Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Третий большой процесс в Челмсфорде произошел в 1589 г., обвиняемых было 10: мужчина и 9 женщин; предъявленные им обвинения в основном касались порчи, которая повлекла за собой смерть. Четверых осудили и повесили; троих оправдали, обвинения против них касались в основном порчи, не повлекшей за собой смертельного исхода, а также порчи имущества. Показания свидетелей столь же фантастичны, как и на более ранних процессах, и заключаются в основном в установлении причастности бесенят или демонов-помощников к причиненному несчастью или вызванной смерти. Среди свидетелей было много детей, а два мальчика даже удостоились особой похвалы судей за то, что помогли изобличить свою невенчанную мать (Эвис Канни) и бабку (Джоан Канни). Трех ведьм (Джоан Канни, Джоан Апни и Джоан Прентис) казнили в течение двух часов после оглашения приговора, так что в своих грехах они исповедались уже на эшафоте.
Задержание и признания трех известных ведьм, которых казнили по приговору суда в Челмсфорде, графство Эссекс, пятого дня прошедшего июля месяца 1589 года. C описанием их дьявольских деяний и помощников, истинный облик которых изображается здесь.
Если бы мы не забывали обо всех тех милостях и бесчисленных благах, которыми Господь осыпает нас каждый день нашей жизни, то наверняка бы простились со своими греховными привязанностями и дурными склонностями к омерзительным деяниям, противным как Богу, запретившему их в Своих могущественных заповедях, так и человеку, чей закон называет такие деяния ненавистными Господу, на Чьем слове стоят и которое заключают в себе все земные законы, применяемые для того, чтобы наказывать и уничтожать тех порочных и закоренелых во зле нарушителей заповедей Всевышнего, которые по всем законам человеческим заслуживают казни. Но такова наша слепота, греховность страстей и ненасытность внушенных дьяволом желаний, что ни заповеди Господни, ни законы нашего королевства, ни любовь ближних, ни даже собственное наше благосостояние не в силах убедить нас в том, как полезно было бы для нас самих окинуть пристальным взором свою жизнь и заклеймить те пороки, которые запрещает как закон Божеский, так и человеческий. Ибо может ли быть что-либо ненавистнее и отвратительнее в глазах Господа, нежели наш отказ от Его Божественной власти, когда мы ради горстки земного богатства отдаем себя в услужение сатане или расточаем свои силы на ненависть к ближним, в то время как могли бы оставаться слугами, нет, детьми Всевышнего Господа, Который принес в жертву Единственного Сына, чтобы освободить нас из рабства и привести к вечному свету и благодати, неизменным во веки веков. Да и найдется ли христианин, настолько ослепленный невежеством или сбитый с пути истинного сатанинскими наваждениями, чтобы без трепета помышлять о приговоре Всевышнего таким преступникам или законах сего королевства, по справедливости творящих суд за все их дьявольские деяния и отвратительные прегрешения? Власть, которую дают преступникам последние, недолговечна, хотя и совершаются преступные дела втайне, ибо Господь не потерпит подобных дел, да и сердце любого истинного христианина не станет долго хранить порочный секрет. Чтобы привести пример подобных деяний, я расскажу читателю о прославленных ведьмах, чьи имена назову и преступления опишу в сем трактате вместе с показаниями свидетелей, которых выслушали и сочли достаточными благородные и достопочтенные судьи ее величества на последней выездной сессии суда в Челмсфорде, графство Эссекс, согласно протоколам признаний обвиняемых, написанных во время допроса, и принятым обвинительным актам.
Осуждение и казнь Джоан Канни из Стайстеда, графство Эссекс, вдовы восьмидесяти лет или около того, приведенной к судье Энтони Майлдмею, эсквайру, в последний день марта 1589 года.
Во-первых, обвиняемая говорит и подтверждает, что обучена и искусна в ведовстве, сем отвратительном промысле, а наставницей ее в этом была некая матушка Хамфри из Мейплстеда, которая рассказала ей, что если встать на колени и очертить круг, а потом помолиться сатане, владыке всех дьяволов, словами, которые матушка Хамфри сообщила обвиняемой, но та теперь позабыла, то к ней придут духи. Обвиняемая так и сделала лет двадцать тому назад на поле Джона Уайзмана, джентльмена из Стайстеда, которое называется Кауфеннфилд. Там она начертила на земле круг, встала в центре него на колени, помолилась словами забытой теперь молитвы и призвала сатану. Два духа и впрямь появились внутри круга: они приняли облик черных лягушек и сказали ей, что сделают все, чего она ни попросит, но не раньше, чем она отдаст им свою душу. Тогда она пообещала им свою душу, а они согласились делать все, чего она от них ни потребует, и назвались один Джеком, а другой — Джилл, и под этими именами она знала их все время (у нее было несколько духов-помощников. Первым был Джек. Вторым — Джилл. Третьим — Николас. Четвертым — Нед. Джек убивал мужчин. Джилл — женщин. Николас — лошадей. Нед — остальную скотину). Тогда она подняла их с земли и понесла в подоле домой, где положила их в коробку и кормила хлебом и молоком А через месяц она послала их доить коров Харриллов, и они пошли и принесли молока, но только для себя, а не для нее.
Еще она сказала, что все время, пока они были с ней, ее духи никогда не меняли цвет, а когда ей нужно было что-нибудь им сказать, отвечали на ее собственном языке.
Также она призналась, что посылала своих духов вредить жене Джона Спарроу-старшего из Стайстеда, что они и сделали, а еще по ее приказу они разбросали поленницу дров, что лежали во дворе мастера Джона Гласкока из Стайстеда. Дальше она сказала, что за последние шестнадцать или двадцать лет насылала порчу на многих людей, на скольких, не знает.
Более того, она призналась, что посылала своих духов вредить Уильяму Англи, мельнику из Стайстеда, но ему они ничего сделать не смогли, и тогда она через них наслала порчу на Барнаби Гриффина, слугу мельника, и это у нее получилось.
Также она призналась, что посылала упомянутых духов вредить мастеру Китчину, священнику упомянутого города, и Джорджу Коу, сапожнику там же, но духи ничего не могли поделать, а причина, почему они ничего не могли поделать, как сказали ей сами духи, была в том, что эти люди имели твердую веру в Господа, взывали к Нему и полагались на Него, почему они и не смогли причинить им никакого вреда. А еще она сказала, что ее дочь Маргарет Канни разругалась со стариком Харриллом и прокляла его, после чего, как ей думается, она послала к ней своих духов. Однако отрицает, что посылала упомянутых духов к жене Финча, к жене Девениша или к Рейнолду Феррору. После этого сказала, что, хотя ее духи не всегда могут навредить человеку, над скотиной они всегда властны. У этой Джоан Канни, которая сама жила в разврате, две дочери, такие же, как их мать, и у каждой по ребенку, оба мальчики. Они были главными свидетелями и дали много показаний против матери и бабки, старшему мальчику было от десяти до двенадцати лет. Про матушку Канни старший мальчик сказал, и она сама потом подтвердила, что однажды, по дороге на Брейнти-Маркет, она зашла в дом Гарри Финча попросить попить, но его жена была занята, варила пиво, и отказала, сказав, что ей недосуг. Джоан Канни, недовольная, ушла, а ночью жене Финча сильно вступило в голову, а на следующий день в бок, она промучалась с неделю, а потом умерла. Матушка Канни призналась, что послала своего духа по имени Джилл мучить ее. Тот же мальчик показал, что однажды бабка послала его принести хворосту, и он насобирал целую охапку, но другой мальчишка ее украл, так что он вернулся домой с пустыми руками и пожаловался бабушке. Она послала своего духа сделать так, чтобы мальчишка пропорол себе ногу, так и случилось, и мальчик пришел, хромая, в суд давать показания против ведьмы. Дальше мальчик рассказал, что, когда он вернулся домой с пустыми руками, его бабка сказала, что все же достанет дров, и послала внука вместе со своим духом Джеком в поместье сэра Эдуарда Хаддлтоунза, шерифа графства, и они пошли, причем духа никто не видел, кроме мальчика. Когда они подошли к большому дубу, дух обошел кругом него, дерево тут же задрожало и повалилось, подломившись у корня, хотя никакого ветра не было. Господин шериф подтверждает, что дуб упал в безветренную погоду.
Признание Джоан Апни из Дагенхема, графство Эссекс, приведенной к сэру Генри Грею, рыцарю, третьего мая 1589 года.
Эта обвиняемая говорит, что некая Фастиан Кертл, по прозвищу Белый Плащ, ведьма из Баркинга, пришла лет семь или восемь тому к ней в дом и принесла зверушку наподобие крота. Она сказала, что если у нее есть обида на кого-нибудь, то стоит сказать этой зверушке, как она пойдет и обидчика накажет. Она говорит, что крот прожил с ней не больше года, а потом сдох, и тогда Кертл дала ей еще крота и жабу, которые прожили с ней долго. Она говорит, что никогда не выходила из дому без жабы и только в последний раз выскочила, забыв про нее, потому что услыхала, как Джон Харролд и Ричард Фостер ругают ее ведьмой и всякими дурными словами. Она говорит, что оставила однажды жабу под порогом дома Харролдов, и она укусила жену Харролда и пила ее кровь, пока та не умерла, но и после этого жаба не вернулась к ней, Джоан Апни. Говорит, что еще одна жаба перелезла через порог ее дома, когда жена Ричарда Фостера входила к ней, и укусила последнюю, но к ней опять не вернулась. Еще двух жаб она, убегая, оставила дома, но они издохли. Говорит, что ее старшая дочь терпеть ее жаб не могла и никогда их не трогала, а младшая брала их в руки и пользовалась ими также, как и она сама.
Допрос Джоан Прентис, проживающей в приюте для бедных Хиннингам-Сиббл в упомянутом графстве, снят 29 марта, в тридцать первый год правления нашей суверенной владычицы Елизаветы.
Во-первых, упомянутая подозреваемая сообщает и признает, что около шести лет тому назад, между постом Дня Всех Святых и Рождественским, дьявол явился к ней в упомянутом приюте для бедных Около десяти часов вечера он пришел в облике хоря темного цвета с пылающими глазами, когда упомянутая подозреваемая сидела на низком стуле и готовилась ко сну, в комнате никого больше не было Хорь встал на задние лапы, передними уперся ей в колени, уставил свои пылающие глаза в ее глаза и произнес такие слова: «Джоан Прентис, отдай мне свою душу». Подозреваемая очень удивилась и ответила так: «Кто ты, во имя Бога?» Хорь сказал: «Я сатана, не бойся меня, я пришел не затем, чтобы причинить тебе зло, а затем, чтобы взять твою душу, и никуда не уйду, пока она не станет моей». На эти речи упомянутая подозреваемая ответила, что он просит у нее то, чем она не владеет, ибо ее душа принадлежит Иисусу Христу, Чьей драгоценной кровью она куплена. Тогда упомянутый хорь сказал: «Дай мне немного твоей крови». Подозреваемая согласилась и протянула ему указательный палец левой руки, а хорек ухватился за него передними лапами и стал сосать кровь с такой жадностью, что она почувствовала сильную боль. Подозреваемая снова спросила у хоря, как его имя. Он сказал: «Бидд» — и в ту же секунду сгинул, как не бывало.
Следующий пункт: подозреваемая далее сообщила, что около месяца спустя, в тот же ночной час, когда она сидела на низком стуле, готовясь ко сну, тот же самый хорь явился к ней снова и спросил: «Что, Джоан, спать собираешься?» Она ответила: «Да, если будет на то воля Господня, собираюсь». В ту же секунду хорек прыгнул ей на колени, оттуда на грудь, уперся передними лапами ей в плечо и стал сосать кровь из ее левой щеки. Потом он сказал ей: «Джоан, я готов и всегда буду готов сделать для тебя что угодно, только попроси». А она как раз накануне поспорила немного с Уильямом Адамсом, чья жена была из упомянутого Хиннингам-Сиббла: «Не мог бы он пойти сейчас к ней и испортить ей пиво, которое она варит». Он сделал, как она просила. Следующий пункт: упомянутая подозреваемая сообщает и подтверждает, что упомянутый хорь еще несколько раз приходил к ней, и всегда в то время, когда она собиралась ложиться спать; в последний раз он навещал ее около семи недель тому назад, когда она тоже собиралась лечь спать. Он прыгнул ей на плечо, пососал кровь из левой щеки и спросил, что надо сделать на этот раз. Она ответила: «Ступай в дом мастера Гласкока и пощипли его дочь по имени Сара, да не сильно». Наутро он пришел к ней и сказал, что сделал, как она просила, а именно ущипнул Сару, так что скоро она сама увидит его работу. Тогда она ответила: «Ах ты, разбойник, ты что наделал, я ведь велела тебе пощипать немного, а ты убил ребенка». Но стоило ей произнести эти слова, как хорек исчез из виду и больше не появлялся. Пункт следующий: она сообщила и подтвердила, что каждый раз, когда ей хотелось призвать своего хоря и дать ему какую-нибудь работу, она произносила такие слова: «Бидд, Бидд, Бидд, ко мне, Бидд, ко мне, Бидд, иди сосать, иди сосать, иди сосать», и он вскоре появлялся таким манером, как описано выше, сосал кровь из ее левой щеки, а потом делал ее соседям всякие пакости, которые она приказывала или велела ему делать. Наконец подозреваемая сообщила и признала, что некая Элизабет Уэйл, жена Майкла Уэйла, работника из упомянутого Хеннингам-Сиббла, и Элизабет Мотт, жена Джона Мотта, сапожника из того же города, также хорошо знакомы с ее Биддом, как и она сама, но какой вред при его помощи причинили они своим соседям, сказать не может.
Когда им прочли их обвинительные акты и протоколы допросов, они стояли на своем, чтобы продлить жизнь. Для доказательства их вины были вызваны различные свидетели давать показания против них, но прежде, чем привести их к присяге, окружной судья дальновидно вызвал двух незаконнорожденных сыновей, похвалил их за правдивые ответы, которые они дадут на его вопросы о матерях и бабке, и они говорили правду, так что их ответов вкупе с показаниями других свидетелей хватило для доказательства вины. Присяжные нашли этих дурных женщин виновными в убийстве мужчин, женщин и детей, а также совершении разных других дурных и отвратительных дел, а затем на основании их решения судья огласил смертный приговор, который они заслужили.
Когда правосудие свершилось, осужденных увели из зала суда и вернули в тюрьму, где они оставались два часа, пока офицеры готовились вести их к месту казни. Когда ведьм привели туда, некий мастер Бард, ученый служитель Бога, по желанию судьи стал убеждать этих дурных женщин покаяться, рассказать людям всю правду о своих деяниях и воззвать к Господу о милосердии для их раскаявшихся сердец. А также просить прощения из Его рук за свои грехи. Несколько молитв они повторили за священником, но больше не стали, однако признали, что заслуживают казни за свои ужасные грехи, и спокойно приняли смерть. Заметьте, матушка Апни, которую мучила совесть, воскликнула, что она тяжко согрешила, что дьявол обманул ее, и она дважды отдала ему свою душу, и все же дух Божий пробудился в ней, и она очень жалела, похоже, что мастеру Варду пришлось с ней так помучиться, и умерла, раскаиваясь, прося прощения у Бога и людей, до самого последнего вздоха своей низкой и отвратительной жизни.
Уорбойсские ведьмы
Печально знаменитый заговор против троих ни в чем не повинных людей, самый широко обсуждавшийся из всех ведовских процессов, имевших место в Англии до 1600 г. По сути, суд над семьей из Уорбойса — это история о том, как три маленьких чудовища послали на смерть старых и бедных людей. Что делает всю эту историю особенно печальной, так это безоговорочное доверие облеченных властью и ответственностью людей к поставленному девочками спектаклю. Однако выдвинувшие обвинения дети принадлежали к богатой и влиятельной семье, а потому необходимо было найти какое-то объяснение их подростковому помешательству. «От начала и до конца, — писал Уоллес Ноутстейн, — в этом деле сильный выступал против слабого… все обернулось против бедной, но пользовавшейся уважением семьи».
Роберт Трокмортон был крупным землевладельцем, проживавшим в местечке Уорбойс, графство Хантингдон. Его дочь страдала сильнейшей истерией, сопровождавшейся, вне всякого сомнения, эпилептическими припадками.
Числа десятого ноября 1589 года мистрис Джейн, одна из дочерей упомянутого мастера Трокмортона, которой в ту пору было около десяти лет, впала неожиданно в телесную болезнь, которая проявлялась следующим образом. Иногда она чихала громко и часто на протяжении получаса, а потом столько же лежала тихо и неподвижно, как человек в трансе или обмороке. Потом живот у нее начинал раздуваться так сильно, что никто не мог ни заставить ее согнуться, ни удержать. То вдруг она начинала трясти одной ногой, как будто в ней были судороги; иногда другой. Потом она начинала трясти рукой, потом другой, потом качать головой, как будто заразилась какими-то перемежающимися судорогами.
Во время одного из таких припадков случилось зайти в дом соседке, семидесятишестилетней миссис Элис Сэмюэл, которая пришла поздороваться с семейством. Джейн продемонстрировала по отношению к ней враждебность, во все времена вполне характерную для не достигших подросткового возраста детей из богатых семей по отношению к старым и обедневшим: «Смотрите, где старая ведьма сидит… Видели вы когда-нибудь, чтобы кто-нибудь больше походил на ведьму, чем она? Снимите с нее черный чепец с рюшами, я не могу смотреть на нее». В тот раз родители девочки проявили мудрость и не обратили внимания на слова дочери и продолжали приглашать к ней двух прославленных врачей из Кембриджского университета, доктора Филиппа Барроу и мастера Батлера, которые приезжали к ним за 20 миль. Не прошло и двух месяцев, как четыре сестры Джейн в возрасте от 9 до 15 стали демонстрировать аналогичные симптомы; за ними последовали и некоторые служанки. Это был яркий пример имитации, сознательной или бессознательной (они тоже утверждали, что миссис Сэмюэл ведьма), с целью привлечь к себе хотя бы часть того избыточного внимания, которое уделялось Джейн, без сомнения на самом деле больной не только физически, но и умственно.
Доктор Барроу, друг семьи, отдавая себе отчет в собственной неспособности вылечить Джейн, сообщил Трокмортонам, что ему и самому «случалось претерпевать злобу ведьм, и он был искренне уверен, что какое-то колдовство и ведовство сотворено против их ребенка». Родители долго не хотели мириться с диагнозом, но наконец согласились, поскольку и остальные их дочери вели себя так же, как Джейн, и силой заставили матушку Сэмюэл встретиться с детьми. Девочки немедленно стали вести себя безобразно, падали на землю в «странных конвульсиях» и царапали миссис Сэмюэл руки. Естественно, миссис Сэмюэл отвергла все обвинения и приписала их «своеволию» детей. Но Трокмортоны продолжали настаивать, чтобы она, видя мучения их детей, призналась, а девочки продолжали ее обвинять. Поначалу девочки имитировали припадки только в ее присутствии, но потом изменили тактику, притворяясь больными, лишь когда ее не было рядом. По этой причине миссис Сэмюэл вынудили поселиться в доме Трокмортонов, где ей даже отказывали в пище.
Много раз, когда она сидела и разговаривала с этими детьми у очага, пока у них были припадки, они ей заявляли: «Посмотри-ка вон туда, матушка Сэмюэл, разве ты не видишь, что сидит рядом с нами?» Она отвечала, что нет, не видит. «Как, — говорили они, — странно, что ты не видишь. Посмотри, как оно прыгает, скачет и носится туда-сюда», и показывали на него пальцами, пока оно двигалось.
В сентябре 1590 г. самая важная дама округи леди Кромвель, жена сэра Генри, нанесла Трокмортонам визит вежливости и, увидев у них старую женщину, чья семья арендовала землю у ее мужа, обругала ее ведьмой, сорвала с нее чепец и отхватила клок волос, который тут же велела сжечь. Миссис Сэмюэл поняла, что означает этот жест, и сказала: «Мадам, за что вы меня так? Вам ведь я никакого вреда не сделала». После этого заряженного эмоциями столкновения леди Кромвель стали сниться дурные сны, а здоровье — в связи с этим или по другой причине — ухудшилось настолько, что каких-нибудь 15 месяцев спустя она умерла (июль 1592 г.).
Дети Трокмортонов продолжали страдать психическим расстройством до Рождества 1592 г., когда для успокоения их родителей матушка Сэмюэл произнесла над ними несколько заклинаний, чтобы их припадки прошли. Они повиновались. Однако в глазах всей семьи эффект, который возымели слова старой женщины, стал лишним подтверждением виновности матушки Сэмюэл, а заодно подорвали веру самой женщины в собственную непричастность к ведовству. Ей так часто говорили, что она ведьма, что она и сама готова была в это поверить: «О сэр, я была причиной всех несчастий ваших детей… Добрый хозяин, простите меня». Местный священник доктор Доррингтон надоумил ее сделать публичное признание. На следующий день, отдохнув и придя в себя, она отказалась от своих слов.
Миссис Сэмюэл передали после этого в руки полиции, которая доставила ее к Уильяму Уикхему, епископу Линкольнскому, где ее основательно запугали и заставили дать первые подробные показания с именами демонов-помощников: трех коричнево-серых цыплят — Плака (Дергай), Кетча (Хватай) и Уайта (Белый). Затем ее снова увезли в Хантингдоншир и заперли в тюрьме вместе с дочерью Агнес и мужем Джоном, которых в ее отсутствие дети Трокмортонов обвинили тоже.
Однако дети Трокмортонов не ограничились продолжением припадков, но выдумали новое обвинение, будто бы Элис Сэмюэл вызвала смерть леди Кромвель (которая имела место годом раньше). Троих Сэмюэлей судили в Хантингдоне 5 апреля 1593 г. за убийство леди Кромвель при помощи ведовства. Выдуманная детьми история фигурировала в качестве доказательства, и по их собственному предложению (для подтверждения вины Сэмюэлей) девочки продемонстрировали, как им сразу становится лучше, стоит только Элис или Агнес сказать: «Как я есть ведьма и согласилась на смерть леди Кромвель, заклинаю тебя, дух, выйди из нее и пусть она будет здорова». Стоило только изменить формулировку на «Как я не есть ведьма», юные нахалки продолжали свой маскарад, точно так же как они делали, если формулу произносил кто угодно, кроме Сэмюэлей. Вдобавок к этому двое или трое соседей обвиняемых сообщили о болезнях и падеже скота, что тоже использовали как свидетельства против подсудимых. О том факте, что за все предыдущие годы, когда миссис Сэмюэл якобы занималась ведовством, не нашлось ни одного человека, который предъявил бы ей какие-нибудь обвинения, все позабыли.
С такими неоспоримыми доказательствами на руках присяжным потребовалось всего пять часов, чтобы признать всех троих виновными в «причинении смерти леди Кромвель при помощи колдовства». Матушка Сэмюэл «созналась» и добавила, что дьявол «познал ее плоть». Агнес Сэмюэл настоятельно советовали сказаться беременной для того, чтобы приведение приговора в исполнение было отсрочено, но ее презрение к столь низкому обману не может не вызывать уважения и восхищения даже сейчас, по истечении нескольких столетий: «Нет, этого я не стану делать. Никто никогда не сможет сказать, что я была ведьмой да еще и шлюхой».
Осуждение и казнь Сэмюэлей можно объяснить лишь тем, что к концу XVI столетия вера в ведовство накрепко засела в сознании англичан. Сама по себе вера в ведьм была, разумеется, не нова, но к 1600 г. идею ведовства стали отделять от колдовства — малефициума или порчи, которую мог вызвать кто угодно, в том числе и совершенно невинный человек, — и впервые начали широко обсуждать в книгах и памфлетах.
Были, однако, и те, кто сразу распознал обман. «Некоторые жители графства, в особенности те, которые считали себя мудрыми, заявляли, что матушка Сэмюэл… была простоватой старухой, так что любой, кто обошел бы ее красивыми словами, смог бы заставить ее признаться в чем угодно». Шесть лет спустя Сэмюэл Харснетт, ставший позднее архиепископом Йоркским, в своей книге «Разоблачение случаев мошенничества Джона Даррела» (1599), где он подверг суровой критике упомянутого самозваного экзорциста, которого впоследствии посадили в тюрьму, намекнул на истинные обстоятельства дела, назвав изданный в 1593 г. трактат о деле уорбойсских ведьм «смехотворной книгой».
Процесс по делу уорбойсских ведьм имел довольно большое значение. Резонанс этого инцидента сохранялся в обществе еще четыре года, оказались затронутыми многие кембриджские выпускники и высокопоставленные семьи: у Трокмортонов и Кромвелей были очень хорошие связи. Сэр Генри Кромвель, дед Оливера Кромвеля, был самым богатым членом палаты общин. Слухи об этом деле разошлись широко и подтвердили распространенное суеверие о дурном глазе, а также «произвели глубокое и непреходящее впечатление на законодателей». Личная заинтересованность некоторых законодателей в этом процессе подтолкнула принятие билля 1604 г. о ведовстве, согласно которому любой, обвиненный в такого рода преступлении и признанный судом виновным, подлежал смертной казни.
Память о процессе долго не увядала, поскольку сэру Генри Кромвелю (как главному землевладельцу) отошло все небогатое имущество осужденных, и вырученные за него деньги он предназначил на чтение ежегодной проповеди «против отвратительных занятий ведовством, их греховности и преступности» в Хантингдоне. Традиция эта сохранялась вплоть до 1812 г., правда, к тому времени проповедь превратилась в предостережение против веры в ведовство. Дело Сэмюэлей было детально запечатлено и в памфлете, который активно распространял повесивший их судья: «Весьма удивительное и вызывающее восхищение разоблачение трех ведьм из Уорбойсса, обвиненных и казненных последней выездной сессией суда в Хантингдоне» (Лондон, 1593, сохранился в единственном экземпляре в Британском музее), а также в летучих листках. Памфлет был написан с искусством и тщанием, в нем были использованы записи, которые Трокмортоны делали во время припадков у своих детей, что в более поздних дискуссиях относительно существования ведовства на него ссылались регулярно.
Бартонский мальчик
Мальчик из Бартона Томас Дарлинг, один из множества английских подростков, чьи конвульсии стоили жизни целому ряду пожилых женщин, обвиненных в ведовстве. Его можно назвать последователем дочерей Трокмортона и предшественником «сучек-ведьмочек» из Салема. Томас был впоследствии разоблачен в ходе полемики между архиепископом Сэмюэлом Харснеттом и Джоном Даррелом, который, будучи экзорцистом, принял сторону Томаса. Рассказы современников полны поразительных примеров убийственных фантазий мальчика.
Обвинения, выдвинутые Томми против шестидесятилетней Элис Гудридж и ее матери, Элизабет Райт, в любую другую историческую эпоху привели бы к тому, что родители либо хорошенько выдрали его, либо потащили на консультацию к психиатру. Но в 1596 г. судьи принимали самые дикие измышления злонамеренных или просто больных детей совершенно всерьез; их цель состояла не в обнаружении истины, а в подтверждении собственных предрассудков. Без юридической акробатики, принятой у немецких законников, англичане по-своему, прагматично достигли того же самого результата: обвиняемую казнили как ведьму.
Четырнадцатилетний Томас Дарлинг 27 февраля 1596 г., охотясь с дядей в лесу, отстал и вернулся домой больным. На следующий день у него начались припадки, он видел зеленых котов и зеленых ангелов, а некоторое время спустя «человек вышел из ночного горшка, адское пламя взревело, и небеса распахнулись». Диагноз врача, что мальчик страдает от глистов, был отвергнут, а предположение о том, что его околдовали, обсуждалось во всеуслышание в его присутствии. Припадки продолжались, и несколько недель спустя Томас уже смог описать, каким именно образом его околдовали. Блуждая по лесу, он нечаянно испортил воздух, когда поблизости оказалась «маленькая старушонка… с тремя бородавками на лице». Его поступок показался ей оскорбительным, и она, предположительно для того, чтобы околдовать его и наслать на него припадки, произнесла (если верить Томасу) следующие слова:
Вор-неудачник, старпер-перезвон,
Моя дорога в рай, а твоя в ад лежит.
Родственники мальчика бросились на поиски подходящей подозреваемой, и 8 апреля их старания увенчались обвинением Элис Гудридж. Через два дня женщина призналась, что была в тот день в лесу, но всего лишь отругала там другого мальчишку, который однажды разбил ее корзину с яйцами. Позже она сообщила, что видела Томми, который обозвал ее «ведьмой из Стапенхилла». Она ответила ему так:
Всякий мальчишка зовет меня ведьмой,
Но разве по моей вине чесалась твоя задница?
Дело Элис Гудридж строилось по традиционному принципу. Томми обвинил ее в том, что она наслала на него порчу; когда ее увели с его глаз, припадки у него сразу же прекратились. Однажды с ним было двадцать семь приступов на протяжении шести часов, «он жалостно вскрикивал, вываливал язык, шею у него так свело, что лицо развернуло назад». Элис, разумеется, обыскали с целью обнаружения ведьминого знака, кроме того, выяснилось, что она не знает наизусть «Отче наш». Соседка усугубила обвинение, прибавив к нему порчу своей коровы. Чтобы заставить ее признать вину, применили пытку, которая крайне редко упоминается в английских процессах. Палач надел на нее пару совершенно новых башмаков и «посадил поближе к огню, где она и находилась до тех пор, пока башмаки не раскалились… Поскольку жар был очень сильным, она захотела освободиться и пообещала, что все расскажет. Ее желание было удовлетворено, но она так ни в чем и не созналась». Однако позднее она все же признала, что принимала помощь от дьявола «в образе маленькой пестрой собачонки, рыжей с белым, которую она звала Минни». Соседская собака, походившая на Минни, была оправдана, когда Элис заявила, что получила своего Минни от матери, Элизабет Райт.
Таким образом, тень подозрения пала на Элизабет Райт, мужа Элис и ее дочь. Однако только Элизабет было предъявлено обвинение; она также могла спровоцировать видения Томаса, которые теперь включали картины ада: «А вот и матушка Красная Шапочка пожаловала. Смотрите, как они вышибают ей мозги! Смотрите все, вот что значит быть ведьмой! Смотрите, как жабы обгладывают мясо с ее костей!»
События достигли апогея 27 мая 1596 г. с прибытием на место действия известного экзорциста Джона Даррела. Владея в некоторой степени искусством чревовещания, он инсценировал следующий диалог, «происходивший между злым духом и святым ангелом».
Тоненький голосок: Брат Глассап, нам не выстоять, их сила слишком велика, и они постятся и молятся, и проповедник молится вместе с ними.
Низкий зычный голос: Брат Радульф, я пойду к Вельзевулу, моему хозяину, и он разрежет их языки надвое.
Другой голос: Нам не выстоять. Давай уйдем из него и войдем в кого-нибудь другого.
Наконец, новый голос: Сын мой, встань и иди; злой дух покинул тебя. Встань и иди.
Считали, что вмешательство экзорциста излечило Томаса, ибо он действительно встал на ноги и пошел (хотя первые три месяца был частично парализован); больше о припадках у него не было слышно. Вскоре после этого Дарлинга допросил Сэмюэл Харснетт, которому подросток сознался в обмане. Даррел, однако, утверждал, что это признание было вырвано у его бывшего пациента после семи недель пребывания в тюрьме и угроз «придушить его и… выпороть» и что Дарлинг поставил свою подпись на чистом листе бумаги, заполненном позднее Харснеттом по своему усмотрению. Убежденность Даррела в том, что Элис Гудридж своими чарами наслала на Дарлинга порчу, заставляет сомневаться в его утверждении, вне зависимости от того, каким именно образом было добыто признание в обмане. Элис Гудридж скончалась в тюрьме в Дарби, где отбывала двенадцатимесячное заключение. Судьба ее матери, Элизабет Райт, неизвестна. Томаса Дарлинга слава посетила еще раз, когда в 1603 г. в Оксфордском университете его приговорили к порке кнутом и отсечению ушей за клевету на вице-канцлера.
Ноттингемский мальчик
Уильям Сомерс, мальчик из Ноттингема, был недоволен своим положением подмастерья у городского музыканта и сбежал. Когда он понял, что придется наверстывать упущенное, то для того, чтобы хозяин сам «захотел от него избавиться, притворился больным; он залез в холодную воду и просидел там до тех пор, пока ему не стало плохо». Соседи немедленно заподозрили одержимость и принесли экземпляр памфлета об уорбойсских ведьмах, чтобы сопоставить симптомы. Из этого сочинения Билл почерпнул новые идеи; теперь подросток настаивал, что его околдовала «встреченная им старуха, которой он отказался отдать ленту от шляпы, которую нашел на дороге». 5 ноября 1597 г. Джон Даррел, только-только закончивший свои подвиги в Клейворт-Холле, был приглашен, чтобы изгнать демонов из мальчика.
Джон Даррел (ок. 1562-1602) был первым и единственным экзорцистом в Англии, и именно его одиозная репутация вызвала к жизни «72-й канон», который, в сущности, и запретил практику изгнания демонов в Англиканской церкви (1603). Даррел получил образование в Кембридже, затем вернулся домой, в Мэнсфилд, графство Ноттингемшир, и стал бродячим проповедником. Впервые он попытался изгнать демона в 1586 г., его пациенткой была истеричная Кэтрин Уайт из Дербишира; день они провели в молитве, затем Кэтрин под давлением Даррела обвинила женщину по имени Маргарет Ропер в том, что та сделала ее одержимой, наслав на нее демона Миддлкаба. Однако это привело к неожиданному результату: Кэтрин вынуждена была признать, что ее припадки и видения — сплошное притворство, к которому она прибегла, «обнаружив, что тогда суровый свекор становится снисходительнее». Магистрат пригрозил Даррелу тюрьмой. Не раньше чем через 10 лет отважился Даррел снова взяться за изгнание демонов и сразу же отличился в случае с Томасом Дарлингом, «бартонским мальчиком». На следующий год, в 1597, Даррел находился в Клейворт-Холле, Ли, Ланкашире, где изгонял демонов из семерых домашних Николаса Старки; в ноябре вернулся в Ноттингем. Здесь он привлек к себе внимание, устроив из освобождения Уильяма Сомерса от демонов целую серию настоящих спектаклей.
Даррел сам рассказал Биллу, в чем именно состояло его сходство с «бартонским мальчиком», а также какую форму принимали истерические припадки Томми Дарлинга: он скрипел зубами, извивался так, «что его лицо оказывалось сзади, кривил рот, на губах выступала пена». Даррел заявил, что мальчик страдает за грехи всего Ноттингема, и потребовал, чтобы в течение дня все жители постились. Он «пожелал, чтобы все в ту ночь избегали общества своих жен, и тогда на следующий день увидят чудеса».
Даррел произнес проповедь, в которой перечислил 14 основных признаков одержимости, а Билл их тут же любезно продемонстрировал. «Он говорит, едва шевеля губами; а когда взглянут, то увидят, что язык его провалился в горло». Затем проповедник перешел к трем признакам избавления, Билл Сомерс в соответствующем порядке изобразил и их: сначала зарыдал, потом разорвал на себе одежду и, наконец, упал замертво. В заключение проповеди он, однако, поднялся на ноги, живой и, кажется, вполне здоровый, но Даррел намекнул, что возможно повторение недуга, и собрал с присутствующих деньги. Кризис наступил, когда Билл предъявил 13 женщинам обвинение в том, что они наслали на него порчу. Сомневающиеся частым гребнем прошлись по его обвинениям и обнаружили немало несоответствий: к примеру, когда которая-нибудь из ведьм приближалась к нему, с ним не всегда бывали припадки. Сторонники мальчика, однако, «всему находили оправдание, говоря, что дьявол всегда сумеет придать больному видимость выздоровления, чтобы защитить ведьм и посеять сомнения в работе Господа».
Тут на сцене появилась невестка Даррела Мэри Каупер и объявила ведьмой некую Элис Фриман, которая, надеясь таким образом избежать неприятностей, заявила о своей беременности, на что Даррелл тут же возразил, что если она и беременна, то это наверняка работа дьявола! Ее брат, олдермен, отвел Сомерса в работный дом, где тот и рассказал городскому совету о своем обмане. Но Даррел продолжал настаивать на одержимости мальчика. В марте 1598 г. провели публичное дознание, но Билл, напуганный словами о том, что если его обман докажут, то его «повесить мало будет», тоже настаивал на своей одержимости. Таким образом, Даррел был временно отомщен. Однако во время судебного разбирательства по делу обвиненных в ведовстве женщин Билл Сомерс рассказал все о своих проделках, к примеру, о том, «как набирал полный рот слюны, пока она не начинала течь у него по подбородку, как пена».
Сомерс и Даррел предстали перед архиепископом Кентерберийским и епископом Лондонским, двумя верховными судьями и еще несколькими должностными лицами. Харснетт, капеллан епископа, описал, каким образом Билл Сомерс «доказал», что одна из женщин — ведьма. Он знал, когда та должна была появиться в суде: «Тогда я, зная время выхода мастера Даррела из дома и длину пути и предполагая, что она скорее всего откажется признать себя ведьмой, сказал тем, кто был рядом со мной во время одного из моих припадков, часов примерно в 11, что Миллисента Хорсли была на дознании и отказалась признать себя ведьмой».
Несмотря на то, что 34 из 44 свидетелей были на его стороне, Даррел был заключен в тюрьму. Тестя Даррела Роберта Каупера это нисколько не удивило: «Я и впрямь думаю и в глубине души в этом уверен, что Уильям Сомерс подделал все, о чем говорил, что он никогда не был одержим никакими демонами, и что они не покидали поэтому его тела и не входили вновь, и что мистер Даррел действовал не по справедливости в этом случае».
Хотя Даррел был приглашен проповедовать в церкви святой Марии, по приказу архиепископа Йоркского он был вскоре изгнан из города. В 1599 г. его допросили в Ламбетском дворце, признали самозванцем, лишили сана и дали год тюрьмы. Остаток своих дней он провел в безвестности.
Статут Якова I от 1604 года. Акт против заклинаний, ведовства и сношений со злыми духами.
1. Его королевское величество, наш суверенный повелитель, члены палаты лордов духовные и светские и палата общин ныне действующего парламента своей властью предписывают статут, изданный в пятый год правления нашей покойной суверенной повелительницы, славной и доброй памяти королевы Елизаветы, озаглавленный «Акт против заклинаний, чародейства и ведовства», начиная с праздника св. Михаила Архангела сего года, в отношении всех правонарушений, которых он касается, совершенных после упомянутой даты, считать отозванным.
2. Для лучшего сдерживания вышеозначенных правонарушений и более сурового наказания за таковые вышеупомянутыми властями предписывается любого человека или людей, который после указанного праздника св. Архангела Михаила сего года а) использует, осуществит или приведет в действие любое заклинание, которым вызовет любого злого или вредного духа, или будет просить совета, вступать в союз, принимать у себя, использовать, кормить или вознаграждать любого злого или вредного духа с любым намерением или целью; или б) вытащит любого умершего мужчину, женщину или ребенка из его, ее или их могилы или любого другого места, где покоится мертвое тело, или станет использовать кожу, кости или любые другие части мертвого тела для любого ведовства, волшебства, заклинаний или колдовства, от которого какой-либо человек скончается, пострадает, исхудает, зачахнет, охромеет или усохнет во всем своем теле или каком-либо его члене; каждого такого нарушителя или нарушителей, их помощников, подстрекателей, советчиков и соучастников, за какое-либо из упомянутых преступлений законным образом осужденных и лишенных прав, предать смерти как уголовного преступника или преступников и лишить привилегий духовного сана и святого убежища
3. И далее, с целью все способы осуществления, использования и приведения в исполнение ведовства, чародейства, заклинаний и колдовства отныне и навсегда полностью запретить, уничтожить и изъять из обращения властью нынешнего парламента предписывается в случае, если какой-либо человек или люди, начиная с упомянутого праздника святого Архангела Михаила сего года, возьмет или возьмут на себя смелость при помощи ведовства, чародейства, заклинаний или колдовства а) предсказывать или объявлять, где клад золота или серебра должно или можно отыскать или иным способом добыть в земле или в другом потайном месте или где какое-либо добро, включая потерянные или украденные вещи, можно найти или обнаружить, или б) с целью вызвать в ком-либо незаконную любовь; в) от которого любое движимое имущество или собственность любого человека разрушится, истощится или ухудшится; или г) с целью навредить или уничтожить какого-либо человека, мужчину или женщину, телесно, хотя и неудачно, — то тогда каждого человека или людей, совершивших данное преступление и осужденных в соответствии с законом, за упомянутое преступление подвергнуть тюремному заключению сроком на год без права освобождения под поручительство или денежный залог и один раз каждые три месяца упомянутого года в каком-либо торговом городе в базарный день или во время ярмарки ставить прилюдно к позорному столбу сроком на шесть часов, где она или он должен во всеуслышание каяться в своих преступлениях и ошибках.
4. А если какой-либо человек или люди, будучи однажды осужденными за упомянутое преступление, вскоре совершат другое подобное, то тогда всякий такой преступник, во второй раз по закону должным образом осужденный и лишенный прав, как указано выше, должен быть казнен как уголовный преступник или преступники и теряет привилегии духовного звания и святого убежища. За женой такого человека сохраняется вдовья часть наследства, а за наследниками и преемниками такого человека сохраняется его или их право наследования имущества, титула и другие права, как если бы их предок или предшественник не был лишен гражданских прав.
5. При условии, что виновный в любом из указанных выше преступлений, за которые полагается смертная казнь, окажется пэром этого королевства, то разбирать его дело должны лишь равные ему, как это бывает в случае уголовного преступления или государственной измены, а не иначе.
Ланкаширские ведьмы
Среди множества памфлетов и дешевых книжонок, описывающих ведовские процессы в Англии, «Чудесное разоблачение ведьм в графстве Ланкашир» (Лондон, 1613) занимает особое место. Этот массовый процесс против 20 предполагаемых ведьм был крупнейшим для своей страны и своего времени и вызвал заметное возбуждение в северных графствах. Посвященная ему книга вышла необычайно длинной (188 страниц в оригинале) и подробной; это был полуофициальный протокол процесса, написанный клерком суда (Томасом Поттсом) и одобренный судьей (сэром Эдуардом Бромли) как «тщательно изложенный и правдиво переданный». Впоследствии издание стало чем-то вроде пособия по проведению ведовских процессов.
Старуха Демдайк, как называли соседи восьмидесятилетнюю слепую миссис Элизабет Саутерн, призналась, что была ведьмой с 1560 г., когда «дух или дьявол в облике мальчика» принял ее душу. Пять лет спустя эта «злобная зачинщица всякого несчастья» убедила свою подругу и соседку, миссис Энн Уиттл, старуху Чаттокс, присоединиться к ней в ее «варварских и проклятых занятиях, убийствах, злодейских и дьявольских заговорах». К ним присоединились их дочери — к старухе Демдайк Элизабет Дивайс, а к старухе Чаттокс Энни Редферн, а затем и другие родственники и соседи.
Поттс превратил всех четырех главных действующих лиц в карикатуры на ведьм, которыми обычно изобиловали дешевые издания. Старуха Чаттокс, также около 80 лет от роду, была «тощей, иссохшей, дряхлой тварью, почти совсем слепой». Старуха Демдайк была «самой отвратительной старой каргой, которая только оскверняла белый свет своим присутствием». Элизабет Дивайс «была от рождения отмечена нелепой чертой внешности самой природой: ее левый глаз был ниже правого, один смотрел вверх, а другой вниз, так странно, что никто из почтенной публики, присутствовавшей на суде, и собравшихся зрителей не мог припомнить, чтобы видел когда-нибудь подобное».
В марте 1612 г. старуху Демдайк привели к местному судье Роджеру Ноуэллу для допроса по подозрению в ведовстве. Основанием для последнего стали слухи. Допрос старой женщины превратился в «любопытное предприятие». Старуха Демдайк обвинила свою внучку Элисон Дивайс и соперницу старуху Чаттокс. Всех троих отправили в Ланкаширский замок дожидаться выездной сессии суда. Элисон Дивайс обвиняли в том, что она наслала порчу на бродячего торговца.
Этим дьявольским искусством ведовства его голову свернуло набок, глаза и лицо перекосились, речь невозможно было понять, ноги, от паха до самого низа, перестали его слушаться; руки тоже перестали ему повиноваться, особенно левая, ладони вывернулись наружу; тело его сделалось непригодно ни к какой работе.
Элисон созналась, и связь между причиной и следствием была установлена. Старуху Чаттокс обвиняли в том, «что она преступным образом практиковала, использовала и употребляла различные злые и дьявольские искусства, называемые ведовством, чародейством, заклинаниями и колдовством, по отношению к некоему Роберту Наттеру из Гринхеда, что в Пендл-Форесте, графство Ланкашир, и силою того же ведовства преступно умертвила упомянутого Роберта Наттера».
Кроме нее, обвинение в убийстве Роберта Наттера при помощи колдовства было предъявлено дочери старухи Демдайк, Элизабет Дивайс, и дочери старухи Чаттокс, Энни Редферн.
Отчет об этом деле (которое слушалось 17 августа) примечателен не только своей необычайной полнотой, но и представленной в нем занимательной историей о заговоре с целью взорвать тюрьму и освободить пленников — новизна этого обвинения придавала правдоподобие другим, достаточно уже заезженным.
В начале апреля, в Страстную пятницу, Элизабет Дивайс созвала срочную встречу двух семейств в доме своей матери, Малкинг-Тауэре, что в Пендл-Форесте, чтобы вместе изобрести «какой-нибудь быстрый способ освобождения своей матери (старухи Демдайк), дочери (Элисон) и других ведьм Ланкашира». Около 18 женщин и всего 2 или 3 мужчин откликнулись на ее зов; 16 из них опознали по именам (но только половине были предъявлены обвинения). Компания «шумно веселилась и совещалась». Первый английский шабаш был, похоже, просто хорошим английским застольем. «Упомянутых персон угощали говядиной, беконом и жареной бараниной». Последний деликатес — жирного кастрированного барана — Джеймс, как предполагали, украл (преступление само по себе достаточно тяжкое, чтобы обеспечить смертный приговор). Группа планировала убить тюремщика в Ланкашире, взорвать замок (идея, без сомнения, подсказанная Пороховым заговором в Лондоне, со времен которого в ту пору минуло всего семь лет) и освободить обвиняемых. В протоколе Поттса говорится, что все «вышли из дома в своем собственном обличье», сели на лошадей и «тут же скрылись из виду». Все это похоже на попытку прибавить способность менять облик (а может, и летать по воздуху) к обвинениям в ведовстве. Следующую встречу назначили через год. Слухи об этом сборище дошли до ушей судьи Ноуэлла, который 27 апреля арестовал девять ведьм (некоторым из тех, против кого были выдвинуты обвинения, удалось бежать).
Судьи гордились собственной объективностью и справедливостью, однако вынесенный ими приговор основывался почти исключительно на показаниях Элизабет Дивайс и ее детей, Джеймса (которому в тот момент было немногим больше 20) и Дженет (9 лет). Элизабет Дивайс отказалась признаваться в чем-либо до тех пор, пока «Господу не стало угодно воздвигнуть юную деву, Дженет Дивайс, ее собственную дочь, в возрасте около девяти лет, неожиданную свидетельницу, которая и разоблачила все их занятия, встречи, совещания, убийства, заклинания и мошенничества». Когда и остальные ее двое детей поддержали Дженет, Элизабет сделала «очень подробное добровольное признание». Хотя позднее она отказалась от всего сказанного, признание все же оставалось в силе до самого конца процесса и стало главным свидетельством против нее. Она умерла, настаивая на собственной невиновности.
Дженет рассказала о том, как «дух в облике коричневой собаки» по имени Болл помогал ее матери убивать людей. Джеймс Дивайс подтвердил, что и он тоже видел коричневого пса, а также процесс изготовления магических глиняных куколок и слышал, как его бабка говорила, что Элизабет с помощью колдовства убила одного человека за то, что он отказался подать милостыню. Джеймс рассказал и жутковатую историю о краже хлеба для причастия на Великий четверг. Когда он возвращался домой, заяц попросил у него хлеба. Джеймс перекрестился, и заяц пропал.
Джеймс и Дженет опознали большинство ведьм, которые были на упомянутом обеде в Малкинг-Тауэре. Как ни старался Джеймс сотрудничать с судом и называть имена, ему самому предъявили два обвинения. На основании слов его девятилетней сестренки к ним прибавилось и третье: у Джеймса, заявила она, тоже есть собака, при помощи которой он насылает порчу. Пока его держали в заключении в замке, Джеймс в присутствии трех свидетелей сделал признание. Он оказался, по словам Поттса, «колдуном столь же опасным и злым, как и любой другой колдун или ведьма в Ланкашире».
Энни Редферн была признана невиновной в смерти Роберта Наттера «за отсутствием серьезных доказательств». Вердикт присяжных вызвал неудовольствие как судей, так и толпы. Женщину снова привлекли к суду, на этот раз по обвинению в порче и последовавшей за этим смерти отца Роберта, Кристофера Наттера. На этот раз ее признали виновной. Доказательства в обоих случаях одинаковые: слухи и сплетни «восемнадцати-, девятнадцатилетней давности».
Элис Наттер, мать покойного Роберта, была «богатой женщиной и имела большое поместье». Она производила впечатление «добродушной, независтливой и незлобивой женщины». На нее тоже указали как на одну из присутствовавших на обеде в Малкинг-Тауэре. Доказали принадлежность миссис Наттер к ведьмам так: Джеймс Дивайс сказал, что его бабка говорила, будто она ведьма, также и Дженет Дивайс повторила, что ее мать рассказывала ей, будто Элис ведьма, а также Элизабет Дивайс заявила, что она и Элис вместе извели колдовством одного человека. Для пущей уверенности в том, что Дженет правильно опознала Элис Наттер, судья Бромли, «с большим подозрением относившийся к показаниям этой маленькой девочки», приказал поставить перед ней несколько заключенных женщин, в том числе и совсем не знакомых. Дженет, которая неоднократно видела миссис Наттер, игравшую заметную роль в жизни графства, и против которой она лишь несколькими минутами раньше давала показания в суде, выдержала испытание с успехом. «Не может быть, чтобы это было поддельное или ложное обвинение, — сообщает Поттс, — сам Господь способствовал ее разоблачению». Миссис Наттер умерла, отстаивая собственную невиновность, осужденная, как заметил Уоллес Ноутстейн, «на основании показаний, самых шатких из всех, что были когда-либо представлены суду».
Сходные доказательства были использованы и в случае других обвиняемых. Показания признавшихся ведьм принимались с большой охотой, ибо «кто, кроме самих ведьм, может представить доказательства и одновременно свидетельства деяний других ведьм?» Каким образом эти признания добывали, неизвестно; старуха Демдайк умерла в тюрьме. Старуха Чаттокс, «когда ее признания прочли в присутствии суда и публики, со слезами признала, что все это правда». Однако почти все остальные обвиняемые настаивали на своей невиновности, «громко и яростно заявляя, даже у самой виселицы, что они умирают, не сознавшись ни в чем (насколько мы знаем, так оно и было)».
Итого десять повешенных, среди которых старуха Чаттокс и ее дочь Энни Редферн, Элизабет Дивайс, ее сын Джеймс и одиннадцатилетняя дочь Эдисон и миссис Элис Наттер. Еще двоих приговорили к году тюрьмы и четырем появлениям у позорного столба, остальных (восемь человек) оправдали.
На третий день процесс по делу ланкаширских ведьм был прерван рассмотрением дела трех ведьм из Салмсбери, обвиненных в порче, которую они наслали на молодую девушку. Воспользовавшись тем, что судья выразил какое-то легкое сомнение, три женщины упросили его допросить девушку. Она признала, что все ее обвинения были фальшивыми и что ее подучил католический священник, задумавший отомстить женщинам за их обращение в протестантизм. Однако на решение по основному делу это отступление не оказало никакого влияния.
Дело ланкаширских ведьм 1612 г. не следует путать с печально знаменитой историей, которая произошла в Пендле в 1634 г.: тогда на основании голословного обвинения маленького мальчика смертный приговор вынесли 17 персонам. Вмешательство Карла I привело к отсрочке казни. Среди обвиняемых была и Дженет Дивайс.
Билсонский мальчик
Один из длинного ряда подростков-мошенников в истории английского ведовства, появившийся четырьмя годами позже разоблачения Джона Смита, лестерского мальчика. В 1620 г. Уильям Перри, известный как «билсонский мальчик», обвинил старую женщину по имени Джейн Кларк в том, что она его околдовала, чем и вызвала припадки. Скептическое отношение короля Якова к лестерской афере, без сомнения, заставило судей в Стаффорде более внимательно допросить Уильяма, ибо его обвинения они в конце концов сочли ложными. Мальчик позднее признался, что разыгрывал припадки, так как ему нравилось внимание, которое они к нему привлекали.
Однако вскоре того же самого мальчика поймали на повторном мошенничестве, подвергшем, по всей вероятности, смертельной опасности другие жизни. Томас Мортон, епископ из Личфилда, заинтересовался обвинениями и в конце концов выяснил, что некий католический священник обучил Перри, как симулировать одержимость, изрыгая «изо рта обрывки тряпок, нитки, солому, гнутые булавки».
Правда, Перри едва не провел епископа Мортона своей черной мочой, ибо даже «врачи придерживались мнения, что телесные процессы приобрели неестественный характер». Епископ уже решился «оставить дальнейшие испытания», но в качестве последней попытки «приказал доверенному слуге проследить за мальчиком через отверстие, которое находилось у него в спальне прямо над кроватью». И вот все обитатели дома ушли в церковь, и мальчик решил, что остался один. «Обнаружив, что все стихло, Перри приподнялся, огляделся, прислушался и наконец выбрался из постели, нашарил в соломе или под ней чернильницу и помочился в ночной горшок». Затем парнишка добавил туда чернил, и, «на всякий случай, если его вдруг принудят мочиться прилюдно», пропитал чернилами клочок ваты, и подложил его «себе под крайнюю плоть, прикрыв складками кожи». Почтенный епископ не был посрамлен. Дьявол, который якобы терзал мальчика, насылал на него припадок каждый раз, когда читали первый стих первой главы Евангелия от Иоанна. Однако, если тот же самый стих звучал на каком-либо иностранном языке, дьявол не всегда реагировал, как нужно. Тогда Томас Мортон предостерег Уильяма: «Мальчик, из вас двоих либо ты, либо дьявол не переносите слов Святого Писания; однако дьявол (а его репутации ученого уже шесть тысяч лет) знает и понимает все языки, так что он не может не догадываться, когда я читаю то же предложение по-гречески. Но если это ты, то, значит, ты отъявленный мерзавец, играющий роль дьявола… А потому берегись, ибо я намереваюсь устроить тебе последнюю проверку, и слушай внимательно, то ли предложение прочту я сейчас». И епископ прочитал по-гречески отрывок из другого стиха, но мальчик, думая, что это то же самое, немедленно изобразил припадок. Позже, когда епископ снова прочел по-гречески первый стих из Иоанна, Перри, думая, что этот стих прозвучал ранее, остался неподвижен».
Дата: 2019-05-29, просмотров: 201.