Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

 

Глава 1. Начало странствий

 

Что же, помимо страсти к приключениям, заставило Елену Петровну Блаватскую устремиться навстречу бесчисленным трудностям, с которыми сталкивается в недружелюбном мире женщина, бросающая вызов обществу? Многое объясняют её письма к князю Александру Михайловичу Дондукову-Корсакову. Они познакомились в Тифлисе в конце 40-х годов, когда князь был адъютантом наместника; впоследствии он был генерал-губернатором киевским, подольским и волынским, а с 1882 года снова служил в Тифлисе командующим войсками Кавказского военного округа [1]. Эти письма были опубликованы в английском переводе семьдесят лет назад. После смерти князя они каким-то образом оказались у венгра Лео Шемере. Он не раз намеревался продать письма какому-нибудь теософскому обществу, но исчезал, так и не успев сторговаться. Постепенно он уверовал в то, что письма Е.П.Б. — это талисман, хранящий его от смерти. Во время второй мировой войны Шемере был вынужден скрываться от нацистов. Он расстался с письмами только тогда, когда понял, что смертельно болен [2]. В одном из них Е.П.Б. рассказывает князю о своей встрече наяву с тем "таинственным учителем-индусом", которого она знала только по снам и видениям. "Я искала неведомое, — пишет она. — Но если я начну рассказывать Вам об алхимии, о союзе, или "свадьбе красной Девы" с "астральным минералом", о философском камне (означающем союз души и духа), не пошлете ли вы меня ко всем чертям? Однако можно ли изложить предмет, не прибегая к терминам, отвечающим этому предмету?" Е.П.Б. сообщает князю о своём близком знакомстве с книгами по "алхимии, магии и прочим оккультным наукам" из прадедовской библиотеки. Парацельс, Кунрат и Агриппа, — продолжает она, — "в один голос твердят о "свадьбе красной Девы с Иерофантом" и "астрального минерала с сивиллой", о комбинации мужского и женского начал" [3] то есть о том, что Восток называет гармоничным сочетанием инь и ян. Во времена Е.П.Б. среди людей образованных было принято с насмешкой отзываться о невразумительном жаргоне алхимиков. Но сегодня положение изменилось. Так, Карл Юнг посвятил последние тридцать лет своей жизни исследованию "психологических и религиозных аспектов алхимии" [4]. "Должен признать, — пишет Юнг, — что мне непросто было преодолеть своё предубеждение против кажущейся нелепости алхимии, в котором я был к тому же не одинок... Но моё терпение было щедро вознаграждено... Истинная алхимия никогда не была средством наживы или карьеры — она относилась к искусству и творилась в безмолвии и самопожертвовании" [5]. В "Алхимических исследованиях" Юнг показывает, что истинные адепты алхимии "искали не вульгарное золото, а золотое знание; не способ взаимного превращения металлов, а путь психического преобразования собственной личности; не эликсир бессмертия, а философский камень, таинственный ляпис, символизирующий целостного человека" [6]. Блаватская пишет, что мистический философский камень "символизирует трансмутацию низшей животной природы человека в высшую божественную". Последняя же есть "универсальный растворитель" всего Термин "красная Дева"[7] стоит пояснить, поскольку этот цвет обычно ассоциируется со страстью. Юнг отмечает, что "красный и белый — цвета алхимические; красный обозначает солнце, а белый — луну" [8]. Е.П.Б. тоже упоминает о "насыщенном красном или жёлто-оранжевом цвете солнца", который "не следует путать с алой краснотой кама-рупы" [9] (Ката-гйра — это составное санскритское слово, обозначающее страстную природу человека). Юнг говорит о триаде тело, душа и дух, которая "должна преобразоваться в круг, то есть в неизменное красное каление или негасимое пламя" (курсив наш — С.К.)"

Установить точные даты тех или иных событий в жизни Е.П.Б. после её отъезда из России не так-то легко. Сама она дневников не вела, а никого из близких, кто мог бы рассказать о ней, рядом не было. Надежда Андреевна пишет: «В первые восемь лет она не давала о себе знать родственникам по материнской линии, боясь, что её выследит законный "господин и хозяин"»10. Только отец знал о её местонахождении. Он понимал, что никогда не сможет убедить её вернуться к мужу, смирился с её отсутствием и посылал ей деньги туда, где ей проще было их получить. Критики Е.П.Б. никак не могут поверить, что женщина того времени смогла пройти там, где побывала Е.П.Б.11 Когда Синнетт готовил к печати свои "Случаи", Е.П.Б. объясняла ему:

«Допустим, я поведала бы, и это святая правда, что [в Индии] я была в мужской одежде (ибо я тогда была совсем тоненькой), — что бы обо мне стали говорить? В таком же наряде я путешествовала по Египту со старой графиней [Киселевой], которой даже нравилось видеть меня одетой по-студенчески, "студентом-кавалером", как она говорила. Теперь вы понимаете, с какими трудностями я сталкиваюсь? То, что [всюду, кроме ханжеского Запада], сошло бы за эксцентричность или чудачество, было бы теперь поставлено мне в вину»12.

В Каире Е.П.Б. встретила Алберта Лейтона Росона, американца, в ту пору ещё студента, изучавшего искусство. Два-три года спустя он встретился с ней в Нью-Йорке. Они виделись и позже, в 70-х годах. Д-р Росон важен для нас как свидетель некоторых её путешествий, но он интересен и сам по себе. О нём можно прочесть в справочнике "Кто был кто в Америке" (1607-1896) и в "Биографическом словаре известных американцев двадцатого века". Он изучал юриспруденцию и одновременно занимался археологическими изысканиями; получил докторскую степень по богословию и степень доктора права в Оксфорде, а в Сорбонне — степень по медицине. Автор книг по религии, филологии, археологии, он совершил четыре путешествия по Востоку. В статье, появившейся после смерти Е.П.Б., Росон описывает их встречу в Каире. Тогда она рассказала ему о своём участии в работе, которая когда-нибудь послужит раскрепощению человеческой мысли. Росон отмечает: «Её отношение к своей миссии было в высшей степени безличностное, ибо она часто повторяла: "Не мой это труд, но пославшего меня"» (парафраз Евангелия от Иоанна 7,16: "Моё учение — не Моё, но Пославшего Меня") [13]. Ближний Восток разочаровал Е.П.Б. Она пишет князю Дондукову-Корсакову:

«В Афинах, в Египте, на Евфрате, повсюду, где я была, я искала мой [философский] камень... Я была у вертящихся дервишей, у друзов горы Ливан, у бедуинов-арабов, у марабутов Дамаска. Нигде не нашла его! Я изучала некромантию и астрологию, смотрела в кристалл, вызывала духов — и нигде ни следа "красной Девы"» [14].

 

Потом она отправилась путешествовать по Европе с отцом, во всяком случае так она писала одному из своих французских корреспондентов [15]. Возможно, что тогда они и побывали в Лондоне. Однако в одном из писем Синнетту Е.П.Б. говорит, что такая поездка состоялась в 1844 или 1845 году, но точной даты не помнит [16]. Судя по хронологии Веры, ни сама Елена, жившая тогда в Саратове, ни её отец, к тому времени ещё не вышедший в отставку, в те годы не могли провести несколько месяцев за границей [17]. А вот в 1850 году это было, как будто, более реально.

Целью поездки могло быть и продолжение музыкального образования. Е.П.Б. упоминает о нескольких уроках у "старика Мошелеса", известного пианиста и композитора, преподававшего тогда в Лейпцигской консерватории. Это наводит на мысль, что она намеревалась зарабатывать на жизнь как профессиональная пианистка. Несколько лет спустя она даже дала несколько концертов в Англии и в других европейских странах [18].

Видимо, Е.П.Б. недолго оставалась с отцом. Она отправилась в Париж и там, по словам Синнетта, "познакомилась со многими литературными знаменитостями того времени, а один известный месмерист, ныне глубокий старик, открыл её удивительную психическую одарённость и усердно пытался использовать её для своих целей в качестве сенситива. Но не выковали ещё таких цепей, которые могли бы удержать в плену Е.П.Б., и она улизнула из Парижа, главным образом для того, чтобы избавиться от этого влияния" [19]. Возможно, именно в этот период она изучала Каббалу под руководством опытного раввина. Она продолжала переписываться с ним до самой его смерти и хранила его портрет как драгоценную реликвию [20]. В начале 1851 года Е.П.Б. сопровождает в Лондон графиню Багратион, старинного друга семьи. Они останавливаются в отеле "Майвартс" (ныне "Клариджез"). После бегства из России прошло полтора года, и Е.П.Б. пребывала в глубокой депрессии. То, что Вольтер сказал некогда о себе, как нельзя лучше передаёт и её состояние: "Я потратил около сорока лет на паломничество... целью которого были поиски философского камня, именуемого истиной... но остался при своей бедности" [21]. Тридцать лет спустя она так описывала своё состояние в письме к Дондукову-Корсакову:

«Страдающая от всего, уставшая от бедной старой графини Багратион, которая заточила меня в "Майвартсе" и заставляла читать "Четьи-Минеи" и Библию, я ускользнула на мост Ватерлоо, испытывая сильное желание умереть. Это искушение давно росло во мне. На этот раз я не пыталась сопротивляться. Грязные воды Темзы казались мне желанным ложем. Я искала вечного покоя, раз уж не смогла обрести "камень" и упустила "Деву"» [22].

И тут перед ней возникла фигура её Учителя и Покровителя. Он «пробудил меня и спас и, примиряя с жизнью, пообещал мне "Камень и Деву"» [23].

 

Глава 2. “Незабываемая ночь”

 

В 1851 году в Лондоне проводилась Всемирная выставка. В сказочном Хрустальном дворце, выстроенном в Хайд-парке специально для выставки, разместились "плоды трудов всех наций", включая последние достижения науки и техники. В мае королева Виктория открыла выставку. До закрытия в октябре её посетило больше шести миллионов человек со всего света. Нам неизвестно, как отнеслась к этому событию Е.П.Б., но оно было фоном самого необычайного переживания в её жизни. В одной из индийских делегаций она увидела учителя из своих снов!

"Видела его дважды, — писала она Синнетту. — В первый раз он просто вышел из толпы и приказал мне дождаться Его в Хайд-парке. Я не смею, не должна говорить об этом. Ни за что на свете я бы не поведала это миру" [24]. Об этой встрече стало известно через два года после смерти Е.П.Б., когда вышли Воспоминания о Е.П.Блаватской и "Тайной Доктрине". Автор этих воспоминаний графиня Констанс Вахтмейстер, вдова шведского посла в Лондоне, жила вместе с Е.П.Б. в Германии и Бельгии в период работы над Тайной Доктриной. Она пишет:

«В Вюрцбурге произошёл любопытный случай. Госпожа Фадеева — тётя Е.П.Б. — сообщила ей, что отправила на Людвиг-штрассе посылку со всяким, как она полагала, хламом [который Е.П.Б. оставила, уезжая из России]. Посылку доставили, разбирать её пришлось мне. Я вынимала одну вещь за другой и передавала их госпоже Блаватской. Вдруг она радостно воскликнула: "Взгляните-ка, что я написала в 1851 году, в тот день, когда встретила моего благословенного Учителя"; и вот в записной книжке я увидела несколько выцветших строк, посвященных этой встрече» [25].

 

Записная книжка сохранилась, и мы воспроизводим здесь эту страницу:

 

Рис. 1. Пейзаж с лодкой.1851.

 

«Nuit memorable! Certaine nuit, par au clair-de lune qui se couchait a Ramsgate 12 Aout: 1851* lorsque je rencontrais M .'. le Maitre-de mes reves!!

 

Графиня спросила, почему она написала Рамсгит (курорт на Северном море), а не Лондон, где, как говорила она раньше, произошла эта встреча. "... Е.П.Б. сказала мне, — продолжает она, — что это сделано для отвода глаз, чтобы человек, заглянувший в её книжечку, не узнал, где на самим деле она встретила Учителя". [26] В тот раз, о котором говорит графиня, Е.П.Б. подробно рассказала ей об этой встрече:

«... Как-то раз, прогуливаясь, она с изумлением увидела на улице высокого индуса рядом с какими-то индийскими принцами. Она тут же узнала его... Ей хотелось кинуться к нему и заговорить, но он знаком велел ей оставаться на месте, и она стояла как зачарованная, пока он не прошёл мимо. На следующий день она отправилась в Хайд-парк, чтобы побыть одной и обдумать это необычайное происшествие. Подняв голову, она увидела тот же самый облик; приблизившись к ней, Учитель сказал, что он прибыл в Лондон с индийскими принцами по важному делу, что он непременно должен переговорить с ней наедине, потому что ему требуется её участие в работе, которую он собирается предпринять. Он... также сказал, что ей придется провести три года в Тибете, чтобы подготовиться к выполнению этой важной задачи» [27].

Графиня добавляет: "Я [сама] была в Англии, когда там находились эти индийцы, и помню рассказы о том благородном зрелище, которое они собой являли, и что один из них был очень высок" [28]. А по словам Е.П.Б., её учитель был ростом шесть футов восемь дюймов [29]. Перед отъездом в Индию Е.П.Б. советовалась с отцом. Вахтмейстер полагает, что он тогда тоже находился в Лондоне, но из письма Е.П.Б. к Синнетту следует, что это не так [30]. Как бы то ни было, она вскоре направилась в Индию, сообщает графиня [31]. Точнее будет сказать, что она выехала в Индию через Америку, потому что ей страстно хотелось сначала увидеть Новый свет.

 

Глава 3. Новый Свет и мать Индия

 

В Новый свет Е.П.Б. манили тайные знания его коренных обитателей – индейцев [32]. По прошествии многих лет, оглядываясь назад, она, быть может, глубже осознала своё тогдашнее стремление. В Тайной Доктрине говорится:

«...Оккультная философия учит, что и сейчас прямо на наших глазах, новая раса и расы делают первые шаги на пути к своему формированию, что трансформация эта будет происходить в Америке и что она уже незаметно для нас началась. Чистые англосаксы каких-нибудь триста лет назад, американцы Соединённых Штатов стали теперь отдельной нацией и, благодаря сильной примеси различных национальностей и смешанным бракам, почти что расой sui generis*, не только ментально, но и физически... Таким образом, человечеству Нового света... назначено кармой сеять семена грядущей великой расы, которая превзойдёт все расы, известные нам сегодня. Циклы материи сменятся циклами духовности и полного развития разума»[33].

 

А в 1851 году Е.П.Б. тянуло к американским индейцам, о которых она читала в романах Фенимора Купера. Поэтому она направилась в Канаду и сошла на берег в Квебеке. Там её познакомили с индейцами, и она надеялась, что выведает тайны их шаманов. В один прекрасный день индейцы исчезли, прихватив кое-что из её вещей, в том числе и "пару ботинок, которыми она очень дорожила и каких в те дни было не найти во всём Квебеке" [34]. Впоследствии в Разоблаченной Исиде она указывает "печальные примеры быстрой деградации" американских индейцев, "как только им приходится жить в тесном соседстве с христианскими чиновниками и миссионерами" [35]. Возник план нового путешествия. Синнетт пишет:

«Поначалу она собиралась поближе познакомиться с мормонами, начавшими тогда привлекать общественное внимание; но их поселение Нову в штате Миссури незадолго до того было разгромлено толпой не столь трудолюбивых и менее преуспевающих соседей. Те из мормонов, кому удалось избежать смерти в этой резне, снялись с места и двинулись через пустыню в поисках нового пристанища. Госпожа Блаватская сочла, что в таких обстоятельствах она теперь не прочь рискнуть жизнью в Мексике, и... отправилась в Новый Орлеан» [36].

Там она принялась было изучать вуду, но в видении получила предупреждение о том, что это очень опасная практика, и тотчас же уехала. Синнетт продолжает:

«Через Техас она попала в Мексику и побывала во многих местах этой небезопасной страны. В тех рискованных странствиях её охраняли собственное дерзкое бесстрашие и люди, время от времени бравшие на себя заботу о её благополучии. С особой признательностью она вспоминает одного старого канадца, известного под именем отец Жак, которого повстречала в Техасе, когда оказалась совсем одна. Он помог ей избежать многих опасностей» [37].

В 1852 году странствия привели её к древним руинам Центральной и Южной Америки. Некоторые из исследований, предпринятых Е.П.Б. в Центральной Америке, описаны в Исиде [38]. Решив, что настала пора отправиться в Индию, она, как сообщает Синнетт, "написала некоему англичанину, с которым познакомилась два года назад в Германии и который, как ей было известно, занимался теми же поисками, и предложила присоединиться к ней в Вест-Индии, чтобы вместе отправиться на Восток". У них появился ещё один спутник-индус, его Блаватская встретила в Гондурасе. Он оказался чела, то есть учеником Великих Учителей. "Втроём искатели таинств отправились через мыс Доброй Надежды на Цейлон, а оттуда — на паруснике до Бомбея", куда и прибыли в конце 1852 года. Там они расстались, "каждого влекла своя дорога" [39]. В письме к князю Дондукову-Корсакову Е. II. Б. описывает своё первое посещение Индии и упоминает также о своём учителе:

«В Англии я видела его всего дважды, и при нашем последнем разговоре он сказал мне: "Индия предначертана тебе, но позже, лет через двадцать восемь — тридцать. Поезжай туда и посмотри страну". Я поехала — сама не зная зачем! Я была как во сне. Провела там около двух лет, путешествуя и каждый месяц получая деньги — понятия не имея, от кого они, и добросовестно следуя по указанному пути. Я получала письма от этого индуса, но за два эти года не видела его ни разу» [40].

 

Прежде чем покинуть Индию, она попыталась проникнуть через Непал в Тибет, но вмешательство британского представителя расстроило её планы [41]. О своих путешествиях Е.П.Б. рассказывала Синнетту спустя три десятилетия, когда проверить или уточнить что-либо было трудно, и это дало скептикам повод сомневаться в достоверности её слов. Главным предметом спора были сроки её первого посещения Индии: высказывалось мнение, что на самом деле она впервые попала в Индию гораздо позднее. Но история с британским представителем неожиданно получила подтверждение через два года после её смерти. В 1893 году Олкотт, во время одной из своих поездок по Индии, познакомился в поезде с отставным армейским офицером, генерал-майором Чарлзом Марри. Олкотт упомянул о своей принадлежности к Теософскому обществу, и на это Марри заметил, что много лет назад он помешал Е.П.Б. проникнуть в Тибет. Олкотт записал его рассказ на обложке своего дневника за 1893 год, а Марри удостоверил записанное своей подписью:

«3 марта 1893 года С.В.Эдж и я встретили в поезде между Налхати и Калькуттой генерал-майора в отставке Ч. Марри, бывшего офицера 70-го бенгальского пехотного полка, в настоящее время — председателя муниципалитета Монгхира, который в 1854 или 1855 году повстречал Е.П.Б. в Панкабари, в предгорьях Дарджилинга. Он тогда был капитаном сапёрного отряда в Себанди. Е.П.Б. пыталась попасть в Тибет через Непал, "чтобы написать книгу", и с этой целью намеревалась переправиться через реку Рангит. Капитан М[арри], получив от часового сообщение о том, что какая-то европейская дама проследовала в том направлении, отправился за ней и вернул её обратно. Она очень сердилась, но тщетно. Около месяца она оставалась с капитаном Марри и его женой, после чего, убедившись в неосуществимости своего плана, уехала, и капитану М[арри] стало известно, что она добралась до Динаджпура. В ту пору ей было около 30 лет. Вышеизложенное верно В присутствии Г. С. О. и С. В. Эджа (подпись) Ч. Марри, генерал-майор» [42].

Поскольку это сообщение было опубликовано в Индии, в апрельском номере Теософа за 1893 год, у Марри было достаточно возможностей увидеть его в печати и опротестовать, если бы оно не соответствовало действительности. В 1952 году м-с Стэнли обратилась с запросом о послужном списке Марри в соответствующее учреждение в Лондоне. По официальным данным, в 1854 и 1855 годах Марри "командовал сапёрным отрядом в Себанди" [43]. Мэрион Мид сообщает, что Марри "рассказывал Олкотту, что в 1854 или 55 г. какая-то европейская женщина пыталась пересечь границу, но пограничная охрана вернула её назад" [44]. О том, что Марри прямо называет имя Блаватской, умалчивается по вполне понятным причинам. Мид, как и многие биографы Е.П.Б., утверждает, что, покинув Россию, она на протяжении десяти лет вела беспутную жизнь в европейских столицах, а в Индии её и в помине не было, так что все её рассказы о своих путешествиях — не более чем искусный обман, равно как и её несуществующие учителя.

Алберт Росон приводит свидетельства того, что в этот период Е.П.Б. путешествовала и по Америке, и по Индии. Опровергая утверждения её критиков, что она вообще никогда не была на Востоке, он в 1878 году опубликовал следующее письмо:

«[Некоторые] мои знакомые встречали госпожу Блаватскую далеко на Востоке; другие слышали о её пребывании там; например, выдающийся хирург Дейвид Дадли, доктор медицины из Манилы с Филиппинских островов... мистер Фрэнк Э. Хилл из Бостона, штат Массачусетс, который был в Индии несколько лет тому назад... Мистер Уильям O'Грейди, редактор здешнего "Билдер" [Нью-Йорк], уроженец Мадраса в Индии, — частый гость у госпожи Блаватской, ибо знает её ещё по Индии. К чему повторять эти доказательства? Достаточно и одного признанного свидетельства; нежелающему принимать их — не хватит и тысячи» [45].

После того как Марри помешал Е.П.Б. проникнуть в Тибет, она покидает Индию. Князю Дондукову-Корсакову она объясняет, что, когда учитель написал ей: "Поезжай в Европу и занимайся там чем хочешь, но будь готова вернуться в любую минуту", она взяла "билет на Гвалиор, который потерпел крушение у мыса Доброй Надежды; но меня, — пишет она, — и ещё около двадцати пассажиров спасли" [46]. Больше об этом происшествии ничего не известно.

 

Глава 4. Второй раз вокруг света

 

Когда Е.П.Б. вернулась в Англию, уже шла Крымская война между Россией и Турцией. В декабре 1853 года англо-французский флот вошёл в Чёрное море, и в феврале 1854 г. Россия объявила войну союзникам Турции — Великобритании и Франции. Находящимся в Англии русским приходилось несладко, но Е.П.Б., по словам Веры, удерживал на островах контракт (предположительно, концертный). "В Лондоне, — пишет Вера, — приобретя известность своим музыкальным талантом, она была членом филармонического общества" [47]. В Англии Е.П.Б. снова видела своего учителя. Она пишет: "Мы встретились с ним в чужом доме, в Англии, куда он приезжал с одним туземным развенчанным принцем, и наша встреча ограничилась двумя разговорами, которые хотя тогда и произвели на меня сильное впечатление своею неожиданною странностью, даже суровостью, но, как и многое другие, всё это кануло с годами в Лету..." [48]. Под "туземным развенчанным принцем" она, возможно, имеет в виду Далипа Сингха, свергнутого махараджу Лахора. Он прибыл в Саутгемптон 18 июня 1854 года, а 1 июля был представлен королеве Виктории [49]. После этой встречи Е.П.Б. направляется в Нью-Йорк [50]. Там она возобновляет знакомство с А. Росоном. Он называет 1853 год, но, скорее всего, это было годом позже. Когда он познакомился с ней в Каире, ей было девятнадцать. Теперь же ей "двадцать два или три", и Росон позже вспоминал о ней гак:

«Лицо у неё было круглое, как луна, — такая форма высоко ценится на Востоке; глаза ясные и чистые, мягкие, как у газели, когда она спокойна, но вспыхивающие по-змеиному, когда она сердится или возбуждена. Лет до тридцати она сохраняла девичью фигуру, гибкую, мускулистую и хорошо сложённую, способную радовать глаз художника. Руки и ноги у неё были маленькие и изящные, как у нежной девушки... Устоять перед ней было невозможно, всего за одну беседу она способна покорить любого человека, успевшего приобрести достаточно жизненного опыта, чтобы не считать себя центром мироздания. Её мало трогало мужское восхищение, говорит Росон. Он увидел её "неутомимой искательницей знания, постоянно работающей и неудовлетворённой. Больше света, больше фактов, прогрессивные теории, различные гипотезы, новые предположения — постоянное устремление к идеалу» [51].

 

Из Нью-Йорка, как сообщает Синнетт, Е.П.Б. отправилась "сначала в Чикаго, в то время юный город... а потом — на Дальний Запад и через Скалистые горы с караванами переселенцев, пока наконец не остановилась на некоторое время в Сан-Франциско", откуда отплыла на Восток. Как пишет Джон Унру в своей классической книге "Через равнины", "путешественников 50-х годов ожидали тяжкие испытания".52 Трудности пути отнюдь не исчерпывались переправами через бурные реки и переходами через огромные пространства выжженных, безводных пустынь. Смертельная опасность грозила переселенцам, если ломалось колесо повозки или быки падали от изнеможения. Скалистые горы переходили по Южному перевалу в штате Вайоминг, высотой семь тысяч футов. Перейдя Скалистые горы, многие путешественники, и Е.П.Б. в их числе, отдыхали и пополняли запасы в Солт-Лейк-Сити. Е.П.Б. переночевала у мормонов, в доме Эммелин Б.Уэллс (1828-1921), издательницы и редактора "Bуманз экспонент".53 Э.Уэллс рассказывала внучке, Дэйзи Вудз-Аллен, что госпожа Блаватская была в мужской обуви, потому что ей предстояло идти по сильно пересечённой местности. Похоже, она направлялась в Мексику. Унру замечает, что "несмотря на гостиницы и трактиры, многие переселенцы на время пребывания в Солт-Лейк-Сити останавливались в семьях мормонов" [54]. Если Е.П.Б. действительно собиралась посетить Мексику и другие страны Центральной и Южной Америки, то она вполне могла воспользоваться одним из многочисленных каботажных судов, плававших до Сан-Франциско [55], а оттуда уже отправиться на Восток. Первая встреча с Тихим океаном нередко вызывает у путешественников благоговейные чувства. Уолт Уитмен запечатлел это в стихотворении "Гляжу на запад с берегов Калифорнии", посвященном тому, как много веков назад в древней Индии началось его паломничество на запад, и вот теперь

«Гляжу на запад с берегов Калифорнии,

Вопрошаю, не ведая усталости, ищу ещё не найденное.

Я дитя, очень старое... в сторону отчего дома... в дальнюю даль смотрю,

Смотрю с берегов моего Западного моря, круг почти завершен;

Потому что отправившись на Запад из Индостана, из Кашмирских долин...

Долго бродил я с тех пор, обошёл весь земной шар,

И вот теперь снова гляжу в сторону дома, довольный и радостный,

Но где же то, за чем я отправился в путь так давно?

И почему оно до сих пор не найдено?» [56].

 

Когда Е.П.Б. пересекла Тихий океан и в 1855 или 1856 году достигла Калькутты [57], она, наверное, спрашивала себя о том же: "Почему до сих пор не найдено?"

 

Глава 5. Мудрецы Востока

 

Напомним, что во время первого посещения Индии Е.П.Б. не встречалась со своим учителем, хотя и отправилась туда по его указанию. На сей раз всё было иначе. В следующих отрывках из Разоблаченной Исиды Е.П.Б., похоже, объединяет оба путешествия в одно:

«Когда, много лет тому назад, мы* первый раз путешествовали по Востоку, исследуя тайники его покинутых святилищ, два мучительных и постоянно приходящих на ум вопроса угнетали наш ум: Где, кто, что есть БОГ? Кто видел когда-нибудь БЕССМЕРТНЫЙ ДУХ человеческий и смог убедиться в бессмертии человека? Стремясь изо всех сил разрешить эти ставящие в тупик вопросы, мы именно тогда и соприкоснулись с некоторыми людьми, наделёнными такими таинственными силами и такими глубокими познаниями, что поистине мы можем назвать их мудрецами Востока... Они показали нам, что при объединении науки с религией (курсив наш. — С. К.) существование Бога и бессмертие человеческого духа могут быть доказаны так же, как теорема Евклида. В первый раз мы убедились, что в восточной философии нет места ни для какой другой веры, кроме абсолютной и непоколебимой веры во всемогущество собственного бессмертного Я человека. Нас учили, что всемогущество это проистекает из родства человеческого духа со Всемирной Душою — Богом! И тот, говорили нам, не может быть доказан ничем иным, кроме духа человеческого. Человек-дух свидетельствует о Боге-духе, как одна капля воды свидетельствует об источнике, откуда она, должно быть, произошла».

Потому, говорит она, когда встречаешь такого человека, подобного этим мудрецам Востока,

«обнаруживающего огромные способности, управляющего силами природы и открывающего взору мир духа, мыслящий ум преисполняется уверенностью, что если такое под силу духовному эго одного человека, то способности ДУХА-ОТЦА**58 должны быть, соответственно, необъятными — так целый океан размерами и мощью неизмеримо превосходит отдельную каплю. Ex nihilo nihil fit***, свидетельствуйте о душе человека её чудесными силами — и вы свидетельствуете о Боге!.. Такое знание бесценно; и оно оставалось скрытым только от тех, кто пренебрегал им, осмеивал его или отрицал его существование» [59].

Относительно своего пребывания в Индии в 1856 году Е.П.Б. писала Синнетту: "Ездила с места на место, никогда не называла себя русской, и люди считали меня той, кем мне хотелось... Вздумай я описать моё пребывание в Индии только в том году, вышла бы целая книга" [60].

Часть этого путешествия действительно вошла в книгу "Из пещер и дебрей Индостана"[61]. Она составлена из очерков, написанных ею в период с 1879 по 1886 год под псевдонимом Радда-Бай и впервые появившихся в Московских ведомостях, редактором которых был известный журналист М.Н. Катков. Статьи вызвали такой интерес, что в 1883 году Катков переиздал их в приложении к "Русскому вестнику", а потом опубликовал новые письма, написанные специально для этого журнала.[62] Е.П.Б. в беллетристической форме описывала свои путешествия с учителем, который выведен в книге под именем Гулаб-Синг. "Приводимые мной факты и персонажи подлинны, — пишет она Синнетту, — я просто собрала вместе в трёх-четырёх-месячном отрезке времени события и случаи, происходившие на протяжении ряда лет, равно как и часть феноменов, которые показывал мне Учитель" [63]. Многие из них, по её словам, относятся к её второму посещению Индии. Хотя 3. Венгерова весьма критически относится к некоторым сторонам деятельности Блаватской, эту её книгу об Индии она характеризует в очень лестных выражениях:

«"Из пещер и дебрей Индостана" нельзя включить в разряд обыкновенных, более или менее живописных описаний заморских стран. Автор — не любопытствующий турист, описывающий виденные им диковины, а, скорее, член научной экспедиции, задавшийся целью изучить основы истории человечества в застывшей цивилизации Индии. Эта специальная цель проглядывает во всех описаниях Радды-Бай и придаёт им своеобразную прелесть. Всё, что свидетельствует о великом прошлом ныне порабощенной нации, выдвигается автором на первый план. Просто, но в высшей степени художественно описывает она гениальные постройки, покрывающие Индию с незапамятных времён и на которые протекающие тысячелетия не имеют никакого влияния... Но более чем все произведения искусства, свидетельствующие о высоте цивилизации индусов, более чем пышная природа страны, где действительность превосходит самое пылкое воображение, Блаватскую занимает внутренний быт туземцев. Она имела возможность близко изучать их жизнь и ознакомиться с их пониманием вещей, так как селилась повсюду, куда приезжала, не в европейских частях городов, а в чисто индийских домах (бенглоу) среди туземцев... Читая её книгу, нельзя забывать ни на минуту, что Радда-Бай — прежде всего теософка, что она отправилась в Индию в поисках за сокровенными знаниями Востока и что её внимание прежде всего останавливают учения индийских мудрецов... Особенно же её занимает таинственная секта радж-йогов, святых мудрецов, которые особым напряжением своих духовных сил, чем-то вроде многолетней душевной гимнастики, доходят до умения совершать несомненные чудеса: так, лично знакомый Блаватской радж-йог Гулаб-Синг... отвечал на вопросы, которые Блаватская задавала ему лишь мысленно, исчезал и появлялся совершенно неожиданно для всех, открывал им в горах таинственные входы, чрез которые они попадали в дивные подземные храмы и т. д. И всё это он совершал просто, стараясь каждый раз объяснить естественным путём свои действия. Многие из описываемых Блаватской чудес Гулаб-Синга напоминают позднейшие феномены самой Блаватской. Не от таинственного ли Гулаб-Синга позаимствовалась она умением "создавать" и дезинтегрировать предметы?» [64].

 

Не сумев проникнуть в Тибет через Непал во время первого посещения Индии, Е.П.Б. предпринимает новую попытку пробраться туда через Кашмир. К сообщению о встрече с генерал-майором Марри, помешавшем ей в первый раз, полковник Олкотт добавляет:

«Следы другой её попытки проникнуть в Тибет я обнаружил во время одной из моих деловых поездок по Северной Индии, благодаря одному индийскому господину из Барели (?). В первый же раз, когда Е.П.Б. оказалась на этой станции после нашего приезда в Индию [в 1879 г.], этот господин признал в ней ту европейскую леди, которая была его гостьей мною лет назад, когда направлялась на север, чтобы попытаться проникнуть в Тибет через Кашмир. Они мило поболтали о старых временах» [65].

 

Кашмир находится на северо-западе Индии, и одна из его областей раньше называлась Малый Тибет. Дальше к северу расположен Западный Тибет. Синнетт сообщает, что в Лахоре Е.П.Б. встретилась с немцем Кюльвейном, давним приятелем её отца, бывшим лютеранским священником. Когда он отправлялся в путешествие по Востоку с двумя своими друзьями, полковник Ган, обеспокоенный судьбой дочери, просил Кюльвейна попытаться разыскать её [66]. Вчетвером они пересекли Кашмир в сопровождении татарского шамана. Шаман присоединился к отряду, когда узнал, что в нём есть русские, полагая, что они помогут ему вернуться на родину, в Сибирь, после двадцатилетнего отсутствия. Переодевшись в местные одежды, отряд попытался проникнуть в Тибет. Однако Кюльвейн заболел, и ему пришлось возвратиться обратно. Двух его друзей не пропустили через границу, а Е.П.Б. и шаману было дозволено продолжить путь. Возможно, самым надёжным пропуском для Е.П.Б. были монгольские черты её лица. О некоторых эпизодах из этого путешествия рассказывается в Исиде. Один случай связан с шаманом и его талисманом, который он носил "на шнурке под левой рукой".

«"Зачем он [талисман] тебе, и в чём его достоинства?" — такой вопрос мы часто задавали нашему проводнику. На это он никогда не отвечал прямо, но уклонялся от объяснений, обещая, что как только представится случай и мы будем одни, он попросит камень ответить за него... Но день, когда камень "заговорил", настал очень скоро. Это произошло в самый критический час жизни автора этих строк, когда бродяжническая натура путешественницы увлекла её в далёкие края, где цивилизация неведома, а безопасность не может быть гарантирована и на час»

Однажды, когда все кочевники ушли из юрты, чтобы присутствовать при ламаистской церемонии, Е.П.Б. напомнила шаману о его обещании.

«...Сунув руку за пазуху, он вынул оттуда камешек размером с грецкий орех и, осторожно развернув его, поспешно, как показалось, проглотил его. Через несколько мгновений его конечности похолодели, тело утратило гибкость — и он упал, холодный и неподвижный как труп. Если бы не слабое подёргивание его губ при каждом задаваемом вопросе, то эта сцена могла бы вызвать смятение, более того — ужас... В течение более чем двух часов нам были даны самые что ни на есть веские, недвусмысленные доказательства, что астральная душа шамана путешествовала, повинуясь нашему не высказанному вслух желанию»

 Е.П.Б. попросила навестить её давнюю приятельницу, знатную румынку из Валахии, и обратить мысли этой дамы к ней. "Голос, который, казалось, исходил из самых недр земли", сообщил, что старая барыня сидит в саду и читает письмо. Е.П.Б. быстро отыскала записную книжку и карандаш и записала содержание письма, которое диктовалось медленно, чтобы она могла на слух записать слова на валашском языке, которого не знала. Через девять месяцев она получила письмо от своей валашской приятельницы в ответ на своё послание, куда она вложила страницу из записной книжки и в котором спрашивала свою подругу, что она делала в тот день, описав виденную ею сцену. Женщина эта, хотя и была предрасположена к мистике, совершенно не верила "в оккультные феномены подобного рода"; она ответила, что "в то утро она сидела в саду, занимаясь прозаическим делом — варила варенье; письмо, присланное ей, слово в слово повторило письмо, полученное ею от её брата; внезапно — вследствие жары, как она думала, — она упала в обморок и отчётливо запомнила, что ей привиделась автор этих строк в пустынной местности (которую она подробно описала), сидящая, как она выразилась, под "цыганской палаткой". "Отныне, — добавила она, — я более не могу сомневаться!". Е.П.Б. продолжает:

«Но наш опыт получил ещё более убедительное подтверждение. Мы направили внутреннее эго шамана к тому самому другу, о котором уже упоминали в этой главе, — к качи из Лхасы, который постоянно совершает поездки в Британскую Индию и обратно. Мы знаем, что он был извещен о нашем критическом положении в пустыне, так как несколькими часами спустя пришла помощь и мы были спасены отрядом из двадцати пяти всадников, посланных их начальником разыскать нас в том самом месте, где мы находились, о котором ни один живой человек, обладающий обычными способностями, не мог бы узнать. Во главе этого эскорта был Шаберон, "адепт", которого мы ни до, ни после этого не видели, ибо он никогда не покидал своего сумэ (ламаистского монастыря), доступа в который у нас не было. Но он был личным другом этого качи» [67]

 

"Это происшествие, — говорит Синнетт, — положило конец скитаниям госпожи Блаватской по Тибету, и её препроводили назад к границе такими дорогами и перевалами, о существовании которых она и не подозревала..." Он добавляет, что "её оккультный покровитель приказал ей покинуть страну незадолго до беспорядков, начавшихся в Индии в 1857 году"[68]. Речь идёт о восстании сипаев, вспыхнувшем в мае и распространившемся настолько широко, что британское владычество в Индии оказалось под угрозой. На голландском судне Е.П.Б. отплыла из Мадраса на Яву, "для занятий определённого рода", по указанию учителя. Затем она вернулась в Европу.

Часть III. ГОДЫ СТАНОВЛЕНИЯ

 

Глава 1. Снова в России

 

Стояла рождественская ночь, подходил к концу 1858 год. Сестра Е.П.Б. Вера, оставшись вдовой с двумя малыми детьми на руках, приехала на зиму вместе с отцом в Псков к своему свёкру, генералу Николаю Александровичу Яхонтову. На Рождество там справляли свадьбу. "Мы сидели за ужином, — вспоминает Вера (от третьего лица). — В сенях беспрестанно раздавались звонки людей приезжавших с экипажами гостей. В ту минуту, когда шафера провозгласили здоровье молодых, раздался звонок Блаватской, и сестра её, повинуясь неизвестному ей чувству, несмотря на эту торжественную минуту, вскочила из-за стола и побежала сама отворить двери, в полном убеждении, что приехала сестра" [1]. Вернувшись из Индии в Европу, Е.П.Б. провела несколько месяцев во Франции и Германии, а затем направилась к родственникам, в Санкт-Петербург. Сначала она заехала к Надежде Андреевне, но попросила её никому об этом не рассказывать. Е.П.Б. опасалась, как бы муж не заявил вдруг о своих супружеских правах, и поэтому решила через неё разведать о его намерениях. Он ответил:

«Можете уверить Е.П. честным моим словом-ветом (от вето — Ред.), что я никогда её преследовать не буду. Вот уже скоро 10 лет со времени моего несчастия, и потому, [скажу я Вам, я достаточно] выработал свой характер, и сделался ко всему равнодушен, и даже очень часто смеюсь над глупостями, которые совершились... Ко всему можно привыкнуть. Так я привык к безотрадной жизни в Эривани» [2].

 

После приезда сестры Вера, конечно, ждала рассказов о её путешествиях, но узнала только, что Елена все эти годы "провела в чужих краях, в непрерывных поездках по Европе, Азии и Америке" [3]. Позднее, объясняя Синнетту причину своей сдержанности, Е.П.Б. писала: "С семнадцати лет и до сорока во время своих путешествий я старалась уничтожить следы своего пребывания повсюду, где бы мне ни приходилось останавливаться... Я никогда никому не сообщала, где была и что делала. Стань я обычной, [мои родные] смирились бы с этим скорее, нежели с моими занятиями оккультизмом". Узнай они, чем Елена занимается, они сочли бы, что она попалась в сети дьявола [4]. По поводу тех своих недоброжелателей, которые пытались выведать её прошлое, она как-то сказала:

«Даже своим лучшим друзьям я не много рассказывала о [своих] путешествиях и никогда не стремилась удовлетворить чьё-либо любопытство, тем более любопытство моих врагов. Последним не возбраняется распространять небылицы обо мне и верить в них, если они того пожелают, а также измышлять новые, по мере того как прежние со временем поизносятся. В самом деле, почему бы им так не поступать, раз они не верят в адептов теософии [учителей мудрости]?» [5].

Хорошему знакомому Е.П.Б. писала: "Есть несколько "страниц из истории моей жизни"... я скорее умру, чем открою их, но не оттого, что мне за них стыдно, а потому что они слишком сокровенны" [6].

 

Глава 2. Оккультные чудеса во Пскове

 

В сериях статей о сестре, первоначально опубликованных в русском журнале "Ребус", Вера Желиховская писала:

«Людям, следящим за периодическими изданиями, приходилось не раз встречать на столбцах газет имя Елены Петровны Блаватской. Если то были иностранные газеты, — благо ей! Если же русские — чего, чего не взводилось ими на её бедную голову! И не повторить всех клевет и всех нелепостей, которыми осыпают её соотечественники. Начиная от обманов, шарлатанства и до уголовных преступлений включительно. Мы Е.П. знаем хорошо: были близко знакомы с нею с раннего детства её и до зрелых лет. Мы давно искали возможности представить интересующимся этой личностью, "из ряду — вон", несколько беглых очерков о ней. Поверят нашему правдивому слову или нет, — мы не заботимся, довольные сознанием, что выскажем правду — единственную, кажется, правду, сказанную о ней в России» [7].

Две серии её статей — "Правда о Е.П. Блаватской", под псевдонимом И.Я., и "Необъяснимое или необъяснённое (Из личных и семейных воспоминаний)" — были настолько популярны, что вслед за тем вышли отдельными брошюрами. Когда Е.П.Б. вернулась в Россию, то, по свидетельству Веры, она "уже была окружена таинственною атмосферой явлений, видимых и слышимых, и ощутительных для всех её окружавших, но совершенно ненормальных и непонятных" [8]. Позднее Е.П.Б. рассказывала сооснователю Теософского общества У. Джаджу, что в "это время она позволяла себе играть психическими силами, чтобы научиться полностью понимать их и управлять ими" [9]. Вера пишет:

«С той же самой ночи все живущие в квартире заметили странные звуки, сухие и резкие, раздававшиеся во всех предметах, окружавших приезжую... Настойчивые расспросы сестры привели её к сознанию, что проявления эти сопутствуют ей, без её воли и желания, то усиливаясь, то ослабевая, а порой и совсем прекращаясь... Дело в том, что стук был не просто неосмысленный стук, а нечто одарённое понятием и разумом; мало этого: нечто имевшее дар узнавать невысказанные мысли, нечто свободно проникавшее в сокровеннейшее каждого человека и свободно разоблачавшее все его прошлые дела и настоящие помышления. Я — мы, — родственники сестры Ел[ены] Петр[овны], жили вообще довольно открыто; её присутствие привлекало к нам множество посетителей, из которых ни один не остался не удовлетворённым по части столоверчения и столописания или, правильнее, стукописания, потому что ответы давались посредством стука, раздававшегося, при произнесении азбуки, на известной букве, и таким образом составлялись целые речи на всевозможных языках, даже совершенно неизвестных медиуму... Обыкновенно она сидела себе спокойно за какой-нибудь ручной работой в кресле или на диване, по-видимому не принимая ни малейшего участия в суете, происходившей вокруг неё; а кругом кипела работа. Кто-нибудь говорил громко азбуку; другой записывал буквы; третьи спешили задавать мысленные вопросы... Она была и хорошим пишущим медиумом; хотя этим способом говорить можно гораздо скорее и проще, но она его не любила именно потому, что боялась подозрений» [10].

О постукиваниях сама Е.П.Б. говорит так:

«Каждый раз, когда надо передать чью-то мысль посредством стуков... нужно в первую очередь поймать... мысль запрашивающего, а сделав это, хорошенько запомнить её, поскольку она часто пропадает; потом необходимо следить за буквами алфавита, когда те читаются или выбираются, подготовить поток энергии, который должен произвести стук на правильной букве, и затем заставить его выплеснуться в нужный момент, выбрав в качестве проводника стол или любой другой объект. Это намного труднее, чем автоматическое письмо»[11].

Вера отмечает:

«Когда же заявлялись прямые сомнения в её честности, высказывались прямо глупейшие предположения, что это стучит она сама, что у неё в кармане такая машинка или что она щелкает ногтями; а в том случае, когда руки её были заняты шитьём, то предполагали щёлканье пальцами ног, — тогда Е.П. беспрекословно подчинялась самым нелепым требованиям: её обыскивали, ей связывали руки и ноги, а иногда укладывали её на мягкий диван, снимали с неё башмаки, руки же и ноги клали на подушку, чтоб они были у всех на виду, и требовали, чтобы она сделала так, чтоб стуки раздавались подальше, в других концах комнаты. Тогда она прямо заявляла, что это не в её власти, что она попытается, но за успех ручаться не может. Однако почти всегда желание её исполнялось, особенно вначале и в тех случаях, когда налицо были люди серьёзно интересовавшиеся: стуки раздавались в потолке, в окнах, в мебели, стоявшей на противоположной стене... Но порой незримые деятели зло подшучивали над насмешниками. Одному юному учителю М. чуть не сбросили с носа очков, застучав в стекла так сильно, что он схватился за них и побледнел, как полотно. Одной даме, esprit fort*, ещё весьма занятой собою, на её игриво-насмешливые вопросы о том, что составляет лучший проводник для их сообщений с людьми, они отвечали: "Золото. Мы это сейчас тебе докажем..." Дама сидела, слегка открыв губы в насмешливой улыбке. Едва записывавший буквы прочел этот ответ, как она схватилась за рот, и всё лицо её исказилось испугом и изумлением!.. Все переглянулись. Все поняли, что дама почувствовала сотрясение в золотой пластинке своих фальшивых зубов, и когда она в ту же минуту встала и распрощалась, разразился гомерический смех над проделкой её антагонистов» [12].

В то время Вера, как и большинство других людей, объясняла это явление медиумическими силами своей сестры, но Е.П.Б. всегда отрицала это:

«Сестра моя Е.П. Блаватская большую часть десятилетнего своего пребывания вне России провела в Индии, где, как известно, спиритическая теория в большом презрении, и так называемые у нас медиумические явления объясняются там совершенно иными причинами, таким источником, черпать из которого сестра считает унизительным для своего человеческого достоинства, почему и не признаёт в себе этой силы. (По письмам сестры мне известно, что она осталась очень недовольна многим из рассказанного о ней автором статьи "Правда о Е.П. Блаватской". Она утверждает и теперь, что влияла на неё тогда, как и ныне, совсем другая сила — та, которой пользуются индийские мудрецы, Радж-Йоги. Что даже тени, которые она видела всю свою жизнь, были не привидения или призраки отшедших, а явления этих всесильных друзей её в их астральной оболочке.) Но как бы там ни было, какова бы ни была сила, производившая явления, но в продолжение времени, проведённого мною вместе с сестрой Еленой у Я[хонто]вых, явления эти происходили постоянно на виду у всех, веривших им и не веривших, и всех повергали в изумление» [13].

Неверующими оставались отец, Петр Алексеевич Ган, и брат Леонид. Скептицизм последнего, впрочем, поколебался в один из вечеров, когда у Яхонтовых в очередной раз собралось много гостей. Следующий рассказ Веры приводится в немного сокращенном виде.

«Это был сильный, коренастый юноша, пропитанный латинской и германской премудростью дерптского университета. Он остановился за спиной сестры и слушал её рассказы о том, как в присутствии медиума Юма некоторые лёгкие предметы делались настолько тяжёлыми, что их невозможно было оторвать от пола, а другие, несравненно более тяжёлые, напротив, становились необычайно лёгкими. — И ты можешь это сделать? — иронически спросил молодой человек у своей сестры. — Иногда делала, но за удачу ручаться не могу, — хладнокровно ответила Блаватская. — А попробовать можно? — спросил кто-то, и все наперерыв стали просить её. — Извольте, я попробую; но прошу помнить, что моя сила не равна Юмовской и что я ничего не обещаю. Я буду смотреть на этот шахматный столик... Кто желает, пусть приподнимет его теперь, — и после того, как я на него посмотрю... Один из молодых людей решительно подошёл и приподнял столик, как перышко. — Хорошо. Потрудитесь поставить его обратно и отойти. Приказание было исполнено, и водворилось общее молчание. Все следили, затаив дыхание, за тем, что делала г-жа Блаватская. А она ровно ничего не делала; только устремила свои большие голубые глаза издали на шахматный столик и напряженно глядела на него несколько времени. Потом, не спуская с него глаз, она рукою пригласила того же молодого человека приподнять его. Он подошёл и уверенно взялся снизу за ножку... Стол не двигался. Он схватился за него обеими руками. Стол стоял, как привинченный к полу... Поднялся оглушительный шум восторгов и восклицаний. Молодой человек бросил стол en desespoir de cause**, отошёл, сложил по-наполеоновски руки и произнёс: — Вот так штука! — Поистине штука! — согласился Л. Ган. У него явилось подозрение, что этот гость действует заодно с его сестрой. — Елена! Можно мне попробовать? — спросил он. — Сделай одолжение. Брат её подошёл улыбаясь и схватил ножку крошечного столика своей мускулистой рукой. Но улыбка в ту же секунду сменилась выражением удивления. Он отошёл на шаг и осмотрел стол, ему давно известный. Потом сильно толкнул его ногою в сторону, но столик даже не дрогнул. Тогда он налёг на него грудью и пробовал раскачать его... Дерево трещало, но не поддавалось никаким усилиям. Три его ножки казались привинченными к полу. Леонид Петрович потерял надежду и, отойдя в сторону, сказал: — Странно! — Глаза его невольно перебегали со столика на сестру... Видя недоумение своего брата и может быть желая окончательно разрушить его сомнения, Елена Петровна обратилась к нему и, тихо рассмеявшись, сказала: — Попробуй теперь поднять его! Ган нерешительно подошёл, взялся опять за ножку и, дёрнув столик вверх, чуть не вывихнул себе руку от излишнего усилия: столик взлетел, как перышко!» [14].

 

Синнетт сообщает:

«Г-жа Блаватская говорила, что такой феномен производится: либо

1) усилием её тренированной воли, направляющей магнитные потоки так, чтобы давление на стол неимоверно возросло, либо

2) с помощью тех существ, с которыми она постоянно была в контакте. Оставаясь незримыми, они могли удерживать столик, какая бы сила ни пыталась его поднять» [15].

 

ккультные чудеса во Пскове

Глава 3. Петербург и Ругодево

 

Весной 1859 года Е.П.Б. с отцом и сестрой Верой приехала в Санкт-Петербург. Они остановились в гостинице "Париж". Утро обычно посвящалось делам, день и вечер занимали визиты, так что для чего-то необычного просто не оставалось времени. Однажды вечером они принимали двух старых друзей Петра Алексеевича Гана. Бывший декабрист А. Л. Кожевников и второй гость живо интересовались спиритизмом и, конечно, сгорали от желания увидеть какой-нибудь феномен. Вера рассказывает:

«После нескольких удачных опытов посетители пришли в восторг и удивлялись равнодушию г.Гана, хладнокровно раскладывавшего пасьянс, а на вопрос, обращенный к нему, он объявил, что это всё вздор, он не хочет и слышать такой ерунды, и что, по его мнению, это занятие унизительно для серьёзных людей. Старые знакомые не оскорбились таким ответом и стали усиленно просить Петра Алексеевича уйти в другую комнату, написать на бумажке вопрос и, не показывая его никому, положить в карман. Старик сначала посмеивался, потом согласился. Исполнив всё согласно указанию, он снова уселся за свой пасьянс. — Вот сейчас решится наш спор! — сказал К[ожевник]ов. — Ну, что вы скажете, Петр Алексеевич, если ответ будет самый категорический? Придется ведь поневоле уверовать!.. — Не знаю, что я скажу! — скептически возразил Ган, — только знаю одно: в тот час, когда я поверю спиритизму, — я поверю чёрту, ведьмам, русалкам, оборотням — всем бабьим сказкам, и меня придется свести в жёлтый дом!.. Помощью стуков и азбуки сложилось одно слово... но слово это оказалось таким странным, что все мы, ожидавшие какой-нибудь сложной фразы, переглядывались в недоумении, не зная, прочесть ли его громко?.. На наши вопросы, кончена ли фраза, — раздавались энергические ответы: "Да!.. Да, да, да!!", что выражалось тремя стуками. Три означало настойчивое подтверждение. Заметя наше волнение, услыхав наши возгласы, П. А. Ган обернулся и спросил: — Ну что же?.. Готов ответ?.. Верно, что-нибудь очень замысловатое?.. — Здесь только одно слово... — Какое? — Зайчик! Надо было видеть перемену, происшедшую при этом слове с стариком!.. Он вынул из-за борта сюртука свою записку и молча подал её дочерям... Вот что на ней было написано: "Как звали мою первую боевую лошадь, на которой я делал турецкую кампанию?.." А ниже в скобках: "Зайчик!"... Этот "Зайчик" имел громадное влияние на старика Гана. Как это часто случается с закоренелыми скептиками: раз он убедился, что в этом есть нечто, не имеющее ничего общего с обманом, он, поверив одному факту, — поверил сполна всему и предался спиритизму с чисто юношеским увлечением... Самые лучшие сеансы удавались тогда, когда мы бывали одни, когда никто не желал производить никаких опытов, никого не надо было убеждать или просвещать... Помню, как в один вечер при гостях, заехавших издалека нарочно с целью, чтоб "видеть очами и слышать ушами", Блаватская тщетно пускала в ход всю силу своей воли, — решительно ничего не вышло!*16 Гости уехали недовольные... а едва за ними заперлась дверь, ещё и колокольчики их экипажа явственно звучали в подъездной аллее, как всё пришло в движение, вся мебель словно одушевилась, и весь вечер и часть ночи мы провели словно среди очарованных стен дворца какой-нибудь Шехерезады. Чего не делалось тогда?.. Все явления, наблюдаемые нами в разное время, — имели место в эту памятную ночь. То раздавалась гамма на закрытом рояле в зале, где все мы сидели за ужином. То по первому взгляду медиума к ней неслась по воздуху через всю комнату её папиросница, носовой платок, спичечница. То в смежной гостиной разом потухали лампы и свечи, и когда мы вошли в неё с огнем, оказалось, что вся мебель в ней стояла вверх ногами, беззвучно перевёрнутая невидимыми руками, в полной целости...» [17].

 

Как объяснила позднее Е.П.Б., выражение "невидимые руки" довольно точное. В подобных случаях могли действовать и её собственные астральные руки [18]. Считается, что астральное тело распространяется на несколько футов за пределы физического тела. Закончив дела в городе, семья уехала в деревню Ругодево Новоржевского уезда — имение, которое незадолго до смерти приобрёл покойный муж Веры. Е.П.Б. оставалась там примерно около года. Вера пишет:

«Поселившись у себя в деревне, мы попали как бы в какой-то волшебный мир и до того свыклись с необъяснимым передвижением мебели, перенесением из одного места вещей в другое и вмешательством в нашу будничную жизнь какой-то неизвестной, разумной силы, что вскоре стали смотреть на неё как на нечто весьма обыкновенное, часто не обращая почти никакого внимания на такие факты, которые поражали других как чудеса. Поистине привычка — вторая натура!.. Раз утром отец вышел к утреннему чаю сам не свой. Я испугалась его расстроенного вида и бледности, думая, что он болен, но он отклонил моё подозрение. — Я не болен, но расстроен сильно, это правда! — сказал он. — Я не спал всю ночь... С вечера ещё, едва я лег, ко мне пришла твоя мать... Я увидал её вдруг. Она смотрела на меня спокойно и ласково. Когда я приподнялся, чтобы броситься к ней, она протянула руку, прося не трогать её... И голос, и лицо, и манеры — всё её! Всё, даже до привычки — разговаривая хмурить брови!.. Но рассказать, о чём они говорили, отец не мог или не хотел, хотя уверял, что помнит всё до слова... Несколько раз впоследствии он выражал желание и надежду снова увидеть призрак моей давно умершей матери, но этого более не случалось» [19].

 

Пребывание сестёр в Ругодеве окончилось сильной болезнью старшей. Она несколько лет тому назад, во время одного из своих путешествий по азиатским или американским дебрям, была сильно ранена. Рана эта по временам открывалась, и тогда она сильно страдала, даже до конвульсий и беспамятства. Болезнь продолжалась дня два-три и потом стихала сама собою; но перепуганная семья не знала этого и очень встревожилась. Послали в Новоржев за доктором, который однако не принёс много пользы, потому что сам был сильно озадачен и испуган — не болезнью Блаватской, а той непрестанной кутерьмой, которая, словно ещё усиленная её беспомощным состоянием, неумолкаемо происходила вокруг неё. Это был такой хаос звуков и стуков, раздававшихся в полу, в потолке, в стенах, в окнах, что нехрабрый врач пришёл в изумление и даже ужас. Его страх, комические ужимки и просьбы не оставлять его одного в комнате больной, поспешность, с которой он стремился выйти из неё, забавляли домашних Елены Петровны, привычных к различным, гораздо более удивительным проявлениям присущей ей невидимой силы, в сущности совершенно безвредной. Перепуг бедного доктора долго служил предметом смеха ругодевских жителей и более самой болезни запечатлел в их памяти этот эпизод. Вера продолжает: "Весной 1860 года обе сестры выехали из Ругодева на Кавказ в гости к деду и бабушке... За три недели путешествия из Москвы в Тифлис... не раз происходили весьма странные явления", но самое необычное приключилось "в Задонске [Воронежской губернии], в земле войска Донского, одном из центров паломничества, где покоятся мощи Св. Тихона"[20]. Однако русский цензор изъял этот рассказ при публикации "Правды о Е.П. Блаватской" [21]. К счастью, отрывок из первоначальной рукописи с дополнительными пояснениями Веры был использован Синнеттом в его "Случаях". Вот что было опущено цензором:

«[В Задонске]... мы остановились отдохнуть, и я уговорила мою ленивую сестру сопровождать меня к обедне. Мы узнали, что в этот день молиться у святых мощей будет митрополит киевский [с 1860 г. — митрополит новгородский и санкт-петербургский] преосвященный Исидор; его, бывшего экзарха Грузии, мы обе хорошо знали в детстве и юности в бытность свою в Тифлисе... У обедни почтенный старец узнал нас и прислал служку с приглашением навестить его в доме у архиепископа. Он принял нас очень ласково. Но едва мы уселись в гостиной, как со всех сторон раздался ужасный гул и стук такой силы, что даже нам это показалось необычным: всё в большой зале трещало и стучало, начиная от огромной люстры под потолком, у которой сами собой раскачивались хрустальные подвески, и до стола, на который Святейший опирался локтями. Невозможно передать, как мы были смущены и расстроены — хотя, нужно сказать правду, мою непочтительную сестру эта неловкая ситуация развлекала больше, чем мне хотелось бы. Впрочем, проницательный митрополит сразу заметил наше замешательство и разгадал его истинную причину. Он достаточно много читал о так называемых "спиритических" проявлениях и только рассмеялся при виде надвигающегося на него огромного кресла, да и вообще казался заинтересованным этим феноменом».

Уточнив, которая из сестёр "обладает столь странной силой", митрополит с разрешения Е.П.Б. мысленно задал её "невидимкам" серьёзный вопрос. Ответ оказался настолько толковым, что он продолжал задавать мысленные вопросы ещё в течение нескольких часов, "не уставая выражать своё восхищение их всезнайством", по словам Веры [22]. Годы спустя Вера пересказала эту историю в кратком жизнеописании Е.П.Б., и на сей раз бдительное око цензора пропустило этот фрагмент. Вот его завершение:

«На прощание он благословил её и напутствовал словами, которые навеки остались ей памятны и дороги как мнение просвещённого иерея православной церкви об исключительном её даре. Он сказал: "Нет силы не от Бога! Смущаться его вам нечего, если вы не злоупотребляете особым даром, данным вам... Мало ли неизведанных сил в природе? Всех их далеко дано знать человеку; но узнавать их ему не воспрещено, не воспрещено и пользоваться ими. Он преодолеет и, временем, может употребить их на пользу всего человечества... Бог да благословит вас на всё хорошее и доброе"» [23].

 

Глава 4. На Кавказе, в Тифлисе

 

 Е.П.Б. год прожила у Фадеевых. В августе 1860 года она навек простилась с любимой бабушкой — почтенная старая женщина тихо отошла в мир иной. Интересно описывает жизнь этого дома частый гость Фадеевых П. С. Николаев:

«Жили они в старинном доме князя Чавчавадзе; самый этот дом носил на себе печать чего-то особенного, чего-то веявшего Екатерининскою эпохою. Длинная мрачная зала, увешанная фамильными портретами Фадеевых и кн. Долгоруких, затем гостиная, оклеенная гобеленами, подаренными Екатериной II князю Чавчавадзе, следующая затем комната Н[адежды] А[ндреевны] Фадеевой, представлявшая собою один из самых примечательных частных музеев, — такова была обстановка этого дома... [В коллекцию музея входила также весьма редкая и ценная библиотека]. Освобождение крестьян не изменило жизни Фадеевых, вся громадная крепостная их дворня осталась у них по найму, и всё шло по-прежнему привольно и широко. Я любил у них проводить вечера; в одиннадцать без четверти часов... старик уходил. Неслышно приносился ужин в гостиную, двери запирались плотно, и начиналась оживлённая беседа: то разбиралась современная литература или современные вопросы русской жизни, то слушался рассказ какого-нибудь путешественника или только что возвратившегося с боевого поля загорелого офицера; иногда являлся старик испанец-масон, Квартано, с рассказами о Наполеоновских войнах, или Радда-Бай (Елена Петровна Блаватская, внучка А. М. Фадеева) вызывала из прошлого бурные эпизоды своей жизни в Америке; порою разговор принимал мистическое направление, и Радда-Бай вызывала духов. Догоревшие свечи чуть мерцали, фигуры на гобеленах как бы шевелились, невольно становилось жутко, а восток начинал уже бледнеть на чёрном фоне южной ночи» [24].

В 1863 г. Е.П.Б. ненадолго выезжала в Зугдиди и Кутаис, а потом прожила у деда ещё один год [25]. Средства на жизнь она зарабатывала сама. Вера рассказывает:

«Она была великая искусница в рукоделиях; умела прекрасно делать искусственные цветы; одно время у неё была целая мастерская и шла очень успешно. Потом она занималась торговлей в более обширном смысле; сплавом леса, орехового наплыва за границу, для чего даже переселилась в Мингрелию, на берега Чёрного моря. Ещё позже она занялась каким-то дешёвым способом добывания чернил, и это дело у неё спорилось недурно; она впоследствии перепродала его» [26]*26а.

Её оккультные силы не только не ослабевали, но день ото дня крепли, и в конце концов стало казаться, что она может подчинить своей воле чуть ли не любое явление. О ней заговорил весь край. Суеверная знать Гурии и Мингрелии вскоре начала считать её кудесницей, к ней издалека приходили люди советоваться о личных делах [и лечиться]. К тому времени она уже давно прекратила общаться с невидимым миром посредством стуков и предпочитала — это был гораздо более быстрый и надёжный способ — отвечать людям либо устно, либо в письменной форме [27]. Синнетт получил от Е.П.Б. интригующее объяснение её метода чтения чужих мыслей. Она говорит о себе в третьем лице:

«Это всегда делалось при полном сознании, просто наблюдая, как мысли человека исходят из головы в виде спиральных колец светящегося дыма, а иногда вырываются в виде струй, которые можно принять за некое светящееся вещество... [из которого] вокруг его головы складываются отчётливые картины и образы. Часто такие мысли и ответы на них отпечатывались в её мозгу, в виде слов и предложений, точно так, как это происходит с собственными мыслями. Но, насколько мы понимаем, — видения первого рода всегда более достоверны, поскольку они не зависят и отделены от собственных её впечатлений и относятся к чистому ясновидению, а не к "передаче мыслей", к которой всегда могут примешиваться собственные, более яркие умственные впечатления» [28].

На протяжении этих лет Е.П.Б. побывала во многих местах на Кавказе. В Мингрелии её настигла загадочная болезнь. Постепенно она так исхудала, что сделалась живым скелетом. Доктора настаивали на возвращении в Тифлис. Местные жители доставили её на лодке по реке Рион до Кутаиса, и когда её привезли в Тифлис, жизнь в ней едва теплилась. Вера пишет:

«Она никогда ни с кем не говорила на эту тему [о своей болезни]. Но как только она вернулась к жизни и выздоровела, она покинула Кавказ... Хотя ещё до отъезда... природа её способностей, по всей видимости, совершенно изменилась. ... На протяжении пяти лет мы наблюдали за постепенной трансформацией психических сил Елены. В Пскове и Ругодеве часто случалось так, что она не могла не только контролировать, но даже прекратить их проявление. Затем стало казаться, что с каждым днём она овладевает ими всё увереннее, но только после необычной и продолжительной болезни в Тифлисе она, похоже, целиком подчинила их своей воле» [29].

Эти годы, проведённые в России, были для Блаватской временем интенсивной подготовки. К описываемому периоду жизни Блаватской относится и помещенный ниже рисунок пером. Она сделала его после посещения оперного спектакля, заглавные партии в котором пели её друзья Митровичи. Это была опера Гуно "Фауст", поставленная в Тифлисе уже через три года после того, как в Париже состоялась её премьера. Терезина пела партию Маргариты, а её муж — знаменитый бас Агарди Митрович — Мефистофеля.

Рис. 2. Митровичи в Фаусте, 1862 г.

 

Глава 5. Новые путешествия

 

По словам Е.П.Б., она снова, как и пятнадцать лет назад, бежала из Тифлиса потому, что "на сердце было неспокойно, и душе было тесно"[30]. Скука обывательской жизни и отсутствие подлинной свободы в России заставили её сняться с места [31]. Дальнейший маршрут достоверно установить не удаётся, но кроме Персии, Сирии, Ливана и Иерусалима Е.П.Б., по всей вероятности, не раз побывала в Египте, Греции и Италии. В 1867 году Е.П.Б. несколько месяцев путешествует по Венгрии и Балканам. Сохранился её путевой дневник, где она отмечала города, в которых побывала [32]. Затем были ещё Венеция, Флоренция и Ментана [33]. Маленький городок Ментана, расположенный к северу от Рима, имел особое значение в истории: 3 ноября 1867 года Ментана стала местом важного сражения между силами освободителя Италии Гарибальди и противостоявшими ему папскими и французскими войсками. Через восемь лет, когда Е.П.Б. была уже в Нью-Йорке, один из репортёров в статье "Героические женщины" так описал её участие в боевых действиях:

 

«Её судьба полна превратностей, и она испытала всё, что возможно в этом мире... [она] сражалась за свободу под победоносными знаменами Гарибальди. Она заслужила известность неизменной храбростью, проявленной во многих сражениях, и получила высокую должность в штабе этого великого генерала. Она до сих пор носит шрамы от многих ранений, полученных на войне. Дважды под ней убивали лошадь, и ей удалось избежать неминуемой смерти лишь благодаря хладнокровию и необыкновенной ловкости. Воистину госпожа Блаватская УДИВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА».

 Е.П.Б. сохранила статью в альбоме для вырезок (далее — Альбом) с собственноручной припиской: "Что ни слово, то ложь. Никогда не состояла в "штабе Гарибальди"» [34].

Синнетту она писала: "Только члены семьи Гарибальди (сыновья) знают всю правду; да ещё немногие гарибальдийцы. Чем я занималась, вам известно отчасти; но всего не знаете и вы" [35]. По другому поводу она заметила: "Была ли я туда послана или оказалась там случайно, это моё личное дело" [36]. Генон, один из ярых критиков Блаватской, пишет, что масон высокого ранга Джон Яркер (на его книгу Е.П.Б. ссылается в Исиде) был "другом Мадзини и Гарибальди и видел однажды г-жу Блаватскую среди их окружения" [37].

 Е.П.Б. рассказывала Олкотту, что была в Ментане добровольцем наряду с другими европейскими женщинами. Он вспоминает: "В подтверждение своего рассказа, она показала мне следы двух переломов на левой руке от ударов сабли, позволила прикоснуться к правому плечу, где ощущалась застрявшая в мышце мушкетная пуля, как и другая в ноге". Она получила пять ранений, и когда выносили убитых и раненых, то поначалу решили, что она мертва [38]. В начале 1868 года, оправившись от ранений, Е.П.Б. прибыла во Флоренцию. Затем она отправилась через Северную Италию на Балканы, где, по её словам, задержалась, ожидая распоряжений от своего учителя. Наконец ей было предписано следовать в Константинополь и далее в Индию [39]. Так началось путешествие в Тибет.

 

Глава 6. Тибет I

 

Когда Е.П.Б. впервые встретила своего учителя в Лондоне в 1851 году, он сказал, что ему потребуется её участие в работе, которую он собирается предпринять, и, чтобы подготовиться к этой работе, ей придется три года провести в Тибете. В одном из писем, отвечая на вопрос, зачем её туда посылали, Е.П.Б. писала:

«Действительно, совершенно незачем ехать в Тибет или Индию, дабы обнаружить какое-то знание и силу, "что таятся в каждой человеческой душе"; но приобретение высшего знания и силы требует не только многих лет напряженнейшего изучения под руководством более высокого разума, вместе с решимостью, которую не может поколебать никакая опасность, но и стольких же лет относительного уединения, в общении лишь с учениками, преследующими ту же цель, и в таком месте, где сама природа, как и неофит, сохраняет совершенный и ненарушаемый покой, если не молчание! Где воздух, на сотни миль вокруг, не отравлен миазмами, где атмосфера и человеческий магнетизм совершенно чисты и — где никогда не проливают кровь животных» [40].

Такие места, если верить приведённому ниже письму, имеются в отдалённых районах Китая. Письмо пришло в Теософское общество в Адьяре через девять лет после смерти Е.П.Б. и появилось в Теософе (его редактировал Олкотт) с такой преамбулой: "Благодаря любезности одного индийского принца мы получили письмо, написанное господином из Симлы, путешествовавшим по Китаю, одному из своих индийских друзей. Упоминание о Е.П.Б. делает письмо особенно интересным. Мы опускаем имена, приведённые в подлиннике, который находится у нас".

«Рунджун Махань, Китай 1 января 1900 г.

Мой дорогой — Твоё письмо, пересланное через Его высочество раджу Санхиба Хира Сингха, отыскало меня в горах Спити. Теперь я пересек эти горы и нахожусь в местности Махань в Китае. Это место расположено в пределах Китайской империи и известно под названием Рунджун. Оно окружено высокими горами, и здесь находится огромная пещера. Это главное место паломничества для лам и излюбленное прибежище Махатм. Великие Риши избрали его за древность и живописность. Это место для божественного созерцания. Тому, кто хочет сосредоточить ум, лучшего не сыскать. Здешний великий Лама, Кут Тэ Хум, — гуру всех лам... Его чела (ученики) тоже постоянно медитируют, стараясь достичь единения с Великим Божественным. Из разговоров с ними я узнал, что г-жа Блаватская посетила это место и медитировала здесь некоторое время. Раньше я сомневался, что она бывала здесь, но теперь все мои сомнения развеяны и я убедился, что она предавалась божественному созерцанию в этом святом месте. Из урока и Упадеши*, которые я получил от этих лам, ясно, что воззрения Теософского общества не плод воображения и не теория, а практическая система» [41].

 

До того как брахманы осели на землях, которые ныне называются Индией, они жили гораздо севернее. Согласно Е.П.Б., их священные книги, Веды, были составлены на берегах озера Манасаровар в Тибете [42]. Сам Будда родился в Капилавасту, на территории современного Непала, королевства, граничащего с Тибетом. За двадцать пять столетий, прошедших после смерти Будды, последователи распространили его философию не только в Азии, но и за её пределами. Образовалось множество школ и направлений, заметно отличающихся друг от друга практикой и толкованием учения [43]. Одно из наиболее сложных положений учения Будды — доктрина "отсутствия я" (anatman), то есть отсутствия у человека постоянной, неизменной души как чего-то отдельного от жизни во всей её совокупности. На Западе многие полагают поэтому, что Будда не верил в бессмертную внутреннюю сущность, которая перевоплощается из одной жизни в другую. Далай-лама XIV, глава тибетских буддистов, прокомментировал эту точку зрения на лекции в Центре по изучению мировых религий Гарвардского университета 17 октября 1979 г. во время своего первого визита в Соединённые Штаты. Он сказал, в частности:

«Наш собственный опыт показывает, что "я" существует... Если настаивать на полном отсутствии "я", то не остаётся никого, кто мог бы практиковать сострадание". Даже в нирване, добавил он, "сохраняется континуум сознания...» [44].

Примерно то же говорила и Е.П.Б.[45] Обычный довод тех, кто сомневается, что Е.П.Б. была в Тибете, состоит в том, что на протяжении нескольких веков страна была закрыта для иностранцев. Кроме того, как смогла женщина, притом в одиночку, вынести непомерные тяготы такого путешествия и преодолеть высокогорные перевалы? Некоторые не слишком известные факты позволяют снять первое возражение. В книге Тибет, священная страна, с предисловием Далай-ламы XIV, Лобсанг Лхалунпа пишет:

«Хотя Тибет и был относительно изолированным — история заставила его настороженно относиться к иностранцам, а Лхаса веками была известна на Западе как "Запретный город", — он всегда был открыт для соседних народов и принимал непрерывный поток приезжих, паломников и торговцев из далёкой Монголии, Китая, Бутана, Индии и Ладакха. Во время главных буддийских праздников, когда десятки тысяч монахов и паломников толпами собирались в древней твердыне, город разрастался более чем вдвое» [46].

 

Е.П.Б., с её монгольским типом лица и оливково-жёлтой кожей, вполне могла жить в Лхасе или в другом уголке Тибета, не привлекая особого внимания. Что касается второго возражения, то Е.П.Б. никогда не говорила, что странствовала в одиночку или пешком, как утверждают её критики. Вполне возможно, что она путешествовала верхом в сопровождении своих учителей. Генрих Харрер в книге "Семь лет в Тибете" сообщает, что женщина-всадник здесь не редкость [47]. Е.П.Б. была отличной наездницей. Один из её учителей писал А. П. Синнетту: "Те, кому мы пожелаем открыться, встретят нас на самой границе". Остальные, замечает он, "не найдут нас, даже если бы они двинулись на Лхасу с целой армией" [48]. Пройти в Тибет можно не только сложными высокогорными маршрутами, которые требуют наличия большого количества припасов и изрядного числа местных носильщиков для их транспортировки. Харрер, например, добирался по реке Инд. Более того, нет нужды запасаться провиантом впрок, учитывая доступность местных рынков. Отметим, что учителя Е.П.Б. были индусами, а не тибетцами. Её личный гуру Махатма Мориа (обычно называемый Учитель М. или М.) родился в Пенджабе; его сподвижник Махатма Кут Хуми (Учитель К.X.) — в Кашмире. Е.П.Б. писала:

«За Гималаями**[49] находится ядро Адептов, разных национальностей, и Таши-лама знает их. Они действуют сообща, некоторые находятся при нём, и всё же их истинная сущность остаётся неведомой даже для рядовых лам, которые в большинстве своём невежды и глупцы. Там мой Учитель и К.Х., и некоторые другие, которых я знаю лично, они то приходят, то уходят, и все они общаются с Адептами в Египте и Сирии и даже в Европе» [50].

Таши-лама — это другое наименование Панчен-ламы, чья резиденция находилась в монастырском городе Ташилунпо близ Шигадзе. Туда, вероятнее всего, и направилась Е.П.Б. в начале этой поездки в Тибет. Лхаса от индийской границы расположена существенно дальше. Однако независимо от того, лежал ли путь в Лхасу или Шигадзе, некоторые из перевалов, что предстояло преодолеть, были высотой четырнадцать тысяч футов над уровнем моря, и такое путешествие может показаться крайне изнурительным. Однако когда Свен Гедин, шведский исследователь Тибета и Центральной Азии, пишет о своих путешествиях по "великолепным горным массивам, с их пиками, увенчанными снеговыми шапками, и лабиринтами извилистых долин", он утверждает, что на свете нет ничего прекраснее этого пейзажа:

«Мы проникали всё дальше и дальше в неизведанное, оставляя позади одну горную цепь за другой. И с каждого перевала открывался новый дикий, необитаемый пейзаж, вставали новые загадочные дали, а заснеженные вершины, то округлые, то пирамидальные, поворачивались новой гранью. Ошибётся тот, кто сочтёт такое путешествие по безбрежным и пустынным краям скучным и тягостным. Нет зрелища более возвышенного. Каждый дневной переход, каждый отрезок пути открывает невообразимую красоту» [51].

Что же удивительного в однажды вырвавшемся у E.П.Б. признании в том, что она предпочла бы пещеру в Тибете любой из так называемых цивилизованных стран мира! При рассмотрении возможных свидетельств, подтверждающих слова Блаватской о её жизни в Тибете, нужно помнить, что её знания в области тибетского буддизма превышали знания многих современных ей западных учёных. Доктор Малаласекера, основатель и президент Всемирного братства буддистов, в монументальной "Энциклопедии буддизма" говорит о Блаватской: "Не подлежит сомнению её знакомство с тибетским буддизмом, а также с эзотерическими буддийскими практиками" [52]. Японский философ и учитель Дайсэцу Тэйтаро Судзуки, принёсший дзэн-буддизм на Запад, считал, что "несомненно, г-жа Блаватская каким-то образом была посвящена в более глубокие положения учения Махаяны..." [53]. Что касается авторитетности самого Судзуки в этом вопросе, то в 1966 году, когда он скончался в возрасте девяноста пяти лет, лондонская "Таймс" писала:

«Д-р Судзуки был замечательной фигурой в области восточной философии. Он совмещал в себе учёного мирового уровня, духовного учителя, достигшего просветления, которое он стремился передать, и автора более чем двадцати книг, открывшего Западу суть и цели дзэн-буддизма. Он был знатоком санскрита и китайских буддийских текстов, а знакомство с несколькими европейскими языками позволяло ему великолепно разбираться в тенденциях современной европейской мысли. Судзуки оказал влияние не только на "поколение дзэн", но и на многих специалистов. В конце пятидесятых он вёл семинары в Колумбийском университете. Среди его слушателей были психоаналитики и врачи, такие как Эрих Фромм и Карен Хорни, а также художники, композиторы и писатели» [54].

Около пятидесяти американских психиатров и психологов провели с ним неделю летом 1957 года. В результате этой конференции появился труд Фромма, Судзуки и Де Мартино "Психоанализ и дзэн-буддизм" [55]. Упоминая о знакомстве Судзуки с работами Е.П.Б., следует отметить, что вплоть до 1927 года, когда впервые появились его "Очерки по дзэн-буддизму", почти все буддийские священные писания, известные и изучаемые на Западе, были переводами текстов тхеравады, школы южного буддизма. Поэтому Судзуки был потрясён, когда прочел в 1910 году Голос Молчания — перевод Е.П.Б., опубликованный двумя десятилетиями ранее. «Впервые я увидел Голос Молчания в Оксфорде, — рассказывал он позднее другу. — Я купил один экземпляр и отослал его м-с Судзуки (в то время мисс Беатрис Лейн) в Колумбийский университет, написав ей: "Вот настоящий буддизм Махаяны"» [56]. А среди западных учёных многие сомневаются в подлинности Голоса Молчания — на том основании, что они никогда не видели оригинал, с которого сделан этот перевод. Другое свидетельство высокой оценки Е.П.Б. д-ром Судзуки относится ко времени его посещения Соединённых Штатов в 1935 году. Борис Цырков переписывался с Судзуки по поводу некоторых буддийских письменных источников и, узнав о его предстоящем приезде в страну, — через Нёгэн Сэндзаки, буддийского монаха и учителя в Лос-Анджелесе, пригласил его в Международную штаб-квартиру Теософского общества в Пойнт-Ломе, штат Калифорния. Когда японский философ вошёл в рабочую комнату Цыркова, его внимание сразу привлек портрет Е.П.Б., висевший на стене; он на миг застыл перед ним, после чего повернулся к хозяину со словами: "Она была из тех, кто достиг" [57]. В 1989 году, в ознаменование сотой годовщины выхода в свет Голоса Молчания, было выпущено юбилейное издание, для которого нынешний Далай-лама написал предисловие. (В том же году Далай-лама получил Нобелевскую премию мира и премию Рауля Валленберга в области прав человека.) В этом предисловии, озаглавленном "Путь Бодхисаттвы", говорится:

«Впервые я познакомился с членами Теософского общества более тридцати лет тому назад в Индии, во время празднования 2500-летней годовщины Будды. С тех пор я не раз имел удовольствие обмениваться мыслями с теософами из разных частей света. Я глубоко восхищаюсь их духовной деятельностью. Я считаю, что можно быть прекрасным человеком и не будучи духовным. Я также оставляю за человеком право не стремиться к духовности и не связывать себя той или иной религией. В то же время я всегда считал, что именно внутреннее или духовное развитие делает человека более счастливым и увеличивает его возможности приносить пользу другим людям. Поэтому я горжусь своей долгой дружбой с теософами и был счастлив узнать о юбилейном издании ГОЛОСА МОЛЧАНИЯ, которое выходит в этом году. Я думаю, что эта книга оказала сильное влияние на многих людей, которые искренне ищут и стремятся приобщиться к мудрости и состраданию Пути Бодхисаттвы. Я от всей души приветствую это юбилейное издание и выражаю надежду, что оно поможет ещё очень и очень многим» Далай-лама XIV, 26 апреля 1989 г.

Кроме того, в этом же издании воспроизведено послание Панчен-ламы IX (1883-1933), специально написанное им для книги Голос Молчания, отпечатанной в 1927 году Китайским обществом исследования буддизма в Пекине. Послание было записано Панчен-ламой по-тибетски (рис. 3). Вот его перевод:

 

«Все существа желают освободиться от страданий. Посему ищите причины страданий и устраняйте их. На этом пути достигается освобождение от страданий. Посему побуждайте все существа вступить на этот путь».

В предисловии редактора к изданию 1927 года сообщалось, что книга напечатана по просьбе Панчен-ламы и что его сотрудники вместе с несколькими китайскими учёными подтвердили правильность перевода тибетских слов в книге Блаватской. В предисловии также отмечается, что она несколько лет обучалась в Ташилунпо и хорошо знала предыдущего Панчен-ламу. Возможно, Е.П.Б. впервые начала изучать тексты, вошедшие в Голос Молчания, именно во время этого своего путешествия в Тибет. В предисловии она пишет:

«Последующие страницы взяты из Книги золотых правил, одного из трудов, вручаемых ученикам мистических школ Востока. Знание их обязательно и для той [оккультной] школы, учение которой принято многими теософами. А поскольку многие из этих Правил я знаю наизусть, перевести их [на английский] мне было сравнительно несложно... Источник, из которого переведены предлагаемые отрывки, входит в ту же серию писаний, откуда взяты и "Строфы" Книги Дзьян [58], послужившие основой для Тайной Доктрины... Подлинники этих Правил вырезаны на тонких продолговатых прямоугольных пластинках; копии же часто делались на дисках. Эти диски, или пластинки, хранятся обыкновенно на алтарях храмов, относящихся к центрам так называемых "созерцательных" школ, или школ Махаяны (Йогачарьи). Они записаны по-разному, иногда по-тибетски, но большей частью идеографическими знаками... Книга золотых правил — происхождение которых отчасти добуддийское, отчасти же более позднее — содержит около девяноста отдельных коротких трактатов. Тридцать девять из них я знала наизусть много лет назад. Чтобы перевести остальные, пришлось бы обратиться к записям, разбросанным среди слишком большого количества бумаг и записок, накопившихся за последние двадцать лет и не приведённых в порядок, так что это было бы отнюдь не лёгкой задачей. К тому же не все они могут быть переведены и выданы миру — чересчур себялюбивому, слишком привязанному к чувственным объектам и совершенно не подготовленному к правильному восприятию столь возвышенной этики. Ибо только тот, кто настойчиво и всерьёз стремится к самопознанию, способен внимать советам такого рода... Поэтому мы предпочли тщательным образом отобрать лишь те трактаты, которые наиболее отвечают духовной потребности немногих истинных мистиков Теософского общества».

 Е.П.Б. не просто перевела Голос Молчания на английский. Она снабдила текст примечаниями и комментариями, чтобы помочь читателям понять наставления и применить их в своей жизни. Около десяти лет назад друзья автора, Жером и Розева Мураторы, пригласили тибетского ламу геше*** Лобсанга Чжам-пэла к себе домой в Нью-Джерси. До бегства из Тибета он жил и учился в Ташилунпо. Этот лама преподавал санскрит в Колумбийском университете. Принимая гостя, Мураторы показали ему Голос Молчания, обратив его внимание на примечания. Эффект был поразительный. Лама был крайне удивлён тем, что такая информация доступна на Западе. О Е.П.Б. он сказал: "Она не иначе как бодхисаттва****".

 

Глава 7. Тибет II

 

Знание тибетского буддизма — первое, но не единственное доказательство пребывания Е.П.Б. в Тибете. Существует ряд других свидетельств, одно из которых мы находим у Маргарет Казинз, получившей известность в конце 1920-х годов, когда она побывала в священной пещере Амарнатх в Гималаях, расположенной на высоте четырнадцать тысяч футов над уровнем моря. В статье "Паломничество в Гималаи" она с глубоким чувством описывает потрясающие достопримечательности тех мест. Приходится сожалеть, что с этой статьей можно ознакомиться лишь на страницах старого журнала [59]. Вслед за этой публикацией в журнале появилось такое сообщение:

«Когда миссис Казинз благополучно возвратилась в Сринагар, столицу штата Кашмир, её пригласил к себе известный садху (духовный учитель), находившийся там в то время. На него произвела сильное впечатление решительность женщины, отважившейся на столь длительное и рискованное путешествие почти в одиночку, да ещё в сезон, когда в горах нет паломников. Во время беседы о религии, философии и искусстве м-с Казинз спросила садху, известно ли ему о каких-либо европейцах, проникавших во внутренние укромные районы Гималаев и вступавших в контакт с великими Риши. Он ответил, что "таких немного, ибо большинство шло туда не по высшему зову и не было подготовлено ни физически, ни морально". Потом он вспомнил, как "в бытность его молодым послушником в Гималаях одна женщина добралась до высших учителей и приобщилась к Древней Мудрости. Восстанавливая в памяти былое, он наконец вспомнил, что то была не англичанка, а русская, а потом назвал и её фамилию — Блаватская. Сам он с ней не встречался, но слышал, как про её успехи говорили его собратья-аскеты"» [60].

Свидетельством совершенно иного рода может служить эксперимент, проведённый в 1886 году в Австрии известным теософом Францем Гартманом. В нём участвовала ясновидящая, немка, служившая некоторое время в доме родителей Гартмана, когда тот был ещё ребёнком. Вернувшись из Адьяра, штаб-квартиры Теософского общества, где он прожил больше года, в Австрию, Гартман случайно встретил эту женщину. Она пригласила его к себе домой, где она устроила нечто вроде больницы для бедных. Гартман, врач с обширной практикой, отметил поразительную способность этой женщины диагностировать болезни с помощью ясновидения. Она четко "видела" больные органы. Приложив руки к спине Гартмана, она предоставила доктору возможность "видеть" вместе с ней. Позже Гартман посвятил ей статью "Медицинский диагноз посредством ясновидения" [61]. Но обратимся к его работе "Психометрический эксперимент":

«В своей последней статье я рассказывал о ясновидческих способностях одной немецкой крестьянки, проживающей в окрестностях города Кемптена. После того как я отослал статью в редакцию, мне пришло в голову проверить её психометрические силы с помощью писем. Я отправился к ней, захватив с собой следующие документы:

1. Письмо от миссис Роды Бэтчелор из Утакаманда, [Индия].

2. Письмо от полковника Г.С.Олкотта из Адьяра, [Мадрас].

3. Письмо от графини Вахтмейстер из Остенде, [Бельгия].

4. "Оккультное письмо", полученное, как считается, от адепта и не имеющее ни почтовой марки, ни других признаков, указывающих на место, где оно было написано.*

I. Я дал женщине письмо №1 и попросил приложить его ко лбу, полностью успокоиться и оставаться неподвижной, ни о чём не думая, а затем рассказать мне, что она увидела. Она сказала, что не надеется что-либо увидеть и что никогда раньше не слыхала о подобном, но готова попробовать. Через некоторое время она описала стоящий на склоне холма коттедж с верандой, в котором есть комната с высоким потолком и эркером. Она описала мебель в этой комнате и деревья, которые видны с веранды; у нас такие деревья не растут, в её описании они напоминали огромные тополя. Короче, по этому рассказу я легко узнал резиденцию миссис Бэтчелор под названием Лавры (в Ути) и эвкалипты, растущие поблизости. Она видела также женщину в сером платье, но последняя мне неизвестна.

II. Затем я передал ей письмо № 2, написанное полковником Олкоттом. Я предполагал, что это письмо полковник писал у себя в кабинете, и если причиной психометрических изображений действительно была передача мыслей на расстояние, то я, наверное, должен получить описание его кабинета. Но вместо этого женщина увидела большое, высокое помещение с колоннами и скамьями, очень похожее на вестибюль [Теософской] штаб-квартиры в Адьяре. Она с поразительной точностью рассказала о дорожках, посыпанных гравием, деревьях и реке, а потом о "бородатом человеке", который что-то писал в соседней комнатке. Ещё она рассказала о какой-то "клетке" неподалёку от этого места, если идти по направлению к реке; её назначение мы так и не смогли определить».

В этом месте статьи Олкотт, редактор Теософа, сделал сноску, что «... поскольку "клетка" указана по направлению к реке, описание, [вероятно], относится к штабелям строительных лесов, которые использовались при возведении новой санскритской библиотеки. Они были сложены на берегу реки так, что действительно могли напоминать клетку; но об этом "сооружении" доктор Гартман, естественно, знать не мог».

Гартман продолжает:

«III. Затем подошла очередь письма графини Вахтмейстер, и я получил чёткое описание "светлой и голубоглазой" графини и "статной и очень приятной пожилой дамы", в которой без труда узнавалась госпожа Блаватская. Более того, женщина обрисовала дом, в котором проживали эти дамы, упомянула о множестве рукописей "на каком-то иностранном языке" (в то время Е.П.Б. писала Тайную Доктрину — С. К.) и о мебели в комнатах. Интересно, что ясновидящая описала множество скульптур, расставленных в доме, — обстоятельство, которое я не в силах подтвердить или проверить, поскольку никогда не бывал в Остенде и упомянутого дома не видел».

Здесь доктор вставил примечание: «Позже я получил от графини ответ на свой запрос. Она пишет: "Женщина совершенно права насчёт скульптур..."" Решающим для Гартмана был эксперимент с оккультным письмом от адепта (№4). Подлинное ли оно? Существуют ли на самом деле Учителя Мудрости? Гартман рассказывает, что «боялся получить отрицательный ответ и с волнением передал ей "оккультное письмо". Она удивлённо воскликнула: "Что это? Я в жизни не видела ничего прекраснее!"

Гартман записал её рассказ, опустив некоторые незначительные подробности:

«"Я вижу перед собой высокую насыпь или холм, а на холме здание, похожее на храм, с высокой китайской крышей. Храм такой белоснежный, будто сделан из чистого мрамора. Крыша покоится на трёх колоннах. На коньке крыши горит солнце; — ах, нет! — это просто похоже на солнце; кажется, это какое-то животное. Не знаю, как описать его; я никогда таких не видела, но оно сияет как солнце. Вижу красивую дорожку из гладких камней. К храму ведут ступени, и я поднимаюсь по ним. Теперь я внутри. Кто бы мог подумать! Вместо пола здесь озеро, и в нём отражается солнце, которое светит с крыши! Нет, я опять ошиблась: это совсем не вода, это желтоватый мрамор. Он блестит как зеркало. Теперь я ясно вижу квадратный мраморный пол, а посредине его тёмное круглое пятно. Всё так прекрасно! Несколько напоминает Валгаллу [пантеон], что близ Регенсбурга. Я в храме и вижу двух мужчин, они рассматривают что-то на стене. Один из них очень приятный на вид человек, но одетый совсем не так, как принято у нас. На нём свободные, ниспадающие белые одежды, а носки у туфель загнуты кверху. Другой мужчина поменьше ростом и лысый; на нём чёрный плащ, на обуви серебряные пряжки (украшения?). Они рассматривают картину на стене. На картине ваза с какими-то тропическими растениями; листьями они напоминают опунцию, только сильно отличаются от тех опунций, которые мне доводилось видеть. Ваза не нарисованная, а настоящая. Мне только показалось, что она нарисована. Она украшена узорами и стоит в углу. На стене ещё какие-то картины и рисунки. Под потолком, где начинается крыша, есть ровное место вроде доски, а на ней — какие-то странные значки. Некоторые похожи на 15, один — на V, прочие — на квадраты и нули, а между ними всякие завитушки. Они похожи на цифры; но, наверное, это не цифры. Может быть, это буквы на незнакомом мне языке. Над этой доской ещё одна, с квадратными пластинами, на них нарисованы очень странные вещи. Они подвижные; во всяком случае, мне так кажется, но я в этом не совсем уверена... "

Позже я попросил женщину нарисовать увиденное. У неё не было художественных навыков, поэтому, несмотря на все её старания, рисунок оказался весьма несовершенным».

Прилагаем здесь копию её рисунка**. Она продолжает:

«"Эти два господина выходят, и я иду за ними. Вокруг много деревьев, похожих на сосны. Есть ещё деревья с крупными мясистыми листьями и шипами, они напоминают опунции. Вижу горы, холмы и озеро. Меня уводят всё дальше от этого храма. Боюсь, не найду дорогу назад. Вот большой овраг и деревья, по-моему оливы; но я никогда их не видела, поэтому точно сказать не могу. Теперь мне хорошо видны окрестности. Люди, за которыми я шла, исчезли. Здесь какая-то древняя постройка, похожая на старинную разрушившуюся стену, и что-то вроде того изображения на листе, которое вы мне показывали и называли, кажется, сфинксом. (Гартман показывал ей обложку немецкого журнала Сфинкс — С. К. ). Вот какой-то столб, а наверху его — статуя, выше пояса как женщина, а ниже пояса напоминает рыбу. Она вроде бы держит в руках мох или просто погрузила в него руки".

Тут она принялась смеяться, а на мои расспросы ответила: "Уж очень забавно! Здесь так много странных людей-всё дети и маленькие женщины. У них такие смешные платья и меховые шапочки! И прямо к ногам привязаны подошвы!*** Они что-то собирают на берегу и складывают в корзины. Теперь весь вид затуманился". Так закончился этот важный эксперимент...» [62].

О своих опытах Гартман вначале написал Е.П.Б. в Остенде. Рисунка ясновидящей в его письме не было****. Ответ Е.П.Б. датирован 5 декабря 1886 года:

«Дорогой доктор, уж простите меня за то, что я как будто пренебрегаю Вами, моим старым другом. Клянусь Вам, я до смерти замучена работой. Каждый раз, как я сажусь отвечать на письма, мысли разбегаются, и весь этот день я не могу продолжать "Тайную Доктрину". Но Ваше письмо (последнее) настолько интересно, что я не могу не ответить на просьбу. Непременно пошлите его в "Теософ". Оно имеет огромное значение, если учесть клевету и обвинения Ходжсона, и я счастлива, что Вы получили еще одно независимое свидетельство; уж астральный свет не станет лгать в мою пользу*****63. Я буду говорить только о письме номер 4. Об успехе эксперимента с тремя другими письмами Вы и так знаете. Это похоже на уединённый храм Таши-ламы близ Шигадзе, выстроенный из материала, напоминающего "мадрасский цемент". Он сияет как мрамор; насколько я помню, его название снежный "Лхаканг"******64. На крыше, правда, нет "солнца или креста", зато есть algiorna дагоба, [башенка], треугольной формы, на трёх столбах, с золотым драконом и шаром. Впрочем, за "крест" можно принять свастику на драконе******* 65. Дорожек "из гравия" там нет, но он [храм] стоит на искусственном возвышении, и к нему ведет мощёная дорога, есть и ступени — не помню сколько. Мне ни разу не дозволили войти внутрь. Я видела его только снаружи, интерьер знаю лишь по описаниям. Почти во всех храмах Будды (Санге) полы сделаны из жёлтого полированного камня, который добывают в Уральских горах и в Северном Тибете, ближе к границе с Россией. Я не знаю его названия, но он похож на жёлтый мрамор. "Господин" в белом, возможно, Учитель, а "лысый" — это, скорее всего, какой-нибудь старый "бритоголовый" жрец. Плащи у них очень тёмные, почти чёрные (я привезла такой Олкотту из Дарджилинга), но откуда взялись серебряные пряжки и штаны до колена, я совершенно не представляю. Они носят, как Вам известно, высокие фетровые ботинки до икр, нередко расшитые серебром... Возможно, это причуды астрального зрения, связанные с проблеском ассоциативных воспоминаний о картинах, виденных ею раньше. В храмах всегда есть такие подвижные "картинки" с различными геометрическими и математическими задачами для учеников, изучающих астрологию и символику. Причудливые китайские вазы — тоже не редкость для подобных храмов, в них обычно хранятся различные предметы. По углам расставляют статуи многочисленных божеств (Дхьяни). Крыша всегда (почти всегда) опирается на ряды деревянных столбов, делящих её на три параллелограмма, а над самой башенкой нередко устанавливают зеркало мелонг из полированной стали (круглое как солнце). Я сама однажды приняла его за солнце. На куполах иногда укрепляют конусовидный шпиль, а на нём вертикальный золотой диск и наконечник грушевидной формы и часто полумесяц, а поверх шар со свастикой. Спросите, не видела ли она "Ом трам ах хри хум" — эти знаки иногда чертят на медном диске "зеркала" — мелонга для защиты от злых духов. Кроме того, она могли видеть ряд деревянных пластинок (маленьких кубиков), а на них вот что: Если так, то я знаю, что она видела. Храмы специально строят в "сосновых лесах", там растет и дикая опунция, и китайские плоды, из которых жрецы делают чернила. Там есть озеро, верно, и много гор — если это там, где Учитель; если же это около Шигадзе — то только невысокие холмы. Статуя Мэйлха Гьелпо, андрогина, Повелительницы саламандр, или духов [огня], похожа на описание этого "сфинкса"; но нижняя часть её тела скрыта в облаках-нерыба, и она не прекрасна, а только символична. Женщины-рыбачки действительно ходят в шлёпанцах наподобие сандалий, и все они носят меховые шапочки. Вот, пожалуй, и всё; достаточно? Но не забудьте написать об этом» [66].

Вспомним, Е.П.Б. не видела рисунка ясновидящей, однако сходство в описании почти полное. Нам предстояло решить ещё одну задачу: расшифровать или, скорее, идентифицировать странные знаки, появляющиеся и в рисунках женщины из Германии, и в письме Е.П.Б. Они не похожи на тибетские печатные символы. Чтобы решить эту головоломку, я прибегла к помощи Уэсли Нидема, заведующего обширной тибетской коллекцией Йельского университета и знатока этого языка. Он проанализировал и статью Гартмана, и письмо Е.П.Б., и 8 декабря 1986 года сообщил следующее:

«Я с большим интересом прочел описание психометрических экспериментов и могу сообщить, что в [статье] "Письма Е.П.Б. к Гартману", с. 299, тибетские знаки в верхней группе читаются как "Ом трам ах хри хум" и расположены следующим образом:

ОМ трам ах хри хум — санскритские мантры тибетскими буквами

Нижняя группа в квадратах оказалась мантрами, относящимися к пяти Дхьяни-Буддам: [тибетские] Лам Ям Рам Кхам Вам [санскритские] Ратнасамбхава Амогхасиддхи Амитабха Вайрочана Акшобхья (Ваджрасаттва). На странице с пометкой КРЫША (ROOF) буквы в квадратах отличаются от приведённых на с. 299 (см. рисунок на предыдущей странице. — С. К.) и неизвестны мне. Под ними размещена надпись "Ом трам ах хри хум" с теми же санскритскими мантрами, записанными тибетскими буквами, и в том же порядке. Они именуются слоги-семена и не переводятся. Они соотносятся также с пятью Дхьяни-Буддами».

Итак, необразованная женщина из Германии сумела воспроизвести тибетскими слогами-Семенами священную буддийскую мантру, о которой едва ли слышала раньше. А вызвано было это примечательное достижение и сопровождавшие его видения, как мы видели, оккультным письмом, полученным, как считалось, от одного из учителей Е.П.Б. в Тибете. Чтобы разобраться до конца с экспериментом Гартмана, надо было установить, насколько точны описания самой Е.П.Б. Я снова обратилась к Уэсли Нидему из Йельского университета. Хотя он имеет доступ к большой тибетской коллекции, он смог подтвердить только два пункта. Первое — что "в тибетских храмах есть многочисленные изображения Дхьяни, Бодхисаттв и Будд, а также гневных божеств-охранителей". Второе — что "конусовидный шпиль и диск — это, несомненно, обычный чортен. См. книгу Ипполито Дезидери Описание Тибета, вклейка IV напротив с. 132". По остальным вопросам Нидем отослал меня к брату Далай-ламы, профессору университета штата Индиана в Блумингтоне Тхуптэн Джигмэ Норбу. Однако и он не смог мне помочь. Через некоторое время я узнала, что двое моих друзей, исследователей буддизма, собираются в Индию и намереваются посетить Дхарамсалу и встретиться с Далай-ламой. Они сами вызвались продолжить поиск необходимой информации, но там им ничего выяснить не удалось. Секретарь Далай-ламы посоветовал им встретиться с ламами, которые прежде жили в монастыре Ташилунпо в Тибете, разрушенном китайскими войсками. Секретарь любезно помог им организовать встречу, и они смогли побеседовать с семью ламами во главе с досточтимым Каченом Лхакором. Ламы внимательно выслушали их и, отвечая, попытались воскресить давние воспоминания. Два ответа были отрицательными: полы в буддийских храмах не из жёлтого мрамора, а уединённый храм Панчен-ламы не называют "снежным Лхакангом". Все остальные детали ламы подтвердили. Вокруг буддийских храмов в той местности есть хвойные леса, растут дикие опунции и деревья, из которых монахи изготовляют чернила. Там на столбах есть статуи Мэй-лха Гьелпо, а на крышах можно увидеть драконов из золота, держащих шар, и огромные зеркала (мелонги) из полированной стали, круглые как солнце, часто с выгравированной мантрой "Ом трам ах хри хум". Ламы добавили, что мелонги делались из сплава "многих металлов". Не признать же священное прибежище Панчен-ламы они могли и потому, что не прошли посвящение и не знали о его существовании, и потому, что были посвящены и в силу этого хранили молчание. Основанием для такого предположения служит приводимое Е.П.Б. описание уединённой обители Панчен-ламы — тайной школы близ Шигадзе, основанной и возглавлявшейся Цонкхапой. Там, согласно Е.П.Б., хранились ценные труды по оккультизму, которые использовались при подготовке Тайной Доктрины [67]. Е.П.Б. никогда открыто не говорила о том, что бывала в Лхасе, запретной для европейцев столице Тибета. Считается, что ни одному европейцу не удалось побывать там после краткого визита в 1847 году аббата Гука и вплоть до британского вторжения в Тибет в 1904 году. Первой западной женщиной, посетившей Лхасу, считают французскую исследовательницу Александру Давид-Нил. Именно во время своего пятого путешествия в Тибет, в 1923-24 годах, она совершила то, что считалось невозможным. Однако, по словам сестры Е.П.Б. Веры, "достоверно, что она [ Е.П.Б.] бывала и в Лассах [Лхасе], столице Тибета, и в главном его религиозном центре Чикадзе [Шигадзе]... и на Каракорумских горах в Куэнлуне. Её живые о них рассказы много раз мне это доказывали..." [68].

 Е.П.Б. провела в Тибете почти три года. Можно ли представить, чтобы она не побывала в Лхасе, этой Мекке буддийского мира? Учителя легко могли загримировать её под паломника, и азиатские черты её лица не привлекли бы особого внимания. Но предав огласке своё пребывание в Лхасе, она подвела бы своих Покровителей. Панчен-лама и Далай-лама расходились во взглядах на изоляцию Тибета от внешнего мира. Так, исследователь Свен Гедин сообщает, что посетил Панчен-ламу и встретил тёплый приём, но тем не менее не смог попасть в Лхасу и к Далай-ламе [69]. Видимо, Е.П.Б. была первой из европейцев со времён Гука, попавших в Лхасу, но это ничуть не умаляет подвига А. Давид-Нил********70, чья экспедиция, описанная ею в книге "Моё путешествие в Лхасу", названа в "Таймс литерари сапплемент" "одним из грандиознейших путешествий нашего времени". В дневнике Давид-Нил имеется недатированная запись, где упоминается её английская подруга Элизабет Морган: "Однажды в письме [ко мне] Элизабет обронила слово "теософия" вместе с именем Блаватской", чем, добавляет она, открыла "новый этап моей жизни" [71]. Другой источник сообщает о том, что она начала посещать лекции по восточным религиям, "особенно по буддизму, при Парижском теософском обществе", и почувствовала страстное желание исследовать Восток [72].

 

Глава 8. Тибет III

 

В последний период своего пребывания в Тибете Е.П.Б., вероятно, посетила район Каракорума, лежащий к западу от Шигадзе и Лхасы. По сведениям Веры, она гостила у Махатмы К. X., который жил там "с сестрой своей и племянником... Махатма Мория, собственно её гуру (учитель), постоянного жилища не имеет... и в вечных передвижениях, находясь там, где в данную минуту он нужнее" [73]

К. X. тоже совершал немало поездок по разным делам, нередко верхом. Е.П.Б. говорила, что не встречалась с ним ранее 1868 года [74]. Е.П.Б. сообщает М.Холлис-Биллинг в письме от 2 октября 1881 г., что дом К. X. "находится в Малом Тибете, относящемся сейчас к Кашмиру. Это большое деревянное здание в китайском стиле, похожее на пагоду, стоит оно между озером и прекрасной горой". Учитель М., добавляет она, часто живёт там. Оба они редко выходят в мир открыто, "но они могут проецировать свои астральные формы куда угодно" [75]. Дом К. X., или ашрам, как его называет Олкотт, выполнял множество функций. Индийский теософ Дамодар доверительно сообщает Уильяму Джаджу о том, что ему довелось побывать там в астральном теле. Дамодар пишет:

«Я оказался в особенном месте. Это верхняя граница Кашмира у подножия Гималаев... там всего два дома, стоящие друг против друга, и больше никаких признаков жилья. Из одного вышел... Кут Хуми. Это был его дом. Напротив останавливается .'.[М.]. Брат К — приказал мне следовать за ним. Через полмили мы подошли к естественному подземному ходу, уводящему под Гималаи. Это старое русло реки Инд, бешено ревущей внизу. Тропа настолько узка, что идти по ней можно лишь по одному, и один неверный шаг решит судьбу путника... Пройдя значительное расстояние по этому подземному проходу, мы вышли на открытую равнину в Л-ке. Там находится большое массивное здание... Это Главный центр, куда все из нашего Отдела, кто заслуживает посвящения в мистерии, должны прибыть для заключительной церемонии и оставаться здесь, сколько потребуется. Я поднялся со своим Гуру в Большой зал. Это место исполнено такого величия и покоя, что повергает в благоговейный трепет... Великолепие Трона ГЛАВЫ несравненно» [76].

 

Отметим, что Е.П.Б. опекала Дамодара и в то время, и несколькими годами позже, когда он, по-видимому, побывал там в физическом теле [77]. Потому вполне вероятно, что некоторые из посвящений Е.П.Б. состоялись там же — как во время этого её пребывания на Востоке, так и в прошлый раз, когда она, по её словам, проникла в Тибет через Кашмир. В одном из писем к Синнетту Е.П.Б. в общих чертах рассказывает, как проходило её ученичество в доме у К. X. Она написала это письмо после яркого сновидения, которое воскресило в её памяти мельчайшие детали дней, проведённых в тех местах. Большую часть времени у неё занимало изучение двух языков.

 Первый — сензар, о котором она говорит, что это "тайный жреческий язык, или "тайная речь" посвященных Адептов, по всему миру" [78]. По-видимому, именно на этом языке написаны строфы, послужившие основой для Тайной Доктрины и Голоса Молчания [79]. Вторым языком был английский. Но зачем же нужно было забираться так далеко, в Тибет, для занятий английским? Разве не учила она его в детстве, разве не говорила на нём в Англии и Америке? Разговорный английский — да, но на уровне рассказов о фермере Брауне, на которых она училась у своей йоркширской гувернантки. К тому же она ещё и стеснялась говорить, потому что приобретённый ею йоркширский акцент неизменно вызывал смех. "Припоминаю, — сообщает Блаватская Синнетту, — как трудно мне было понимать написанную на хорошем английском книгу ещё в бытность мою в 1867 году в Венеции". Чтобы донести до мира теософские взгляды, она должна была суметь передать тонкости эзотерической философии и метафизики на языке Запада, плохо приспособленном для выражения подобных идей. Изо дня в день она занималась тем, что переводила с сензара на английский. Учитель К. X., владевший обоими языками, поправлял её. Даже со своим личным учителем Е.П.Б. разговаривала в то время только по-английски, но "хороша или плоха" была её речь, замечает она, для него "не имело ровно никакого значения, так как он общается не посредством языка, он просто понимает каждое слово, которое рождается в моём уме...". Вернёмся к сновидению Блаватской: но вот "обстановка меняется, и я ухожу с Учителем, который отсылает меня, назад в Европу" [80]. Согласно одному из источников, расставание произошло в "горах Манасаровар* в Тибете" [81]; если взглянуть на географическую карту, то эта знаменитая область расположена к югу от Каракорума.

 

Глава 9. Таинственный гость

 

В то время когда Е.П.Б. находилась в Тибете, с её тётушкой Надеждой в Одессе приключилась любопытная история. Годы спустя, будучи в Париже, она поведала её Олкотту в письме от 26 июня 1884 года, написанном по-французски:

«...Моя племянница была на другом конце света... ни одна живая душа не знала, где она, и это очень нас печалило. Все наши поиски закончились ничем. Мы уже были готовы считать, что её нет в живых, когда — я думаю, это было примерно в 1870 году или, возможно, позднее — я получила письмо от того, кого Вы, похоже, называете Кут-хуми. Оно попало ко мне самым непостижимым и загадочным образом, через посыльного азиатской наружности, который затем растворился прямо у меня на глазах. В письме меня просили ни о чём не беспокоиться и сообщали, что она в безопасности, — письмо до сих пор хранится у меня в Одессе. Как только вернусь, немедленно вышлю его Вам, и буду очень рада, если оно окажется для Вас полезным. Прошу меня извинить, но мне трудно, почти невозможно понять, откуда берутся глупые люди, способные верить, что моя племянница или Вы сами выдумали тех, кого Вы называете Махатмами! Мне неизвестно, знаете ли Вы их лично и как долго, но моя племянница рассказывала мне о них много лет назад, и весьма подробно. Она писала мне, что снова встретила некоторых из них и возобновила отношения с ними ещё даже до того, как написала свою "Исиду". Зачем ей нужно было изобретать эти персонажи? Для каких целей? И в чём состояла бы её выгода от подобного изобретения?.. Если я, ревностная христианка, каковой была и надеюсь оставаться, верю в существование этих людей — хотя, быть может, верю не во все чудеса, которые им приписывают, — почему другие отказываются верить в них? Что касается существования по крайней мере одного из них, это я могу подтвердить достоверно. Кто же, как не один из этих упомянутых адептов, мог написать мне это письмо и ободрить в ту самую минуту, когда я более всего нуждалась в таком утешении? Почерк мне неизвестен, это верно; но письмо было доставлено таким феноменальным способом, что никто, кроме адепта оккультной науки, не смог бы этого сделать. Меня заверили, что племянница вернётся, — и обещание было должным образом исполнено. Однако же я перешлю это письмо Вам, и через две недели Вы получите его в Лондоне» [82].

Через десять дней письмо вместе с конвертом было отослано Олкотту.83 И письмо, и адрес на конверте написаны по-французски на рисовой бумаге ручной выделки, которой пользуются в Кашмире и Пенджабе. Там значилось:

 

«Достопочтенной многоуважаемой госпоже — Надежде Андреевне Фадеевой Одесса Благородные родственники г-жи Е. Блаватской не должны печалиться. Их дочь и племянница отнюдь не покинула этот мир. Она жива и сообщает всем, кого она любит, что у неё всё в порядке и она очень счастлива в том отдалённом и неизвестном прибежище, которое избрала для себя. Она была серьёзно больна, но теперь всё позади; ибо, благодаря покровительству Владыки Санге*, она нашла преданных друзей, заботящихся о ней физически и духовно. Так что пусть её домочадцы не тревожатся. Прежде чем взойдёт 18 новых лун — она возвратится к своей семье» [84].

На конверте имеется приписка по-русски карандашом, рукой Надежды:

 «Получила в Одессе ноября 7, об Лелиньки флюшки, должно из Тибета — ноября II, 1870 г. Надежда Ф» [85].

Письмо было также опубликовано в отчёте Генерального совета Теософского общества за 1885 год с таким комментарием:

«И записка, и адрес на конверте написаны известным ныне почерком Махатмы К. X. Поэтому тем, кто делает вид, будто бы г-жа Блаватская позже выдумала и Махатму и его переписку, придется опровергать и тот факт, что и то и другое было известно семье г-жи Блаватской... за пять лет до того, как в Америке было основано Теософское общество. Многие в Европе и в Индии, тщательно сопоставив эту записку с другими, полученными через адьярский "киот" и в иных местах феноменальным способом, а также с обширной перепиской [К. X.], хранящейся у м-ра Синнетта, находят почерк совершенно идентичным» [86].

 

Кстати, Фредерик Майерс из Общества психических исследований счёл нужным сообщить по поводу этого письма: "Я видел это письмо, и оно явно представляется написанным почерком К. X." [87]. В письме к родственникам в октябре 1877 года Е.П.Б. рассказывает, что её Учитель глубоко чтит дух учения Христа, и как однажды она провела семь недель в лесу неподалёку от гор Каракорума. Учитель посещал её ежедневно, но она не уточняет, астральным или каким-то другим образом. Там ей показали ряд статуй великих учителей мира. "Громадная статуя Иисуса из бронзы, прощающего Марию Магдалину, стоит в одном из подземельных храмов. Рядом с ней Гаутамы статуя, который даёт пить из своих горстей нищему, и Ананды, ученика и брата двою[ро]д[ного] Будды, пьющего у колодца из чаши, подаваемой ему парией, проституткой. Это я знаю" [88].

 

Глава 10. В преддверии

 

После того как Е.П.Б. покинула Тибет и прежде чем она вернулась к родственникам в Одессу, прошло, по-видимому, больше года. За это время она совершила путешествие по Ближнему Востоку. "У меня нет никаких сомнений, — пишет д-р Росон, — что г-жа Блаватская познакомилась со многими, если не со всеми обрядами, церемониями и предписаниями, практиковавшимися друзами горы Ливан в Сирии, поскольку она говорит со мной о вещах, которые известны лишь немногим избранным посвященным" [89]. Сам Росон принадлежал к таким посвященным, сообщает справочник "Кто был кто в Америке" (1607-1896). Сама Е.П.Б. упоминает о поездке на Кипр и в Грецию, где встретилась с Учителем Илларионом [90]. В греческом порту Пирей она оказалась среди пассажиров парохода Эвномия, который направлялся к одному из Ионических островов. Е.П.Б. нужно было добраться до Каира. Но пароход, в трюмах которого перевозили груз пороха и фейерверков, на полпути взорвался. Страховая компания "Ллойд" указывает дату его гибели — 6 июля 1871 года. Из четырёхсот пассажиров уцелели только шестнадцать [91]. Деньги и вещи Е.П.Б. пропали. Греческое правительство снабдило оставшихся в живых средствами на дорогу [92]. Основываясь на письмах родственников Е.П.Б., Синнетт восстанавливает дальнейшую картину:

«В 1871 году г-жа Блаватская написала из Каира... что она только что возвратилась из Индии и по пути пережила кораблекрушение (близ острова Спеце). Прежде чем вернуться домой, ей некоторое время пришлось прожить в Египте. Она вознамерилась создать здесь Societe Spirite (Спиритское общество. — Ред.) для изучения медиумов и феноменов на основе теорий и философии Аллана Кардека, поскольку не было иного способа показать людям, как глубоко они заблуждаются. Для начала она решила предоставить полную свободу уже утвердившемуся и принятому учению о духах, а затем, когда публика сама убедится в их несостоятельности, она предложила бы свои собственные объяснения. Ради этого она была готова терпеть любые неудобства — даже позволить, чтобы её какое-то время считали беспомощным медиумом».

"Выше медиума они ничего не знают, а мне это вреда не принесёт — ведь я намерена очень скоро показать им разницу между пассивным медиумом и активным творцом [феноменов]", — объясняет она. Через несколько недель, рассказывает Синнетт, Надежде было послано второе письмо:

«В нём она говорит о своём отвращении к этому предприятию, которое закончилось полным провалом. Кажется, она писала в Англию и Францию, чтобы найти медиума, но безуспешно. А пока окружила себя медиумами-любителями — француженками-спиритками, в большинстве своём нищими бродяжками, а то и вовсе авантюристками из обоза армии инженеров и рабочих под началом де Лессепса со строительства Суэцкого канала. "Они крадут деньги Общества, — писала она, — беспробудно пьянствуют, а теперь я поймала их на самом бессовестном обмане, когда они показывают поддельные явления членам нашего Общества, которые пришли, чтобы изучать оккультные феномены. У меня были весьма неприятные сцены с несколькими людьми, возложившими ответственность за всё это на меня одну. Поэтому пришлось их выдворить... Societe Spirite не просуществовало и двух недель — оно лежит в руинах — величественных, но вместе с тем поучительных, как и гробницы фараонов... Комедия смешалась с драмой, когда меня чуть не застрелил один сумасшедший — грек, который присутствовал на тех двух публичных сеансах, что мы успели дать, и, похоже, сделался одержим каким-то порочным духом"» [93].

Подлинник письма находится в архиве Теософского общества в Адьяре. Заканчивается оно такими словами: "Я клянусь навсегда покончить с подобными сеансами — они слишком опасны, а у меня нет опыта и не хватает сил, чтоб справляться с нечистыми духами, которые могут подступиться к моим друзьям во время таких собраний" [94].

После отъезда из Каира Блаватская через Сирию, Палестину и Константинополь в июле 1872 года добирается до Одессы и проводит здесь девять месяцев [95]*96. К этому периоду относится один эпизод, о котором Е.П.Б. позднее вспоминала в письме к Надежде:

«Никогда не забуду я одного знаменательного дня или, скорее, ночи в Одессе, у вас за ужином. Тётя [Екатерина Витте] спорила со мной о религии и в споре настаивала на том, что ни один... идолопоклонник не может попасть в Царство Небесное и не будет там. С этой-то минуты я и призадумалась. "Когда, — думала я, — тётя, такая добрая, благородная и справедливая, да и та так ослеплена христианской верой, что верит в подобную страшную, ужасную несправедливость Бога, — то что же должны быть прочие христиане, многие из которых и пальца её не стоят". ... Именно разница в религиозных догматах, сочинённых сколько ни святыми, но всё — грешными смертными, — и количество разнохарактерных верований и разделяют человечество на враждебные народы и расы. Не было бы догматов, не существуй протестантов, католиков, буддистов, брахманистов и т. д.: все бы верили в Единого Бога... все бы считались братьями, и как дети одного отца стыдились бы перед прочими братиями резать и убивать друг друга на войнах, терзать друг друга как волки и сулить друг другу АД» [97].

Из Одессы в апреле 1873 г. Е.П.Б. направилась в Бухарест навестить свою подругу, а затем в Париж, где остановилась у своего двоюродного брата Николая Гана. Среди её друзей в Париже была и врач Лидия Маркетт, которой двумя годами позже, уже в Нью-Йорке, довелось описывать, чем занималась Блаватская во французской столице. Это было сделано по просьбе полковника Олькотта, задетого слухами о том, что Е.П.Б. там "вела разгульную жизнь". Маркетт пишет [98]:

«Нью-Йорк, 26 декабря 1875 г.

Глубокоуважаемый сэр, отвечая на ваши вопросы, могу сказать, что познакомилась с г-жой Блаватской в Париже в 1873 году. Она жила на рю-дю-Палев квартире, которую снимали её [двоюродный] брат г-н Ган и его близкий друг г-н Лекё. Я бывала у неё почти каждый день и фактически проводила с ней значительную часть своего свободного времени, когда не работала в больнице и не ходила ни лекции. Следовательно, я могу свидетельствовать о её поведении, зная об этом достоверно. Мне доставляет большое удовольствие сообщить, что оно было поистине безупречным и заслуживающим всяческого уважения. Она подолгу рисовала и писала, редко выходя из своей комнаты. Она мало с кем общалась, кроме, пожалуй, четы Леймари. Я считаю г-жу Блаватскую одной из наиболее достойных уважения и интересных женщин, которых я когда-либо встречала, и после моего возвращения из Франции наше знакомство и дружба с ней возобновились. С уважением, ваша Л. М. Маркетт, д-р мед».

Олькотт сообщает о причине отъезда Блаватской из Парижа в Нью-Йорк:

« Е.П.Б. рассказала мне... что она приехала в Париж... намереваясь остаться здесь на некоторое время под покровительством одного из своих родственников, но тут получила от [своих Учителей] повеление выехать в Нью-Йорк и ожидать там дальнейших указаний. На следующий же день она отплыла почти без денег, ей едва хватило на билет» [99].

Вера говорит примерно то же самое:

«В июне [1873 года] она была в Париже, где намеревалась осесть на некоторое время, когда неожиданно получила письмо — "совет, противиться которому я не имела ни желания, ни возможности", как она объяснила нам в переписке, — от одного из её восточных учителей [с указанием отправиться в Америку]» [100].

В конце июня Е.П.Б. отбыла в Нью-Йорк. О том, что произошло, когда она садилась на пароход, рассказала много лет спустя, 6 января 1889 года, "Нью-Йорк таймс". Её репортёр беседовал о Е.П.Б. с Уильямом Джаджем, который тогда только что вернулся из Лондона:

«Её лицо говорит как о силе, так и о великой доброте. Глядя на неё, нетрудно представить, что именно такая женщина могла совершить то, что сделала она с дюжину (шестнадцать — Ред.) лет назад, когда ехала сюда из Франции. Она прибыла в Гавр с билетом первого класса до Нью-Йорка и парой долларов, поскольку никогда не имела при себе лишних денег. Уже подходя к трапу, она увидела, что на пирсе сидит бедная женщина с двумя маленькими детьми и горько плачет. "Отчего вы плачете?" — спросила она. Та рассказала, что муж прислал ей из Америки денег на дорогу, и она всё истратила на самые дешёвые билеты в третьем классе, а они оказались фальшивыми. Где теперь искать мошенника, который столь бессердечно обманул её, она не знала и оказалась совершенно одна, без денег, в чужом городе. "Идёмте со мной", — сказала г-жа Блаватская и направилась прямо к агенту пароходной компании, уговорив его обменять её билет первого класса на билеты в третьем классе для себя и бедной женщины с детьми. Всякий, кто хоть раз пересекал океан третьим классом, среди толпы эмигрантов, по достоинству оценит такую жертву со стороны женщины с тонкой чувствительностью...» [101].

Мэрион Мид выяснила, что во время того путешествия "на корабль обрушились сильные западные ветры, и приходилось всё время идти против ветра", от перегрузки глохли двигатели, поэтому судно задержалось в пути на четыре дня. "На эмигрантских судах, — добавляет она, — до третьего класса можно было добраться, только спустившись через люк по трапу. Через такие люки практически не поступал воздух. К тому же в плохую погоду, когда свежий воздух был особенно необходим, люки задраивали. Две недели в духоте, давке, при отсутствии элементарных удобств, плохой пище и воде, плюс к тому нешуточная угроза пойти на дно и совершенное безденежье. Если вспомнить, чем обернулось для Е.П.Б. плавание на Эвномии, то нетрудно представить, каким кошмаром было для неё это путешествие через Атлантику" [102]. Но для той женщины и её детей оказаться на борту было несравненно лучше, чем оставаться одним без денег в чужом городе.