После падения династии Хань в 220 году раздел Китая на три царства определялся в значительной степени системами водоснабжения и ирригации регионов, в результате чего каждое царство стало самостоятельным в сельскохозяйственном отношении — а значит, и экономически. Так, например, царство Вэй на севере и северо-востоке располагалось в основном в долине Хуанхэ, царство У на юге и юго-востоке занимало бассейн Янцзы, а царство Шу на юго-западе включало в себя котловину Сычуань.
Царства постоянно воевали друг с другом и плели интриги. Этот период, получивший название Троецарствия, чем-то напоминает эпоху Борющихся Царств, но если прежде существовало — по крайней мере, номинально — центральное правительство Чжоу, то теперь все три царства заявляли о своей абсолютной самостоятельности. Самым могущественным правителем был Цао Пэй из царства Вэй. Получив царские печати из рук последнего императора династии Хань, он объявил себя наследником мандата Неба на управление всем Китаем. Он взял себе храмовое имя Вэнь-ди и содержал пышный двор в Лояне. Его царство было самым богатым, и в нем жили около тридцати миллионов человек — в полтора раза больше, чем в двух других царствах вместе взятых.
Интересный аспект истории царства Вэй — его отношения с Японией, которая в ту пору была раздробленной на отдельные княжества и только расставалась с каменным веком. В результате контактов с царством Вэй в 30-х годах III века в Японию проникли многие элементы китайской цивилизации. Эти элементы, а также переселенцы из Китая изменили древнюю японскую культуру.
Расширялись и горизонты самого Китая. Крепнущие связи с Ближним Востоком и южной Азией, а также постоянный приток буддийских идей привели к осознанию того, что Китай, возможно, не единственная цивилизованная страна на планете и что не все другие народы являются варварами. Нельзя сказать, что варвары перестали беспокоить северные районы страны — девятнадцать племен сюнну периодически совершали набеги на приграничные территории, а часть орд двинулись на запад, где объединились с другими кочевниками и в конечном счете появились в Азии и Европе как внушавшие ужас гунны. Кроме того, новые силы, оказавшие существенное влияние на историю Китая, пришли из мест, которые впоследствии получили название Маньчжурии. Племенной союз янь из южной Маньчжурии грозил присоединиться к южному сопернику царства Вэй, царству У, и взять в «клещи» армию Вэй. Поэтому в 237 году войско Вэй напало на янь и уничтожило этот союз.
В юго-западном царстве Шу плодородные поля пшеницы, а также деятельность купцов, поставлявших зерно горным племенам, торговавших товарами с Тибета и эксплуатировавших торговые пути через современную провинцию Юньнань в Индию, обеспечили экономическое благополучие, но небольшая численность населения затрудняла оборону царства от врагов. Агрессивно настроенные тибетские племена, занимавшие горное плато к востоку от Шу, совершали жестокие набеги, и усмирить их удалось только в 263 году.
Китай в V–VI вв.
Царство У на юге бывшей империи имело большую численность населения, чем Шу, но было гораздо беднее. Народность тай, которую вытеснили или подчинили китайские мигранты, выращивала рис на заболоченных равнинах и в узких долинах рек, а также разводила свиней и водяных буйволов. Этими навыками пришлось овладевать китайцам, привыкшим выращивать пшеницу, разводить овец и коров. В столицу царства У, расположившуюся в устье Янцзы, на месте современного города Нанкин, приходили известия о растущей военной мощи Вэй. Подготовка к нападению заняла семь лет и включала в себя строительство военных поселений в сельской местности, которые должны были обеспечивать армию продовольствием. Были построены гигантские военные джонки — многопалубные, до шестисот футов длиной, способные перевозить каждая две тысячи человек с лошадьми. Предупрежденные плывущими вниз по течению обломками корабельных лесов, военачальники царства У соорудили подводные преграды и перекрыли узкие протоки цепями, прикрепленными к скалам на противоположных берегах. План полководцев Вэй предусматривал следующий ответ: сначала спустить вниз по течению огромные плоты, которые сметут подводные препятствия, а затем при помощи длинных (до ста футов) факелов, пропитанных кунжутным маслом, расплавить большую часть цепей, чтобы те упали в реку. После этого армада джонок Вэй спустилась вниз по течению Янцзы и весной 280 года вынудила капитулировать царство У.
Однако еще до этих событий была свергнута династия Вэй, основанная Цао Пэем. После нескольких лет внутренних распрей с интригами и убийствами в 265 году на трон царства Вэй взошел представитель одного из влиятельных семейств, Сыма Янь, основавший новую династию Цзинь.
После подчинения двух других царств династия Цзинь из своей столицы Лоян номинально правила всем Китаем, но это была лишь иллюзия. Во-первых, центральное правительство почти не контролировало даже бывшее царство Вэй. Император издал указ о всеобщем разоружении, чтобы восстановить экономику, пострадавшую в результате многолетних войн, — металл из переплавленного оружия предполагалось пустить на чеканку монет. Однако даже в имперской армии было собрано очень мало оружия, а многие местные князья не обеспечили исполнение императорского указа — их отряды в массовом порядке поставляли оружие сюнну в обмен на земли для себя и своих семей; нехватка металлических денег ощущалась на протяжении шести столетий, и товарообмен велся на основе бартера. Сюнну поощряли приток крестьян на свои земли, потому что те обеспечивали армию продовольствием, а также с готовностью покупали оружие.
Окрепнув в экономическом и военном отношении, сюнну были готовы к новым завоеваниям. И действительно, на протяжении двух следующих веков история северных районов Китая — это история приграничных кочевых племен, а не китайцев. Эти так называемые варвары объединялись в разнообразные племенные союзы пестрого этнического состава. Кроме союзов сюнну, или гуннов, на обширной территории от северного Китая до Центральной Азии возникали конфедерации монгольских, тюркских и тибетских народов.
Князья царства Вэй соперничали друг с другом, нередко заключая союзы с варварами, и это привело к быстрому крушению власти Цзинь. В период с 300 по 306 год были убиты шесть претендентов на трон. Беспорядки в столице и ее окрестностях вызвали новую волну миграции. Некоторые крестьяне бежали на северо-восток, в современную провинцию Ганьсу, где дееспособное правительство проводило взвешенную экономическую и административную политику, добившись независимости как княжество Лян. Другие крестьяне и многие мелкопоместные дворяне двинулись на юг, в бывшее царство У. Здесь в 317 году беглый князь из дома Цзинь, обосновавшийся в Нанкине, основал первую династию южного Китая, получившую название Восточная Цзинь. Третий поток крестьян и ремесленников двигался на север, объединившись с мелкопоместным дворянством, которое утратило влияние и страдало от непрерывных войн.
Эти мелкопоместные дворяне находили особенно радушный прием у гуннов, вождь которых Лю Юань, подобно многим вождям гуннов, получил образование в Китае. Он ввел при своем дворе китайский церемониал и рассчитывал, что кочевники начнут по примеру китайцев возделывать землю. Совпадение названия его рода с фамилией правителей из династии Хань, а также многочисленные браки вождей сюн-ну с китайскими принцессами дали ему право объявить себя законным наследником Ханьской династии и «восстановить» империю Хань; его честолюбивые планы простирались еще дальше — стать императором всего Китая.
Лю Юань напал на ослабленное царство Цзинь, а уже после его смерти гунны захватили Лоян и Чаньань, свергнув императора Цзинь. Это произошло в 316 году, через четыре года после того, как римский император Константин принял христианство, что оказало огромное влияние на весь западный мир. Сюннская династия Хань затем была переименована в династию Младшая Чжао, и ее власть распространялась на западную часть северного Китая, за исключением анклава Ганьсу (княжество Лян). Восточная часть страны оказалась под властью бывшего сторонника Лю Юаня, некоего Ши Лэ, который бежал из Китая, спасаясь от рабства. Этот человек, возглавивший гуннов, которые придерживались традиционного образа жизни воинов-кочевников, возглавил поход на юг и уничтожил около ста тысяч китайцев, в том числе сорок восемь китайских князей. В 329 году он захватил всю территорию Младшей Чжао, основал собственную династию Старшая Чжао и подчинил себе весь север Китая за исключением княжества Лян в Ганьсу, которое сохраняло независимость еще пятьдесят лет.
Теперь Китай состоял из северной империи, расположенной к северу от Хуанхэ и управлявшейся династией Старшая Чжао, а также южной империи в бассейне реки Янцзы и южнее, находившейся под властью династии Восточная Цзинь. Режим Ши Лэ в северной империи был нестабилен. Пытаясь утвердить свою власть, он уничтожил всю семью Лю, но бывший раб не мог завоевать уважение в жестком иерархическом обществе гуннов, а также среди тюркских союзников. Многие уходили в небольшое царство Тоба, населенное тюркскими и монгольскими племенами, мигрировавшими с северо-востока, с земель, расположенных между современной Монголией и Маньчжурией. Тоба находилась к северу от современной провинции Шанси, и о ней было хорошо известно. Другие подданные Ши Лэ продолжали кочевать вместе со стадами вдали от двора, который при наследнике Ши Лэ, Ши Ху, сохранял свою пышность. При дворе было полно иностранцев, особенно буддийских монахов, которые играли важную роль в управлении государством. Однако после смерти Ши Ху его сыновья перессорились друг с другом, и в 352 году династия Старшая Чжао была свергнута монголами.
Монголы возродили государство Янь на севере Маньчжурии (покоренное царством Вэй за сто лет до того) и завоевали Корею, разбогатевшую на торговле с Японией. Однако в центральных и западных районах северного Китая их власть была непрочной. Им угрожали постоянные вторжения тибетских племен, которые в конечном счете вытеснили монголов и основали свою династию, получившую название Младшая Цинь.
Власть лидера тибетцев Фу Цзяня основывалась не на племенных, а на военных союзах. Он собрал не только конницу, но и огромную армию пехотинцев, в которую рекрутировал большое количество китайцев, имевших опыт в осаде городов на равнине. Он завоевал государство Янь, затем тюркское царство Тоба и наконец западное китайское царство Ранняя Лян, подчинив себе весь северный Китай, в том числе древние столицы Лоян и Чаньань. Получивший образование в Китае, Фу Цзянь пригласил ко двору многих китайцев и стремился сделать китайскую культуру доминирующей во всей стране. Подобно гунну Лю Юаню, за полвека до него он мечтал сделать свою династию Младшая Цинь властительницей всего Китая и в 383 году отправил миллионную армию на завоевание южной империи. Получив отпор, он в панике бежал. По возвращении сам Фу Цзянь и большинство членов его семьи были убиты.
После смерти Фу Цзяня северная империя быстро распалась на несколько мелких государств, и этот период китайские историки называют эпохой шестнадцати царств. За небольшим исключением все они просуществовали недолго и не оставили заметного следа в истории. Некоторые из них, особенно на востоке, жили войной, тогда как западные царства специализировались на торговле с Центральной Азией. Гунны, монголы и тибетцы под предводительством многочисленных вождей грабили северные равнины. Они объединялись в пестрые по своему составу племенные союзы, которые так же быстро распадались; тибетцы как этническая группа исчезли совсем, а гунны деградировали в не имевших своей государственности пастухов, населяющих район плато Ордос. И наоборот, повинуясь приливам и отливам в исторической судьбе народов, маленькое тюркско-монгольское царство Тоба возродилось после поражения, нанесенного ему тибетцем Фу Цзянем, и постепенно начало расширять свою территорию.
Китай переживал период «темного средневековья», когда его северная часть стонала под пятой сменявших друг друга иноземных захватчиков, а исповедовавшая конфуцианские принципы аристократия, а также поэты, художники и ремесленники находились в опале. Некоторые служили при том или ином иноземном правителе, но большинство сторонилось государственной службы. Торговцы, известные своим умением приспосабливаться к обстоятельствам, изо всех сил боролись с обрушившимися на них трудностями, а крестьяне — те, кто смог избежать рабства и принудительной военной службы, — продолжали дело своих предков, терпеливо возделывая землю. В северной империи этот период не отмечен особыми достижениями китайской культуры и цивилизации, но для него характерно широкое наступление буддизма.
Для представителей высших классов китайского общества, в большинстве своем исповедовавших конфуцианство, буддизм был непривлекателен. Он имел явную антисемейную направленность — в том смысле, что истинным буддистом считался монах, который покинул семью ради жизни в монастыре, что противоречило традиции сыновнего послушания. Истинный буддист должен был отказаться от плотской любви, которая служила основой продолжения рода. Изображения Будды, сделанные по индусским канонам красоты, изложенным в священных текстах, считались противоестественными и уродливыми, а одежда буддистов, оставлявшая оголенным одно плечо, нескромной. Что касается буддийских концепций, то самым странным считалось представление о том, что мир — порождение нашего воображения, и также понятия греха и наказания за грехи.
Тем не менее для большинства простых людей буддизм имел много привлекательных черт. Так, например, из буддийского учения следовало, что притеснявшие бедняка начальники в будущей жизни займут низшее положение, а сам терпевший несправедливость человек в своей следующей инкарнации будет иметь высокий ранг и насладится благодействием. Торговцы тоже благоволили буддизму — получив разрешение использовать буддийские монастыри в качестве банков и складов, они дарили монахам деньги и земли, а от них узнавали о разнообразных финансовых инструментах, практиковавшихся в Индии, таких как ссуда под обеспечение, аккумулирование капитала при помощи акционерных обществ, аукционы и даже лотереи.
Отказ аристократии от государственной службы привел к тому, что ко двору стали приглашать других образованных людей, буддистов из Индии и Центральной Азии. Они использовали свое влияние для религиозной пропаганды и перевели многие буддийские тексты на китайский язык. Для передачи новых индийских понятий была использована знакомая терминология даосизма, что делало эти две религии похожими для непосвященных и способствовало лучшему усвоению буддизма. По странному совпадению именно в тот период, когда буддизм проникал во все уголки Китая, христианство завоевывало Европу.
Вернемся, однако, к царству Тоба — больше тюркскому, чем монгольскому, — продолжавшему расширять свои владения от большой излучины Хуанхэ, которая несла свои воды на юг, а затем резко сворачивала на восток. К нему присоединились многие племена гуннов и еще больше монгольских племен, и к 409 году возникла необходимость в покорении Поздней Янь, чтобы захватить плодородные равнины на востоке. На протяжении следующих трех десятилетий царство Тоба укреплялось, завоевывая государства на севере и западе, а также захватив часть южных провинций и разрушив древнюю столицу Лоян. К 440 году под властью кочевников из Тобы находился весь северный Китай, и это была самая мощная держава на всем Дальнем Востоке. Что касается самого царства Тоба, оно просуществовало еще сто лет под именем Северная Вэй, став предшественницей Оттоманской империи, которую основали ее далекие потомки много столетий спустя. Этот же век стал свидетелем крушения Римской империи, когда гунн Аттила — до него вестготы разграбили Рим — обрушился на Балканы, Галлию и Италию.
Поначалу наибольшим влиянием в Тобе пользовались буддисты — чужеземные монахи при дворе императора Тобы относились к правителю как к воплощению Будды, что приравнивало его к китайским императорам, почитавшимся как Сыны Неба. Он назначал одного из буддийских монахов главой официальной церкви, которой делались богатые пожертвования. Кроме того, правитель выделял государственных рабов — преступников и членов их семей — для работы в храмах и на монастырских землях, что еще больше укрепляло экономические позиции буддистов.
У всех тюркских народов есть миф о том, что их предки пришли в этот мир из священной пещеры. При помощи полученных от императора денег буддисты решили воспользоваться этим мифом и приступили к осуществлению грандиозного проекта — созданию гигантского комплекса храмов в трех местах неподалеку от столицы Тобы Пинченга на севере провинции Шаньси. В этих местах плоская равнина сменяется зеленой долиной реки, по берегам которой вздымаются крутые утесы из песчаника. Монахи вырезали в мягком камне маленькие кельи и молились Будде — с течением времени здесь накопились десятки тысяч его изображений в виде каменных бюстов и барельефов, а также росписей на потолках келий. Одни изображения не превышали нескольких дюймов в длину, а у других только размер ушей достигал девяти футов.
Тем не менее буддизм не смог прочно закрепиться при дворе императора Тобы. Китайское влияние постепенно стало преобладающим. Стычки на южных границах практически не прекращались, но окончание военных кампаний, обеспечивших гегемонию Тобы, привело к прекращению потока военной добычи, обеспечивавшего роскошную жизнь правящему классу. Более того, в Тобе сократилось поголовье скота — так, например, в военных действиях против южных соседей почти не использовалась конница. Многие племенные вожди и знатные семьи погибли во время войн. По мере того как редел и беднел высший класс Тобы, китайская аристократия из сельских поместий богатела и приобретала все большее влияние при дворе и даже в военном деле, поскольку они были специалистами по строительству укреплений и по использованию пехоты. Знать Тобы, постепенно терявшая могущество и ассимилировавшаяся в результате браков с наследниками богатых китайских семей, окончательно утратила влияние после того, как китайцы при дворе императора уговорили правителя перенести столицу на юг, в древний Лоян. Ради защиты Лояна был предпринят военный поход против империи Восточная Цзинь, в результате чего южная граница Тобы отодвинулась до реки Янцзы. В итоге стада Тобы утратили свое значение, поскольку находились слишком далеко от рынков сбыта, а племенная знать, переселившаяся в Лоян, оказалась ненужной, так как все главные посты в государстве были заняты китайцами.
И действительно, после 490 года на севере Китая запретили использовать кочевые языки, одежду и обычаи. Китайский язык стал государственным, а император Вэй-ди (467–499 гг.) считал себя китайцем. Он объявил себя императором всего Китая, а южную империю Восточная Цзинь рассматривал как мятежную провинцию, против которой сражалась его армия — правда, без особого успеха.
Переезд в Лоян явился свидетельством заката аристократии Тобы и возрождения китайской знати, вместе с которой вернулось конфуцианство, сменившее буддизм в качестве официальной религии. Восстановление города стало самой яркой страницей в столетней истории Тобы. За девять лет столица поднялась из руин и засияла во всем великолепии.
На площади в пятьдесят квадратных миль были выстроены многочисленные государственные учреждения, гостиницы, монастыри, зернохранилища, рынки и мастерские, дворцы, жилые дома и другие здания для жителей столицы, численность которых превышала шестьсот тысяч человек. Беспрецедентная планировка города привела к появлению регулярной сети улиц как внутри древних городских стен — отстроенные заново, они поднимались на высоту двадцати футов, а их толщина достигала ста футов, — так и снаружи. Весь город был поделен на двести обнесенных стенами районов. Многие из этих районов населяли люди определенной профессии, например мясники, торговцы, музыканты, певцы, пивовары, гробовщики (они утверждали, что из потустороннего мира пришел призрак знатного рода и предупредил о незавидной судьбе тех, кого похоронят в дешевом деревянном гробу). Питьевую воду добывали из колодцев, но в императорских парках и озерах были проложены подземные каналы, облицованные каменной плиткой и подводившие воду к дворцам. Разнообразные продукты поступали из окрестных деревень, причем зерно мололи на водяных мельницах. Город процветал. Многие из его дворцов отличались необыкновенной роскошью, и в них жили очень богатые люди — так, например, один из принцев царского рода имел шесть тысяч рабов, а в его гареме жили пятьсот наложниц. Самым впечатляющим сооружением в городе была пагода — вклад буддизма в китайскую архитектуру. Пагода Юн-мин достигала почти четырехсот футов в высоту и была увенчана девяностофутовым шпилем. Самую широкую улицу города с двух сторон обрамляли каналы с водой, и она носила название Улицы бронзовых страусов, потому что на всем протяжении ее украшали бронзовые фигурки страусов и других животных. По любым меркам превращение руин в огромный цветущий город в течение одного десятилетия — поразительное достижение.
Заслуживают внимания еще два достижения китайской культуры за столетний период правления тюркской династии. Во-первых, это введение уравнительной системы распределения земли: формально вся земля принадлежала государству, но каждый мужчина и каждая женщина имели право на пожизненное пользование определенным наделом, а после смерти хозяев земля перераспределялась; исключение составляла лишь земля, предназначенная для посадки тутовых деревьев, необходимых в производстве шелка. Этот закон просуществовал — чаще нарушаясь, чем соблюдаясь — целых три столетия и явился воплощением непрекращающихся попыток справедливого раздела земли между крестьянами, характерных для всей китайской истории.
Второе достижение империи Тоба — формальное признание традиционного разделения общества на два класса, свободных граждан (знать и свободные крестьяне) и простолюдинов. Класс простолюдинов состоял в первую очередь из семей, фамилии которых отражали род их занятий — могильщики, пастухи, почтальоны, гончары, прорицатели, лекари, музыканты и так далее. Во-вторых, к простолюдинам причислялись семьи крепостных, которые по наследству переходили к представителям аристократии, слуги, которые обычно были потомками рабов и три месяца в году работали на государство, и, наконец, государственные и частные рабы, считавшиеся собственностью и принуждаемые вступать в брак для получения потомства. Жизнь всех этих категорий простолюдинов регулировалась специальными законами, и они не имели права вступать в брак между собой или усыновлять детей. Что касается высшего класса, то каждая семья принадлежала к определенному рангу, в соответствии с которым ее члены могли занимать государственные должности, также разделенные на девять рангов, — непрекращающиеся войны давно разрушили систему экзаменов, и считалось, что чем выше ранг человека, тем лучше его образование. Представители высшего класса старательно записывали свою генеалогию, чтобы надежно обосновать претензии на высокие посты, и предпочитали вступать в брак с представителями — по меньшей мере — того же ранга. (Эта система рангов была позаимствована у империи Тоба японцами.)
Приблизительно с 20-х годов VI века империя Тоба начала рушиться. Обедневшие остатки кочевых племен поднимали восстания в районе плато Ордос и Шаньси, причем во время одного из мятежей они захватили столицу, убив несколько тысяч китайцев и их сторонников из числа кочевников, а затем отступили. Группировки внутри племен, военные клики и военачальники вели кровавые битвы между собой, многие императоры были убиты, а величественный Лоян постепенно превращался в руины. Перед последним набегом тысяча солдат не смогла потушить охваченную огнем пагоду Юн-мин, и за ее гибелью со слезами наблюдало все население города. Два монаха не вынесли этого зрелища и бросились в огонь, пожертвовав жизнью.
К 550 году империя раскололась на два враждующих государства, восточное и западное, известные под названием Северная Ци и Северная Чжоу. Император Северной Чжоу запретил и буддизм, и даосизм, закрыв все храмы этих религий. Около сорока лет царства сражались друг с другом, а также с кочевавшими в степях гуннами, монголами и тюрками. В конечном счете Северная Чжоу не только победила Северную Ци, но и при помощи интриг подчинила себе южную империю, завладев большей частью ее территории. Несмотря на то что Чжоу являлась наследницей империи Тоба, в 581 году представитель китайской знати Ян Цзянь уничтожил всю царскую семью и объявил себя императором, став первым правителем династии Суй. После этого он обратил свой взор на юг, к тому, что осталось от южного царства.
Прошло больше двух с половиной веков после того, как в 317 году на юг бежал принц из гибнущей династии Цинь, которая сменила династию Вэй в период Троецарствия, наступивший после эпохи Хань. Все это время на севере Китая владычествовали чужаки — или варвары, как выразились бы китайцы, — но юг продолжал ханьские традиции и сыграл важную роль в сохранении китайской цивилизации. Именно здесь сформировалась самая утонченная на Дальнем Востоке культура.
Беглый принц объявил себя императором Юань-ди, первым из династии Восточная Цинь. Многочисленные аристократы и чиновники, бежавшие вместе с принцем, быстро завладели землей и, как все иммигранты до них, богатели благодаря плодородию долины Янцзы и развитию торговли в столице империи Нанкине, куда стали стекаться купцы и посланники со всего мира. На рисовых полях в громадных поместьях работали китайские иммигранты и ассимилировавшиеся местные жители. Здесь были громадные фруктовые сады и роскошные здания; жилища знати нередко оборудовались водяным охлаждением и были окружены искусственными прудами для развлечений и разведения рыбы, искусственными каналами и горами, бамбуковыми рощами и парками, изобиловавшими попугаями, утками и разнообразными животными.
Во дворцах и при дворе императора собирались ученые, художники и поэты. В элитных «салонах» отшлифовывалось искусство утонченной беседы — в традициях даосизма отточенная мысль должна была выражаться совершенным языком в наиболее лаконичной форме, — получившей название «чистой беседы». Многие аристократы владели большими коллекциями произведений искусства, и огромное внимание уделялось ландшафтной архитектуре. В культурной жизни господствовала эстетика.
Направление развития указывала каллиграфия. Официальный угловатый шрифт, просуществовавший до конца династии Хань, сменился округлым стилем, что пышно расцвел за очень короткое время, породив технические приемы и стандарты, которые оказывали влияние на живопись на протяжении многих столетий. Этот стиль был подсказан даосизмом, предлагавшим уход от превалирующей в мире нестабильности при помощи понятия вечности. В изобразительном искусстве и литературе строгие конфуцианские понятия морали уступили место реализации эстетического воображения. Появились книги о загадочном поэтическом вдохновении, пропагандировавшие не связанные с моралью принципы, по которым следует оценивать живопись. Одна из самых известных работ, излагавших подобные взгляды, носит название «Шесть принципов» и предлагает критерии оценки живописных произведений: отражение художником космической энергии, визуализирующей все вещи, изящество мазка, точность передачи формы, цвета и соотношения частей, уважение традиций. Новых высот достигла пейзажная живопись — впервые в мире — на свитках и ширмах, а также портрет. Почти все эти произведения не сохранились, но лежащие в их основе идеи, и особенно первый из шести принципов, вдохновляют и современных китайских художников.
Военный чиновник — дух дверей. Собрание Г. Лю-Кандарели
В литературе наибольшего уважения последующих поколений добился Тао Юань-мин. Он происходил из мелкопоместного дворянства и занимал различные должности на государственной службе, а в свободное время занимался своими садами и полями, куда в конечном счете и удалился, уволившись со службы. К этому решению он постоянно возвращается в своих поэмах, пытаясь оправдаться, рассказывая, какое удовлетворение принес ему этот шаг, и восхваляя аристократов прежних дней, которые поступали точно так же. Он славил частную жизнь, противопоставляя ее требованиям общества. Его работы служат образцом простоты — пример тому стихотворение «Возвратился к садам и полям», где он рассказывает:
С самой юности чужды мне созвучия шумного мира,
От рожденья люблю я этих гор и холмов простоту.
Я попал по ошибке в пылью жизни покрытые сети,
В суету их мирскую —
мне исполнилось тридцать тогда.
Даже птица в неволе затоскует по старому лесу,
Даже рыба в запруде не забудет родного ручья[6].
Его перу также приписывают сборник рассказов о чудесных или необычных явлениях. Такие сборники получили широкое распространение. Многие из них имели буддийскую окраску, поскольку буддийские монахи привезли рассказы о животных из Индии. Со временем из них исчезли сцены, где животные разговаривают друг с другом, потому что китайцы полагали, что животные не владеют речью, а детей обманывать нельзя — исключение составляют лишь случаи обращения животных к человеку, причем это животное является духом, который, по убеждению китайцев, может говорить на человеческом языке.
Знать исповедовала конфуцианство, но была очарована буддизмом, который получил широкое распространение. Особой популярностью пользовались школы медитации, по своей идеологии близкие к даосизму и впоследствии названные японцами дзэн . Активно переводились священные тексты из Индии и Центральной Азии, которые привозили монахи, с начала V века отправлявшиеся в паломничество по святым местам. В некоторых трактатах излагались индийские системы логики и филологии; переводились также книги по математике, астрологии, астрономии и медицине.
Тем не менее высочайшие достижения южного Китая в интеллектуальной и художественной сферах в период с IV по VI век н. э. резко контрастируют с событиями политической истории, которая представляла собой непрерывную борьбу за власть среди высших слоев общества. В политике сталкивались семьи аристократов, заключавшие между собой союзы посредством браков. Враждующие партии стремились захватить власть в государстве, вводя в состав правительства как можно больше сыновей, двоюродных братьев, племянников и приемных детей, а также отдавая в гарем императора дочь — а в отсутствии дочери девушку незнатного рода, полностью зависимую от них. Эти девушки приводили во дворец своих слуг, которые играли роль шпионов, а также пытались повлиять на императора. Незнатные члены той или иной партии, к которым относились крепостные, советники и учителя, объединялись с людьми аналогичного статуса из других семей партии и выполняли тайные поручения — подкупали чиновников, а иногда и убивали врагов. Чем многочисленнее была партия, тем лучше она была защищена, поскольку при неудаче в политике удавалось сохранить жизнь и собственность большей части ее членов. В те времена — да и сегодня тоже — в политике имела значение не идеология, а персональный состав той или иной партии, а также близость к руководству.
Можно привести мрачный список интриг, убийств и военных кампаний в борьбе между партиями и с внешними врагами, тогда как императоры, которых сажали на трон, свергали или убивали, не являлись самостоятельными политическими фигурами. Часто императорами становились дети, а взрослые больше интересовались вином и женщинами, а не государственными делами. За сто лет после Юань-ди, основателя династии Восточная Цинь, на троне Нанкина сменились не менее десяти императоров. Этот период отмечен вторжением миллионной армии тибетского правителя северной империи, а также несколькими мощными восстаниями, среди которых выделяется мятеж 400 года, когда крестьяне южного побережья и внутренних районов восстали против угнетения и эксплуатации. Их протест привел к образованию тайного общества, похожего на движение «желтых повязок» двумя веками раньше.
В 420 году военачальник по имени Ю Люй убил императора-марионетку и — поскольку сам принадлежал к царскому роду — объявил себя первым императором династии Сун, которую обычно называют династией Люй-Сун, чтобы отличить от последующей династии Сун. Война между северной и южной империями практически не прекращалась, и самым серьезным можно считать обострение 450 года, когда империя Тоба, чтобы защитить новую столицу Лоян, захватила большой кусок южных территорий. Несколько десятилетий спустя восстание местных князей привело к провозглашению императором полководца Сяо Дао-Чэна, который сначала убил правящего императора, а затем и его юного наследника.
После его восшествия на трон династия Люй-Сун сменилась династией Южная Ци, и многие из недовольных или лишившихся собственности аристократов бежали — как это бывало после всех дворцовых переворотов — на север, что привело к новым атакам со стороны империи Тоба Закат династии Южная Ци начался в 494 году, когда власть захватил один из принцев, сначала убивший императора, а затем уничтоживший всю свою семью, чтобы никто не смог претендовать на трон. После его смерти в результате конфликта между дальними родственниками трон занял один из них, Сяо Янь (502 г.). Он взял себе имя У-ди и основал династию Лян.
Любитель литературы и буддизма, У-ди продержался на троне необычно долго, целых сорок семь лет, пока не пал от руки вождя из рода Тоба, возглавившего один из мятежей, обычных для эпохи заката империи Тоба. Этот человек впоследствии сам занял трон в Нанкине, но ненадолго — китайская армия разгромила его и восстановила династию Лян. Новый император и его сторонники пришли из верховьев Янцзы и считали, что Нанкин расположен слишком далеко от их поместий. Поэтому столицу перенесли в Ханькоу, в трехстах милях к западу, но венное командование осталось в Нанкине, в результате чего южный Китай разделился на две части, восточную и западную.
В 555 году армия Северной Чжоу, государства, образовавшегося после распада империи Тоба, вторглась на юг, поддерживаемая одной из соперничающих партий. Ханькоу был захвачен, и вассальным императором стал принц из рода Чжоу; его династия получила название Поздняя Лян. На востоке через год или два императором был провозглашен один из нанкинских военачальников; его династия называлась Чэнь. Обе династии, Поздняя Лян и Чэнь, просуществовали не более двух десятилетий. В 589 году они были уничтожены тем же самым Ян Цзянем, который покорил север Китая и основал династию Суй. Через триста шестьдесят лет страна вновь объединилась: династия Суй правила всем Китаем, от Вьетнама и Тайваня на юге до Ташкента в Центральной Азии. Дальнейшая история — это повесть о жизни отца и сына.
Глава 15. Суй (581–618 гг.)
Ян Цзянь, ставший владыкой всего Китая, происходил из аристократической семьи, владения которой располагались между Лояном и Чаньанью. Он сделал карьеру на военном поприще, занимая различные командные посты в Северном Чжоу. Коротконогий, с непропорционально широкой талией, суровый и резкий в обращении, скупой, лишенный обаяния и привлекательности, подверженный припадкам ярости, он оказался удивительно искусным правителем — несмотря на то, что занял трон в результате жестокой борьбы за власть и многочисленных убийств. Ян Цзянь взял себе тронное имя Вэй-ди. Он был необыкновенно счастлив в браке, и жена, ассимилировавшаяся сюнну, разделяла его буддийскую веру, пуританские взгляды и приверженность моногамии. В их уникальный союз — брачный и государственный — она привнесла рассудительность и здравый смысл, хотя иногда и проявляла упрямство, характерное для женского пола. Императрица плакала каждый раз, когда слышала о казни, но когда муж захотел помиловать одного из ее родственников, совершивших преступление, наказуемое смертью, она сказала: «Это чисто государственное дело. Зачем примешивать к нему личные мотивы?» И преступник был казнен.
Вскоре Вэй-ди основал новую столицу. После обязательного обращения к прорицателям было выбрано место к юго-востоку от Чаньани, и в полном соответствии с имперскими традициями там построили город, ставший одной из архитектурных жемчужин той эпохи. Столица была названа Да-син («Великое возрождение») и занимала более тридцати квадратных миль; в центре города располагался обнесенный стеной дворцовый комплекс с огромным залом приемов.
Вэй-ди отменил закон Северной Чжоу, запрещавший буддизм и даосизм. Он основал множество буддийских храмов и поддерживал образованных и дисциплинированных монахов, которые занимались благотворительной деятельностью, проводили религиозные церемонии во славу империи, молились о дожде или его прекращении, просили благословения у предков императора. Тем не менее он не осуждал даосизм, буддийская форма которого формировалась на протяжении столетия, в результате чего Лао-цзы превратился в главное божество и появились храмы, монашеские ордена, святые места и священные тексты. Но в том, что касалось управления страной, Вэй-ди твердо придерживался конфуцианских принципов с их проповедью послушания, что так импонировало солдатскому мышлению императора. Именно конфуцианство лежало в основе масштабной политической реформы, проведенной в эпоху династии Суй и принесшей спокойствие, единообразие и стабильность на территорию огромной империи, терзаемой бесконечными войнами, соперничеством провинциальных кланов, коррупцией и даже разнообразием диалектов.
Прежде всего требовалось создать дееспособное центральное правительство. Оно имело следующую структуру: верхний эшелон власти состоял из трех «наставников» и трех «герцогов», у них в подчинении находились три министерства, в которых была сосредоточена вся реальная власть, управление имперских дел, канцелярия и дворцовый секретариат. Управление имперских дел состояло из нескольких управлений: чинов, налогов, обрядов, военных дел, наказаний и общественных работ; к другим важным подразделениям относились цензурное управление, главная инспекция водоснабжения и девять «дворов» — двор императорских жертвоприношений, двор императорских пиров, двор императорского рода и так далее. Глава каждого подразделения, как и любой государственный служащий, имел определенный ранг, форму одежды, жалованье и привилегии. Ядро правительства составляли жесткие и безжалостные люди, многие из которых были чужеземцами из остатков северных империй, где когда-то правили уроженцы степей. Кандидатов на высшие должности рекомендовал императору совет из высокопоставленных сановников, а государственных служащих низшего ранга отбирало управление чинов.
Это управление совершило настоящую революцию в провинциальных органах власти, которые до того оставались вотчиной местной знати. Гражданское управление было восстановлено в тех областях, которые ранее находились на военном положении. Все чиновники были поделены на девять рангов (в соответствии с численностью населения префектуры или провинции), которые определяли размер жалованья — его выплачивали ковшами зерна два раза в год, — а расходы оплачивались из дохода от принадлежавших государству полей. Срок пребывания в должности ограничивался тремя годами; повторное назначение не допускалось, и чиновник не мог принимать на службу близкого родственника, дабы исключить неуместное влияние. Цензурное управление и инспекторы из столицы тщательно проверяли деятельность властей на местах, став глазами и ушами императора, который позволял своим тайным агентам искушать чиновников взятками и приговаривал к смерти всякого, кто не устоял перед искушением. Сам император, отказавшись назначать канцлера и лично выполняя большую часть его обязанностей, внес существенный вклад в достижения империи, уделял много внимания наведению порядка на местах. Более того, три раза в год три представителя каждой из ста девяноста префектур, на которые была поделена страна, должны были являться в столицу для проверки действий местных властей, за чем следовала раздача наград или наказаний. Кроме того, они удостаивались аудиенции у императора, который напоминал им о честности и других обязательных принципах конфуцианства.
Неутомимое стремление императора Вэй-ди к реформированию государства имело два основных направления. Во-первых, это стремление сформировать класс компетентных государственных служащих, которые набирались из всех слоев населения, независимо от национальности, региональных или классовых различий — за исключением торговцев и ремесленников. Возродилась практика экзаменов, в основе которых лежало знание классических канонов; поддержка оказывалась людям с высокими моральными качествами, а не тем, кто мог похвастаться знатным происхождением. Другое направление деятельности Вэй-ди — новый свод законов, состоявший из 1735 статей и вышедший в свет через пятьдесят лет после появления свода законов византийского императора Юстиниана, заложившего основы западной юриспруденции. Несмотря на то что в новом законодательстве запрещались такие наказания, как публичная демонстрация отрубленных голов, расчленение тела и порка, в нем все же чувствовалась приверженность букве закона, характерная для мышления императора. Так, например, вор, укравший незначительную сумму, мог быть приговорен к смертной казни — как и чиновник, совершивший мелкий проступок, не донесший о преступлении или принявший небольшое подношение. Вэй-ди признавал конфуцианскую идею о ненужности законов при наличии добродетельного правителя: «Возможно, недалеко то время, когда оно [уголовное право] будет провозглашаться, но не применяться. Пусть тысяча провинций и несметное число князей узнают об этих наших намерениях». Разумеется, такие времена никогда не наступили, и основы свода законов Суй просуществовали многие века. Кроме того, был разработан подробный табель о рангах, куда были занесены чиновники всех без исключения государственных учреждений — земельных, налоговых и т. д., — чтобы все точно представляли, что от них требует закон.
В области военного строительства Вэй-ди также ввел жесткий контроль центральных властей. Все оружие, за исключением того, что находилось в армии, было объявлено незаконным, а его частное производство запрещено. Военные зоны были демилитаризованы, а местные отряды напрямую управлялись из штаб-квартиры в столице. Привилегии аристократов в военной карьере уступили место таланту и заслугам, а полномочия гражданской администрации были четко очерчены законом, что исключало какое-либо вмешательство со стороны армии. Значительная часть необыкновенно эффективной военной машины империи Суй требовалась для сдерживания непрекращающихся набегов варваров на севере страны, где под защитой Великой Китайской стены были основаны колонии, которые поставляли продовольствие для армии, а сама Великая Китайская стена была отремонтирована и продлена — результат принудительного труда миллионов человек из числа местного населения. Карательные экспедиции далеко на восток, в современную Маньчжурию, а также на юг, во Вьетнам, не всегда приносили успех, но в целом спокойствие в империи удавалось поддерживать умелым сочетанием военных и дипломатических мер, в число которых входило и восстановление системы уплаты дани.
Все это способствовало процветанию империи Суй. Система распределения земли, аналогичная существовавшей в империи Тоба, обеспечивала обилие сельскохозяйственной продукции, а также приток налогов в виде зерна и текстиля. Система продовольственных запасов включала в себя пять главных зернохранилищ, в которых скопилось до пяти миллионов бушелей зерна, собранных государством в виде налогов.
Со временем Вэй-ди и его супруга поддались паранойе — совершенно необоснованной — относительно готовившихся против них заговоров. В число подозреваемых вошли и их дети, и император нашел поводы, чтобы лишить наследства, казнить или каким-либо другим способом отстранить от власти пятерых сыновей. Исключение составлял лишь второй сын, любимец императора Ян Гуан. Именно он в 604 году после смерти отца — мать умерла на два года раньше — стал вторым императором династии Суй, взяв себе тронное имя Ян-ди.
На посту наместника Юга, который пожаловал ему отец, он уже многое сделал, чтобы искоренить враждебность южных провинций по отношению к северным, которая накопилась в результате многовекового конфликта, а также умерить презрительное отношение южан к северным «варварам». Снижение налогов, казнь притеснявших простой народ чиновников, великодушие к потерпевшим поражение полководцам, поддержка и буддизма, и даосизма — все это приносило плоды. Кроме того, он женился на южанке, образованной и тонко чувствующей девушке, обладавшей литературным талантом; уважение и любовь к ней он пронес через всю жизнь.
Тем не менее женитьба не спасла его — если верить китайским историкам — от распутства. Поскольку мандат Неба был отобран у Ян-ди и за ним закрепилось унизительное прозвище «губитель династии», историки не брезговали подлогом и подтасовкой фактов, чтобы его очернить. Что бы ни говорили о похотливости императора, он был тонким поэтом и прозаиком, ценителем прекрасного и поклонником эстетики, характерной для старой южной империи. Однако обвинения в расточительстве, резко контрастировавшем с экономностью его отца, вполне обоснованы. Он любил пышность и показуху. Выбрав цвета и наряды для своего двора, Ян-ди приказал восстановить Лоян, лежавший в развалинах после длительных войн. Город был отстроен с необыкновенной роскошью и стал третьей столицей страны — наряду с Дасином его отца и Нанкином, где располагался двор. Пышные императорские процессии постоянно курсировали между этими городами, а также добирались до самых дальних уголков страны, в том числе до новых храмов и нескольких святых мест, где император совершал торжественные жертвоприношения и молился о благополучии страны.
Эти постоянные переезды в сопровождении сотен чиновников и помощников обходились невероятно дорого. В сочетании с ненавистью к повседневным делам они расшатывали структуры централизованного управления, созданные его отцом, и после казни трех видных государственных мужей Ян-ди стал окружать себя льстецами и лизоблюдами, которые изолировали его от реальности. Тем не менее правление императора Ян-ди отмечено серьезным достижением — широкомасштабными работами по прокладке сети каналов, начатыми еще при его отце. Это позволило значительно улучшить систему транспорта и связи в центральных районах Китая.
Новый канал соединял восстановленные старые каналы и реки, протянувшись на несколько сот миль на северо-запад от современного Гуанчжоу до реки Янцзы; следующий отрезок, длиной более семисот миль, выходил к Хуанхэ в окрестностях Лояна, а последний пятисотмильный участок шел на северо-восток, заканчиваясь неподалеку от Пекина. На строительство Великого Императорского канала, продолжавшееся шесть лет, были мобилизованы более пяти миллионов человек, и при нехватке мужчин власти впервые в истории Китая привлекали к принудительным работам женщин. Уклонявшимся от мобилизации отрубали голову, а нерадивых работников ждали суровые наказания. Такие грандиозные проекты, как прокладка Великого Императорского канала и строительство Великой Китайской стены, не имеют себе равных в человеческой истории. Вдоль берегов канала были проложены дороги, обрамленные вязами и ивами, а между почтовыми станциями появились императорские домики — на участке, соединяющем Янцзы с Хуанхэ, их насчитывалось сорок. Именно по этой ветке канала по завершении строительства проплыла пышная императорская процессия: сам Ян-ди располагался на четырехпалубной джонке в форме дракона, длиной двести пятнадцать футов, с двумя просторными залами для приемов, его сопровождало несметное число судов, вытянувшихся непрерывной цепочкой на шестьдесят миль. Вдоль всего маршрута чиновники были обязаны снабжать караван судов продовольствием, и один из историков так описывает ситуацию: «Те, кто устраивал обильные подношения, награждались должностью или титулом, скупых же ждало наказание — вплоть до смертной казни».
Связи с Японией, поддерживавшиеся (в основном через Корею) на протяжении четырех столетий, еще со времен царства Вэй, увенчались прибытием первого полноценного посольства. Гораздо большую тревогу вызывали тюрки, основавшие могущественную империю, протянувшуюся от северного Китая до границ Византии и впоследствии распавшуюся на восточную и западную. Западная империя тюрков располагалась на северо-восточной границе Китая, и мир в этом районе удавалось поддерживать лишь с помощью искусной дипломатии. Более серьезную опасность представляли восточные тюрки, оккупировавшие территорию современной Монголии, и именно для защиты от них отец Ян-ди приказал продолжить Великую Китайскую стену. Однако этих мер оказалось недостаточно, и пришлось прибегнуть к традиционным средствам — подкупу, династическим бракам, заложникам, дани и демонстрации силы. Так, например, во время одного из церемониальных путешествий на север страны Ян-ди принимал в своем роскошном передвижном дворце вождя восточных тюрков, великого хана; они обменялись подарками — три тысячи лошадей от хана и тринадцать тысяч локтей шелка от императора.
Однако в отношениях с одним из соседей не помогали ни дипломатия, ни угрозы. На территории современной Маньчжурии и на севере Корейского полуострова окрепло царство Когурё. Отец Ян-ди уже предпринимал неудачную попытку его подчинить, а сам Ян-ди, империя которого простиралась на три тысячи миль с востока на запад и на пять тысяч миль с севера на юг, считал это маленькое царство частью империи Хань; кроме того, он хотел помешать возможному союзу Когурё с тюрками. В период с 612 по 614 год были предприняты три дорогостоящих военных похода, и все они закончились поражением. Ян-ди не отступил и приказал готовиться к четвертой кампании, но его планам помешали бунты, охватившие всю страну. Это была расплата за огромные людские и финансовые потери, связанные с прокладкой канала и войнами против Когурё, с расточительством императора, а также слабостью центрального правительства, обусловленной постоянными переездами. За два года число восстаний достигло двух сотен, и аристократия стала отворачиваться от императора, выдвигая своих претендентов на трон. Льстецы, окружавшие Ян-ди, продолжали скрывать от него истинное положение дел — один человек, попытавшийся рассказать правду, был забит до смерти прямо в зале для приемов. Когда приближающуюся катастрофу скрывать стало уже невозможно, император бежал в южную столицу.
Еще в 615 году прорицатель предупреждал Ян-ди, что вскоре императором станет человек по имени Ли. О том же рассказывала популярная народная баллада. Ян-ди казнил одного из видных полководцев по фамилии Ли — вместе с тридцатью двумя членами его семьи, — а дальние родственники были отправлены в ссылку. Однако один Ли, известный своей преданностью императору, избежал подозрений. Это был Ли Юань, князь Тан, в котором текла кровь нескольких царских родов древних северных империй. Храбрый воин, умелый руководитель и хитрый стратег, он быстро продвигался по службе и зарекомендовал себя решительными действиями против мятежников и бандитов.
Однако в 617 году, наблюдая за бессилием правительства и, возможно, не без влияния баллады о неизбежном воцарении Ли, он уступил уговорам своих сторонников и сам стал главным мятежником. Опираясь на помощь великого хана тюрков, он собрал 200-тысячную армию и захватил столицу империи Суй Дасин. После этого он низложил Ян-ди, предававшегося унынию в южной столице, и объявил императором его шестилетнего внука. Однако бедный ребенок недолго продержался на троне — в 618 году Ли Юань захватил Лоян и объявил себя императором. Со смертью Ян-ди, убитого в домике для купаний собственной стражей, с исторической сцены исчезла и династия Суй.
Несмотря на краткий сорокалетний период правления, эта династия, состоявшая из отца и сына, не только вновь объединила Китай, но и путем культурной унификации, а также через созданные ею политические, военные, юридические и экономические институты проложила дорогу «китайскому средневековью» и стала одной из самых известных династий этого периода. За три десятилетия были заложены основы следующей династии, просуществовавшей три столетия.
Глава 16. Тан (618–907 гг.)
Китайская история постоянно повторяется, будто подчиняясь величественному ритму времени. Из хаоса и руин возникает талантливый правитель, который основывает династию, возрождающую страну. Государство процветает. Затем начинается период упадка. Страна погружается в хаос, и вновь становится слышен ритм барабанов истории. Так происходило и с династией Тан.
Именно такое имя дал династии Ли Юань, основавший ее в 618 году. Он взял себе тронное имя У-ди, но в истории остался под своим посмертным храмовым именем Гао-цзун. Ему исполнилось пятьдесят три года, и он был искусным наездником и лучником, любителем охоты и пышных музыкальных представлений. Рассказывали, что он выиграл свою прекрасную жену, состязаясь в стрельбе из лука; мишень была изготовлена в виде павлина, и его стрелы поразили оба глаза нарисованной птицы.
Он объявил столицей империи Дасин и переименовал город в Чаньань — в честь расположенной неподалеку древней столицы страны. Главной своей задачей он считал достижение мира, и на это у него ушло десять лет. Он добился своей цели не только с помощью силы, выиграв несколько крупных сражений, но и умелой политикой. Гао-цзун отдавал префектуры под управление добровольно сложивших оружие лидеров мятежников и амнистировал их войска, включал разбитые отряды противника в состав своей армии, казня их полководцев, восстанавливал на должностях местных чиновников, сохранивших верность Ян-ди, и сумел уговорить многих мятежников перейти на свою сторону. Постепенно он восстановил жесткий контроль центрального правительства над местными властями, гражданскими и военными, причем последние были заменены местным ополчением, призываемым на службу на короткие периоды времени.
Он сохранил систему распределения земли, установленную империями Тоба и Суй, ввел подушный налог в размере двухсот мер зерна, двадцатифутового рулона шелка и двадцати рабочих дней трудовой повинности, а также начал чеканить унифицированные монеты (при династии Суй было восстановлено денежное обращение). Он жестко контролировал торговлю, назначая управляющих каждого рынка в столице и провинции, которые должны были поддерживать порядок, регистрировать все лавки, проверять гири и весы, следить за ценами и качеством товара. Он продолжил восстановление системы экзаменов, начатое в период правления династии Суй, — сначала в ограниченных масштабах и при сохранении привилегий знати. И наконец он назначил комиссию для разработки нового единого свода административных и уголовных законов.
В этом знаменитом своде законов Тан количество статей уменьшилось с 1735 (свод законов Суй) до 502-х. Древние верования настолько прочно укоренились в китайском мышлении, что новые законы основывались на классическом принципе инь-ян, а также представляли собой компромисс между философией конфуцианства и представлениями легистов. В соответствии с принципом инь-ян и теорией пяти первоэлементов законы были направлены на достижение гармонии с природой, частью которой является человеческое общество; этой гармонии угрожали преступления, разрушавшие общество, и если преступления оставались ненаказанными, это вызывало природные катастрофы — наводнения и засухи. Поэтому в части наказаний новый кодекс был очень жестоким, причем наказания предусматривались за широкий круг проступков, от невнимательной проверки документов чиновником до предупреждения врага о готовящемся нападении или занятий магией.
Танская империя в VIII в.
Иногда преступление наказывалось штрафом или увольнением с должности, но в общем случае кодекс предусматривал пять видов наказаний: от десяти до пятнадцати ударов легкой палкой, от шестидесяти до ста ударов тяжелой палкой, каторжные работы сроком до трех лет, пожизненная ссылка и смертная казнь путем отсечения головы или удушения. Смертью карался мятеж, а также осквернение часовен предков, гробниц и императорских дворцов. Эти два вида преступлений предусматривали удушение отца и сыновей преступника, обращение в рабство нескольких поколений его семьи, конфискацию имущества. Они возглавляли список так называемых «десяти мерзостей», в число которых входило и неуважение к родителям: избиение родителей или родителей отца или покушение на их убийство карались смертью, а если человек должным образом не оплакивал их смерть, его могли приговорить к пожизненной ссылке. Жена, ударившая мужа, наказывалась годом исправительных работ, а наложница — полутора годами. Подобные наказания предусматривались за оскорбление персон, стоящих на более высокой ступени сложной китайской табели о рангах.
Суровость наказания усиливалась по мере снижения ранга преступника — за исключением высших должностных лиц, которые были обязаны строго соблюдать законы и поэтому лишались привилегий своего класса. Сложность системы наказаний можно оценить по количеству ступеней административной и социальной лестницы, для каждой из которых предусматривалась своя кара за то или иное преступление. Общество состояло из трех классов: знати и чиновников, простолюдинов и низшего класса, к которому относились крепостные и рабы. Родовая знать делилась на пять рангов, а чиновничество — на девять рангов с тридцатью степенями. Наказание смягчалось в зависимости от ранга и степени, и такие же послабления делались несовершеннолетним, старикам, женщинам, инвалидам и умственно неполноценным. Добровольное признание — прежде чем дело дошло до суда — могло стать основанием для помилования, тогда как ложное обвинение наказывалось так же, как и преступление, в котором доносчик обвинял жертву. В целом свод законов Тан оказался таким всеобъемлющим и точным, что просуществовал вплоть до XIV века и стал образцом для законодательных систем Японии, Вьетнама и Кореи.
В международных делах никак не удавалось устранить угрозу с севера, со стороны восточного тюркского каганата. Щедрые подношения императора Гао-цзуна не смогли остановить регулярные набеги, однако новые фортификационные сооружения помогли ослабить их силу. Эти достижения, а также успех в подавлении восстаний внутри страны были во многом заслугой умелых действий сына императора по имени Ли Ши-минь. Однако законным наследником трона был назначен не он, а его старший брат, что привело к соперничеству между ними, причем в этом конфликте третий брат принял сторону наследника. В 626 году после бесконечных интриг и маневров наступила развязка. Ли Ши-минь, знавший о том, что братьям удалось настроить против него отца, и получивший сообщение шпиона, что соперники собираются его убить, был вынужден перейти к решительным действиям.
Ли Ши-минь обвинил братьев в незаконной связи с женщинами из отцовского гарема. Предупрежденные одной из наложниц, они отправились во дворец, чтобы заявить о своей невиновности. Им нужно было пройти через ворота, охраняемые императорской стражей, но Ли Ши-минь подкупил командира и с двенадцатью своими сторонниками занял позицию у ворот. Когда браться приблизились, Ли Ши-минь стрелой из лука пронзил наследника престола, а его люди убили другого брата.
Один из военачальников Ли Ши-миня вошел во дворец в полном вооружении и с копьем — это считалось серьезным правонарушением — и объявил пораженному ужасом императору о смерти братьев. Через три дня Ли Ши-минь был провозглашен законным наследником и возглавил правительство. Несколько недель спустя Гао-цзун отрекся в пользу Ли Ши-миня и оставшиеся девять лет своей жизни провел в сельской глуши.
Так в 626 году Ли Ши-минь, которому исполнилось двадцать шесть лет, стал вторым императором династии Тан. Он остался в истории под своим посмертным именем Тай-цзун и почитался как блестящий образец государя всеми последующими правителями китайской империи. Об этом вряд ли можно было догадаться по его первым действиям, когда он, дабы избавиться от возможных соперников, приказал казнить десятерых детей убитых им братьев, что противоречило конфуцианскому воспитанию, которое он получил как член чужого, но могущественного клана Шэнси. Он был не только отважным, энергичным и искусным военачальником, но также прекрасно разбирался в поэзии и истории и в совершенстве владел искусством каллиграфии.
Благодаря трудностям военных походов, в которых император участвовал с юношеских лет, он обладал могучим телосложением и величественной фигурой, внушавшей страх придворным. Эмоциональный и легко теряющий самообладание, он багровел от ярости — к ужасу окружающих. Тем не менее первые годы его правления, получившего название Чжень Гуань (Подлинное Видение), отмечены уважением к министрам и чиновникам.
Император искренне стремился улучшить управление страной и поэтому поощрял критику: он объявил, что всякий может без страха высказывать свое мнение. Он установил близкие личные отношения с высшими чиновниками, дабы те чувствовали себя полноправными участниками процесса управления государством. Он строго придерживался конфуцианского принципа назначения на должности ученых людей, отличался бережливостью, с подозрением относился к всевозможным гаданиям и эликсирам и вплотную приблизился к реализации идеи императора-мудреца, которую за тысячу лет до него провозгласил учитель Кун-цзы (Конфуций).
Министры его правительства отбирались из семей чиновников всех рангов и имели большой опыт государственной службы. Они были в высшей степени компетентными, некоррумпированными и разделяли заботу императора о благе народа. «Угнетение народа с целью заставить его служить правителю, — наставлял император чиновников, — подобно отрезанию собственной плоти с целью насытить желудок». С этими людьми в первые годы своего правления он принялся совершенствовать институты центральной и местной власти, которые его не удовлетворяли. Он трудился без устали, ожидая такой же преданности делу от высших сановников, которые спали посменно, чтобы быть в распоряжении императора в любое время дня и ночи. Доклады императору от чиновников всех рангов стали столь многочисленными, что он развешивал их на стенах своей спальни и читал по ночам, а на ширмах были записаны послужные списки провинциальных чиновников, которых он собирался повысить или понизить в должности.
Он продолжил реформу власти на местах, начатую еще при его отце, назначал наместников-губернаторов провинций, рационализируя и улучшая систему управления; самая беспощадная борьба велась с коррупцией. Тай-цзун дважды отправлял комиссии для проверки деятельности местных властей, наказал тысячи чиновников и казнил семерых за ненадлежащее исполнение обязанностей. В области военного строительства он тоже старался усовершенствовать уже имевшиеся структуры; особое внимание обращалось на поддержку отрядов ополчения, которые должны были сами обеспечивать себя провиантом и большей частью вооружения, что значительно уменьшало нагрузку на государственную казну.
Бережливость занимала центральное место в экономической политике Тай-цзуна. В сочетании с миром на внешних границах, разумным управлением, улучшенной благодаря Великому каналу системе транспорта и связи, а также хорошим урожаям эта политика принесла процветание всей нации. Процесс ускорялся развитием торговли: по мере расширения владений империи Тан купцы из Центральной Азии, Персии и Византии привозили в страну многочисленные зарубежные товары, знакомили китайцев с иностранными развлечениями и традициями. Дань поступала даже из таких далеких земель, как Сибирь и Урал. Чаньань превратилась в многонациональный город, дала приют многочисленным национальным общинам, а в ее монастырях и школах получала образование аристократия соседних стран. Среди государственных школ столицы, созданных для подготовки студентов к сдаче экзаменов, была школа каллиграфии и школа юриспруденции. В них обучались несколько тысяч студентов, а еще многие тысячи молодых людей из провинции слушали лекции по классическим произведениям и истории в других школах, разбросанных по всему городу. В то же время составление официальной истории династий — важная особенность китайской культуры — было поставлено на прочную бюрократическую основу.
Среди гостей столицы наибольшим энтузиазмом отличались японцы, которые жили в Чаньани десятилетиями, а затем возвращались на родину, чтобы сформировать государственные институты по образцу империи Тан, в результате чего китайская культура оставила неизгладимый след в культуре японской. В столицу также приезжали многочисленные посольства из зарубежных стран, ближних и дальних. Смерть Мухаммада в 632 году положила начало арабской экспансии, и когда эта экспансия достигла Персии, последний правитель династии Сасанидов обратился с призывом о помощи к Тай-цзуну, но получил отказ, и Персия пала. Китайский император даже принимал посольство из византийской провинции Сирия, отправленное, по некоторым данным, императором Восточной Римской империи Константином И.
Появились в городе и чужие религии; в частности, первое знакомство с христианством произошло через монаха-несторианца. Он прибыл в столицу империи Тан в 635 году и был благосклонно принят Тай-цзуном, который попросил его перевести книги несторианцев на китайский язык. Буддизм, уже прочно укоренившийся в Китае, переживал новый подъем после возвращения из Индии величайшего из паломников Сюань Цзана, который провел в путешествиях пятнадцать лет. Сам Тай-цзун был приверженцем даосизма и даже объявил себя потомком мудреца Лао-цзы, а свое отношение к буддизму наиболее полно сформулировал к концу жизни, назвав тот вульгарной и несерьезной религией. Тем не менее император восхищался уникальными познаниями Сюань Цзана в географии Индии и Центральной Азии, а также в обычаях, товарах и политике и тщетно пытался уговорить мудреца отказаться от монашеского обета и занять должность при дворе.
Именно на Центральной Азии сосредоточилась военная политика Тай-цзуна. Это произошло после того, как стотысячная китайская армия наголову разбила войска восточного тюркского каганата в сражении на юге Гоби (630 г.). Тюрки, ослабленные внутренними противоречиями, признали Тай-цзуна великим ханом, и на территории каганата обосновались многочисленные китайские поселенцы. Западный тюркский каганат, под властью которого находились земли от Великой Китайской стены на востоке до Персии на западе и от Кашмира на юге до Алтайских гор на севере, тоже раздирали внутренние противоречия, и Тай-цзун умело подпитывал эти раздоры, поддерживая то одну партию, то другую. Таким образом, опасность со стороны тюрков была устранена, но государства в оазисах котловины Тарим, где смешались индийская, афганская и персидская культуры, продолжали угрожать Великому Шелковому пути, по которому шли караваны из Центральной Азии, Персии и Византии. Тай-цзун покорял их по одному; его войска удалились от столицы на расстояние пять тысяч миль, оставляя в каждом государстве китайские гарнизоны под управлением наместников. Военными и дипломатическими мерами поддерживался мир с уйгурами на северо-востоке современной провинции Синцзян, а также с тибетцами, воинственные племена которых в конце концов объединились в союз. Однако в 644 году Тай-цзун повторил ошибку Ян-ди, которая привела к падению династии Суй: он поддался искушению покорить корейское царство Когурё.
Большинство министров пытались переубедить Тай-цзуна, но он больше не был императором-мудрецом, как в первые годы своего правления. Он стал высокомерным и своевольным и был полон решимости вернуть себе земли, когда-то принадлежавшие империи Хань. Для китайской истории характерно фанатичное стремление вернуть утраченные территории, которые ранее были отобраны у других. Дважды император направлял многочисленные армии — одну из них он возглавил сам — и армады судов против Когурё и даже одержал несколько побед, но не добился желаемого результата. В 648 году он объявил, что через год соберет 300-тысячное войско, но его планам не суждено было сбыться.
Ученые поднимаются на гору-остров Инчжоу. Из коллекции академика В. М. Алексеева.
По повелению императора Тай-цзуна была учреждена Литературная палата, куда пригласили 18 прославленных ученых; придворный живописец нарисовал портреты этих ученых, о которых восхищенно говорили, что они «поднялись на гору-остров Инчжоу» (обитель бессмертных в Восточном океане)
Император, которому еще не исполнилось пятидесяти лет, заболел неизвестной болезнью, вызывавшей головокружение, нарушение зрения и упадок сил. В отчаянии он обратился к индийскому магу, но никакие средства не помогали, и в пятом месяце 649 года Тай-цзун умер. Он оставил после себя могущественную империю с эффективной государственной властью, процветающей экономикой и сильной армией, спокойную и уверенную в себе страну. Более того, для последующих поколений Тай-цзун стал ярким примером конфуцианского идеала правителя — мудрого и честного, обладающего непререкаемым авторитетом, основанном на чутком отношении к тщательно подобранным ученым советникам, а также искренней заботе о благополучии своего народа.
Наследником Тай-цзуна в последние шесть лет правления считался его девятый сын, который взошел на трон — согласно традиции, перед гробом отца — в 649 году и взял себе имя Гао-цзун. Он был исполнен благих побуждений, но обладал слабым характером и слабым здоровьем (император страдал от повышенного кровяного давления). Гао-цзун правил тридцать четыре года, но настоящим властителем страны была его жена, самая необычная из череды выдающихся женщин, которые наводили страх на Китай.
Ее звали У-хоу. Говорят, что она была служанкой наложницы императора Тай-цзуна, и Гао-цзун, впоследствии унаследовавший трон отца, был сражен красотой девушки, когда увидел ее в одном из женских монастырей. Вернувшись во дворец, она безжалостно использовала свои незаурядный ум, знание людей и твердость характера, чтобы занять место жены Гао-цзуна и стать императрицей. Через месяц она распорядилась убить бывшую жену и любимую наложницу императора: женщинам отрубили руки и ноги и оставили умирать в бочке из-под вина.
У-хоу полностью подчинила себе и мужа, и правительство. Она избавилась от министров, служивших императору Тай-цзуну. Увлечение императрицы религией и магией привело к тому, что ее обвинили в колдовстве — одной из «десяти мерзостей», — но эта попытка окончилась казнью противников императрицы, а сама она не пострадала. Притязания ее не знали границ. Она превратила Лоян во вторую столицу империи, наравне с Чаньанью, что привело к огромным затратам на ремонт зданий и постоянные переезды органов управления из одного города в другой. Два первых императора из династии Тан удовлетворялись одним тронным титулом, тогда как у Гао-цзуна таких титулов было тринадцать, и его супруга настояла на жертвоприношениях фэн и гиань . Обряды были совершены на главной священной горе китайцев Тайшань и представляли собой сообщения Небу и Земле о том, что император успешно осуществил задуманное. Большинство императоров опасались, что подобные заявления могут быть необоснованными и вызовут серьезную дисгармонию в природе, и всего шестеро из них осмелились провести такие церемонии — последний раз за шестьсот лет до Гао-цзуна. Император Гао-цзун не только совершил эти обряды, начиная с первого дня нового 666 года, но в них, нарушив традицию, принимала участие и императрица У-хоу. В 674 году правящая чета приняла титулы Небесного императора и Небесной императрицы.
В начале правления Гао-цзун собрал группу ученых, которые должны были составить историю династии, а затем финансировал выпуск серии новых антологий китайской литературы; одновременно буддийские монахи переводили с санскрита священные тексты. Впоследствии инициативу взяла на себя императрица — по ее распоряжению была сформирована группа ученых, из-под пера которых выходили работы на разные темы, в том числе биографии знаменитых женщин. Эта группа, однако, была известна и своей неблаговидной деятельностью — она превратилась в тайную канцелярию, известную под названием «Ученые Северных ворот». Эта канцелярия определяла политику государства и присвоила себе другие функции шести министерств, находившихся в ведении Государственного совета.
У-хоу не останавливалась ни перед чем, чтобы сохранить власть. Когда умер престолонаследник, она быстро добилась ссылки двух других подававших надежды сыновей императора, а когда новый наследник престола стал проявлять способности к управлению, императрица при помощи интриг заставила его покончить жизнь самоубийством. Законным наследником был объявлен ее третий сын от императора, четырнадцатилетний принц Инь, пока не представлявший угрозы для матери. Три года спустя, в двенадцатом месяце 683 года продолжительная болезнь императора закончилась его смертью.
Тем временем страна переживала финансовый кризис: к огромным тратам на Лоян прибавились наводнения, неурожаи, засухи и нашествия саранчи. Цены на зерно взлетели, и массы крестьян бежали в необжитые районы, чтобы не платить налоги. Однако административная система была настолько устойчивой, что продолжала работать без сбоев, несмотря на стихийные бедствия и разорительную деятельность У-хоу. Так, например, в свод законов регулярно вносились изменения, а экзаменационная система была реорганизована, чтобы увеличить набор на государственную службу — даже несмотря на то, что большинство новичков по-прежнему были из семей знати или высокопоставленного чиновничества, поскольку получали преимущество при сдаче экзаменов. Правило, что имена кандидатов на должность не должны раскрываться, чтобы их происхождение и социальное положение не повлияли на результаты экзаменов, продержалось недолго. Основу курса обучения по-прежнему составляло конфуцианство, но к нему добавились классические тексты даосизма. Помимо специальных школ юриспруденции и каллиграфии появились школы математики.
На северных границах империи от поражения оправился западный каганат тюрков, вернув себе утраченные территории, и только после нескольких лет военных действий китайский экспедиционный корпус наголову разбил противника. К 660 году владения империи Тан протянулись от Китайского моря до границ Персии — самая большая территория за всю историю Китая. Однако для удержания такой территории стране не хватило ресурсов, и через несколько лет тюрки вернули себе независимость.
Через десять лет после смерти Тай-цзуна царство Когурё все еще оставалось непокоренным, и Китай вновь обратил свой взор на это государство на севере Корейского полуострова, приняв предложение о союзе с более крупным и китаизированным царством на юге Кореи. Восьмилетняя война закончилась полной победой: 200 тысяч пленников из Когурё были отправлены в Китай, а само северокорейское царство превратилось в протекторат. В ходе войны против Китая сражалось и самое маленькое из южнокорейских государств. Ему на помощь выступил японский флот, но был разбит, потеряв при этом четыре сотни судов — одна из величайших катастроф на море. Однако победа над Когурё — как и над тюрками в Центральной Азии — оказалась недолговечной. Сопротивление захватчикам было настолько сильным, что от протектората пришлось отказаться. В то время как волнения охватили весь Корейский полуостров, китайская армия вела военные действия в Тибете.
Десятью годами раньше объединенное тибетское царство начало проводить политику экспансии. Тибетцы атаковали на всех направлениях, включая котловину Тарим, и в конце концов им удалось вовлечь китайцев в военные действия и нарушить спокойствие на западной границе империи. Кроме того, к концу правления Тай-цзуна объединившиеся остатки восточных тюрков — теперь их называли северными — возобновили набеги из-за Великой Китайской стены, что привело к постоянным стычкам на северной границе.
Все эти приграничные войны, а также финансовый кризис стали главными заботами наследника Гао-цзуна, принца Иня, известного под своим храмовым именем Чжоу-цзун. Но самым опасным «наследством» императора стала его мать У-хоу, которая отреагировала на первые признаки самостоятельности сына тем, что лишила его трона и выслала из столицы. Императрица правила от лица его более сговорчивого брата, двадцатидвухлетнего Жуй-цзуна. Через год вспыхнул бунт в крупном торговом центре, располагавшемся в месте соединения Янцзы с Великим каналом. Восстание быстро подавили, но паранойя императрицы усилилась. Началась ужасная эпоха террора.
Некоторые историки рассматривают действия У-хоу как попытку ограничить власть аристократии — репрессии были направлены на высших сановников государства, одновременно императрица поощряла набор на государственные должности простолюдинов через систему экзаменов. Она заставила цензурное управление и управление наказаний создать сеть шпионов и информаторов, жертвы которых, обвиненные в подстрекательстве к мятежу, помещались в специально построенную тюрьму, где под пытками у них выбивали признания, а затем казнили или подвергали другим жестоким истязаниям, например бросали в котел с кипящей водой. В городе была установлена бронзовая урна, в которую люди могли опускать доносы, нередко ложные. Многие неграмотные информаторы со всех концов империи за государственный счет доставлялась в столицу для дачи показаний, а также получали награды и должности. От жестоких репрессий пострадали сотни аристократических семей — многих казнили, их родственников отправили в ссылку или продали в рабство, а имущество конфисковали. Никто из министров не отваживался противоречить императрице, боясь, что его арестует тайная полиция. В такой обстановке У-хоу без стеснения предавалась разврату; одним из наиболее скандальных ее увлечений был продавец косметики, которого она посвятила в духовный сан и назначила настоятелем самого известного монастыря.
Но императрица стремилась завоевать популярность среди народных масс, и этой цели служили несколько так называемых «актов милосердия», которые предусматривали, несмотря на спад экономики, серьезные налоговые льготы и другие послабления, а также налагали ограничения на непопулярный в народе класс торговцев. Кроме того, императрица ратовала за справедливое применение закона.
В то же время У-хоу умело поддерживала культ собственного величия. Императрица часто появлялась на публике, проводила грандиозные церемонии и возродила ритуалы золотого века империи Чжоу — она считала себя потомком великого Чжоу-гуна. В 688 году в реке был «обнаружен» белый камень с надписью: «Мудрая Мать будет править людьми, и ее правление принесет вечное благоденствие». Неизвестно, знала ли У-хоу, что это подделка, но императрица с присущим ей пылом восприняла пророчество. Вместе со всем двором она отправилась к алтарю Неба, объявила реку священной, запретив ловить в ней рыбу, и взяла себе титул Мудрой Матери Божественного Властелина. Еще она планировала провести самую пышную церемонию в истории Китая, чтобы благословить находку и изменить название периода правления на Вечное Благоденствие.
Императрица объявила, что все видные люди империи обязаны присутствовать на церемонии в Лояне. Члены царского рода Ли и другие аристократы подозревали, что их заманивают в ловушку. Вспыхнувшие во многих местах мятежи были быстро подавлены. Последовавшие казни, самоубийства и наказания посеяли хаос среди знати, а род Ли был почти полностью истреблен.
В этом успехе У-хоу увидела покровительство Неба, что еще больше подогрело ее тайные желания. Ее любовник-монах раздобыл буддийский текст, предсказывающий скорую реинкарнацию некоей богини, которая принесет «безграничную радость» народу, и настойчиво внушал императрице мысль, что она и есть эта реинкарнация. У-хоу позаботилась о том, чтобы эти идеи получили широкое распространение, и подняла авторитет буддийского духовенства, основав и финансируя храмы в каждой префектуре, а также удостоив некоторых монахов титула «герцога» и посвятив в духовный сан более тысячи человек.
Подготовив грандиозную церемонию, У-хоу наконец дала волю своему честолюбию. Скромно отвергнув три петиции с просьбой занять трон, она затем изменила решение — после сообщений о том, что над дворцом видели птицу феникс, которая считалась символом императрицы, а над тронной залой порхала стайка птиц с алым оперением, что было истолковано как знаки Небес. Жуй-цзун отрекся от престола, У-хоу объявила себя властительницей Поднебесной, став первой и единственной женщиной-императором, и переименовала династию, назвав ее Чжоу.
Дата: 2019-07-24, просмотров: 332.
