Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

Краткий очерк христианской антропологии

Александр Храмов

Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое, посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его?

(Иов, 7:17,18)

Или мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, - всё ваше. Вы же - Христовы, Христос - Божий.

(1 Кор., 3:22,23)

Глава 1. Введение.

1. "Христианство не полно, так как в нем или совсем не было религиозной антропологии, или была антропология ложная.

Христианское сознание выработало на Вселенских соборах догмат о богочеловечности Христа; оно же открыло греховность человеческой природы. Но богочеловечность человека и человечества не была полностью вмещена христианским сознанием: ему оказалась почти чуждой сама идея богочеловечества...

Католичество было разом и унижением человека, и непомерным возвеличиванием; в нем сильна властолюбивая и самолюбивая человеческая стихия. Православие было принижением человеческой стихии, подчинением ее Божеству, столь характерным для Востока исчезновением человека в Боге. И ложная антропология западного католичества, и полное отсутствие антропологии в восточном православии одинаково свидетельствуют о неполном и одностороннем характере христианства в истории, о неизбежности раскрытия полной религиозной антропологии, религиозного учения о человеке и человечестве, не языческого и не ветхозаветного".

Про "принижение человеческой стихии" в православии и про "полное (sic!) отсутствие антропологии" в нем Бердяев, конечно же, не прав. Чуть позже мы к этому вернемся. Однако он поднимает очень важный вопрос и он совершенно прав в том, что христианское сознание еще почти не вместило истины о богочеловечестве, христианское учение о человеке во многом остается фрагментарным и про человека и про христианский взгляд на него часто забывают.

В этой работе мы не планируем дать обзор истории развития христианской антропологии - от апостола Павла до Пьера Тейяра де Шардена, и хотя такой обзор и необходим в настоящее время, но для наших целей достаточно будет лишь иногда обращаться к выборочным деталям учений различных христианских богословов, чтобы через сравнение с ними или даже через их критику прояснить некоторые моменты системы христианской антропологии, опыт которой и будет, в кратком изложении, представлен в этой книжке.

А необходимость системы христианской антропологии вызвана не только плохой разработанностью этого одного из важнейших вопросов христианства в христианском богословии, где в большинстве случаев учение о человеке ставится в один ряд с проблемами ангелологии и пр., хотя Библия начинается и заканчивается человеком, а также тем, что экклесиология (учение о церкви) эсхатология, сотериология (учение о спасении) и христология рассматриваются в отрыве от антропологии, хотя должны вытекать из нее и опираться на нее; но и тем, что многие из традиционных взглядов на человека, бытующих среди огромной массы верующих, зачастую противоречат христианской религии, и еще тем, что христианство не должно отгораживаться от вопросов, поднятых современным гуманизмом и от научного (эволюционистского, психоаналитического и т.д.) взгляда на сегодняшнее существование человека и на его происхождение - но это вовсе не значит, что она должна подстраиваться под него или же, наоборот, пытаться повлиять на него, например, цитатами из Святого Писания пытаясь скорректировать научные модели, нет, но - не проходить мимо и по возможности дать им свою интерпретацию и прояснить их связь с христианским учением о человеке.

А отсутствие христианской антропологии надо объяснять прежде всего тем, что человек загадочен и неоднозначен, как никто другой из сущего.

2. Ярким примером непонимания христианского учения о человеке является Спиноза, в 17 веке, в христианской Европе, написавший: "И хотя теологи и метафизики делают различие между целью, преследуемой вследствие нужды в ней, и целью уподобления, однако они сознаются, что Бог всё создал только для Себя, а не ради вещей, имеющих быть сотворенными, ибо до творения они не могут указать ничего, кроме самого Бога, ради чего Бог действовал бы".

Бог творит ради человека, для человека. Для вещей ничего не возможно делать. Спиноза везде видел вещи, потому что не видел человека, человека, которого Бог назвал Своим другом (Ин. 15:15) и нарёк Своим сыном. По отношению к вещам возможны только эгоистические цели ( действие посредством вещей для себя), и только по отношению к человеку, к личности можно помыслить любовь, не преследующую никаких своекорыстных целей. Не зная человека, нельзя узнать и любящего Бога.

Человек создан в вечности Богом, именно создан, ибо только через творение возможно помыслить человека; атрибут Бога - София, Божественное качество, которым делает человека Соловьев в своем антропологическом порыве, в желании утвердить его вечность, человеком быть не может.

Человека нельзя сводить к Богу, ибо человек есть прежде всего личность, а личность не может быть частью или свойством чего-либо или кого-либо, даже Бога.

Если человек - часть Бога, это вовсе не есть утверждение его божественности, это дурной пантеизм и умаление и человека, упразднение самой его сути, каким его сотворил Бог, и Бога, Который в Своих действиях по отношению к человеку эгоистически, нарциссически обращается в конечном счете только к Себе, как будто Он нуждается в "диалектическом" самоутверждении и самолюбовании.

3. Человек слишком часто представлялся как звено в цепи ангельских иерархий, как один из эпизодов творения.

Ангел - безусловная святость, духовность, зверь - агрессия, жестокость, косность. Многие понимают человека как соединение духовного и вещественного, как середину сущего: уже не ангел, но еще не зверь. Вся его специфика виделась в том, что он - дух, связанный с материальным телом. Но это слишком однозначная его трактовка, она не признает собственной сущности человека: или он обречен вечно балансировать на грани между ангелом и зверем, но такая дурная бесконечность чужда христианству, либо он должен сойти с этой грани, спастись или погибнуть, стать ангелом или превратиться в зверя, но тогда он перестанет быть человеком, и в случае спасения, и в случае гибели он гибнет как человек.

Понимание человека как переходного состояния в сущности есть непонимания человека. Спасение-гибель должны мыслиться как спасение-гибель человека, рай - это торжество Богочеловечества, ад же - это небытие, в аду нет человека, для человека нет ада, ад - ничто.

4. На Востоке была религиозная антропология - вспомнить хотя бы преп. Никиту Стифата и Григория Нисского.

Христианская аскетика лучше всего поняла человека, ибо ставила задачу личного обожения, ведь спасение - не вне личности, но в личности, "Царство Божье внутри вас есть", и понять всё, понять всечеловечество и коснуться тайны Божьего домостроительства можно только через личность.

"Нет иной такой близости и взаимности, какая есть у души с Богом и у Бога с душою. Бог сотворил разные твари; сотворил небо и землю, солнце, луну, воды, древа плодоносные, всякие роды животных. Но ни в одной из сих тварей не почивает Господь. Всякая тварь во власти Его; однако же не утвердил Он в них престола, не установил с ними общения; благоволил же о едином человеке, с ним вступив в общение и с ним почивая. Видишь ли в этом сродство Бога с человеком и человека с Богом?... Высоко достоинство человека. Смотри, каковы небо, земля, солнце и луна: и не в них благоволил успокоиться Господь, а только в человеке. Поэтому человек драгоценнее всех тварей, даже, осмелюсь сказать, не только видимых, но и не видимых, т.е. служебных духов. Ибо об Архангелах Михаиле и Гаврииле не сказал Бог: сотворим по образу и подобию Нашему, но сказал об умной человеческой сущности, разумея бессмертную человеческую душу. Написано: Ангельские ополчения окрест боящихся Его. Посему душа смысленная и благоразумная, обошедши все создания, нигде не находит себе успокоения, как только в Едином Господе. И Господь ни к кому не благоволит, как только к единому человеку". (Св. Макарий Великий, "наставления о христианской жизни")

"Одного человека Бог слушает, одному человеку Бог является; ибо человеколюбив есть Бог, и где бы ни был человек, там есть и Бог; один человек есть достойный Бога поклонник, для человека Бог преображается. Для человека создал Бог небо, украшаемое звездами; для человека создал Он землю, и люди возделывают ее для себя.

Не чувствующие такого Божия промышления - несмысленны душою". (Св. Антоний Великий, "Наставления о доброй нравственности и святой жизни", 132, 133)

"Человек был сотворен, чтобы быть великим миром в малом мире, видимом, и помещен Богом на землю". (преп. Никита Стифат, "трактат о рае", 3)

И разве после приведенных высказываний святых Отцов можно сказать, что человек на Востоке принижался? Надо различать смирение и унижение.

"Человек - земля и пепел, плоть и кровь, трава и цвет травы, тень, и дым, и тщета, и всё, что только есть негоднее и немощнее этого. Не подумайте, что это сказано к осуждению природы человеческой, не я говорю это, но пророки так рассуждают, не к бесчестию нашего рода, но для усмирения надменности безумных, не для унижения нашей природы, но для низложения гордости неистовствующих". (Св. Иоанн Златоуст)

В таком ключе надо понимать и другие тексты, которые неподготовленного читателя могут натолкнуть на мысль, что в восточном богословии "человеческая стихия" будто бы "принижалась".

Тщеславие и самовосхваление - рабские состояния, когда человек, утратив связь с Богом и самим собой, каким его сотворил Бог, пытается компенсировать собственную униженность и несвободу путем самообожествления. Можно унизить человека, прямо указав на его (мнимое не знающими Бога) ничтожество, а можно возвеличивать его падшесть, рабство, грех, произвол, тем самым еще более унижая его, подчеркивая в нем рабское и нечеловеческое, ибо раб, возомнивший себя царем, а свои кандалы - царским достоинством - еще больший раб. Человекобог и недочеловек - одинаково оскорбительно для человека. К подобному возвеличиванию и относятся слова "прах и пепел".

5. В Евангелиях и в апостольских посланиях тоже очень много сказано о человеке, но нашей целью не является их разбор. Мы приведем лишь те высказывания, которые считаем наиболее важными и на которых с библейской точки зрения могут быть обоснованы центральные мысли, сформулированные в этой книге.

Безусловная ценность личности и отдельного человека. (Слово "отдельный" здесь используется в качестве противопоставления человеку, находящемуся вместе с массой людей и ценность которого (для него самого) заключается в той или иной степени ассоциации, единства с ней).

"Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет ее? А найдя, возьмет ее на плечи свои с радостью, и, придя домой, созовет друзей и соседей и скажет им: "порадуйтесь со мною, я нашел свою пропавшую овцу". Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, чем о девяносто девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии" (Лк. 15:4-7)

Не помню, чьи это слова, но слова совершенно справедливые: если бы во Вселенной был бы хотя бы один грешник, то Господь ради него принял бы крестные муки и смерть так же, как Он принял их ради всех людей и всей Вселенной, ради всего сущего, пораженного грехом. (И добавлю еще, что если бы была хоть одна личность, один человек, подпавший греху, то можно было бы говорить о греховности всего человечества и вообще всего сущего.)

Принципиальное и необходимое единство человечества. "Отче Святый, соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы". (Ин. 17:11) "Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в нас едино". (Ин. 17:21)

Глава 2. Об атеизме.

1.Существует три типа атеизма. Первый, самый распространенный, тип - это собственно атеизм, то есть отрицание чего бы то ни было, стоящего вне эмпирической данности (того нечто, что воспринимается физическими органами чувств), а точнее, вне конструируемой рационализированным человеческим сознанием ее модели, отрицание всякой Нормы, Свободы, Истины и Смысла, по отношению к которым сегодняшняя жизнь и деятельность человека может быть названа ненормальной, несвободной, неистинной и бессмысленной.

Важно отметить, что в большинстве случаев такой атеизм вовсе не защищает достоинство человека, он защищает лишь сложившееся предубеждение о человеке, как о социальном обезьяноподобном животном, или, в лучшем случае, если вместе с Богом он не отрицает и человека, сводя его к животному, он отбирает у человека смысл его существования и его свободу, обрекая его на метафизическое одиночество и делая его началом произвола. Атеизм никогда не обогащает человека, он может только его обеднить.

Такой атеизм, оправдывающий рабство человека у животных инстинктов, видящий конечною целью всей человеческой жизни продолжение рода, а высшей ценностью индивидуального существования материальную благообеспеченность, вот крайняя нищета духа, антиперсонализм (антиличностность), мещанство.

Атеизм - это философия мещан, жаждущих оправдания собственной мещанской, буржуазной жизни. Оправдание же это состоит единственно в отрицании Правды: раз ничего лучше и достойнее нет, раз бытие иное и Бог - человеческие иллюзии, то человеку остается только мещанское существование, только участь животных, и потому (раз ничего другого нет) - всё это нормально. Атеизм - это восстание против чего-либо, а примирение и рабство.

Главный исток такого атеизма - не смелость, а страх. Человек не хочет отказаться от своих желаний, боится, что вся его жизнь окажется бессмысленной перед лицом высшего Смысла. Бессмысленность собственной жизни невыносима, когда есть Смысл, (но в собственной жизни, по вине человека, его нет), но когда Смысла нет вообще - с ней можно как-то примирится. Атеизм - философия примиренческая.

Многие некритично мыслящие ученые являются атеистами потому, что боятся за свое рационализированное знаньице, бояться, что ветер Иного бытия разбросает карточный домик их моделей. Они боятся распахнуть окно и сидят в духоте и пыли собственных знаний. Они скорее готовы признать условным всё, включая и науку, чем признать что-либо безусловное помимо науки или над ней. Их страх - это страх людей, сидящий со свечкой в полутемной комнате, дорожащих обыденностью и привычностью темных углов ( неразрешимых вопросов"), теней и полутеней, и дрожащих при мысли о том, что комнату эту осветит солнце, рассеяв призраки их собственных предубеждений, к науке не имеющих никакого отношения, а всё остальное в комнате осветит ровным и ясным светом. Боязнь ученых перед религией вызвана вовсе не боязнью за науку, а боязнью за те нелепые предрассудки, которые с ней связаны, боязнью за научную религию".

Религия противостоит науке постольку, поскольку в последней есть элементы, к науке отношения не имеющие, и всё же выдаваемые за научные". Такова, например, любая научная философия (научный материализм или позитивизм), которая уже по определению есть паразит науки. Наука не нуждается в оправдании себя как таковой, но нуждается в целостной системе своих предпосылок, которые сама выработать не может, ибо уже изначально на них основывается. Научная философия", названная так потому, что она оправдывается и обосновывается наукой - это бессмыслица. (Не путать с философией науки, которая есть составная часть ее методологического аппарата).

Атеизм, ставящий высшей ценностью торжество разума и знания, является мещанским мировоззрением никак не менее чем атеизм, провозглашающий конечной ценностью жизни потребление и продолжение биологического вида: и тот, и другой - это идолотворение и идолопоклонство, в первом случае человек преклоняется перед знаниями, являющимися продуктами собственного мышления и рационализации, условными моделями постигаемой реальности, а во втором - перед продуктами, могущими удовлетворить его собственные животные потребности. Идолопоклонство в любом варианте обезличивает человека, ибо он ставит над собой вещь, что-то, он подчиняется вещи.

Спор атеизма с религией - это не спор о Боге, а спор о человеке, о том, что есть собственно человеческое, а что - чуждо человеку. Можно сказать, что эта моя книга посвящена опровержению заблуждения, что религия чужда человека, что теоцентричное мировоззрение не может быть и антропоцентричным, хотя на самом деле религия, если она не есть идолопоклонство, предполагает как веру в Бога, так и веру в человека, в Его творение.

Вкратце надо сказать и об атеистической критике религии. Она сводится обыкновенно к разоблачению тех религиозных истин", выдуманных самими же атеистами и навешанных ими на религию. Атеистическая критика религии - это своеобразная игра: чем глупее я придумаю что-то, что, как мне кажется, имеет отношение к религии, и чем умнее и серьезнее я это разоблачу - тем сильнее я буду считать себя опровергнувшим религию. Обыкновенно в атеистической литературе речь идет вовсе не о религии, а об атеистических о ней предубеждениях, возникающих вследствие простого невежества, которые сами же атеисты разоблачают. (Например, почти всегда Бог понимается как ограниченный индивидуум, грубо говоря, как дедушка, летающий над миром и произвольно вмешивающийся в мировые процессы). Так что, если знать, о чем идет речь в атеистической литературе, она может только сослужить пользу религии, разоблачив те предубеждения и нелепости, распространенные иногда и среди людей, считающих себя религиозными.

2. Если первый тип атеизма можно назвать атеизмом без Бога", то второй тип - атеизмом вопреки Богу". Его можно охарактеризовать словами апостола: и бесы веруют, и трепещут". Атеизм этот - безбожие, но не безверие. Такой атеизм, хотя он и не провозглашает это открыто, признает Бога и видит в Нем Истину и Добро, но хочет во зле, во лжи, в безобразии найти своеобразную красоту и, что главное, свободу. Любой атеизм не понимает Бога, и потому не понимает ничего. Там, где демонический атеизм ищет свободу, он находит рабство. (О демоническом мироотрицании я еще скажу потом немного). Утверждение своеволия есть утверждение рабства. Человек, ставший началом произвола, становится рабом. (О господстве и рабстве, как разных модусах несвободы, хорошо говорил Бердяев).

Хула, кощунство, сатанизм - вот характерные признаки этого типа атеизма, хотя и атеизм первого типа, в советские времена, например, часто перерастал в демонический атеизм. Про советских атеистов кто-то метко заметил, что они пытались доказать Богу, что Его нет". Хула и кощунство - замаскированный страх перед Богом и перед бессмыслицей собственного существования.

Надо различать героизм и демонизм, первый есть отречение от себя, то есть от своего эгоистического я, второй же - его утверждение, первый утверждает личность в бесконечном, второй же замыкает ее в конечном, губит её.

3. Третий тип атеизма - атеизм религиозный, атеизм исключительно из-за непонимания того, что есть Бог, а что есть дьявол, а не из-за страха или эгоизма. Только такой атеизм героичен. Бог видится таким атеистам богом-деспотом, богом нелюбящим и деспотичным, их восстание против него изначально трагично, ибо они осознают, что бог их покарает, что они ничего против него не сделают, но они не могут не восстать, восстать во имя любви, свободы, человека.

Такой бог-деспот - это князь мира сего, сатана, несвобода, произвол, рок, фатум, против которого восстал Иисус, Бог свободы. Не зря христиан в языческом Риме называли атеистами, ибо они вместе со Христом восстали против языческих богов, олицетворяющих произвол природы. Тот свободен - кто с Богом против дьявола, против греха, против несвободы. Крест - это символ восстание против рабства, против деспотизма, против обезбоженности мира. Те, кто среди злобы озлобленны, те, кто среди тщеславия тщеславны - те ли свободны? Восстать можно только смирением, незлобием, не смирившись с той несвободой и безбожием, которая царит в греховном мире.

Такие атеисты - атеисты единственно от того, что не знают христианства.

4. Атеизм вгоняет человека в гроб, замыкает его в себе. Атеизм - это высшее проявление греха, обезбоженности, это невыносимая тоска, это космическое одиночество. Я удивляюсь, как люди могут существовать, будучи атеистами. И весь ужас в том, что они существуют, что они даже довольны этим, они довольны, что не знают бесконечности, вечность им представляется, как Свидригайлову, как темная банька с пауками, они заперты в своем холодном космическом гробу, в своем мраке, в своем эгоизме, и еще довольны этим.

Я сказал, что атеизм - высшее проявление греха конечно не в том смысле, что атеистические убеждения - смертный грех, подобно убийству, например, нет, все мы являемся атеистами, безбожниками, ибо живем во грехе без Бога, и атеизм теоретический лишь доводит эту обезбоженность до высшего предела, довольствуется им, постулирует этот факт как окончательный, заколачивает человека в гроб на целую вечность, навсегда.

Если атеизм - это конечное состояние, если этот ад - навсегда, то нам остается только уехать в Америку", как сделал Свидригайлов, умереть.

Безбожие преодолимо только через смерть, через полное прекращение существования, но Бог даровал нам жизнь, выход из дурной бесконечности. Умер за нас Господь Иисус, мы умерли с Ним и с Ним же ожили. Боже, Боже, почто Ты оставил Меня?"- Бог разделяет нашу тоску смерти, нашу обезбоженность, Он Один за нас принимает эту смерть до конца, и Он преодолевает смерть, Он Один может вывести нас из дурной бесконечности в вечность, ибо Он - Сверхсущий, Он в свободе и через свободу объемлет сущее.

Бог выводит нас из гробов. Мы не вечно будем тлеть в гробу. Будет мировое Воскресение. Камень отвалится от склепа. Христиане ждут, когда это произойдет, когда откатится камень от входа и раздастся голос: Лазарь, гряди вон!".

С религиозной точки зрения атеизм - это боязнь открытого окна, это, как и многие другие мерзости, есть проявление греховной, падшей, безбожной человеческой природы. Атеизм начинается с отрицания воскресения Иисуса Христа. Атеизм - это даже не отрицание Бога, это отрицание Воскресения, отрицание жизни.

Религия вовсе не призвана облегчать людям жить. Быть верующим в этом мире гораздо труднее, чем быть атеистом. Жить без каких-либо принципов всегда легко, так же легко, как отказаться от свободы, так же легко, как делать зло.

Верить - чтобы быть. Быть человеком, а не скотиной. Существовать можно и без веры, но это мнимое бытие, переходящее в небытие, это смерть.

* Уже после того, как я высказал этот тезис, я прочитал диспут Луначарского с митрополитом Введенским, и последний высказывает в нем почти тоже самое: "Из моря религии берут воду черпалами, измеряют море религии лотами своей сообразительности. И выходит, что море мелкое, дно близко. На самом же деле океан религии беспределен, и до дна его атеист не достал, потому что его мерило, его черпало, его лот имеет слишком коротенькую рукоятку. Я заметил, что в громадном большинстве случаев лучшие антирелигиозники создают свое понимание религии и потом победоносно ее разрушают. Мне кажется, что такая борьба с ветряными мельницами своего воображения о религии Христа давно нашла свою квалификацию в бессмертном произведении Сервантеса". Да и Достоевский устами князя Мышкина в романе "Идиот" сказал об этом же: с чем-то другим спорят атеисты, о чем-то другом они говорят+

Глава 3. О Боге.

Идолопоклонство - суть перенос понятий из материального мира, ограничивающего реальность и возникающего вследствие отграничения я от реальности, на Бога, поклонение Ему как обезличенной природе, всему, или же как ограниченному индивидууму, являющемуся олицетворением или механическим одушевлением сил и явлений в материальной действительности.

Идолопоклонство - это распространение принципа вещизма на Бога, взгляд на Бога, как на вещь, когда на месте Бога видят это", вне зависимости от того, как мотивируется подобный взгляд: абсолютной ли непостижимостью Бога (неоплатонизм, некоторые виды христианской мистики) или же, напротив, Его постижимостью как единичной вещи или явления (фетишизм, язычество) или всей совокупности явлений (пантеизм).

Пантеизм. В основе философии пантеиста Спинозы лежит следующий силлогизм:

- Бог есть вещь

- Бог есть бесконечность

Ergo: Бог есть бесконечная вещь (т.е. всё)

Ход умозаключений Спинозы формально несколько отличается от этого схематичного обобщения его мыслей, он более изощренный: Спиноза изначально разумеет под Богом существо абсолютно бесконечное, т.е. субстанцию, состоящую из бесконечно многих атрибутов" (посылка 2) и потом, исходя из понятия субстанции", доказывает единственность абсолютно бесконечного существа, т.к. утверждает, что не может быть субстанций, обладающих одинаковыми атрибутами.

Но бесконечность Бога у него тождественна бесконечности вещи: чтобы Он был единственный, т.е. единственно абсолютный и безграничный, не должно быть ничего вне Его, т.к. одна вещь вне другой вещи ограничивает эту другую вещь, и чтобы та была безграничной, надо, чтобы та всё заключала в себе: сущее растворяется в Боге, теряет себя, ибо становится частью неделимой бесконечности Бога. Всё сводится к Богу, всё есть Бог. В пантеистических системах бесполезно искать человека.

Плотин говорит, что Единое присутствует во всей вселенной, ибо если есть место, где его нет, то оно не абсолютно, т.к. ограничивается этим местом. Но бесконечность Бога не определяется бесконечностью вещей, а вся их бесконечность определяется Им. Бог бесконечен не потому, что присутствует во всей бесконечной Вселенной, а Вселенная бесконечна, потому что сотворена бесконечным Богом.

Бог есть такая бесконечность (Бесконечный), которая (Который) не может быть ограничена ничем, в том числе и тем, что Он извне полагает бесконечность Творения. (Вообще, слово извне" здесь некорректно, некорректно не потому, что Он есть везде, но потому, что Он - не одна из вещей).

Деспотические религии. Если Бог является олицетворением природного начала, произвола, если Он является одним из бесконечного ряда индивидуумов, то, чтобы Он был абсолютно свободен, всё остальное должно быть не свободно, чтобы Он был всесилен, остальные должны быть бессильны. Бог есть, если человека нет, человек есть, если Бога нет.

В христианстве под началом произвола понимается дьявол. Если человек стоит перед выбором, подчинится произволу, или самому стать произволом - у него нет выбора, ибо в обоих случаях он становится рабом и перестает быть человеком. (В первом случае, рабом Эго чужого, во втором - Эго собственного, но Эго никогда не есть Я, оно - всегда Я отчужденное.)

Бог велик вовсе не потому, что человек мал, Бог всемогущ вовсе не потому, что человек раб. Возвышающий человека да не боится унизить Бога, унижающий человека унижает Бога. Таково христианское понятие о Боге и человеке.

Апофатическое богословие. Апофатическое богословие определяет Бога отрицательно, последовательно отрицая в Нем всё, что есть в сущем: Бог есть не-добро, не-любовь, не-сущий. В апофатическом богословии есть доля истины, ибо Бог ни в какой мере не есть творение, Он - Творец, Он - сверхсущий. Но обычно апофатическое богословие не проводится до конца, Бог всё равно определяется через вещи, пусть и путем отрицания их в Нём, и в итоге Бог всё равно воспринимается как вещь, как это" - божественное ничто, божественная бездна. Богу приписывается обезличенность, в высшей степени свойственная вещам.

Не-Бог есть мир, не-мир есть Бог. Не А есть В, не В есть А: А и В (Бог и мир) определяются друг через друга и потому, в сущности, есть одно, две стороны другого. К такому пантеистическому монизму приводит всякое не проведенное до конца апофатическое богословие. Вот почему многие христианские мистики со своей апофатикой, которая, казалось бы, должна была привести к совершенно иному результатами, были так близки к пантеизму. (Исламу во многом удалось этого избежать, ибо он, с одной стороны, сочетает в себе черты, характерные для деспотических религий, когда Бог как абсолютизированная вещь противопоставлен всем остальным вещам, чтобы быть абсолютной вещью, и с другой, он умело вобрал в себя апофатическое богословие, так что Бог в исламе получился индивидуумом, представляющим собой начало абсолютного произвола, прикрытый ширмой непознаваемости.)

Так что нельзя говорить, что мир одно, Бог иное, и наоборот, причем, конечно же, из этого вовсе не следует, что Бог - не что иное, как мир. (Бог - одно, мир - иное: это неоплатонический взгляд на Бога, мир - одно, Бог - иное: деистический). Итак, Бог - не иное миру, и Бог не тождествен миру. Так кто же Он, как Его мыслить? Как Личность. Но не как личность в ряду личностей, как индивидуум, как вещь, а как Сверхличность непостижимую, сверхсущую, обуславливающую Собой существование человеческого Я, человеческой личности. Приставка Сверх" значит, что Бог выше тезы-антитезы мир не-мир, сущее не-сущее, Бог не может быть представлен как вещь, как отчужденное и разорванное бытие, в котором и есть это противопоставление. Он есть Сверхсущий и потому Он есть с сущим, которое творит.

Бог есть Личность и Любовь, Любовь и Личность безграничная, не ограниченная ни слиянием со Вселенной, ни противопоставлением Вселенной, отчужденностью от нее (деизм), Единый, Сверхсущий, по отношению к Которому сущее нельзя называть не-сущим, как называли его неоплатоники, реальность Бога обуславливает и реальность Творения, реальность Личность - реальность личности, без Которой личность не была бы таковой, она была бы замкнутым в своем одиночестве отчужденным внеличностным что-то, началом произвола, который чужд личности.

Творение - это не умаленный Бог (понятие эманации), но - бытие, утверждаемое Им свободно и в свободе по Его любви. Нечто, производящее что-то, умаленное по сравнению с собой, уже умалено.

Творение и Бога нельзя сравнивать не потому, что первое - бесконечно низко, а второй - бесконечно высок, а потому, что Бог - Творец и Его Творение сотворено Им, т.е. творение не есть умаленный Бог, а Бог - не абсолютная форма существования творения. Сравнивать - суть ставить в один ряд, овеществлять, но невозможность сравнения вовсе не говорит об отсутствии отношений. Отношения Бога и человека есть отношения Сверхличности и личности без всякого сравнения и противопоставления. В этом тайна Богочеловечества.

Отношение Творец-творение возможно только при понимании Бога как Сверхсущего. Бог творит не Себя и не Свои образы, Бог творит человека. Человек не отображение Бога, не повторение Бога, не копия Бога, он - свободная личность, и в этом он богоподобен. Се, творю всё новое" - Бог не сотворил бы ничего нового, если бы сотворил человека лишь как неполное отображение Себя, если бы не утвердил человека как самоценное существо.

Обобщим вкратце рассмотренные выше учения. Они не знают ни свободы Бога, ни свободы человека, они не знают Бога и человека, не знают отношения Сверхсущего и сущего.

Бог ставится ими в зависимость:

- от бесконечности вещей, ибо Он есть Бог, потому что Он - бесконечная вещь

- от их низкого статуса, ибо Он есть одна из вещей, которая стала Богом путем низведения всего остального

- от их существования, ибо Он есть не-вещь

Взгляд на Бога никогда не может не затрагивать взгляда на сущее. Во всех трех учениях человек (сущее) принижается, у него отнимается его человеческая действительность и новизна:

- теряет свою действительность

- сущность чрезвычайно умаляется

-(наиболее продуманная система - неоплатонизм): и умаляется, и теряет собственную действительность, ибо сущее представляет собой истечение Божества, стоящее бесконечно ниже Божества.

Познание Бога в трех системах эволюционирует как: Бог есть: вещи - высочайшая вещь - не-вещь, но всегда Бог определяется через вещи.

- Чем больше познаем мы единичные вещи, тем больше познаем мы Бога" (Спиноза)

- Бог более величествен, чем любой величайший земной владыка, которого мы только можем себе представить

- Бог есть не то, что мы можем себе представить.

О познании Бога.

Бог непознаваем не потому, что Он есть пустота, то есть в Нем нечего познавать, и не потому, что Он есть бесконечность свойств (непознаваем в том смысле, как непознаваема вселенная, в которой не возможно описать всё до атома). Бог непознаваем не как безличное начало, а как Личность, как Сверхсущий, сотворивший сущие личности в свободе и любви.

Бог непознаваем ни кем из сущего: ни людьми, ни ангелами; человек, человеческая личность также непознаваема ни кем из сущего, ни людьми, ни ангелами, но познаваема Богом. В этом ее бесконечное величие.

Не личность познает Бога, познавая себя (что Бог, как и она, Личность, вовсе не означает возможность такого познания, слово как" применительно к личностям неуместно), но, можно сказать, что она знает Бога, ибо Бог знает ее.

Знать и познавать - два разных слова. Познавать - значит исчерпывать, значит сводить нечто к себе, познаваемость чего-либо означает его ограниченность. Знать - значит охватывать, обнимать, в порыве любви утверждать всё существо личности. (Что Бог познает личность - здесь под словом познавать" имелось в виду знать и сводить к реальности, знание Бога о личности - это Истина об личности, Истина - это значит, что личность истинно существует, реальна как таковая).

Бог не познаваем, но узнаваем. Человек стоит не перед безличным ничто, а перед светлым Ликом. Человек только тогда узнает Бога, когда постигнет, что Он непостижим, т.е. что Он - личность, постигнуть же это он может только тогда, когда полюбит Его, когда откажется от всякого идолотворения, от всякого эгоизма, выражающегося в стремлении обезличить другого, превратить его в вещь и сделать своей собственностью.

Чистые сердцем Бога узрят".

Глава 10. Мир.

"Будучи искренним, человек пребывает в центре". Шеллинг

Множественность есть уклонение существа от самого себя св. Григорий Богослов

1. В этой главе будет идти речь о материальной вселенной и об антропологическом ее понимании, а в следующей главе - о бытии человека в этой вселенной и о его конечных судьбах в ней, о конце его истории, который сопряжен и с концом вселенной, где эта история протекает. (О ценностях и норме бытия в их христианском понимании я скажу отдельно в главе "Этика".)

2. Сначала рассмотрим материю в понимании марксизма и на этом примере докажем вообще несостоятельность "научных философий".

Материя в понимании марксизма - фиктивное понятие. Фиктивное понятие - это разделение или объединение, ничего не дающее для понимания разделяемого и объединяемого. Таким понятием будет, например, разделение живых существ по количеству пятен в их окраске, все животные, от божьей коровки до ягуара, могут быть классифицированы так, но это не даст ничего нового для их понимания.

Фиктивным понятием является и материя. Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них", "объективная реальность, существующая независимо от человеческого сознания и отображаемая им" (В.И. Ленин). Понятие материи не имеет к науке никакого отношения. Наука изучает явления, феномены, а не материю. Материя в выше приведенном смысле - это метафизическая попытка свести к единой, самодвижущейся и саморазвивающейся сущности явления, изучаемые и описываемые с помощью рационалистических моделей наукой ("всё существующее есть многообразное проявление материи"). Фиксация явлений, их структурирование и моделирование - вот чем занимается наука, а материя, как метафизический придаток, ей совершенно не нужна. Материя - это нечто, полученное путем отвлечения от конкретных, наблюдаемых явлений, и все ее атрибуты как понятия (движение, развитие, борьба противоречий и пр.) обуславливаются явлениями, а не наоборот, так что с помощью понятия материи явления описать никак нельзя. Материей ничего нельзя объяснить, но сама она требует объяснения. Такое понятие - паразит, забирающий, но ничего не дающий. (Любое отвлеченное единство есть фикция).

Если материя просто суть объективная реальность, то, так как я твердо знаю, что независимо от моего сознания существую я сам, Бог, остальное Его Творение, то к материи надо отнести меня, Бога и остальное Творение. В этом опять проявляется фиктивность данного понятия, которое объединяет, но на основе этого объединения ничего не дает для понимания объединяемого.

Но и в самом способе его определения есть противоречие. Материя определяется через сознание: "единственное "свойство" материи, с признанием которого связан философский материализм, есть свойство быть объективной реальностью, существующей вне нашего сознания". (В.И. Ленин), а сознание признается свойством материи. Свойство А есть независимость от В, а В есть свойство А.

Суть материи состоит в том, что она независима от своего свойства. Очень содержательное определение! (Другое дело, если бы марксисты без всяких обиняков определили бы материю, скажем, как субстанцию, являющуюся причиной всего, но они предпочли маскировать метафизическую природу своего учения - и в итоге пришли к понятию, фиктивному даже по самому способу своего определения.)

Но может, несмотря на свою фиктивность, понятие материи дает что-то хотя бы в чисто формальном отношении? По заявлению марксиста Л. Рудаша, "оно (понятие материи) служит единственно и исключительно для того, чтобы препятствовать вмешательству идеалистического и религиозного начала в естествознание (курсив самого автора)". Да уж, если понятие играет единственно и исключительно роль жандарма, то ждать от него богатства содержания не приходится+

Однако как оно может защитить науку от вмешательства религии и идеализма (будто сама наука так беспомощна!), если оно само беспардонно в науку вмешивается, заставляя ее в своих моделях следовать надуманным законам диалектики, имеющим вовсе не научное происхождение, и к тому же само имеет идеалистическое происхождение как в своих истоках (материя есть Мировой Дух Гегеля с небольшими модификациями), так и в своей сути, ибо определяется чисто гносеологически, а не онтологически и является метафизикой низкого пошиба. (Любопытное сходство можно наблюдать между марксистским понятием материи и Всемогущим Духом (=Богом) в философии Беркли. Материя, как и Всемогущий Дух, "является причиной наших ощущений, действие которой на наши чувства вызывает в нас ощущения" (Л. Рудаш)

Материализм - это подмена живого Бога мертвой материей. Так можно сказать не только потому, что подобное мировоззрение мертво и безлично, так как делает личность функцией безличной силы, материи, но и потому, что сама материя - понятие абсолютно мертвенное, фиктивное, пустое (но при этом наделенное некоторыми свойствами Бога, например, вечностью.) Материя, как центральный момент натурфилософии марксизма, к науке не имеет никакого отношения и в философском плане также весьма сомнительна, из-за своих претензий на научность (как, впрочем, любая натурфилософия).

2. Сделав это небольшое критическое отступление, поясним отношения человека и мира, как их видит христианство, а затем вернемся к вопросу о бытии греховного мира, о материальном бытии.

Реальность мира есть реальность на самих, но реальность не в том смысле, что мир - это только наше ощущение, представление, конструируемое по законам нашего восприятия: "внешняя оболочка" субъекта, которую он производит в себе, отторгает от себя и воспринимает как нечто внеположное себе - плод его греховного бытия, а не Вселенная.

Человек не производное от мира, и мир не производное от человека (человеческого сознания) - всё сущее в своем всеединстве сотворено Богом. Вот исток высшего реализма - высшая реальность Сверхсущего Бога и Его творческого акта, а также действительность Боговоплощения.

Высший принцип совершенного бытия, сотворенного совершенным Богом, состоит в следующем: чем действительнее (богаче содержанием) сущее как такое, тем действительнее единство сущего, и обратно, чем действительнее единство сущего, тем действительнее его своеобразие.

Об этом образно говорит и пророк, показывая грядущее единство людей и животного мира, которое будет возможно без взаимного порабощения или уничтожения, в отличии от того состояния, в котором существует сейчас общество и природа: "Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому, а для змея прах будет пищею: они не будут причинять зла и вреда на святой горе Моей" (Ис. 65:25)

Надо различать единство и объединение. Единство в падшем мире, подчиненном и внешне, и внутренне греху как принципу раздробленности, не возможно, в нем возможно только объединение через отчуждение сущего в сторону объединения. Объединение предполагает части, бытие же сущего как части предполагает отчуждение себя как такого в сторону стоящего над ним целого, т.е. предполагает умаление сущего, и вот почему объединение не может быть единством.

Возможен и второй путь объединения: не подчинение всего и отчуждение его в сторону целого (так появляется "новая" сущность путем отчуждения, отвлечения от сущего, ставшего частями новой, подчиняющей структуры - отвлеченного "единства", и здесь верно говорят, что целое не исчерпывается суммой своих частей, ибо сущее, ставшее частью, уже не тождественно себе, ибо над ним возникла "новая" сущность - отвлеченное "единство" через его самоотчуждение), а упразднение чего-либо из сущего путем сведения его к другому ("поглощение"). Вместо двух свободных появляется подчиненный и подчинивший, т.е. свобода заменяется произволом, рабством, ибо бытие поработившего определяется уже не им самим, а внешним актом порабощения другого, а порабощенный как такой вообще упраздняется - это явное умаление сущего и единством тем более названо быть не может.

Истинное единство всего, всеединство, не означает подчинение всего сущего путем его самоотчуждения какому-то отвлеченному от него единству в качестве его ограниченных частей или чье либо господство над всем, но: выведение всего сущего на новый уровень существования, существования не как частей, существующих только будучи противопоставленными всему остальному, но существование как имеющего всеобщую значимость, ценность для всех и во всем. Всеединство возможно только в свободе и любви. Во всеединстве всё утверждается, а не подчиняется, во всеединстве всё утверждается, а не всеединство утверждается во всем (как над всем).

Всеединство и есть человек относительно Вселенной*, вернее, бытие человеческое как творческое бытие и есть бытие и укрепление всеединства. Всечеловечество - Я и есть святая гора Господня, и вот почему человек есть Душа Мира, София, и человеку заповедано "возделывать Сад Эдемский". И вот почему я каждого есть центр и средоточие мира. Относительно я и мы организовано всё сущее, расходятся лучи ангельских иерархий, и в Я всё едино. (Но опять же, Я, человек, не растворен во всем, но в его конкретности и личностности и есть всеединство, которому противоположна безличностность и отчужденность).

Вот почему с момента грехопадения человека, его самозамкнувшийся злой воли распалось всё сущее, Вселенная, средоточием которой он являлся, изменилось бытие всего, ибо изменилось и распалось его единство - человек. "Тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божьих". (Рим. 8:20-21)

Но тварь и освободится в человеке. И как залог этого грядущего освобождения выступает Вознесение, действительный, вселенский (а не только символический) смысл которого редко отмечается в богословии: Богочеловек воссел одесную Отца и человек через воспринятую Богом человеческую природу вновь стал центром и средоточием Всего (здесь важен именно Божий престол, который чаще всего описывается как окруженный ангелами, как центр сущего - Божий престол как бы точка приложения божественных сил Творца Всего ко всему, как центр всего в аспекте взаимодействия с ним Бога). Бытие всего мира вновь стало связано с волей человека: земной конец человечества совпадает с концом вселенной и преображением Всего. Конец истории, эсхатологическая развязка Всего и освобождение твари возможно только через человека - и вот человек вновь стал в центр Всего, стал его средоточием: человеческая природа вознесена на престол Творца Всего, и человек как бы вернулся в состояние до грехопадения, в такое состояние, каким он был сотворен. Вот почему во Христе человек назван новым творением. (Именно новым, а не другим, ибо и в грехе он прошел некоторое развитие, это человек с историей, и развитие и раскрытие ему еще предстоит: Бог сделал его новой тварью, но сам он ей еще должен сделаться, вернувшись к Богу и отказавшись от греха). Вознесение - это узловая точка относительно Творения, она соединяет мир и человека, связывает прошлое, настоящее и делает возможным грядущее, конец истории. В самом библейском тексте Вознесение далеко не случайно (т.е. не формально и не по внешнему признаку) связывается с Апокалипсисом: "Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо" (Деян. 1:11)

Смысл Вознесения не в том, что Бог идет к Богу, а в том, что человек вновь становиться в центр всего и его судьба становится соединенной с судьбой мира, в то время как раньше он был подчинен миру, вернее, той судьбе, которая господствовала над миром и которую преодолел Иисус Христос.

3. Человек вследствие грехопадения сделался частью внеположного ему мира и мир сделался частью его сознания. Внешний мир, старающийся поработить человека - следствие его собственного рабства, грехопадения.

Первый тип объединения (=первый тип раздробленности и противостояния, ибо противостоящие должны быть в чем-то объединены), если человек окончательно самоопределит себя как эго, вне Бога и себя, своей бесконечности, свободы и личности**, неизбежно должен смениться вторым: либо человек полностью сведет к себе и подчинит мир (что возможно только теоретически, через познание), либо мир поглотит его (человек смертен, человек, всего себя полагающий во внешнем мире, полностью самоотчужденный, этим миром и поглощается).

Возвращение к я и Я, к человеку и всеединству сущего происходит не через греховную структуру самого падшего сущего (первый тип объединения), где человек как часть, чтобы стать всем, должен поглотить остальные части и сам сделаться целым (всем), причем это целое (=второй тип объединения) будет неизбежно обеднен по сравнению с прежним целым, частью которого являлся человек. Падшее сущее, сопоставленное как части в отвлеченном единстве переходит во второй тип объединения, когда одна из частей становится единственной, поглотив все остальные. Путь греховного мира это путь регресса. Возвращение к всеединству в каждом происходит через его свободную личность, через внутренний возврат к я и бытие в Боге и свободе, всеобщий же переход от раздробленности и умаленности сущего к всеединству происходит скачкообразно, не эволюционно, а революционно.

4. Прежде всего скажем о падшем бытии я как эго, я, замкнувшегося в своей греховной ограниченности, отвергнувшего Бога, себя и Всё и сделавшегося частью иного всего, всего, которое уже не есть Всё, ибо утратило личностный характер.

Я различаю Вселенную и вселенную. Первым словом я обозначаю истинно Всё сущее, каким оно сотворено Богом и какое бесконечно осуществляется в личности, в человеке, сущее всеединое. Вторым же словом я обозначаю сущее греховное, отчужденное, не тождественное себе, обезличенное и потому уже не могущее быть названо истинно Всем, оно существует лишь частично, и человек поэтому является частью этого "всего", которое уже не есть Всё, ибо оно существует вне личности, вне всеединства, оно не есть для себя и для Бога. Космос, т.е. необозримо огромное пространство, в котором вертится планета Земля с существующей на ней человеческоё цивилизацией, я также именую вселенной, и этот космос может быть определен как часть частичного - небольшая часть падшего сущего, которая нам открывается и которой мы принадлежим.

Падшее, ограниченное я самоопределяется отрицательно, через две категории: я и не-я, мое и не мое. И главным здесь является не то, что есть я, а то, что не есть я, что не мое. Если сказать, что человек владеет всем миром, то для эго это означает, что он ничем не владеет. В отделении моего и не моего человек видит надежную гарантию собственного бытия. Главное в моем не оно само, а то, что его отделяет от другого, важен забор. "Заборность" бытия, закрытость себя для другого, для всего и проявляется как существование в пространстве, центральным моментом которого есть разделение на "тут и там", тут - это моя область бытия, сфера, доступная моему действию и действующая на меня, там - это не мое, это мне чуждое и от меня отдаленное. Человек воспринимает всё не как свое, он ограничивает собственную волю, собственное существование, ибо он ограничивает собственную личность. Но состояние современного человека позволяет ему, ибо он осознает свою ограниченность, усомниться в ее правильности и в конечном счете увидеть себя во всем, вернее, осознать себя как факт всеобщности, в своей личности увидеть причину того, почему всё есть всё, ибо в нем оно достигает всеединства. А животное (от которого человек произошел как часть вселенной, но при этом обладая душой как возможностью преодоления этой частичности) не осознает эту ограниченность и действует и всегда будет действовать в силу этой ограниченности, как будто она нормальна. Вообще любое животное, постольку, поскольку оно вообще существует, едино с "природой" никак не более, чем современный человек - окружающая природа для него не больше чем кормовая база и источник опасностей, и потому любой организм - от бактерии с ее клеточной стенкой до высших млекопитающих с их норами и укрытиями - старается как можно лучше от нее отгородиться+ Природа, как часть мира, искаженного грехопадением, для любой из ее частей (в том числе и для человека) существует не более чем мир вещей, и потому призывы к единению с ней, к "возвращению к природе", обычно предполагают лишь отказ от личности, а не от эго - ибо в слиянии со "всем" есть лишь новая форма эго-бытия, эго можно преодолеет не через новое отчуждение, а лишь через личность. Эти призывы в действительности зовут не к единству, которое возможно лишь как всеединство в личности, а лишь к новой форме противостояния, еще более жестокой, когда человек из положения над вещами, отказываясь от человеческого в себе, становится в положение среди вещей и полностью включается в их борьбу. Всеобщности и единства надо искать не в отчужденном, частичном, раздробленном и подверженном греху мире, а в личностном обращении к Свободному от греха Творцу Всего. Всякое частное единство в этом мире в тоже время предполагает разделение, члены некоторого единства всегда противостоят тому, что лежит вне этого единства, тому, что не причастно этой новой, объединенной форме бытия, так, например, объединение белых есть в то же время разделение их с черными, обострение их противостояния. Поэтому частное единство есть не более чем объединение. Единство возможно только как всеединство. А по выше сформулированному принципу единства единство должно не умалять свободу единого, а углублять ее. Свобода же немыслима для вещей, для конечного. Свобода есть только для личности, раскрывающейся для бесконечности и в которой раскрывается бесконечность. Поэтому всеединство есть только в личности и через личность.

Время - это процесс постоянного отрицания настоящего, которое всё время переходит в прошлое и вытесняется будущим, будущее же и прошлое по отношению к настоящему есть не-сущее. Проблему времени бессмысленно ставить вне проблемы бытия, время надо рассматривать как форму эго-бытия, бытия я отчужденного и раздробленного, я, замкнувшегося в конечном. Эго волит самого себя и тем самым отрицает себя, утверждает в себе не самотождественность, оно, так как оно замкнуто и конечно, выходит из себя, из-за своей конечности в своей воле, волящей самого себя, распадается на две точки - волимое и волящее, причем воля относится ко второму (самоопределяется, как принадлежащее волящему) и второе же утверждается как недостаточное по отношению волимому, как к конечному пункту стремлений. Оно, тем самым, в вечной погоне за самим собой вечно самоотрицается - так кошка пытается схватить свой хвост и хвост от нее отодвигается ровно настолько, насколько она к нему приближается, и в своих попытках схватить хвост она полагает себя не схватившей, что еще более побуждает ее к этим попыткам - и еще более отодвигает от нее хвост. Время, таким образом, относительно бытующего во времени является кругом, всё более расширяющимся - а это и есть линейный его ход.

Течение времени есть следствие греховного самоопределения я в конечном. Противоречие, порождаемое соотношением волящего и его воли с самим собой может быть преодолено только в бесконечности, когда я самоопределяется в своем все-бытии, а не как нечто ограниченное.

Мы показали, что пространство и время являются формами греховного бытия я, формами самоопределения эго, и эти формы распространяются на весь искаженный грехом мир, и как человек был моментом его всеединства, так теперь стал причиной отчужденного бытия, и, подчинившись греху и став частью раздробленного целого, он подчинил греху и весь мир, и так как он самоотчужден, то и мир стал чужд ему, и человек сделался частью пространства и эпизодом времени, он подчинился, вместе с миром, формам собственного самоотчуждения.

5. Личность объемлет, охватывает, претворяет всё в себе и себя как всё, не "растекаясь" по всему и не порабощая всё, а освобождая его в свободе, собирая, актуализируя бесконечность сущего в своей воле. Личность, будучи моментом всеединства, освобождает всё, ибо ее свобода становится актуальной не только для нее самой, а распространяется на всё сущее. Один из аспектов грехопадения человека и был стремлением сделать свободу своей исключительной привилегией, исключив всё из себя. Отвернувшись от своей всеобщности, человек сделался частью объективированного мира, его бытие сделалось эго-бытием, мещанским бытием (мещанским - от слова "место"). Человек, личность есть всё, и в этой вселенскости он и есть человек, и в его личности всё обретает свободу.

Я осуществляет в себе всеединство. Но это единство не означает одиночества. Человек один - как все и за все - предстоит перед Богом, предстоит здесь, в этой жизни, и предстанет перед Судным Престолом, в этом смысле он одинок. Он один перед Богом. Но он не один с Богом. Для всех Бог сотворил широкое небо. Все свободны, и все предстанут перед Ним. Личность осуществляет всё в себе, и она же полагает его как свое другое, как друга (пользуясь выражением Е. Трубецкого), свободного в ней, но не для нее. Она говорит сущему "ты", и потому сущее есть не только "я", но и "мы". Это отношение к сущему как к своему другому предполагается личностью, но не обуславливает личность. Личность не самоопределяется как "я не ты", только душа в греховном мире может обрести сознание как "я - не оно", но это самоопределение в мире вещей есть только условие личности, а не сама личность. Личность в противостоянии материальной данности может стать другим "оно", если не обратится к Богу и к своему истинному все-бытию+ Личность говорит "ты" не потому, что она так самоопределяется как личность, через отрицание "ты" в себе, а потому что она уже есть личность, уже есть факт Вселенского масштаба, факт Всеединства. Не сказав "я", нельзя истинно сказать "ты", можно только сказать "он", нельзя увидеть в сущем, осуществляющемся в бесконечности моей свободы, друга, а можно только увидеть во враждебном и отчужденном мире другого, противостоящего мне в своей инаковости, ибо я, как конечное, не может вывести всё своеобразие сущего в бесконечность и увидеть и себя в ней.

Отношение личности ко всему и со всем обогащает бытие, делает его бесконечно действительнее, живее. Если взять человека, как относящегося к сущему, можно говорить о его теле. Тело существа - это его отношение ко всему. Это отношение зависит от состояния воли относящихся, воли, как направленности бытия, самополагания. Воля в отношении со всем может противостоять всему, а может и видеть во всём "ты". Тело индивидуально, оно характеризует состояние воли сущего, но оно не сводимо только к личной воле, оно есть нечто большее, ибо зависит и от отношения сущего к тебе. Тело есть как бы скрещение отношений всех, принадлежащее, однако, кому-то одному. Тело есть показатель единства и взаимосвязанности творения даже в раздробленном его состоянии. Отношение я со всем как со своим другим есть отношения взаимной любви; "ты", в отличии от идола, способно отвечать "я". Это и есть "мы". Если бы свое другое представляло бы только продукт я, полагаемый им вне себя, это было бы только отчуждением я, не больше. Не зря пророки, обличая язычников, всё время подчеркивали, что идолы не слышат, не видят, не говорят. Воля человека направлена к ним, он относится к ним, как к своим божествам, но они никак к нему не относятся. Идолотворение, идолопоклонство есть одна из форм самоотчуждения. Поклоняющийся вещам в конце концов сам становится вещью.

В "мы" можно говорить о светоносном, духовном теле.

Но в падшем мире, где я самоопределяется через отрицание всего того, что не есть я, личности относятся друг у другу не как всё, в своей всеобщности, а как конечный вещи. Здесь уже не "я и ты", а "эго-я и он". Это состояние раздробленности, отрицания всего, себя во всем и всего в себе, и потому тело здесь обретает форму существования в пространстве, становится ограниченным и ощущается как ограниченное, как конечное.

6. Теперь вернемся к рассмотрению понятия материи и проч.. К материальному миру относится всё, что представляется нам как существующее в четырех измерениях, в пространстве и времени. Можно сказать, что материя - это все составляющие материального мира. Это первое значение слова "материя". В этом значении слово "материя" еще не является понятием, а есть всего лишь собирательное наименование для вещества, энергии, различных силовых полей и проч., всего того, с чем оперирует наука и с чем мы сталкиваемся мы в повседневной жизни. Как понятие же материя хорошо очерчена Бердяевым: бытие состоит из духовных существ, и материя" есть лишь определенное соотношение этих существ и их определенное состояние". Это понятие можно связать с приведенным выше словоупотреблением, исходя из идей, высказанных Н. Лосским и в наше время развиваемых Э. Тайновым: все материальные объекты микромира, с которыми имеют дело ученые, есть тела духовных существ, интеллигенций, и все материальные образования более высокого порядка возникают вследствие их ассоциации и координации между собой и с существами, которые располагаются выше в ангельской иерархии, а также с реальностями человеческих душ, в эту иерархию не входящих и из нее не возникающих, но тем не менее взаимодействующих, на низшем уровне, с интеллигенциями. Интеллигенции - это низший уровень сознания. Законы природы относятся прежде всего к ним, и именно они, так как обладают сознанием, могут усвоить их и осуществлять их в своих коммуникациях друг с другом. Законы природы - это законы взаимодействия интеллигенций, о существовании которых мы можем заключить из наблюдаемых нами явлений природы, из их материальных тел. Взаимодействие материальных объектов, подчиненное определенным законам, которое мы можем наблюдать, в действительности сводится к взаимодействию, взаимосообщению интеллигенций.

И главное, что надо понять, это то, что весь мир после грехопадения расстроен, искажен, разрушен и ангельский мир, и потому законы природы, законы взаимодействия этих низших духовных существ есть законы ограничения, законы несвободы. Материя - это состояние раздробленности, отчужденности. И отношения, в которых есть между собой интеллигенции - это материальные отношения, и потому их тела также материальны, ограниченны, и человек, ставший частью объективированного мира, во многом подчинен материальным законам, отношениям отчуждения и противостояния. Его тело так же материально, и во времени есть продукт взаимодействия интеллигенций и состоит из их тел. Материальный мир не есть что-то новое, возникшее после грехопадения, а есть лишь искажение отношений в сотворенном сущем. И еще раз надо подчеркнуть, что тело существует в пространстве-времени не потому, что оно тело, а потому что тот, кому оно принадлежит, греховен и самоотчужден, и его отношения с сущим есть отношения противостояния.

Не грех есть следствие материального, плотского тела, а плотское тело есть следствие греха. В этом радикальное отличие христианства от гностических взглядов на материальный мир. Христианству чуждо противопоставление дух - плоть, оно знает лишь противостояние я - вещь, свобода - грех. Человек греховен - и этим всё сказано. Его дух не менее плотский, чем плотское его тело. Дух - это свобода. Плоть начинается с отказа человека от своей свободы, со злой воли, с греха. Христианство знает свободу человека, и потому не видит, чтобы что-то внешнее (каким сейчас и является наше тело) играло бы в его бытии решающую роль. Тело и его страдания есть просто выражение отчужденности я и его страдательной роли. Когда в Новом завете говорится о победе над смертью, имеется в виду прежде всего смерть духовная, смерть я в конечном, объективация, мертвость человека в духовном плане, которая лишь проявляется в го смертности в материальном, причем и материальное есть один из уровней его духовного бытия, его бытия как эго. (В самом противопоставлении "мыслимое-протяженное" видится утрата единства сущего, по отношению к которому это противопоставление вторично.)

И сразу скажем о Воскресении мертвых. Чужды новозаветного духа те, кто утверждают, что воскресение будет простым восстановлением нашей сегодняшней плоти. Но, если уж придерживаться такой точки зрения, то надо проводить ее до конца - наше тело нуждается в дыхании, в питании, в испражнении, иначе оно просто погибнет. И неужто всё это будет в Новом мире, в Царстве Божьем? Но - "Царство Божье несть брашно и питие". И еще - "в воскресении люди будут подобны ангелам". Все эти высказывания направлены против грубо-материального понимания воскресения. И вообще верх бессмыслицы думать, что на Новом небе и Новой земле останется часть старого мира, да еще и со всеми его процессами. Фактически вся 15 глава Первого Послания к Коринфянам подчеркивает, что главное в Воскресении - это изменение: "Не все умрем, но все изменимся". А слова про зерно, которое сеется в тлении и воскресает в славе, но прежде должно умереть? Этим превращением - из зерна в колос апостол подчеркивает изменение, которое произойдет со всем человеком, но в частности и с его телом.

Ссылаются еще на то, что, дескать, Господь воплотился в человеческое, плотское тело и тем самым его освятил. Да, освятил. Но освящение не есть закрепление раз и навсегда в косных формах, а открытая дверь и призыв к развитию. Господь во всей полноте разделил человеческую судьбу, Он принял человеческие душу и тело. Он принял во всей полноте человеческую природу, и это значит, в частности, что вся она греховна и нуждается в спасении, в исцелении. Разве такой войдет душа в Царство Божье, какой она существует здесь? Так почему же тело не должно измениться, измениться коренным образом, как измениться душа?

"Наше же жительство - на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа, Который уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его, силою, которою Он действует и покоряет Себе все" (Флп. 3:20,21) Преображение тела означает радикальное изменение отношений человека с миром, с Богом, с самим собой. Измениться всё существование человека, измениться и аспект этого существования - тело.

И слова о Новом небе и Новой земле, и о том, что старые небо и земля бегут от Лица Божия, растают как воск, сменятся как ветхие ризы - это свидетельствует об изменении самого способа существования мира, о том, что материальный мир преобразится, материя растает, как воск, отношения в сущем станут новыми, иными, чем были ранее.

7. Теперь выскажем несколько замечаний касательно материальной вселенной и бытия человека в ней.

"Свет во тьме светит и тьма не объяла его" - этой фразой можно вкратце выразить весь христианский взгляд на материальное бытие человека, на космос. Материя - это непосредственное следствие акта бессмыслицы, греха, но Бог и ее о-смысливает, проникает ее светом Своего Смысла. Мы не оставлены один на один с абсурдностью греховного бытия, мы в силах открыться навстречу Богу и освободится из под власти бессмыслицы, освободив от нее и всё сущее.

Свет Смысла в бездне зла и смерти - это Божий Промысл, Воля Бога, смертью побеждающего смерть - в рамках действия материальных законов открывающего окно свободы, когда благодаря только действию законов ограниченности в греховном, обессмысленном мире появляется человек - существо, в себе самом преодолевающее эти законы и вместе с Богом могущее их преодолеть во всем сущем, явить торжество Смысла. Смысл не может быть детищем слепых сил, порождением абсурда, но абсурд есть отступление Смысла от самого себя, отчуждение. Человек есть причина бессмыслицы Творения, он - соль земли, сделавшаяся пресной. Но он же может стать и точкой перерождения этой бессмыслицы, он, сущий в мире вещей, может вновь стать действительной личностью, стать я, и так преодолеть вещность бытия, ставшего таким из-за обезличивания человека. Человек в материальном мире есть причина его бессмыслицы и начало его смысла.

И вселенная может быть осмыслена относительно человека, а Промысл Божий есть начало этого осмысления еще до начала смысла во времени, ибо Бог подчиняет вещное бытие грядущему проявлению в нем человека, грядущему, из личности идущему, преображению мира.

Космос можно уподобить ферменту, огромной клеточной белковой молекуле, в которой десятки тысяч аминокислот существует во многом только для того, чтобы строго определенным образом расположить друг относительно друга всего несколько аминокислот, которые и образуют ферментативный центр белка, за счет которого он и активен. Огромные звездные пространства за счет взаимовлияний позволяют планете Земля существовать так, как она существует. Конфигурация расходящихся галактик в начале вселенной, в начале самого времени должна была быть ровно такой, какой она была, чтобы образовалась наша планета с подходящими условиями для зарождения на ней жизни. Зарождение жизни, происходившего строго в рамках материальных законов и последующая за ним эволюция живых организмов (обусловленная, опять же, лишь естественными механизмами) приведшая к возникновению вида Homo sapiens - всё это необходимые условия для проявления свободы человеком, подчинившемуся через свой грех фатуму, законам отчуждения.

Почему Бог как бы вынужден следовать законам отчужденного бытия, почему Он не может просто их отменить? Эти законы - свободный выбор человека, свободно выбранная им участь, ибо согрешил он свободно. Бог вообще мог бы сразу "спасти" человека, от человека не потребовалось бы никаких усилий, но тогда это был бы не человек. В том, что Господь смертию побеждает смерть надо видеть Его величие и внутреннюю противоречивость и слабость законов ограниченности, в которых есть место, точка для прорыва их бесконечностью. Грех - это акт произвола, материальные законы, так как они строго детерминируют сущее, также произвольны, и произвольным в них вмешательством нельзя их преодолеть. Они могут быть подчинены человеку только через самих себя, и только из и через человека, им подчиненного, может быть начато их преодоление. Протестантский теолог Баракман утверждает: " теория (униформизма) не учитывает факт божественного вмешательства, которое прерывало или изменяло эти процессы до такой степени, что сейчас с точностью проследить их ход в течение длительного периода времени представляется невозможным". Действительно, предположение о возможности произвольного вмешательства Высшей силы в естественные процессы имеет ровно столько же прав на жизнь, как и предположение о том, что эти процессы в глубоком прошлом шли так же, как и идут сейчас - ибо второе предположение не может быть доказано, как не может быть доказано и первое, и, если вдуматься, относительно длительных промежутков времени нет никаких оснований его распространять. Но является ли это поводом ставить под сомнение геологию, например? Нет, ибо исходя из самой теологии должно быть опровергнуто первое предположение - Бог не является началом произвола и весь смысл мирового процесса заключается в том, чтобы исходя из самой ограниченности ограниченность преодолеть. Так почему же Бог то вмешивается в природные процессы, а то не вмешивается? Это предположение противоречит смыслу мирового процесса и понятию о Боге, как о Боге Смысла, а не произвола, и потому должно быть отвергнуто как бессмысленное. Бог не убыстряет в десятки тысяч раз процесс накопления осадков и распада урана в угоду некоторым людям, весьма сомнительным образом исчислившим срок существования земли в несколько тысяч лет.

За миллиарды лет существования Земли и функционирования биосферы на ней выработались те условия, в которых существует сейчас человечество. В известном рассказе Брэдбери в утрированной форме высказана эта мысль: раздави бабочку, убери еще что-то, на первый взгляд кажущийся совершенно не имеющим к нам отношения элемент биосферы или геосферы прошлого - и человечество будет существовать уже в совершенно других условиях. Не живи какая-то группа организмов на земле столько-то миллионов лет назад - и не проповедовал бы Иисус в той Палестине, в которой Он проповедовал. Настоящее вызвано сложным переплетением причинно-следственных рядов, идущих из глубокого прошлого, и измени начало какого-либо из рядов - и всё измениться.

Так же вся древняя история: язычество и выросшая из нее философия, давшая основу понятийной системе христианского богословия, Римская империя, в пределах которой христианская религия стала вселенской религией, ибо проповедовать в одном государстве с его инфраструктурой гораздо легче, чем в десятках раздробленных государствах, практически не сообщающихся между собой, иудейские общины, рассеянные по всей империи, и сама иудейская среда, в которой и было возможно откровение Спасителя - без всего этого и многого другого не возможно было бы в этом мире христианство. На осмысленности древней истории настаивал совершенно справедливо еще Владимир Соловьев. В материальном мире явление свободы, иного плана бытия, возможно лишь при условии предшествующего развития этого материального мира по своим собственным законам. Это вызвано вовсе не тем, что свобода подчинена материальным закономерностям, а вызвано самой логикой свободы и логикой свободного человечества, к которому законы ограниченности относятся не как извне навязанный факт, но как факт собственного греховного бытия, сделавшегося таковым исключительно по воле свободного человека. Поэтому и преодолевать это греховное бытие он должен изнутри, подчинившись ему настолько, насколько оно может его подчинить. А материя не может подчинить всё человека - его душу, она подчиняет его лишь отчасти.

Часто видят проблему там, где ее нет. Такова проблема "согласования" Божьего Промысла с человеческой свободой. Весь смысл Промысла в том, чтобы дать человеку, в его ограниченном состоянии, максимальное количество возможностей для реализации его свободы, свободы обрести свободу, обратившись к Богу как человек, или отказаться от своей свободы, отвернувшись от Бога как вещь. Ранее мы говорили о смысле бытия вселенной как о преодолении своей частичности и рабства через человека, и потому человек может быть назван ее смыслом, теперь же скажем о смысле бытия самого человека в этой вселенной. Он состоит в акте свободы, в окончательном ее проявлении, в окончательном выборе между бесконечностью и конечностью, между Богом и человеком - и идолом и вещью. История есть раскрытие человека, его самоопределение, самоположение, и Промысл направлен на то, чтобы человек мог самоопределиться, чтобы он стоял между двумя альтернативами - личность или вещь, свобода или отчужденность, раскрыться из времени в вечность или остаться во времени, чтобы перед ним открывалось два пути, а не одна колея зла, греха и скотоподобного бытия. В послании Иакова сказано, что Бог не искушает, а молиться человек: "не введи меня в искушение". Это противоречие? Нет, ибо "не введи меня в искушение" значит не просьбу "не искуси", ибо Бог не искушает, а значит: не оставь меня в искушении, дай мне шанс преодолеть то искушение, которому я поддался. В мире всегда больше искушений, зла и страдания, безверия, чем веры, чем добра и счастья, и Бог никогда не посылает страдания, ибо в страданиях и зле и так находится весь греховный мир, "весь мир лежит в лукавом", Бог не помогает лукавому, но избавляет человека от него, Бог лишь дает возможность веры, дает возможность просветлить страдания, внутренне в них преобразиться, дает островки счастья и спокойствия среди бездны отчужденного, ужасного мира, подчиненного лукавому. Дьявол - это крайняя форма самоотчуждения человека, крайнее выражение его греха и богоотступничества, безбожия. Юный Соловьев в одном из своих писем признался, что не верит в дьявола. Позже он изменил свое мнение, столкнувшись - в самом себе и в окружающем - с глубиной человеческого греха. Монахи, боровшиеся с бесами, преодолевали самих себя. Человек суеверен, если лишен веры, он боится демонического, дьявольского, если крайне самоотчужден, обезличен, овеществлен и не может из глубин своего я воззвать к Богу.

Мы не знаем как - но Бог каждому дает в равной мере возможность спасения, открывает перед каждым широкое небо. Никто не попадает в ад по недоразумению: ад - это не следствие ошибки или заблуждения человека, но следствие его злой воли - заблуждение можно исправить, открыв человеку истину, но злую, безбожную волю человека не может исправить никто, кроме него самого. Быть с Богом или без Него - это дело свободы человека, и Божий Промысл и состоит в том, чтобы дать осуществится этой свободе, чтобы человек мог проявить и добрую волю в этом мире.

И Страшный Суд - это полное и окончательное осуществление свободы человека: возжелавшие быть без Бога и без человека получают осуществление этого желания, этого свободного отказа от свободы. Ад - это ни в коем случае не наказание, Бог никого не наказывает, это выражение воли самого человека. Верно говорит Бердяев, что ад - это полное одиночество, когда перед человеком уже ничего нет, это абсолютный тупик. Бог не принимает никакого участия в судьбе человека, если бы Он наказывал, то это было бы участие, это было бы спасение от одиночества. Бог не принимает участия в судьбе человека, ибо нет уже человека, осталась вещь, а человек отказался от себя и от Бога. Можно сказать, что ад - это небытие, здесь уже нельзя говорить об отчуждении, ибо уже нет отчуждающегося, ибо человек отказался от себя. Этот отказ в легендах выражен тем, что душу человека берет дьявол. Но в том то и дело, что и дьявол ничего не берет, ибо нет дьявола, раз нет человека, и у него нечего брать, кроме пустоты. Ад - это пустота, это безмолвие. Неверно, пусть даже в художественной форме, как у Данте, образно представлять ад леденящими душу безднами. Лучший его художественный образ - это банька с пауками. Ад- это плоскость, это сужающееся до небытия запертое пространство. В аду нет никого, там нет людей, ибо люди уже отказались от себя, стали ничем.

8. История не есть прогресс или регресс. Она есть лишь раскрытие, когда каждая душа прорастает или плевелом, или пшеничным зерном. Но необходимо сказать, что Царство Небесное не будет результатом плавного земного развития, его приход будет революционен, будет концом всего земного. Конец земной истории, Апокалипсис, явит ее главный смысл, ее принцип, он будет окончательным разделением мира на мир безбожный и бесчеловечный, царство антихристово, и мир свободы, личностности и богообщения, царство Христово, ибо смысл человеческого бытия во времени, смысл истории, и заключается в самоидентификации каждого человека относительно этих двух царств. Конец истории -это великая битва Армагеддон, но, скорее всего, она будет протекать в душе каждого человека и окружающие катаклизмы лишь обострят проблему выбора между Христом и антихристом для каждого человека. А противостояния в земном плане, возможно, будут лишь противостояниями сил греховных - разве не растерзал зверь блудницу. Так что христианин, решивший принять участие в этой битве, может оказаться лишь на стороне вавилонской блудницы или на стороне зверя - но и так, и так он будет против Бога. Но тем не менее, главное, что необходимо верующим "во тьме грядущей ночи" - это активность жизненной позиции, стойкость исповедания своей веры - словом и делом - вопреки греховному миру. Это, впрочем, равно необходимо и сейчас.

В книге "Русская идея" Бердяев укоряет Соловьева за то, что он в своих "Трех разговорах" показал антихриста гуманистом, облагодетельствовавшим человечество. Бердяев считает, что антихрист должен быть крайне бесчеловечен, дегуманистичен. Но мне кажется, в книге Соловьева содержится важное предупреждение, что не всякий гуманизм есть гуманизм. Гуманизм может и унижать человека (об этом мы уже говорили), он может дать человеку всё - и лишить человека всего человеческого. Вот таким гуманистом, возможно, и будет антихрист, и он уже не раз проявлял свою "гуманистическую" сущность - он сулит дать человеку все богатства, вещественные и интеллектуальные, чтобы тот отдал ему свою душу.

Кто будет добровольно поклоняться явному человекоубийце? А многие именно добровольно примут печать зверя - и всё из-за того, что польстились на его псевдогуманизм.

Вообще представляются возможными две развязки истории. И ту, и другую можно вывести из библейского текста. Первая, что с течением времени будут всё обострятся проблемы человечества - будет ухудшаться экологическая обстановка, будут усиливаться войны. Голод и эпидемии будут потрясать человечество. "И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются. Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачут все племена земные+"(Мф. 24:29-30)

Второй исход - человечество сумеет преодолеть все проблемы, кризисы окажутся "кризисами роста" и не будут носить глобального характера. Человек достигнет баланса потребления и ему начнет казаться, что перед ним открыты перспективы бесконечного прогресса. Большинство поклониться этому прогрессу, этой сытости, этому земному раю - и будут жестоко преследовать тех безумцев, которые станут, вопреки очевидности, утверждать, что дни сочтены, что пришло время покаяться. И эта сытость, эта полная бытовая устроенность, думается, только обострит противоречия человеческого духа, проблемы нравственные, духовные. И потом последует внезапная катастрофа. "Но как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого. Ибо, как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех: так будет и пришествие Сына Человеческого" (Мф. 24:37-39). Эта самоупоенность и, хотя бы видимое, всеобщее спокойствие, немыслимы на фоне постепенно разворачивающихся катастроф. Если при первом исходе бедствия нарастают медленно, пока не достигнут апогея, за которым последуют события всебытийного характера, то при втором ничто не предвещает некую одну глобальную катастрофу, знаменующую пришествие Сына Человеческого.

Очень емко конец истории можно назвать полнотой времени, он наступит, когда человек исчерпает себя в конечном (потому-то конец истории будет сопровождаться такими бедствиями), являясь частью отчужденного целого, исчерпает себя (и все возможности относительно бесконечного бытия) прежде всего во времени, ибо определиться относительно вечности - и кризис человека, его конец в конечном, будет кризисом и концом всего сущего, подпавшего законам ограниченности. По своей природе вся история есть конец, ибо в ней греховный человек должен совершить окончательный акт свободы, акт самоопределения. Так что Апокалипсис - это не что-то чужеродное по отношению ко вселенной, к Творению, а лишь его необходимое завершение, предполагающееся его внутренним развитием, становлением и восстановлением, Апокалипсис - лишь конец конца, - и тем самым начало бесконечности.

Бесконечность, вечность - это не просто бесконечное отодвигание конца, или дурная бесконечность, или время, но вечность не есть и безвременье, один миг во времени, растянутый до бесконечности. Вечность это вечно новое бытие, это развитие, не предполагающее самоотрицания, это всеединство сущего, сущего, которое не распадается на этапы, не существует отчужденно, как прошедшее или не наступившее, но бытие которого во всей полноте дано в едином порыве, дано в каждом акте воли.

9. Еще несколько замечаний касательно земного бытия человека. Претворение тела во времени и в пространстве есть начало земной истории человека, которое наступает сразу же после образования годной к дальнейшим делениям зиготы, это открытая дверь. Как земное тело и судьба, уготованная родившемуся ребенку в этой семье и в этой стране соответствует входящей в эту дверь душе? Думаю, вовсе не внешним образом, не как наказание за грехи или поощрение за праведность. Каждый человек внутренней связью связан со всем бытием как душа мира, и его встраивание в структуру материальной вселенной обусловлено его собственным бытием, а не чьим-то наказанием или поощрением. Другое дело, (и это только одному Богу известно, когда исполнится полнота времени и полнота свободы относительно каждой души) что человек как душа мира в своем раскрытии, в своей истории не скован случайными, чисто внешними обстоятельствами, так что если он погиб во младенчестве или еще по каким-то обстоятельствам не мог проявить свою волю в конечном относительно бесконечного - он всё равно будет иметь эту возможность и получит ее - при других земных обстоятельствах и условиях. Конец истории наступит лишь тогда, когда все в полной мере осуществят свою свободу. В этом конец истории зависит от каждого. (Говоря об отчужденном и раздробленном мире, приходится говорить о массе, о множестве душ, хотя для Бога каждый человек единственен, и это главное, всё остальное же произвольно.)

Множество заблуждений существует касательно мозга и проч.

Мировоззрение возможно строить только из личности, из субъекта, а те, кто пытаются вещь, какую из себя и представляет мозг, представить исходным пунктом человеческого бытия, впадают в противоречие, метко подмеченное Соловьевым: "Мозг есть и субъект всякого сознания, и вместе с тем тот же самый мозг есть одно из явлений в сознании, т.е. он есть один из продуктов своей же собственной функции. Но если субъект сознания сам есть лишь явление в сознании, то очевидно, что субъекта, собственно, нет совсем+" Материализм есть объективация, отчуждение, проявляющееся в самом мировоззрении, когда внеличностному нечто (материи, мозгу) хотят приписать свойства личности, когда субъект хотят свести к объекту.

Еще некоторые думают, что дальнейшее изучение строения и деятельности мозга опровергнет существование души. Но в чем заключается это изучение? Лишь в том, что находят в мозге некоторые зоны, ответственные за те или иные виды деятельности человеческой психики. Конечная цель этого изучения состоит в том, чтобы малейшие движения в человеческом сознании связать с определенными изменениями в структуре мозга; состоит в установлении полного соответствия между токами мозга, пробеганием электрических импульсов по нейронам мозга человека, с явлениями сознания человека, к которому этот мозг относится. Но если А соответствует В, то почему это должно означать их тождество? Без словесного сообщения с испытуемым ученые могут наблюдать только протекание тока в мозге, но связать они его ни с чем не могут. Разве смысл фразы тождествен типографской краске, которой она напечатана в книге? Да как вообще возможно тождество непротяженной мысли с протекающим в пространстве электро-химическим процессом, соответствующим этой мысли лишь постольку, поскольку он возникает в мозге в тот момент времени, когда она возникает в сознании? Сознание не тождественно душе, но оно относится к ней и душа, личность проявляется в сознании.

Изучение мозга дает очень много в научном плане, но в философском оно мало что прибавляет. Разве и до всякого изучения мозга не было понятным, что психическое состояние связано с состоянием организма? Изучение мозга лишь детализирует связь на нейронном уровне, на уровне организма. Если задуматься над чем-то волнующимся, если представить себя в какой-то опасной ситуации - быстрее станет сокращаться сердце, хотя никакой реальной опасности нет - вот простой пример связи мысли и организма. И обратно, настроение может испортиться, если что-то в организме неладно, что-то болит. Это не открытие, что, влияя на организм, можно повлиять и на психику человека. Мозг - это часть организма и его изучение позволяет влиять на сознание человека более направлено, воздействуя на определенную часть его мозга. И раньше было известно, что человек греховный, человек отчужденный очень зависим от внешнего мира, от мира вещей. Он зависим и от других людей, от их мнения о нем, от их похвал, от их оскорблений, на которые в большинстве случаев он вынужден отвечать тем же+ Но есть и Бог, дарующий человеку свободу и в этом несвободном мире, и Он не оставит человека, если тот по собственной воле, раз и навсегда, не оставил Его.

И последнее. Душа существует вне пространства, она не находится в мозге или где-то еще в физическом теле, и мозг лишь осуществляет связь души и тела в самом теле, между как сама связь между душой и телом и ее характер (характер подчинения и отчуждения) обусловлены душой, ее греховным состоянием.

10. Надеюсь, всё написанное выше о грехопадении не произвело впечатления, будто бы человек своим грехом сотворил что-то новое, и это новое - материальный мир. Такая интерпретация в корне ложна, она представляет собой модификацию гностического мифа, в котором один из эонов "рассорился" с остальными и стал демиургом, сотворив мир. Надеюсь, я достаточно подчеркнул то, что материя - это никакая не лишенность, не тьма, и никакие другие вещественные аналогии к ней также не применимы, а всего лишь состояние раздробленности павшего и самоотчужденного сущего. Основную нагрузку понятия "материя" несет прилагательное "материальный". Материя - это значит, что отношения в сущем стали отчужденными, материальными, объективированными, что бытие человека и всего сделалось частичным. Материя - это искажение и отчуждение, а не что-то новое, это вовсе никакая не новая субстанция.

Акт творения может исходить только от личности и быть направлен на личность. Грехопадение же есть акт воли вопреки личности, это замыкание в себе, овеществление, отчуждение. Некоторые укоряют Бога в том, что Он ошибся в творении, мол, грехопадение свидетельствует об Его ошибке. Нет, можно было бы исключить возможность всякой "ошибки", лишив сотворенное свободы и возможности распоряжаться собой, воли, и запрограммировав его на покорность "воле Божьей". Но мало того, что это противоречит Богу как Свободному и началу Свободы, ибо Бог не деспот, мало того, что это противоречит человеческой природе, высшей ценностью которой является свобода, мало того, что это противоречит природе блага, которое не принуждает и не насилует и не может быть принудительным и насильственным, это противоречит и пониманию творения. Если сотворенное не обладает свободой и волей, то оно не существует в себе и через себя, оно в своем бытии полностью зависит от сотворившего его Бога. Но тогда и творения никакого нет, всё творение сводится к Богу, всё бытие творения ограничивается бытием Божьих идей о творении.

И главное отличие человеческого творчества от ремесла есть то, что продукт творчества, произведение искусства актуально вне зависимости от возложенной на него функции, оно живет самостоятельной жизнью, хотя эта жизнь может проявиться только в жизни отдельного человека и в жизни общества. Продукт же ремесла, изделие, осмысленно только в рамках определенной функции, оно есть продолжение человеческой руки, функциональное дополнение, человек не может относиться к нему как к чему-то самостоятельному и самодавлеющему.

11. Во вселенной может быть множество населенных миров, однако от этого человек не теряет своего ориентирующего, центрального значения. И если в космосе бесчисленное множество населенных миров, отдельный человек, его личность и его свобода всё так же останутся дороги для Бога, как и вся вселенная со всеми мирами.

Тайна звездного неба есть тайна человека, тайна его свободы. От этой мысли тайна сущего и бытия не становится чем-то обыденным, но лишь обостряется, наполняется новым содержанием. Уже не возможно сказать: а какое нам дело, а нас это не касается+ Раньше человек в сужении всего видел залог своего самостоянья, в сужении вселенной до своей маленькой планеты и планеты до своего маленького дома. Но теперь пришло время расширяться до себя и расширять до себя вселенную, ибо только в человеке вселенная может стать Вселенной, и только человек в подлинном смысле слова, из подлинно человеческого бытия может обратиться к Богу, Творцу Всего.

* Из этого можно сделать вывод, что человек способен постигать всё, ибо познание есть функция бытия, а бытие человека есть всеединое бытие, сущее ориентировано относительно я и едино, существует как истинно сущее, в Я. Из всечеловечества, я-мы-Я, можно также сделать массу гносеологических выводов, в частности о том, что есть истинное познание - это не то, что замыкает человека в себе, его субъективные иллюзии, бред и проч. (здесь надо сказать, что слово "субъективный" употребляется здесь в традиционном смысле, а не в действительном, ибо такое "субъективное" познание отчуждает человека от самого себя, от я, от субъекта, объективирует его), и не то, что объединяет его с толпой, ассоциацией единичных эго, с эго коллективным (замечательную критику гносеологии, ориентированной на большинство или на усредненное знание всех можно найти в романе Оруэлла "1984"). Истинное познание Всего (Я претворяет в себе всеединство) может быть только личностно (я), свободно и всеобщно.

** Отказ от личности есть и отказ от Бога, ибо Бог обращается только к личности и только личность способна ответить Ему.

Дополнения.

*** Каков может быть механизм осуществления Промысла в материальном мире? Думается, основной его принцип можно сформулировать так: случай побеждается всеведением. Мир состоит из перекрывающейся сети причинно-следственных рядов. События есть пересечение причинно-следственных рядов, в результате чего происходит их взаимное искривление - следствие из одного ряда встраивается в другой ряд, становясь, в сопокупности со следствием другого, причиной нового ряда. Все эти ряды и их пересечения подчинены материальным законам. И тем не менее любой из рядов почти на всем своем протяжении состоит из случайностей. Человек задержался, прощаясь с женой, ему пришлось долго ждать лифта, который на момент вызова находился на верхнем этаже, он не успел на автобус, он опоздал на работу+ Всё это случайности, цепь которых в итоге дает существенный (для человека) результат. Все случайности, безусловно, имеют свои причины. Но эти причины, из которых они с необходимостью следуют, также случайны. Говорить о случайности можно только относительно кого-то, относительно сущего. Случайность - это мера незначительности, несоотносимости происходящего с сущим и с его волей. Материальные законы как взаимоотношения духовных существ безусловно, значимы для них, существенны для их воли, хотя и являются произвольными ("навязанными") по отношению к ним вследствие греха человека.

Однако что-то в этих отношениях интеллигенций является случайным. Закон природы - это устойчивые связи и отношения интеллигенций, как мы их воспринимаем в материальном мире, соотносясь с материальными объектами, или что то же, с телами интеллигенций, отчужденными от них самих. Поэтому закон природы, закон причинности, что за А следует В потому что А есть А, который мы наблюдаем в мире объектов, может существенно отличаться от способов его реализации в непосредственных отношениях интеллигенций. (Нельзя представлять интеллигенцию физическим телом или компьютером: к нему поступил сигнал А и она механически, как будто запрограммирована на это, ответила В, ее толкнули, придали ей ускорение, импульс, начальную скорость, и она покатилась.). Если то, что стоит за В и С, которые мы наблюдаем в материальном мире, одинаково случайно для интеллигенции как равнозначные пути реализации того закона отчуждения и ограничения, которому она подчинена и который для нее не случаен, и если вероятность наступления В и С в физической системе ( которая также есть определенная ассоциация интеллигенций и комплекс их отношений) равна, и В и С одинаково случайны для всей системы, для всех существенных свойств этого комплекса, этой ассоциации, то при определенном воздействии на интеллигенции за А может последовать С (вопреки обычному, но случайному В), что не будет противоречить существенным законам ограниченности.

Теперь понятно, что изменение какого-либо члена в ряду случайностей, описанное выше описанным способом, может повлиять на существенные результаты, являющиеся итогом для этого ряда. Зная всю цепь случайностей, которые последуют или могут последовать, можно целенаправленно определенным образом влиять на нее., организуя мир под личность, но при этом никак не затрагивая его существенную, определяющую структуру. Здесь всеведущий Бог выступает не как демон Лапласа, который погружен в материальный мир и может знать только все доступные человеку, из этого материального мира выведенные закономерности. Бог знает всё, что вообще можно знать, Он знает всё сущее, всё, что не укладывается в закономерности и всё, что в них укладывается. Бог есть над всем сущим и над миром объектов.

И три необходимых замечания. Промысл никак не затрагивает сферу соприкосновения человека с миром, он никак не корректирует действия человека относительно объектов и действия объектов относительно человека, которым он подчинен в силу своей греховности. Промысл "соприкасается" только с интеллигенциям, он именно расширяет сферу действия свободного человека в мире объектов и дает ему шанс проявит ее в рамках ограниченного.

Точечные взаимодействия не есть вмешательство в материю, они коренным образом отличается от чуда, которое есть прорыв, проявление иного бытия в бытии повседневном. Но о чуде, о логике чуда мы не будем в этой книжке.

Как это и не заманчиво, но концепцию Промысла нельзя использовать в качестве научной гипотезы. Например, самозарождение жизни, самого простейшего самовоспроизводящегося организма практически невероятно в "первичном бульоне", о котором говорил акад. Опарин, срок, за который может это произойти, за который, можно предположить, что самозарождение может произойти с достаточной степенью вероятности, на несколько порядков превышает возраст существования нашей планеты. И есть соблазн объяснить это зарождение Промыслом Божьим. Но этого нельзя делать. В таком случае Промысл будет именно самым резким вмешательством в этот мир, самым резким действием против вероятности, против законов ограниченности. И потому надо, с помощью Божьей, искать новую научную гипотезу, объясняющую возникновение жизни.

**** Про медленное вырабатывание условий, эволюцию геосферы и биосферы и - последующее проявление человека можно вспомнить, читая про тот кусок влажной земли, из которого Господь вылепил человека - вдунул в него дух жизни, читая про те кожаные ризы, которые Господь сделал, сшил человеку - и надел на него. И кусок кожи, и кусок земли Господь ведь не изменял структурно, об этом ничего не сказано, он лишь организовывал их относительно человека, относительно духа живого. (Я считаю, что слова о духе живом надо понимать как слова о проявлении человека в конечном для окончательного его самоопределения, а не как слова о "частичке Божества"., вложенной в человека. Про образ и подобие Божье говорится раньше, и это совершенно не соответствующий им образ.

Глава 12. Этика.

1. Бытие человека в этом мире есть не пограничное бытие, не стык вещественного и невещественного, а предельное бытие. Человек в мире - это человек у предела, он может его перейти, подчинившись греху и слепым силам, но может и его преодолеть, утвердив себя как я с Богом, вопреки всем силам отчуждения, и тем самым снять этот предел, преобразив отчужденный мир, ставший таковым из-за его греха. Человек способен не только противится, разрушать, сопротивляться, но он может преобразить и освободить то безличное нечто, что пыталось его поработить. Человек может глубинным, радикальным образом изменить всё, освободится и освободить бытие в себе, а не только бороться и действовать в рамках раз и навсегда установленной, конечной, структуры, метаться на поверхности. Поэтому этика христианства есть, прежде всего, этика преображения, а не разрушения и не подчинения, и в этом она радикальнее самых радикальных учений, радикальнее буддизма, могущего только разоблачать иллюзии.

Спаситель обострил предельность человеческого бытия в мире, Он дал возможность человеку отказаться от греха, Он открыл перед ним бесконечность, и тем самым еще острее поставил перед человеком вопрос: бесконечность или конечность, личность или вещь, свобода или подчинение, бытие или небытие. Христос сделал актуальным наше бытие, Он придал апокалипсический характер нашей жизни. Он, говоря о событиях последних дней, добавляет: "Не прейдет род сей, как всё сие будет" (Мф. 24:34). И действительно, бытие любого человека вне зависимости от близости Конца истории всё равно апокалиптично.

Неверно думать, что христианская вера обесценивает сегодняшнюю жизнь, что верующий будто бы ей пренебрегает. Наоборот, каждый миг в ней для верующего особо значим в свете вечности, в то время как большинство неверующих жизнь транжирят. Человек самоопределяется во времени относительно вечности, и потому и каждый его поступок имеет поистине вечный смысл. Каждый поступок происходит пред Богом. Человек, став самим собой, став личностью, станет всем и со всем и все станет через него - а может и отказаться от себя и стать вещью: через раскрытие я он может раскрыть всё. В этом он решает в своей обыденной жизни судьбу всего. Жизнь человека есть свободный окончательный выбор между вечностью и временем, Богом и идолом, и потому она вся проходит под знаком Конца, Конца всего и Начала нового Всего.

2. Люди заблуждаются, считая, что вера делает человека бессильным, безвольным, что начало веры коренится в его беспомощности. Все эти упреки можно опровергнуть одной фразой из Евангелия: "Царствие Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его" (Мф.11:12) Чтобы творить Волю Божью, надо иметь собственную волю, прикладывать усилия, действовать вопреки сопротивлению греха в себе и в окружающем мире. Слова "на всё Воля Божья" должны вызывать за собой слова молитвы: "да будет Воля Твоя и на земле, как на небе". Человек должен осуществлять Волю Божью в себе и в мире, а не оправдывать свое безволие и бездействие Волей Божьей, ибо это есть хула на Бога.

Вера происходит не из беспомощности и бессилия, воля есть всегда волевой акт, тогда как безверие означает безволие. Смирение перед безличной видимостью вещей, смирение перед бессмыслицей, которое нам предлагает материализм и атеизм - вот какое смирение более всего достойно презрения. Человек должен распахнуться навстречу бесконечности, открыть дверь Тому, Кто стучится в нее, а не жаться в конуре своей ограниченности. Господь победил мир (Ин.16:33), и вера в Него есть также победа над миром. Вера критична. Вера есть прежде всего сомнение в той мнимой очевидности, которая заставляет кого-то отрицать Бога. Вера есть различение духов, человек верит вопреки низшей очевидности во имя Очевидности Высшей, и эту самую низшую очевидность актом веры озаряет Высшим светом. Вера свободна и предполагает свободу. Чтобы искать помощи в Боге, надо сначала отбросить те подпорки, те костыли, за которые хватаются неверующие.

"Верующий подобен рыцарю, действительно вооруженному и на хорошей лошади, который скачет и разрывает строй врагов без страха, потому что никто не может ему противостоять" (Цветочки св. Франциска).

3. Есть три типа этического поведения человека в мире. Первый тип есть подчинение человека неким авторитетам, и нет большой разницы, есть ли это подчинение законам общественной нравственности или авторитету Божественных установлений. В первом случае человек осознает себя как продолжение стоящего вне его общества (племени, полка, класса), во втором - как орудие в руках Бога.

Второй тип предполагает автономность человека: человек сам вырабатывает законы своего поведения и сам им следует. Следующих этому типу поведения гораздо меньше, чем следующих первому, ибо этот тип поведения невозможен без активной работы мысли.

Первые два типа этики предполагают лишь взаимодействие человека с определенным порядком и законом, выработанным им самим или данным извне. Христианская нравственность тем принципиально отличается от всех прочих систем морали, что уже исходно представляет собой не ряд требований, предъявляемых человеку обществом Богом или самим собой, но способ существования, бытия личности в согласии с бытием всего и с Тем, Кто выше бытия. Этика христианства заключается, прежде всего, не в сравнивании действий человека с неким эталоном, а в личностном общении Бога и человека, она представляет собой личностный, творческий, богочеловеческий процесс. Нравственность - это не норма и требования, а жизнь человека в общении с личностным Богом. Бог не предъявляет требований любви, Он сам есть Любовь, и, веря в Него, обращаясь к Нему всем своим существом, мы не можем не осуществлять эту любовь в мире, из которого обращаемся к Богу, в котором существуем. Нравственность есть не требование, а часть нашей жизни, она предполагается нашим существованием как такого, как личности.

Любить каждого искренне, всем сердцем, очень сложно, обычно тот, кто заявляет, что любит всех людей, не любит никого. Любить сложно - но надо всех жалеть, жалеть и злобных, а не подчиняться их злобе и злиться в ответ, надо быть ко всем расположенным, а не замыкаться в себе и в своих предвзятых представлениях о людях. Надо отметить, что мы знаем человека только с одной, земной его стороны, и нам очень сложно возлюбить в нем именно человека, а не свое знание о нем, т.е. прекратить сводить его только к земному, но, напротив, в этом земном видеть проявление его бесконечности, его вселенской значимости.

Нравственность предполагает и критическое отношение к себе и к своим поступкам, оно требует нашей рассудительности, чтобы не поддаться искушениям, соблазну внеличностного бытия, соблазну отдаться течению, ибо почти всегда в этом мире нас захватывает течение смерти, а не течение жизни. Нравственность - это неотъемлемая сторона существования личности, и потому оно предполагает внутреннее и внешнее делание, волю, а не безвольность, рассудительность, а не слепое подчинение извне идущим силам. Нравственность коренится в личностном общении человека и Бога, а не во внешней стихии отчужденного, нежизненного бытия.

4. Те, кто носятся со своей свободой, как курица с яйцом - тут их-де ущемляют, тут их-де порабощают - никакой свободы не имеют. Они меняют работы, ссорятся, выясняют отношения - и всё из-за того, что бояться потерять свободу, но им просто нечего терять. Это показывает их повышенная чувствительность к внешним условиям, внешней свободы, ибо они обезличены, выброшены во вне. Свободен же тот, чья свобода не зависит ни от чего внешнего. "Не то, что входит в вас, оскверняет вас, а то, что исходит от вас". Только наше личное отношение к потенциальному поработителю - отношение злобы или подчинения - способно лишить нас свободы. Никто не в силах поработить человека, если только он сам не сделается рабом.

"Как птица, когда летает в высоте, не имеет забот, не боится ни ловцов, не хитрых зверей и, паря высоко, над всем посмеивается; так и душа, прияв крила Духа и воспаряя в небесные высоты всего выше, над всем посмеивается (Св. Макарий Великий)". Вот истинное состояние свободы, когда свободный не боится за свою свободу, когда свободный не вынужден отвечать на гнев гневом, на оскорбление оскорблением, а "посмеивается", вопреки всем внешним препятствиям продолжая быть самим собой и быть с Богом, быть личностью в этом мире, любить, а не ненавидеть.

Несвободны и никогда не станут свободными те, кто чают обрести свободу в смене общественных отношений, ибо они полагают свою свободу во вне, они зависят от внешних, вещественных, экономических или политических отношений, и из этой зависимости никогда не возникнет свободы. Бунт рабов всегда останется бунтом рабов. Революция может быть оправдана только свержением человеконенавистнического режима, но свободы после и во время революции не станет больше, чем было в сердцах людей до нее. Верно отметил Бердяев, что революция является таковой только в зависимости от того, сколь много в ней использовалось насилия и террора. Какая же это революция, если насилие и произвол в ней торжествуют так же, как торжествовали и ранее? За тысячей убитых не последует миллион счастливых. Арифметический подход не применим к людям, к личностям, количественно сравнивать можно только вещи.

5.Смирение часто понимается как духовная сломленность, опять же, как безволие. Но на самом деле смирение может проистекать только от духовной силы, смирение есть выражение свободы и величия человеческой души, независимости ее от внешнего мира, от греха и зла, царящих в нем. Тщеславие же и самопревозношение (внутреннее или внешнее) всегда означают духовную пустоту, застой. Гордость безмерная и бессилие непомерное - отличительные черты любых демонических идей. Гордость проистекает от бессилия или же есть его начало.

Ненависть, злоба и насилие - вот показатели величайшего бессилия и унижения того человека, от которого они исходят. Он унижен и хочет унизить других, он обижен и хочет обидеть других. Неспособность прощать - это высшая степень несвободы человека, когда он полностью подчинен исходящим извне обидам и злобе. Злоба и месть - это показатели мелочности человека, его суетности, его лишенности, его несчастья как личности, его бессилья в себе. Желание сделать на зло может возникнуть только у несвободного, у того, у кого нет ничего своего. Лишь в жалости проявляется величие личности.

Демоническое отрицание всего сущего, кроме себя, есть только иллюзия самоутверждения, в действительности же потребность такого отрицания обусловлена страхом перед миром, незнанием личности, как образа Божьего, и потому боязнью растворится в ином. Такой боящийся за себя (вернее, за свое эго) человек начинает, мысленно или даже действием, разрушать и презирать все сущее, не понимая, что оно есть сторона его бесконечного бытия. Крайний индивидуализм (как, впрочем, и коллективизм) - философский или практический, состоящий (в теоретическом или практическом плане) в постулировании ничтожности и иллюзорности всего, кроме себя самого, всегда вызван слабостью собственного самосознания, личностного, человеческого бытия. Только тот без опаски и открыто может смотреть в мир, кто осознает свою вечность, кто верит в Бога. Всё и этот мир реальны, и их реальность предполагается моей реальностью как человека. Человек может взять на себя крест всего мира, потому что с ним Бог, он может победить весь греховный мир, победить, значит не разрушить, а преобразить, освободить из-под власти греха. Личность не может бояться раствориться во всем, ибо она предполагает своим бытием всё, реальность бытия всего берет начало в ее реальности.

Стыд есть чувство своего достоинства: стыдно - значит, не достойно меня. Аскетизм - это показатель свободы личности, ее независимости от темной, родовой, животной стихии, распутство же всегда вызвано несвободой, ущербностью человека, его подчинением животным страстям+.

Один из центральных моментов христианской этики - это призыв Спасителя "возненавидеть душу свою в мире сем", возненавидеть свое эго, отказаться от духовного мещанства, от эго-бытия, и обратится к Богу, открыться для бесконечности и открыть в себе бесконечность.

6. Человека, личность, можно уподобить ковчегу. Каждый человек в этом греховном мире существует как бы в преддверии потопа и в то же время уже в его волнах. Всё уносится потоками времени или будет унесено, всё меняется или всё изменится. Но человек способен ввести сущее в свой ковчег, всех зверей и птиц, все его многообразие, своеобразие. Поэтому ничто не сгорит в огне последнего Дня, ничто не будет унесено потоками, когда вода отступит - ничего из того, что дорого, что ценно, что своеобразно - исчезнут лишь силы, обезличивающие и уничтожающие, изменится сама структура бытия. Человек всё сохраняет и с Богом всё преобразит, ничто из того, что было прожито и сделано не исчезнет, оно лишь преобразится из конечности в бесконечность, семена, взятые в ковчег, прорастут и станут райским садом, где львы не будут терзать агнцев, где всё будет свободно, где всё будет таково, как оно хочет быть, где восторжествует свобода, и бог будет всё во всем, ибо Он есть только в свободе. Человек, услышавший зов Божий, есть ковчег всего. Бог вводит в него всю вселенную и в нем она становится Вселенной, и в человеке остается место. Человек, распахивающий окно, вот человек христианской антропологии.

 

Краткий очерк христианской антропологии

Александр Храмов

Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое, посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его?

(Иов, 7:17,18)

Или мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, - всё ваше. Вы же - Христовы, Христос - Божий.

(1 Кор., 3:22,23)

Глава 1. Введение.

1. "Христианство не полно, так как в нем или совсем не было религиозной антропологии, или была антропология ложная.

Христианское сознание выработало на Вселенских соборах догмат о богочеловечности Христа; оно же открыло греховность человеческой природы. Но богочеловечность человека и человечества не была полностью вмещена христианским сознанием: ему оказалась почти чуждой сама идея богочеловечества...

Католичество было разом и унижением человека, и непомерным возвеличиванием; в нем сильна властолюбивая и самолюбивая человеческая стихия. Православие было принижением человеческой стихии, подчинением ее Божеству, столь характерным для Востока исчезновением человека в Боге. И ложная антропология западного католичества, и полное отсутствие антропологии в восточном православии одинаково свидетельствуют о неполном и одностороннем характере христианства в истории, о неизбежности раскрытия полной религиозной антропологии, религиозного учения о человеке и человечестве, не языческого и не ветхозаветного".

Про "принижение человеческой стихии" в православии и про "полное (sic!) отсутствие антропологии" в нем Бердяев, конечно же, не прав. Чуть позже мы к этому вернемся. Однако он поднимает очень важный вопрос и он совершенно прав в том, что христианское сознание еще почти не вместило истины о богочеловечестве, христианское учение о человеке во многом остается фрагментарным и про человека и про христианский взгляд на него часто забывают.

В этой работе мы не планируем дать обзор истории развития христианской антропологии - от апостола Павла до Пьера Тейяра де Шардена, и хотя такой обзор и необходим в настоящее время, но для наших целей достаточно будет лишь иногда обращаться к выборочным деталям учений различных христианских богословов, чтобы через сравнение с ними или даже через их критику прояснить некоторые моменты системы христианской антропологии, опыт которой и будет, в кратком изложении, представлен в этой книжке.

А необходимость системы христианской антропологии вызвана не только плохой разработанностью этого одного из важнейших вопросов христианства в христианском богословии, где в большинстве случаев учение о человеке ставится в один ряд с проблемами ангелологии и пр., хотя Библия начинается и заканчивается человеком, а также тем, что экклесиология (учение о церкви) эсхатология, сотериология (учение о спасении) и христология рассматриваются в отрыве от антропологии, хотя должны вытекать из нее и опираться на нее; но и тем, что многие из традиционных взглядов на человека, бытующих среди огромной массы верующих, зачастую противоречат христианской религии, и еще тем, что христианство не должно отгораживаться от вопросов, поднятых современным гуманизмом и от научного (эволюционистского, психоаналитического и т.д.) взгляда на сегодняшнее существование человека и на его происхождение - но это вовсе не значит, что она должна подстраиваться под него или же, наоборот, пытаться повлиять на него, например, цитатами из Святого Писания пытаясь скорректировать научные модели, нет, но - не проходить мимо и по возможности дать им свою интерпретацию и прояснить их связь с христианским учением о человеке.

А отсутствие христианской антропологии надо объяснять прежде всего тем, что человек загадочен и неоднозначен, как никто другой из сущего.

2. Ярким примером непонимания христианского учения о человеке является Спиноза, в 17 веке, в христианской Европе, написавший: "И хотя теологи и метафизики делают различие между целью, преследуемой вследствие нужды в ней, и целью уподобления, однако они сознаются, что Бог всё создал только для Себя, а не ради вещей, имеющих быть сотворенными, ибо до творения они не могут указать ничего, кроме самого Бога, ради чего Бог действовал бы".

Бог творит ради человека, для человека. Для вещей ничего не возможно делать. Спиноза везде видел вещи, потому что не видел человека, человека, которого Бог назвал Своим другом (Ин. 15:15) и нарёк Своим сыном. По отношению к вещам возможны только эгоистические цели ( действие посредством вещей для себя), и только по отношению к человеку, к личности можно помыслить любовь, не преследующую никаких своекорыстных целей. Не зная человека, нельзя узнать и любящего Бога.

Человек создан в вечности Богом, именно создан, ибо только через творение возможно помыслить человека; атрибут Бога - София, Божественное качество, которым делает человека Соловьев в своем антропологическом порыве, в желании утвердить его вечность, человеком быть не может.

Человека нельзя сводить к Богу, ибо человек есть прежде всего личность, а личность не может быть частью или свойством чего-либо или кого-либо, даже Бога.

Если человек - часть Бога, это вовсе не есть утверждение его божественности, это дурной пантеизм и умаление и человека, упразднение самой его сути, каким его сотворил Бог, и Бога, Который в Своих действиях по отношению к человеку эгоистически, нарциссически обращается в конечном счете только к Себе, как будто Он нуждается в "диалектическом" самоутверждении и самолюбовании.

3. Человек слишком часто представлялся как звено в цепи ангельских иерархий, как один из эпизодов творения.

Ангел - безусловная святость, духовность, зверь - агрессия, жестокость, косность. Многие понимают человека как соединение духовного и вещественного, как середину сущего: уже не ангел, но еще не зверь. Вся его специфика виделась в том, что он - дух, связанный с материальным телом. Но это слишком однозначная его трактовка, она не признает собственной сущности человека: или он обречен вечно балансировать на грани между ангелом и зверем, но такая дурная бесконечность чужда христианству, либо он должен сойти с этой грани, спастись или погибнуть, стать ангелом или превратиться в зверя, но тогда он перестанет быть человеком, и в случае спасения, и в случае гибели он гибнет как человек.

Понимание человека как переходного состояния в сущности есть непонимания человека. Спасение-гибель должны мыслиться как спасение-гибель человека, рай - это торжество Богочеловечества, ад же - это небытие, в аду нет человека, для человека нет ада, ад - ничто.

4. На Востоке была религиозная антропология - вспомнить хотя бы преп. Никиту Стифата и Григория Нисского.

Христианская аскетика лучше всего поняла человека, ибо ставила задачу личного обожения, ведь спасение - не вне личности, но в личности, "Царство Божье внутри вас есть", и понять всё, понять всечеловечество и коснуться тайны Божьего домостроительства можно только через личность.

"Нет иной такой близости и взаимности, какая есть у души с Богом и у Бога с душою. Бог сотворил разные твари; сотворил небо и землю, солнце, луну, воды, древа плодоносные, всякие роды животных. Но ни в одной из сих тварей не почивает Господь. Всякая тварь во власти Его; однако же не утвердил Он в них престола, не установил с ними общения; благоволил же о едином человеке, с ним вступив в общение и с ним почивая. Видишь ли в этом сродство Бога с человеком и человека с Богом?... Высоко достоинство человека. Смотри, каковы небо, земля, солнце и луна: и не в них благоволил успокоиться Господь, а только в человеке. Поэтому человек драгоценнее всех тварей, даже, осмелюсь сказать, не только видимых, но и не видимых, т.е. служебных духов. Ибо об Архангелах Михаиле и Гаврииле не сказал Бог: сотворим по образу и подобию Нашему, но сказал об умной человеческой сущности, разумея бессмертную человеческую душу. Написано: Ангельские ополчения окрест боящихся Его. Посему душа смысленная и благоразумная, обошедши все создания, нигде не находит себе успокоения, как только в Едином Господе. И Господь ни к кому не благоволит, как только к единому человеку". (Св. Макарий Великий, "наставления о христианской жизни")

"Одного человека Бог слушает, одному человеку Бог является; ибо человеколюбив есть Бог, и где бы ни был человек, там есть и Бог; один человек есть достойный Бога поклонник, для человека Бог преображается. Для человека создал Бог небо, украшаемое звездами; для человека создал Он землю, и люди возделывают ее для себя.

Не чувствующие такого Божия промышления - несмысленны душою". (Св. Антоний Великий, "Наставления о доброй нравственности и святой жизни", 132, 133)

"Человек был сотворен, чтобы быть великим миром в малом мире, видимом, и помещен Богом на землю". (преп. Никита Стифат, "трактат о рае", 3)

И разве после приведенных высказываний святых Отцов можно сказать, что человек на Востоке принижался? Надо различать смирение и унижение.

"Человек - земля и пепел, плоть и кровь, трава и цвет травы, тень, и дым, и тщета, и всё, что только есть негоднее и немощнее этого. Не подумайте, что это сказано к осуждению природы человеческой, не я говорю это, но пророки так рассуждают, не к бесчестию нашего рода, но для усмирения надменности безумных, не для унижения нашей природы, но для низложения гордости неистовствующих". (Св. Иоанн Златоуст)

В таком ключе надо понимать и другие тексты, которые неподготовленного читателя могут натолкнуть на мысль, что в восточном богословии "человеческая стихия" будто бы "принижалась".

Тщеславие и самовосхваление - рабские состояния, когда человек, утратив связь с Богом и самим собой, каким его сотворил Бог, пытается компенсировать собственную униженность и несвободу путем самообожествления. Можно унизить человека, прямо указав на его (мнимое не знающими Бога) ничтожество, а можно возвеличивать его падшесть, рабство, грех, произвол, тем самым еще более унижая его, подчеркивая в нем рабское и нечеловеческое, ибо раб, возомнивший себя царем, а свои кандалы - царским достоинством - еще больший раб. Человекобог и недочеловек - одинаково оскорбительно для человека. К подобному возвеличиванию и относятся слова "прах и пепел".

5. В Евангелиях и в апостольских посланиях тоже очень много сказано о человеке, но нашей целью не является их разбор. Мы приведем лишь те высказывания, которые считаем наиболее важными и на которых с библейской точки зрения могут быть обоснованы центральные мысли, сформулированные в этой книге.

Безусловная ценность личности и отдельного человека. (Слово "отдельный" здесь используется в качестве противопоставления человеку, находящемуся вместе с массой людей и ценность которого (для него самого) заключается в той или иной степени ассоциации, единства с ней).

"Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет ее? А найдя, возьмет ее на плечи свои с радостью, и, придя домой, созовет друзей и соседей и скажет им: "порадуйтесь со мною, я нашел свою пропавшую овцу". Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, чем о девяносто девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии" (Лк. 15:4-7)

Не помню, чьи это слова, но слова совершенно справедливые: если бы во Вселенной был бы хотя бы один грешник, то Господь ради него принял бы крестные муки и смерть так же, как Он принял их ради всех людей и всей Вселенной, ради всего сущего, пораженного грехом. (И добавлю еще, что если бы была хоть одна личность, один человек, подпавший греху, то можно было бы говорить о греховности всего человечества и вообще всего сущего.)

Принципиальное и необходимое единство человечества. "Отче Святый, соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы". (Ин. 17:11) "Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в нас едино". (Ин. 17:21)

Глава 2. Об атеизме.

1.Существует три типа атеизма. Первый, самый распространенный, тип - это собственно атеизм, то есть отрицание чего бы то ни было, стоящего вне эмпирической данности (того нечто, что воспринимается физическими органами чувств), а точнее, вне конструируемой рационализированным человеческим сознанием ее модели, отрицание всякой Нормы, Свободы, Истины и Смысла, по отношению к которым сегодняшняя жизнь и деятельность человека может быть названа ненормальной, несвободной, неистинной и бессмысленной.

Важно отметить, что в большинстве случаев такой атеизм вовсе не защищает достоинство человека, он защищает лишь сложившееся предубеждение о человеке, как о социальном обезьяноподобном животном, или, в лучшем случае, если вместе с Богом он не отрицает и человека, сводя его к животному, он отбирает у человека смысл его существования и его свободу, обрекая его на метафизическое одиночество и делая его началом произвола. Атеизм никогда не обогащает человека, он может только его обеднить.

Такой атеизм, оправдывающий рабство человека у животных инстинктов, видящий конечною целью всей человеческой жизни продолжение рода, а высшей ценностью индивидуального существования материальную благообеспеченность, вот крайняя нищета духа, антиперсонализм (антиличностность), мещанство.

Атеизм - это философия мещан, жаждущих оправдания собственной мещанской, буржуазной жизни. Оправдание же это состоит единственно в отрицании Правды: раз ничего лучше и достойнее нет, раз бытие иное и Бог - человеческие иллюзии, то человеку остается только мещанское существование, только участь животных, и потому (раз ничего другого нет) - всё это нормально. Атеизм - это восстание против чего-либо, а примирение и рабство.

Главный исток такого атеизма - не смелость, а страх. Человек не хочет отказаться от своих желаний, боится, что вся его жизнь окажется бессмысленной перед лицом высшего Смысла. Бессмысленность собственной жизни невыносима, когда есть Смысл, (но в собственной жизни, по вине человека, его нет), но когда Смысла нет вообще - с ней можно как-то примирится. Атеизм - философия примиренческая.

Многие некритично мыслящие ученые являются атеистами потому, что боятся за свое рационализированное знаньице, бояться, что ветер Иного бытия разбросает карточный домик их моделей. Они боятся распахнуть окно и сидят в духоте и пыли собственных знаний. Они скорее готовы признать условным всё, включая и науку, чем признать что-либо безусловное помимо науки или над ней. Их страх - это страх людей, сидящий со свечкой в полутемной комнате, дорожащих обыденностью и привычностью темных углов ( неразрешимых вопросов"), теней и полутеней, и дрожащих при мысли о том, что комнату эту осветит солнце, рассеяв призраки их собственных предубеждений, к науке не имеющих никакого отношения, а всё остальное в комнате осветит ровным и ясным светом. Боязнь ученых перед религией вызвана вовсе не боязнью за науку, а боязнью за те нелепые предрассудки, которые с ней связаны, боязнью за научную религию".

Религия противостоит науке постольку, поскольку в последней есть элементы, к науке отношения не имеющие, и всё же выдаваемые за научные". Такова, например, любая научная философия (научный материализм или позитивизм), которая уже по определению есть паразит науки. Наука не нуждается в оправдании себя как таковой, но нуждается в целостной системе своих предпосылок, которые сама выработать не может, ибо уже изначально на них основывается. Научная философия", названная так потому, что она оправдывается и обосновывается наукой - это бессмыслица. (Не путать с философией науки, которая есть составная часть ее методологического аппарата).

Атеизм, ставящий высшей ценностью торжество разума и знания, является мещанским мировоззрением никак не менее чем атеизм, провозглашающий конечной ценностью жизни потребление и продолжение биологического вида: и тот, и другой - это идолотворение и идолопоклонство, в первом случае человек преклоняется перед знаниями, являющимися продуктами собственного мышления и рационализации, условными моделями постигаемой реальности, а во втором - перед продуктами, могущими удовлетворить его собственные животные потребности. Идолопоклонство в любом варианте обезличивает человека, ибо он ставит над собой вещь, что-то, он подчиняется вещи.

Спор атеизма с религией - это не спор о Боге, а спор о человеке, о том, что есть собственно человеческое, а что - чуждо человеку. Можно сказать, что эта моя книга посвящена опровержению заблуждения, что религия чужда человека, что теоцентричное мировоззрение не может быть и антропоцентричным, хотя на самом деле религия, если она не есть идолопоклонство, предполагает как веру в Бога, так и веру в человека, в Его творение.

Вкратце надо сказать и об атеистической критике религии. Она сводится обыкновенно к разоблачению тех религиозных истин", выдуманных самими же атеистами и навешанных ими на религию. Атеистическая критика религии - это своеобразная игра: чем глупее я придумаю что-то, что, как мне кажется, имеет отношение к религии, и чем умнее и серьезнее я это разоблачу - тем сильнее я буду считать себя опровергнувшим религию. Обыкновенно в атеистической литературе речь идет вовсе не о религии, а об атеистических о ней предубеждениях, возникающих вследствие простого невежества, которые сами же атеисты разоблачают. (Например, почти всегда Бог понимается как ограниченный индивидуум, грубо говоря, как дедушка, летающий над миром и произвольно вмешивающийся в мировые процессы). Так что, если знать, о чем идет речь в атеистической литературе, она может только сослужить пользу религии, разоблачив те предубеждения и нелепости, распространенные иногда и среди людей, считающих себя религиозными.

2. Если первый тип атеизма можно назвать атеизмом без Бога", то второй тип - атеизмом вопреки Богу". Его можно охарактеризовать словами апостола: и бесы веруют, и трепещут". Атеизм этот - безбожие, но не безверие. Такой атеизм, хотя он и не провозглашает это открыто, признает Бога и видит в Нем Истину и Добро, но хочет во зле, во лжи, в безобразии найти своеобразную красоту и, что главное, свободу. Любой атеизм не понимает Бога, и потому не понимает ничего. Там, где демонический атеизм ищет свободу, он находит рабство. (О демоническом мироотрицании я еще скажу потом немного). Утверждение своеволия есть утверждение рабства. Человек, ставший началом произвола, становится рабом. (О господстве и рабстве, как разных модусах несвободы, хорошо говорил Бердяев).

Хула, кощунство, сатанизм - вот характерные признаки этого типа атеизма, хотя и атеизм первого типа, в советские времена, например, часто перерастал в демонический атеизм. Про советских атеистов кто-то метко заметил, что они пытались доказать Богу, что Его нет". Хула и кощунство - замаскированный страх перед Богом и перед бессмыслицей собственного существования.

Надо различать героизм и демонизм, первый есть отречение от себя, то есть от своего эгоистического я, второй же - его утверждение, первый утверждает личность в бесконечном, второй же замыкает ее в конечном, губит её.

3. Третий тип атеизма - атеизм религиозный, атеизм исключительно из-за непонимания того, что есть Бог, а что есть дьявол, а не из-за страха или эгоизма. Только такой атеизм героичен. Бог видится таким атеистам богом-деспотом, богом нелюбящим и деспотичным, их восстание против него изначально трагично, ибо они осознают, что бог их покарает, что они ничего против него не сделают, но они не могут не восстать, восстать во имя любви, свободы, человека.

Такой бог-деспот - это князь мира сего, сатана, несвобода, произвол, рок, фатум, против которого восстал Иисус, Бог свободы. Не зря христиан в языческом Риме называли атеистами, ибо они вместе со Христом восстали против языческих богов, олицетворяющих произвол природы. Тот свободен - кто с Богом против дьявола, против греха, против несвободы. Крест - это символ восстание против рабства, против деспотизма, против обезбоженности мира. Те, кто среди злобы озлобленны, те, кто среди тщеславия тщеславны - те ли свободны? Восстать можно только смирением, незлобием, не смирившись с той несвободой и безбожием, которая царит в греховном мире.

Такие атеисты - атеисты единственно от того, что не знают христианства.

4. Атеизм вгоняет человека в гроб, замыкает его в себе. Атеизм - это высшее проявление греха, обезбоженности, это невыносимая тоска, это космическое одиночество. Я удивляюсь, как люди могут существовать, будучи атеистами. И весь ужас в том, что они существуют, что они даже довольны этим, они довольны, что не знают бесконечности, вечность им представляется, как Свидригайлову, как темная банька с пауками, они заперты в своем холодном космическом гробу, в своем мраке, в своем эгоизме, и еще довольны этим.

Я сказал, что атеизм - высшее проявление греха конечно не в том смысле, что атеистические убеждения - смертный грех, подобно убийству, например, нет, все мы являемся атеистами, безбожниками, ибо живем во грехе без Бога, и атеизм теоретический лишь доводит эту обезбоженность до высшего предела, довольствуется им, постулирует этот факт как окончательный, заколачивает человека в гроб на целую вечность, навсегда.

Если атеизм - это конечное состояние, если этот ад - навсегда, то нам остается только уехать в Америку", как сделал Свидригайлов, умереть.

Безбожие преодолимо только через смерть, через полное прекращение существования, но Бог даровал нам жизнь, выход из дурной бесконечности. Умер за нас Господь Иисус, мы умерли с Ним и с Ним же ожили. Боже, Боже, почто Ты оставил Меня?"- Бог разделяет нашу тоску смерти, нашу обезбоженность, Он Один за нас принимает эту смерть до конца, и Он преодолевает смерть, Он Один может вывести нас из дурной бесконечности в вечность, ибо Он - Сверхсущий, Он в свободе и через свободу объемлет сущее.

Бог выводит нас из гробов. Мы не вечно будем тлеть в гробу. Будет мировое Воскресение. Камень отвалится от склепа. Христиане ждут, когда это произойдет, когда откатится камень от входа и раздастся голос: Лазарь, гряди вон!".

С религиозной точки зрения атеизм - это боязнь открытого окна, это, как и многие другие мерзости, есть проявление греховной, падшей, безбожной человеческой природы. Атеизм начинается с отрицания воскресения Иисуса Христа. Атеизм - это даже не отрицание Бога, это отрицание Воскресения, отрицание жизни.

Религия вовсе не призвана облегчать людям жить. Быть верующим в этом мире гораздо труднее, чем быть атеистом. Жить без каких-либо принципов всегда легко, так же легко, как отказаться от свободы, так же легко, как делать зло.

Верить - чтобы быть. Быть человеком, а не скотиной. Существовать можно и без веры, но это мнимое бытие, переходящее в небытие, это смерть.

* Уже после того, как я высказал этот тезис, я прочитал диспут Луначарского с митрополитом Введенским, и последний высказывает в нем почти тоже самое: "Из моря религии берут воду черпалами, измеряют море религии лотами своей сообразительности. И выходит, что море мелкое, дно близко. На самом же деле океан религии беспределен, и до дна его атеист не достал, потому что его мерило, его черпало, его лот имеет слишком коротенькую рукоятку. Я заметил, что в громадном большинстве случаев лучшие антирелигиозники создают свое понимание религии и потом победоносно ее разрушают. Мне кажется, что такая борьба с ветряными мельницами своего воображения о религии Христа давно нашла свою квалификацию в бессмертном произведении Сервантеса". Да и Достоевский устами князя Мышкина в романе "Идиот" сказал об этом же: с чем-то другим спорят атеисты, о чем-то другом они говорят+

Глава 3. О Боге.

Идолопоклонство - суть перенос понятий из материального мира, ограничивающего реальность и возникающего вследствие отграничения я от реальности, на Бога, поклонение Ему как обезличенной природе, всему, или же как ограниченному индивидууму, являющемуся олицетворением или механическим одушевлением сил и явлений в материальной действительности.

Идолопоклонство - это распространение принципа вещизма на Бога, взгляд на Бога, как на вещь, когда на месте Бога видят это", вне зависимости от того, как мотивируется подобный взгляд: абсолютной ли непостижимостью Бога (неоплатонизм, некоторые виды христианской мистики) или же, напротив, Его постижимостью как единичной вещи или явления (фетишизм, язычество) или всей совокупности явлений (пантеизм).

Пантеизм. В основе философии пантеиста Спинозы лежит следующий силлогизм:

- Бог есть вещь

- Бог есть бесконечность

Ergo: Бог есть бесконечная вещь (т.е. всё)

Ход умозаключений Спинозы формально несколько отличается от этого схематичного обобщения его мыслей, он более изощренный: Спиноза изначально разумеет под Богом существо абсолютно бесконечное, т.е. субстанцию, состоящую из бесконечно многих атрибутов" (посылка 2) и потом, исходя из понятия субстанции", доказывает единственность абсолютно бесконечного существа, т.к. утверждает, что не может быть субстанций, обладающих одинаковыми атрибутами.

Но бесконечность Бога у него тождественна бесконечности вещи: чтобы Он был единственный, т.е. единственно абсолютный и безграничный, не должно быть ничего вне Его, т.к. одна вещь вне другой вещи ограничивает эту другую вещь, и чтобы та была безграничной, надо, чтобы та всё заключала в себе: сущее растворяется в Боге, теряет себя, ибо становится частью неделимой бесконечности Бога. Всё сводится к Богу, всё есть Бог. В пантеистических системах бесполезно искать человека.

Плотин говорит, что Единое присутствует во всей вселенной, ибо если есть место, где его нет, то оно не абсолютно, т.к. ограничивается этим местом. Но бесконечность Бога не определяется бесконечностью вещей, а вся их бесконечность определяется Им. Бог бесконечен не потому, что присутствует во всей бесконечной Вселенной, а Вселенная бесконечна, потому что сотворена бесконечным Богом.

Бог есть такая бесконечность (Бесконечный), которая (Который) не может быть ограничена ничем, в том числе и тем, что Он извне полагает бесконечность Творения. (Вообще, слово извне" здесь некорректно, некорректно не потому, что Он есть везде, но потому, что Он - не одна из вещей).

Деспотические религии. Если Бог является олицетворением природного начала, произвола, если Он является одним из бесконечного ряда индивидуумов, то, чтобы Он был абсолютно свободен, всё остальное должно быть не свободно, чтобы Он был всесилен, остальные должны быть бессильны. Бог есть, если человека нет, человек есть, если Бога нет.

В христианстве под началом произвола понимается дьявол. Если человек стоит перед выбором, подчинится произволу, или самому стать произволом - у него нет выбора, ибо в обоих случаях он становится рабом и перестает быть человеком. (В первом случае, рабом Эго чужого, во втором - Эго собственного, но Эго никогда не есть Я, оно - всегда Я отчужденное.)

Бог велик вовсе не потому, что человек мал, Бог всемогущ вовсе не потому, что человек раб. Возвышающий человека да не боится унизить Бога, унижающий человека унижает Бога. Таково христианское понятие о Боге и человеке.

Апофатическое богословие. Апофатическое богословие определяет Бога отрицательно, последовательно отрицая в Нем всё, что есть в сущем: Бог есть не-добро, не-любовь, не-сущий. В апофатическом богословии есть доля истины, ибо Бог ни в какой мере не есть творение, Он - Творец, Он - сверхсущий. Но обычно апофатическое богословие не проводится до конца, Бог всё равно определяется через вещи, пусть и путем отрицания их в Нём, и в итоге Бог всё равно воспринимается как вещь, как это" - божественное ничто, божественная бездна. Богу приписывается обезличенность, в высшей степени свойственная вещам.

Не-Бог есть мир, не-мир есть Бог. Не А есть В, не В есть А: А и В (Бог и мир) определяются друг через друга и потому, в сущности, есть одно, две стороны другого. К такому пантеистическому монизму приводит всякое не проведенное до конца апофатическое богословие. Вот почему многие христианские мистики со своей апофатикой, которая, казалось бы, должна была привести к совершенно иному результатами, были так близки к пантеизму. (Исламу во многом удалось этого избежать, ибо он, с одной стороны, сочетает в себе черты, характерные для деспотических религий, когда Бог как абсолютизированная вещь противопоставлен всем остальным вещам, чтобы быть абсолютной вещью, и с другой, он умело вобрал в себя апофатическое богословие, так что Бог в исламе получился индивидуумом, представляющим собой начало абсолютного произвола, прикрытый ширмой непознаваемости.)

Так что нельзя говорить, что мир одно, Бог иное, и наоборот, причем, конечно же, из этого вовсе не следует, что Бог - не что иное, как мир. (Бог - одно, мир - иное: это неоплатонический взгляд на Бога, мир - одно, Бог - иное: деистический). Итак, Бог - не иное миру, и Бог не тождествен миру. Так кто же Он, как Его мыслить? Как Личность. Но не как личность в ряду личностей, как индивидуум, как вещь, а как Сверхличность непостижимую, сверхсущую, обуславливающую Собой существование человеческого Я, человеческой личности. Приставка Сверх" значит, что Бог выше тезы-антитезы мир не-мир, сущее не-сущее, Бог не может быть представлен как вещь, как отчужденное и разорванное бытие, в котором и есть это противопоставление. Он есть Сверхсущий и потому Он есть с сущим, которое творит.

Бог есть Личность и Любовь, Любовь и Личность безграничная, не ограниченная ни слиянием со Вселенной, ни противопоставлением Вселенной, отчужденностью от нее (деизм), Единый, Сверхсущий, по отношению к Которому сущее нельзя называть не-сущим, как называли его неоплатоники, реальность Бога обуславливает и реальность Творения, реальность Личность - реальность личности, без Которой личность не была бы таковой, она была бы замкнутым в своем одиночестве отчужденным внеличностным что-то, началом произвола, который чужд личности.

Творение - это не умаленный Бог (понятие эманации), но - бытие, утверждаемое Им свободно и в свободе по Его любви. Нечто, производящее что-то, умаленное по сравнению с собой, уже умалено.

Творение и Бога нельзя сравнивать не потому, что первое - бесконечно низко, а второй - бесконечно высок, а потому, что Бог - Творец и Его Творение сотворено Им, т.е. творение не есть умаленный Бог, а Бог - не абсолютная форма существования творения. Сравнивать - суть ставить в один ряд, овеществлять, но невозможность сравнения вовсе не говорит об отсутствии отношений. Отношения Бога и человека есть отношения Сверхличности и личности без всякого сравнения и противопоставления. В этом тайна Богочеловечества.

Отношение Творец-творение возможно только при понимании Бога как Сверхсущего. Бог творит не Себя и не Свои образы, Бог творит человека. Человек не отображение Бога, не повторение Бога, не копия Бога, он - свободная личность, и в этом он богоподобен. Се, творю всё новое" - Бог не сотворил бы ничего нового, если бы сотворил человека лишь как неполное отображение Себя, если бы не утвердил человека как самоценное существо.

Обобщим вкратце рассмотренные выше учения. Они не знают ни свободы Бога, ни свободы человека, они не знают Бога и человека, не знают отношения Сверхсущего и сущего.

Бог ставится ими в зависимость:

- от бесконечности вещей, ибо Он есть Бог, потому что Он - бесконечная вещь

- от их низкого статуса, ибо Он есть одна из вещей, которая стала Богом путем низведения всего остального

- от их существования, ибо Он есть не-вещь

Взгляд на Бога никогда не может не затрагивать взгляда на сущее. Во всех трех учениях человек (сущее) принижается, у него отнимается его человеческая действительность и новизна:

- теряет свою действительность

- сущность чрезвычайно умаляется

-(наиболее продуманная система - неоплатонизм): и умаляется, и теряет собственную действительность, ибо сущее представляет собой истечение Божества, стоящее бесконечно ниже Божества.

Познание Бога в трех системах эволюционирует как: Бог есть: вещи - высочайшая вещь - не-вещь, но всегда Бог определяется через вещи.

- Чем больше познаем мы единичные вещи, тем больше познаем мы Бога" (Спиноза)

- Бог более величествен, чем любой величайший земной владыка, которого мы только можем себе представить

- Бог есть не то, что мы можем себе представить.

О познании Бога.

Бог непознаваем не потому, что Он есть пустота, то есть в Нем нечего познавать, и не потому, что Он есть бесконечность свойств (непознаваем в том смысле, как непознаваема вселенная, в которой не возможно описать всё до атома). Бог непознаваем не как безличное начало, а как Личность, как Сверхсущий, сотворивший сущие личности в свободе и любви.

Бог непознаваем ни кем из сущего: ни людьми, ни ангелами; человек, человеческая личность также непознаваема ни кем из сущего, ни людьми, ни ангелами, но познаваема Богом. В этом ее бесконечное величие.

Не личность познает Бога, познавая себя (что Бог, как и она, Личность, вовсе не означает возможность такого познания, слово как" применительно к личностям неуместно), но, можно сказать, что она знает Бога, ибо Бог знает ее.

Знать и познавать - два разных слова. Познавать - значит исчерпывать, значит сводить нечто к себе, познаваемость чего-либо означает его ограниченность. Знать - значит охватывать, обнимать, в порыве любви утверждать всё существо личности. (Что Бог познает личность - здесь под словом познавать" имелось в виду знать и сводить к реальности, знание Бога о личности - это Истина об личности, Истина - это значит, что личность истинно существует, реальна как таковая).

Бог не познаваем, но узнаваем. Человек стоит не перед безличным ничто, а перед светлым Ликом. Человек только тогда узнает Бога, когда постигнет, что Он непостижим, т.е. что Он - личность, постигнуть же это он может только тогда, когда полюбит Его, когда откажется от всякого идолотворения, от всякого эгоизма, выражающегося в стремлении обезличить другого, превратить его в вещь и сделать своей собственностью.

Чистые сердцем Бога узрят".