Пять творческих личностей и групп играли важную роль в образовании гранжа - Blackouts, Fastbacks, U-Men, Mr. Epp and the Calculations, а также Дафф Маккаган. Последний затем переехал в Лос-Анджелес и продолжил свой путь к славе в качестве сооснователя Guns N’ Roses. Маленькая и сплоченная сиэтлская сцена начала заявлять о себе.

Джим Тильман: Blackouts были, пожалуй, лучшей группой, появившейся в Сиэтле. Совершенно потрясающие.

Ларри Рид: Blackouts были, можно сказать, предшественниками того, что позднее стало называться сиэтлским саундом. Они не были обычной панк-рок-группой – у них был довольно сложный, изысканный звук и инструменты. Они на многих повлияли.

Билл Рифлин: Я хорошо помню, как Эрик Вернер, после того как распались Telepaths, спросил, хочу ли я быть в группе с ним и басистом из Telepaths. Мне показалась ужасной эта идея – быть «рок-трио». Так что я ответил, что не соглашусь, если только не будет кого-то четвертого. Роланд Баркер, с которым я тогда жил, был интересной личностью – играл на клавишных и саксофоне. Он был очень стеснительным поначалу, так что мы его уговаривали, пока не согласился. Так появились Blackouts. Я помню наше первое выступление – Культурный центр Вашингтонского университета, маленькая площадка – мы играли с группой Red Dress. Пол Баркер, басист, присоединился к нам в 1981 – он жил в Германии. И следующий значительный момент в истории Blackouts был тогда, когда все наши инструменты украли. У нас остался только бас, саксофон и ударные. Этот инцидент радикально перенаправил нас в развитии и помог нам сформировать новое звучание Blackouts.

Пол Баркер: Мы выступали в каком-то ужасном клубе в Pioneer Square — Baby-O’s. Это был один из тех случаев, когда клуб был также и баром… А в то время законы продажи алкоголя были таковы, что если ты покупаешь крепкий алкоголь, то пятьдесят или шестьдесят процентов твоего счета должна составлять еда. Так что мы играли там, а вокруг был долбаный ресторан. Бывало, что владелец разделял зону ресторана от зоны бара, но все равно они были в какой-то степени соединены между собой. Я не помню, у какой группы мы тогда играли на разогреве - у какой-то весьма популярной барной группы. Мы чувствовали, что не имеем никакого отношения к этой барной музыке, мы были панк-рокерами. Так что мы подумали: «Если уж мы собирается играть на разогреве у этой группы, так давайте сделаем из этого нечто действительно крутое». Наш менеджер раздобыл нам галлон свиной крови у какого-то мясника, и мы решили измазать себя в пепле и этой свиной крови, надеть набедренные повязки и так выступать. Так мы и сделали, и это было совершенно омерзительно [смеется]. Не помню, как был воспринят тот наш концерт, но это было реально ужасно. Хотя, оглядываясь назад, думаешь – ну и что тут такого?

Билл Рифлин: А был один раз, когда Blackouts на Хэллоуин разоделись, как хасидские Иисусы.

Дейв Дедерер: Они – одни из лучших групп, которых я когда-либо видел. Я впервые увидел их, может быть, в 1982 – ходил на концерт Killing Joke, а они были на разогреве. До этого я уже слушал их мини-альбом, Men In Motion [1981]. Билл Рифлин извлекал из своих ударных совершенно потрясающий звук – ходили слухи, что у него были цимбалы соединены с малым барабаном. Они звучали восхитительно. И Эрик, вокалист, был великолепным фронтменом. Они полностью сразили Killing Joke.

Билл Рифлин: Наш менеджер в то время работал в Showbox Theater, и туда как раз привезли огромное количество групп – как американских, так и из других стран. У нас появилась возможность выступать на разогревах. В каком-то смысле это сделало нас не очень популярными. Мы много выступали и были хорошей живой группой, но не слишком много успели сделать записей.

Дэниэл Хаус: В их музыке была особенная, очень острая тоска, угловатая и резкая, как осколок стекла.

Джо Ньютон: Они были полностью сформированной группой, а не просто любителями, пробующими почву. В то время как это было чертой тогдашней ранней сиэтлской сцены – очень много было людей, которые пока просто пробовали почву.

Ларри Рид: К сожалению, как раз к тому моменту, когда они достигли пика в своей творческой активности, они уехали из города. На их место почти сразу пришли группы, которые вскоре стали больше ассоциироваться именно с гранжем.

Пол Баркер: Мы жили в Бостоне несколько лет, сыграли несколько концертов там. К сожалению, ежедневные заботы стали очень давить на всех, и все уже были больше озабочены тем, из каких денег платить за жилье. Мы думали: «Раз уж все так складывается, почему бы нам тогда не переехать туда, где мы действительно хотели бы жить?» Так мы переехали в Сан-Франциско. Все нашли себе какую-то работу, и мы продолжали давать концерты. Но в какой-то момент пришло время, когда ничего больше у нас не происходило. Несмотря на то, что всем нравилась идея быть группой, в музыкальном плане у нас уже не было нужной энергии. Когда апатия дошла до определенного уровня, все просто развалилось. Когда мы жили в Бостоне, мы познакомились с Алом Йоргенсеном – он спродюсировал наш EP. Я поддерживал связь с Алом, и после его записи Twitch он захотел собрать нашу группу снова. Я позвал Билла Рифлина и Роланда Баркера, и мы втроем отправились в тур вместе с Ministry в 1986.

Бен Шеперд: Одна из моих любимых групп – Blackouts. Их сборник History In Reverse, вышедший в 2004, вам обязательно стоит найти и послушать.

Пол Баркер: Я как-то общался с Кимом Тайилом, и он сказал: «Я помню последний концерт Blackouts в Сиэтле, он был в Lincoln Hall, и это было очень грустно. Я был там с друзьями, и все были расстроены». Я сказал: «Правда? Не думал, что кому-то вообще было до нас какое-то дело».

Ларри Рид: Fastbacks тоже были в то время, они сочетали в своем звучании панк и поп. Это была такая прото-гранж-эра, была заложена база будущего сиэтлского саунда.

Курт Блоч: После того, как распалась моя предыдущая группа Cheaters, в подвале моих родителей осталось кое-какое оборудование, поэтому я предлагал разным знакомым: «Давайте сыграем что-нибудь – я буду на ударных». Немного порепетировали - «что-то я не очень хорош на ударных, дайте мне что-нибудь другое». С тех пор мы уже не останавливались. Первое выступление Fastbacks было в начале 1980-х. Мы арендовали помещение, нам тогда еще не было 21 года, и уж естественно никто из наших барабанщиков не был даже близок к этому возрасту. Был как-то раз, когда мы пытались выступать в баре, барабанщику не было даже 18 лет, он не имел права выступать в барах.

Ким Уорник: Fastbacks сформировались, когда мы только выпустились из школы. Мы были самой худшей группой в мире. Лулу едва могла одновременно петь и играть на гитаре, я в то время еще не пела, и Курт был просто ужаснейшим барабанщиком. Потом наш друг Дафф Маккаган решил к нам присоединиться, он хотя бы мог играть на ударных, так что Курт переключился на другой инструмент – гитару. Где-то в тот же период я начала петь. А потом у нас начались проблемы с барабанщиками, которые постоянно сменялись; это длилось многие годы.

Эмили Римен: Я помню, Ким однажды сказала, что она чувствовала себя очень нелепо во время выступлений Fastbacks. Стоя на сцене, она оглядывалась и видела, как все ее знакомые стоят и смотрят на их группу. Ей это казалось очень странным и абсурдным.

Ким Уорник: Мы никогда не были популярной группой. Мы не были хардкорными, но были быстрыми. Мы не были панками… хотя, пожалуй, я бы сказала что были, но не очень вписывались в тусовку. Мы просто барахтались тут и там, пытаясь записать что-то и выступить где-то. У нас было несколько отличных концертов, мы играли на разогреве у Public Image Ltd и у Ramones.

Курт Блоч: Мы ничего не могли довести до конца. У нас вечно не было денег, и едва ли была работа. Мы выпустили несколько мини-альбомов и пластинок, упаковали их и отправили людям. Помимо Ванкувера и Сан-Франциско, не думаю, что мы вообще кому-то нравились, и уж точно меньше всего нас любили в Сиэтле [смеется]. Мы здесь играли довольно редко, чаще играли в Ванкувере, потому что там была крутая музыкальная сцена в ранних 1980-х, можно было ощутить себя ее частью. По какой-то причине мы понравились группе DOA, и по-моему, в нашем первом туре мы играли у них на разогреве.

Джо Кейтли: Они были великой группой – настоящей поп-группой с крутыми песнями и хорошими живыми выступлениями. Пионеры панк-попа.

Чарльз Питерсон: Я помню, как смотрел на Fastbacks и думал: «Вау, настоящие панки».

Ким Уорник: Наши записи стали звучать лучше – Курт стал заниматься продюсированием, и стало получаться круче. Людям начало нравиться, и мы наконец-то смогли ездить в туры и получать достаточно денег, чтобы хватало на жизнь. Прежде с нами никогда такого не было.

Эмили Римен: Что было круто в Fastbacks – у них в группе были девчонки. Это сформировало мои взгляды и показало мне, что девушки тоже могут играть в группе, и в этом нет абсолютно ничего странного. И теперь, когда в Rolling Stone выходят статьи типа «Женский вопрос в рок-музыке», для меня это всегда выглядит дико – неужели кто-то вообще считает это чем-то особенным, какой-то проблемой, которую стоит обсуждать. В моем мозгу укоренилось, что это совершенно нормально, потому что Ким и Лулу были моими подругами. Курт Блоч был потрясающим гитаристом. Он играл не просто обычные панковские аккорды – он мог сыграть все, что угодно. Их живые выступления были также хороши тем, что они играли всякие дико странные каверы, добытые бог знает откуда. Они играли, например, песню Van Halen «Everybody Wants Some!!», и ты стоял такой: «Что за черт? Это то, что я думаю?» Курт Блоч мог сыграть это в точности так же, как Van Halen. И так забавно было видеть, как Лулу поет стихи Дэвида Ли Рота!

Курт Блоч: Мы играли однажды «Highway to Hell», разогревая перед DOA в 1981, и люди начали в нас плевать и кидать свои ботинки. Мы такие: «Эй, что случилось, вам разве не нравятся AC/DC?» Нам даже в голову не приходило, что люди могут разозлиться.

Эмили Римен: Я помню «Дом Fastbacks» - Ким и Лулу жили там, и многие группы репетировали в их подвале. The Living – это была группа Даффа Маккагана, Silly Killers, ну и сами Fastbacks. Мне повезло, что я была окружена такими людьми, которые, несмотря на то, что причисляли себя к грубым панкам, слушали Элиса Купера, Cheap Trick и Parliament. Так что я всегда чувствовала, что могу слушать все что угодно, не стесняясь этого. Я не осознавала это в полной мере, пока не встретила парня из группы Charlotte, который говорил, что существует некая линия, разграничивающая людей, которые слушают нью-вейв, хардкор и метал. Они не перемешивались. Я подумала тогда: «Боже, как же это должно быть отстойно».

Зана Ла Флюенте: Я смотрела всё, что связано с сиэтлскими группами, и никто никогда не говорит про Fastbacks. Не понимаю, почему так. Я лишь знаю, что Ким всегда была яркой личностью, а также надежным другом, поддерживавшим всех музыкантов вокруг.

Курт Блоч: Определенно, Fastbacks и U-Men не имели ничего общего в музыкальном плане, но мы любили друг друга и были отличными друзьями.

Чарльз Питерсон: U-Men были крестными отцами сиэтлской музыкальной сцены. Джон Бигли был настоящим гигантом, этакая квазимодо-версия Ника Кейва. Они были такими классными, ездили по округе в страшном старом школьном автобусе, одевались полностью в черное и дико отжигали.

Брюс Пэвитт: U-Men были главными на этой сцене. Они были основным, что там происходило в течение нескольких лет.

Том Прайс: Я и Чарли начали играть вместе - я на гитаре - когда нам было семнадцать или восемнадцать лет, и мы вместе жили в съемном доме в округе U. Работали посудомойщиками, а частенько и вовсе сидели без работы. Мы были ужасно бедны, у нас не было никакой аппаратуры. Если у Чарли ломалась барабанная палочка, то мы не могли репетировать неделю, пока у кого-нибудь из нас не появлялись деньги, чтобы можно было купить новую пару барабанных палочек. На басу у нас играла девушка по имени Робби Бьюкен, которая сбежала из дома с Аляски, а затем мы встретили Джона Бигли, который скорее имел отношение к хардкорной сцене. Мы видели его на вечеринках, и он был потрясающим персонажем. В один из первых разов, когда я увидел его, он под кайфом выпал в окно. Сломал окно и приземлился в кучу стекла на земле с высоты примерно четырех или пяти футов. Мы с Чарли сказали друг другу: «Чувак, этот парень должен быть нашим вокалистом!» Хотя мы понятия не имели тогда, мог ли он вообще петь.

Джон Бигли: Это было на концерте Джонни Сандерса. Ко мне подошла Робби и спросила, не хочу ли я присоединиться к их группе. Похоже, они считали меня сумасшедшим и немного меня побаивались.

Том Прайс: У нас были песни, но не было текстов. Он (Бигли) в то время не писал тексты. Мы репетировали в подвале, и там были всякие чистящие средства и банки с краской. Он брал любую банку и начинал петь все, что было на ней написано, - всю техническую информацию. Он всегда был под кайфом или пьяный, постоянно не в себе. Мы начали играть на вечеринках, и никогда нельзя было знать заранее, сможет ли он вообще что-то петь в этот раз. Иногда ему не хотелось петь, и тогда он просто нападал на кого-нибудь или падал.

Джо Тоутонги: Бигли был потрясающим экземпляром – выпученные глаза, вид как у сталкера.

Джон Бигли: В самом начале у нас было тринадцать концертов, на которые приезжала полиция, или все отменялось из-за жалоб на шум. Это было для нас позорно. Хотя не думаю, что наши ранние шоу были в нормальных организованных клубах и при наличии хотя бы нужной аппаратуры. Все было довольно грубо. Стоит бочонок пива, вокруг бегают люди на кислоте.

Том Прайс: В 1982 году Робби ушла из группы, и у нас на басу стал играть Джим Тильман. Это все изменило. Он был потрясающим басистом и по-настоящему великим музыкантом. У него были нужные ресурсы, кое-какое оборудование, и он знал, как чинить усилители. Наш уровень технического мастерства сильно вырос.

Джим Тильман: Я был просто потрясен. Там была песня, настоящий убиться-в-стену-панк-рок, и потом вдруг странные аккорды. Том очень любил септаккорды, и у него получалось извлекать довольно оригинальное звучание из своего Мустанга.

Ларри Рид: Джон Бигли пришел ко мне – я помню тот телефонный звонок так, будто это было вчера – «Нам нужна помощь». Я раньше ходил на концерты их группы несколько раз, и был в полном восторге. Это была крайне странная смесь хардкор-панка, традиционного северо-западного гаражного рока, рокабилли и психоделики – даже несмотря на то, что они не умели играть на инструментах [смеется]. Ты шел на их шоу и понятия не имел, что там будет. Так что я взял U-Men под свое крыло. Я был у них кем-то типа менеджера, а до 1983 никакого менеджера у них не было.

Том Прайс: Ларри Рид понимал кое-что в продвижении музыки. У него получалось даже обычный концерт превратить в потрясающее мероприятие. На многих наших шоу у нас были смешные костюмы или какие-то трюки. Я помню, как мы выступали на Хэллоуин, и оделись в плавки и водные очки. Это заставляло людей думать: «Что они натворят в следующий раз?»

Тим Хейес: Я помню один их концерт в лофте, где проводились бойцовские поединки. Там был ринг, и прежде чем U-Men начали играть, на нем проходил рестлинг.

Трейси Марандер: У них между песнями выходила девчонка в бикини, и она держала табличку с номерами, как между раундами в боксе.

Сьюзан Силвер: Один концерт был в Rainbow, они завернулись в простыни и обсыпали себя пеплом.

Джон Бигли: Потом наша репутация возросла – стали говорить, что мы убиваем животных [смеется]. В общем, если ты был клевым, ты обязательно приходил на наше шоу. Может быть, мы бы действительно сыграли, и тебе потом было бы, что обсудить.

Том Прайс: Иногда мы вообще ничего не играли на концертах, просто устраивали какие-то странные сценки, скетчи или вроде того.

Дейв Дедерер: Единственной группой, которая мне нравилась в эту эпоху, были U-Men, которых я считаю величайшей рок-н-ролльной группой всех времен, во всем мире, и точка. Я никогда не забуду первую песню первого их концерта в клубе Grey Door. Их первый мини-альбом из пяти песен ["The U-Men" 1984 года] является одной из величайших записей в мире, и он открывается песней "Shoot 'Em Down", которая начинается этой гитарой и этим «ВАУ ВАУ ВАУ!», которое кричит Джон Бигли. На том моменте, где он кричит, песня просто взрывается; я помню, как меня сбили с ног в слэме, и я был вынесен толпой к противоположной стене. Это был один из самых потрясающих моментов, что мне доводилось пережить.

Джон Бигли: Как-то мы собирались выступить в Общественном центре, рядом с Вашингтонским университетом. Только начали выгружать нашу аппаратуру, как тут же о нас прошел слух: «Какие-то чудики захватили Общественный центр!» Какие-то местные бдительные подростки-энтузиасты собрались вместе, чтобы показать свое недовольство: начали разбивать окна машин, бить людей на парковке. И тут – был брошен клич – начали подтягиваться наши люди; самые крепкие, самые сумасшедшие, «панки-потому-что-не-могут-иначе». Они появились и уравновесили все происходящее. И вот – множество людей вокруг в крови, бегают, орут и плачут. Появилась полиция, начала вышвыривать наши вещи – просто хаос.

Чарльз Питерсон: Каждый год в Сиэтле проходил фестиваль под названием Bumbershoot. U-Men выступали там в Амфитеатре Фрески, что находится на открытом воздухе, а вокруг сцены был небольшой ров. По-моему, была пятница, четыре часа дня. Для таких, как U-Men, выступать там было довольно смело. И тут, никого не уведомив, Ларри решил поджечь этот ров во время их концерта! [смеется] Он стал кидать бутылки бензина или керосина в этот ров, и все стало гореть. Вся толпа просто обезумела! Где-то в середине поля было около сотни людей, которые бешено слэмились, но вся остальная толпа – это были в основном семьи с колясками, гулявшие в том парке, и у них просто челюсти упали! Какие-то тупые охранники думал, что мы деремся или что-то типа того, пытались нас разнять. Их просто затоптали. Конечно же, U-Men запретили еще когда-либо выступать в Сиэтлском центре.

Том Прайс: Это было очень круто – стоять на сцене, глядя на огромную стену пламени высотой в двадцать футов прямо перед собой.

Доун Андерсон: Я видела акустическое шоу U-men, и это было потрясающе. Я была очень впечатлена голосом Бигли, он был потрясающим блюзовым вокалистом.

Ларри Рид: Когда группу U-Men взяли на звукозаписывающий лейбл Homestead, это открыло им множество дверей, и дало толчок целому всплеску творческой активности на северо-западе. Звучание U-Men имело мало общего с гранжем, но их подход был во многом гранжевым. Многие группы, которые потом стали известны, вначале играли на разогреве у U-Men. Различные клубы и площадки стали соглашаться проводить концерты других групп с подобным резким и грубым звучанием, потому что U-Men доказали, что такая группа может быть популярной и приносить деньги.

Джим Тильман: Мы были одной из первых странных андеграундных групп, которым удалось поехать в тур. Это было в 1984, и тогда еще не было какой-либо сети клубов по всей стране, где ты мог просто перемещаться от одного места к другому и играть. Нам приходилось рассчитывать на наших друзей и знакомых. Я отложил какие-то деньги и купил школьный автобус, и мы разъезжали на нем по всей стране на скорости пятьдесят миль в час. От Лос Анджелеса до Техаса и потом до Миннеаполиса. Сыграли немало крутых концертов с потрясающими группами - Butthole Surfers, Tex and the Horseheads, Scratch Acid, Tales of Terror. Одной из наших целей был Вудшок, он проходил на каком-то безумном ранчо в Остине, через которое протекала река. Это был двух- или трехдневный фестиваль. Я слышал как-то историю, как несколько парней ехали на своем пикапе на Вудшок и увидели одинокую корову рядом с дорогой. Они выстрелили и убили ее, притащили ее в багажнике своего пикапа на фестиваль, освежевали, сделали из нее фахита (жареное мясо, завернутое в тортилью), и продавали их [смеется]. Такой предпринимательский дух.

Марк Арм: U-Men поехали в Техас и остались в Остине на месяц. Фактически они там голодали. Том Прайс вам расскажет, как он ел сырую картошку, потому что у него совершенно не было денег.

Джим Тильман: Я нашел одну из наших записных книжек, и у нас там были записаны траты в туре. Это было очень смешно. «60 долларов: из них 20 ушло на пиво, осталось 40. Генератор переменного тока – 60, в остатке – минус 20, убыток». Я был очень худым – у меня был с собой галлон арахисового масла, который я притащил из дома, и я питался только им. Я узнал тогда, что если, будучи крайне голодным, выпить пару пива очень быстро и попрыгать туда-сюда, то будешь чувствовать себя сытым.

Джон Бигли: У нас постоянно были проблемы с законом. Тогда был очень низкий уровень уважения к нам и тому, что мы делали.

Том Прайс: Называть то, что делали тогда U-Men, «туром», не совсем правильно. Наш первый тур длился три месяца, и в нем мы дали, может быть, пять или шесть концертов. Это было больше похоже на миграцию в ЛА на месяц, а потом в Техас. Только потом, через какое-то время, такие поездки уже стали постепенно походить на настоящие туры с регулярными выступлениями.

Джон Бигли: Этот чувак [продюсер Джон Нелсон] в основном занимался музыкой блюграсс, детской музыкой и госпелом. Но мы работали с ним на большинстве наших записей. Потом как-то раз он был занят, а нам нужно было записать сингл. Нам порекомендовали эту студию – хеви-металлическую, на севере в пригороде. Ни у кого из нас не было машин, так что мы наняли пять машин такси и загрузили их нашей аппаратурой. Звоним в дверной звонок, и открывает чувак в какой-то фанатской хеви-метал-футболке, с большой бородой и длинными волосами – похожий на Рика Рубина, только не такой клевый [смеется]. Он очень нервничал и из-за того, как мы выглядели, и потому, что мы использовали старые инструменты – древние Фендеры и побитые усилители. И вот мы записываемся, играем на инструментах, я смотрю за стекло и вижу, как этот чувак качает головой и смотрит на свою консоль, ничего не говоря. Том спрашивает его: «Что-то не так?» И тот поднимает глаза и отвечает: «Да нет, все нормально, за исключением того, что вы нарушаете абсолютно все правила звукозаписи. Это самая тупейшая чушь, которую я когда-либо слышал. Хватит». Снимает свои наушники, выключает свет, выходит в коридор и звонит кому-то по телефону. Следующим утром – а мы всегда записывались по утрам, в первой половине дня – мы уже переместились в студию Crow, где всегда записывались прежде. А потом выпустили тот новый сингл – «Dig It A Hole/Solid Action».

Ларри Рид: В 1985 я перестал быть их менеджером и передал их Сьюзан (Силвер).

Джим Тильман: Сьюзан была очень крутой, настоящий фанат музыки. Она пыталась организовать нам какие-то концерты, но отношения с ней были довольно неформальными. Ее интерес к музыке в итоге привел ее к тому, что она потом была менеджером у других групп, и в конце концов, менеджером Soundgarden. Она помогала нам, как только могла; перевела нам денег для покупки генератора. Мы, наверное, до сих пор ей должны.

Том Прайс: В конечном итоге, группа развалилась где-то в 1988. Однажды мы все были пьяными, и я начал: «Блин, нам надо продолжать, мы должны ездить в туры… Настало время либо срать, либо слезать с горшка». И все закивали: «Окей, окей». А в следующий раз, когда я пришел на репетицию, никто кроме меня не появился [смеется]. Я тогда не осознавал, что фактически предъявил им ультиматум. И даже потом до меня не сразу дошло, что все действительно ушли из группы.

Дейв Дедерер: Они сыграли очень важную роль, даже несмотря на то, что звучали непохоже на гранж. Их уровень поклонения перед музыкой был фантастическим. У них была настоящая ритм-секция, которая «качала». «Гранжевая гитара» превратилась в Фендер Мустанг с полоской на ней – на такой играл Стив Тернер, а потом его копировал Курт Кобейн. Том Прайс играл на такой же в 1983 или 1984 – у него был красный Фендер Мустанг, на котором в то время вообще никто в мире не играл. Серьезно – эта гитара считалась мусором.

Нильс Бернстайн: Джон Бигли был намного сексуальнее, чем Крис Корнелл.

Ларри Рид: Успех U-Men вдохновил многих юных музыкантов рассматривать панк-рок как вполне подходящее профессиональное призвание. Я видел их на большинстве концертов – Стоуни Госсарда, Стива Тернера, Марка Арма.

Марк Арм: Несколько ребят, с которыми я тусил в старших классах, создали вымышленную группу, названную в честь учителя математики, Mr. Epp. Мы брали все, что попадалось под руку, и записывали это. Мы записывали все на кассетный плеер, перемешивали, записывали крик на другой кассетный плеер, включали пылесос, и все тому подобное. Просто развлекались. Тогда как раз начало работать радио KZAM, единственная радиостанция, которая ставила в эфир нью-вейв. Один диджей там, Стивен Рэбоу, однажды сказал: «Если вы – начинающая группа, отправьте нам свою запись, и мы поставим ее в эфир». Он посвятил два своих радио-шоу по три часа каждое, чтобы проиграть в эфире все, что ему пришло. Мы тоже отправили ему что-то, и он окрестил это «безусловно худшей, а следовательно, и лучшей вещью, которая была нам прислана» [смеется]. Мы были безумно увлеченными; распространяли листовки о себе по всему Сиэтлу. У нас не было инструментов, зато постеры с нашей группой красовались повсюду. После того, как шестнадцатилетний брат нашего барабанщика Даррена присоединился к нам на басу, он стал ездить на автобусе в центр, там ходил от автобуса к автобусу, и в каждом писал «Mr. Epp» на спинках сидений. Дошло до того, что в какой бы автобус ты ни сел, везде будет граффити «Mr. Epp».

Эмили Римен: Я гуляла по Авеню рядом с университетом в 1982 году вместе с Сатцем, и мы видели постер группы Mr. Epp. Я спросила: «Это кто еще такие?», и Сатц сказал: «Да какие-то задроты с восточного побережья» [смеется].

Марк Арм: Мы решили, что можем сами арендовать помещения и организовывать концерты самостоятельно. Мы предлагали другим местным панк-группам выступить, многие из них понятия не имели, кто мы вообще такие. Они, наверное, считали нас задротами, дерьмом каким-то. Как-то мы играли на разогреве у Savage Republic в галерее искусств Ground Zero. Даррен хотел сыграть кавер на песню Velvet Underground «The Gift». Мы настроили инструменты, и Даррен вытащил лампу для чтения и начал читать ту историю [в песне «The Gift» нет вокала, текст просто зачитывается – прим.пер.] Это крайне разозлило некоторых панков. Этот идиот Уолтер и некоторые из ребят Бопо начали заваруху, разбили окна, потому что никто из выступавших групп – ни Mr. Epp, ни Savage Republic – не были для них достаточно «панковскими». Вообще в процессе существования той нашей группы мы научились некоторым принципам исполнения музыки, в особенности рок-н-ролла. Например, мы узнали об аккордах баррэ и о том, как настраивать гитару [смеется]. Мы никогда толком ничего не зарабатывали, а если и получали какие-то деньги, то все уходило на компенсацию ущерба от концертов – например, на разгромленные туалеты. Однажды мы потеряли все наши деньги на компенсацию ущерба, потому что ребята Бопо украли мясо из холодильника в том заведении.

Дейв Дедерер: Для меня они были где-то в том же музыкальном спектре, что и Pere Ubu, или Flipper, или ранние Butthole Surfers. Cпециально старались быть раздражающими и странными.

Стив Тернер: Марк хотел, чтобы группа была более рок-н-ролльной, и убедил их взять меня вторым гитаристом. Это продолжалось шесть месяцев - мы много репетировали, выступили с концертами дважды, парням не понравилось более рок-н-ролльное звучание, и группа развалилась.

Марк Арм: Я впервые познакомился со Стивом, кажется, на шоу TSOL. Он начал играть на гитаре незадолго до того, как стал частью нашей группы Mr. Epp. Мы репетировали новые песни в течение шести месяцев, прежде чем выступить с концертом. А потом Даррен и Смитти решили, что не хотят этим больше заниматься. Так что мы сыграли прощальное шоу в Metropolis. Отец Даррена и Тодда был владельцем парикмахерской; и вот один из ребят наполнил мусорный мешок обрезками чужих волос, собранными с пола в этой парикмахерской. Мы решили использовать это на прощальном концерте – разбросать все эти волосы на толпу во время последней песни. Чуть не задохнулись там вместе со всеми зрителями.

Джон Лейтон Бизер: Я тогда ходил в школу в Калифорнии и читал журнал Maximumrocknroll, чтобы быть в курсе, что там происходит в Сиэтле. И ничто не казалось мне интересным, кроме Mr. Epp. Их песня «Mohawk Men» - великая вещь.

Сьюзан Силвер: Тогда было очень крутое чувство общности, все были настоящими энтузиастами. В какой-то момент хотелось спросить себя: «Марк Арм себя клонировал? Он же просто везде!»

Джо Тоутонги: Дафф Маккаган тоже был частью панк-сцены. Это было еще до того, как он всех предал и переехал в ЛА.

Дафф Маккаган: Я был в куче разных групп, чувак. Я в своей семье был младшим из восьми детей – многие из моих братьев, сестер и соседских детей были хиппи. Так что вокруг моего дома было полно акустических гитар, барабанов. Хендрикс и Rolling Stones постоянно играли. Но мне все это казалось старьем… хотя я слушал и это. Я впервые стал видеть панковские флаеры в клубе Bird. Там были такие группы, как The Lewd, The Mentors, The Enemy, DOA, Subhumans. Они выглядели пугающе, но и захватывающе в то же время. И я тогда уже играл на гитаре – один из моих старших братьев научил меня нескольким аккордам.

Помню, по нашей улице часто проходил один чувак – шел домой из школы, и у него был розовый ирокез. И такой: «Это один из этих ребят!» Однажды я решился подойти к нему и спросить: «Хей, как дела?» Мы познакомились, его звали Крис Уттинг. Он сказал, что он пытается создать свою группу. А мы с моим другом Энди пытались тогда играть в нашей школьной группе, в репетиционной комнате нашей старшей школы в Экстейне, где были кое-какие инструменты. Крис Уттинг хотел создать группу с этим парнем из Refuzors – одна из тех групп, которые я видел на флаерах. Это был, кажется, 1978, а значит, мне было 14. Мы начали писать песни вместе с Майком Рефьюзором. Это была первая инкарнация группы, которая потом превратилась в The Vains.

Дейв Дедерер: Впервые я встретил Даффа дома у друга на вечеринке в седьмом классе. У него была шелковая рубашка, расстегнутая до пупка, он стоял рядом со стерео, ставил музыку и играл на воображаемой гитаре всю ночь. В седьмом и восьмом классе он уже был известен, как талантливый музыкант.

Дафф Маккаган: Играть с Майком Рефьюзором было офигенно – он был потрясающим. У него в квартире торчали всякие наркоманы – для меня это было в новинку, на многое открыло мне глаза. Там даже была девушка-наркоманка, которая умирала от рака. Это был так реально. Я все еще жил тогда с мамой, но они приняли меня и Энди в эту настоящую панк-рок среду. Они приняли нас такими, какими мы были – просто детьми. Тебя принимали таким, какой ты есть, и это было здорово, потому что я не припомню, чтобы меня так же принимали в школе. Меня выгнали из школы, и исключали из нее несколько раз. Так что для меня панк-тусовка стала тем местом, где я наконец вписался. Потом Майк Рефьюзор вернулся обратно к The Refuzors , ну а мы продолжили сами.

Джон Лейтон Бизер: Он (Дафф) был таким крутым. Он был самым младшим в своей семье, и его братья довели до совершенства искусство быть крутыми, а потом передали это ему. Он носил панковскую кожаную куртку в 1979 – я так хотел быть на него похожим. Потом, помню, как-то наткнулся на него неожиданно. Он сказал: «Хей, давно тебя не видел. Что слушаешь сейчас?» И я назвал три банды - Motörhead, Agent Orange и еще какую-то. Он смотрит вниз на свою куртку, и там три значка - Motörhead, Agent Orange, и та третья группа. Я такой: «Черт, он, наверное, посчитал меня полным идиотом!»

Джо Тоутонги: Дафф и я были хорошими друзьями. Я познакомился с ним, когда он играл в пинбол в музыкальном магазине на Университетской Авеню, у них там сзади были автоматы для пинбола. Пей пиво и играй в пинбол хоть часами – они были открыты до полуночи. И у них всегда играл панк-рок.

Дафф Маккаган: Мне предложили присоединиться к Fastbacks, они хотели, чтобы я играл на ударных. Ким Уорник была очень важна для меня, у нее была машина, и там играли кассеты с самой крутой музыкой. У нее было всё. Она иногда меня подвозила – я уже слушал тогда Ramones, Sex Pistols, The Clash – но она подсадила меня на Sweet, Slade и T. Rex.

Ким Уорник: Он был совсем юным, может, лет 15. Мы были в Ванкувере, Канада, у нас там было какое-то радиоинтервью. Нас спросили: «Что вы надеетесь получить, играя свою музыку?» И Дафф сказал: «Я просто хочу, чтобы кто-нибудь таскал вместо меня все мои вещи!» Нужно быть осторожнее с желаниями, они могут и сбыться.

Курт Блоч: Он играл с нами до конца 1980-х, после того как мы записали наш первый сингл [«It’s Your Birthday/You Can’t Be Happy»]. Мы очень много спорили тогда – сидели и едва ли не дрались, бросали друг в друга разные вещи, вместо того чтобы доводить дела до конца.

Дафф Маккаган: Я всегда играл по крайней мере в двух группах одновременно. Начал играть на барабанах в The Fartz как раз примерно тогда, когда мне было 17. Это было офигенно.

Блейн Кук: Он был участником The Fartz довольно короткий период времени. Мы записали сингл, «Because This Fuckin’ World Stinks», и потом Джелло Биафра захотел с нами поработать. Он дал нам 500 баксов на запись мини-альбома «World Full of Hate». Тогда ни у кого толком не было никакого оборудования – было только то, что каждый мог собрать самостоятельно. Мы все набивались в фольксваген Томма Хансона, ехали так в студию. Пленки приходилось арендовать, потому что стоили они тогда по 200 долларов. Нам удавалось сделать запись и микширование за один вечер. И еще оставались деньги, чтобы купить потом пива и бургеров в Dick’s.

Марк Арм: The Fartz были самой быстрой группой – я видел их на разогреве у The Dead Kennedys. Я тогда считал, что если барабанщик держит ритм, то не столь важно, что делают остальные участники группы. Конечно, слушая их альбом несколькими месяцами позже, я понял, что они вообще-то играли и риффы.

Джо Тоутонги: Мы вместе с ним [Даффом Маккаганом] красили пол и крыльцо для его мамы. Мы изобрели наше собственное пиво, «Brewskies от Даффа» - это было задолго до того, как пиво Duff появилось в Симпсонах. Эд Хьюлетц – вокалист Silly Killers – его мама вложила деньги в недвижимость, купив дом, и Дафф, Эд и я в нем жили. Там были безумные вечеринки каждую ночь – все просто с ума сходили в этом доме.

Блейн Кук: Я одно время называл его «Даффски».

Джон Конте: Мы оба были католиками. Католики обычно замечают друг друга – по манерам, привычкам, или по типу речи. Как музыкант, он напоминал мне Брайана Джонса – его можно было закрыть в комнате с инструментом, на котором он никогда прежде не играл, и выпустить через пятнадцать минут, и он бы уже научился. Боже, стоило только прийти с ним на вечеринку, и через пятнадцать секунд все девчонки на него буквально вешались.

Дафф Маккаган: Пол Солгер и я стали играть на гитарах вместе, и я решил пойти глубже – наша группа Ten Minute Warning стала звучать действительно тяжело, экспериментально. Наш вокалист, Стив Вервольф, был парнем с длинными волосами и татуировками, и он выливал на себя серебряную краску, пока мы играли. Грег Гилмор был барабанщиком, и он играл спиной к толпе. Это была и вправду чертовски крутая группа. Очень тяжелая, очень медленная. Она зародилась в подвале дома знакомой девчонки, где мы тогда торчали и репетировали.

Либби Кнадсон: Стив Вервольф был таким страшно-волосатым. От такого не знаешь, чего ожидать.

Джефф Амент: Мы были в таком восторге от этой группы. Они казались нам недостижимыми.

Блейн Кук: Они выгнали меня из группы одним воскресным утром, и не заплатили мне за последние концерты, на которых я играл. Таким было мое последнее воспоминание о Даффе [смеется]. Хотел получить мои 15 баксов, чтобы я мог сходить на концерт The Damned. Я потом случайно увидел Даффа и сказал: «Что за херня? Где мои 15 баксов за то шоу?» «О, мы их уже потратили на что-то другое». К счастью, я потом наткнулся еще на одного знакомого клоуна, а он как раз выиграл билеты по радио.

Дафф Маккаган: Вообще-то я не планировал покидать Сиэтл. Но то, что происходило там в ранних 1980-х… Слишком быстро начался спад. Там не было Майкрософта – был только Боинг. А у Боинга были некоторые проблемы в 1970-х, корпорация была под угрозой закрытия, и были баннеры по всему Сиэтлу: «Последний уезжающий отсюда, не забудь выключить свет». Фактически Сиэтл мог вообще перестать существовать. И это почти произошло в ранних 1980-х. Ты ехал в центр, и я клянусь, практически газеты по улице летали – как после апокалипсиса. Было очень пусто. И героин начал прокладывать свой путь к сцене. Это превратилось в эпидемию к 1983 году. Практически не было мест, где можно было бы давать концерты, кроме арендованных помещений для репетиций. Если тебе было 21 и больше, думаю, для тебя такие места нашлись бы, но для панк-сцены это не имело значения – там все были младше этого возраста. Тогда я и свалил – в августе 1984 года.

Джо Тоутонги: Помню, он хотел дать себе год на то, чтобы стать рок-звездой. У него был старый черный Maverick 1972 года, у которого как-то отказали тормоза, и он врезался на нем прямо в автосалон BMW где-то в этих краях. Но в конечном итоге рок-звездой он все-таки стал.

Джон Лейтон Бизер: Я понятия не имею, что происходило в Лос-Анджелесе, но все что я знаю о Guns N’ Roses, это то, что он (Дафф) приехал туда, искал какую-нибудь группу, нашел нескольких талантливых музыкантов и привел их в нужную форму. Аксел Роуз говорил в своих интервью: «На меня очень повлиял Элтон Джон». Ну, что бы ни происходило с Guns N’ Roses, Элтон Джон там был явно ни при чем [смеется]. Дафф пришел к ним туда и стал фактически проповедовать евангелие этим дикарям. Guns N’ Roses были первым показателем того, что то, чем мы все здесь занимались, было по-настоящему и очень серьезно.

Блейн Кук: Я помню, когда Guns N’ Roses впервые приехали с концертом в Сиэтл. Это было, кажется, в 1985 – он появился в длинном черно-красном кожаном пальто.

Марк Арм: Guns N’ Roses сыграли одно из своих первых шоу в Gorilla Gardens. Там был полностью забитый зал на концерте каких-то панков в соседнем помещении, но на Guns N’ Roses пришли в основном только друзья Даффа, очень мало народу. Я пришел, потому что видел флаер, на котором было написано: «Новая группа Даффа из ЛА», и потому что я был большим фанатом его предыдущей группы, Ten Minute Warning. Я особо ничего не помню, кроме того, что они сыграли несколько каверов на Rolling Stones. Я не мог поверить, что Дафф ушел из Ten Minute Warning и переехал в ЛА ради вот этого. Хотя потом они стали намного лучше – я видел, как они заткнули за пояс The Cult несколькими годами позже.

Дафф Маккаган: Guns N’ Roses играли на разогреве у Fastbacks. В том году я переехал в ЛА, мы создали эту группу и хотели сразу отправиться в тур, хотя у нас даже не было записано ни одного альбома. Я организовал нам панк-рок-тур – вниз по западному побережью, начиная с Сиэтла. Нам нужно было добраться до Сиэтла автостопом, потому что наша машина сломалась, не выехав даже на 150 миль от Лос-Анджелеса, и мы в итоге использовали оборудование Fastbacks. Мы были безумно уставшими. Нам понадобилось три дня, чтобы туда добраться. Мы выступили, и это было отстойно. Но для меня было весело быть там, я повидался с моими прежними товарищами.

Джон Конте: Дафф должен был добиться успеха. Я даже не думаю, что он осознанно стремился к этому; это просто должно было произойти, так или иначе.

Том Прайс: Я помню, как наткнулся на него на концерте U-Men. Он тогда очень похудел, не ел ничего в последнее время. А несколько месяцев спустя, песня Guns N’ Roses – «Welcome to the Jungle» стала хитом, и Даффски превратился в супер-рок-звезду.