Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
1. Смысл Пролога на небесах как идейной завязки трагедии (характеристика основных действующих лиц, взгляд на человека Господа и Мефистофеля, суть их спора).
2. Фауст и проблема познания
3. Образ Мефистофеля.
4. Договор Фауста и Мефисто. Идея договора.
5. Роль эпизода с Маргаритой.
6. Идейный смысл заключительной сцены 1 части.
Литература:
1. Прочитать 1 часть трагедии Гете «Фауст».
для конспектирования –
1. Аникст А.А. «Фауст» Гёте / А.А. Аникст. – М. : Просвещение, 1979. – 240с.
2. Тураев С. Гёте в школе/ С.Тураев. – М. : Наука, 1950. – 240с.
дополнительная –
1. История немецкой литературы: В 5-ти тт. / под общ. ред. Н.И. Балашова – М. : Наука, 1963. – Т.2. – 460 с.
2. Пронин В.А. История немецкой литературы : учеб. пособие. / В.А. Пронин. – М. : Университетская книга; Логос, 2007. – 384 с.
Приложения
Приложение 1: Тема любви в испанской поэзии XVI–XVII вв.
1. У. Шекспир (1564–1616)
Сонет 18
Сравню ли с летним днём твои черты?
Но ты милей, умеренней и краше.
Ломает буря майские цветы,
И так недолговечно лето наше!
То нам слепит глаза небесный глаз,
То светлый лик скрывает непогода.
Ласкает, нежит и терзает нас
Своей случайной прихотью природа.
А у тебя не убывает день,
Не увядает солнечное лето.
И смертная тебя не скроет тень –
Ты будешь вечно жить в строках поэта.
Среди живых ты будешь до тех пор,
Доколе дышит грудь и видит взор.
Луис де Гонгора-и-Арготе (1561–1627)
Пока руно волос твоих течёт
Как золото в лучистой филиграни,
И не светлей хрусталь в изломе грани,
Чем нежной шеи лебединый взлёт,
Пока соцветье губ твоих цветёт
Благоуханнее гвоздики ранней
И тщетно снежной лилии старанье
Затмить чела чистейший снег и лёд,
Спеши изведать наслажденье в силе,
Сокрытой в коже, в локоне, в устах,
Пока букет твоих гвоздик и лилий
Не только сам бесславно не зачах,
Но годы и тебя не обратили
В золу и землю, в пепел, дым и прах.
( Перевод С. Гончаренко)
3.Франсиско де Кеведо-и-Вильегас (1580–1645)
Мстительный сонет в форме совета красавице, утратившей былую прелесть
Какая тягостная тишина
Теперь, Лаура, под твоим балконом,
Где так недавно голосом влюблённым
Гитары томной вторила струна!
Но что поделать? Бурная весна
Впадает в осень, и по всем законам
Мертвеет свет зари в стекле оконном,
А кровь и кудри метит седина.
Препоручи же зеркало Венере,
Красавица, сводившая с ума,
И не сходи теперь с ума сама,
Разглядывая в нём свои потери, –
Увы, весна ушла, и ныне в двери
Стучит не осень даже, а зима.
( Перевод С. Гончаренко)
Джон Донн (1572–1631)
Прощание, запрещающее печаль.
Так незаметно покидали
Иные праведники свет,
Что их друзья не различали
Ушло дыханье, или нет.
И мы расстанемся бесшумно…
Зачем вздыхать и плакать нам?
Кощунством было бы безумным
Открыть чужим глазам.
Вселяют страх землетрясенья,
Они предвестья грозных бед…
Но меньше нам грозят движенья
Небесных сфер или планет.
Как тягостны часы разлуки
Сердцам любовников земных…
Уходят с ней глаза и руки,
Всё то, что радовало их.
Любви возвышенной границы
Еще таинственны для нас…
Но не боимся мы лишиться
Ни милых рук, ни губ, ни глаз.
Ведь стали две души одною,
Их мой отъезд не разорвёт…
Так слитка золото литое
В тончайший лист кузнец куёт.
А если две их, то, пожалуй,
Они, как в циркуле, вдвоём…
Одна недвижно в центре встала,
Другая движется кругом.
Одна застыла в центре круга,
Но и она не просто ждёт,
А всё стремится за подругой,
Пока обратно не вернёт.
Так предстанешь в час урочный,
Мне трудный озаряя путь…
Но ты мой круг очертишь точно,
Чтоб я сумел его замкнуть!
Распад
Она мертва… А то, что умирает,
Вмиг превращает в атомы распад.
Скреплённые невидимым союзом,
Частицы сходные кружатся в нас.
И атомы её в меня влетают,
Они во мне недвижимо лежат
И бесполезным, и тяжёлым грузом,
Сильнее, больше душат каждый час.
А пламень страсти, вздохов лёгких стая,
И влага слёз, и боль моя земная, –
Всё это – плоть мою и кровь –
Всё уничтожила любовь…
Но и она меня губила умирая,
И я живу, страданьями томим,
Вздувая пламя топливом своим.
В победных войнах алчные владыки,
С врагов своих собрав побор великий,
Быстрее гибнут от безмерных трат, –
Так смерть её и мне сулит распад:
Скопленье атомов мне гибель предвещает…
Вслед за душою ушедшею спеша,
Её настигнет на лету моя душа:
Так пуля, что вдогонку вылетает
С зарядом большим, первую в дороге нагоняет.
(Перевод Б. Томашевского)
ПРИЛОЖЕНИЕ 2.
Пьер КОРНЕЛЬ «Сид».
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Дон Родриго, Химена. Эльвира.
Дон Родриго
Разя виновного, не домогайтесь казни,
Но сами жизнь его прервите без боязни.
X и м е н а
Эльвира, мыслимо ль? Нет сил перенести!
Родриго у меня! Родриго смел прийти!
Дон Родриго
Пролейте кровь мою; вкусите наслажденья
И гибели моей, и вашего отмщенья.
(…)
Химена
Убери чудовищный клинок!
В нем страшный для меня и гибельный упрек.
Дон Родриго
Смотри бестрепетно, чтобы с судьбой не спорить,
Чтобы разжечь свой гнев и мой конец ускорить.
X и м е н а
Ведь эта кровь — моя.
Дон Родриго
Окрась его моей.
Ты этим истребишь последний след твоей.
X и м е н а
Жестокий человек, отца мечом разящий
И зрелищем меча дочь павшего казнящий!
Прочь, убери его, с ним я не вижу дня;
Ты просишь выслушать — и мучаешь меня;
Дон Родриго
Я подчинюсь тебе, но мысли не покину
Принять из рук твоих желанную кончину;
Затем, что даже страсть не может мне велеть
О мной содеянном бесславно пожалеть.
Непоправимый миг, рожденный жарким спором,
Похитил честь отца, меня покрыл позором.
Позор пощечины нельзя перенести;
Я тотчас должен был обидчика найти;
Я разыскал его, и кровь бесчестье смыла;
Я так бы сделал вновь, когда бы нужно было.
Но противу меня и моего отца
Мой пламень за тебя боролся до конца;
Суди, как он могуч: лишенный кровной чести,
Я мог раздумывать, свершать ли дело мести.
Колеблясь, что избрать — твой гнев или позор,—
Я думал, что мой меч, быть может, слишком скор,
Я обвинял себя в чрезмерном озлобленье;
И красота твоя взяла бы верх в боренье,
Когда б я не отверг призыва милых чар,
Сказав, что низок тот, кто может снесть удар,
Что та, кто доблестным меня привыкла видеть, Уничиженного должна возненавидеть,
Что, уступив любви всесильному огню,
Я малодушием твой выбор оскверню.
Я это вновь скажу; и, не тая страданья,
Я до последнего готов твердить дыханья:
Обречь тебя тоске я должен был, любя,
Чтоб смыть с себя позор и заслужить тебя.
Но, заплатив сполна мой долг отцу и чести,
Я должен в свой черед стать жертвой правой мести:
Я здесь, и я тебе мою вручаю кровь.
Я выполнил свой долг и выполняю вновь.
Ты мертвого отца должна ответить кличу,
И я бы не посмел отнять твою добычу:
В крови убитого да будет распростерт
Тот, кто ее пролил и этой местью горд.
X и м е н а
Увы, хотя вражда нас развела далеко,
Родриго, я к тебе не обращу упрека;
И, дань страдания платя моей судьбе,
Тебя я не виню, я плачу о себе.
Я знаю хорошо, что, если честь задета,
Бесстрашье требует достойного ответа;
То, что ты выполнил, был только долг прямой;
Но, выполнив его, ты мне открыл и мой.
Победа мрачная была твоя по праву:
Отмщая за отца, свою соблюл ты славу;
И я свой трудный долг исполню до конца:
Я славу соблюду, отмщая за отца.
Как я мучительно испытана судьбою!
Когда бы мой отец сражен был не тобою,
То в близости твоей я бы могла найти
Опору верную на горестном пути,
И я бы злой тоски не чувствовала жала,
Когда б твоя рука мне слезы осушала.
Но я, лишась отца, лишаюсь и тебя,
Во имя гордости любимого губя;
И долга страшного убийственная сила
На гибель милого меня вооружила.
Затем, что даже страсть не может мне велеть
Пред казнию твоей бесславно оробеть.
Хоть нежность за тебя восстать еще готова,
Я быть должна, как ты, бесстрашна и сурова:
Достойному меня долг повелел отмстить;
Достойная тебя должна тебя убить.
Дон Родриго
Тогда не медли же свершить веленье чести:
Я голову мою твоей вручаю мести;
Да будет суд ее безжалостен и скор;
Отраден твой удар, отраден приговор.
Призвать к возмездию неспешную расправу —
Замедлит казнь мою, твою замедлит славу.
Счастливой смерти миг своей рукой означь.
X и м е н а
Я обвинитель твой, но я не твой палач.
Ты клонишь голову, но мне ль ее касаться?
Я обличать должна, ты должен защищаться;
Я казни требую, убийцу я виню,
Но я с тобой сужусь, а не сама казню.
Дон Р о д р и г о
Хоть нежность за меня восстать еще готова,
Ты быть должна, как я, бесстрашна и сурова;
А в отомщении заемною рукой
Суровости, поверь, не будет никакой;
Моя рука одна была защитой чести,
Твоя рука одна да служит делу мести.
X и м е н а
Жестокий! Не терзай отмщающую дочь!
Ты мстил без помощи — и хочешь мне помочь!
Я поступлю, как ты, и в этой тяжбе правой
Я не намерена с тобой делиться славой
И в помощь не зову, мстя за родную кровь,
Твое отчаянье или твою любовь.
Дон Родриго
О, непреклонный дух! Ужели все старанья
Бессильны для меня добиться состраданья?
Во имя ли отца, во имя ли любви
Отмсти иль пожалей, но жизнь мою прерви!
Пасть от твоей руки мне будет меньшей казнью,
Чем жить, казнимому твоею неприязнью.
X и м е н а
Ах, нет ее во мне!
Дон Родриго
Найди!
X и м е н а
Я не могу.
Дон Родриго
Что скажут о тебе, прощающей врагу?
На преступление ответствуя любовью,
Какие поводы ты подаешь злословью!
Заставь его молчать и, честь свою храня,
Не медли долее и умертви меня.
(…)
X и м е н а
Хотя мой правый гнев смущаем так тревожно,
—Для мщенья за отца исполнить все, что можно;
Но я бы все-таки счастливою была,
Когда бы ничего исполнить не могла.
Дон Родриго
О, дивная любовь!
X и м е н а
О, страшный миг разлуки!
Дон Родриго
Как много за отцов мы примем слез и муки!
X и м е н а
Родриго, кто бы ждал?
Дон Родриго
Химена, кто бы мог?
X и м е н а
Чтоб радость всех надежд пресек столь горький рок!
Дон Родриго
Чтоб возле пристани внезапное ненастье
Так неожиданно разбило наше счастье!
ПРИЛОЖЕНИЕ 3
МОЛЬЕР «ТАРТЮФ».
ДЕЙСТВИЕ 3
ЯВЛЕНИЕ V
Оргон, Эльмира, Дамис, Тартюф.
Дамис
У нас здесь новости для вас припасены,
И вы окажетесь весьма удивлены.
Вы ваши милости дарили не без прока,
И этот господин вам отплатил широко.
Не зная, что в своем усердье изобресть,
Он, наконец, решил похитить вашу честь,
И здесь я слышал сам, как вашей он супруге
Поведал о своем любовном к ней недуге.
Она, по кротости и доброте души,
Хотела это все похоронить в тиши,
Но я потворствовать бесстыдству не желаю
И счел бы, что, смолчав, я вас же оскорбляю.
Оргон
Что слышу я? Творец! Как? Мыслимо ли это?
Тартюф
Да, брат мой, я злодей, гад, поношенье света,
Несчастная душа, погрязшая во зле,
Последний негодяй из живших на земле.
Мой каждый помысел исполнен гнусной скверны,
Вся жизнь моя — злодейств клубок неимоверный,
Но небо, наконец, грехи мои казня,
По справедливости унизило меня.
И в чем бы вы меня не обвинили ныне,
Я свой удел приму без гнева и гордыни.
Так верьте же всему, творите ваш закон
И, как преступника, меня гоните вон.
Какое бы меня глумление не ждало,
Мне, по моим делам, еще все будет мало.
Оргон
(сыну)
А, плут! Ты думаешь, что этой клеветой
Затмится чистота души его святой?
Дамис
Как! Двоедушное смиренье лицемера
Вас может убедить...
Оргон
Молчи! Всему есть мера.
Тартюф
Нет, пусть он говорит, и я просил бы вас
Принять с доверием услышанный рассказ.
Он, без сомнения, вполне правдоподобен.
Почем вы знаете, на что Тартюф способен?
Или вас видимость в обман успела ввесть
И вы считаете, что лучше я, чем есть?
Нет-нет, по внешности меня судить не нужно,
И я совсем не то, чем я кажусь наружно.
Все думают, что я — безгрешная душа,
А правда то, что я не стою ни гроша.
(Обращается к Дамису.)
Бичуйте же меня, зовите кровопийцей,
Злодеем, извергом, разбойником, убийцей,
Еще позорнее давайте имена.
Я спорить не хочу, я заслужил сполна
И всякое клеймо приму, склонив колени,
Как воздаяние за годы преступлений.
О р г о н (Тартюфу)
Нет, это слишком, брат!
(сыну)
А ты — ты сердцем глух, Предатель!
Д а м и с
Эта речь вам так ласкает слух...
О р г о н
Молчи, негодник!
(Поднимая Тартюфа.) Брат, ах, встаньте, умоляю!
(сыну)
Злодей! Он мог...
Тартюф
Мой брат, не гневайтесь, я богом вас молю.
Я был бы рад пойти навстречу пытке злейшей,
Чтоб от царапины спасти его малейшей.
Дамис
Я...
О р г о н
Ни слова!
Я знаю, почему ты оскорбил святого:
Он ненавистен вам — и вот я вижу вдруг
Восставших на него жену, детей и слуг;
Вы прибегаете к бесстыдным всяким ковам,
Чтоб этот праведник не жил под нашим кровом.
Но чем усерднее хотят его изгнать,
Тем крепче я хочу с собой его связать,
И дочери моей он должен стать супругом,
Чтоб дерзостной семье воздалось по заслугам.
Д а м и с
Ее хотят вести насильно под венец?
О р г о н
Да, да, сегодня же, назло вам всем, наглец!
А! Я вас не боюсь! Пусть всякий здесь узнает,
Кто в доме господин и кто повелевает.
Скажи, что ты солгал, негодный плут, и сам
Проси прощения, упав к его ногам.
Д а м и с
Я? У мошенника? Чтоб перед этой дрянью...
О р г о н
А! Ты упорствуешь и отвечаешь бранью?
Где палка? Палка где?
(Тартюфу)
Нет-пет, оставьте нас! (сыну)
Вон! Из дому изволь убраться сей же час
И больше моего не преступать порога!
Д а м и с
Ну что ж, я ухожу, но...
О р г о н
Скатертью дорога!
Отныне ты лишен наследства, и притом
Ты проклят, висельник, твоим родным отцом.
ПРИЛОЖЕНИЕ 4.
ФРИДРИХ ШИЛЛЕР «РАЗБОЙНИКИ»
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Карл Моор (…) Это мне-то сдавить свое тело шнуровкой, а волю зашнуровать законами? Закон заставляет ползти улиткой и того, кто мог бы взлететь орлом! Закон не создал ни одного великого человека, лишь свобода порождает гигантов и высокие порывы. Проникши в брюхо тирана, они потворствуют капризам его желудка и задыхаются от его ветров! О, если бы дух Германа восстал из пепла! Поставьте меня во главе войска таких молодцов, как я, и Германия станет республикой, пред которой и Рим и Спарта покажутся женскими монастырями. (Бросает шпагу на стол и встает.)
(…)
Шпигельберг (становится посреди них и говорит голосом заклинателя). Итак, если в вас есть еще хоть капля крови германских героев,— за мной! Мы поселимся в богемских лесах, соберем шайку разбойников и... Что вы на меня уставились? Смелость-то уже испарилась?(…)
Роллер. Послушай, Моор! Как ты думаешь, ведь разбойничать лучше, чем сидеть на хлебе и воде в подземелье?
Моор. (…)... И что же? О, если рассказать, это покажется злобным пасквилем на род человеческий. И что же, что? О, если бы я мог протрубить на весь мир в рог восстания и воздух, моря и землю поднять против этой стаи гиен!
Роллер. Да послушай же, Моор! Ты от бешенства ничего не слышишь.
Моор. Прочь! Прочь от меня!(…) Я так несказанно любил его! Ни один сын не любил так своего отца! Тысячу жизней положил бы я за него! (Топает ногой.) О, кто даст мне в руки меч, чтобы нанести жгучую рану людскому племени, этому порождению ехидны! Кто скажет мне, как поразить самое сердце его жизни, раздавить, растерзать его, тот станет мне другом, ангелом, богом! Я буду молиться за него!
Роллер. Такими друзьями мы и хотим стать. Выслушай же нас!
Шварц. Пойдем с нами в богемские леса! Мы наберем шайку разбойников, а ты...
Моор дико смотрит на него.
Швейцер. Ты будешь нашим атаманом! Ты должен быть нашим атаманом!
Шпигельберг (со злостью бросается в кресла). Холопы! Трусы!
Моор. Кто нашептал тебе эти слова? Послушай, брат! (Хватает Шварца за руку.) Ты извлек их не со дна твоей души — души человека. Кто нашептал тебе эту мысль? Да, клянусь тысячерукой смертью, мы это сделаем! Мы должны это сделать! Мысль, достойная преклоненья! Разбойники и убийцы! Клянусь спасением души моей — я ваш атаман!
В с е (с шумом и криками). Да здравствует атаман!
Шпигельберг (вскакивая, про себя). Атаман, покуда я его не спроважу!
Моор. Точно бельмо спало с глаз моих! Каким глупцом я был, стремясь назад в клетку! Дух мой жаждет подвигов, дыханье — свободы! Убийцы, разбойники! Этими словами я попираю закон. Люди заслонили от меня человечество, когда я взывал к человечеству... Прочь от меня, сострадание и человеческое милосердие! У меня нет больше отца, нет больше любви!.. Так пусть же кровь и смерть научат меня позабыть все, что было мне дорого когда-то! Идем! Идем! О, я найду для себя ужасное забвение! Решено — я ваш атаман! И благо тому из нас, кто будет всех неукротимее жечь, всех ужаснее убивать; ибо, истинно говорю вам, он будет награжден по-царски! Становитесь все вокруг меня, и каждый да поклянется мне в верности и послушании до гроба! Пожмем друг другу руки!
Все (протягивая ему руки). Клянемся тебе в верности и послушании до гроба.
М о о р. А моя десница будет порукой, что я преданно и неизменно, до самой смерти, останусь вашим атаманом! Да умертвит эта рука без промедления того, кто когда-нибудь струсит, или усомнится, или отречется! И пусть так же поступит со мною любой из вас, если я когда-нибудь нарушу свою клятву. Довольны вы?
(Шпигельберг в бешенстве бегает взад и вперед.)
Все (бросая вверх шляпы). Довольны! Довольны!
Моор. Итак, в путь! Не страшитесь ни смерти, ни опасностей! Ведь нами правит неумолимый рок: каждого настигнет конец — будь то на мягкой постели, в чаду кровавой битвы, на виселице или на колесе. Другого удела нет.
Шпигельберг (глядя им вслед, после некоторого молчания), В твоем перечне остался пробел. Ты не назвал яда. (Уходит)
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Моор (…) (С горьким смехом.) Богемские леса! Да, за это надо платить!
Шварц. Успокойся, атаман! Идем с нами! Тебе нечего здесь делать. Веди нас дальше!
Разбойник Моор. Стой! Еще одно слово, прежде чем двинуться в путь. Запомните вы, злорадные исполнители моих варварских велений! С этого часа я перестаю быть вашим атаманом, С ужасом и стыдом бросаю я здесь мой кровавый жезл, повинуясь которому вы мнили себя вправе совершать преступления, осквернять божий мир. Идите па все четыре стороны. Одни! Пусть нас ничто больше не связывает.
Разбойники. А, .малодушный! Где твои великие планы? Или они — только мыльные пузыри, лопнувшие от одного вздоха женщины?
Разбойник Моор. О, я глупец, мечтавший исправить свет злодеяниями и блюсти законы беззаконием! Я называл это мщением и правом! Я дерзал, о провидение, стачивать зазубрины твоего меча, сглаживать твои пристрастия! Но... О, жалкое ребячество! Вот я стою у края ужасной бездны и с воем и скрежетом зубовным познаю, что два человека, мне подобных, могли бы разрушить все здание нравственного миропорядка! Умилосердись, умилосердись над мальчишкой, вздумавшим предупредить твой суд! Тебе отмщение, и ты воздашь! Нет нужды тебе в руке чело-веческой. Правда, я уже не властен воротить прошедшее. Загубленное мною — загублено. Никогда не восстановить поверженного! Но я еще хочу умиротворить поруганные законы, уврачевать израненный мир. Ты требуешь жертвы, жертвы, которая всему человечеству покажет нерушимое величие твоей правды. И эта жертва — я! Я сам должен принять смерть за нее.
Разбойники. Отнимите у него кинжал!.. Он заколет себя!
Разбойник Моор. Дурачье, обреченное на вечную слепоту! Уж не думаете ли вы, что смертный грех искупают смертным грехом? Или, по-вашему, гармония мира выиграет от богопротивного диссонанса? (С презрением швыряет оружие к их ногам.) Они получат меня живым! Я сам отдамся в руки правосудия!
Разбойники. В оковы его! Он сошел с ума!
Разбойник Моор. Нет! Я не сомневаюсь, рано или поздно, правосудие настигнет меня, если так угодно провидению.(…)
Разбойники. Пусть идет! Он высокопарный хвастун! Он меняет жизнь на изумление толпы.
Разбойник Моор. Да, я вправду могу вызвать изумление. (После короткого раздумья.) По дороге сюда я, помнится, разговорился с бедняком. Он работает поденщиком и кормит одиннадцать ртов... Тысяча луидоров обещана тому, кто живым доставит знаменитого разбойника. Что ж, бедному человеку они пригодятся!
ПРИЛОЖЕНИЕ 6.
И. – В. ГЁТЕ «ФАУСТ»
ПРОЛОГ НА НЕБЕСАХ
Господь, архангелы, потом Мефистофель
Рафаил
Звуча в гармонии вселенной
И в хоре сфер гремя, как гром,
Златое солнце неизменно
Течет предписанным путем.
Непостижимость мирозданья
Дает нам веру и оплот,
И словно в первый день созданья,
Торжественен вселенной ход!
Гавриил
И с непонятной быстротою,
Кружась, несется шар земной;
Проходят быстрой чередою
Сиянье дня и мрак ночной;
Бушует море на просторе,
У твердых скал шумит прибой,
Но в беге сфер земля и море
Проходят вечно предо мной.
Михаил
Грозя земле, волнуя воды,
Бушуют бури и шумят,
И грозной цепью сил природы
Весь мир таинственно объят.
Сверкает пламень истребленья,
Грохочет гром по небесам,
Но вечным светом примиренья
Творец небес сияет нам.
Все трое
И крепнет сила упованья
При виде творческой руки:
Творец, как в первый день созданья,
Твои творенья велики!
Мефистофель
Опять, о господи, явился ты меж нас
За справкой о земле, – что делается с нею!
Ты с благосклонностью встречал меня не раз –
И вот являюсь я меж челядью твоею.
Прости, не мастер я по части громких слов;
Но если б пышный слог я в ход пустить решился.
Сам рассмеялся б ты – ручаться я готов, –
Когда б от смеха ты давно не отучился.
Мне нечего сказать о солнцах и мирах:
Я вижу лишь одни мученья человека.
Смешной божок земли, всегда, во всех веках
Чудак такой же он, как был в начале века!
Ему немножко лучше бы жилось,
Когда б ему владеть не довелось
Тем отблеском божественного света,
Что разумом зовет он: свойство это
Он на одно лишь смог употребить –
Чтоб из скотов скотиной быть!
Позвольте мне — хоть этикет здесь строгий –
Сравненьем речь украсить: он на вид –
Ни дать ни взять кузнечик долгоногий,
Дата: 2019-03-05, просмотров: 505.