tr. H. Yule. John Murray, 1903.
The Chinese Classics / tr. J. Legge. Hong Kong U. Press, 1960.
The First Chinese Embassy to the West / tr. J. D. Frodsham. Oxford: Clarendon Press, 1974.
The Golden Casket / tr. C. Levenson. N. Y.: Harcourt, Brace amp; World, 1964.
The Golden Chinggis / tr. U. Onan. London: Folio Society, 1993.
The Hundred Names / tr. H. Hart. California U. Press, 1933.
The Lament of the South / tr. W. Graham. Cambridge U. Press, 1980.
The last Manchu / tr. Tsai Kuo Ying Paul Tsai. Arthur Barker, 1967.
The Monks of Kublai Khan / tr. Budge E. A.W. N. Y.: AMS Press, 1928.
The T’ang Code / tr. W. Johnson. Princeton U. Press, 1979.
The Texts of Taoism / tr. J. Legge. The Julian Press, 1959.
The Travels of Marco Polo / tr. Latham R. Penguin Books, 1958.
Theroux P. Sailing through China. Michael Russell, 1983.
Three Judge Pao Plays / tr. G. A. Hayden. Harvard U. Press, 1978.
Thubron C. The Silk Road to China. Hamlyn, 1989.
TorbertP. M. The Ch’ing Imperial Household Department. Harvard U. Press, 1977.
TreistmanJ. M. The Pre-History of China. David amp; Charles, 1972.
Trevor-Roper H. A Hidden Life. Macmillan, 1976.
Tsao Hsueh-chin, Kao Ngo. A Dream of Red Mansions. Peking: Foreign Langauges Press, 1978.
Tuchman B. W. Stilwell and the American Experience in China, 1911–1945. Macmillan, 1971.
TwitchettD. Financial Administration under the Tang Dynasty. Cambridge U. Press, 1970.
TwitchettD. The Birth of the Chinese Meritocracy. London: China Society, 1974.
Waddell H. Lyrics from the Chinese. Constable and Co., 1945.
Waley A. The Opium War through Chinese Eyes. George Allen amp; Unwin, 1958.
Warner M. The Dragon Empress. Wiedenfeld amp; Nicolson, 1972.
Watson W. The Arts of China to AD 1900. Yale U. Press, 1995.
Webb J. An Historical Essay Endeavouring a Probability That the Language of China etc. Nath. Brook, 1669.
Wechsler Н . S. A Mirror to the Son of Heaven. Yale U. Press, 1974.
Welch H., Seidel A. Facets of Taoism. Yale U. Press, 1979.
Wheatley Paul The Pivot of the Four Quarters. Edinburgh U. Press, 1971.
Williams S. W. The Middle Kingdom. London: W. H. Allen amp; Co., 1883.
Wolseley G. J. Narrative of the War with China in 1860. Longman, Green, Longman amp; Roberts, 1862.
Wu Ch’eng-en. Monkey. George Allen amp; Unwin, 1942.
Wu Ching-tzu. The Scholars. Peking: Foreign Languages Press; 1957.
Yang С . K. Religion in Chinese Society. California U. Press, 1970.
ZiircherE . The Buddhist Conquest of China. Leiden: E. J. Brill, 1972.
Zheng Shifeng and others. China. London: Frederick Muller, 1980.
[1] Перевод А. И. Гитовича.
[2] Наряду с пекинским синантропом некоторые ученые выделяют другой, чуть более древний вид синантропа — лантьянский. — Примеч. перев.
[3] Здесь и далее стихи из «Шицзин» в переводе А. Штукина.
[4] Среди них стоит отметить редкого оленя, которого китайцы называли милу. У него были коровьи копыта, шея верблюда и ветвистые оленьи рога. Этих оленей оставалось менее тридцати особей, когда многонациональные силы, отправленные на подавление так называемого боксерского восстания в 1900 году, уничтожили всех животных, чтобы подать оленину к обеду.
[5] Здесь и далее цитаты из «Исторических записок» в переводе Р. В. Вяткина и В. С. Таскина.
[6] Перевод Л. Эйдлина.
[7] Ли Бо. Из цикла «Стихи на мелодию Цинь Хэ». Перевод Б. Мещерякова.
[8] Перевод А. Ахматовой.
[9] «Книга о разнообразии мира». Перевод И. Минаева.
[10] «Черная дыра Калькутты» — каземат в форте Уильям близ Калькутты, где в 1756 г. держали пленных англичан, захваченных в ходе нападения бенгальского раджи на английскую миссию. — Примеч. ред.
[11] Со временем большую часть долга списали.
Дата: 2019-07-24, просмотров: 471.
