Грамота Захир ад-дин Мухаммад Бабура
⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 7
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

«Восхвалим всепрощающего, который любит кающихся и внимает просьбам ищущих помощи; возблагодарим дарителя, направляющего грешных на правый путь и дарующего прощения просящим о прощении; помолимся о лучшем из творений Аллаха — Мухаммеде, о благом его семействе и пречистых сподвижниках.

Зерцало мнения людей, обладателей разума, отражающее образы вещей и хранящее жемчужины правды и истины, несомненно воспримет изображение сверкающих перлов /313а/ той мысли, что природа человека, в силу потребности естества, склонна к чувственным наслаждениям, и отказ от страстей зависит от поддержки господней и помощи с неба. Душа человека недалека от склонности к злому. Поистине, «душа побуждает ко злу 611» и избежание этого возможно лишь по кротости владыки всепрощающего. «Это — милость Аллаха, дарует он ее, кому хочет: Аллах — владыка милости превеликой 612».

Цель изложения этих слов и приведения этих речей в том, что в соответствии с обычаями государей и обязанности царского достоинства, по привычке знатных особ из царей и воинов люди во дни расцвета юности совершают некоторые запретные дела и пользуются кое-какими развлечениями. Через несколько дней после этого возникает полное сожаление и раскаяние. Запретные деяния одно за одним прекращаются, и двери возврата к ним запираются искренним раскаянием.

Однако отказ от вина — важнейшая цель этих стремлений и высочайший предел подобных намерений — остался скрытым за завесой слов: «Дела зависят от времени», и осуществить лишь в тот счастливый час, когда мы оделись в ихрам 613 войны за веру и выступили на бой с неверными во главе доблестных воинств ислама. Услышав от сокровенного вдохновителя и небесного глашатая, не внушающего сомнений, благие слова: «Не пришло ли время для тех, кто верует, смирить сердца свои поминанием Аллаха? 614», мы с полной решимостью постучались в двери раскаяния, чтобы вырвать из [309] сердца корни прегрешений. Вожак божественной помощи в соответствии со словами: «Кто постучит в дверь /313б/ и будет настойчив — тот войдет» раскрыл двери преуспеяния и повелел начать борение за веру с борения более значительного, то есть борьбы со своей душой. Словом, я возгласил языком преданности: «Я раскаялся перед тобой, и я первый из предавшихся богу 615», выразил намерение отказаться от вина, дотоле сокрытое в сокровищнице груди.

Мои слуги, украшенные победой, следуя благому повелению, во славу веры, бросили на землю позора и унижения золотые и серебряные бутыли и чаши, украшавшие дивный пир своей многочисленностью и блеском, словно звезды вышнего неба; они разбили их на куски, подобно тому, как мы вскоре сподобимся сокрушить идолов, если захочет того Аллах великий, и роздали обломки бедным и неимущим. По причине счастливого раскаяния нашего многие из приближенных к чертогу, следуя изречению: «Люди исповедуют веру их властителей 616», в том же собрании удостоились чести раскаяться и совершенно отказались от зла винопийства. Толпы покорных велениям и запрещениям господним до сей поры ежечасно приобщаются к сему великому счастью. Можно надеяться, что награда за эти дела, в соответствии с изречением: «Указующий путь к добру подобен тому, кто его содеял 617», увенчает счастливую жизнь преуспевающего государя — наместника Аллаха, и это благое счастье принесет ему победу и торжество, день ото дня возрастающее.

После осуществления сего намерения и исполнения сего желания удостоился чести обнародования приказ, коему подчиняется вся вселенная: ни один человек в наших богохранимых царствах — да хранит их Аллах от бедствий /314а/ и опасностей! не должен предаваться винопийству и усердствовать в добывании вина, изготовлять, продавать или покупать его, держать вино у себя, вывозить или ввозить. Благодарность за эти победы и признательность за принятие искреннего раскаяния взволновали море щедрости государя и поднялись на нем волны великодушия — источник благоденствия вселенной и славы сынов адамовых.

Мы сложили с мусульман тамгу во всех землях, хотя властители прежних времен всегда взимали ее, ибо это выходит за пределы постановлений закона господина посланных, и вышел приказ не брать и не взимать тамги в городах и селениях, на дорогах, путях, переправах и плотинах, не допуская замены или изменения основ этого закона. «Кто изменил это после того как услышал, — поистине лежит грех на тех, кто изменил это 618».

Долг всякого, кто ищет безопасности под сенью государевой милости из тюрков, таджиков, арабов, не-арабов, индусов и персов, земледельцев и воинов, равно, как и всех народов и совокупности племен сынов Адама, — искать в этом даре опоры, поддержки и надежды и возносить молитвы за власть нашу, вечно длящуюся. Пусть же не уклоняются люди от обязанностей, налагаемых этими благостными законами. Должно поступать согласно сему указу и осуществлять его, и когда дойдет он, припечатанный высочайшей, благороднейшей печатью, относиться к нему с доверием.

Писано по высочайшему приказу государя — да продлится его жизнь вечно — двадцать четвертого числа первой джумады 619 /314б/ года девятьсот тридцать третьего».

В эти дни, вследствие минувших событий, великие и малые, как уже упомянуто, испытывали большую тревогу и беспокойство. Ни от кого мы [310] не слышали мужественного слова и смелого мнения. Велеречивые эмиры и проедающие свои области вазиры ни в словах, но в поведении не были смелы; ни в речах их, ни в планах не было мужества. В этом походе [один] Халифа держал себя очень хорошо: укрепляя власть и порядок, он не совершил упущений.

Наконец, видя у людей такое малодушие и наблюдая подобную слабость, я придумал некий план. Я созвал всех беков и йигитов и сказал: «Беки и йигиты!»

Всякий, кто пришел в сей мир,
Войдет в число тех, кто не существует.
Вечен и бессмертен один лишь бог.
Всякий, кто явился на пир жизни,
В конце концов должен выпить чашу смерти.
Всякий, кто пришел в обитель существования,
В конце концов должен уйти из этой юдоли горя.
Чем жить с дурной славой, лучше умереть с доброй славой.
Если умру с добрым именем — хорошо.
Мне нужно [доброе] имя — тело принадлежит смерти.

Господь великий послал нам на долю такое счастье и приблизил к нам эту радость. Убиенный — это мученик, убивающий врагов есть боец за веру. Все исполнится по слову Аллаха. /315а/ Надлежит нам дать клятву, что никто не подумает отвернуть свой лик от боя и выйти из сечи и сражения, пока душа его не вышла из тела».

Бек и нукер, старый и малый — все с охотой взяли в руки Коран и дали клятву и обещание в таком смысле. План был хорош; это видел и слышал и друг, и враг вблизи и вдали.

В эти дни всюду возникало беспокойство и смуты. Хусейн хан Нухани пришел и взял Рапари; люди Кут хана взяли Чандавар; один негодяй по имени Рустам хан, собрав лучников из Миан-Ду-Аба, взял Куил и забрал в плен Кичик Али. Захид бросил Самбал и ушел; Султан Мухаммед Дулдай оставил Канаудж и пришел ко мне. Гвалиарские язычники подошли к Гвалиару и осадили город. Алам хан, посланный в Гвалиар на помощь, не пошел в Гвалиар и отправился в свои земли. Каждый день откуда-нибудь приходили дурные вести. Некоторые хиндустанцы начали убегать из войска; Хайбат хан Карг андаз убежал в Самбал, Хасан хан Баривали присоединился к нечестивым. Не обращая на них внимания, мы рассчитывали только на себя.

Когда лафеты, треножники на катках 620, орудия и снаряды были готовы, во вторник, /315б/ девятого числа месяца второй джумады, в день Науруза, мы снялись с лагеря. Правый: край, левый край и центр построили в боевом порядке, лафеты и треножники на катках двинули вперед. Устад Али Кули со всеми стрельцами получил приказание идти пешим порядком за лафетами, не отставая и соблюдая строй.

После того как все заняли указанное им место в строю, я быстро проскакал по рядам, ободряя беков, йигитов и воинов на правом и левом краю и в центре, назначая и указывая каждому отряду, где стоять и как идти.

В таком порядке мы прошли около одного куруха и стали. Люди нечестивого, узнав о нашем приближении, тоже построились в отряды и пошли нам навстречу.

Когда разбили лагерь, установили лафеты и выкопали ров, мы защитили и укрепили лагерь и его окраины. Так как в тот день я не думал вступать в бой, то несколько йигитов вышли вперед и схватились с людьми врага, чтобы испытать свое счастье. Они забрали несколько нечестивых, отрезали у них головы и принесли [311] их мне. Малик Касим тоже отрезал и принес несколько голов; Малик Касим держал себя хорошо. Из-за всего этого сердце воинов сильно ободрилось. Состояние людей стало совсем иным.

На следующий день мы снялись с лагеря, думая дать сражение. Однако Халифа и некоторые доброжелатели доложили: «Так как /316а/ место, назначенное для стоянки, близко, то будет соответственнее сначала обнести его рвом и укрепить, а потом выступать». Чтобы выкопать ров, Халифа [сам] выехал и, указав землекопам место для рва, поставил надсмотрщиков и вернулся.

В субботу, тринадцатого числа месяца второй джумады 621, мы приказали вытащить повозки вперед и, построив правый край, левый край и центр в боевом порядке, прошли около одного куруха пути и остановились в назначенном месте. Некоторые уже поставили палатки, другие [только] ставили их, когда принесли известие, что ряды врагов появились и видны. Тотчас же был отдан приказ воинам правого края идти на правый край, бойцам левого края — на левый край, на назначенные места, расставить и укрепить ряды под защитой повозок. Так как из грамоты о победе становится ясно известно качество рати ислама и количество войска нечестивых, расположение и строй рядов и сражение мусульман с неверными, то эта победная грамота, составленная Шейх Зайном, записана здесь без добавлений и сокращений.

[Грамота Захир ад-дин Мухаммад Бабура, бойца за веру 622 ]

«Слава Аллаху, который верен обещанию и поддерживает раба своего, и дает силу его войску, и обращает в бегство сонмища [врагов]; един он, и без него нет ничего. [Слава тебе, боже], воздвигший столпы ислама, оказав поддержку верным друзьям его, и сокрушивший опору идолов, победив непокорных врагов его, /316б/ и истребив до последнего тех, кто обижал людей. Слава Аллаху, господу миров! Да благословит Аллах лучшее из созданий его, Мухаммеда, господина бойцов и ревнителей за веру, а также семейство его и сподвижников, указующих правый путь, и да сохранит до дня воскресенья!

Непрерывные милости всевышнего — причина многих благодарений и восхвалений господа, а благодарения и восхваления его вызывают новый поток милостей. За каждую милость подобает благодарение, а за благодарением следует милость.

Исполнение обязанностей благодарения превышает силы человека и даже сильные люди не в состоянии их выполнить. Таково в особенности благодарение за милость, больше которой нет счастья на земле и полнее которой нет блаженства в будущей жизни, и милость эта — не что иное, как победа над сильными из неверных и торжество над могучими нечестивцами, о подобных которым ниспосланы слова: «Они суть неверные, нечестивые 623». По мнению обладающих разумом ничего лучше этого счастья быть не может. Благодарение Аллаху за то, что в эти благие дни из тайников милости вещего владыки снизошло безмерное счастье и был ниспослан великий дар, составлявший с колыбели и до сего времени основное стремление и истинную цель благомыслящего сердца и здравого разума. Посылающий счастье не попрекая и оказывающий милости не ожидая просьбы, снова отпер ключом победы врата благодеяния перед лицом надежд наших победоносных помощников; славные [312] имена ликующих бойцов наших записал он в списки благородных борцов за веру; знамена ислама при поддержке /317а/ наших победоносных воинов достигли апогея высоты и возвышения.

Обстоятельства осуществления этого счастья и проявления этого блага таковы: когда сверкание мечей войска, охраняющего ислам, озарило царство Хинда лучами победы и одоления, как о том написано в предыдущих грамотах, и неизменная поддержка Аллаха водрузила наши победоносные знамена в Агре, Дихли, Джаунпуре, Хариде, Бихаре и других местах, большинство пребывающих там племен из приверженцев нечестия и сторонников ислама, избрав для себя подчинение и повиновение нашим счастливым наместникам, вступил стопой искренности и преданности на дорогу покорности.

Что же касается нечестивого притеснителя [Рана] Санка 624, который в предшествующие дни что-то болтал о покорности нашим счастливым наместникам, то ныне он поступил согласно словам: «И отказался он, и возгордился, и стал одним из неверных 625». Словно сатана, он взбунтовался и, оказавшись главою воинства отверженных и предводителем рати покинутых, стал причиною собрания отрядов, из коих иные носили на шее зуннар 626 — ярмо проклятия, а другие влачили за собой бедственное покрывало вероотступничества. Власть этого проклятого безбожника над Хиндустаном — да покинет его Аллах в день судный 627! — достигла высокой степени.

До того как взошло солнце власти нашего государя и воссиял свет наместника вседержителя, знатные раджи и раи, выполнявшие в нынешнем сражении приказы [Рана Санка], а также правители /317б/ и предстоятели, известные отступничеством от веры и подчинявшиеся ему в бою, считали себя достаточно сильными, чтобы не следовать за ним, не помогать ему в какой-либо битве и отказаться от участия и сопутствия ему в походах. Однако все высокопоставленные султаны этой обширной области, как, например, султан Дихли, султан Гуджерата, султан Манду и другие, были слишком слабы, чтобы воспротивиться этому злонравному без помощи других нечестивых правителей. Они старались всеми способами угодить Рана Санка и оказать ему помощь. Знамя нечестия развевалось почти над двумя сотнями городов в странах ислама. Мечети и храмы Рана Санка разрушил, женщин и детей правоверных в этих городах и селениях взял в плен. Сила этого нечестивца в действительности дошла до высокой степени. Если считать по обычаю, принятому в Индии, что область, приносящая доход в один лак, поставляет сотню всадников, а область с доходами в один крор — десять тысяч, то доход с земель, покоренных этим вождем нечестивых, достигал десяти кроров, что соответствует одному лаку всадников.

В те дни некоторые именитые язычники, из коих ни один раньше не оказывал Рана Санка помощи в каком-либо походе, из вражды к воинствам ислама умножили его злополучные рати. Таким образом, десять независимых правителей, каждый из коих вознес, как дым, притязание на непокорность и был предводителем толпы нечестивых в какой-либо стране, соединились с этим развратным безбожником, словно ошейник или цепь. /318а/ Эти десять безбожников, в противность десяти, получившим благую весть, подняли знамя несчастия, [напоминающее о словах]: «Возвестим им о пытке болезненной 628». У них было много приспешников и воинов, и они обладали обширными владениями. Так, [313] Салах ад-дин правил областью, выставлявшей тридцать тысяч всадников, Равал Удай Синг Багари — областью на двенадцать тысяч всадников, Хасан хан Мевати — на двенадцать тысяч всадников, Бармал Идри — на четыре тысячи всадников, Нарпат Хара — на семь тысяч, Сатрви Качи — на шесть тысяч, Дхарм Део — на четыре тысячи, Бир Синг Део — на четыре тысячи, Махмуд хан, сын Султана Сикандара, хотя он и не имел земли и удела, собрал десять тысяч всадников, питая надежду стать начальником войска. Общее количество этих людей, удаленных из долины благополучия и безопасности, считая по обычаю, принятому для областей и уделов Индии, составляет два лака и одну тысячу.

Одним словом, этот нечестивец, внутренне обольщенный и внешне ослепленный, соединил жестокие сердца безбожников, чья жизнь черна, словно мрак, ложащийся на мрак, и встал на путь непокорности и войны с людьми ислама, чтобы ниспровергнуть основы закона господина людей — да почитает над ним молитва и привет! Бойцы за веру в государевых войсках обрушились, словно божий приговор, на голову этого одноглазого Даджжала и показали прозорливым очам добронравных истинность слов: «Когда приходит судьба, то меркнет око 629». Представив их взорам благородные слова Корана «Кто сражается за веру, /318б/ тот сражается за самого себя 630», они выполнили повеление, которому необходимо повиноваться: «Сражайтесь против нечестивых, против лицемеров».

В субботу, тринадцатого числа месяца второй джумады года девятьсот тридцать третьего 631, — на благость этого дня указывают слова: «Благословил Аллах субботу вашу» — местонахождением шатров победоносного войска ислама стали окрестности селения Канва, принадлежащего к области Биана; они были поставлены вокруг горы, находившейся в двух курухах от врагов веры.

Когда шум и гром войска ислама дошел до ушей врагов веры и проклятых нечестивцев, противники исповедания Мухаммедова, которые, подобно «людям со слоном 632», стремились разрушить ка'бу людей ислама, возложили свое упование на горноподобных слонов, похожих видом на ифритов 633, и все в полном согласии и единодушии построили свои несчастные войска в отряды.

Этими слонами низкие индусы
Обольщены были, как «люди со слоном».
Словно вечер смерти, они зловещи и отвратительны.
Чернее ночи, многочисленней звезд,
Все они, как огонь, нет — как дым, поднимают головы
Со зла к синему небу;
Словно муравьи, пришли они справа и слева;
Конных и пеших их тысячи тысяч.
И направились [они] к победоносному войску
с намерением биться и сражаться.

... Бойцы войск ислама — эти деревья из рощи доблести — построились в ряды, словно кедры; /319а/ острия их кедроподобных шлемов, блистающие, как лучи солнца, вознеслись к апогею высоты, подобно сердцам бойцов за дело Аллаха. Ряды воинов — это как бы вал Искандеров; имеющий цвет железа; строй их прям и незыблем, как закон пророка; по твердости и крепости «подобны они строению, плотно скрепленному 634»; спасение и успех сопутствуют таким людям по слову Аллаха: «Они — на правом пути, ведомые господом, и они суть те, кто спасается 635».

В рядах их нет брешей из-за людей трусливых,
Как мнение государя и вера, они тверды.
Все их знамена касаются неба,
Это алифы в словах 636: «Мы дали победу 637». [315]

В целях соблюдения осторожности и ради защиты стрельцов и громометов, которые стояли впереди войска, был поставлен по обычаю бойцов Рума ряд повозок, связанных одна с другой цепью. Словом, войска ислама явили такую стройность и крепость, что древний разум и эфирное небо воздали хвалу тому, кто его расставил и построил. В укреплении и устроении, расположении и расстановке войска проявил рвение и усердие приближенный к его величеству султану, опора державы хакана Низам ад-дин Али Халифа. Все его распоряжения соответствовали предначертаниям судьбы, все его действия и мероприятия вызвали одобрение светозарной мысли падишаха. Местопребывание величия государя было установлено в центре, /319б/ на правом участке центра поместились на своих местах великий, идущий правым путем брат государя, драгоценный друг счастья, взысканный милостями владыки, к которому взывают о помощи, Чин Тимур султан 638, драгоценный, идущий правым путем сын [государя] Сулейман шах 639, на коего взирает господь очами милости, господин, шествующий по правому пути, вместилище святости, Ходжа Камал ад-дин Дуст Хавенд; опора высокой власти, доверенное лицо при возвышенном пороге, особо приближенный и лучший из избранных Камал ад-дин Юнус Али; опора избранных, совершенный в преданности Джалал ад-дин Шах Мансур Барлас; опора избранных, лучший из приближенных Низам ад-дин Дервиш Мухаммед Сарбан; опора избранных, искренно преданный Шихаб ад-дин Абд Аллах Китабдар, а также Низам ад-дин Дуст ишик-ага.

На левом участке центра власти, каждый на назначенном ему месте, облеченный властью, восходящий [по происхождению] к халифам, взысканный милостями владыки, к которому взывают о помощи, Ала ад-дин Алим хан, сын Султан Бахлула Лоди; приближенный к упомянутому выше великому султану дастур 640, величайший из садров среди людей, прибежище народа и поддержка ислама шейх Зайн Хавафи; опора избранных, совершенный по преданности Камал ад-дин Мухибб Али, сын приближенного к его величеству султану, упомянутого выше; опора избранных Низам ад-дин Тарди бек, брат покойного Куч бека, [сына] Ахмеда; /320а/ Шир Афкан, сын покойного Куч бека, о котором было упомянуто; опора великих и знатных, великий хан Араиш хан; дастур, величайший из вазиров среди людей, Ходжа Камал ад-дин Хусейн и множество знатных чинов дивана. На правом крыле утвердился драгоценнейший сын наш, друг счастья, могущественный, обласканный взорами милости великого творца, светило в созвездии власти и могущества, солнце на небе халифата и миродержавия, восхваляемый устами раба и свободного, возвеличивающий султанат и халифат, Мухаммед Хумаюн бахадур. Возле счастливой десницы сего драгоценного сына были поставлены: господин, обладатель власти, взысканный милостями владыки, суд воздающего, Касим Хусейн султан; опора избранных Низам ад-дин Ахмед Юсуф Оглакчи; поддержка царства, совершенный по преданности Джалал ад-дин Хинду бек Каучин; поддержка власти, верный в преданности Джалал ад-дин Хусрау Кукельташ; поддержка царства Кавам бек Урду шах; опора избранных, совершенный по приверженности и преданности Вали Хазин [ачи]; Кара Кузи; опора избранных Низам; ад-дин Пир Кули Систани; опора вазиров среди людей Ходжа Камал ад-дин Пехлеван Бадахши; опора избранных Низам ад-дин Абд [316] аш-Шакур; опора знатных Сулейман Ака, посол /320б/ Ирака, и Хусейн Ака, посол Систана. По левую руку от счастливого сына, уже упомянутого, облегченного победой, получили повеление встать: высокий господин, потомок сейидов, возводящий род свой к избраннику [пророка] Мир Хама, опора избранных, совершенный в преданности Шамс ад-дин Мухаммади Кукельташ и Низам ад-дин Ходжаги Асад Джандар.

На правом краю из эмиров Хинда встали, каждый на том месте, где им было приказано, — опора царства Хан ханан Дилавар хан; опора знатных Малик Дад Карарани; опора знатных, шейх шейхов, Шейх Гуран. На левом краю войска ислама выстроились: высокознатный, прибежище накибов, вместилище знатности, гордость рода Та-ха и Я-сина 641, предводитель потомков господина посланных Сейид Махди ходжа, а также драгоценный и могущественный его брат, обласканный взорами милости великого творца, Мухаммед Султан мирза; облеченный властью, потомок халифов, взысканный милостями владыки, к которому взывают о помощи, Адил султан, сын Махди Султана, опора царства, совершенный в преданности, Му'изз ад-дин Абд ал-Азиз мирахур; опора царства Шамс ад-дин Мухаммед Али Дженг-Дженг; поддержка избранных, совершенный в преданности, Джалал ад-дин Кутлук Кадам караул; поддержка избранных, совершенный в преданности, Джалал ад-дин Шах Хусейн Яраки, Могол Ганчи, Низам ад-дин Джан Мухаммед Бег Атка. Из эмиров Хинда на эту сторону были назначены потомки султанов Камал хан и Джалал хан, /321а/ сыновья упомянутого выше Султан Ала ад-дина; опора знатных Али хан Шейхзаде Фармули; опора знатных хан из Бианы. Для обходного движения были назначены на правом крыле: опора избранных, совершенный в преданности, Тардика и Малик Касим, брат Баба Кашка с отрядом могольского племени; опора знатных, верный в преданности Му'мин Атка и поддержка избранных Рустам Туркмен во главе отряда личных телохранителей государя.

Опора избранных, совершенный в преданности, лучший из пользующихся расположением государя Низам ад-дин Султан Мухаммед Бахши, расставив знатных и вельможных бойцов войск ислама по назначенным местам и постам, сам приготовился внимать нашим повелениям. Он разослал во все концы и стороны таваджиев и есаулов и доставил великим султанам и благородным эмирам и славным бойцам наши непреложные приказы об устройстве и расположении войск и отрядов. Когда столпы войска поднялись и каждый поспешил на свое место, то удостоился чести быть обнародованным приказ, обязательный к исполнению, следовать которому необходимо: «Чтобы никто без приказания не трогался с места и без разрешения не начинал бы боя».

Когда прошел один пас упомянутого дня, противостоящие войска приблизились друг к другу и началось сражение и бой. Центры обоих войск /321б/ стояли друг против друга, подобные свету и тьме, а на правом и левом крыле происходила столь великая битва, что на земле возникло трясение, а на вышнем небе раздались вопли. Левое крыло злополучной рати нечестивых двинулось против правого крыла войск ислама, сопутствуемых счастьем. Они произвели натиск на Хусрау Кукельташа и на Малик Касима, брата Баба Кашка. Наш дражайший брат Чин Тимур султан, согласно приказу, двинулся им на помощь и начал храбро сражаться; он потеснил неверных и [317] заставил их отступить почти до центра их войска и за это нашему дорогому брату была пожалована награда. Редкость нашего времени, Мустафа-и Руми, находившийся в центре, где пребывал драгоценнейший сын наш, счастливый, обласканный благосклонными взорами великого творца, взысканный милостями владыки повелевающего и запрещающего, Мухаммед Хумаюн бахадур, выкатив вперед лафеты [пушек], разбил ряды нечестивых, как и сердца их, ружьями и пушками. В разгар битвы наш дражайший брат Касим Хусейн султан, опора избранных Ахмед Юсуф и Кавам бек, получив приказание, поспешили им на помощь. Так как отряды неверных все время, непрерывно следуя друг за другом, подходили, дабы оказать подкрепление своим людям, то мы тоже послали на помощь опору власти Джалал ад-дина Хинду бека и следом за ним — поддержку избранных, Мухаммеди Кукельташа и Ходжаги Асада Джандара, /322а/ а потом — опору высокой власти, доверенное лицо при возвышенном пороге, избранного приближенного Камал ад-дина Юнуса Али, опору избранных, совершенного в преданности Джалал ад-дин Шах Мансура Барласа, опору избранных Шихаб ад-дин Абд Аллах Китабдара. Им вслед мы послали на помощь опору избранных Дуст ишик-ага и Шамс ад-дин Мухаммед Халила ахта беки.

Неверные на правом крыле многажды и неоднократно производили натиски на левое крыло войск ислама и бросались на бойцов, коим уготовано вечное спасение, и каждый раз великие воины за веру некоторых из них ввергали ударами победоносных стрел в обитель гибели 642, где будут они жариться на огне [и скверное это обиталище!], а других оттеснили назад. Опора избранных Му'мин Атка и Рустам Туркмен устремились вслед за войском нечестивых — вместилищем мрака и прибежищем несчастья; в помощь упомянутому мы послали нукеров приближенного к его султанскому величеству, опоры державы хакана Низам ад-дина Али Халифы, под начальством опоры державы хакана Низам ад-дина Али Халифы, под начальством опоры избранных, искреннего в преданности Ходжи Махмуда и Али Атака. Драгоценнейший брат наш, Мухаммед Султан мирза, прибежище власти Адил Султан, поддержка царства Му'изз ад-дин Абд ал-Азиз мирахур, Джелал ад-дин Кутлук Кадам караул, Шамс ад-дин Мухаммед Али Дженг-Дженг,а также опора избранных Шах Хусейн Яраги и Могол Ганчи, ступая твердою ногой, начали битву; дастура величайшего из вазиров среди народов, Ходжа Камал ад-дин Хусейна с отрядом людей, состоящих в диване, /322б/ мы послали им на помощь.

Все бойцы за веру с великим рвением и усердием рвались в бой; помня благородные слова Корана: «Скажи: ожидают ли они от нас чего-нибудь, кроме одного из двух благодеяний 643», они вознамерились пожертвовать душой и подняли знамена, жизнь отнимающие.

Когда битва и сражение продлились и затянулись, был издан приказ, подлежащий исполнению, чтобы личные телохранители государя, молодцы в бою и львы в чаще доблести, которые стояли за пушками, словно львы в цепях, выступили вперед, справа, слева и из центра и, дав стрельцам место в середине, со всех сторон начали сражение. Они поднялись из-за повозок, как поднимается истинная заря 644 над шатром горизонта, и, пролив на поле битвы, широком, как небо, много красной, как заря, крови злосчастных нечестивцев, заставили множество голов этих непокорны лететь, словно [318] падающие звезды, с неба их бытия. Редкость нашего века, Устад Али Кули, который стоял со своими прислужниками перед центром войска, совершал доблестные дела и метал камни огромного размера; если бы положить один из них на чашку весов его деяний, то он получил бы награду, о которой говорится в словах: «А если весы его тяжелы, то будет он жить жизнью благою 645». Если же бросят их на твердостоящий холм или на высокую гору, то рухнет она и развалится, словно шерсть расчесанная. Эти камни метал он в крепость рядов нечестивых, одетых железом; ударами камней и выстрелами из пушек и ружей разрушил он многие строения тел неверных.

Стрельцы центра, /323а/ где стоял государь, согласно приказу, выступили на поле битвы. Каждый из них заставил множество неверных вкусить яд смерти; пехотинцы вышли на место великой опасности и сделали явными свои имена среди львов из чащи мужества и храбрецов на поле доблести. В это время последовал приказ его величества хакана выдвинуть вперед повозки, стоявшие в центре, и драгоценная особа государя, сопутствуемая справа счастьем и успехом, а слева — победой и одолением, направилась в сторону войска неверных. Когда в разных концах и сторонах победоносной рати заметили это обстоятельство, все полноводное море войска, облеченного победой, пришло в великое волнение, и доблесть крокодилов этого моря из возможности стала действительностью. Мрак от пыли собрался в облако и, словно темная туча, раскинулся над всем полем битвы; вспышки от сверкания мечей затмили блеск молнии и лишили света сияющий лик солнца, уподобив его спинке зеркала. Разящие смешались с поражаемыми и победители с побежденными, так что признаки различия скрылись от глаз; волшебник времени показал такую ночь, когда не было иных планет, кроме стрел, и других неподвижных звезд, кроме искр под копытами твердоногих коней.

В день битвы роса крови опустилась до Рыбы,
а пыль поднялась вверх до луны. /323б/
От топота копыт животных в этом обширном поле
слоев земли стало шесть, а неба — восемь 646.

Усердные бойцы за веру, которые в пылу боя проявляли доблесть и не щадили жизни, услышали сокровенный глас, возвещавший: «Не унывайте и не печальтесь, ибо вашей будет победа 647», и дошла до них благая весть осведомителя, не оставляющего в душе сомнений: «от Аллаха поддержка и близкая победа; обрадуй же правоверных 648». И начали они биться с таким увлечением, что до них донеслись возгласы одобрения святых вышнего собрания; ангелы, приближенные к Аллаху, кружились, как мотыльки, над их головами.

В пору между двумя молитвами пламя битвы так сильно разгорелось, что факелы знамен вознеслись выше небес. Правое и левое крыло войск ислама прижало левое и правое крыло злополучных нечестивцев к их центру и оттеснило их в одно место. Когда признаки победы славных бойцов за веру и возвышения исламского знамени начали становиться явными, проклятые нечестивцы и злодеи, лишенные веры, некоторое время пребывали в смятении, не зная, что им делать; наконец, они исторгли сердце свое из груди и бросились на правый и левый край нашего центра. На левом краю их натиск был сильнее и они подошли к нам близко, но наши доблестные бойцы, видя перед собой плоды небесной награды, посадили саженцы стрел в землю груди каждого из врагов и сделали нечестивых столь же черными, как их судьба. В это время [319] ветерок победы и одоления повеял над лугом счастья наших благих заместителей /324а/ и донес до них благую весть: «Поистине, даровали мы тебе победу явную 649». Красавица торжества, чья прелесть, озаряющая мир, украсилась кудрями слов: «Поддержит тебя Аллах поддержкой могучей 650», явила нам счастье успеха, прежде сокрытое за завесой, и сделала его близким. Ложноверующие индусы, поняв, что их положение трудное, рассыпались, «как шерсть расчесанная 651», и разлетелись, словно рассеявшиеся мотыльки 652. Немало убитых пало на поле битвы, многие, отчаявшись в жизни, ушли в пустыню скитаний и стали снедью для ворон и коршунов. Из трупов убитых сложили холмы, из голов их воздвигли минареты. Хасан хан Мевати от ружейного выстрела вошел в число мертвых, многим из заблудших и непокорных, что были вожаками этих людей, пули и стрелы также принесли конец дней их жизни. К числу их принадлежат Равал Уди Синг Багари, который был правителем области Дунгарпура и имел двадцать тысяч всадников, Рай Чандрабан Чухан, имевший четыре тысячи всадников, Бхупат Рао, сын упомянутого выше Салах ад-дина, который был правителем области Чандири и имел шесть тысяч всадников, Маникчанд Чухан и Дилпат Рао, имевшие по четыре тысячи всадников, Гангу, Карм Синг и Дангуси, имевшие по три тысячи всадников, а также многие другие индусы, каждый из которых /324б/ был начальником войска и главой отряда, сплошь состоявшего из людей великих и славных. Все они вступили на стезю, ведущую в ад, и перешли из сей обители нечисти в пропасть нижайшую. Дорога с поля битвы, словно геенна, была усеяна ранеными, умиравшими на земле; нижайшая пропасть наполнилась трупами лицемеров, отдавших жизнь ангелу ада. Куда бы ни поспешил человек в войске ислама, он всюду мог найти убитых, сколько хотел. Когда славная ставка двинулась вслед за бежавшими, то на каждой стоянке некуда было вступить из-за множества трупов поверженных вельмож.

Все индусы убиты в позоре и унижении.
Камнями ружей, как люди со слоном
Из-за множества тел появились горы,
На каждой из этих гор текла река крови.
От страха перед стрелами войско, полное блеска,
Разбежалось по степям и горам.

Повернули они вспять, убегая, и было веление Аллаха судьбой предопределенной. Восхвалим же Аллаха всеслышащего, всезнающего; нет поддержки, кроме как от Аллаха великого, премудрого. Писано двадцать пятого числа месяца джумады второй года девятьсот тридцать третьего 653».

После этой победы я стал писать в тугре слово «гази 654». Под тугрой в победной грамоте я написал такое рубаи:

Ради ислама сделался я скитальцем,
Вел войну с нечестивыми индийцами,
Принял я решение стать мучеником за веру; /325а/
Благодарение Аллаху, что стал я гази.

Шейх Зайн нашел тарих этой победы в словах: «Победа государя ислама»; он вписал их в рубаи и прислал его мне. Мир Гису, один из тех людей, что прибыли из Кабула, тоже нашел тарих в этих же словах и, написав рубаи, прислал его мне. По совпадению в рубаи Мир Гису и Шейх Зайна были приведены одни и те же слова, как самые лучшие.

В другой раз, при завоевании Дибалпура, Шейх Зайн нашел его тарих в словах: «Середина месяца раби первого 655». Мир Гису тоже нашел тарих в этих же словах. [320]

Разбив врагов, мы преследовали и избивали их. Стан нечестивых находился курухах в двух от нашего лагеря. Достигнув вражеского лагеря, мы послали вслед за неверными Мухаммади Абд ал-Азиза, Али хана и еще кое-кого. Тут было допущено некоторое нерадение 656: мне следовало, ни на кого не надеясь, идти самому.

Пройдя с курух за неприятельский лагерь, я повернул назад, так как время было позднее, и к молитве перед сном вернулся в лагерь. Мухаммед Шариф-звездочет — каких только бед он мне не пророчил! — тотчас же явился с поздравлениями. Здорово выругав его, я отвел душу. Хотя это был человек, склонный к обману, пророчивший злое, очень самодовольный и противный, но так как он давно мне служил, то я пожаловал ему один лак денег и отпустил его, чтобы он не оставался в моих владениях. /325б/

Следующий день мы провели в этом же лагере. Мухаммед Али Дженг-Дженг, Шейх Гуран и Абд ал-Малук курчи с большим отрядом были посланы против Ильяс хана, который восстал в Миан-Ду-Абе, захватил Куил и взял в плен Кичик Али. Когда пришли мои люди, воины Ильяс хана, не будучи в состоянии сражаться, рассеялись во все стороны. Спустя несколько дней после того как я прибыл в Агру, Ильяс хана схватили и привели. Я велел живьем содрать с него кожу.

На холмике, находившемся перед лагерем, где происходило сражение, я приказал построить минарет из голов убитых.

Совершив два перехода от этой стоянки, мы пришли в Биану. До самой Бианы и даже до Алвара и Мевата на земле валялось бесчисленное множество трупов нечестивых и вероотступников.

Я поехал и осмотрел Биану. Вернувшись в лагерь, я созвал тюркских и индийских эмиров и мы держали совет относительно похода на владения нечестивого Рана Санка. Вследствие недостатка воды в пути и чрезвычайной жары, поход был отложен.

Область Мевата лежит неподалеку от Дихли; с нее собирают до трех-четырех круров дохода.

Хасан хан Мевати получил эту область от отцов и дедов, которые самостоятельно правили ею сто или двести лет; они, по-видимому, не очень слушались дихлийских султанов. /326а/ Султаны Хинда по причине обширности своих владений или за неимением удобного случая, либо вследствие гористости области Мевата, не сворачивали в сторону этой области и не могли окончательно покорить ее, так что жители Мевата оказывали им лишь неполное повиновение.

После завоевания Хинда мы также, по обычаю прежних султанов, оказывали благосклонность Хасан хану. Однако этот неблагодарный еретик, подобный нечестивому, не помня наших милостей и благодеяний и не желая отблагодарить нас за заботу и попечение, был, как уже сказано, первым зачинщиком всех заговоров и главным виновником всех зол.

Когда поход на нечестивых был отложен, мы направились в Меват, чтобы покорить эту область. После четырех переходов мы стали лагерем на берегу реки Манасни, в шести курухах от крепости Алвар, где имел пребывание правитель Мевата. Предки Хасан хана до него пребывали в Тиджара. В тот год, когда я вступил в Хиндустан, разбил Пахар хана и захватил Лахор и Дибалпур, Хасан хан, опасаясь меня и проявляя предусмотрительность, начал строить эту крепость. Один из уважаемых людей Хасан хана по имени Кармчанд, когда сын Хасан хана был в Агре, тоже явился туда. [321] Вернувшись от сына, он прибыл из Алвара /326б/ с просьбой о пощаде. Я дал ему в провожатые Абд ар-Рахима шигаула и отослал его в Агру, снабдив милостивыми указами. Кармчанд отправился в Агру и вернулся, приведя с собой Нахир хана, сына Хасан хана. Я опять проявил к нему милость и дал ему удел в несколько лаков.

Думая, что Хусрау совершил в битве подвиг, я пожаловал ему в виде помощи и поддержки удел в пять-десять лаков и отдал в управление Алвар. По своему злополучию он начал ломаться и не взял Алвара. Позднее стало известно, что этот подвиг совершил Чин Тимур султан. Я пожаловал этому султану в подарок город Тиджара, столицу Мевата, и выдал ему в виде поддержки пятьдесят лаков. Тердика, который в бою с Рана Санка стоял на правом краю центра и совершил обходное движение, держал себя лучше других; я выдал ему пятнадцать лаков деньгами и пожаловал крепость Алвар. Сокровищницу Алвара и [власть над] всеми обитателями крепости я дал Хумаюну.

Снявшись с этой стоянки в среду, первого числа месяца раджаба 657, мы подошли на два куруха к Алвару. Я проехался и осмотрел крепость Алвар. Ночь я провел в этой крепости, а утром вернулся в лагерь.

Как уже упомянуто, перед походом на нечестивых все, и великие и малые, дали клятву верности; при этом было сказано, /327а/ что после победы не будет принуждения и всякий, кто захочет отправиться в Агру, получит на это разрешение. Большинство людей Хумаюна были из Бадахшана и с той стороны никогда не ходили в поход даже на месяц или два месяца. Перед битвой они потеряли стойкость и я дал им такое обещание. К тому же Кабул совершенно опустел. По этой причине было решено отправить Хумаюна в Кабул. Сговорившись об этом, мы вышли из Алвара в четверг, девятого раджаба, и, пройдя четыре или пять курухов, остановились на берегу реки Манас.

Махди ходжа тоже был в большой тревоге и я отпустил его в Кабул; должность сборщика налогов в Биане была предоставлена Дуст ишик-ага. Раньше я назначил Махди ходжу правителем Атавы. Когда Кутб хан бросил Атаву и ушел оттуда, я послал в Атаву на место Махди ходжи его сына Джа'фар ходжу.

Вследствие отъезда Хумаюна, мы провели на этой стоянке два-три дня. Оттуда был послан в Кабул с победной грамотой Му'мин Али Таваджи.

Я слышал похвальные описания фирузпурского источника и большого озера Кутила. Чтобы проводить Хумаюна и посмотреть эти места, я в воскресенье оставил лагерь /327б/ и выехал оттуда. В этот день я осмотрел Фирузпур с его источником и ел там ма'джун. В долине, где протекает источник, канир был в полном цвету. Это место не лишенное приятности, хотя не такое, каким его описывают. Во всех местах, где ручей разливается шире, я приказал положить тесаные камни размером десять на десять [кари].

Эту ночь мы провели в долине, а утром я сел на коня и осмотрел озеро Кутила. Оно со всех сторон окружено горами; река Манасни, говорят, впадает в это озеро. Озеро это очень большое; с одного берега не видно как следует другого берега.

Посреди озера есть возвышенность, у берегов его [стоит] много маленьких лодочек; рассказывают, будто жители окрестных деревень во время смут и беспорядков садятся на эти лодки и спасаются. Когда мы [322] туда прибыли, некоторые люди тоже сели в лодки и выехали на озеро.

Осмотрев озеро, мы вернулись и остановились в лагере Хумаюна. Там мы отдохнули и поели и, наградив Мирзу и его беков почетными одеждами, простились с Хумаюном и выехали в час молитвы перед сном. По дороге мы поспали в одном месте и двинулись дальше. На рассвете мы проехали область Кухри и опять немного поспали, а потом прибыли в лагерь, который находился в Туда.

Когда мы выступили из Туда и стали лагерем в Сункаре, /328а/ сын Хасан хана Мевати Нахир хан, который был препоручен Абд ар-Рахим шигаулу, бежал. Выступив оттуда и совершив один переход, мы остановились у источника на выступе горы, возвышающейся между Бусаваром и Джуса. Там мы приказали поставить шатер и съели ма'джун. Когда наше войско проходило мимо этого источника, Тарди бек Хаксар всячески расписывал его; мы поехали к источнику на конях. Источник оказался действительно хороший. В Хиндустане, где почти нет проточной воды, нечего искать источников; те немногие источники, что там есть, сочатся из земли струйкой, а не бьют ключом, как в наших краях. Воды из этого источника хватило бы на полмельницы; она выбивается из-под склона горы.

Вокруг источника сплошные луга; местность мне очень понравилась. Я приказал построить в верховьях источника восьмиугольный хауз из тесаного камня.

Когда мы сидели у этого источника, наевшись ма'джуна, Тарди бек все время с гордостью повторял: «Раз я расхвалил это место, ему нужно дать название». Абд Аллах сказал: «Его нужно назвать «Царский ручей, восхваленный Тарди беком», и его слова вызвали великий смех и веселье.

Дуст ишик-ага прибыл из Бианы к этому источнику и служил мне. /328б/

Покинув это место, я еще раз осмотрел Биану и отправился в Сикри, где мы провели два дня. Я остановился в саду, который приказал раньше устроить; позаботившись об [украшении] сада, я прибыл в Агру утром, в четверг, двадцать третьего числа месяца раджаба 658.

Уже было сказано, что непокорные во время смут завладели Чандваром и Рапари. Я послал к Чандвару и Рапари Мухаммед Али Дженг-Дженга, Тарди бека, Куч бека, Абд ал-Малика курчи и Хасан хана с людьми Дариа хана. Когда они приблизились к Чандвару, люди Кутб хана, находившиеся там, узнали об этом и бежали. Овладев Чандваром, Мухаммед Али Дженг-Дженг и его люди двинулись на Рапари. Люди Хусейна хана Нухани вышли к заставе с намерением немного подраться, но едва наши бойцы приблизились и произвели нападение, как они не выдержали и побежали. Сам Хусейн хан с несколькими бойцами вошел в реку и утонул в Джумне. Кутб хан, услышав об этом, бросил Атаву и тоже бежал с несколькими своими приспешниками. Так как Атава была предназначена Махди ходже, то его сына Джа'фар ходжу послали туда вместо Махди ходжи.

Как уже было упомянуто, во время похода против нечестивого Санка многие хиндустанцы и афганцы отошли от меня; все они завладели землями и областями, [над которыми были поставлены]. Мухаммед Дулдай, бросивший Канаудж и явившийся ко мне, /329а/ от страха или из самолюбия не соглашался вернуться в Канаудж и променял Канаудж с доходами в тридцать лаков на Сихринд, дающий пятнадцать лаков. Канаудж я пожаловал Мухаммед Султан мирзе; определив доход с него в тридцать лаков. Бадаун был отдан Касим [323] Хусейн султану, который получил повеление присоединиться к Мухаммед Султан мирзе. Некоторые другие тюркские эмиры — Малик Касим, [брат] Баба Кашка со своими братьями и моголами, Абу Мухаммед Найза баз, Муайяд с отцом, Хусейн хан со своими дарьяханцами и нукерами Султан Мухаммед Дулдая, а также кое-кто из хиндустанских эмиров — Али хан Фармули, Малик дад Карарани, Шейх Мухаммед, [сын] Шейха Бакари, и Татар хан Хан-и Джахан тоже получили приказ соединиться с Мухаммед султан мирзой и выступить против Бибана, который во время восстания нечестивого Санка осадил и взял Лукнур 659. Когда их войско перешло реку Ганг, Бибан, узнав об этом, бросил свой обоз и бежал. Наши воины преследовали его до Хайрабада и, простояв там несколько дней, вернулись.

Казну я уже успел разделить, что же касается земель и областей, то дела с нечестивыми помешали мне раздать их. Покончив с войной против нечестивых, мы начали делить земли и владения. /329б/ Так как приближалось время дождей, то было решено, что всякий должен отправиться в свое владение и приготовить снаряжение, а когда пройдут дожди — явиться ко мне.

Между тем пришли сведения, что Хумаюн, прибыв в Дихли, отпер некоторые казнохранилища и незаконно завладел ими. Я никогда не ожидал этого от Хумаюна, и у меня стало крайне тяжело на душе. Я написал Хумаюну письмо с очень суровыми увещаниями.

В четверг, пятнадцатого ша'бана 660, я снова отправил послом к царевичу Тахмаспу с соответствующими подарками Ходжаги Асада вместе с Сулейманом Туркменом. Ходжаги Асад уже ходил в Ирак в качестве посла и вернулся оттуда с Сулейманом.

Тарди бек Хаксар, которого я заставил бросить жизнь дервиша и сделал воином, прослужил мне несколько лет. Потом влечение к дервишеской жизни снова возобладало и Тарди бек попросил отпустить его. Я дал ему разрешение удалиться от дел и послал его к Камрану.

Я написал небольшую кит'а о тех, кто ушел от нас в прошлом году, обращаясь в ней к Мулле Али хану. Теперь я послал ее Мулле Али хану с Тарди беком. Вот эта кит'а 661: /330а/

О вы, которые ушли из страны Хинда,
Испытав там страдания и мучения!
Стосковавшись по прекрасному воздуху Кабула,
Вы тогда быстро ушли туда из Хинда.
И видели и нашли там развлечения,
Услады, веселье и удовольствие.
Мы тоже, слава Аллаху, не умерли,
Хотя много испытали тягот и горестей.
Радости души и страдания тела.
Узнали вы, и мы тоже узнали.

Рамазан этого года мы провели в саду Хашт-Бихишт, совершая все положенные молитвы и омовения. С одиннадцатого года жизни я не проводил двух праздников рамазана подряд в одном месте. Прошедший рамазан я справил в Агре. Чтобы не отступать от установившегося обычая, мы отправились на воскресенье, в последний день месяца, в Сикри, с целью провести там праздник. В северо-западной стороне сада Баг-и Фатх, в Сикри, была воздвигнута каменная суфа; на этой суфе разбили шатер, в шатре мы отпраздновали праздник.

В тот вечер, когда мы выехали из Агры, Мир Али курчи был послан в Татту к Шах Хасану. Шах Хасан очень любил играть в карты 662; он просил прислать ему карты, я послал. [324]

В воскресенье, пятого зу-л-ка'да 663, у меня заболело горло; [недомогание] тянулось семнадцать дней.

В пятницу, двадцать четвертого числа названного месяца 664, мы отправились на прогулку в Дулпур. Ночью на полдороге мы поспали в одном месте, /330б/ а утром подошли к плотине Султан-Искандер и остановились там. Ниже плотины, где кончается гора, находится большая глыба красного строительного камня. Я велел привести Устад Мухаммеда, каменотеса, и приказал, если можно, вытесать из всей этой глыбы дом, а если она слишком низка для постройки, выровнять ее и продолбить в камне хауз.

Из Дулпура мы отправились в Бари; на другой день мы осмотрели Бари и вернулись. На горе между Дулпуром и Бари мы видели эбеновое дерево; плоды этого дерева называются тинду. Белое эбеновое дерево, оказывается, тоже бывает, на этой горе большинство деревьев были белые.

Из Бари я проехал в Сикри и в среду, двадцать девятого числа этого месяца 665, прибыл в Агру.

В эти дни стали приходить тревожные вести о Шейхе Баязиде. Я послал к нему Султан Али Тюрка, дав срок [для явки] в двадцать дней.

В пятницу, второго зу-л-хиджже 666, я начал читать стихи Корана, которые надо повторять сорок один раз. В эти дни я свой стих:

О глазах ли ее, бровях ли, языке ли скажу,
О росте ли ее, о ланитах или кудрях скажу?

разбил [на стопы] в пятистах и четырех размерах; по этому поводу мною был составлен [особый] трактат.

В этот день у меня опять /331а/ болело горло; болезнь тянулась десять дней. В четверг, двадцать девятого зу-л-хиджже 667, мы ездили на прогулку в Куил и Самбал.

(пер. М. А. Салье)
Текст воспроизведен по изданию: Бабур-наме. Ташкент. Главная редакция энциклопедий. 1992












































Комментарии

590. Мухаррам 933 = 8 октября 1526 г. 7 ноября.

591. 23 шаввала 932 = 2 августа 1526.

592. 15 мухаррама 933 = 22 октября 1526 г.

593. 8 сафара 933 = 14 ноября 1526 г.

594. 24 мухаррама 933 = 31 октября 1526 г.

595. 15 сафара 933 = 21 ноября 1526 г.

596. Конец сафара 9 33 = начало декабря 1526 г.

597. 16 раби' I 933 = 21 декабря 1526 г.

598. Чашнигир — пробующий пищу перед подачей государю.

599. Дастархан — здесь — скатерть.

600. 20 раби' I 933 = 25 декабря 1526 г.

601. 29 раби' I 933 = 7 января 1527 г.

602. 3 раби' II 933 = 7 января 1527 г.

603. «...отдал крепость Гури Узбеку», т. е. Шейбани хану.

604. 8 джумада I 933 = 10 февраля 1527 г.

605. 9 джумада I 933 = 11 февраля 1527 г.

606. 14 джумада II 933 = -16 февраля 1527 г.

607. 22 джумада I 933 — 24 февраля 1527 г.

608. 23джумада I 933 — 25 февраля 1527 г.

609. Асас — ночной страж.

610. Мухаррам 935 = сентябрь 1528 г.

611. «душа побуждает ко злу» — цитата из Корана, гл. 12, ст. 53.

612. «Это — милость Аллаха...» — Коран, гл. 57, ст. 15.

613. Ихрам — одеяние мекканского паломника; одеяние кающегося, отрекшегося от мирских благ, от запретного.

614. «Не пришло ли время...» — Коран, гл. 57, ст. 21.

615. «Я раскаялся пред...» — Коран, гл. 7, ст. 140.

616. «Люди исповедуют веру...» выражение не из Корана.

617. «Указующий путь...» — то же.

618. «Кто изменил это...» — Коран, гл. И ст. 177.

619. 24 джумада I 933 = 26 февраля 1527 г.

620. Треножники на катках — осадные сооружения.

621. 13 джумада II 933 = 17 марта 1527 г. (день битвы при Канва).

622. Победная реляция, составленная высокоученым Шейх Займом в соответствии с установившимися канонами в этой области, представляет своей замысловатостью полную противоположность изящной простоте стиля самого Бабура.

623. «Они суть неверные...» — Коран, гл. 80, ст. 42.

624. Рана Санка (Рана Санграм Сингх) — оказался наиболее сильным противником Бабура в Хиндустане. Это была интересная личность. Первый переводчик Бабура на английский язык Эрскин вот что говорит о нем: «Рана был средней комплекции, но большой физической силы, хорошо сложен, с необычайно большими глазами... Ко времени своей гибели он представлял собой осколок воина: один глаз он утратил в ссоре с братом, одну руку — в бою с государями Лоди из Дихли; он хромал, так как нога была сломана пушечным ядром в другом бою, к тому же он насчитывал 80 ран от меча или копья в разных частях тела».

625. «И отказался он...» — Коран, гл. 2, ст. 32.

626. 3уннар — особой расцветки пояс, который обязаны были носить иноверцы в мусульманских странах.

627. «Да покинет его Аллах в день судный» — Коран, гл. 69, ст. 35.

628. «Возвестим им о пытке болезненной...» — Коран, гл. 3, ст. 20.

629. «Когда приходит судьба...» — цитата не из Корана.

630. «Кто сражается за веру...» — Коран, гл. 29, ст. 5.

631. 13 джумада II 933 = 17 марта 1527 г.

632. «Люди со слоном...» Имеется в виду вторжение абиссинца Абраха в 570 г. В Аравию, когда слон отказался везти его в Ка'бу (священный мусульманский храм в Мекке).

633. Ифриты — злые духи.

634. «Подобны они строению...» — Коран, гл. 61, ст. 4.

635. «Они — на правом пути...» — Коран, гл. 2, ст. 4.

636. «Это а лифы в словах...» Арабская буква алиф (а) пишется в виде вертикальной линии, с утоньшением кверху (копье).

637. «Мы дали победу...» — Коран, гл. 48, ст. 1.

638. Чин Тимур султан б. Ахмед хан (ум. в. 936/1530 г.), назван Бабуром «брат» потому, что у них общий предок — Юнус хан.

639. Сулейман шах б. Али б. С. Махмуд б. Абу Са'ид, Бадахшанский (род. в 920/1514 г.; ум. в 997/1589 г.) назван «сыном» (ему было всего 13 лет) по общему предку — Султан Абу Са'ид мирзе.

640. Дастур — вазир, советник.

641. «Гордость Та-Ха и Я-Син», т. е. гордость мусульман. Та-Ха — гл. 20, Я-Син — гл. 36 Корана; так же именуется иносказательно семья Мухаммеда.

642. «В обитель гибели...» — Коран, гл. 14, ст. 33.

643. «Скажи ...из двух благодеяний...» — Коран, гл. 14, ст. 52.

644. «Истинная заря» — рассвет, в противоположность «ложной заре» — предрассветным сумеркам.

645. «А если весы тяжелы...» — (Коран, гл. 101 ст. 54) — подразумевается все его добрых дел.

646. «В день битвы роса крови...» стих Шах-наме Фирдауси. «Опустилась до Рыбы», т. е. до той рыбы, на которой, по арабскому поверию, покоится земля, «...слоев земли стало шесть, а неба — восемь», т. е. к земле и небу прибавилось по одному слою (по поверью небес — 7, а земных слоев — 5).

647. «Не унывайте...» — Коран, гл. 3, ст. 133.

648. «От Аллаха поддержка...» — Коран, гл. 61, ст. 13.

649. «Поистине даровали...» — Коран, гл. 48, ст. 1

650. «Поддержит тебя Аллах...» — Коран, гл. 48, ст. 3.

651. «...как шерсть расчесанная...» — Коран, гл. 101, ст. 4.

652. «Разлетелись, словно...» — Коран, гл. 101, ст. 3.

653. 25 джумада II 933 = 29 марта 1527 г.

654. Гази — воин за веру; победитель неверных.

655. Тарих победы под Дибалпуром дает год 930 = 1524. Описание событий этого года в рукописи отсутствует.

656. «...Тут было допущено некоторое нерадение», выразившееся в том, что допущено бегство Рана Санки после поражения. (Он умер позже в том же 933 = 1527 г., по-видимому, не без содействия яда).

657. 9 раджаба 933 = 11 апреля 1527 г.

658. 23 раджаба 933 = 25 апреля 1527 г.

659. Лукнур — старинное название города Шахабад в Рампуре.

660. 15 ша'бана 933 = 17 мая 1527 г.

661. Кит'а — отрывок стихотворного или прозаического произведения.

662. Игральные карты. По-видимому, это одно из самых ранних в восточных упоминаниях о картах, известных в Европе с XIV века.

663. 5 зу-л-ка'да 933 = 5 августа 1527 г.

664. 24 зу-л-ка'да 933 = 24 августа 1527 г.

665. 29 зу-л-ка'да 933 = 29 августа 1527 г.

666. 2 зу-л-хиджжа 933 = 30 августа 1527 г.

667. 29 зу-л-хиджжа 933 = 26 сентября 1527 г.

ЗАХИР АД-ДИН МУХАММЕД БАБУР

БАБУР-НАМЕ

События года девятьсот тридцать четвёртого

1527-1528

В субботу первого числа месяца мухаррама 668 мы остановились в Куиле. Юсуф и Дервиш Али были оставлены Хумаюном в Самбале. Перейдя реку, они сразились с Кутбом Сирвани и несколькими раджами и, хорошо побив их, прислали много голов и одного слона. Мне доставили их, когда я был в Куиле.

В Куиле мы провели два дня, осматривая город. По приглашению Шейха Гурана мы стояли у него в доме. Он угостил нас и поднес нам подарки.

Выехав из Куила, мы остановились в Утрули; в среду мы переправились через реку Ганг и сделали привал в деревнях, окружающих Самбал. В четверг мы остановились в Самбале и провели там два дня, осматривая город, а в субботу утром возвратились из Самбала. В воскресенье я остановился в Сикандара, в доме Рао Сирвани, который предложил нам кушанье и служил мне. Еще до рассвета мы уехали от него. По дороге я под каким-то предлогом покинул своих людей и ускакал. Я ехал один, пока не оказался в одном курухе от Агры. После этого мои люди догнали меня и присоединились ко мне.

В воскресенье, шестнадцатого мухаррама 669, на меня напала лихорадка с дрожью. Приступ следовал за приступом, они тянулись двадцать пять-двадцать шесть дней. Я пил слабительное лекарство, и в конце концов болезнь прошла. Я очень страдал от бессонницы и жажды.

В дни болезни я написал три или четыре /331б/ рубаи; вот одно из них:

Днем в теле моем сильный жар,
А когда наступает ночь, сон бежит от моих глаз.
И то и другое подобно моему горю и моему терпению:
Первое с течением времени возрастает, а второе уменьшается.

В субботу, двадцать восьмого сафара 670, прибыли мои тетушки: Фахр-и Джахан биким и Хадича Султан биким. Я выехал на лодке и встретил их выше Сикандар-Абада.

В воскресенье Устад Али Кули выстрелил ядром из большой пушки. Хотя ядро пролетело далеко, но пушка разорвалась на куски. Одним куском повалило толпу людей; восемь из них умерло.

В понедельник, седьмого числа первого раби 671, я поехал на прогулку в Сикри. Восьмиугольная суфа, [326] которую я приказал воздвигнуть посреди озера, была готова. Мы поехали на лодке, разбили на суфе шатер и ели ма'джун.

Вернувшись после прогулки в Сикри, я вечером в понедельник, четырнадцатого числа месяца раби 672 первого, двинулся на Чандири, намереваясь начать священную войну. Мы прошли три куруха и стали лагерем в Джалисире. Дабы люди могли снарядиться и приготовиться, мы простояли там два дня. В четверг мы выступили из Джалисира и остановились в Анваре. Выехав из Анвара на лодках, мы прошли Чандвар и вышли на сушу; затем мы совершили несколько переходов и в понедельник, двадцать восьмого 673, остановились у переправы Канар.

В четверг, второго числа месяца раби' второго 674, я перешел через реку. Четыре или пять дней я стоял у переправы то на одной, то на другой стороне, /332а/ ожидая, пока перейдут воины. В эти дни я постоянно выезжал на лодке и ел ма'джун. Река Чамбал впадает в Ганг в одном или двух курухах выше канарской переправы. В пятницу я сел в лодку и, проплыв по Чамбалу дальше мест впадения, прибыл в лагерь.

Хотя Шейх Баязид еще не поднял открыто восстания, однако из его действий и поступков явствовало, что он имеет намерение восстать. По этой причине я отрядил и послал Мухаммед Али Дженг-Дженга в Канудж; он должен был собрать там людей Мухаммед Султан мирзы и находящихся там султанов и эмиров: Касим Хусейн султана, Бихуб султана, Малик Касима, Куки, Абу Мухаммед Найза база и Менучихр хана с его братьями и дарьяханцами, и повести под своим предводительством против непокорных афганцев. Им надлежало предложить Шейх Баязиду примкнуть к Мухаммеду Али, если Шейх Баязид с искренними намерениями явится и присоединится к его силам, то пусть идут вместе, а если он не придет, то, прежде всего, следует его разбить. Мухаммед Али потребовал несколько слонов; мы дали ему десяток слонов. После того как мы отпустили Мухаммед Али, Баба Чухра тоже получил приказ присоединиться к этому отряду.

От Канара мы совершили один переход на лодках. В среду, восьмого числа месяца второго раби 675, мы остановились в одном курухе от Калпи. Баба султан, сын Султан Халил султана, родного брата Султан Са'ид хана, явился ко мне на этой стоянке, чтобы мне служить. В минувшем году он бежал от своего дяди /332б/ и дошел до границ Андераба, но раскаялся и вернулся. Когда он был недалеко от Кашгара, хан послал ему навстречу Хайдар мирзу и тот заставил его вернуться.

На следующий день мы остановились в Калпи, в доме Алам хана. Он подал нам еду и угощение на хиндустанский лад и поднес подарки.

В понедельник, тринадцатого числа этого месяца 676, мы вышли из Калпи; в пятницу остановились в Ирджи. В субботу мы стали лагерем в Бандире.

В воскресенье, девятнадцатого числа 677, мы поставили Чин Тимур султана во главе шести или семи тысяч человек и послали его на Чандири впереди нас. Из беков отправились в поход Баки минг беги, Тарди бек, [брат] Куч бека, Ашик бакаул, Мулла Аппак и Мухсин Дулдай, а из хиндустанских беков — Шейх Гуран.

В пятницу, двадцать четвертого числа 678, мы остановились вблизи Качва. Склонив к себе обитателей Качва, я отдал эту местность сыну Бадр ад-дина.

Качва — довольно хорошее место; вокруг него возвышаются небольшие [327] горки. Между горками, к юго-востоку от Качва, устроили запруду, так что образовалось большое озеро; окружность его равняется пяти-шести курухам. Это озеро охватывает Качва с трех сторон; с северо-западной стороны осталась небольшая полоска суши, на которой находятся ворота [крепости]. На озере плавают маленькие лодочки, вмещающие трех-четырех человек; всякий раз, когда жители хотят спастись бегством, они садятся в лодки /333а/ и выезжают на середину озера. Не доходя до Качва, в двух местах тоже устроили между гор запруду и образовалось озеро, но эти озера меньше, чем озеро в Качва.

Пробыв в Качва один день, я послал расторопных надсмотрщиков и множество землекопов сгладить неровности дороги и вырубить заросли, чтобы повозки и пушка могли пройти без труда. Местность между Качва и Чандири покрыта густыми зарослями.

Выступив из Качва и сделав один привал, мы переправились через реку Бурханпур и стали лагерем в трех курухах от Чандири.

Арк Чандири стоит на горе; внешние укрепления и самый город расположены среди гор. Ровная дорога, по которой могут пройти повозки, пролегает под внешними укреплениями. Отойдя от Бурханпура, мы прошли из-за повозок одним курухом ниже Чандири. После одного перехода во вторник, двадцать восьмого числа 679, я остановился у хауза Бахджат-Хана, выше плотины. На следующее утро я выехал и расставил воинов на посты вокруг крепости — в центре, на правом краю и на левом краю. Устад Али Кули выбрал для стрельбы ядрами ровное место, без уклона. Надсмотрщикам и землекопам велели устроить насыпь для установки пушки; всем воинам было приказано приготовить щиты, лестницы и поставить людей к щитам, употребляющимся при захвате крепостей.

Чандири раньше /333б/ принадлежало властителям Манду. После смерти султан Насир ад-дина один из его сыновей, Султан Махмуд, который и теперь находится в Манду, завладел Манду и прилегающими областями. Другой сын Султан Насир ад-дина по имени Мухаммед шах захватил Чандири и обратился за помощью к Султан Сикандару. Султан Сикандар послал Мухаммед шаху большое войско и оказал ему покровительство. После смерти Султан Сикандара, во времена Султан Ибрахима, Мухаммед шах тоже умер, оставив маленького сына по имени Ахмед шах. Султан Ибрахим изгнал Ахмед шаха и поставил вместо него своего человека. Когда Рана Санка повел войско против Ибрахима и пришел в Дулпур, беки Султан Ибрахима восстали против последнего. В это время Чандири перешло в руки Рана Санка; Санка отдал этот город одному из знатных и уважаемых язычников по имени Мидини Рао. Этот Мидини Рао находился теперь в крепости Чандири с четырьмя или пятью тысячами нечестивых.

Араиш хан водил с ним дружбу. Я послал Араиш хана с Шейх Гураном к Мидини Рао с милостивыми и ласковыми словами и обещал в обмен на Чандири отдать ему Шамсабад. Один или два значительных человека вышли им навстречу. Не знаю — не поверил ли он мне или полагался на свою крепость, но только дело с перемирием не удалось.

Имея намерение взять крепость Чандири приступом, я утром, во вторник, шестого числа того месяца 680, выступил в поход и, отойдя от хауза Бахджат-Хана, остановился у среднего хауза, неподалеку от крепости. /334а/

В это утро, когда мы подходили к стоянке, прибыл Халифа и доставил несколько писем. В них [328] сообщалось, что войско, посланное в Пураб, шло неосмотрительно и, вступив в бой, понесло поражение. Наши люди оставили Лакнау и пришли в Канудж. Я увидел, что Халифа из-за этого расстроен и полон тревоги и сказал: «Расстраиваться и тревожиться нет основания: все, что суждено — неизбежно, а ничего иного не случиться. Так как нам предстоит захватить крепость, то не говори об этих известиях; завтра станем штурмовать крепость, а потом посмотрим, что будет».

Враги укрепили как следует только арк, а во внешних укреплениях расставили людей по одному, по два на всякий случай. В тот же день вечером наши бойцы со всех сторон подошли к внешним укреплениям. Там было немного людей и не произошло даже небольшого боя: враги бежали и ушли в арк.

Утром в среду, седьмого числа месяца джумады первой 681, войска получили приказ снарядиться, отправиться на свои места и начать сражение. Когда я выеду на коне со знаменем и ударят в барабан, пусть со всех сторон идут на приступ.

Задержав [сигнал] знаменем и барабаном, пока битва не разгорится, я смотрел, как Устад Али Кули стрелял из пушки. Он выпустил три или четыре ядра, но так как место было без уклона, /334б/ а стена крепости — очень крепкая, сплошь из камня, то выстрелы не произвели действия. Уже было упомянуто, что арк Чандири стоит на горе; с одной стороны в стене был сделан крытый проход для воды. Стенки этого прохода тянутся под горой, это единственное место, подходящее для нападения.

Правый край и левый край центра, а также особый отряд получили приказ занять это место. Приступ начали со всех сторон, но в этом месте он был всего сильнее. Нечестивые кинули сверху несколько камней и сбросили огонь, но наши молодцы не обращали на это внимания; в конце концов, Шахим юз беги поднялся к тому месту, где стенки водопровода примыкают к стене внешнего укрепления, наши йигиты тоже вскарабкались туда с двух или трех сторон. Нечестивые, которые стояли у прохода, бросились бежать, и водопровод был взят. Люди, находившиеся в верхней крепости, не дрались даже столько, [времени] и поспешно бежали. Йигиты во множестве взобрались и поднялись в верхнюю крепость. Через короткое время язычники, совершенно обнаженные, снова выбежали и начали драться; многих [наших] людей они обратили в бегство и сбросили со стены; а несколько человек зарубили насмерть и погубили. Причина, почему они так быстро ушли со стены, была, как говорят, такова: решив, что крепость придется сдать, они изрубили насмерть своих женщин и красивых [девушек] и, избрав для себя смерть, обнажились и ринулись в бой. В конце концов мои люди напали на них со всех сторон /335а/ и сбросили со стены. Двести или триста нечестивых вошли во двор Мидини Рао; многие из них поубивали друг друга следующим образом: один стоял с мечом в руках, а прочие один за другим добровольно подставляли шеи под удар. Большинство их таким способом отправилось в ад. Милостью божией мне удалось завоевать столь славную крепость в течение двух или трех гари, не поднимая знамени, не ударив в барабан и не начиная настоящей битвы. На горе к северо-западу от Чандири воздвигли башню из голов нечестивых.

Для обозначения года этой победы был найден тарих в словах: «Фатх-и дар ал-харб». Я включил
его в такие стихи: [329]

Был долгое время Чандири
Областью войны и битв, полной нечестивых.
Захватил я его крепость войной,
И стали тарихом этого слова:
«Захват обители войны, Чандири».

Чандири — прекрасное место, вокруг и в окрестностях много проточной воды; арк Чандири стоит на горе. Посреди горы выдолбили в камне большой хауз, другой большой хауз находится у того водопровода, через который прошли наши бойцы и взяли приступом крепость. Дома простых и знатных людей в Чандири все построены из камня. Жилища больших людей строятся очень роскошные, из тесаного камня, дома людей более низкого разряда — тоже из камня, главным образом нетесаного. Крыши вместо черепицы /335б/ докрывают каменными плитами. Перед крепостью находятся три больших хауза; прежние правители устроили всюду вокруг запруды и выкопали эти хаузы. В одном возвышенном месте, называемом Бетва, есть речка, от нее до Чандири будет три куруха. Вода Бетва славится в Хиндустане своими хорошими качествами и прекрасным вкусом, это хорошая речушка. Посреди нее торчат отдельные скалы, подходящие для возведения построек. Чандири лежит в девяноста курухах к югу от Агры; высота Полярной звезды в Чандири — двадцать пять градусов.

Наутро в четверг я покинул укрепления, опоясывающие крепость, и стал лагерем возле хауза Маллу-Хан. Мы пришли в эти места, имея намерение после взятия Чандири направиться в Рай-Синг, Бхилсан и Сарангпур — владения неверных, принадлежащие нечестивому Салах ад-дину, и, захватив эти области, двинуться на Читур против Рана Санка. Когда начали приходить столь тревожные известия, я созвал беков и устроил совет; нам показалось удобней и предпочтительнее [сначала] пойти на [упомянутых] врагов и смутьянов и подавить их мятеж и восстание.

Чандири я отдал уже названному Ахмед шаху, который приходится внуком Султану Насир ад-дину; назначив с Чандири в доход казны пятьдесят лаков, я поручил взыскания налогов Мулле Аппаку. Во главе трех тысяч тюрков и хиндустанцев он был оставлен в помощь Ахмед шаху.

По устроении этих дел /336а в воскресенье, одиннадцатого числа месяца первой джумады 682, я ушел с хауза Маллу-Хан, намереваясь вернуться [на север]; мы остановились на берегу реки Бурханпура. В воскресенье же я послал из Бандира Якка ходжу и Джа'фар ходжу за лодками, которые они должны были доставить из Калли к переправе Канар.

В субботу, двадцать четвертого числа того же месяца 683, мы остановились у переправы Канар и вышел приказ войскам начать переправу. В эти дни пришли сведения, что отряд, ушедший вперед, оставил также Канаудж и пришел в Рапари. Абу Мухаммед Найза баз, как говорили, укрепил крепость Шамсабад, но большой отряд [врагов] подошел к Шамсабаду и взял крепость приступом.

Три или четыре дня мы провели на реке то на одном берегу, то на другом, ожидая, пока перейдут наши воины. Переправившись через реку, мы переход за переходом двинулись в сторону Канауджа. Отряд смелых йигитов был послан вперед, чтобы добыть сведения о непокорных. За два или три перехода от Канауджа они принесли весть, что сын Ма'руфа, увидев издали фигуры людей, выехавших взять «языка», бежал из Канауджа; Бибан, Баязид и Ма'руф, проведав о нас, переправились через Ганг и стали на восточном берегу [330] Ганга, напротив Канауджа, имея намерение преградить переправу.

В четверг, шестого числа месяца второй джумады 684, мы миновали Канаудж и стали лагерем на западном берегу Ганга. Наши йигиты силой отняли у врагов /336б/ несколько лодок и привели сверху и снизу тридцать или сорок больших и маленьких барок. Мы послали Мир Мухаммеда, плотовщика отыскать место для наведения моста и собрать все, что нужно, чтобы навести мост. Мир Мухаммед выбрал место в одном курухе от нашей ставки и вернулся. Я назначил расторопных надсмотрщиков наводить мост. Устад Али Кули выбрал неподалеку от нас хорошее место, чтобы поставить пушку и стрелять ядрами, и занялся стрельбой. Ниже того участка, где наводили мост, Мустафа-и Руми переправил пушки на лафетах на один остров и начал стрелять с острова. Выше моста построили парапет; стрельцы хорошо стреляли с парапета из ружей. Малик Касим Могол и еще несколько йигитов раз или два переправлялись на лодках через реку и хорошо сражались, хотя их было совсем немного. Баба султан с Дервиш [султаном] и еще десять-пятнадцать человек из удальства необдуманно переправились в час вечерней молитвы через реку и снова вернулись, не начав боя и ничего не сделав; за эту переправу их очень бранили. Наконец, Малик Касим с несколькими воинами, осмелев, пробился к самому вражескому лагерю, избивая и тесня неприятеля. Враги сбежались в большом числе, имея с собой одного слона, напали на Малик Касима и потеснили его отряд обратно к лодке. Прежде чем лодку сдвинули с места, /337а/ слон подошел и потопил ее. Малик Касим погиб в этой стычке.

Несколько дней, пока наводили мост, Устад Али Кули хорошо стрелял из пушки. В первый день он выпустил восемь ядер, во второй день — шестнадцать; так он стрелял три или четыре дня. Этими ядрами он стрелял из пушки, называемой Гази, то была та самая пушка, из которой стреляли во время войны с нечестивым Санка; оттого ее и назвали Гази. Устад Али Кули поставил еще одну пушку побольше, но выпустил всего одно ядро и пушка сломалась.

Стрельцы тоже изрядно палили из ружей и опрокинули своими выстрелами множество коней и людей. Они также застрелили нескольких беглых рабов и путников с их конями.

Когда в среду, девятнадцатого числа месяца второй джумады 685, наведение моста приближалось к концу, мы снялись с лагеря и подошли к мосту. Афганцы, считая, что навести мост [так быстро] невозможно, издевались над нами. В четверг мост был готов. Небольшой отряд пехотинцев и лахорцев перешел на другую сторону; произошла незначительная стычка. В пятницу переправился пешим порядком особый отряд, стоявший в центре войска, а также йигиты с правого и левого края и стрельцы. Афганцы в полном вооружении, на конях и со слонами произвели натиск. Они потеснили один из отрядов левого края, но люди в середине и на правом краю устояли /337б/ и заставили врагов отступить. Двое наших бойцов, поспешив, отделились от прочих и помчались вперед. Одного из них тут же сбили с коня и захватили, другому, а также его коню, нанесли много ударов; конь встал на дыбы, повернул назад и упал среди наших людей. В этот день мне принесли семь или восемь голов. Многих из врагов ранили стрелами и пулями.

Бой продолжался долго: до послеполуденной молитвы. Ночью всех, кто перешел через мост, перевели обратно. Если бы в ночь на эту субботу все мои люди переправились на другую сторону, то большинство [331] врагов, вероятно, попало бы к нам в руки, но мне пришло на память, что в прошлом году, во вторник, в день Науруза, я выступил из Сикри на войну с Рана Санка, и мы разбили врага в субботу. В этом году мы выступили на бой с врагом в среду, также в день Науруза; если бы мы одержали победу над врагом в воскресенье, это было бы весьма удивительное дело. По этой причине [всех] бойцов не стали переправлять на другой берег.

В субботу враги не вышли на бой, они стояли вдали, построившись. В этот день мы переправили пушки на лафетах; на заре следующего дня вышел приказ людям переходить реку. Когда били зорю, от дозорных пришло известие, что враги бегут. Чин Тимур султан получил повеление возглавить войско и преследовать врага. Для погони был назначен отряд под начальством Мухаммед Али Дженг-Дженга, Хусам ад-дина Али, [сына] Халифы, Мухибб Али, [сына] Халифы, Куки, [сына] Баба Кашка, /338а/ Дуст Мухаммеда, [сына] Баба Кашка, Баки Ташкентди и Вали Кизила; находясь при Султане, они не должны были выходить из подчинения ему. На рассвете я тоже перешел через реку; верблюдов я велел перевести на переправе, которую видел ниже. В этот день, в воскресенье, мы стали лагерем в одном курухе от Бангармау на берегу пруда.

Люди, посланные преследовать врагов, действовали нехорошо; они стояли в Бангармау и двинулись оттуда [лишь] в тот самый день после полуденной молитвы. На другое утро мы спешились на берегу озера перед Бангармау; в этот день Тухта Буга султан, сын моего дяди, Младшего хана, явился, чтобы служить мне.

В субботу, двадцать девятого числа месяца второй джумады 686, я прогулялся в Лакнау и, вернувшись, переправился через реку Гуи и спешился. В этот день я совершил омовение в реке Гуи. Не знаю, вода ли попала мне в ухо или это случилось от действия воздуха, но у меня заложило правое ухо. Однако [это длилось] всего несколько дней и сильной боли не было.

За один или два перехода до Ауда от Чин Тимур султана прибыл человек и сообщил, что враги стоят на той стороне реки Сару и что следует прислать подкрепление. Мы выделили ему в помощь отряд в тысячу человек из йигитов, стоявших в центре войска под начальством Карача хана.

В субботу, седьмого раджаба 687, мы стали лагерем в двух-трех курухах от Ауда, при слиянии рек Гогра и Сару. /338б/ До этого дня на противоположном берегу реки Сару, напротив Ауда, находился Шейх Баязид. Он прислал Султану письмо и вел с ним переговоры. Султан, разгадав его хитрости, во время полуденной молитвы послал к Карача человека и начал готовиться к переправе через реку. Как только Карача соединился с Султаном, они без задержки перешли на другой берег реки. [Врагов] было человек пятьдесят всадников с тремя или четырьмя слонами, они не выдержали и побежали. Наши люди сбили нескольких из них с коней, отрезали им головы и прислали ко мне. Бихуб султан, Тарди бек, [брат] Куч бека, Баба Чухра и Баки шигаул перешли через реку после Султана, а те, которые переправились раньше, продолжали преследовать Шейх Баязида до вечерней молитвы. Сам Шейх Баязид бросился в чащу и спасся. Чин Тимур султан вечером остановился на берегу одного пруда; в полночь они сели на коней и погнались за неприятелем. Проскакав курухов сорок, Чин Тимур султан достиг того места, где находились домочадцы и родичи Шейх Баязида, но те [332] убежали. В этом месте преследователи рассыпались во все стороны. Баки шигаул с несколькими йигитами погнался за неприятелем и настиг домочадцев и родичей Шейх Баязида; нескольких афганцев они взяли в плен и привели.

Несколько дней мы простояли в этом месте, чтобы устроить и упорядочить дела в Ауде и окрестных областях. Говорили, что в семи или восьми курухах выше Ауда, на берегах реки Сару, есть прекрасные места для охоты. Мы послали мир Мухаммеда, плотовщика, осмотреть переправы на реках Гогра и Сару, /339а/ [после осмотра] он вернулся. В четверг, двенадцатого числа этого месяца 688, я выехал с целью поохотиться. [333]

События года девятьсот тридцать пятого

1528-1529

В пятницу, третьего числа месяца мухаррама 689, прибыл Аскари 690, которого я вызвал перед походом на Чандири, чтобы обсудить положение дел в Мультане. Он пребывал при мне в моих личных покоях. На следующее утро Хондемир-летописец 691, Шихаб-и Муаммаи и Мир Ибрахим-и Кануни, родич Юнуса Али, которые уже давно выехали из Герата с намерением мне служить, явились и поступили ко мне в услужение.

В воскресенье пятого числа 692 в час послеполуденной молитвы я переправился через Джун и прибыл в крепость Агру, намереваясь побывать в Гвалиаре [в книгах пишут также Галиур]. Попрощавшись с Фахр-и Джахан биким и Хадича Султан биким, которые через два-три дня должны были отбыть в Кабул, я выехал [в сторону Гвалиара]. Мухаммед Заман мирза, испросив разрешения, остался в Агре. В этот вечер мы прошли три-четыре куруха пути, остановились и поспали на берегу одного озера. Совершив молитву раньше времени, мы двинулись дальше. В полдень мы остановились на берегу реки Гамбир и в час полуденной молитвы выступили оттуда. В дороге, утомившись, я выпил с толокном, чтобы подбодриться, порошок, приготовленный для меня Муллой Рафи. Он оказался очень невкусным и противным. Вечером во время послеполуденной молитвы я остановился в саду с беседкой, /339б/ который я приказал разбить в одном курухе к западу от Дулпура. Место, где я велел устроить этот сад с беседкой, находится на краю выступа горы. Выступ, которым оканчивается гора, представляет собой глыбу красного строительного камня. Я приказал продолбить ее до земли; если глыба окажется достаточно высокой, чтобы вытесать из нее дом, — пусть так и сделают, а если она окажется не столь высокой, то пусть поверхность глыбы выровняют и продолбят в ней хауз 693.

Глыба оказалась не столь высокой, чтобы из нее мог получиться дом; Устад Шах Мухаммед, каменотес, получил повеление выдолбить на гладко обтесанной поверхности этой глыбы камня восьмиугольный хауз. Каменотесам наказали усердно работать. К северу от того места, где я велел выдолбить в каменной глыбе [334] хауз, растет много деревьев — анбу 694, джаман и всевозможные другие. Среди этих деревьев я распорядился выкопать колодец площадью десять на десять [кари]; устройство колодца приближалось к концу. Вода из этого колодца идет в тот хауз. К северо-востоку от хауза Султан Сикандар соорудил плотину, а на плотине возвел постройки. Выше плотины скопились дождевые воды и образовалось большое озеро; к востоку от озера есть сад. На восточном краю озера /340а/ я приказал вытесать из глыбы камня сидения в виде суфы, а на западном краю построить мечеть.

Вторник и среду мы провели ради этих дел в Дулпуре. В четверг мы выехали и переправились через реку Чамбал, полуденную молитву я совершил на берегах этой реки. Между полуденной и послеполуденной молитвой мы тронулись с берегов реки Чамбала, а между вечерней и ночной молитвой перешли реку Кавари и сделали привал. Вследствие дождя вода была высокая, и лошадей пришлось пустить вплавь; мы сами переправились на лодках.

На следующее утро в пятницу — это был день ашура 695 — мы снялись с места и в полдень остановились по дороге в одной деревне. Ко времени молитвы перед сном я спешился в одном курухе к северу от Гвалиара, в саду, который я приказал разбить в прошлом году.

На следующий день после полуденной молитвы я сел на коня и, осмотрев холмы и намазгах к северу от Гвалиара, въехал в Гвалиар через ворота, именуемые Хати-Пул, близ которых находится дворец раджи Бикрамаджита, где жил Рахим Дад, и остановился там. В эту ночь из-за боли в ухе, а также и по причине [яркого] сияния луны, я принял опиум. На другой день похмелье от опиума причинило мне много беспокойства и меня сильно рвало.

Несмотря на похмелье я обошел и осмотрел все дворцы Ман Синга и Бикрамаджита; /340б/ это удивительные постройки, хотя они разбросаны в беспорядке и без плана. Дворцы эти возведены целиком из тесаного камня; из всех дворцов, построенных раджами, дворцы Ман Синга самые лучшие и самые высокие. Одной стороной дворец Ман Синга обращен к востоку, стены с этой стороны в сравнении с остальными отделаны роскошнее. Высотою они будут в сорок или пятьдесят кари; они все из тесаного камня и поверхность их выбелена известью.

В некоторых частях этого дворца четыре яруса, в двух нижних ярусах очень темно. Если посидеть там некоторое время, то [в глазах] становится немного светлее. Мы обходили эти помещения со свечами.

На одной стороне дворца — пять куполов; между этими куполами стоят маленькие купола, по хиндустанскому обычаю четырехгранные. Пять больших куполов обиты листами вызолоченной меди; внешняя сторона стен покрыта зелеными изразцами. Стены кругом украшены изображениями растений банана из зеленых изразцов.

Под башней на восточной стороне находятся [ворота] Хати-Пул; индусы называют слона «хати», а ворота — «пул». При выходе из ворот [скульптурное] изображение слона, на котором сидят два погонщика. Это самый настоящий слон, очень похоже сделали; поэтому ворота и названы Хати-Пул. /341а/

В нижнем ярусе той части дворца, где четыре яруса, есть окно, обращенное к фигуре слона; из этого окна его можно видеть совсем близко. На верхнем ярусе возвышаются упомянутые купола; во втором ярусе находятся жилые помещения, они [335] расположены ниже уровня пола. Хотя комнаты отделены всякими хиндустанскими украшениями, но это очень душные помещения.

Постройка Бикрамаджита, сына Ман Синга, находится севернее крепости, посредине. Дворец сына не таков, как дворец отца: на нем всего один большой купол, и там очень темно; если посидеть некоторое время, [в глазах] становится светлее.

Под большим куполом находится маленькое строение; в него ниоткуда не проникает свет. Когда Рахимдад поселился во дворце Бикрамаджита, он устроил на большом куполе маленькую беседку. Из дворца этого Бикрамаджита пробили ход, который ведет во дворец его сына. Снаружи его совершенно не заметишь, внутри он тоже совсем не виден; свет проникает в него [лишь] в нескольких местах. Это отлично устроенный проход.

Осмотрев эти постройки, мы сели на коней и, посетив медресе, построенное Рахимдадом, объехали крепость с юга. Мы погуляли в садике, который разбил Рахимдад на берегу хауза, и вечером /341б/ вернулись в тот сад, где находилась ставка. В этом саду посажено много роз, красивых красных каниров там тоже множество. В наших местах каниры, как цветы персика; в Гвалиаре канир красивого ярко-красного цвета. Я приказал привезти из Гвалиара немного красного канира и посадить его в садах Агры.

В южной стороне сада есть большое озеро; в нем скопляются дождевые воды. У западной оконечности озера находится очень высокая кумирня; Султан Шамс ад-дин Илтутмиш 696 построил рядом с кумирней соборную мечеть. Кумирня эта очень высокая; во всей крепости нет постройки выше. С дулпурской горы отчетливо видны крепость Гвалиара и эта кумирня; говорят, что все камни для кумирни вынули со дна этого большого озера. В саду устроена деревянная крытая беседка, у ворот сада поставили безвкусные айваны хиндустанской кладки.

На следующий день в час полуденной молитвы я сел на коня, чтобы побывать в тех местах в Гвалиаре, которых я еще не видал. Я осмотрел дворец, называемый Бадалгар, что находится вне крепости Ман Синга, и, выехав из ворот Хати-Пул, отправился в местность Урва. Урва представляет собой долину к западу от крепости. Хотя эта долина находится за стеной, которую выстроили на вершине горы, но при входе в долину возвели еще высокие стены в два ряда. Высота [наружной] стены около тридцати или сорока кари, а внутренняя стена длиннее; /342а/ наружная стена и с той и с другой стороны долины примыкает к крепости. За этой стеной поставили еще одну закругляющуюся стену ниже первой; она не тянется от края до края [наружной стены]. Эту стену построили закругленной в целях добывания воды; за стеной выкопали колодец со ступеньками, из которого берут воду; к воде спускаются по десяти-пятнадцати ступенькам. На воротах между большой стеной и стеной у колодца вырезано на камне имя Султан Шамс ад-дина Илтутмиша. Год [постройки] — шестьсот тридцатый 697. Под наружной стеной вне крепости находится большое озеро; оно часто мелеет и высыхает. Вода из него проходит в водопровод.

В Урве есть еще два больших озера; жители крепости предпочитают воду из этих озер всякой другой воде.

Урва с трех сторон окружена сплошными горами; цвет камня не красный, как у камней в Биане, а немного бледнее. Сплошные утесы вокруг Урвы обтесали и изваяли из них больших и маленьких идолов. [336]

На южной стороне стоит большой идол; высотой он будет примерно в двадцать кари; этих идолов сделали совершенно обнаженными, с неприкрытой срамотой. Вокруг двух больших озер, находящихся в Урве, /342б/ вырыли двадцать или двадцать пять колодцев, добывая из этих колодцев воду, там разводят огороды и сажают цветы и деревья. Урва — не плохое, а [наоборот], очень хорошее место. Недостаток его в том, что вокруг стоят идолы; я приказал разбить эти идолы.

Снова поднявшись из Урвы в крепость, я осмотрел ворота Султан-Пул, которые, видимо, остаются запертыми со времени пребывания здесь нечестивых, и, вернувшись к вечерней молитве в садик, разбитый Рахимдадом, расположился там. Эту ночь я провел в саду Рахимдада.

Во вторник, четырнадцатого числа того месяца 698, явились люди от Бикрамаджита, второго сына Рана Санка, который находился со своей матерью Падмавати в крепости Рантанбур. Прежде чем мы выехали на прогулку в Гвалиар, от одного из больших и значительных людей Бикрамаджита, хиндустанца по имени Асук, тоже приходили люди, изъявляя покорность и готовность мне служить. Асук просил себе для поддержания жизни [удел] с доходами в семьдесят лаков. Было решено, что, когда Асук сдаст Рантанбур, ему будут пожалованы просимые владения, и мы отпустили его людей. Собираясь отправиться на прогулку в Гвалиар, мы назначили этим людям встречу в Гвалиаре, но они на несколько дней опоздали к сроку. Этот Хиндустанец Асук, говорят, близкий родич матери Бикрамаджита, Падмавати. /343а/Он изложил матери и сыну положенные дела и те сговорились с Асуком и согласились быть мне доброжелателями и слугами.

Когда Санка разбил Султан Махмуда и тот попал в плен к нечестивым, при нем были венец и шитый золотом пояс. Санка отобрал у него венец и шитый золотом пояс и отпустил его. Этот венец и златотканный пояс, видимо, находятся теперь у Бикрамаджита. Его старший брат Ратансин, который ныне стал раной вместо отца и владеет Читуром, просил у младшего брата венец и пояс, но тот не дал. Через явившихся ко мне людей Бикрамаджит завел речь о венце и поясе, шитом золотом, и попросил для себя Биану в обмен на Рантанбур. Мы отвели разговор о Биане и обещали в обмен на Рантанбур уступить Шамсабад. В тот же день я облачил людей, пришедших от Бикрамаджита, в почетные одежды и отпустил их, уговорившись явиться в Биану через девять дней.

Выехав из сада Рахимдада, мы осмотрели кумирни Гвалиара. Некоторые кумирни построены в два или, три яруса, но ярусы низкие, древней кладки; нижняя часть стен украшена изображениями, вытесанным из камня.

Некоторые кумирни построены наподобие медресе: над галереей возвышается широкий, высокий купол. Комнаты в этих кумирнях, точно худжры медресе: каждую венчает каменный узкий купол. В нижних /343б/ комнатах стоят изваяния идолов из тесаного камня.

Осмотрев эти здания, я выехал из западных ворот Гвалиара и, объехав гвалиарскую крепость с юга, осмотрел местность. Потом я прибыл в сад Рахимдада, перед Хати-Пулом, и расположился там. Рахимдад устроил в этом саду праздничное угощение; он предложил хорошие кушанья и поднес много подарков. Деньгами и вещами подарков было на четыре лака. Выехав из этого сада, я вечером возвратился в свой сад. [337]

В среду, пятнадцатого числа того месяца 699, я выехал осмотреть водопад, находящийся юго-восточнее Гвалиара. От Гвалиара до этого водопада шесть курухов пути. Так как мы тронулись в путь довольно поздно, то достигли водопада после полуденной молитвы. С отвесной скалы высотой в один аргамчи 700, бурля, низвергается река, достаточная для одной мельницы. Под тем местом, где падает вода, находится большое озеро; выше водопада вода течет по сплошным скалам; под водопадом тоже лежат глыбы камня. То тут, то там, вода во впадинах образует пруды.

На берегах потока разбросаны большие камни, на которых можно сидеть, но только вода, говорят, течет там непостоянно.

Мы посидели у водопада и съели ма'джун, потом поднялись вверх по реке и дошли до ее начала. Вернувшись, мы поднялись на возвышенность и немного посидели там; музыканты играли на инструментах, певцы /344а/ кое-что пропели. Черное дерево, которое жители Хиндустана называют тинду, показали тем, кто его еще не видел.

Двинувшись в обратный путь, мы спустились с горы и между вечерней молитвой и молитвой перед сном сели на коней; около второго паса ночного времени мы достигли одного места, где могли поспать, а к исходу первого дневного пахра прибыли в сад и спешились.

В пятницу семнадцатого числа 701 мы осмотрели деревню Сухджана, родину Салах ад-дина, а также лимонную рощу и заросли садфалей, находящиеся выше этой деревни, в долине среди гор. В первый дневной пахр я вернулся к себе в сад.

В воскресенье, девятнадцатого числа 702, еще до рассвета, мы сели на коней и выехали из сада. Перейдя реку Кавари, мы перед полуднем сделали остановку; в час полуденной молитвы мы снова сели на коней, к закату солнца перешли реку [Чамбал] и между вечерней молитвой и молитвой перед сном вступили в крепость Дулпур. При свете светильников мы осмотрели баню, построенную Абу-л-Фатхом, и выехали оттуда. Прибыв в новый сад, разбитый возле плотины, мы остановились там. Наутро я осмотрел те места, где приказал выполнить [различные] работы. Поверхность крытого хауза, который я велел выдолбить в глыбе камня, ни разу не была еще выровнена. Я распорядился привести побольше каменотесов и хорошо углубить хауз, чтобы туда можно было налить воды, а потом выровнять его края. К вечеру после полуденной молитвы поверхность дна хауза в первый раз выровняли. Я приказал наполнить хауз водой, /344б/ края сравняли по уровню воды и стали их сглаживать. В этот раз я велел выдолбить в глыбе камня также нужник, и маленький хауз в нужнике тоже выдолбить в камне.

В понедельник состоялась пирушка с употреблением ма'джуна, день вторника я тоже провел в этом месте. В ночь на среду я разговелся и немного поел, потом мы сели на коней, намереваясь отправиться в Сикри. Около второго пахра мы спешились в одном месте и легли спать. Не знаю, почему — похоже, что от действия холода, — у меня в эту ночь сильно болело ухо, и я не мог уснуть. На рассвете мы двинулись с этого места и в течение одного пахра достигли сада, устроенного в Сикри, где и расположились. Стена в саду и колодец были построены не так, как мне хотелось; людей, надзирающих за этой работой я осыпал угрозами и подверг наказанию.

Из Сикри мы выехали между полуденной и вечерней молитвой; миновав Мадхакур, мы спешились в [338] одном месте и поспали, а затем выехали оттуда и прибыли в Агру в часы первого пахра.

В крепости тогда оставалась Хадича Султан биким. Повидавшись с нею, я переправился через Джун и прибыл в сад Хашт-Бихишт.

В субботу, третьего сафара 703, три мои старшие тетушки — Гаухар, Шад биким, Бади' ал-Джамал биким и Ак биким, а из младших — Ханзаде биким, дочь Султан Мас'уд мирзы и дочь Султан Бахт биким вместе с внучкой моей старшей йинка, то есть Зейнаб Султан биким, миновав Тута, остановились в пригороде, на берегу реки. /345а/ Я пошел и повидался с ними между послеполуденной и вечерней молитвой. Оттуда я вернулся на лодке.

В понедельник пятого сафара 704 я отправил в Рантанбур к первому послу от Бикрамаджита и ко второму его послу Хамуси сына, моего старого слуги из Бхиры, по имени Дива, чтобы обряд передачи Рантанбура и принятия Бикрамаджита в услужение был выполнен согласно обычаям хиндустанцев. Наш посланный должен был посмотреть, узнать, удостовериться и вернуться. Я обещал, что если Бикрамаджит будет твердо придерживаться сказанного им ранее, я, с божьей помощью, сделаю его раной вместо его отца и назначу ему пребывание в Читуре.

К этому времени казнохранилища Сикандера и Ибрахима в Дихли и Агре совершенно опустели. Для снаряжена войска, приобретения пороха и уплаты пушкарям и стрельцам я приказал каждому, кто получал содержание, внести в диван в четверг, восьмого сафара 705, тридцать сотых долей своего жалования на расходы по приобретению этих припасов и оружия.

В субботу, десятого сафара 706, скороход Султан Мухаммеда Бахши по имени Шах Касим, который уже однажды доставил жителям Хорасана милостивые грамоты, снова был послан в Герат с указами такого содержания: «С помощью бога сердца людей успокоились относительно врагов на востоке и на западе Хиндустана /345б/ и язычников. Этой весной, если бог поможет, мы любым способом обязательно прибудем [к вам]». Ахмед Афшару тоже был послан указ; на полях указа я собственной рукой написал несколько слов, призывая к себе [музыканта] Феридуна, играющего на кабузе 707. В этот день в час полуденной молитвы я начал принимать ртуть 708.

В среду, двадцать первого числа 709, один хиндустанский скороход доставил донесения от Камрана и Хожи Дуст Хавенда. [По его словам], Ходжа Дуст Хавенд десятого зу-л-хиджжа 710 ушел в Кабул и направился к Хумаюну. В Хупиане к Ходже явился один из людей Камрана с просьбой прибыть к Камрану и лично сообщить обо всем, что было мною приказано. Выложив запас своих сведений, Ходжа поедет дальше.

Камран семнадцатого зу-л-хиджжа 711 прибыл в Кабул. Переговорив с Ходжой, он отправил его двадцать восьмого числа того же зу-л-хиджжа 712 в Кала-и Зафар. В поступивших донесениях заключались хорошие новости: царевич Тахмаси, вознамерившись прогнать узбеков, захватил и убил в Дамгане Риниша-узбека, а его людей подверг всеобщему истреблению. Убайд хан, получив верные сведения о действиях кизилбашей, ушел из-под Герата, направился в Мерв и созвал в Мерве султанов, находящихся в Самарканде и окрестных местах. Все султаны Мавераннахра направляется к нему на помощь. /346а/

Скороход доставил также сообщение о том, что у Хумаюна родился сын от дочери Ядгар Тагая и что Камран в Кабуле женился: он взял [339] за себя дочь своего дяди по матери Султан Али мирзы.

В тот же день я облачил в почетную одежду Сейид Дакни Ширази, водоискателя, пожаловал ему награду и приказал по мере своего разумения закончить устройство выложенного камнем колодца.

В пятницу двадцать третьего числа 713 на меня напал сильный жар, так что я лишь с трудом провел соборную молитву в мечети. Полуденную молитву я из осторожности совершил в книгохранилище, тоже с усилием и позже положенного времени. Через два дня, в воскресенье, у меня [опять] был жар и легкий озноб.

Во вторник, двадцать седьмого числа месяца сафара 714, мне пришло на ум переложить в стихи «Родительское послание 715» досточтимого Ходжи Убайд Аллаха. Уповая на помощь духа досточтимого Ходжи, я решил в своем сердце, что если это намерение будет угодно досточтимому, мое избавление от припадка болезни окажется доказательством благосклонного принятия стихотворения подобно тому, как сочинитель «Касиды о плаще 716» избавился от паралича, когда его касида была принята. С таким намерением я приступил к сочинению послания в размере рамаль трехстопный, где последняя стопа первого полустишия — укороченная, а последняя стопа второго полустишия иногда усеченная, а иногда — укороченная и урезанная. /346б/ «Четки» Маулана Абд ар-Рахмана Джами тоже написаны в этом размере. В тот вечер я написал тринадцать двустиший. Я обязался писать каждый день не меньше десяти двустиший и пропустил, кажется, только один день. В прошлом году и вообще всякий раз, когда у меня бывал припадок такой болезни, он продолжался, по меньшей мере, месяц или сорок дней. На этот раз по милости бога и благосклонности досточтимого Ходжи я в четверг, двадцать девятого числа 717, был еще немного слаб, но, в общем, избавился от болезни.

В субботу, восьмого числа первого раби 718, переложение послания в стихи было закончено; был день, когда я написал пятьдесят два двустишия.

В среду, двадцать восьмого числа месяца сафара 719, бойцам, находящимся поблизости и в окрестностях, был послан указ о том, что в ближайшее время, если поможет бог, мы поведем войско в поход. Бойцам надлежит быстро прибыть в полном вооружении.

В воскресенье, девятого числа месяца первого раби', явился Бек Мухаммед Тааллукчи. В прошлом году, в конце месяца мухаррама, он доставил Хумаюну почетную одежду и коня.

В понедельник, девятого числа 720, Бек Кина, сын Ваиса Лагари, и Биан шейх, один из нукеров Хумаюна, прибыли от Хумаюна. Бек Кина явился с радостной вестью, что у Хумаюна родился сын. Мальчику дали имя Ал-Аман. Шейх Абу-л-Ваджид нашел тарих его рождения /347а/ в словах: «Шах-и саадатманд 721 ».

Биан шейх выехал много позже Бек Кина. Он расстался с Хумаюном в пятницу девятого сафара 722 в местечке Душамбе под Кишемом и в понедельник, десятого числа месяца раби' первого 723, прибыл в Агру. Быстро он приехал! В другой раз тот же Биан шейх проехал из Кала-и Зафара в Кандахар в одиннадцать дней.

Биан шейх привез вести о приходе царевича [Тахмаспа] и поражении узбеков. Подробности этого таковы. Царевич Тахмасп с сорокатысячным войском, ружьями и пушками, расставленными по румскому образцу, быстрым ходом прошел из Ирака в Бистан и Дамган, захватил [340] там Риниша-Узбека и истребил его вместе с его людьми, после чего быстро прошел дальше. Камбар Али бий, сын Кулак бия, тоже был разбит кизилбашами и с немногими людьми ушел к Убайд хану. Убайд хан, не находя достаточного снаряжения, чтобы удержаться в окрестностях Герата, спешно разослал людей ко всем ханам и султанам, пребывавшим в Балхе, Хисаре, Самарканде и Ташкенте, а сам ушел в Мерв. Султаны быстро собрались. Из Ташкента пришел младший сын Суюнчук хана, Барак султан, из Самарканда и Мианкала явились Кучум хан, Абу Са'ид Султан, Пулад султан /347б/ и Джани бек султан с сыновьями; из Хисара — Хамза султан и Махди султан. Все султаны быстро направились в Мерв и присоединились к Убайд хану; всего у них было сто пять тысяч человек. Разведчик доставил им сведения, что царевич [Тахмасп], думая, будто Убайд хан находится с небольшим войском в окрестностях Герата, быстро двинулся вперед во главе сорока тысяч бойцов. Теперь, проведав, что все султаны сошлись, он окопался в Уланг-и Радагане и сидит там.

Узбеки, получив такие известия и пренебрегая врагом, решили на совете, что ханы и султаны будут стоять в Мешхеде. «Только несколько султанов с двадцатью тысячами войска мы назначим в поход; пусть идут к лагерю кизилбашей и не дают им высунуть из окопов голову. Когда наступит октябрь, мы прикажем заклинателям дождя колдовать; таким образом, враги станут бессильны и мы их захватим».

[Приняв такое решение], султаны вышли из Мерва. Царевич тоже выступил из Мешхеда; в окрестностях Джама и Харджирда произошла встреча; поражение пало на узбеков, многие султаны попали в плен и были убиты. В одном письме писали, что нет точных известий о бегстве кого-либо из султанов; кроме Кучум хана, /348а/ ни один человек из тех, кто был в войске, еще не вернулся. Султаны, находившиеся в Хисаре, бросили Хисар и ушли; в крепости Хисара находится Чалма, настоящее имя которого Исма'ил; это сын Ибрахима хана.

Мы написали письма Хумаюну и Камрану и послали их с тем же Биан шейхом, спешно отправив его обратно. В пятницу, четырнадцатого числа 724, письма были готовы; мы вручили их Биан шейху и отпустили его. В субботу, пятнадцатого числа 725, он отбыл из Агры.

Вот черновики письма, написанного Хумаюну:

«После привета Хумаюну, по которому мы соскучились и стосковались, скажем: в понедельник, десятого числа месяца раби' первого 726, явились Бек Кина и Биан шейх. Из доставленных ими писем и донесений стали ведомы и известны обстоятельства, случившиеся по сю сторону, и по ту сторону [гор].

Благодарение богу, который дал тебе сына!
Тебе он дал сына, а мне любимого внука.

Пусть бы бог всегда посылал нам такие радости! Аминь, о владыка двух миров! Имя дал ты ему Ал-Аман 727, да следует его господь благословенным! Однако, хотя ты сам так написал, ты упустил из виду, что вследствие частого употребления, простой народ говорит «аламан» или «иламан». /348б/ К тому же такое [сочетание] «алифа» с «лямом» редко встречаются в именах. Да сделает господь его имя и его самого счастливым и благословенным; пусть дарует он мне и тебе долгие годы жизни и да пошлет Ал-Амину счастье и благоденствие на многие века!

Господь великий по своей милости и великодушию благоустроил [341] наши дела; подобных удач мы не знали много лет.

Во вторник, одиннадцатого числа 728, до меня дошли слухи, будто жители Балха призвали Курбана и впустили его в Балх. Моему сыну Камрану и кабульским бекам был дан приказ выступить и присоединиться к тебе; после этого вы направитесь в Хисар, в Самарканд или в другое место — как того потребует благо государства. По милости Аллаха, вы разобьете врагов, захватите земли и сделаете друзей веселыми, а врагов — унылыми, если пожелает того Аллах великий. Пришло для вас время, не щадя жизни, рубиться мечами. Не упускайте того, что идет в руки, — леность и нерадение не приличествует царскому сану. [Стихи Низами]:

Завоевание мира не допускает медлительности,
Мир принадлежит тому, кто более проворен,
В жизни все может быть в состоянии покоя.
Но только не управление государством 729.

Если, по милости божией, области Балха и Хисара удастся завоевать, то пусть твой человек останется в Хисаре, а в Балхе пусть будет человек Камрана. Если же, по милости божией, Самарканд также будет завоеван, то в Самарканде сиди ты сам, а область Хисара, /349а/ я, с волей Аллаха, сделаю государевой землей.

Если Камран сочтет Балх недостаточным, пришлите донесение, и мы, с волей Аллаха, восполним эту недостаточность добавкой соседних земель. Тебе известно, что всегда соблюдалось такое правило: если тебе доставалось шесть частей, то Камран получал пять. Постоянно держись этого правила и не отступай от него; живи с Камраном в ладах — великие люди должны быть терпеливы. Имею надежду, что ты будешь обращаться с ним хорошо. Он тоже благочестивый, хороший юноша и не будет неисправен в служении и послушании.

У меня есть на тебя меленькая жалоба: за последние два-три года от тебя не приходило ни одного человека; тот, кого я к тебе послал, вернулся ко мне ровно через год. Разве так можно?

В своих письмах ты постоянно говоришь об одиночестве. Одиночество для государя зазорно. Ведь сказано:

Если ты связан [с миром] — избери примирение с судьбой,
Если же ты независим — живи, как хочешь.
Нет оков крепче, чем цепи царского сана,
Одиночество несовместимо со званием государя.

Из внимания к тому, что я говорил, ты писал мне письма, но ты не перечитывал их, ибо, если бы ты вздумал их прочитать, /349б/ то не смог бы этого сделать, а не сумев их прочитать, ты бы, наверное, изменил свой почерк. Почерк твой, правда, можно прочесть, если потрудиться, но он очень неясен, а никто еще не видел муамма в прозе. Правописание у тебя неплохое, но и не очень правильное: ты пишешь «илтифат» через «та», а «куландж» через «я». Почерк твой, хоть и с трудом, все-таки читается, но смысл не вполне можно понять из-за неясных слов. И ленишься буквы выводить ты, наверное, думая: «Напишу поизысканней!» и потому получается темно. Впредь пиши проще, ясным и чистым слогом: и тебе меньше будет труда и тому, кто читает.

Ты теперь собираешься на большое дело. Советуйся с опытными, рассудительными беками и поступай так, как они тебе скажут.

Если хочешь мне угодить, перестань сидеть в одиночестве и брось чуждаться общества людей. Дважды [342] в день призывай к себе своего брата и беков, не предоставляя им в этом свободы. По всякому делу советуйся с ними и действуй всегда в согласии с мнением этих доброжелателей.

Ходжа-и Калан привык общаться со мною не стесняясь; ты /350а/ [тоже] держи себя с Ходжа-и Каланом так же, как я держал себя [с ним]. Если, по милости божьей, в ваших краях станет меньше дел и нужды в Камране не будет, то пусть Камран оставит в Балхе крепких людей, а сам едет ко мне.

Будучи в Кабуле, я достиг стольких побед и завоеваний, что счел Кабул счастливым и сделал его моим личным владением. Пусть никто из вас не зарится на Кабул.

Ты хорошо держал себя и пленил сердце Султан Ваиса; склони его прибыть к тебе и руководись его мнением, ибо это человек опытный в делах.

Пусть твои войска всегда будут в сборе и в хорошем порядке.

Биан шейх многое узнал от меня устно и осведомит тебя об этом; с тоскою по тебе шлю привет. Писано в четверг тринадцатого числа месяца раби' первого 730».

Камрану и Ходжа-и Калану я тоже написал своей рукой и послал письма такого же содержания.

В среду, девятнадцатого числа 731, я созвал мирз, султанов и тюркских и хиндустанских беков и устроил совет. Мы решили, что в этом году непременно следует повести куда-нибудь войско. Прежде чем я сам выступлю, Аскари отправится на восток; султаны и эмиры, находящиеся по ту сторону реки Ганга, явятся к Аскари со своими войсками и, примкнув к нему, двинутся туда, куда потребует польза государства. Я велел записать эти обстоятельства и в субботу, /350б/ двадцать второго числа 732, послал Гияс ад-дина Курчи к Султан Джунаид Барласу, начальнику эмиров Востока, назначив срок встречи через шестнадцать дней. Устно я велел передать, что аскари послан вперед, а мы ждем, пока будут готовы пушки, повозки, ружья и другие боевые припасы и снаряжение. Всем султанам и эмирам, находящимся по ту сторону реки Ганга, было приказано примкнуть с их войсками к Аскари и, с помощью божьей, направиться туда, куда будет нужно для блага государства. Пусть посовещаются с моими тамошними доброжелателями: буде окажутся какие-нибудь дела, требующие моего присутствия, то, как только вернется мой посланный, я сейчас же без промедления выеду, если пожелает того Аллах великий. Если же Бенгалец сохраняет преданность и послушание, и там нет таких дел, которые бы требовали моего присутствия, донесите мне об этом подробно; чтобы не сидеть и не смотреть на других, я направляюсь в иную сторону. Посоветовавшись с нашими доброжелателями, вы должны хорошо принять Аскари; с помощью великого Аллаха, вы пойдете и окончательно разрешите все дела в вашей стороне. В субботу, двадцать девятого числа первого раби 733, Аскари были пожалованы украшенный драгоценными камнями кинжал и пояс, царственная одежда, стяг, знамя, барабан, конюшня породистых лошадей, десять слонов, цепь верблюдов /351а/ и цепь мулов, а также подобающие царю припасы и снаряжение. Аскари получил приказ сидеть на высшем месте в диване. Его мулле и двум дядькам были пожалованы чекмени с драгоценными пуговицами, а другим нукерам — трижды по девять халатов.

В воскресенье, в последний день месяца 734, я отправился в дом Султан Мухаммеда Бахши; он бросил мне под ноги ковер и разложил на нем [343] подарки; деньгами и вещами он сделал мне подарков больше чем на два лака. После поднесения даров мы перешли в другую комнату, где сели и поели ма'джуна. К третьему пахру я вышел оттуда и, переплыв реку, направился в свои личные покои.

В четверг, четвертого числа месяца раби' второго 735, было приказано Чикмак беку с писцами Шахи Тамгачи 736 измерить расстояние от Агры до Кабула. Через каждые девять курухов им надлежало поставить башенку высотой в двенадцать кари, а на башенке установить караульную будку. Через каждые восемнадцать курухов предписывалось устроить ям на шесть лошадей. Ямщику и конюху полагалось жалованье, а коням — корм. Если место, где устроен ям, окажется близко от государственных владений, то упомянутые выдачи было приказано производить оттуда, а если нет, то эту обязанность следует возложить на бека, во владении которого окажется ям.

В тот же день Чикмак и Шахи, вышли из Агры. Курухи были определены длиной в один миль, как сказано в «Мубайине». /351б/

Четыре тысячи шагов — один миль;
Знай, что жители Хинда называют его курух.
Говорят, что один такой шаг — это полтора кари,
А каждый кари, знай, — это шесть пядей.
Каждая пядь — это четыре пальца,
А ширина каждого пальца — шесть ячменных зерен; знай эти сведения.

Измерительный танап был определен в сорок кари, считая каждый кари в полтора упомянутых кари, то есть в девять пядей; сто таких танапов составляют один курух.

В субботу, шестого числа того же месяца 737, состоялся пир. Послы кизилбашей, узбеков и хиндустанцев присутствовали на этом пиршестве. Кизилбашей посадили с правой стороны в белый намет, на семьдесят или восемьдесят кари дальше от нас. Из наших беков с кизилбашами было приказано сидеть Юнус Али. На левой стороне тоже таким же образом сидели узбекские послы; из беков получил повеление сидеть с ними Абд Аллах. Я сидел на северной стороне недавно воздвигнутого восьмиугольного помоста, покрытого травою. Слева от меня в пяти или шести кари сидели Тухта Буга султан, Аскари и потомки святейшего ходжи — Ходжа Абд аш-Шахид и Ходжа-и Калан, а также Ходжа Хусейни, Халифа и прибывшие из Самарканда приближенные к ходжам муллы и чтецы Корана. По левую руку от меня в пяти или шести /352а/ кари сидели Мухаммед Заман мирза, Танг Атмиш султан, Сейид Рафи', Сейид Руми, Шейх Абу-л-Фатх, Шейх Джамали, Шейх Шихаб ад-дин Араб и Сейид Дакни. Перед угощением султан и ханы, вельможи и эмиры преподнесли мне в подарок золотые, серебряные и медные деньги, материи и товары. Я приказал положить перед собой коврик; на коврик насыпали золото и медь, а куски материи и холста и кошельки положили в кучу рядом с серебром и золотом. До угощения во время подношения подарков на острове перед сидящими устроили бои пьяных верблюдов и слонов, стравили также несколько баранов. После этого боролись борцы.

После великолепной трапезы Ходжа Абд аш-Шахида и Ходжа-и Калана облачили в расшитые поверху собольи шубы и подобающие почетные одежды; Мулла Фаррух, Хафиз и его подчиненные, которые пришли с ним, получили в подарок чекмени. Послу Кучум хана и брату Хасана Челеби были пожалованы собольи шубы с пуговицами и башлыком, а также достойные их одежды. Послам Абу Са'ид султана, Михрбан ханум и ее сына Пулат султана, а [344] также послу Шах Хусейна мы подарили чекмени с пуговицами и шелковые /352б/ халаты. Двое ходжей и два великие посла, то есть нукер Кучум хана и брат Хасана Челеби, получили в подарок золото на вес серебряной гири и серебро на вес золотой гири. Золотая гиря — это пятьсот мискалей, то есть на кабульский вес — один сир; серебряная гиря — двести пятьдесят мискалей, то есть половина кабульского сира 738.

Ходже Мир султану и его сыновьям, а также и другим послам было пожаловано золото и серебро целыми подносами; Ядгар Насир получил кинжал на поясе. Мир Мухаммеду, плотовщику, уже досталась подобающая награда за то, что он хорошо построил мост через реку Ганг; этому Мир Мухаммеду, а также стрельцам Пехлеван Хаджи Мухаммеду, Пехлеван Бахлулу и Вали Парсчи было пожаловано по кинжалу. Сын Устада Али Кули тоже получил кинжал, Сейид Дауду Гарссири достались золотые и серебряные деньги, нукеры моей дочери Ма'сумы и моего сына Хиндала получили чекмени с пуговицами и суконные халаты. Людям, которые пришли со мной из Андиджана и скитались без крова и без земли, а также выходцам из Суха и Хушьяра, я подарил чекмени с пуговицами, суконные халаты, золото, серебро и ткани. Нукерам Курбана, Шейхи и жителям Кахмерда /353а/ были пожалованы такие же подарки.

После того, как убрали кушанья, индусским фиглярам приказали явиться и показать свои штуки, фокусники также пришли и показали фокусы. Хиндустанские фокусники показывают некоторые фокусы, которых не показывают фокусники в наших землях. Например, они берут семь колец и укрепляют одно из них на лбу и два — на коленях. Из четырех оставшихся колец два они надевают на пальцы рук и два — на пальцы ног и быстро и безостановочно крутят эти кольца.

Другой фокус таков: [фокусник] опирается одной рукой об землю, а другую руку и обе ноги поднимает вверх и расставляет, как павлиний хвост, быстро и безостановочно вращая на них три кольца.

Вот еще один фокус: фигляры нашей страны привязывают к ногам две палки и ходят по земле на ходулях, индусские же фигляры ходят на одной деревянной ходуле и даже не привязывают ее к ноге.

Другой фокус: в нашей стране фигляры кувыркаются, сцепившись по двое, а хиндустанские фигляры, кувыркаясь, сцепляются по трое — по четверо.

Еще фокус: один фигляр ставит себе на живот шест высотой в шесть или семь кари и держит его отвесно, а другой фигляр взбирается на шест, /353б/ и проделывает на шесте всякие штуки.

Другой фокус: низенький фигляр, становится на голову высокому фигляру и стоит во весь рост; нижний фигляр быстро ходит в разные стороны и показывает свои штуки; в это время низенький фигляр прямо и не качаясь стоит у него на голове, тоже проделывая штуки. [После фокусников] явилось и плясало множество танцовщиц.

Незадолго до вечерней молитвы было разбросано много золота, серебра и меди; поднялся страшный шум и началась давка.

Между молитвой перед сном и ночной молитвой я посадил около себя пять или шесть приближенных и мы просидели больше одного пахра. Наутро, во второй пахр, мы сели в лодку и отправились в Хашт-Бихишт.

В понедельник Аскари, который, выступая в поход, вышел из города, [345] простился со мной в бане и отправился на восток.

Во вторник я поехал в Дулпур, чтобы осмотреть хауз и колодец, которые я приказал там устроить. Через одно гари после первого пахра я выехал из сада; когда мы прибыли в дулпурский сад, прошло пять гари первого паса.

В четверг, одиннадцатого числа 739, каменный колодец, двадцать шесть каменных желобов, каменные столбы и каналы, выдолбленные в глыбе камня, были готовы. В тот же день после третьего пахра из колодца начали поднимать воду. Каменщикам и плотникам, работавшим Дулпуре, /354а/ а также всем поденным рабочим, были пожалованы подарки согласно обычаям мастеров и рабочих в Агре. Из-за дурного запаха колодезной воды было приказано предосторожности ради безостановочно вертеть колесо и поднимать воду пятнадцать суток подряд.

В пятницу, когда до конца первого пахра оставалось одно гари, мы выехали из Дулпура. Еще до захода солнца мы переправились через реку.

Во вторник, шестнадцатого числа 740, прибыл человек, участвовавший в битве кизилбашей с узбеками, — один из нукеров Див султана. Он рассказал, что в день ашура 741 в окрестностях Джама и Харджирда произошел бой между туркменами и узбеками. Они сражались от рассвета до полуденной молитвы. Узбеков было триста тысяч человек, а туркмен, как говорили, сорок-пятьдесят тысяч, но на глаз их можно было насчитать сто тысяч, а сами узбеки исчисляли свое войско в сто пять тысяч. Кизилбаши расставили пушки, орудия и стрельцов согласно обычаю румов 742, укрепились и начали сражение; у них было две тысячи повозок и шесть тысяч стрельцов; Царевич 743 и Джуха султан с двадцатью тысячами добрых йигитов стояли между повозками; других беков поставили перед повозками, на правом и левом крыле. /354б/ Узбеки, подойдя, разбили и погнали людей, стоявших спереди, потеснили их и захватили пленных; они обошли кизилбашей с тыла и забрали верблюдов и обоз. Тогда бойцы, стоявшие среди повозок, разомкнули цепи и вышли вперед.

Тут тоже началась битва и сражение. [Натиск] узбеков три раза отражали; по милости великого господа, они были разбиты. Девять султанов во главе с Кучум ханом, Убайд ханом и Абу Са'ид султаном забрали в плен. Один лишь Абу Са'ид султан, говорят, остался жив; другие восемь султанов убиты 744. Голова Убайд хана не была найдена, но тело его нашли. Пятьдесят тысяч узбеков и двадцать тысяч туркмен погибли убитыми.

В тот же день прибыл Гияс ад-дин курчи, которого мы послали в Джунпур с приказом вернуться через шестнадцать дней, но так как Султан Джунаид пошел с войсками в Харид, то из-за этого похода в Харид Гияс ад-дин не мог поспеть к сроку. Султан Джунаид устно сказал: «Благодарение богу. По милости господней, в наших краях не видно таких дел, которые бы требовали прибытия сюда государя. Пусть приедет Мирза [Аскари]. Если здешние султаны, ханы и эмиры получат приказ присоединиться к Мирзе, то есть надежда, что все дела с легкостью устроятся». /355а/

Хотя от Султан Джунаида пришел такой ответ, но так как говорили, что Мулла Мухаммед Мазхаб, которого мы после похода против нечестивого Санка отправили послом в Бенгалию, не сегодня-завтра должен вернуться, то следовало принять во внимание также и его сообщения. [346]

В пятницу, девятнадцатого числа 745, когда я, поев ма'джуна, сидел с несколькими приближенными в своих покоях, мулла Мазхаб прибыл вечером, то есть в ночь на субботу, и явился ко мне. Тщательно расспросив его о положении дел в тех местах, я узнал, что бенгалец следует стезею повиновения и единодушия. В воскресенье я призвал тюркских и хиндустанских эмиров в свои личные покои, и мы держали совет. Было говорено о том, что бенгалец прислал посла и стоит на стезе повиновения и единодушия, так что идти в Бенгалию незачем. Если же не идти в Бенгалию, то в тех краях нет ни одного места с достаточной казной, чтобы содержать войска, а на западе есть места и близкие и богатые.

Богатства там обильные, жители —
нечестивые, путь — короткий.

Если на восток далеко, то туда близко.

В конце концов было решено, что мне следует направиться на запад. Так как поход был недалекий, то можно было задержаться на несколько дней, чтобы уйти спокойным относительно востока. /355б/ Назначив срок [возвращения] в двадцать дней, я снова послал Гияс ад-дина к восточным эмирам и написал приказы всем султанам, ханам и эмирам, находящимся на той стороне реки Ганга, собраться вокруг Аскари и идти на врагов. Доставив эти приказы, Гияс ад-дин должен был разведать все, что там было нового, и вернуться к назначенному сроку.

В эти дни от Мухаммади Кукельташа пришло донесение, что белуджи опять совершили набег и разграбили некоторые земли. Ради этого дела Чин Тимур султан получил приказ собрать вокруг себя беков, находящихся за Сихриндом и Самана, а там были: Адил султан. Султан Мухаммед Дулдай, Хусрау Кукельташ, Мухаммед Али Дженг-Дженг, Абд ал-Азиз мирахур, Сейид Али, Вали Кизил, Карача, Халахил, Ашик Бакаул, Шейх Али, Китта, Гаджур хан и Хасан Али Савади. Эти беки со снаряжением на шесть месяцев пусть идут на белуджей. По призыву и указанию султана они должны явиться и не преступать его повелений, правильных и законных. Для доставки указа отрядили Абд ал-Гаффара тавачи. Было решено, что он сначала вручит этот указ Чин Тимур султану, потом, покинув султана, предъявит указ /356а/ упомянутыми бекам и предложит им явиться с войсками в те места, которые назначит Тимур султан. Сам Абд ал-Гаффар останется при войске и если кто-нибудь проявит леность и нерадение донесет об этом; совершившего такое упущение мы выведем из рядов войска и удалим из его земель и владений.

Вручив эти указы и дав Абд ал-Гаффару устные наставления, мы отпустили его.

В канун воскресенья, двадцать восьмого числа 746, спустя шесть гари после третьего пахра, я переправился через Джун и поехал в Сад кувшинок, находящийся в Дулпуре. В воскресенье днем, около третьего пахра, мы прибыли в этот сад. Вокруг сада и в окрестностях были назначены места и участки для беков и приближенных, где они могли воздвигать постройки и разбивать сады.

В четверг, третьего числа месяца второй джумады 747, я назначил в юго-восточной части сада место для бани и его разровняли; затем я распорядился заложить на этом ровном месте фундамент бани и начертить план постройки. В одном из помещений бани я велел устроить хауз площадью десять на десять [кари]. [347]

В тот же день прибыли донесения от Кази Джиа и Бир Синга Део, присланные Халифой из Агры. /356б/ В них сообщалось, что Махмуд, сын Искандера, захватил Бихар. По прибытии этого известия я тотчас же решил выступить в поход. В пятницу, в шестом гари, я выехал из Сада кувшинок и к вечерней молитве прибыл в Агру. Дорогой мне встретился Мухаммед Заман мирза, который направлялся в Дулпур. Чин Тимур султан тоже прибыл в этот день в Агру. На следующий день, в субботу, я созвал беков, участников совета, и было решено выступить на восток в четверг, десятого. В ту же субботу из Кабула пришло письмо и вести, что Хумаюн, собрав находившиеся в тех краях войска, взял с собой Султан Ваиса и двинулся в поход на Самарканд во главе сорока или пятидесяти тысяч человек. Младший брат Султан Ваиса, Шах Кули выступил в Хисар, Турсун Мухаммед султан вышел из Термеза, взял Кабадиан и просил подкреплений. Хумаюн послал на помощь Турсун султану Тулака Кукельташа и Мир Хурда с множеством людей и находившимися там моголами и сам тоже направился им вслед.

В четверг, десятого числа месяца второй джумады 748, после третьего гари, я выступил в поход на восток и, переправившись через Джун выше деревни Джалисир, /357а/ прибыл в сад Баг-и Зарафшан. Всем воинам, со знаменем, барабанами и конями было приказано стать лагерем напротив сада, на этой стороне реки. Люди, приезжавшие ко мне на поклон, должны были переправляться на лодке.

В субботу Исмаил Мита, посол из Бенгалии, привез от Бенгальца подарки 749 и засвидетельствовал мне почтение по хиндустанскому обряду. Спешившись на расстоянии полета стрелы, он отвесил поклон и отошел. Потом его облачили в обычную почетную одежду, которую называют «сир-муине», и подвели ко мне. По нашему обычаю, он трижды преклонил колени и, подойдя, вручил письмо Нусрат шаха. Передав привезенные подарки, посол вернулся обратно.

В тот же день прибыл Ходжа Абд ал-Хакк. Я переправился на лодке через реку, явился в шатер Ходжи и засвидетельствовал ему почтение.

Во вторник явился Хасан Челеби и выразил мне почтение. Ради снаряжения войска мы задержались на несколько дней в саду. В четверг, семнадцатого числа 750, после трех гари мы выступили оттуда; я ехал на лодке. Мы остановились в деревне Алвар, в семи курухах от Агры.

В воскресенье узбекским послам было дано разрешение удалиться. Послу Кучум хана Амин мирзе /357б/ [348] мы пожаловали кинжал на поясе, затканную золотом шапку и семьдесят тысяч тенег; посла Абу Са'ид султана, Муллу Тагая и нукеров Михри ханум и ее сына Пулад султана облачили в чекмени [с драгоценными] пуговицами и шелковые халаты, им тоже были пожалованы денежные награды, соответствующие их положению.

На следующее утро Ходжа Абд ал-Хакк получил позволение пребывать в Агре, а Ходжа-и Калану, внуку Ходжа Яхьи, который прибыл в качестве посла от узбекских ханов и султанов, было разрешено отправиться в Самарканд. Для поздравления Хумаюна с рождением сына и Камрана — с женитьбой, я отправил Мирзу Табризи и Мирзу бек Тагая с десятью тысячами шахрухи на подарки. Кроме того, обоим мирзам были посланы халаты с моего плеча и пояса, которыми я сам подпоясывался. Через Муллу Бихишти я послал Хиндалу пояс с кинжалом, украшенным драгоценными камнями, такую же чернильницу, скамеечку, выложенную перламутром, полукафтанье со своего плеча, пояс с пряжкой и азбуку, написанную почерком бабури. Еще я послал несколько стихотворных отрывков, тоже написанных почерком бабури. Хумаюну мы послали наш перевод 751 и стихи, сочиненные по прибытии в Хиндустан, Хиндалу и Ходжа-и Калану также был послан этот перевод и стихи. Через Мирза бек Тагая я послал также и Камрану этот перевод, стихи, сочиненные после прибытия в Хиндустан и прописи почерком бабури. Во вторник я написал письма для людей, направлявшихся в Кабул, и отпустил их. После этого я напомнил Мулла Касиму, Устад Шах Мухаммеду-каменотесу, Мирек Мир Гиясу, /358а/ Миру-каменотесу и Шад Баба-землекопу о постройках, [которые следовало предпринять] в Агре и Дулпуре, и, возложив на них ответственность за эти постройки, отпустил их.

Незадолго до первого пахра мы выехали из Анвара и сделали привал в одном курухе от Чандвара, называемой Абапур.

В четверг я послал Абд ал-Малука Курчи сопровождать Хасана Челеби к шаху, а Чапука направил вместе с узбекскими послами к ханам и султанам.

Когда до конца ночи оставалось четыре гари, мы выступили из Абапура. На рассвете я прошел мимо Чандвара и сел в лодку, в час молитвы перед сном я вышел из лодки перед Рапари и прибыл в лагерь. Лагерь находился в Фатхпуре. Проведя в Фатхпуре один день, я на рассвете в субботу совершил омовение и мы всенародно сотворили утреннюю молитву неподалеку от Рапари. Маулана Махмуд Фараби был имамом 752. После восхода солнца мы сели в лодки ниже большой излучины возле Рапари. Чтобы написать мой перевод смешанным почерком 753, я в этот день приготовил мистар 754 на одиннадцать линеек. В этот день слова преданного Аллаху 755 заронили мне в сердце предупреждение.

Подведя лодки к берегу напротив Джакина, одного из уделов Рапари, мы провели эту ночь в лодках. Перед утром /358б/ мы двинули лодки дальше и совершили утреннюю молитву посреди [реки]. Я сидел в лодке, когда прибыл Султан Мухаммед Бахши и привел с собой нукера Ходжа-и Калана Шамс ад-дин Мухаммеда. Из писем и рассказов посланного обстоятельства и положенное дел в Кабуле стали мне известны во всех подробностях. Махди ходжа тоже прибыл, когда мы были на лодке. Перед полуденной молитвой я вышел в сад на противоположном берегу, напротив Атавы, совершил омовение в Джуне и сотворил молитву. С [349] того места, где я молился, мы перешли поближе к Атаве и, усевшись в саду под деревьями на пригорке, возвышающемся над водой, заставил йигитов играть в разные игры. Были поданы кушанья, изготовленные по приказу Махди ходжи.

В час вечерней молитвы мы переправились через реку и к молитве перед сном прибыли в лагерь. Чтобы собрать войско и написать письма кабульцам, посылаемые через, Шамс ад-дина, мы задержались на этой стоянке еще на два-три дня. В среду, в последний день месяца джумады первой 756, мы выступили из Атавы и, пройдя восемь курухов, остановились в Мури и Адуса. На этой стоянке я написал оставшиеся письма, посылаемые в Кабул. Хумаюну было написано письмо такого содержания: «Если пока нет [других] дел, заслуживающих внимания, то займись укрощением разбойников и грабителей, чтобы они не нарушали наступившего мира». Еще я написал, /359а/ что Кабул объявлен мною государевым уделом, и пусть никто из моих сыновей не зарится на него. Кроме того, я вызывал к себе Хиндала. Камрану я написал, что он должен блюсти хорошие отношения с царевичем, и сообщил, что я пожаловал ему Мультан, а область Кабула объявил государевым уделом; я написал также, что мои домочадцы и родичи едут ко мне. Так как некоторые другие обстоятельства можно узнать из письма, написанного Ходжа-и Калану, то я переписывая сюда черновик письма без изменений.

«После привета Ходжа-и Калану я хочу сказать, что Шамс ад-дин Мухаммед прибыл в Атаву. Положение дел [в Кабуле] стало известно. Мое стремление направиться в те края беспредельно и безгранично. Обстоятельства в Хиндустане начинают некоторым образом приходить в порядок. По милости великого господа есть надежда, что, с волей божьей, дела здесь скоро устроятся. По упорядочении этих дел, мы, с божьей помощью, без промедления выступим в Кабул. Как может человек забыть приятности тех мест, особенно человек, раскаявшийся и бросивший [пить вино]; как может он изгнать из сердца память о законном наслаждении дынями и виноградом? Недавно мне принесли дыню. Когда я резал и ел ее, это произвело на меня диковинное действие и я все время плакал.

Мне писали о неустройствах в Кабуле. /395б/ Обдумав этот вопрос, я в конце концов пришел к такой мысли: если в одной области семь или восемь правителей, откуда может быть в ней порядок, благоустройство и хорошее управление? Поэтому я вызвал мою сестру и жен в Хиндустан и объявил все области и селения Кабула государевым уделом. Хумаюну и Камрану я также подробно написал в этом смысле. Пусть какой-нибудь достойный человек передаст мирзам мои письма. Раньше я тоже писал мирзам об этом, и быть может вам уже все известно, теперь не остается никаких оправданий и отговорок касательно управления и благоустройства этих областей. Отныне, если крепость останется неукрепленной и народ в небрежении, если не окажется запасов и казна не будет полна, это должно будет приписать нераспорядительности Опоры власти 757.

Относительно кое-каких неотложных дел, которые будут перечислены ниже, уже пошли приказы; один из них гласит: «Пусть казна будет все полнее». А неотложные дела таковы: прежде всего — приведение в порядок крепости, затем накопление припасов, затем расходы на продовольствие и ночлег прибывающих и отбывающих послов, затем постройка соборной мечети. Деньги на все[350] это пусть берут из доходов и тратят законно. Еще следует привести в порядок караван-сараи и бани, достроить кирпичный портик в арке, наполовину воздвигнутый Устад Хасан Али. /360а/ Пусть посоветуются с Устад Султан Мухаммедом и работают по соответствующему плану. Если прежний план, начерченный Устад Хасан Али, существует, пусть по этому плану и заканчивают, а если нет — пусть сговорятся и возводят постройку по какому-нибудь красивому плану так, чтобы ее пол был на одном уровне с полом дивана. Еще: [содержите в порядке] плотину на Малом Кабуле, которая должна задерживать воду реки Бут Хак в том месте, где она впадает в Малый Кабул. Еще: почините плотину Газни. Опять же — сад на хиабане. В саду мало воды. Следует добыть воду, достаточную для одной мельницы, и провести ее. Еще: к юго-западу от Ходжа-Баста я провел воду из Тутум-Дара на вершину одного холма, устроил хауз и посадил саженцы. Так как это место находится напротив переправы и оттуда хороший вид, оно было названо Назаргах. Там нужно опять посадить хорошие саженцы, разбить по плану лужайки и посадить вокруг лужаек красивые благовонные цветы и травы.

Еще: Сейид Касим также назначен начальником вспомогательного отряда.

Не пренебрегайте обстоятельствами Устад Мухаммед Хасана-оружейника и его стрелков.

Сейчас же по получении этого письма поскорее отправьте мою сестру и жену и проводите их до Нил-Аба, /360б/ какие бы ни были помехи, пусть непременно выезжают из Кабула, не задерживаясь больше чем на неделю после прибытия этого письма, так как отряд, вышедший им навстречу из Хиндустана, ожидая их в теснинах, будет терпеть лишения, и в тех местах начнется разруха.

В письме, которое я послал Абд Аллаху, было написано, что пребывание в долине воздержания причинило мне много беспокойств.

Вот рубаи, выражающее мои затруднения:
Из-за отказа от вина я в расстройстве,
Не знаю я, что мне делать, и смущен.
Все люди каются [что пили вино] и дают обет воздержания;
А я дал такой обет и теперь каюсь.

Мне вспомнилась одна остроумная выходка Беннаи. Однажды Беннаи, будучи у Алишер бека, удачно сострил. На Алишер беке был чекмень с пуговицами. Он сказал: «Ты хорошо пошутил, и я бы подарил тебе мой чекмень, но мешают пуговицы». Беннаи возразил: «Пуговицы чем могут помешать, это петли мешают». Ответственность лежит на рассказчике. Извините меня за все эти шутки, ради господа; не подумайте обо мне плохо.

Вышеприведенное рубаи действительно написано в прошлом году. За минувшие два года мое стремление и влечение к пирушкам было беспредельно и безгранично; иной раз тоска по вину доводила меня чуть не до слез. В нынешнем году это беспокойство духа, слава Аллаху, совершенно улеглось; по-видимому, помогло счастье и благословение, ниспосланные мне за перевод в стихах [послания Ходжи Ахрара]. /361а/ Откажитесь и вы тоже от вина. Пировать хорошо с милыми сердцу собутыльниками и собеседниками, но с кем устроите вы теперь пирушку, с кем станете пить вино? Если ваши собутыльники Шир Ахмед и Хайдар Кули, то воздерживаться от вина не так уж трудно. Тоскуя по вас, шлю привет. Писано в четверг, в первый день месяца второй джумады 758». [351]

Писание этих слов, полных наставлений, произвело на меня сильное действие. Я передал письма Шамс ад-дин Мухаммеду, преподав ему также устные указания, и в канун пятницы отпустил его.

В пятницу мы прошли восемь курухов и остановились в Джумандне. В этот день явился один из нукеров Китин Кара султана, которого тот отправил к Камал ад-дин Кияку, прибывшему к нам в качестве посла. Китин Кара султан что-то писал Кияку, жалуясь и сетуя на дурное поведение и обращение пограничных беков и бесчинство воров и разбойников. Кияк прислал новоприбывшего к нам. Я разрешил Кияку уехать и отдал приказ пограничным бекам обуздать воров и разбойников и хорошо обращаться и вести себя с соседями. Вручив эти приказы человеку, пришедшему от Китин Кара султана, я отпустил его с этой стоянки.

Некий Шах Кули явился от Хасанд Челеби и доложил об обстоятельствах сражения /361б/ [узбеков с кизилбашами 759]. Я передал через этого Шах Кули письмо к шаху и, приняв извинения за опоздание Хасана Челеби, в пятницу, второго числа 760, отпустил Шах Кули.

В субботу мы прошли восемь курухов и остановились в уделах Какура и Чачавали, в области Калпи.

В воскресенье, четвертого числа 761, мы прошли девять курухов и остановились в уделе Дирапур, в области Калпи. Там я побрил себе голову — уже два месяца прошло, как я не брил головы. Потом я совершил омовение в реке Сингар.

В понедельник, пятого числа 762, мы прошли четырнадцать курухов и остановились в уделе Чапаркада, в области Калпи. На следующий день, во вторник шестого числа 763, один хиндустанский слуга Карача [хана] привез от Махим написанную к Карача [хану] грамоту о том, что она едет. В этой грамоте, составленной по образцу моих собственноручно написанных указов, Махим требовала назначить ей конвой из жителей Лахора, Бхиры и близлежащих мест. Грамота была написана седьмого числа месяца первой джумады в Кабуле.

В среду мы прошли семь курухов и остановились в уделе Адампур. В этот день я еще до рассвета выехал один и, сделав остановку в полдень, достиг реки Джуна. По берегу Джуна я спустился вниз; дойдя до одного места напротив Адампура, я приказал поставить шатры на острове, неподалеку от лагеря, и мы ели ма'джун. В тот день /362а/ мы заставили бороться Садика и Кулала. Кулал явился с разными претензиями. В Агре он просил освободить его от борьбы на двадцать дней, оправдываясь тем, что устал от дороги. После этой отсрочки прошло сорок-пятьдесят дней. Теперь ему поневоле пришлось бороться. Садик боролся хорошо и очень легко повалил Кулала. Я пожаловал Садику десять тысяч тенег, оседланного коня, перемену платья и чекмень с пуговицами. Хотя Кулала и повалили, ему тоже, чтобы он не унывал, была пожалована перемена платья и три тысячи тенег.

Я приказал выгрузить лафеты с лодок. В ожидании, пока устроят дорогу, разровняют землю и выгрузят пушки, мы провели на этой стоянке три или четыре дня.

В понедельник, двенадцатого числа 764, мы прошли двенадцать курухов и остановились в Курара. В этот день я следовал в носилках. Пройдя двенадцать курухов от Курара, мы остановились в Куриа, одном из уделов области Карра. Оттуда мы прошли восемь курухов и остановились в Фатхпур-Асва. Пройдя восемь курухов от Фатхпура, мы спешились в [352] Сарай-Мунда. На этой стоянке во время молитвы перед сном Султан Джалал ад-дин явился ко мне засвидетельствовать свое почтение. Он также привел с собой двух своих маленьких сыновей.

На следующий день, в субботу семнадцатого числа 765, мы прошли восемь курухов и остановились в Дугдуги — уделе в области Карра, на берегу Ганга.

В воскресенье на эту стоянку явились Мухаммед Султан мирза, /362б/ Касим Хусейн султан, Бихуб султан и Тардика. В понедельник Аскари тоже прибыл туда и засвидетельствовал свое почтение. Все они пришли с восточной стороны Ганга. Вышел приказ: Аскари со всеми войсками идти по другой стороне Ганга; где бы мы ни остановились, они тоже должны остановиться напротив, на той стороне.

Когда мы находились в тех краях, от передовых одна за другой стали приходить вести, что Султан Махмуд собрал один лак войска и послал, Шейх Баязида и Бибана с большим отрядом в сторону Сарвара, а сам с Фатх ханом Сарвани идет по берегу Ганга на Чунар. Шир хан Сур, которому я в минувшем году оказал внимание и дал большие уделы, оставив его в этих местах, примкнул к афганцам. Шир хана и нескольких эмиров заставили переправиться через реку. Люди Султан Джалал ад-дина не могли удержаться в Банарасе и бежали оттуда. Они говорили, что оставили в крепости Банараса достаточно войска и будут сражаться, придя на реку Ганг.

Выступив из Дугдуги, мы прошли шесть курухов и остановились в Кусаре, в трех или четырех курухах от Карра. Я прибыл туда на лодке. На этой стоянке мы пробыли два или три дня из-за угощения, которое устроил Султан Джалал ад-дин. /363а/ В пятницу я прибыл в дом Джалал ад-дина, находящийся в крепости Карра. Он оказал мне гостеприимство и подал кое-какую еду и кушанья. После трапезы я облачил его самого и его сыновей в кафтан и куртку без подкладки и полукафтанье. По желанию Султан Джалал ад-дина его старший сын получил титул Султан Махмуда.

Выступив из Карра, мы прошли около куруха и остановились на берегу Ганга. В тот же день я написал письма и отослал с этой стоянки Шахрак бека, который явился ко мне от Махим на первую остановку после прихода к Гангу. Ходжа-и Калан, внук Ходжи Яхьи, просил прислать ему Записки, которые я писал. Я приказал переписать Записки и послал список Ходжа-и Калану с Шахрак [беком].

На следующий день, в субботу, мы вышли и, пройдя четыре куруха, остановились в Кухе. Я ехал на лодке; так как место стоянки било недалеко, то мы прибыли рано. Через некоторое время, сидя в лодке, мы съели ма'джун. Ходжа Абд аш-Шахид находился в доме Нур бека; мы позвали его и велели привести также и Мулла Махмуда из дома Муллы Али хана. Посидев некоторое время, мы переправились на лодке на ту сторону и заставили борцов бороться. Мы приказали Дуст Ясин Хайру бороться с другими борцами, /363б/ не схватываясь с Садиком. Это было против правил, так как сначала следовало схватиться с сильнейшим. Ясин Хайр хорошо поборолся с восемью противниками.

В час пополуденной молитвы Султан Махмуд переправился на лодке с той стороны. Он привез известие о поражении Махмуд хана, сына Султан Искандера, которого [наши] враги называют Махмуд султаном. К полуденной молитве посланный лазутчик тоже доставил сведения о поражении врагов. Между двумя [353] молитвами пришло донесение от Тадж хана Саранг хани, согласное с рассказом лазутчика. Султан Мухаммед явился и доложил об этих обстоятельствах. Враги подошли и осадили Чунар и даже завязывали небольшие сражения. Получив верные сведения о нашем приближении, они в беспорядке отошли оттуда. Афганцы, осаждавшие Банарас, тоже беспорядочно отступили; когда они переправились через реку, две лодки пошли ко дну и несколько человек утонуло.

На следующий день мы прошли шесть курухов и остановились в Сир-Аулиа, одном из уделов Пиага. Я ехал туда на лодке. Исан Тимур султан и Тухта Буга султан, спешившись, стояли на половине дороги, чтобы повидаться со мной. Я пригласил султанов в лодку. Тухта Буга султан, видимо, наколдовал дождь, так как поднялся сильный ветер и пошел дождь. Погода стала очень хорошая. Такая погода побудила нас съесть ма'джуна. Хотя мы только накануне ели ма'джун, но в тот день опять поели его. Прибыв на стоянку, мы провели там следующий день.

Во вторник мы переправились на лодке на покрытый зеленью остров, находившийся напротив лагеря. Прогулявшись по острову, я в первый пахр вернулся к лодке. Возвращаясь верхом на коне, я незаметно оказался возле оврага. Мой конь поднялся на осыпавшийся край оврага, и земля под ним подалась. Я сейчас же соскочил и перепрыгнул на берег реки, конь тоже не провалился. Если бы я оставался на коне, то наверное провалился бы в овраг вместе со своим конем.

В этот день я переплыл реку Ганг саженками и сосчитал саженки; [оказалось], что я переплыл тридцатью саженками. Тотчас же, не отдыхая, я снова переплыл реку на ту сторону.

Я переплывал все реки, оставался один Ганг.

К вечерней молитве я достиг места слияния реки Ганга и реки Джун и, приказав подтянуть лодки к пиягскому берегу, прибыл в лагерь в один пахр и четыре гари.

В среду, после второго пахра, войско начало переходить через реку Джун. [Всего] было четыреста двадцать лодок.

В пятницу, первого числа месяца раджаба, я переправился через реку.

В понедельник, четвертого числа этого месяца, мы двинулись по берегу Джуна, направляясь в Бихар. Пройдя пять курухов, мы остановились в Лаваине. Я прибыл туда на лодке. Вплоть до этого дня воины переправлялись через Джун. Лафеты для пушек, снятые с лодок в Адампуре, было приказано снова поставить на лодки начиная от Пиага и везти на лодках.

На месте стоянки мы заставили бороться борцов. Пехлеван Лахури, лодочник, схватился с борцом Дуст Ясин Хайром; они долго боролись, Дуст с трудом повалил [противника]. Обоим была пожалована полная перемена платья.

Говорили, что впереди находится скверная болотистая река, называемая Тус 766. Ища переправу и прокладывая дорогу, мы пробыли на этой стоянке два дня. Для коней и верблюдов нашли переправу выше. Лафеты с грузом, как говорили, нельзя было там перевезти из-за неровного и каменистого дна. Однако я приказал переправлять груженые повозки /364а/ именно в этом месте.

В четверг мы выступили оттуда. Я проплыл на лодке до места впадения реки Тус в Ганг. Там, где эти реки сливались, я вышел из лодки, сел на коня и поехал вверх по берегу реки Тус. К пополуденной молитве я прибыл в лагерь к воинам, [355] которые переправились через реку и расположились на стоянке. В тот день мы прошли шесть курухов.

Следующий день мы провели на той же стоянке.

В субботу мы выступили и, пройдя двенадцать курухов, снова вышли на берег Ганга у Нулиба. Оттуда мы прошли еще шесть курухов и остановились в одном месте выше Кинтита, а еще через семь курухов сделали остановку в Нанапуре 767.

На этой остановке Тадж хан явился с сыновьями из Чунара и засвидетельствовал мне почтение.

В эти дни от Мухаммеда Бахши пришло донесение, что мои люди и родичи, несомненно, едут ко мне из Кабула.

В среду мы выступили с этой стоянки и я осмотрел крепость Чунар. Пройдя один курух от Чунара, мы остановились.

В дни, когда мы выходили из Пиага, у меня на теле появилась язва. На этой стоянке один румиец применил способ лечения, недавно найденный в Руме. Он вскипятил в глиняном горшке перец, истолченный в порошок, и я поставил свою язву под горячий пар. Когда пару стало меньше я обмыл язву этой горячей водой. Лечение вызвало задержку на два звездных часа.

На той же стоянке один человек говорил, что на острове возле лагеря видели льва и носорога. Утром /364б/ мы устроили на острове облаву и привели туда слонов, но лев и носорог не показались. На краю загона мы подняли дикого буйвола.

В этот день подул сильный ветер; от песка и пыли было много беспокойств. Вернувшись к судам, я сел в лодку и прибыл в лагерь. Лагерь находился в двух курухах выше Банараса. В зарослях около Чунара, как говорили, водится много слонов. Я хотел было выехать из ставки поохотиться на слонов, когда Тадж [356] хан принес известие, что Махмуд хан стоит у берегов реки Сон. Я созвал беков и мы посоветовались, не совершить ли внезапный набег на врага. В конце концов было решено немедленно выступить и идти длинными и долгими переходами.

Выйдя со стоянки, мы прошли девять курухов и остановились у переправы Билва. С этой стоянки восемнадцатого числа 768, в канун понедельника, мы послали Тахира в Агру; он повез предписание на получение денег, пожалованных на содержание гостей, прибывающих из Кабула.

В тот день я плыл на лодке; мы сели в лодки еще до рассвета. Достигнув впадения реки Гумти, — а это река Джунпура, — в Ганг, я немного проплыл вверх по реке Гумти и снова вернулся обратно. Хотя река была узенькая, /365а/ переправы не было. Войска, находившиеся на том берегу, переправлялись [в прошлом году] на лодках, на плотах или вплавь, на спинах коней.

Проехав один курух ниже устья реки Джунпура, я осмотрел прошлогоднюю стоянку, с которой мы пошли на Джунпур. Вниз по реке подул попутный ветер; на одной бенгальской лодке подняли парус и привязали к ней большую лодку; она пошла очень быстро. Лагерь был расположен в одном курухе выше Мадан-Банараса; когда мы достигли этой стоянки, до конца дня оставалось два гари. Лодки, следовавшие за нами без остановки и шедшие скорее других, нагнали нас к молитве перед сном.

Будучи в Чунаре, я приказал Могол беку при каждом переходе измерять прямую дорогу танапом 769. Всякий раз, когда я садился в лодку, Лутфи бек должен был мерить расстояние по берегу. Оказалось, что по прямой дороге [мы в тот день прошли] одиннадцать курухов, а по берегу реки — восемнадцать курухов,

Следующий день мы провели на той же стоянке.

В среду мы опять плыли на лодках и остановились в одном курухе ниже Газипура.

В четверг на эту стоянку явился Махмуд хан Нухани и засвидетельствовал мне почтение.

В этот день пришли донесения от Джалал хана, сына Бихар хана Бихари, от Фарид хана, [сына] Насир хана, и Шир хан Сура, а также от Адил хан Сура и еще некоторых афганских эмиров. /365б/ Тогда же прибыло донесение также и от Абд ал-Азиза мирахура, написанное в Лахоре двадцатого числа месяца второй джумады. В день, когда писалось это донесение, в Лахор явился хиндустанец, слуга Карача, которого я послал туда из окрестностей Калпи. В донесении Абд ал-Азиза было упомянуто, что Абд ал-Азиз и назначенные с ним люди девятого числа месяца второй джумады 770 встретились в Нил-Абе с моими домочадцами. Абд ал-Азиз прошел с ними до Чин-Аба, а в Чин-Абе оставил их и, достигнув Лахора прежде прочих, прислал это донесение.

В пятницу мы снялись с лагеря. Я сел в лодку и осмотрел стоянку напротив Джауса, где мы останавливались в прошлом году, когда затмилось солнце 771 и был выдержан однодневный пост. После этого я вернулся и сел в лодку. Мухаммед Заман мирза позднее тоже приплыл туда на лодке; по настоянию Мирзы я съел ма'джун.

Лагерь был расположен на берегу реки Карманаса. Хиндустанцы будто бы тщательно избегают воды Карманаса. Благочестивые хиндустанцы не стали переправляться через реку, но сели в лодки и переплыли Ганг напротив устья Карманаса. Они твердо верят, что если человек коснется воды этой реки, все его [357] благочестивые дела пропадут даром. Причину наименования этой реки они тоже связывают с таким ее свойством.

Сев в лодку, я проплыл намного вверх по реке Карманаса и снова возвратился обратно. После этого я переправился на северную сторону Ганга /366а/ и мы поставили лодки у берега реки. Некоторые йигиты начали забавляться, другие боролись. Кравчий Мухсин объявил, что схватится с четырьмя или пятью борцами. Схватившись с первым, он едва не был брошен, а второй, Шадман, повалил Мухсина; тот был очень пристыжен и смущен. [Настоящие] борцы тоже боролись тогда перед нами. На следующий день, в субботу, мы выступили около первого пахра, так как я послал человека высмотреть переправу через Карманаса. Я проехал верхом один курух вверх по реке Карманаса по направлению к переправе, но из-за отдаленности переправы снова вернулся и прибыл на стоянку на лодке. Лагерь разбили в одном курухе за Чауса.

В тот день я опять лечился перцем. Пар был, видимо, слишком горячий; на теле у меня вздулись пузыри и я очень страдал.

Перед лагерем была маленькая речка; чтобы устроить через нее переправу, мы провели следующий день на той же стоянке.

В канун понедельника я написал ответ на письмо Абд ал-Азиза, принесенное хиндустанским скороходом, и отослал его. В понедельник утром я сел в лодку, из-за ветра лодки тянули [на веревках]. Прибыв на стоянку напротив Баксара, /366б/ где мы надолго останавливались в прошлом году, я осмотрел эту стоянку. Чтобы высаживаться на берегу реки, мы тогда устроили ступеньки, их, кажется, было больше сорока и меньше пятидесяти. Две верхние ступеньки были еще целы; все остальные разбило водой.

Вернувшись на лодку, я поел ма'джуна. Мы причалили лодки к одному острову, выше лагеря, и заставили пехлеванов бороться. К молитве перед сном мы воротились в лагерь. В минувшем году, чтобы осмотреть теперешнюю стоянку, я переправился через Ганг, опираясь на шест, а воины плыли, кто на конях, кто на верблюдах. В тот день я ел опиум.

На следующий день, во вторник, Карим берди, Мухаммед Али, [сын] Хайдара Рикабдара и Баба шейх во главе двухсот добрых йигитов были посланы, чтобы узнать вести о противнике. Находясь на этой стоянке, я приказал бенгальскому послу донести [своему господину] о моих трех окончательных предложениях. В среду Юнус Али, который был послан к Мухаммед Заман мирзе, чтобы узнать его намерения относительно Бихара, доставил неопределенный ответ. От потомков бихарских шейхов прибыл человек с донесением и принес весть, что враги бросили Бихар и ушли оттуда.

В четверг я послал в Бихар Тарди Мухаммеда, сына Мухаммед Али Дженг-Дженга, во главе нескольких тюркских и хиндустанских эмиров и двух тысяч лучников, снабдив его милостивыми грамотами к жителям Бихара. /367а/ Ходжу Муршида Ирака я назначил диваном бихарского округа и послал его туда вместе с Тарди Мухаммедом.

В четверг Мухаммед Заман мирза, согласившись отправиться в Бихар, прислал через Шейха Зайна и Юнус Али некоторые донесения и просил назначить ему в помощь отряд воинов. Несколько йигитов отправили Мухаммед Заман мирзе в подкрепление, а других — в качестве нукеров.

В субботу, в первый день месяца ша'бана 772, мы выступили с этой [358] стоянки, на которой пробыли три-четыре дня. В этот день я выехал на коне, осмотрел Бхуджпур и Бихиа и вернулся в лагерь.

Воины под начальством Мухаммед Али, посланные за новостями, разбили в дороге отряд нечестивых и достигли того места, где находился Султан Махмуд. У Султан Махмуда было около двух тысяч человек. Проведав о нашем дозорном отряде, он впал в расстройство, убил двух из своих слонов и снялся с лагеря; одного слона [с отрядом] оставили в дозоре. Человек двадцать наших йигитов напали на дозорных, они не могли устоять и бежали; несколько человек сбили с коней, одному отрезали голову, а двух добрых йигитов привели живыми.

На следующий день мы снялись с лагеря; я плыл в лодке. На этой стоянке Мухаммед Заман мирза перешел через реку; вследствие переправы и ухода Мухаммед Заман мирзы, мы провели на стоянке два или три дня. /365б/

Во вторник, четвертого числа 773, я пожаловал Мухаммед Заман мирзе перемену платья со своего плеча, саблю на поясе, породистого коня и зонтик и заставил его преклонить колени, принимая управление Бихаром. Из доходов с бихарского округа я отделил один крур и двадцать пять лаков в царскую казну; диваном был поставлен Муршид Ираки.

В четверг я покинул на лодке эту стоянку. [Раньше] я приказал спустить все лодки на воду и по прибытии велел привязать их в ряд, одна к другой. Их ряд оказался значительно шире реки; Хотя были собраны не все лодки, но так как в иных местах было мелко, в других — глубоко и течение было где быстрее, а где плавное, то лодки не пришлось долго вести в таком порядке. Между лодками показался гариал 774. Какая-то рыба, испугавшись гариала, прыгнула так высоко, что упала в одну из лодок; ее поймали и принесли ко мне. По прибытии на стоянку я дал лодкам названия 775. Большую «заслуженную» лодку, которую построили еще в Агре, до похода против Рана Санка, назвали «Асаиш». В том же году, перед выступлением войска, /368а/ Араиш хан построил лодку и поднес ее мне в подарок. Войдя в эту лодку, я приказал устроить на ней помост и дал ей название «Араиш». На лодке, которую поднес мне в подарок Хан Джал ал ад-дин, я приказал воздвигнуть помост побольше и на нем вознести еще одни подмостки. Эту лодку я назвал «Гунджаиш». Другой небольшой челнок с каюткой, который посылали по всяким делам, получил наименование «Фармаиш».

На следующий день, в пятницу, мы не выступили с лагеря, дела Мухаммед Заман мирзы были закончены; направляясь в Бихар, он отошел от нашей ставки на один-два куруха и остановился. В этот день он пришел и простился со мной.

Два лазутчика из бенгальского войска явились и сообщили, что бенгальцы под предводительством Махмуд-и Алама разбили берег реки Гандака на двадцать четыре участка и возводят насыпи. Афганцы с Султан Махмудом во главе, которые хотели переправить свои семьи и домочадцев на другой берег, не позволили это сделать и присоединили их к бенгальскому войску.

Получив такое известие, мы, имея в виду возможность войны, задержали Мухаммед Заман мирзу и послали в Бихар Шах Искандера с тремя или четырьмястами воинов.

В субботу явился человек от Дуду и ее /368б/ сына Джалал хана, сына Бихар хана. Бенгалец, по-видимому, не спускал с них глаз. Думая направиться ко мне, Дуду и ее сын [чуть не] с боем вырвались от бенгальца [360] и переправились через реку; они достигли окрестностей Бихара и теперь направляются ко мне, чтобы мне служить.

В тот же день бенгальскому послу Исма'илу Мита был дан такой приказ: «На три требования, посланные ранее, что-то долго пишут ответ; напиши письмо: если они желают сохранить, нашу дружбу и расположение, нужно написать ответ поскорее»,

В канун воскресенья пришел человек от Тарди Мухаммеда, [сына] Дженг-Дженга, который сообщил, что утром в среду, пятого ша'бана 776, когда его дозорные подходили к Бихару с одной стороны, шикдар 777 Бихара бежал из дальних ворот города с другой стороны.

В воскресенье мы снялись с лагеря и остановились в уделе Ари. На этой стоянке пришло известие, что войско из Харида с сотней или полутора сотнями лодок стоит на той стороне реки Сару, при впадении Сару в Ганг. Так как у меня с бенгальцами было нечто вроде мира и я в таких делах, ради счастья, всегда выдвигал вперед дело примирения, то, хотя бенгальцы совершили неучтивость и встали у нас на дороге, я всё же счел нужным соблюдать свое всегдашнее правило: было решено отпустить посла бенгальца Исма'ила Мита в сопровождении Муллы Мухаммед Мазхаба /369а/ и повторить три прежние требования.

В понедельник посол бенгальца явился засвидетельствовать почтение и ему было сказано, что он может уезжать. При этом было упомянуто, что «ради отражения врага мы будем ходить то в ту, то в другую сторону, но принадлежащие вам земли и воды не потерпят при этом никакого вреда или ущерба. Так как первое из наших трех условий гласило: «Скажи войску Харида, чтобы оно ушло с нашей дороги и вернулось, в Харид», то пошлите с ними нескольких тюрков, которые проводят их до Харида и доставят жителям этой области успокоительные грамоты. Если они не отступят от переправы и не оставят своих неподходящих слов, то пусть считают самих себя причиной всякого зла, что падет им на голову, и виновниками всего, что случится с ними дурного».

В среду я облачил бенгальского посла Исма'ила Мита в обычную почетную одежду, пожаловал ему награду и отпустил его; в четверг я послал Шейха Джамали к Дуду и ее сыну Джалал хану с успокоительными грамотами и милостивыми словами. В этот день явился один из нукеров Махим, который расстался с нею в Вали, на той стороне от сада Баг-и Сафа. Он доставил письма.

В субботу я имел свидание с послом из Ирака Мурад Курчи Каджаром.

В воскресенье Мулла Мухаммед Мазхабу были вручены обычные подарки для памяти и дано разрешение удалиться.

В понедельник я послал Халифу /369б/ и еще нескольких беков посмотреть, в каком месте следует переправляться через реку, в среду я опять поручил Халифе осмотреть пространство между двумя реками, а сам поехал верхом в направлении к югу, желая полюбоваться на грядки с кувшинками возле Ари. Когда я осматривал эти грядки, Шейх Гуран принес мне кувшинки с недавно образовавшимися семенами. Эти [семена] в общем похожи на фисташки; хорошенькие цветочки, то есть кувшинки, хиндустанцы. называют «кавал кикри», а семена — «дуда».

Мне сказали, что река Сон находится поблизости; мы поехали и поглядели на эту реку. На левом берегу Сона виднелось множество деревьев; говорили, что это — [361] местность Мунир, где находится могила Шейха Яхьи 778, отца Шейха Шараф ад-дина Мунири. Поскольку мы были уже так близко, то переправились через Сон и, пройдя три-четыре куруха по левому берегу реки, осмотрели Мунир. Мы проехали через сады и совершили обход вокруг мазара; потом я отправился на берег реки Сона и омылся в реке. Сотворив полуденную молитву раньше времени, мы двинулись обратно в лагерь. Лошади у нас были жирные и некоторые из них отстали, другие притомились. Мы оставили несколько человек позади и приказали им собрать уставших коней и дать им отдохнуть, напоить их и, не торопясь, привести в лагерь. Если бы мы этого не сделали, то потеряли бы много коней.

Я приказал, чтобы кто-нибудь, возвращаясь из Мунира сосчитал, сколько конских шагов от берега Сона до лагеря. Насчитали двадцать три тысячи /370а/ сто шагов, что составит сорок шесть тысяч двести человеческих шагов, то есть одиннадцать с половиной курухов. От Мунира до Сона около полукуруха, так что всего получается двенадцать курухов. Разъезжая то туда, то сюда, мы проехали пятнадцать-шестнадцать курухов; всего пройдено в этот день около тридцати курухов. Было уже шесть гари первого пахра, когда мы возвратились в лагерь.

На следующий день, в четверг, из Джунпура явились Султан Джунаид Барлас и джунпурские беки. Так как они запоздали, я обратился к ним со словами укора и не поздоровался с ними; Кази Джиа я призвал к себе и поздоровался с ним.

В этот день я созвал тюркских и хиндустанских эмиров, и состоялось совещание относительно переправы через реку. Решили, что Устад Али установит на возвышенности между реками [Сару и Гангом] пушки, пищали и мортиры и поставит множество стрельцов, которые начнут оттуда сражение. На бихарской стороне Ганга, немного ниже слияния обеих рек, напротив острова, где был один слон и много лодок, принадлежащих бенгальцам, Мустафа приготовит все свои орудия и снаряды и откроет бой. С ним тоже будет много стрельцов. Мухаммед Заман мирза и назначенные туда люди должны стоять сзади Мустафы в качестве вспомогательного отряда. Чтобы надзирать за многочисленными землекопами и рабочими, подготовляющими место для устройства парапета, установки пушек и стрельбы из мортир позади Устад Али Кули и Мустафы, /370б/ были назначены надсмотрщики; они занялись добыванием и собиранием снарядов и припасов. Султаны, эмиры и ханы быстрым ходом должны были перейти Сару у переправы Халди; пока готовят парапеты, им надлежит собраться на той стороне в полном вооружении и броситься на врага.

В это время Султан Джунаид и Кази Джиа доложили, что в восьми курухах вверх по реке есть переправа. Зардру получил приказание взять с собой одного или двух плотовщиков, а также людей Султан Махмуд хана и Кази Джиа и поехать осмотреть переправу. Если переправа возможна, то пусть тотчас же переходят реку.

Среди людей шли разговоры, что Бенгалец намерен поставить людей также у переправы Халди. От шикдара Махмуд хана из Сикандарпура пришло донесение. «Я собрал у переправы Халди около пятидесяти лодок и нанял лодочников, но лодочники очень напуганы слухами о приближении Бенгальца».

Так как найти переправу через реку Сару нужно было немедленно, то, не дожидаясь возвращения людей, ушедших высмотреть [362] переправу, я в субботу созвал беков на совет и сказал им: от Сикандарпура в Чатур-Муке до Луда и Бараиша переправ на реке нет. Раз уже мы стоим здесь, то назначим большой от ряд, /371а/ который переправится у Халди на лодках и пойдет на врагов. Пока они не вернутся, Устад Али Кули и Мустафа будут вести стрельбу из пушек, ружей, пищалей и мортир. Мы, со своей стороны, переправившись через реку Ганг, назначим подкрепление Устаду Али Кули и будем стоять в полной готовности. Когда войска, переправившиеся через реку, подойдут близко к противнику, мы тоже начнем бой и перейдем реку; Мухаммед Заман мирза и люди, назначенные на бихарскую сторону реки Ганга, будут сражаться рядом с Мустафой.

Приняв такое решение, мы разделили войска на северной стороне Ганга на четыре отряда, поставили их под начало Аскари и послали к переправе Халди. В одном отряде были Аскари и его нукеры, во главе другого отряда стоял Султан Джалал ад-дин Шарки, в третьем отряде находились узбекские султаны: Касим Хусейн султан, Бихуб султан, Танг Атмиш султан, а также Махмуд хан Нухани из Газипура, Куки, [брат] Баба Кашка, Тулмиш Узбек, Курбан Чахри и дариаханцы 779 во главе с Хусейн ханом. Начальникам четвертого отряда были Муса султан и Султан Джунаид Вали и с ними джунпурское войско — приблизительно двадцать тысяч человек. Были назначены надсмотрщики, чтобы в ту же ночь, то есть в ночь на воскресенье, /371б/ отправить этих людей в поход.

В воскресенье утром войска начали переходить Ганг. Я сел в лодку и переправился во время первого паса. Был третий пахр, когда люди Зардру, ездившие высмотреть переправу, вернулись обратно. Переправы так и не нашли. Они рассказали, что встретили по дороге лодки и отряд, назначенный к переправе на другой берег.

Во вторник мы ушли с переправы через реку и стали лагерем за один курух от слияния рек, возле поля битвы. Я сам поехал и посмотрел, как стреляют пушки и пищали Устада Али Кули; в этот день Устад Али Кули, поразив ядром из пищали две лодки, разбил и потопил их. Мустафа тоже с этого места поразил из пищали две лодки, разбил их и пустил ко дну. Я приказал подвести к месту битвы большую пушку и, поставив Мулла Гулама наблюдать за тем, как будут выравнивать для нее место, назначил ему в помощь несколько есаулов и расторопных йигитов. После этого я вернулся назад, и мы поели ма'джуна на одном островке напротив лагеря.

В тот вечер, когда я был под действием ма'джуна, лодку подвели близко к моему шатру и я отдыхал на лодке. Ночью произошел удивительный случай. Около третьего паса на лодке поднялся крик и шум. Мои телохранители схватили каждый по палке и кричали: «Бей! Бей!» Лодка Фармаиш стояла возле лодки Асаиш, на которой я спал. /372а/ На Фармаише находился ночной часовой. Этот часовой, задремав, открыл глаза и увидел, что какой-то человек схватился рукой за Асаиш и карабкается на лодку. Часовой бросился на него. Человек тотчас же нырнул в воду, снова вынырнул и, ударив часового саблей по голове, слегка ранил его, после чего уплыл. Из-за этого и поднялся шум. В ту ночь, когда мы уходили из Мунира, мне тоже принесли один или два клинка и кинжал, найденные возле лодки. Господь великий сохранил меня.

Если даже придет в движение меч всей вселенной,
Не порежет он единой жилки без божьей воли. [363]

На следующий день, в среду, я сел в лодку, называемую Гунджаиш и, подъехав поближе к месту, откуда стреляли, поручил каждому какое-нибудь дело. Человек тысячу йигитов с Уган Берди Моголом во главе я послал на один, два или три куруха выше вверх по реке, чтобы они любым способом переправились на другой берег. Когда эти люди двинулись в путь, бенгальцы на двадцати или тридцати лодках переплыли реку напротив лагеря Аскари. Множество пехотинцев вышли из лодок, думая показать свое превосходство, но наши люди пустили на врагов коней и обратили их в бегство. Они захватили несколько человек и отрубили им головы; многих они застрелили и забрали семь или восемь лодок.

В тот же самый день [бенгальцы] подплыли на нескольких лодках со стороны Мухаммед Заман мирзы и, выйдя на сушу, /372б/ начали сражение. Мухаммед Заман мирза в свою очередь напал на бенгальцев и обратил их в бегство. Люди с трех лодок утонули в реке; одну лодку захватили и привели ко мне. В этой стычке Баба Чухра сражался хорошо.

Я приказал Мухаммед султану, Якка ходже, Юнус Али, Уган Берди и его людям, которым раньше было предписано переправиться через реку, взять семь или восемь лодок, захваченные Уган Берди, подтянуть их в темноте ночи вверх по реке и переплыть реку.

В этот день от Аскари прибыл человек и сообщил, что все воины без остатка перешли реку и на следующее утро, то есть в четверг, они пойдут на врагов. Я приказал тем [воинам], которые должны были переправиться через реку, присоединиться к Аскари и тоже идти на, врага.

В час полуденной молитвы от Устад [Али Кули] пришел человек и сказал: «Ядро готово, [какой будет приказ?»]. Я велел: «Пусть стреляет этим ядром, а к тому времени, когда я приеду, приготовит другое ядро». Во время пополуденной молитвы, я сел в меленький бенгальский челнок и направился к тому месту, где был устроен парапет. Устад снова выстрелил крупным ядром и еще несколько раз выстрелил из пищали.

Бенгальцы славятся своим умением стрелять. На этот раз мы хорошо их наблюдали: они не стреляют в одно место и бьют по всем направлениям.

В этот день во время пополуденной молитвы я приказал подтянуть несколько лодок вверх по реке Сару и поставить их напротив неприятеля. Люди, тянувшие лодки, не опасаясь /373а/ и не прикрываясь, подтянули несколько судов вверх по реке. Я приказал Исан Тимур султану, Тухта Буга султану, Араиш хану и Шейху Гурану подняться к тому месту, куда подтянули лодки, и стоять там, охраняя их.

Вернувшись назад, я в первый пас прибыл в лагерь. Около полуночи с лодок, подтянутых вверх по реке, пришли вести, что посланные отряды прошли вперед. «Мы тянули лодки и шли по реке, когда бенгальцы, проведав, куда мы ведем лодки, вступили с нами в бой. Одному лодочнику попало в ногу ядро и нога у него сломалась; мы не могли больше двигаться вперед».

В четверг утром от тех, кто отправится на бруствер, пришли сведения, что все люди, посланные вверх, дошли до места; вражеские всадники сели на коней и идут навстречу движущемуся отряду. Я, со своей стороны, быстро вскочил на коня и помчался вслед за нашими лодками, отправленными ночью. Я послал к назначенному к переправе отряду под начальством Мухаммед Султан мирзы гонца с приказанием немедля [364] переходить реку и соединиться с Аскари. Исан Тимур султан и Тухта Буга султан, которые находились на лодках, получили приказ начать переправу. Баба султан не явился на назначенное место. Исан Тимур султан и тридцать-сорок нукеров /373б/ тотчас же переправились через реку на одной лодке, пустив своих коней плыть возле лодок. За ними последовала еще одна лодка. Увидев, что наши переправляются через реку, множество пеших бенгальцев двинулось против них. Семь или восемь нукеров Исан Тимур султана сели на коней и направились навстречу этим пехотинцам; чтобы дать султану время сесть на коня, они втягивали врагов в бой и стреляли, увлекая пехотинцев к султану. Тем временем Исан Тимур султан сел на коня; тут подошла и вторая лодка. Султан с тридцатью или тридцатью пятью всадниками бросился на большой отряд пехотинцев; он быстро обратил их в бегство и совершил замечательные, выдающиеся дела. Прежде всего, он быстро и проворно, без страха перешел реку раньше других; во-вторых, он пошел на большой отряд пехотинцев, имея с собою мало людей, и быстро обратил их в бегство.

Тухта Буга султан тоже перешел через реку; за ним начали переправляться одна за другой и остальные лодки. Лахорцы и хиндустанцы тоже стали переправляться с разных сторон, одни опираясь на шесты, другие — на связках камыша. Увидев, как обстоит дело, множество бенгальцев на лодках, находившихся напротив бруствера, обратилось в бегство вниз по реке.

Дервиш Мухаммед Сарбан, Дуст ишик-ага и еще несколько йигитов, находившиеся напротив бруствера, [тоже] перешли реку. Я послал к султанам человека на коне с приказанием: «Соберите тех, кто переправился, подойдите к отряду, стоящему напротив, обойдите их с боку и вступайте с врагами в бой». /374б/

Султаны собрали переправившихся воинов, разбили их на три или четыре отряда и двинулись на врага. Когда они приблизились, предводитель врагов поставил вперед своих пехотинцев и, не расстраивая рядов, пошел [против наших]. Куки с частью отряда, отправленного с Аскари, приблизился к ним. Куки с одной стороны и султаны с другой стороны схватились с врагом. Они сбивали неприятелей с коней и заставили всадников податься назад. [Люди] Куки сбили знатного язычника по имени Басант Рао, захватили его отрезали ему голову. Десять-пятнадцать его бойцов напали на [людей] Куки, и те тотчас же их изрубили. Тухта Буга султан поскакал навстречу врагам и хорошо рубил саблей. Могол Абд ал-Ваххаб и его младший брат тоже хорошо рубились. Могол, хотя он не умел плавать, переправился через реку в кольчуге, держась за гриву коня.

Мои лодки остались позади, я послал за лодками человека. Лодка Фармаиш прибыла раньше других; сев в лодку, я переправился через реку, осмотрел лагерь бенгальцев и, пересев на Гунджаиш, спросил, есть ли выше переправа. Мир Мухаммед-плотовщик доложил, что выше по реке Сару переправы лучше. Я приказал войскам начинать переправу в упомянутых местах. Когда люди под начальством Мухаммед Султан мирзы, которым было приказано перейти реку, /374б/ совершали переправу, лодка Якка ходжи утонула и Якка ходжа отправился к милости господней. Нукеров и владения покойного я пожаловал его младшему брату Касим ходже.

Во время полуденной молитвы, когда я совершал омовение, прибыли султаны. Похвалив и одобрив [365] [их действия], я внушил им надежду на милость и ласку. Между тем Аскари тоже явился ко мне. Аскари впервые был в деле; [его поведение] было хорошим предзнаменованием на будущее. Так как моя ставка в тот вечер еще не переправилась через реку, я ночевал возле одного острова на лодке Гунджаиш.

В пятницу мы остановились к северу от реки Сару, в деревне Кундих, в уделе Нирхун, области Харид.

В воскресенье я послал Куки и его людей за вестями в Хаджипур. Шах Мухаммед, [сын] Ма'руфа, которому, когда он являлся ко мне в прошлом году, я оказал большое внимание и пожаловал область Саран, теперь совершил несколько доблестных дел. Он два раза вступал в бой со своим отцом Ма'руфом, одолел его и взял в плен. Когда Султан Махмуд предательски захватил Бихар и Бибан с Шейх Баязидом пошли против него, [Шах Мухаммед] ничего не мог поделать и присоединился к ним. В это время от него тоже несколько раз поступали донесения; в народе о нём ходили всякие вздорные слухи. Когда Аскари переправился через реку у Халди, Мухаммед со своими людьми явился к Аскари, /375а/ повидался с ним и пошел с ним вместе на бенгальцев. Во время моего пребывания на этой стоянке [Шах Мухаммед], засвидетельствовал мне свое почтение.

В те дни о Шейхе Баязиде и Бибане одна за другой приходили вести, будто они намерены перейти реку Сару. В это же время из Самбала пришло удивительное известие. Али Юсуф, который находился в Самбале и хорошо управлял и распоряжался этой областью, неожиданно отправился к милости господа в один день с одним его другом, который находился при нем в качестве врача. В отношении управления Самбалом было решено, что Абд Аллах отправиться в Самбал и будет править в этой области. В пятницу пятого рамазана 780 Абд Аллах получил разрешение удалиться в Самбал.

В эти же дни пришло донесение от Чин Тимур султана, что многие из назначенных беков не могли к нему присоединиться, вследствие [скорого] прибытия из Кабула моих родичей. Мухаммади и еще некоторые [беки] прошли с султаном около ста курухов вперед и хорошо поколотили белуджей. Через Абд Аллаха я послал Чин Тимур султану, Султан Мухаммед Дулдаю, Мухаммади и еще некоторым тамошним бекам и йигитам повеление собраться вместе с Чин Тимур султаном в Агре и быть готовыми выступить в любую сторону, где покажутся враги.

В понедельник, восьмого числа 781, внук Дариа хана Джалал хан, /375б/ к которому отправился Шейх Джамали, явился ко мне вместе с несколькими уважаемыми эмирами и засвидетельствовал свое почтение. В этот же день Яхья Нухани, который раньше прислал своего младшего брата с выражением преданности и получил грамоту на управление, явился, чтобы мне служить. Так как семь или восемь тысяч афганцев Нухани пришли с надеждою [на меня], то я не хотел лишать их надежды и, выделив из доходов Бихара один крур на долю царской казны, пожаловал пятьдесят лаков Махмуд хану Нухани, а остальное отдал упомянутому Джалал хану, который согласился уплачивать один крур дани. Для сбора этих денег был послан Мулла Гулам есаул. Мухаммед Заман мирзе я отдал область Джунпур.

В четверг один из нукеров Халифы, по имени Гулам Али, который раньше Исма'ила Мита доставил [Нусрат шаху] мои три условия вместе с Абу-л-Фатхом, нукером мунгирского царевича явился в [366] сопровождении этого Абу-л-Фатха и привез Халифе письма от мунгирского царевича и вазира Хасан хана Лашкара. Соглашаясь на три наши условия, они брали на себя ответственность за [согласие] Нусрат шаха и предлагали заключить мир. Наш поход был предпринят для подавление непокорных афганцев, одни из которых ушли, куда глаза глядят, другие явились с выражением покорности и повиновения, /376а/ а те немногие, что остались, подвластны Бенгальцу и Бенгалец отвечал за них. К тому же приближалось время дождей. Поэтому в ответ на предложение Бенгальца я написал о согласии заключить мир на упомянутых условиях.

В пятницу Исмаил Джилвани, Адил хан Нухани, Аулиа хан Ишраки и еще пять или шесть эмиров выразили готовность мне служить. В этот же день я подарил Исан Тимур султану и Тухта Буга султану саблю на поясе, кинжал с поясом, кольчуги, почетные одежды и кровных коней; Исан Тимур султан преклонил колени, получив тридцать лаков из доходов с удела Шамсабад. В понедельник, надцатого числа 782, успокоившись относительно Бихара и Бенгалии, я покинул стоянку на берегу реки Сару и возле Кундиха выступил в поход, чтобы отразить зло неблагодарного Бибана и Шейх Баязида. После двух привалов мы остановились возле переправы, называемой Чаупара-Чатурмук в Сикандарпуре. У этой переправы, войска начали переходить реку.

Одно за другим поступали сведения, что неблагодарные [враги] перешли Сару и Гагра и направляются к Лукнуру. Чтобы запереть перед ними переправу, я назначил отряд воинов во главе с тюркскими и хиндустанскими эмирами: Султан Джалал ад-дином Шарки, Али ханом Фармули, Тардике, Низам ханом Биани, Тулмиш Узбеком, Курбаном Чархи и Хасан ханом Дариа хани, /376б/ которые были отпущены в канун четверга.

В этот вечер, когда после молитвы прошло пять гари первого паса, прорвались дождевые тучи и в одну минуту произошел такой потоп и поднялся такой сильный ветер, что лишь немногие шатры не упали. Я сидел в своей палатке и писал; я не успел собрать бумаги и тетради, шатер и столбы упали мне на голову. Верхняя кошма палатки разлетелась в куски, но бог сохранил меня, я не пострадал. Бумаги и тетрадки залило водой; их с трудом собрали, завернули в красный коврик, положили на скамью и прикрыли сверху коврами. Буря стихла через два гари. Мы велели поставить складную палатку и зажечь свечу, с трудом развели огонь и до самого утра не спали, занятые сушкой бумаг и тетрадок.

В четверг я переправился через реку, в пятницу выехал прогуляться в Харид и Сикандарпур. В этот день Абд Аллах и Баки написали мне о взятии Лукнура.

В субботу я послал Куки и его людей вперед, дабы они присоединились к Баки.

В воскресенье Султан Джунаид Барлас, Хасан, [сын] Халифы, /377а/ люди Муллы Аппака и братья Му'мина Атака были отосланы с приказанием присоединиться к Баки и до моего прибытия как можно лучше служить ему, не совершая упущений.

В этот день во время пополуденной молитвы я пожаловал Шах Мухаммеду, сыну Ма'руфа, одежду со своего плеча и породистого коня и отпустил его. По примеру прошлого года ему было дано жалованье [из доходов] Сарана и Кандлы на содержание его лучников. В тот же день Исма'илу Джилвани также были пожалованы семьдесят два лака денег из доходов Сарвара, почетная одежда и породистый конь, и его [367] отпустили. Адил хану Нухани и тем, кто пришел под его предводительством, я назначил деньги из доходов Сарвара и тоже отпустил их. Мы решили, что каждый из них будет оставлять в Агре сына или младшего брата, чтобы тот постоянно пребывал при мне.

Бенгальцам было поручено доставить через Тир Мухани в Газипур лодки Гунджаиш и Араиш, а также еще две бенгальские лодки, выбранные из тех, что в этот раз попали мне в руки. Фармаиш и Асаиш должны были поднять вверх по Сару и вести вместе со ставкой.

Успокоившись относительно Бихара и Сарвара, мы двинулись от переправы Чаупара-Чатурмука вверх по берегу Сару, направляясь к Ауду. Пройдя около десяти курухов, мы расположились возле деревни Килира в области Фатхпура /377б/ на берегу Сару.

[Наши люди], которые ушли раньше, сбились с дороги и вышли к большому фатхпурскому озеру. Мы послали несколько человек, чтобы вернуть обратно тех из них, кто был поблизости; Кичик ходжу одного отправили на берег озера; он должен был переночевать там и наутро привести в лагерь находившихся у озера воинов.

Утром мы выступили оттуда; на полпути я сел в лодку, и ее тянули вверх до самого лагеря.

Пока мы шли, Халифа привел сына Шах Мухаммеда Дивана, который прибыл от Баки. Сведения относительно Лукнара подтвердились. В субботу тринадцатого рамазана 783 [враги] начали бой. Сражаясь, они не могли ничего сделать. Во время боя внезапно загорелся собранный хворост, трава и сено; в крепости стало жарко, как в печке. На стене нельзя было устоять и крепость взяли. Через два-три дня, услышав о нашем возвращении, враги выступили по направлению к Далмау. В этот день мы тоже прошли десять курухов и расположились станом выше деревни Джалисир, в уделе Сагри, на берегу реки Сару.

В среду, чтобы дать отдохнуть животным, мы остались на той же стоянке. Некоторые говорили, что Шейх Баязид и Бибан намерены перейти Ганг /378а/ и уйти к своим через Чунар и Джунпур. Я созвал беков и устроил совет. Было решено, что Мухаммед Заман мирза и Султан Джунаид Барлас, который взамен Джунпура получил Чунар и еще несколько уделов, а также. Махмуд хан Нухани, Кази Джиа и Тадж хан Саранг хани должны выступить и преградить врагам дорогу к Чунару.

На следующий день, в четверг, мы вышли спозаранку и, отойдя от реки Сару на одиннадцать курухов, переправились через Парсару и расположились на берегу этой реки. Призвав беков, я устроил совет. Исан Тимур султан, Мухаммед Султан мирза, Тухта Буга султан, Касим Хусейн султан, Бихуб султан, Музаффар Хусейн султан, Касим ходжа, Джа'фар ходжа, Захид ходжа, Джани бек, с нукерами Аскари и Кичик ходжа, а из эмиров Хинда Алим хан Калпи, Малик Дад Карарани и Рао Сарвани получили приказ идти во главе своих отрядов следом за Шейх Баязидом и Бибаном в сторону Далмау. Они должны были отделиться от [главных сил] войска и быстро двинуться вперед.

На этой стоянке, когда я совершал вечерние омовения, на свет светильников собралась масса рыбы, которая поднималась на поверхность воды. Я и те, кто стоял возле меня, поймали руками много рыбы.

В пятницу мы расположились станом на одном из притоков Парсару. Это была очень мелкая речка. Чтобы нам не мешали наши люди, постоянно ходившие туда и сюда, /378б мы [368] запрудили речку выше по течению и устроили купальню для омовений, площадью десять на десять [кари]. Ночь на двадцать седьмое 784 мы тоже провели в этом месте. Утром мы ушли от этой речки и, перейдя реку Тус, стали лагерем. В воскресенье мы тоже стояли на берегу этой реки.

В понедельник, двадцать девятого 785, лагерь находился на берегу этой реки Тус. Вечером, хотя воздух был не очень прозрачен, несколько человек увидели луну и засвидетельствовали это перед казием. Начало нового месяца было установлено.

Во вторник утром мы совершили праздничную молитву и выступили в поход. Пройдя десять курухов, мы остановились в одном курухе от Маинга, на берегу реки Гумти. Около полуденной молитвы мы ели ма'джун. Шейху Зайну, Мулле и Хондемиру мы послали, приглашая их, такой стишок:

Шейх Зайн, Мулла Шихаб, Хондемир,
Приходите втроем, вдвоем или по-одному.

Дервиш Мухаммед, Юнус Али и Абд Аллах тоже присутствовали. В час пополуденной молитвы борцы устроили борьбу. Среду мы провели на этой стоянке. Около полудня мы ели ма'джун. В тот же день прибыл Малик Шарк, который ходил в Чунар, чтобы выгнать оттуда Тадж хана. В этот день борцы устроили борьбу. Пехлеван-и Ауди, который прибыл раньше, боролся с одним явившимся в это время /379а/ хиндустанским борцом и повалил его. Я дал Яхье Нухани в виде жалованья пятнадцать лаков из доходов Парсрура, облачил его в почетную одежду и отпустил. На следующий день мы прошли одиннадцать курухов, переправились через реку Гумти и стали лагерем на берегу этой реки. О султанах и беках, которые ушли вперед, поступили сведения, что они пришли в Далмау, но еще не переправились через реку Ганг. Я был очень недоволен и послал им повеления быстро перейти Ганг и преследовать врага. Они должны были также переправиться через Джун, взять с собой Али хана и постараться завязать бой с врагом.

Отойдя от реки и сделав два привала, мы достигли Далмау. В тот же день большинство воинов перешло реку Ганг у переправы. Переведя ставку на другой берег, я съел ма'джун на одном острове ниже брода. Чтобы отставшие воины могли переправиться, мы провели ещё один день на этой стоянке. Баки Ташкенди с войском Ауда явился в этот день и засвидетельствовал мне почтение.

Удалившись на один переход от Ганга, мы стали лагерем возле селения Курара, на реке Аринд. От Далмау до Курара оказалось двадцать два куруха.

В четверг мы снялись с этой стоянки и остановились напротив Адампура. Чтобы переправиться вслед за врагами, /379б/ мы раньше послали в Калпи одного-двух лодочников, которые должны были доставить нам все имеющиеся лодки. В тот вечер, когда мы пришли на эту стоянку, прибыло несколько лодок; переправу через реку тоже нашли. Так как в лагере было очень пыльно, я расположился на одном острове. В те несколько дней, что мы пробыли там; я днем и ночью находился на этом острове.

Поскольку о врагах не приходило верных сведений, я послал Баки Шигаула и его йигитов за реку, чтобы они узнали о неприятеле.

На другой день, в час соборной пополуденной молитвы, прибыл нукер от Баки бека. Баки бек разбил отряд разведчиков Шейх Баязида и Бибана, убил их смелого йигита по имени Мубарак хан Джилвани и еще несколько человек и прислал мне [369] несколько голов и одного живого пленника.

На следующее утро прибыл Шах Хусейн Бахши, который ходил вместе с Баки. Он подробно доложил об избиении разведчиков и обо всем, что произошло.

В этот вечер, то есть в канун воскресенья, тринадцатого числа 786, река Джун так поднялась, что вода совершенно залила остров. Я поставил шатер на другом острове, в одном выстреле из лука ниже по реке и расположился там.

В понедельник от ушедших вперед султанов и беков явился Джалал Ташкенди. Проведав о приближении этого отряда, Шейх Баязид и Бибан бежали в удел Махуба. /380а/

Так как пришло время дождей, а войско уже пять или шесть месяцев находилось в походе, и кони и другие животные утомились, то я приказал ушедшим вперед султанам и бекам оставаться на месте, пока из Агры и окрестностей не придут свежие отряды.

В тот день, во время пополуденной молитвы, я дал разрешение удалиться Баки шигаулу и войскам из Ауда. Мусе, сыну Ма'руфа Фармули, который, когда войско переправилось через реку Сару, вернулся и засвидетельствовал мне почтение, я пожаловал удел с доходами в тридцать лаков в Амраха, подарил платье со своего плеча и оседланного коня и отпустил в Амраха.

Успокоившись относительно положения дел в этих краях, мы в канун вторника, через один гари после третьего паса, спешно выступили в Агру. На следующий день, пройдя шестнадцать курухов пути, мы около полудня остановились в уделе Баладар, зависящем от Калпи. Задав коням ячменя, мы выступили в час вечерней молитвы. В эту ночь мы прошли тринадцать курухов и к концу третьего паса стали лагерем у могилы Бахадур хана Сирвани в уделе Сугандпур, в Калпи. Мы поспали там и выступили после утренней молитвы; пройдя шестнадцать курухов, мы в полдень достигли Атавы. Махди ходжа прибыл нам навстречу. После первого вечернего паса мы вышли оттуда и, немного поспав по дороге, пришли в Фатхпур в Рапари, пройдя шестнадцать курухов. /380б/

На следующий день в час полуденной молитвы мы снова выступили из Фатхпура и, пройдя семнадцать курухов пути, во время второго ночного паса пришли в сад Хашт-Бихишт в Агре.

В пятницу утром Мухаммед Бахши и еще кое-кто пришли засвидетельствовать свое почтение. Около полуденной молитвы я переправился через Джун и выразил почтение Ходже Абд ал-Хакку. После этого я поехал в крепость и повидался с госпожами, моими тетками. Один огородник из Балха, которого я поставил, чтобы сажать дыни, вырастил несколько дынь и теперь принес их мне. Очень хорошие оказались дыни.

Я посадил в саду Хашт-Бихишт несколько кустов винограда. Они тоже дали хороший виноград. Шейх [370] Гуран также прислал мне корзину винограда; неплохой был виноград, В общем, я был очень доволен, что в Хиндустане оказались такие дыни и виноград.

В ночь на воскресенье после второго паса, прибыла Махим. Мы отправились к войску десятого числа месяца первой джумады 787. По странному совпадению обстоятельств Махим покинула Кабул в этот самый день. В четверг, в первый день месяца зу-л-ка'да 788, когда диван заседал в помещении Большого дивана, мне принесли подношения от Хумаюна и Махим. В этот день мы послали в Кабул за дынями, виноградом и плодами одного из нукеров Магфура [371] дивана, наняв сто пятьдесят носильщиков. /381а/

В субботу, третьего числа 789, Хинду бек, который прибыл из Кабула как сопровождающий и был послан в Самбал вследствие смерти Али Юсуфа, явился засвидетельствовать мне свое почтение. Xусам ад-дин Али, [сын] Халифы, тоже явился в этот день из Алвара и засвидетельствовал мне почтение.

На следующий день, в воскресенье, прибыл Абд Аллах, посланный из Тир-Мухани в Самбал по случаю смерти Али Юсуфа.

От людей, прибывших из Кабула, мы услышали, что Шейх Шариф Карабаги по наущению Абд ал-Азиза [мирахура] или вследствие расположения к нему, приписал нам несодеянные жестокости и несуществующие нововведения и сочинил прошения, под которыми силой заставил лахорских имамов подписать свои имена; списки этих прошений он разослал по городам, надеясь вызвать смуту. Абд ал-Азиз, ослушавшись нескольких приказов, совершал также всякие неподобающие поступки и говорил несоответствующие слова.

По этой причине в воскресенье, одиннадцатого числа 790, мы послали Камбар Али Аргуна с приказом схватить и доставить к нам во дворец Шейха Шарифа, лахорских имамов с их приспешниками и Абд ал-Азиза.

В четверг, пятнадцатого 791, из Тиджары прибыл Чин Тимур султан и засвидетельствовал свое почтение. В этот день Пехлеван Садик и знаменитый борец из Ауда /381б/ боролись. Садик лишь с трудом и повалил противника, ему пришлось здорово с ним повозиться.

В понедельник, девятнадцатого числа 792, я пожаловал послу кизилбашей Мураду Курчи кинжал на поясе, украшенном драгоценными камнями, облачил его в подобающую одежду и отпустил, подарив ему также два лака тенег.

В эти дни Сейид Мешхеди прибыл из Гвалиара и доложил, что Рахимдад подстрекает к мятежу. Мы послали к Рахимдаду Шах Мухаммед Мухрдара, нукера Халифы, причем ему было написано много увещательных слов. [Шах Мухаммед] поехал и через несколько дней привел с собой сына Рахимдада; хотя сын его и прибыл, однако сам Рахимдад не имел намерения явиться. Чтобы рассеять его опасения, я во вторник, пятого зу-л-хиджже, послал в Гвалиар Нур бека. Через несколько дней Нур бек возвратился и доложил мне о пожеланиях Рахимдада. Когда я собирался послать ему указы, какие он хотел, прибыл один нукер Рахимдада и доложил: «Рахимдад послал меня, чтобы помочь бежать его сыну; он и не думает приезжать сюда».

По прибытии этого известия я хотел тотчас же идти на Гвалиар, но Халифа доложил: «Я еще раз пошлю Рахимдаду увещательные письма, может быть, он согласится на примирение». По этому делу был послан Шихаб ад-дин Хусрау.

В четверг, седьмого числа 793 упомянутого месяца, /382а/ из Атавы прибыл Махди ходжа. В день праздника я пожаловал Хинду беку перемену платья со своего плеча, меч на поясе, украшенном драгоценными камнями, и кровного коня. Хасан Али, который известен среди туркмен под именем Джагатая, получил перемену платья, пояс, украшенный драгоценными камнями, и удел, [дающий доход] в семь лаков 794...

(пер. М. А. Салье)
Текст воспроизведен по изданию: Бабур-наме. Ташкент. Главная редакция энциклопедий. 1992





























Комментарии

668. 1 мухаррама 934 = 27 сентября 1527 г.

669. 16 мухаррама 934 = 12 октября 1527 г.

670. 28 сафара 934 = 23 ноября 1527 г.

671. 7 раби I 934 = 1 декабря 1527 г.

672. 14 раби' I 934 = 8 декабря 1527 г.

673. 28 раби' I 934 = 22 декабря 1527 г.

674. 2 раби' II 934 = 26 декабря 1527 г.

675. 8 раби' II 934 = 1 января 1528 г.

676. 13 раби' II 934 = 6 января 1528 г.

677. 19 раби' II 934 = 12 января 1528 г.

678. 24 раби' II 934 = 17 января 1528 г.

679. 28 раби' II 934 = 21 января 1528 г.

680. 6 джумада I 934 = 28 января 1528 г

681. 7 джумада I 934 = 29 января 1528 г.

682. 11 джумада I 934 = 2 февраля 1528 г.

683. 24 джумада I 934 = 15 февраля 1528 г.

684. 6 джумада II 934 = = 27 февраля 1528 г.

685. 19 джумада II 934 = 12 марта 1528 г.

686. 29 джумада II 934 = 22 марта 1528 г.

687. 7 раджаба 934 = 28 марта 1528 г.

688. 12 раджаба 934 = 2 апреля 1528 г.

689. 3 мухаррама 935 = 18 сентября 1528 г.

690. Аскари тогда шел 13-й год (он родился в 922 = 1516 г.; ум. 965 — 1557 — 1558 гг.).

691. Хондемир – летописец — Гияс ад-дин б. Хумам аддин, автор исторических и биографических трудов (ум. в 942 = 1535 г.).

692. 5 мухаррама 935 = 19 сентября 1528 г.

693. Хауз — водоем.

694. Анба (анбу) — манго.

695. «...Это был день ашура...» т. е. 10-й день месяца мухаррама, годовщина убиения внуков Мухаммеда, Хасана и Хусейна, отмечаемый мусульманами; в данном случае — 25 сентября 1528 г.

696. Султан Шамс ад-дин Илтутмиш, Мамлук – правил в Делийском султанате (607 = 1210 - 633 = 1236).

697. 630 = 1233 г.

698. 14 мухаррама 935 = 28 сентября 1528 г.

699. 15 мухаррама 935 = 29 сентября 1528 г.

700. Аргамчи — мера длины в «(шерстяную) веревку», трудно определимая. Обычно это-длина конской привязи, т. е. 3-4 м.

701. 17 мухаррама 935 = 1 октября 1528 г.

702. 19 мухаррама 935 = 3 октября 1528 г.

703. 3 сафара 935 = 17 октября 1528 г.

704. 5 сафара 935 = 19 октября 1528 г.

705. 8 сафара 935 = 22 октября 1528 г.

706. 10 сафара 935 = 24 октября 1528 г.

707. Кабуз — двухструнный смычковый музыкальный инструмент.

708. Ртуть и ее препараты на Востоке всегда считались первостепенными целебными средствами.

709. 21 сафара 935 = 4 ноября 1528г.

710. 10 зу-л-хиджжа 934 = 26 августа 1528 г.

711. 17 зу-л-хиджжа 934 = 2 сентября 1528 г.

712. 28 зу-л-хиджжа 935 = 14 ноября 1528 г.

713. 23 сафара 935 = 6 ноября 1528 г.

714. 27 сафара 935 = 10 ноября1528 г.

715. «Родительское послание» — название этико-дидактического с суфийской окраской трактата Ходжи Убайд Аллах Ахрара.

716. «Касида о плаще» (Касида в честь Мухаммеда — «ал-Бурда») — хвалебная ода, написанная современником Мухаммеда (VII в.) поэтом Ка'б б . Зухейром.

717. 29 сафара 935 = 12 ноября 1528 г.

718. 8 раби' I 935 = 13 ноября 1528 г.

719. 28 сафара 935 = 11 ноября 1528 г.

720. 9 раби' I 935 = 21 ноября 1528 г. 10 (в тексте ошибочно 9) раби' I 935 = 22 ноября 1528 г.

721. Цифровое значение букв двух слов тариха — «Шах-и са'адатманд» — дает 934 = 1528 г. (Шах-и са'адатманд — счастливый шах).

722. 9 сафара (935) = 23 октября 1528 г.

723. 10 раби' I 905 = 20 ноября 1528 г.

724. 14раби" I 935 = 27 ноября 1528г.

725. 15раби- I 935 = 28 ноября 1528 г.

726. 10 раби' I 935 = 23 ноября 1528 г.

727. Ал-Аман означает «безопасность», «пощада».

728. 11 раби' I 935 = 23 ноября 1528 г.

729. Стих: «Завоевание мира...» — из поэмы «Хусрау и Ширин» Пятерицы Низами.

730. 13 раби' I 935 = 26 ноября 1528г.

731. 19 раби' I 935 = 2 декабря 1528 г.

732. 22 раби' I 935 = 5 декабря 1528 г.

733. 29 раби I 935 = 12 декабря 1528 г.

734. Последний день месяца — 30 раби' I 935 = 13 декабря 1528 г.

735. 4 раби' I 935 = 17 декабря 1528 г.

736. Тамгачи — хранитель тамги, особой печати (см. примечание к стр. 168).

Мера длины и расстояния:

1 мил - 4000 кадам (шагов)

кадам - 1,5 кари = ок. 90 см.

кари-6 тутам (хватка или ладонь) = ок. 60 см.

тутам - 4 илик (палец) = ок. 10 см.

илик - 6 зернам ячменя = ок. 2,5 см.

ячменное зерно = ок. 4 мм

танап - 40 кари = ок. 24 м

кари = ок. 60 см.

737. 6 раби' II 935 = 18 декабря 1528 г.

738. Золотая гиря-500 мискалов-1 сир — ок. 20,5 кг, серебряная гиря — 250 мискалов — ок. 10,25 кг,

мискал — ок. 4,1 г (см. примечание к стр. 289).

739. 11 раби' II 935 = 23 декабря 1528 г.

740. 16 раби' II 935 = 28 декабря 1528 г.

741. Ашура — 10 мухаррама 935 = 25 сентября 1528 г. Битва узбеков с кизилбашами под Джамом.

742. Румы, т. е. по-видимому, европейцы.

743. Царевич, т. е. Тахмасп I, Сефевид, он к этому времени был уже шахом (930 = 1524 — 984 = 1576).

744. Интересно отметить, что дошедшие до Хиндустана слухи к числу погибших под Джамом отнесли умерших своей смертью Кучум хана (ум. в 937 = 1530 г.), Абу Са'ида (ум. в 940 = 1533 г.) и Убайд хана (ум. в 946 = 1539 г.).

745. 19 раби' II 935 = 31 декабря 1528 г.

746. 28 раби' II 935 = 9 января 1529 г.

747. 3 джумада II 935 = 13 января 1529 г.

748. 10 джумада II 935 = 20 января 1529 г.

749. «...привез от Бенгальца подарки...» т. е. от Насир ад-дин Нусрат шаха из дома Хусейн шаха Бенгальского (925 = 1518 — 939 = 1532).

750. 17 джумада II 935 = 27 января 1529 г.

751. «наш перевод...» — т. е. перевод на узбекский язык «Родительского послания», о котором говорилось выше (стр. 339).

752. «Маулана Махмуд Фараби был имамом», т. е. предстоятелем на молитве.

753. «Чтобы написать мой перевод смешанным почерком», т. е. вероятно, почерком бабури и обычным насталиком.

754. Мистар — транспарант в виде листа картона, на котором натянуты через равные промежутки нити по количеству строк на странице.

755. «...слова преданного Аллаху...», т. е. слова Ходжи Ахрара в «Родительском послании».

756. Последний день джумада I (30) 935 = 9 февраля 1529 г.

757. «...нераспорядительности Опоры власти...», т. е. самого Ходжа-и Калана.

758. 1 джумада II 935 = 10 февраля 1529 г.

759. «...Сражение (узбеков с кизилбашами)» — имеется в виду вышеупомянутая (стр. 345) битва при Джаме.

760. 2 джумада II 935 = 11 февраля 1529 г.1

761. 4 джумада II 935 = 13 февраля 1529 г.

762. 5 джумада II 935 = 15 февраля 1529 г.

763. 6 джумада II 935 = 16 февраля 1529 г.

764. 12 джумада II 935 = 21 февраля 1529 г.

765. 17 джумада II 935 = 26 февраля 1529 г.

766. Текст от слов «Исаи Тимур султан и Тухта Буга султан спешившись...» (стр. 353) и до конца фразы «...болотистая река, называемая Туе» (стр. 353) в рукописи отсутствует; лакуна заполнена по публикации Н. Ильминского.

767. Фраза «Оттуда мы пришли ...в Нишапуре» в рукописи отсутствует, она переведена из издания Н. Ильминского.

768. 18 раджаба 935 = 28 марта 1529 г.

769. Танап — мерная веревка землемера; около 24 м (см. примечание к стр. 343).

770. 9 джумада II 935 = 18 февраля 1529 г.

771. «...в прошлом году, когда затмилось солнце...» Упоминаемое здесь затмение солнца имело место 20 ша'бана 934 = 10 мая 1528 г.

772. 1 ша'бана 935 = 10 апреля 1529 г.

773. 4 ша'бана 935 = 13 апреля 1529 г.

774. Гариал — крокодил.

775. Названия лодок Бабура:

Асаиш — Отдохновение.

Араиш — Украшение.

Гундаиш — Вместительность.

Фармаиш — Повеление.

776. 5 ша'бана 935 = 14 апреля 1529 г.

777. Шикдар — сборщик податей.

778. Шейх Яхья — сын Шейха Шараф ад-дина Мунири (Муньяри), руководитель суфийского ордена чиштия (ум. в 782 = 1381 г.).

779. Дариаханцы — т. е. сподвижники выше упоминавшегося Дариа хана.

780. 5 рамазана 935 = 13 мая 1529 г.

781. 8 рамазана 935 = 16 мая 1529 г.

782. 15 рамазана 935 = 23 мая 1529 г.

783. 13 рамазана 935 = 21 мая 1529 г.

784. 27 рамазана 935 = 4 июня 1529 г.

785. 29 рамазана 935 = 6 июня 1529 г.

786. 13 шаввала 935 = 20 июня 1529 г.

787. 10 джумада I 935 = 20 января 1529 г.

788. 1 зу-л-ка'да 935 = 7 июля 1529 г.

789. 3 зу-л-ка'да 935 = 9 июля 1529 г.

790. 11 зу-л-ка'да 935 = 17 июля 1529 г.

791. 15 зу-л-ка'да 935 = 21 июля 1529 г.

792. 19 зу-л-ха'да 935-25 июля 1529 г. 7

793. 7 зу-л-хиджжа 935 = 12 августа 1529 г.

794. «...удел, (дающий доход) в семь лаков». После этих слов в Хайдарабадской рукописи должно было следовать изложение событий 936 (1529-1530) г., от которого, однако, сохранилась только первая фраза и начало второй, обрывающейся на середине, лишь 15 месяцев отделяют последнюю дату «Записок» от смерти их автора, ушедшего в расцвете сил, на 47 году жизни (напоминаем, что родился он 6 мухаррама 888 = 14 февраля 1483 г., а умер 6 джумада I 937 = 26 декабря 1530 г.).

 

Дата: 2019-02-24, просмотров: 294.

⇐ Предыдущая1234567
fb
inst
tw
vk
Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. © 2018 - 2024