Я не смог устоять перед соблазном начать с вопроса, что мы за вид – турнирный или с брачными парами?[909]

В западной цивилизации ответа не найти. Мы проповедуем стабильность и преданность между супругами, но при этом зачастую поддаемся приятным пикантным искушениям. После легализации разводов их уровень оказался очень высоким, хотя доля разведенных людей заметно меньше – значительную статистику дают серии повторных разводов.

Антропология тоже не поможет. Большинство культур разрешает многоженство, тем не менее их носители большей частью (социально) моногамны. При этом львиная доля мужчин в таких обществах, будь у них возможность, купили бы себе еще жен, т. е. они предположительно склонны к полигамии.

Есть ли у людей половой диморфизм? Мужчины примерно на 10 % выше и на 20 % тяжелее женщин, им нужно обычно на 20 % больше калорий, а продолжительность жизни мужчин в среднем на 6 % меньше, чем у женщин. То есть люди проявляют больший уровень полового диморфизма, чем моногамные виды, но меньший, чем полигамные. То же относится и к таким вторичным половым признакам, как размер клыков: у мужчин они чуточку длиннее, чем у женщин. По сравнению с другими моногамными самцами, скажем гиббонами, у мужчин яички относительно более крупные и сперматозоидов больше… но раскраска у них бледнее, нежели у полигамных шимпанзе. А как обстоит дело с генами родительского импринтинга, они ведь отражают напряженность конфликта полов и многочисленны у турнирных видов, тогда как у моногамных пар практически отсутствуют? Сколько таких генов у людей? Немного, но они все же имеются.

Признак за признаком – картина одна и та же. Мы не относимся ни к классическим моногамным видам, ни к классическим полигамным. Каждый, кого ни возьми, хоть лирика, хоть адвоката по разводам, согласится, что в нас все туго переплетено: по природе мы слегка полигамные и дрейфуем где-то между двумя ипостасями[910].

Индивидуальный отбор у нас

На первый взгляд нас можно посчитать великолепной иллюстрацией поведения, направленного на максимизацию репродуктивного успеха, когда человек – это лишь средство для яйца произвести новое яйцо, наглядный пример триумфа эгоистичных генов. Посмотрите хотя бы на традиционную привилегию могущественных людей: быть полигамными. На ум приходит фараон Рамзес II, который теперь неудачно ассоциируется с брендом презервативов – ведь у него было 160 детей, и вряд ли он мог отличить хоть кого-то из них от Моисея. Основатель Саудовской Аравии король Ибн-Сауд до своей смерти в 1953 г. успел обзавестись 3000 потомков. А еще генетические исследования показали, что в современном мире около 16 млн людей являются потомками Чингисхана. В наше время сотней детей могут похвастаться такие отцы, как король Свазиленда Собуза II, сын Ибн-Сауда король Сауд, диктатор Центрально-Африканской Республики Жан Бедель Бокасса плюс многочисленные лидеры мормонов-фундаменталистов[911].

Самой распространенной причиной мужской агрессии является прямая или непрямая конкуренция за право обладания женщиной, и это главное, что подтверждает в поведенческой мотивации стремление увеличить свой репродуктивный успех. Затем идут на удивление частые случаи мужской агрессии по отношению к женщинам, когда тех принуждают к сексу или в ответ на сексуальный отказ.

Похоже, что немалая часть человеческих поступков будет понятна павиану или моржу. Но это лишь половина дела. В мире есть масса людей, которые отказываются заводить детей по религиозным или иным идеологическим причинам – в отличие от Рамзеса, Ибн-Сауда и мормонов. Существует целая секта – «Объединенное сообщество верующих во Второе Пришествие Христа» (их еще называют шейкерами), так вот они проповедуют обет безбрачия и потому скоро исчезнут[912]. И наконец, принимая эгоистичность генов и вытекающий отсюда индивидуальный отбор, приходится как-то объяснять и случаи самопожертвования ради посторонних людей.

Выше я рассказал о конкурентном самцовом инфантициде, который ясно доказывает важную роль индивидуального отбора. Можем ли мы наблюдать нечто подобное у людей? Психологи Мартин Дали и, к сожалению, уже скончавшаяся Марго Уилсон из канадского Университета Макмастера исследовали картину жестокого обращения с детьми и пришли к поразительному заключению – обычно жестокость вплоть до убийства проявляют отчимы, а не родные отцы. И этот вывод хорошо укладывается в сюжет конкурентного инфантицида[913].

С тем, что данное явление, названное эффектом Золушки, действительно существует, согласились многие социобиологи, тем не менее оно было – и вполне здраво – раскритиковано. Некоторые из оппонентов нашли, что не был должным образом учтен социоэкономический фактор (предположительно, в семьях с отчимами по сравнению с обычными семьями уровень достатка ниже, а экономического стресса – выше, что, как известно, служит причиной смещенной агрессии). Другие посчитали, что могла иметь место систематическая ошибка – при одинаковом уровне агрессии на отчимов чаще жалуются соответствующим органам, чем на родных отцов. Эффект Золушки, впрочем, был подтвержден и в других исследованиях, хотя и не во всех. Думаю, этот вопрос еще на стадии изучения.

Родственный отбор у нас

Можно ли увидеть у людей проявления родственного отбора? Мы уже знаем хорошие тому подтверждения – фратернальная полиандрия в Тибете, прихотливая обонятельная избирательность у женщин, предпочитающих запах кузенов, универсальность кумовства.

Во всех культурах, куда ни посмотри, люди одержимы родственными отношениями и разрабатывают свою систему наименований родственников (да взять хоть категории уже готовых поздравительных открыток – «сестре», «брату», «дядюшке»…). Но в противоположность другим приматам, покидающим в подростковом возрасте свою родную группу, люди в традиционных обществах, уходя после свадьбы жить в другую семью, своих родичей не забывают и поддерживают с ними связь[914].

Более того, по всему миру – от горных охотников Новой Гвинеи до упоминавшихся выше Хэтфилдов и Маккоев – между семейными кланами всегда творились кровная месть и вендетта. И как правило, мы свои деньги и земли делим по завещанию между потомками, а не чужими людьми. И в Египте, и в Северной Корее, и у Кеннеди с Бушами – да где угодно присутствуют династические мотивы. А как вам такое проявление родственного отбора: людям предлагали сценарий, где автобус наезжает на человека и дворняжку, но спасти можно лишь одного из них. Кого люди выберут? Зависит от степени родства – сначала идут брат или сестра (лишь 1 % выберет собаку), потом бабушки и дедушки (2 % спасают собаку), а последними дальние родственники (16 %) и чужаки (26 %)[915].

Значимость родственных связей отражается также тем фактом, что в разных странах, в том числе и в США, человека нельзя принудить явиться в суд для свидетельствования против близкого родственника. А когда у человека повреждена вмПФК (эмоциональная, как мы помним), то он становится таким въедливым сухарем, что зачастую предпочитает навредить членам семьи, но спасти чужих людей[916].

Вот яркий пример, который демонстрирует, насколько ужасно выглядит выбор в пользу чужаков ценой жизни родных. Это история Павлика Морозова, мальчика из Советского Союза сталинского времени[917]. Согласно официальной версии, юный Павлик был примером для советских людей – настоящий пылкий патриот. В 1932 г. он донес на своего отца, который прятал продовольствие для продажи на черном рынке. Отца схватили и расстреляли: так Павлик сделал выбор в пользу страны против своих близких. Потом мальчика убили, видимо, его родственники, которых родственный отбор волновал больше, чем Павлика[918].

Советской пропаганде эта история пришлась очень кстати. Юному мученику революции повсюду поставили памятники, о нем сложили песни и стихи, в его честь назвали школы. Была написана опера, снят фильм о «житии» Павлика.

Дело Павлика стало известно, и о мальчике доложили Сталину. И как отреагировал этот человек, который, по идее, должен был много выиграть от такой преданности стране? Наверное, он сказал «О, если бы все мои граждане были такие же честные! Этот мальчишка дает мне надежду на светлое будущее»? Отнюдь. По свидетельству историка Вехаса Люлевичуса из Университета Теннесси, когда Сталину рассказали о Павлике, тот ответил: «Вот поросенок, такое сотворить со своими родными» – и дал добро на пропаганду.

Значит, даже Сталин был одного мнения с другими млекопитающими: что-то с мальчиком не то. Отношения в человеческом обществе круто замешены на родственном отборе. За редкими исключениями, вроде Павлика Морозова, кровное всегда ближе.

Естественно, пока не приглядишься внимательнее.

Для начала: согласимся, что в различных культурах бытуют специальные названия для родственников, но они не всегда согласуются с реальным биологическим родством.

Конечно, существуют клановые кровные войны, но вместе с тем есть и войны, где бойцы противоборствующих сторон связаны друг с другом более тесным родством, чем в пределах одной из сторон. К примеру, братья сражались за разные стороны в битве при Геттисберге[919][920].

Родственники со своими армиями сражаются за королевские династические права. Двоюродные братья английский король Георг V, русский царь Николай II и германский кайзер Вильгельм II благополучно вели друг против друга и спонсировали Первую мировую войну. И само собой, нельзя не принимать во внимание внутрисемейное насилие над личностью (хотя уровень его крайне низок, если пересчитать на время, проведенное насильником и жертвой вместе). Случаются и отцеубийства (в основном как отмщение за долгие годы издевательств), и братоубийства… Последние происходят по причинам экономически и сексуально значимым: украденное первородство в библейском понимании, измены с супругами братьев. Братоубийство обычно является итогом долгих противостояний и разладов, которые вскипают и заканчиваются смертью (так, в мае 2016 г. был осужден за убийство второй степени житель Флориды, застреливший своего брата в споре за чизбургер). А потом, как мы видели выше, в разных частях мира до отвращения обычным явлением считаются «убийства чести»![921]

Самыми нелогичными для родственного отбора являются случаи насильственной смерти детей от рук собственных родителей. Обычно они происходят в результате убийства, совмещенного с самоубийством, тяжелых душевных заболеваний или жестоких действий, закончившихся неумышленной смертью[922][923]. Сюда же отнесем случаи, когда мать убивает нежеланное дитя, которое видится помехой; здесь пример конфликта родителей и детей с оттенком сумасшествия[924].

Да, мы завещаем деньги родственникам, но не только: мы также жертвуем незнакомцам на другой стороне планеты (спасибо вам, Билл и Мелинда Гейтс) и усыновляем детишек из других стран и континентов. (Естественно, щедрые деяния, как мы увидим ниже, преследуют личные интересы – большинство приемных родителей, к примеру, не могут завести собственных детей, однако, как бы то ни было, подобные действия ослабляют родственный отбор.) А при системе майората, когда все наследует старший сын, порядок рождения берет верх над степенью родства.

Итак, у нас имеются классические примеры родственного отбора, но при этом – и пронзительные исключения.

Почему у людей случаются столь резкие отклонения от линии родственного отбора? Мне думается, что дело здесь часто в том, как мы отличаем родственника от чужого. Наши определения лишены точности, у нас нет от рождения приданных для этой цели ГКГ-феромонов, а вот у грызунов они есть (хотя и мы в какой-то степени способны различать степень родства по запаху). Не можем мы использовать и импринтинговые сенсорные подсказки, как, например: «Это моя мама, потому что, когда я сидел в яйце, этот голос был самым громким».

Вместо этого мы определяем родственников с помощью, так сказать, ума, осмысливая ситуацию. Однако что важно, у нас это получается не всегда обдуманно – как правило, мы относимся к людям по-родственному, когда ощущаем родственные чувства .

Один из замечательных примеров дает нам эффект Вестермарка, который был продемонстрирован на выборке женихов и невест, воспитанных в израильских кибуцах[925]. В традиционной культуре социалистических сельскохозяйственных коммун (кибуцев) центральной идеей является общее воспитание детей. Дети знают, кто их родители, и общаются с ними по несколько часов в день. Но они живут, учатся, играют, едят и спят вместе с другими ребятами своей возрастной группы в специальных интернатах под присмотром нянек и учителей.

В 1970-х гг. антрополог Джозеф Шефер изучил записи всех браков, которые заключались между членами одного и того же кибуца. Набралось более 3000 таких случаев. Среди них не нашлось ни одного, когда жених и невеста в течение своих первых шести лет были бы в одной возрастной группе. Конечно, в общих ребячьих группах на всю жизнь складываются тесные дружеские отношения. Но без сексуальной окраски. «Я люблю его/ее до ужаса, неужели это влюбленность? М-м-м… он/она же мне как брат/сестра». Кто будет восприниматься как родственник, а не как потенциальный брачный партнер? Тот, с кем сидел в детской ванночке.

Логикой здесь и не пахнет. Вернемся к выбору – спасти человека или собаку. Решение зависит не только от степени родства человека (брат, кузен, незнакомец), но и от того, что за собака – чужая или собственная. Вот замечательные цифры: 46 % женщин выбрали свою собаку, а не иностранного туриста. Каково бы было мнение павиана, или льва, или пищухи об этом выборе? Что эти женщины связаны бо́льшим родством с каким-то недоразвитым волком, а не с другим человеком. А как еще объяснить сделанный выбор? «Я бы с радостью пожертвовал собой ради восьми кузенов или моего возлюбленного лабрадора Сэди».

Человеческая иррациональность в установлении, кто родственник, а кто нет, приводит и к самым похвальным поступкам, и к самым ужасным. А все из-за одной, но очень важной вещи: нашими родственными чувствами можно манипулировать, сдвигая их в ту или иную сторону. Сдвинешь в одну сторону – и вот мы совершаем прекрасные поступки: усыновляем, занимаемся благотворительностью, защищаем, проникаемся чужими бедами. Смотрим на людей и чувствуем свою общность с ними. Это т. н. псевдородственное чувство. А если в другую сторону? Один из пропагандистских приемов, нацеленных на разжигание розни с внешней группой – черными, евреями, мусульманами, тутси, армянами, цыганами, – заключается в том, чтобы назвать их животными, паразитами, червями или тараканами. Настолько другими, что их и за людей-то можно не считать. Это явление известно как образование псевдовидов и будет рассмотрено в главе 15. Оно ответственно за многие наши наихудшие поступки.