К началу XX в. территория Российской Империи увеличилась до 22,2 млн км2. По размеру она занимала второе место в мире (после Британской империи). К 1913 г. численность населения возросла до 165 млн чел. Городское население составляло примерно 18 % от общего числа жителей России, что свидетельствует о том, что в стране по-прежнему преобладал аграрный сектор экономики. В начале XX в. стал очевидным процесс переселения крестьянства из центральных в восточные и южные районы России. Переселенцы в основном оседали в районах Западной Сибири и в регионах степной полосы. Однако основная часть населения проживала в европейской части России.
Россия представляла собой многонациональное государство, в котором проживало более ста различных народностей и национальных групп. Преобладающее место в ее населении занимали русские (более 40 %), украинцы (18 %), белорусы (4 %). На западе страны - в Прибалтике, Финляндии, Польше - население обладало различными формами автономии. Наиболее полной автономия была у Финляндии, где сохранилось свое законодательство, парламент и денежная система.
В социально-политическом строе России переплетались старые и новые черты. Сохранялась сословная градация общества и привилегированное положение отдельных социальных групп. Отсутствовали демократические свободы, была запрещена (до 1905 г.) деятельность политических партий и профессиональных союзов. Вся законодательная и исполнительная власть была сосредоточена в руках царя, самодержавно правившего Россией и опиравшегося в основном на дворянство. Новые черты в социальной структуре возникали вследствие изменений в экономике страны. Модернизация ускорила образование классов капиталистического общества - буржуазии и пролетариата. Она же вызвала размывание сословного деления, изменение социального лица помещиков и крестьян.
Дворяне владели большим земельным фондом и играли заметную роль в сельском хозяйстве. Они во многом определяли политическую жизнь страны, занимали ключевые посты в центральных и местных органах управления. Под влиянием развития капитализма дворянство все более обуржуазивалось и было готово к политическому сотрудничеству с буржуазией.
Крестьяне являлись самой многочисленной социальной группой (ок. 80 % населения). Они были основным податным и наиболее бесправным сословием. До реформы 1906 - 1910 гг. они не могли свободно распоряжаться своими наделами и платили выкупные платежи, подвергались телесным наказаниям (до 1905 г.).
Под влиянием капиталистической эволюции сельского хозяйства ускорилось социальное расслоение крестьян: 3 % превратились в сельскую буржуазию (их называли кулаками), около 15 % стали зажиточными. Остальная масса вела полупатриархальное натуральное хозяйство и служила источником наемной рабочей силы в деревне и городах. Несмотря на разницу в положении зажиточных и бедняков, все крестьяне боролись против помещичьего землевладения. Аграрно­крестьянский вопрос оставался наиболее острым в политической жизни страны.
К 1913 г. численность наемных рабочих составляла примерно 18 млн чел., из них индустриальных рабочих - 4,2 млн чел.
По утверждению В.И. Ленина, сила промышленного пролетариата заключалась в том, что он уже сложился как класс, господствовал «над центром и нервом всей хозяйственной системы капитализма», был наиболее политически сознателен и организован (имел свою политическую партию).
Не менее примечательная была и промышленная российская буржуазия. Она начала складываться на базе торговой буржуазии и оформилась в класс во 2-й половине XIX века. Делилась на крупную, среднюю и мелкую. Крупная и средняя была тесно связана с помещиками, дворянами, нуждалась в них как экономически, так и политически, поэтому добивалась выгодных условий для бизнеса и союза с царизмом. По переписи 1897 года численность крупной буржуазии составляла примерно 1,5 млн чел. и 0,9 млн чел. - рантье.
Мелкая буржуазия была численностью вдвое выше, более активна политически. Источником ее пополнения были выходцы из кустарной, промысловой промышленности, кулачества, ларьковой и «мелочной» торговли. По своей политической роли была неустойчива, конъюнктурна. В удачные доходно-прибыльные времена поддерживала самодержавие; при ухудшении экономического состояния нередко становилась союзником пролетариата. Однако всегда недоброжелательно относилась к крупной буржуазии. Последняя была интернациональна; значительная часть в ней была выходцы из Германии, Франции, Англии; немало было армян, азербайджанцев, евреев.
Эта особенность объективно вызывала глубокие противоречия и острые проблемы в социально-экономической жизни общества. Главными из них были:
- существование неограниченной монархии, объективно враждебной интересам народов России;
- наличие помещичьего землевладения, обрекавшего крестьян России на малоземелье и низкий уровень жизни;
- рост национальных противоречий;
- социальная война между рабочим классом, беднейшим крестьянством против капиталистической эксплуатации.
Социальные противоречия и неспособность правительства решить важнейшие политические проблемы привели в начале XX века к глубокому социально-политическому кризису. Он выражался в борьбе трудящихся против самодержавно-полицейского строя, в создании леворадикальных политических партий и либеральных оппозиционных союзов, в спорах внутри правящей верхушки и колебаниях правительственного курса. Все эти социально­политические противоречия и проблемы обострились в условиях глубокого экономического кризиса, который Россия, как и все европейские державы, переживала в начале столетия.
Выход из кризиса царское правительство видело в «маленькой победоносной войне». Но русско-японская война (27 января 1904 - 23 августа 1905 гг.) еще более обострила политическую и экономическую обстановку в стране, стала мощным катализатором первой буржуазно-демократической революции в России.
Экономика России на рубеже XIX - XX вв. развивалась в условиях нарастающих противоречий между сложившимся к этому времени промышленно - капиталистическим производством и сохранившими свою силу в сельском хозяйстве полукрепостническими формами собственности и эксплуатации. Развитие капитализма в России тормозила самодержавная политическая система, господство помещичьего землевладения и сословная структура общества. Вопреки этим факторам в экономике страны происходил интенсивный рост промышленного предпринимательства, совершенствование организации промышленного производства, дальнейшее его техническое перевооружение, значительное увеличение удельного веса наемных рабочих в народном хозяйстве, повышение их культурного и профессионального уровня.
В 1893 г. в России начался промышленный подъем, в результате которого в начале ХХ в. окончательно сложилась система российского капитализма с ее экономическими, социальными и политическими особенностями.
Рост производства происходил во всех отраслях промышленности. Наиболее высокие темпы были в металлургии, машиностроении и горнозаводской промышленности. Продукция черной металлургии за 1893 - 1899 гг. увеличилась более чем в три раза, причем прирост происходил главным образом за счет новых, лучше оснащенных металлургических заводов юга России. В три раза увеличилось производство и в машиностроении, основной продукцией которого было оборудование для железных дорог.
Быстрые темпы роста тяжелой промышленности требовали увеличения добычи топлива: производство нефти возросло более чем в два с половиной раза, а каменного угля - почти в три раза.
Продолжался подъем в области железнодорожного строительства, в которое вкладывались огромные государственные средства. За 1890 - 1900 гг. протяженность железных дорог увеличилась с 31 до 58 тыс. верст. Особое значение имели железнодорожные магистрали, которые связали промышленный центр с окраинами.
По абсолютным размерам производства на первом месте продолжала оставаться текстильная промышленность, но по темпам своего роста она значительно уступала отраслям тяжелой промышленности.
Итогом промышленного подъема 1893 - 1899 гг. явилось не только общее увеличение (более чем в два раза) продукции промышленности, но и значительная концентрация производства, повышение производительности труда и техническое перевооружение предприятий.
За промышленным подъемом последовал кризис 1900 - 1903 гг. Он охватил все развитые капиталистические страны, но для России он оказался особенно тяжелым и длительным. Объем производства сокращался на всех предприятиях. Около трех тысяч средних и мелких предприятий закрылись. Усилилась концентрация производства, особенно в важнейших отраслях промышленности - металлургической, машиностроительной, топливной.
В отличие от капиталистических стран Европы, где с 1904 г. начался восходящий цикл экономического развития, сменившийся в 1907 г. новым промышленным кризисом, Россия пережила длительную полосу экономической депрессии. Застой в промышленном развитии был связан с ухудшением финансового состояния страны в результате огромных затрат на ведение русско-японской войны 1904 - 1905 гг. и с дефицитом государственного бюджета. Другим фактором, отразившимся на экономическом состоянии страны, явилась революция 1905 - 1907 гг. Массовое забастовочное движение в значительной степени дезорганизовало производство. Русские и иностранные предприниматели, напуганные размахом революции, свертывали производство, прекратился прилив средств в промышленность.
Несмотря на указанные неблагоприятные факторы, за 1900 - 1908 гг. численность рабочих увеличилась на 432 тыс. человек, а объем промышленной продукции возрос на 37 %.
С конца 1909 г. полоса длительной депрессии сменилась новым промышленным подъемом. Самые высокие темпы производства наблюдались в наиболее крупных и монополизированных отраслях - топливной, черной и цветной металлургии, машиностроении. В значительной степени рост производства этих отраслей промышленности был обусловлен огромными государственными заказами на военные нужды. На улучшение экономической ситуации оказали влияние и высокие урожаи 1909 - 1913 гг. (за исключением 1911 г.); стало возможным в небывалых размерах повысить экспорт хлеба, к тому же на мировом рынке цены на хлеб возросли на 35 %.
В годы промышленного подъема темпы роста производства в ряде ведущих отраслей промышленности были выше, чем в высокоразвитых странах Европы и США. Например, объем выпускаемой продукции в машиностроении увеличился в эти четыре года в полтора раза, причем значительно расширился ассортимент машин и механизмов. Высокими темпами развивались пищевая и хлопчатобумажная промышленность. Значительно возросла сеть железных дорог, которая к 1913 г. составила 64 тыс. верст (без учета Финляндии, КВЖД и местных).
Однако промышленный подъем 1909 - 1913 гг. не вызвал появления на карте новых промышленных центров, как это было в конце 1890-х гг. Основная часть промышленного производства сосредоточивалась в старых промышленных районах, но внутри этих районов произошли некоторые структурные изменения. Так, в Центрально-промышленном районе существенно поднялся удельный вес тяжелой промышленности - район стал крупным центром машиностроения. В Северо-Западном районе выросли крупные предприятия текстильной и химической промышленности. В Бакинском районе, который продолжал оставаться основным нефтедобывающим центром страны, выросли предприятия нефтяного машиностроения.
В конце XIX - начале XX века в России, как и других капиталистических странах, получили распространение монополистические объединения в промышленности, торговле, на транспорте. Первые монополии возникли в России в 80-е годы XIX в. в металлургической промышленности и в транспортном машиностроении. В организационном отношении временные монополистические союзы 80 - 90-х годов представляли собой картели - такую форму объединения, участники которого заключали соглашение о регулировании объемов производства, условиях сбыта продукции и найме рабочих в целях извлечения монопольной прибыли. Участники картеля сохраняли производственно - коммерческую самостоятельность. Впоследствии большинство картелей перерастали в синдикаты - объединения, где распространение заказов, закупка сырья и реализация произведенной продукции осуществлялись через единую сбытовую контору. В синдикате сохранялась производственная, но утрачивалась коммерческая самостоятельность предприятий. Наиболее высокой формой монополистического объединения являлся трест. Тресты монополизировали не только сбыт, но и производство в определенной отрасли промышленности, поэтому они объединяли те предприятия, в которых производилась однородная продукция. У входивших в трест предприятий утрачивалась их коммерческая и производственная самостоятельность.
Обычно сосуществовали все три названных типа промышленных монополистических объединений, но при преобладании одного из них. Для России начала ХХ в. были характерны объединения в форме синдикатов.
Экономический кризис 1900 - 1903 гг. дал новый толчок монополизации промышленности. Складываются устойчивые связи между предприятиями и банками. Монополизации промышленности способствовала и экономическая политика царского правительства, которое видело в ней средство спасения крупных предприятий от краха в годы кризиса.
Крупнейшим промышленным монополистическим объединением в России был возникший в 1902 г. синдикат «Продамет» («Общество для продажи изделий русских металлургических заводов»). Хотя он объединил не более 20 % заводов этой отрасли, они производили 80 % всей продукции на сумму 255 млн рублей (данные 1910 г.).
В 1902 г. был образован синдикат «Трубопродажа», куда вошли все предприятия трубопрокатного производства. Монополистическое объединение в цветной металлургии «Медь» (1907 г.) выступало от имени торговых обществ, но за его спиной стояла обосновавшаяся в Москве германская торговая фирма «Boray», получившая от русского правительства монопольное право на продажу меди. Заключив соглашение с меднопрокатными заводами, она лишила их самостоятельности в покупке меди и в продаже изделий из нее.
Высокого уровня монополизация достигла в нефтяной промышленности, где монополистические соглашения охватили не только весь внутренний рынок, но и экспортный. В этой отрасли действовали две главные фирмы - товарищество «Братья Нобель» и общество «Мазут», которые представляли собой монополии высшего типа. В 1905 г. они заключили между собой соглашение, монополизировавшее 77 % торговли нефтепродуктами.
В каменноугольной промышленности синдикат «Продуголь» («Общество для торговли минеральным топливом Донецкого бассейна», основано в 1904 г.) объединил предприятия с 75 % всей добычи угля в этом бассейне.
Монополистические объединения действовали в морском и речном судоходстве. Так, в 1903 г. возник синдикат «Объединенное товарищество транспортирования и страхования грузов в Персии», монополизировавший все грузопотоки на Каспийском море.
Годы экономического подъема (1909 - 1913) стали временем создания монополий высшего типа - трестов и концернов. Возникли такие комбинированные объединения, которые включали предприятия, осуществлявшие все стадии производства - от добычи сырья до сбыта готовой продукции. Трестирование было характерно в первую очередь для отраслей тяжелой промышленности, где оно осуществлялось при участии правительственных органов.
Перед началом первой мировой войны монополии проникли во все отрасли российской экономики, в общей сложности их насчитывалось около 200. Ведущую роль среди них занимали 30 крупных монополий. Овладев внутренним рынком, монополии диктовали цены и искали выходы на внешний рынок. Таким образом, монополистические объединения превратились в важнейший фактор хозяйственно - экономической жизни страны.
В начале ХХ в. Россия располагала развитой банковской системой. Путем объединения промышленного капитала с банковским создавалась система финансового капитала. Возникали объединенные промышленно - банковские монополии. Так, под контроль Русско- Азиатского банка в годы предвоенного экономического подъема вошли громадный военно-промышленный концерн «Путиловский- Невский», нефтяной концерн в составе трестов А.И. Манташева, С.Г. Лианозова и товарищества «Нефть», табачный, ниточный и жировой синдикаты. Кроме этого в сфере влияния этого банка оказались еще несколько предприятий.
Россия с ее богатейшими запасами сырья и дешевой рабочей силой представляла сферу наиболее выгодного помещения для иностранного капитала, В производственной сфере иностранный капитал направлялся в первую очередь в тяжелую промышленность. Его размеры в таких отраслях как горнопромышленная, металлообрабатывающая и машиностроение, превышали российские капиталовложения. Значительной была доля иностранных инвестиций в строительство и химическую промышленность. Несмотря на финансовую зависимость России от иностранного капитала, русская экономика сохраняла свою независимость и самостоятельно определяла направление развития.
Несмотря на интенсивное развитие промышленности, Россия оставалась преимущественно аграрной страной. В 1900 - 1913 гг. сельскохозяйственное производство выросло на 34 %. Хотя удельный вес доходов от сельского хозяйства за эти годы несколько снизился, он продолжал оставаться доминирующим в экономике страны.
В начале ХХ в. помещичье землевладение продолжало сокращаться. В 1906 - 1916 гг. из 51 млн десятин дворянской земли 9,5 млн были проданы Крестьянскому банку и 8,8 млн заложены в Дворянском банке. Для помещичьего хозяйства была характерна тенденция повышения его товарности. Удельный вес помещичьего хлеба на зерновом рынке неуклонно возрастал. Этому способствовали повышение его агротехнического уровня и благоприятные условия на международном рынке хлеба. Наемный труд применяли 81 % помещичьих хозяйств, вместе с тем масса мелких помещиков вели свое хозяйство по старинке - путем сдачи части земли в аренду под отработки с использованием примитивного крестьянского инвентаря.
Основной производительной силой в сельском хозяйстве России в начале ХХ в. оставалось крестьянство, которое составляло 3/4 населения страны. На долю крестьянского хозяйства приходилось 88 % валового сбора зерновых и около 50 % товарного хлеба. Обеспеченность надельной землей крестьянства была крайне неравномерной. По данным земельной переписи 1905 г., в общинном и подворном владении крестьян находилось 137 млн десятин земли. Примерно половина ее (64 млн десятин) находилась в руках зажиточного крестьянства, составлявшего 1/6 дворов. Такая неравномерность в земельном обеспечении обусловливала существенные имущественные различия в деревне.
Развитие производительных сил в крестьянском хозяйстве протекало медленно. Главным тормозом при низкой агротехнике являлось крестьянское малоземелье. Оно обострялось вследствие естественного прироста сельского населения и дробления крестьянских дворов путем роста семейных разделов.
Борьба между крестьянами и помещиками продолжала оставаться в начале ХХ в. главным содержанием социальных противоречий в деревне. Крестьянское движение все больше принимало аграрную направленность. Если в 1870 - 1880 гг. на аграрной почве возникало 43 % крестьянских волнений (170 из 400), в 1881 - 1890 гг. 67 % (425 из 630), то в 1891 - 1900 гг. - более 77 % (400 из 515). Обычным делом становятся земельные споры с помещиками, уничтожение межевых знаков на границах владений, запахивание помещичьих земель, сопротивление землемерам при межевании земель, столкновение с администрацией помещичьих экономий.

29. Попытки модернизации России при Николае II: реформы Витте и Столыпина.

Модернизация и смута

Царствование Николая II, сменившего на троне Александра III(1894), отмечено невиданными для России реформаторскими преобразованиями и невиданными историческими обвалами. При нем появился Первый российский парламент, юридически ограничивавший законодательные полномочия царя. При нем крестьянам был разрешен выход из общины, что снимало главную преграду на пути к массовому индивидуально-предпринимательскому хозяйствованию в деревне. При нем, наконец, успешно продолжалась начавшаяся предыдущее царствование индустриальная модернизация: темпы промышленного роста в годы его правления бывали самыми высокими в Европе. И вместе с тем царствование Николая II – это две проигранные войны и два революционных потрясения, второе из которых привело к крушению самодержавия и в конечном счете к государственной катастрофе.

Столь причудливое переплетение взлетов и падений реформаторских начинаний и обвалов в смуту обусловливалось тем, что сами обвалы были следствиями взлетов, а беспрецедентно глубокие реформы – вынужденной реакцией властей на эти обвалы, удовлетворявшей некоторые группы населения, но не воспринимавшейся, а порой и отторгавшейся его большинством. И все это в значительной степени было предопределено политикой Александра III.

Одна из главных задач проводившейся им консервативной стабилизации заключалась в создании политических условий для индустриализации. Незапланированным результатом осуществления последней стал резко обострившийся конфликт интересов, о котором нам предстоит говорить ниже и который, наложившись на неоднократно упоминавшийся культурно-ценностный раскол страны, и проложил дорогу от стабильности к смуте. Либерально-демократические реформы Николая II, сочетавшиеся с предельно жесткими военно-полицейскими мерами, смогли, как выяснилось, лишь на время приостановить ее. Потому что главным источником смуты была та же самая форсированная промышленная модернизация, которую государство вынуждено было проводить под влиянием внешних вызовов.

Эта вторая отечественная модернизация отличалась от первой (петровской) уже тем, что осуществлялась в демилитаризированном обществе. После двух столетий европеизации заимствование заграничных достижений не наталкивалось на столь высокие, как раньше, культурные барьеры, а потому легитимация заимствований не требовала теперь военных побед над европейцами. Но если бы даже такое требование оставалось в силе, следовать ему страна уже не могла: военные столкновения с Европой побед ей не сулили, и с этим три последних императора вынуждены были считаться. Когда же Россия вступила все-таки в Первую мировую войну- причем не со всей Европой, а при наличии таких сильных союзников, как Франция и Англия, – ее государственность обвалилась.

Однако участие России в этой войне диктовалось отнюдь не потребностью в легитимации технологических и культурных заимствований, как при Петре I или киевском князе Владимире. Оно было обусловлено не задачами модернизации, а трудностями консолидации страны, расшатанной уже проводившейся и в значительной степени проведенной форсированной индустриальной модернизацией. Точнее – ее последствиями в демилитаризированном обществе, лишившемся прежних милитаристских блокираторов культурного раскола и искавшего – в лице власти и элиты – символический капитал и в петровской европеизированной державности, и в идеологическом наследии Московской Руси, которое призвано было придать этой державности самобытную национальную окраску.

Модернизация, начавшаяся при Александре III, не относилась – в отличие от предшествовавшей ей петровской и более поздней сталинской – к разряду репрессивно-принудительных. Но по своему характеру она тоже во многом была экстенсивной, осуществлявшейся за счет большинства населения, которое модернизацией оставалось незатронутым. Резкий рывок в создании российской тяжелой промышленности обеспечивался государством при отсутствии органического развития внутреннего рынка благодаря многократно увеличившемуся вывозу за рубеж русского зерна и широкому привлечению иностранного капитала. Это был принципиально иной, чем в Европе, тип модернизации, который в наши дни получил название догоняющего. Россия начинала сразу с того, что на Западе возникало в ходе длительной эволюции.

Рост хлебного вывоза стал возможным благодаря невиданным темпам железнодорожного строительства, осуществлявшегося еще со времен царя-освободителя: начав практически с нуля, Россия по протяженности железных дорог стала к началу XX века второй после США страной в мире. А европейский капитал притекал в нее не в последнюю очередь потому, что правительство взвинтило ввозные пошлины, защищая тем самым от иностранных конкурентов не только отечественных, но и зарубежных промышленников, инвестировавших деньги в Россию.

Но эта политика вывоза зерна и ввоза капитала, способствуя быстрому промышленному развитию, больно била по земледельческому населению страны. Форсированная индустриализация, бывшая ответом на внешние вызовы и осуществлявшаяся правительством в соответствии с принципом «недоедим, а вывезем», явилась одновременно мощнейшим стимулятором внутренней напряженности и, как следствие, новой русской смуты, перед которой механизмы консервативной стабилизации оказались, в конечном счете, бессильными.

Возросший вывоз зерна стал возможен не потому, что существенно интенсифицировался сельскохозяйственный труд и заметно увеличивалась урожайность (этого как раз не происходило), а по тому, что крестьяне принуждались к уплате податей сразу после сбора урожая, когда зерна было много и цены на него, соответственно, были низкие. Чтобы расплатиться с казной, хлеба приходилось продавать намного больше, чем диктовалось экономической целесообразностью. Поэтому к весне его нередко не оставалось не только для пропитания, но и для предстоящего нового сева. Поэтому зерно приходилось покупать, но уже по более высоким ценам. В результате крестьянство постепенно разорялось, а отсутствие хлебных запасов делало его беззащитным перед частыми в те времена неурожаями: один только голод и сопутствовавшие ему эпидемии 1891 года унесли около миллиона жизней.

Если добавить, что высокие ввозные пошлины вели к росту цен на промышленные товары, блокировавшему развитие и без того крайне узкого внутреннего рынка, то негативные экономические и социальные последствия избранного способа индустриальной модернизации станут очевидными. Это была модернизация, которая, подобно петровской, не только не распространялась на традиционный жизненный уклад большинства населения, но и разрушала его. Это была модернизация, чреватая всеобщей смутой, которая и не заставила себя долго ждать. Протестная народная стихия, воодушевлявшаяся архаичными догосударственными идеалами, обрушилась на государство, прорвав возведенные им военно-полицейские плотины.

Конечно, в истории, особенно в истории общественных потрясений, причинно-следственные связи не проявляются прямо и непосредственно. Они опосредуются множеством промежуточных событий-причин, которые сами, в свою очередь, являются следствием других человеческих действий. Будь иначе, невозможно было бы объяснить, почему Смута XVII века, предпосылки которой были заложены опричниной, не началась не только при Иване Грозном, но и при его сыне Федоре, а разразилась лишь через несколько лет после смерти последнего. Будь иначе, загадкой осталось бы и то, почему разрушительные социальные последствия индустриальной модернизации при Александре III можно было заблокировать, а при его сыне, лишь продолжившем дело отца, они обернулись революционными потрясениями, хотя созданные Александром механизмы консервативной стабилизации сохранялись и в годы правления Николая. Как минимум, придется признать, что причины и следствия в истории отстоят друг от друга во времени. Но эта плоская сентенция ничего не дает для объяснения конкретных событий.

Действия, обусловливающие движение к смуте, не могут привести к самой смуте, если предварительно не произошло падение или резкое ослабление легитимности государственной власти. В нашем случае – власти самодержца. Так было при Борисе Годунове, так было и при Николае II. В первом случае удар по легитимности царя был нанесен обрывом династии и заменой «природного» правителя выборным. Во втором – сокрушительными поражениями в двух войнах подряд.

Александр III неспроста избегал военных столкновений: техническое переоснащение армии, ради которого и была, не в последнюю очередь, предпринята ускоренная индустриальная модернизация, требовало времени. Николай II тоже пытался следовать этому внешнеполитическому курсу. Он не только опасался ввязываться в вооруженные конфликты, но и выступил в конце XIX века с инициативой всеобщего сокращения вооружений, которая, однако, заинтересованного отклика в тогдашнем мире не нашла. Тем не менее, Россия уже в начале XX столетия вынуждена была, вопреки желанию царя, воевать с Японией. Но вынужденной к этому она оказалась именно потому, что проводившуюся при двух последних императорах индустриальную модернизацию совместить с поддержанием длительного мира было непросто. Несовместимым с ним было уже само сохранявшееся стремление повышать державно-имперский статус страны, который по-прежнему воспринимался как главный ресурс внутренней политической устойчивости и легитимности самодержавной власти. Просто потому, что никаких других, альтернативных ресурсов к тому времени не возникло. Но и способов наращивать державный статус без статусных войн не возникло тоже.

Русско-японская война (1904-1905) стала прямым следствием промышленной модернизации, осуществлявшейся при крайне узком и продолжавшем сужаться внутреннем рынке. Продукция быстро растущей отечественной промышленности не могла поглощаться лишь казенными заказами, пусть и весьма значительными. Оставался только один путь – расширение рынков внешних. Но расширять их в конкурентной экономической борьбе с развитыми странами российская промышленность в силу недостаточной коикурентоспособности ее продукции была не в состоянии. Логика экстенсивности толкала страну к тому, чтобы продолжать движение к привычном направлении, что на сей раз означало «экстенсивно развитие рынка», которое, в свою очередь, означало силовой захват территорий для промышленного сбыта. После завоевания Средней Азии единственным перспективным направлением торговой экспансии становился Дальний Восток. Отсюда – начавшееся еще при Александре III строительство Сибирской железной дороги. Отсюда же – и попытки его сына увеличить присутствие России в регионе, превратить его в зону своего влияния.

Посредством новых территориальных приобретений за счет слабевшего Китая сделать это, однако, было невозможно. На китайском направлении стратегические интересы России сталкивались с интересами не только быстро развивавшейся Японии, но и США, а также крупнейших европейских держав. России предстояло решать привычную для нее задачу экстенсивного развития и укрепления державно-имперских позиций непривычными методами, т.е. не вступая в вооруженные конфликты. Но без войны обойтись не получилось, а война обернулась сокрушительными и унизительными поражениями на суше и на море от противника, которого до того никто всерьез не воспринимал.

У нас нет необходимости детально описывать ход событий, приведших к открытому конфликту. Достаточно напомнить, что попытки России обеспечить контроль над китайской Маньчжурией и отошедшей от Китая – после его военного поражения от Японии – независимой Кореей проявились в том числе и в нежелании выводить русскую армию из Маньчжурии. Армия эта осталась там после участия вместе с вооруженными силами других стран в подавлении антиимпериалистического восстания в Китае, известного как восстание «боксеров». Стремление, воспользовавшись случаем, обеспечить свое постоянное военное присутствие в Маньчжурии привело к международной изоляции России и обеспечило международную поддержку Японии, когда она в ультимативной форме потребовала вывода русских войск и, не получив ответа, напала на российскую эскадру в Порт-Артуре. Так, по справедливому замечанию современного историка, «России была навязана война, которой она не хотела, но которая явилась логическим следствием имперской политики».

Военные неудачи, включая беспрецедентный для страны разгром ее флота, и стали тем историческим звеном, которое способствовало перерастанию очаговых социальных конфликтов, вызванных последствиями индустриальной модернизации, во всеобщую смуту. Легитимность верховной власти была поколеблена. Державно-имперская идентичность, на которую эта власть опиралась, в том числе и в своей дальневосточной политике, в очередной раз была ущемлена и, тем самым, лишена своего консолидирующего потенциала. Но, повторим, военные неудачи стали лишь толчком для внутренних потрясений, симптомы которых проявлялись и раньше. Более того, влиятельные придворные крути подталкивали царя к столкновению с Японией, которого он хотел избежать, именно ради того, чтобы притупить нараставшую остроту внутренних проблем. С помощью «маленькой победоносной войны», по выражению министра внутренних дел Плеве, предполагалось сделать то, что мирная державная политика сделать не позволяла.

Министр был прав в том отношении, что военная победа и сопутствовавшее ей патриотическое воодушевление в определенной степени могли восстановить консолидирующий ресурс державной идентичности. Но он был не прав в том, что переоценивал возможность такой победы и недооценивал последствия поражения. Оно стало мощным ускорителем социальной дезорганизации и кризиса государственности, на которую еще за несколько лет до войны началось наступление с разных сторон, из различных культурных анклавов.

Реформы Сергея Юльевича Витте и Петра Аркадьевича Столыпина можно рассматривать вместе даже не смотря на то, что между ними прошло целое десятилетие, поскольку целью реформ была дальнейшая индустриализация и создание товарного крестьянского хозяйства и включение его в экономику. Обе реформы, соответственно, продолжали модернизацию Российской империи и обе реформы требовали 20 лет спокойствия, которого в Российской истории так и не нашлось. Русско-Японская, а затем Первая мировая войны истощили экономику, а Октябрьская революция 1917 поставила жирную точку как на аграрных преобразованиях Столыпина, так и на финансовой реформе Витте. Правда, во время Новой экономической политики правительство Ленина обратится к опыту денежной реформы Витте.

Сергей Юльевич Витте занимал посты министра путей сообщения, министра финансов и председателя Совета министров Империи. Именно при Сергее Юльевиче пост министра финансов стал более престижным, чем пост Министра внутренних дел, возвысившийся с середины XIX века на волне борьбы с народовольцами. Витте оказался на посту Министра путей сообщения благодаря своим личным качествам, поднявшись по служебной лестнице, начиная со специалиста по эксплуатации железных дорог. И далее его личные качества способствовали карьерному росту. С другой стороны его карьера отражала изменение в экономике Российской империи. С 1888 года одной из основных статей государственного бюджета становятся доходы от казенных железных дорог. Железные дороги становятся локомотивом экономики. Однако, несмотря на быстрый рост промышленности ее отставание от стран Запада как по технической оснащенности, так и по объему производства оставалось весьма значительным. С 1881 года в России начался промышленный кризис, причиной которого были последствия русско-турецкой войн 1877-1878, а также низкая покупательная способность крестьянства. Внутренний рынок был завязан на урожайности зерновых – главной экспортной статьи бюджета. Ведущей отраслью оставалась легкая промышленность. Необходима была индустриализация, усиление сектора «А» - тяжелой промышленности.