Приблизительный доход с тех областей Хиндустана, которые на деле стали подвластны нашим победоносным знаменам
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой
Области Круров Лаков Тенег
1. По сию сторону Сатладжа: Бхира, Лахор, Сиалкот, Дибалпур и прочие 3 33 15989
2. Сирхинд 1 29 31985
3. Хисар-Фируза 1 30 75174
4. Столичный город Дихла и Миан-Ду-Аб 3 60 50254
5. Меват при Искандере (Лоди) не входил (в наши владения) 1 69 81000
6. Биана 1 44 14930 /292б/
7. Агра 29 76919
8. Срединные области 2 91 19000
9. Гвалиар 2 29 57450
10. Калпи, Сиханда и прочие 4 28 55950
11.Канаудж 1 36 63358
12. Самбал 1 38 44000
13. Лакнур и Баксар 1 39 82433
14. Хайрабад 12 65000 /293а/
15. Уд и Бахрадж 1 17 1369
16. Джаунпур 4 0 88333
17. Карра и Маникпур 1 63 27282
18. Бихар 4 5 60000
19. Сарвар 1 55 17506 1/2
20. Сарун 1 10 18373
21. Чашпаран 1 90 86080
22. Кандла 43 30300
23.Тирхут – по среднему расчету – от раджи Руп Нараина серебром и медью 2 55000
24. Рантамбхур — от Були, Чарсу и Малана 20
25. Нагур
26. От раджи Бикрамаджита в Рантамбхуре
27. Каланджари
28. Раджа Сингдео
29. Раджа Бикамдео
30. Раджа Бикамчанд — /293б/

[292] взрослому и малолетнему — было пожаловано по одному золотому шахрухи. Когда мы прибыли в Агру, между нашими людьми и тамошними людьми сначала царила удивительная рознь и неприязнь. Воины и крестьяне тех мест боялись наших людей и бежали. Во всех укрепленных местах, кроме Агры и Дихли, они защищали крепости и отказывали в повиновении. В Самбхале находился Касим Самбхали, в Биане — Низам хан; в Мевате пребывал сам Хасан хан Мевати. Этот нечестивый человечишко был зачинщиком всех смут и волнений. В Дулпуре находился Мухаммед Зайтун, в Гвалиаре сидел Татар хан Саранг хани, в Рапари — Хусейн хан Нухани, а Атаве — Кутб хан, в Калпи — Алам хан. Канаудж и все земли по ту сторону Ганга были в руках враждебных афганцев вроде Насир хан Нухани, Ма'руфа Фармули и многих других эмиров. За два или три года до смерти Ибрахима они восстали. Когда я разбил Ибрахима, они овладели Канауджем и всеми областями за Канауджем и, сделав два-три перехода, осели по сю сторону Канауджа. Они сделали государем Бихар хана, сына Дариа хана, /294б/ и дали ему прозвание Султан Мухаммед. Маргуб-невольник находился в Махавине. Будучи так близко, он все же некоторое время не являлся ко мне.

Когда мы пришли в Агру, стояло жаркое время; весь народ от страха бежал. Для нас и для коней нельзя было найти пищи и корма. Жители деревень, из вражды и ненависти, оказывали неповиновение, воровали и разбойничали; по дорогам невозможно было ходить. Мы еще не успели разделить казну и назначить в каждую область и местность крепких людей; к тому же в том году было очень жарко; люди во множестве разом падали и умирали от действия губительных ветров.

По этим причинам многие беки и добрые йигиты пали духом и не соглашались остаться в Хиндустане: они тоже стали уходить. Если пожилые и опытные беки говорят такие слова, то вины на них нет: когда они это говорят, у человека хватает ума и рассудка, чтобы найти в их речах верное и неверное и различить хорошее и дурное. Но если кто-нибудь все обдумал и твердо на что-нибудь решился, какое удовольствие еще раз повторять то, что уже было сказано, какой смысл выслушивать от малого и великого такие слова и такие бестолковые мнения? /295а/ Удивительное дело! Выступая в этот раз из Кабула, я назначил из малых и великих [приближенных] несколько новых беков. Я надеялся, что если я вздумаю пойти в огонь и воду, они без колебания пойдут за мной; в какую бы сторону я ни направился, они последуют за мной. Не думал я, что они станут возражать против моих намерений и, не успев выйти с совета, начнут отказываться от всякого дела или предприятия, которое я хотел осуществить с общего согласия и совета. Все они держали себя плохо, но Ахмади парваначи и Вали Хазин оказались хуже всех. Ходжа-и Калан со времени выхода из Кабула и до победы над Ибрахимом и взятия Агры держал себя хорошо, говорил мужественные слова и высказывал мнения, свидетельствующие о высоких помыслах, но, спустя несколько дней после взятия Агры, все его намерения изменились: именно Ходжа-и Калан твердо решил уходить.

Заметив среди людей такое колебание, я созвал всех беков, и мы устроили совет. Я сказал: «Власти и миродержавия не достигнешь без доспехов и снаряжения; быть государем и эмиром без нукеров и владений — невозможно. Сколько лет мы прилагали старания и терпели тяготы, ходили в далекие страны и водили [293] войска, подвергая себя и людей опасностям боев и войны. /295б/ По милости божьей, мы разбили столь многочисленных врагов и захватили столь обширные земли. Какая же сила и какая необходимость заставляют нас теперь без причины бросить владения, завоеванные после стольких трудов, и снова вернуться в Кабул, чтобы подвергнуть себя испытаниям бедности и слабости? Пусть же всякий, кто хочет нам добра, впредь не говорил таких слов, а тот, кто не может больше проявить, если хочет уходить — пусть уходит и не отказывается от этого».

Внушив им столь правильные и разумные мысли, мы отвратили от подобных тревог и тех, кто хотел уйти, и тех, кто не хотел этого.

Так как Ходжа-и Калан не был расположен остаться, то мы решили таким образом: пусть Ходжа-и Калан, у которого много нукеров, возьмет с собой подарки и уходит. В Кабуле и в Газни людей мало, пусть он установит там твёрдую власть и порядок. Газни, Гардиз и местности, населенные хазарейцами Султан-Мас'уди, я пожаловал Ходжа-и Калану. В Хиндустане он также получил в удел Гхурам, дающий доход в три-четыре лака. Ходже Мир Мирану тоже был дан приказ идти в Кабул. Кабульские подарки были поручены Ходже Мир Мирану, получить их надлежало Мулле Хасан Саррафу и Тука Хинду.

Так как Ходжа-и Калан терпеть не мог Хиндустана, то он, уходя, написал на стене своего дома такой стих: /296а/

Если я перейду Синд целый и невредимый,
Пусть почернеет мое лицо раньше, чем
я вновь захочу увидеть Хинд!

Сочинять и писать такие насмешливые стихи было весьма неприлично. Если уход Ходжа-и Калана породил у меня неудовольствие, то после такой насмешки причин для неудовольствия стало две. Я тоже немедленно сочинил, написал и послал Ходжа-и Калану такое рубаи:

Сто раз будь благодарен, Бабур, ибо господь всепрощающий
Дал тебе Синд, Хинд и большое царство.
Если нет у тебя сил выносить жару,
И если захочешь увидеть лицо холода, то отправляйся в Газни.

В это время я отправил в Куил Муллу Аппака, который раньше занимал очень низкую ступень, но два-три года назад созвал своих родичей и в общем собрал довольно большую толпу приверженцев. Я дал ему [отряд] из Урукзаев и некоторых афганцев, живших на берегу Синда, и послал с ним тамошним лучникам и воинам милостивые грамоты. Шейх Гуран явился ко мне с изъявлением преданности и дружбы, и остался со мной; из лучников, обитавших в Миан-Ду-Абе, он тоже привел с собой две или три тысячи. Сыновья и родичи Али хана Фармули встретились между Дихли и Агрой с Юнус Али, когда тот заблудился и отбился от Хумаюна. После небольшой стычки Юнус Али разбил противника, связал сыновей Али хана и привел их ко мне. По этому случаю я присоединился к Мирза Моголу, сыну Даулат Кадама Тюрка, /296б/ одного из пленных сыновей Али хана и послал их с милостивыми грамотами к Али хану, который во время этих смут ушел в Меват. Мирза Могол привел Али хана с собой. Я проявил к Али хану благосклонность и пожаловал ему удел, дающий двадцать пять лаков чистого дохода.

Ибрахим послал несколько эмиров во главе с Мустафа Фармули и Фируз ханом С арангхани, против восставших эмиров Пурабских гор. Мустафа многократно и хорошо воевал с этими непокорными эмирами и [294] несколько раз как следует разбил их. Незадолго до поражения Ибрахима Мустафа умер. Шейх Баязид был его младшим братом. Так как Ибрахим был занят важным делом, он тотчас же поставил Шейх Баязида во главе людей его старшего брата. Фируз хан, Шейх Баязид, Махмуд хан Нухани и Кази Джиа явились мне служить. К этим людям я тоже проявил милость и благосклонность большую, чем они ожидали: Фируз хану было пожаловано владение из земель Джаунпура в один крор сорок шесть лаков и пять тысяч тенег, Шейх Баязиду — один крор, сорок восемь лаков пятьдесят тысяч тенег из земель Уда, Махмуд хану — девяносто лаков тридцать пять тысяч тенег из земель Газипура, Кази Джиа — двадцать лаков.

Когда прошло несколько дней после праздника шаввала 581, в личном дворце Султан Ибрахима, в среднем айване с каменными колоннами и куполом мы устроили большой пир. Хумаюну было пожаловано расшитое платье, сабля на поясе и конь под золотым седлом; Чин Тимур султан, Махди ходжа /297а/ и Мухаммед султан мирза тоже получили почетные одежды, сабли на поясе и поясные кинжалы. Другим бекам и йигитам, смотря по положению каждого, были пожалованы сабли на поясе, поясные кинжалы и почетные одежды, как это, в общем, записано здесь:

Коней с седлом — две головы;

шашек на поясе, украшенных драгоценными камнями, — две штуки;

кинжалов украшенных — двадцать пять штук;

обоюдоострых ножей украшенных — шестнадцать штук;

сабель украшенных — две;

индийских ножей с золотыми ручками — один;

почетных ножей с золотыми ручками — один;

почетных одежд — четыре;

чекменей из красной материи — восемь;

алой материи — пятьдесят один отрез.

В день пиршества выпало удивительно много дождя; дождь шел тринадцать раз. Для многих гостей места были устроены снаружи; они промокли насквозь.

Я пожаловал Мухаммади Кукельташу область Самана и назначил его для набега на Самбхал. Хисар-Фируза я подарил Хумаюну, а также пожаловал ему Самбхал. Хинду бек был оставлен при Хумаюне. В связи с этим, вместо Мухаммади, в набег на Самбхал были посланы Хинду бек, Китта бек и Малик Касим, [брат] Баба Кашка, с его родичами, а также Мулла Аппак и Шейх Гуран с лучниками из Миан-Ду-Аба.

Три-четыре раза от Касима Самбхали приходили люди /297б/ [и говорили]: «Неблагодарный Бибан осадил Самбхал и обессилил его защитников. Приходите скорей!». Бибан, с теми же запасами и снаряжением, с каким он ушел от нас, занял склоны гор, собрал бежавших и разбитых афганцев и хиндустанцев и, увидев во время последних смут, что это место пусто, пришел и осадил Самбхал.

Хинду бек, Китта бек и люди, назначенные в набег, дойдя до брода Хар, приступили к переправе и послали вперед Малик Касима, [брата] Баба Кашка, с его братьями. Малик Касим, перейдя реку с сотней или полутора сотнями человек и со своими братьями, поспешно двинулся дальше и к полуденной молитве дошел до Самбхала. Бибан тоже построил [своих бойцов] и вышел из лагеря. Малик Касим быстро бросился вперед, обошел крепость с тыла и завязал бой. Бибан не мог устоять и бежал: некоторым из его людей отрубили головы. Наши воины захватили несколько слонов, много коней и другую добычу.

На следующее утро подоспели прочие беки, высланные в набег. Касим бек Самбхали пришел и [295] повидался с ними, но не считая за благо передать им крепость, придумывал всякие хитрости. Однажды Шейх Гуран и Хинду бек, сговорившись с другими беками, под каким-то предлогом привели Касим бека Самбхали к этим бекам и впустили моих людей в крепость. Домочадцев Касима Самбхали и зависящих он него людей целыми и невредимыми вывели из крепости.

Я отправил в Биану Каландара Пиада и послал Низам хану грамоты с посулами и угрозами. /298а/ Я послал ему также небольшой отрывок в стихах, который сочинил сразу:

С тюрком не вступай в борьбу, о эмир Бианы.
Ловкость и смелость тюрка очевидны.
Отчего не приходишь поскорее и не внемлешь увещаниям?
Ведь то, что ясно — не требует изъяснения.

Крепость Бианы — одно из знаменитых укреплений Хиндустана. Этот безумный человечишко, надеясь на неприступность своей крепости, прислал [людей], требуя больше того, что умещалось у него в зобу. Я не дал пришедшему от него человеку хорошего ответа и приказал готовить осадные орудия. Баба Кули бека я послал к Мухаммед Зайтуну с грамотами, содержащими угрозы и посулы: Мухаммед Зайтун тоже придумывал отговорки и применял хитрости.

Рана Санка-нечестивый, когда я был еще в Кабуле, прислал человека, выражая доброжелательство, и мы порешили так: «Если государь, то есть я, придет в область Дихли, то я, [Рана Санка], уйду оттуда на Агру». Однако, когда я разбил Ибрахима и взял Дихли и Агру, этот нечестивец не сделал ни одного движения, [чтобы уйти]. Через некоторое время он пришел и осадил крепость Кандар, где находился сын Макана по имени Хасан. От Хасана, сына Макана, несколько раз приходили люди, но сам Макан еще не показывался. Окружающие крепости /298б/ — Атава, Дулпур, Гвалиар, Биана — еще не перешли [ко мне], афганцы на востоке проявляли упорство и непокорность: они выступили из Канауджа в сторону Агры и стояли в двух-трех переходах [от нее]. Относительно окружающих областей я еще не был вполне спокоен, и по этой причине мы не выделили людей на помощь Хасану. Через два-три месяца Хасан, не имея средств защищаться, заключил условие и сдал крепость Кандар.

Хусейн хан из Рапари, испугавшись, бросил Рапари и ушел. Рапари было отдано Мухаммед Али Дженг-Дженгу.

Кутбхану, который находился в Атаве, несколько раз посылались грамоты с угрозами и посулами, однако он не пожелал ни явиться к нам, ни покинуть Атаву. Я послал на Атаву Махди ходжу, направив в помощь ему большой отряд беков и приближенных во главе с Мухаммед Султан мирзой, Султан Мухаммед Дулдаем, Мухаммед Али Дженг-Дженгом и Абд ал-Азиз Мирахуром.

Канаудж я отдал Султан Мухаммед Дулдаю; Фируз хана, Махмуд хана, Шейх Баязида, Кази Джиа — военачальников, которым я оказывал очень большие милости и пожаловал уделы на востоке, я тоже назначил идти на Атаву.

Мухаммед Зайтун, /299а/ сидевший в Дулпуре, придумывал всякие отговорки и не являлся. Я пожаловал Дулпур Султан Джунаид Барласу и дал ему в помощь людей под начальством Адил султана, Мухаммади Кукельташа, Шах Мансур Барласа, Кутлук Кадама, Абд Аллаха Вали, Джан бека, Пир Кули и Шах Хусейна Барги, которые должны были силой захватить Дулпур, передать его Султан Джунаид Барласу и идти на Биану.

Распределив отряды войска, я [296] созвал тюркских эмиров и хиндустанских эмиров, устроил совет и сказал: «Некоторые эмиры на востоке, под предводительством Насир хана Нухани и Ма'руфа Фармули, с войском в сорок-пятьдесят тысяч человек, перешли Ганг, овладели Канауджем и стоят в двух-трех переходах по сю сторону реки. Рана Санка-нечестивый взял Кандар и устраивает смуты и беззакония. Дождливое время подходит к концу, и мне кажется необходимым и обязательным выступить либо против непокорных, либо против язычников. Подчинить себе окружающие и близлежащие крепости — дело легкое. Когда мы победим этих сильных врагов, куда они пойдут? [Могущество] Рана Санка не следует особенно преувеличивать».

Все в одно слово отвечали: «Рана Санка довольно далеко; неизвестно, может ли он подойти ближе. Отразить тех врагов, которые подошли так близко, важнее и предпочтительнее».

Мы хотели сами выступить против этих врагов, но /299б/ Хумаюн доложил 582: «Государю выезжать нет надобности, я сослужу ему эту службу».

Слова его всем понравились, и тюркские и хиндустанские эмиры одобрили такое решение. Мы назначили Хумаюна в поход на восток, а к войскам, направленным к Дулпуру, послали Кабули, [нукера] Ахмед Касима, с повелением этим войскам возвратиться и присоединиться к Хумаюну в Чандваре. Войскам, возглавляемым Махди ходжой и Мухаммед Султан мирзой и назначенным в Атаву, тоже был отдан приказ присоединиться к Хумаюну.

В четверг тринадцатого зу-л-ка'да 583 Хумаюн выступил в поход и стал лагерем в деревушке Джилисир, находящейся в трех курухах от Агры. Проведя в Джилисире один день, он выступил оттуда и, переход за переходом, двинулся далее. В четверг двадцатого числа того же месяца 584 Ходжа-и Калану было дано позволение отправиться в Кабул.

Мне постоянно приходило на ум, что одним из великих недостатков Хиндустана является отсутствие там проточной воды. Всюду, где пришлось бы обосноваться, я решил установить водяные колеса, провести воду и разбить по плану ровные [сады]. Спустя несколько дней после прихода в Агру, мы, ради этого дела, перешли реку Джун и осмотрели места, где можно было бы разбить сад.

Окружающая местность была так неприглядна и разорена, что я снова перешел реку, полный отвращения и неудовольствия. /300а/ Из-за непригодности и непривлекательности этого места мысль о саде вышла у меня из головы. Но так как другого [свободного] места столь близко от Агры не было, то через несколько дней по необходимости пришлось начать работу именно там. Сначала вырыли большой колодец, из которого берут [теперь] воду для бани, потом стали работать в том месте, где растут деревья амбли 585 и находится восьмиугольный водоем. После этого устроили большой водоем и двор, затем прорыли водоем перед каменными постройками и воздвигли талар 586. После этого разбили садик вокруг моих личных покоев и построили самое комнаты; затем построили баню. Таким образом, в этом неприглядном и неблагоустроенном Хиндустане появились прекрасные сады, разбитые по хорошему плану. В каждом углу были устроены приятные лужайки, на каждой лужайке росли красивые розы и шиповники, расположенные в совершенном порядке.

В Хиндустане мы страдали от трех вещей: во-первых, от жары, во-вторых, от сильного ветра и, в-третьих, от пыли. Баня устраняет все три [неприятности]: пыль и ветер ничего не могут сделать в бане, а в жаркую [297] погоду там так свежо, что человек почти зябнет от холода.

То помещение бани, где находится горячий водоем, сплошь выложили камнем. Нижняя часть стен была из белого камня; все остальное, пол и потолок — из красного камня, который [привозят] из Бианы.

Халифа, шейх Зайн, Юнус Али и все те, кому досталось место на берегу реки, /300б/ устроили красивые, хорошо расположенные сады и водоемы. Они поставили колеса по лахорскому и дибальпурскому способу и провели проточную воду. Так как жители Хиндустана не видывали садов, разбитых по такому плану и столь стройно, они назвали ту сторону Джуна, где находились эти сооружения, «Кабулом».

Внутри крепости между дворцом Ибрахима и внутренней стеной был пустырь. Там я тоже велел устроить большой ваин 587, площадью десять [газов] на десять. На языке хиндустанцев большой колодец со ступеньками называется ваин. Ваин начали копать раньше, чем был разбит большой сад; его копали в самые дожди. Несколько раз колодец рушился и заваливал рабочих. Он был закончен после моего похода против Рана Санка, как написано в тарихе над колодцем; этот тарих указывает на окончание колодца после похода. Прекрасный получился ваин!

В глубине ваина находится постройка в три этажа. Нижний состоит из трех айванов 588; дорога в него идет через колодец по ступенькам. Одна дорога ведет во все три айвана; каждый айван выше другого на три ступеньки. В то время, когда воду тянут из нижнего айвана, вода стоит ниже его на одну ступеньку; в дождливое время, когда вода прибывает, она иногда поднимается до верхнего айвана.

В среднем этаже выдолблен айван, с этим айваном соединяется сводчатое помещение, где ходит по кругу бык, вращающий водяное колесо. /301а/ В верхнем этаже [тоже] устроен айван. Снаружи, со двора над колодцем, в этот айван ведет с двух сторон вниз лестница в пять-шесть ступенек; против правого крыла лестницы камень с тарихом.

Рядом с этим колодцем вырыли другой колодец; дно этого колодца немного выше середины первого колодца; бык, вращающий колесо в упомянутом сводчатом помещении, поднимает воду из первого колодца во второй. Во втором колодце поставили еще одно колесо, которое поднимает воду на насыпь; по насыпи вода идет в верхний сад. В том месте, где ступеньки выходят из колодца, построено каменное здание; за оградой колодца стоит каменная мечеть, но ее построили нехорошо — так, как строят в Хиндустане.

В то время, когда Хумаюн выступил в поход, непокорные эмиры, во главе с Насир ханом Нухани и Ма'руфом Фармули, собрались в Джаджмау и сидели там. Хумаюн, пройдя десять-пятнадцать курухов пути, послал Му'мина Атка разведать новости; увлекшись захватом скота, Му'мин Атка не сумел даже доставить сколько-нибудь достоверных сведений. Узнав о приближении Му'мина Атка, враги не нашли в себе силы устоять и обратились в бегство.

После Му'мина Атка Хумаюн послал за вестями Касамтая, Баба Чухра и Бучка; эти люди доставили сведения о беспорядочном бегстве врага. Хумаюн пошел и взял Джаджмау. Когда он миновал эту местность и пришел в окрестности Дилмау, /301б/ Фатх хан Сарвани пришел и повидался с ним. Хумаюн послал к нам Фатх хана Сарвани с Махди ходжой и Мухаммед Султан мирзой.

В тот год Убайд [Аллах] хан 589 повел войско из Бухары и пришел под [298] Мерв. В мервском арке было десять-пятнадцать крестьян. Убайд хан взял Мерв, перебил этих людей, за сорок или пятьдесят дней отстроил мервскую плотину на Серахс. В Серахсе было тридцать-сорок кизилбашей. Они закрыли ворота и не отдавали крепости, ее жители напали на них и открыли ворота; узбеки вошли и перебили кизилбашей. Захватив Серахс, они пошли на Тус и Мешхед.

Жители Мешхеда, лишенные средств [к защите], подчинились; Тус узбеки осаждали восемь месяцев и взяли миром. Не соблюдая договора, они перебили всех именитых мужчин, а их женщин забрали в плен. В том же году сын Султан Музаффара Гуджарати по имени Бахадур хан, который теперь занял место отца и царствует в Гуджарате, обидевшись на своего отца, пришел к Султан Ибрахиму. Тот взглянул на него без уважения. Когда я находился в окрестностях Панипата, ко мне прибыли письма Бахадур хана; я тоже послал ему грамоты, полные милости и ласки, и призвал его к себе. Бахадур хан думал ко мне явиться, но потом его мнение снова перевернулось; он отделился от войска Ибрахима и отправился в Гуджарат. Тем временем его отец, Султан Музаффар, скончался, и брат /302а/ Бахадур хана, Искандер шах, который был старшим сыном Султан Музаффара, стал государем в Гуджарате вместо своего отца. Вследствие его дурной жизни некий раб по имени Имад ал-Мулк, сговорившись со своими приспешниками, задушил и убил Искандера шаха. Он позвал и привел Бахадур хана, который находился еще в пути, и посадил его на место отца, Бахадур хан получил прозвание Бахадур шаха. Бахадур шах поступил хорошо: так как Имад ал-Мулк проявил такую неблагодарность, он подверг его наказанию и убил. Кроме того, он перебил многих беков, оставшихся после его отца; его считают кровожадным и не боящимся бога юношей.

(пер. М. А. Салье)
Текст воспроизведен по изданию: Бабур-наме. Ташкент. Главная редакция энциклопедий. 1992










Комментарии

474. 1 мухаррама 926 = 23 декабря 1519 г.

475. Саранча — это одно из немногих упоминаний в восточных источниках об этом биче народов средневековья.

476. Бабур родился 6 мухаррама 888 = 14 февраля 1483 г. (умер 6 джумада 1 937-2б декабря 1530 г.).

477. 16 мухаррама 926 = 7 января 1520 г.

478. Накш в ладу панджгах — вид музыкального произведения.

479. Накш в ладу чаргах — вид музыкального произведения.

480. 22 мухаррама 926 = 13 января 1520 г.

481. С начала 926 (- конец 1520) по начало 932 (- конец 1525) г. в рукописи события не описаны.

482. 1 сафара 932 = 17 ноября 1525 г.

483. Солнце в созвездии Стрельца находится с 21 октября по 22 ноября.

484. Хиндустан — как и везде у Бабура — страны южнее Хиндукуша, земли на Индийском субконтиненте.

485. Ашрафи — золотая монета, соответствовавшая примерно червонцу.

486. 8 сарафа 932 = 24 ноября 1525 г.

487. 17 сафара 932 = 3 декабря 1525 г.

488. Мухаммед Салих — автор «Шейбани-наме».

489. Мубайин — стихотворное произведение Бабура законоведческого характера, содержащее материалы о его налоговой и экономической политике.

490. «Кто преступил клятву...» — цитата из Корана, глава 48, стих 10.

491. 28 сафара 932 = 14 декабря 1525 г.

492. 1 раби' 1 932 = 16 декабря 1525 .

493. 14 раби' I 932 = 29 декабря 1525 г.

494. Панипат — город в Панджабе, место знаменитой битвы (о ней см. дальше).

495. Шатлут — очевидно ошибочно, вместо Сатладж.

496. 22 раби' I 932 = 6 января 1526 г.

497. Стих: Гулистан. Са'ади, гл. I, рассказ 6 (стр. 67).

498. 13 джумада 1 932 = 25 февраля 1526 г.

499. 14 джумада I 932 = 26 февраля 1526 г.

500. 25 джумада I 932 = 8 марта 1526 г.

501. 28 джумада I 932 = 11 марта 1526 г.

502. 18 джумада II 932 = 1 апреля 1526 г.

503. 29 джумада II 932 = 12 мая 1526 г.

504. 8 раджаба 932 = 20 апреля 1526 г. (Битва при Панипате).

505. Мустафа-и Руми - «Мустафа из Малой Азии, пушкарь».

506. 22 раджаба 932 = 4 мая 1526 г.

507. Алмаз. Очевидно, имеется в виду знаменитый «Великий могол», в необработанном виде весивший 787 каратов (в отшлифованном виде он уменьшился до 280 каратов).

508. 28 раджаба 932 = 10 мая 1526 г.

509. 910 = 1504 г.

510. 925 = 1519 г.

511. 932 = 1526 г.

512. Табакат-и Насири — Насировы разряды; труд по всеобщей истории, который составил в 658 = 1260 г. Осман б. Сирадж ад-дин ал-Джузджани и посвятил его Насир ад-дин Махмуд шаху I Делийскому (644 = 1246 — 664 = 1265), откуда и его название.

513. Пураби (Мулук аш-Шарк) — династия в Джаунпуре (правила с 796 = 1394 г.).

514. Танк — династия царей в Гуджерате (правила с 799 = 1396 г.).

515. Бахманиды — династия царей в Декане (с 748 = 1347 г.).

516. Халджи — династия царей в Малве (с 839 = 1435 г.).

517. Нусрат шах б. Ала ад-дин (вернее б. Хусейн) — областной правитель Бенгалии из дома Хусейн шаха (с 899-1493 г.).

518. 934 = 1528 г.

519. «...шерсти у слона нет». Не совсем точно: как известно, слон покрыт редкими короткими волосами.

520. «...один слон съедает корм двух караванов верблюдов». В данном случае имеется в виду общепринятая единица «караван», т. е. 7 верблюдов.

521. Карг — носорог.

522. Коротконожка (кутах пайча) — аксис.

523. Калахара — оленекозья антилопа; находимый в ее желудке «безоаровый камень» — высоко ценившееся целебное средство.

524. Нул (муш-и хурма) — пальмовая крыса.

525. Галахри — древесная мышь.

526. Тут — ягоды дерева шелковицы (тутовника).

527. Шарак — по-видимому, вид скворца.

528. Пиндавали — певчая майна, вид скворца.

529. Уин-шарак — лесной скворец.

530. Турачи (дуррадж) — куропатка.

531. «Шир дарам у шакарак» — У меня есть молоко и сахар!

532. «Бат мани тутиллар» — Скорей, они поймали меня!

533. «Би-ш-тукр тадум ан-ниам» — Благодарность умножает милость!

534. Канджал — вид куропатки.

535. Пулпайкар — горная куропатка.

536. Чилси — бамбуковая куропатка.

537. Шам — банкивский петух (из этого вида происходит домашняя курица).

538. Карча (пурату) — трясогузка.

539. Харчал — дрофа (дрохва).

540. Чарз — стрепет (?).

541. Динг — индийский зобастый аист (марабу).

542. Сарас (тива-туриа) — журавль.

543. Манак — белошеий аист.

544. Бузак — белый ибис.

545. Газ-пай (гарм-пай) — пятнистоклювая утка.

546. Шахмург — хохлатая утка.

547. Зумадж — беркут или холзан.

548. Карча (карлугач) — черный стрижок.

549. Куил (в Бенгалии — кукил) — тукановая кукушка.

550. «Вроде дятла» — цисса.

551. Водяной лев (тигр) — гребнистый крокодил.

552. Сипсар (сиах сер) — аллигатор.

553. Водяная свинья — гангский дельфин.

554. Гариал (гхариал) — гавиал, хариал — вид крокодила, священное животное индийцев.

555. Какка — краб (?).

556. Амби (анбах, ам, нагзак) — манго.

557. Ходжа Хусрау — знаменитый поэт Амир Хусрау Дихлеви (ум. в 725 — 1325 г.).

558. Кила — сорт банана.

559. Амли (анбли) — финики, тамаринд (хурма-и хинд).

560. Кадхил — хлебное дерево.

561. Бадхал — разновидность хлебного дерева.

562. Паниал — катафракта; плоды необычайно кислые.

563. Гулар — фиговое дерево, инжир.

564. Амла — миробалан.

565. Наргил (нарджил, налир) — кокосовый орех.

566. Гиджак — смычковый музыкальный инструмент с шарообразным резонатором.

567. Тар — финиковая пальма.

568. Сангтара — сорт апельсинов.

569. Амридфал — севильский или горький апельсин.

570. Амалбид — сорт лимона.

571. Джасун (гархал) — гибискус китайский, розан китайский.

572. Канир — олеандр.

573. Киюра — винтовое дерево, панданус.

574. Распределение сезонов в Индии таково:

Летние месяцы

Чаит — Рыбы — с 21 февраля;

Байсах — Овен — с 22 марта;

Джет — Телец — с 22 апреля, сильная жара;

Асарх — Близнецы — с 22 мая, сильная жара.

Дождливые месяцы

Саван — Рак — с 22 июня, сильные дожди;

Бхадун — Лев — 24 июля, сильные дожди;

Ковар — Дева — с 24 августа;

Катик — Весы — с 24 сентября.

Зимние месяцы

Аган — Скорпион — с 24 октября;

Пус — Стрелец — с 23 ноября, сильные холода;

Маг — Козерог — с 23 декабря, сильные холода;

Фальгун — Водолей — с 22 января.

575. Фатиха — первая глава Корана, состоит из семи стихов.

576. Басмала (бисмила) — вступление, с которого начинается Коран и вообще всякое дело, сочинение и т. п., состоит из пяти слов.

577. В виде таблицы индийские меры веса выглядят так:

8 рати = 1 маша ок. 0,2 г.
4 маша = 1 танк = 32 рати ок. 0,8 г.
5 маша = 1 мискал = 40 рати ок. 4,1 г.
12 маша = 1 тула = 96 рати 10,2 г.
14 тула = 1 сир 143,5 г.
40 сир = 1 манбан 5,74 кг.
12 манбан = 1 мани 73 кг.
100 мани = 1 минаса 729,8 кг.
100 крур (крор) = арб 1 000 000 000
100 арб = карб 100 000 000 000
100 карб = нил 100 000 000 000 000
100 нил = падам 100 000 000 000 000 000
100 падам = санг 100 000 000 000 000 000 000

578. Солнце вступает в знак Тельца 24 апреля, в знак Близнецов 22 мая.

579. 52 крура — 520 000 000, по-видимому, динаров.

580. 29 раджаба 932 = 11 мая 1526 г.

581. Праздник шаввала — когда мусульмане разговляются после поста; ид ал-фитр — 1-е число этого месяца (932 = 11 июля 1526 г).

582. «Хумаюн доложил...» Следует иметь в виду, что ему было всего 18 лет от роду (род. в 913 = 1508 г.).

583. 13 зу-л-ка'да 932 = 21 августа 1526 г.

584. 20 зу-л-ка'да 932 = 28 августа 1526 г.

585. Деревья амбли — финиковые пальмы.

586. Талар — открытое с одной стороны возвышение на столбах, род эстрады, устраиваемой для приема.

587. Ваин — колодец в особых, выложенных камнем, камерах.

588. Айван — открытая с одной стороны терраса, здесь — напоминающие айван террасообразные подземные помещения.

589. Убайд хан — очевидно, тогда еще ханич, Убайд Аллах: племянник Шейбани хана, на престол он вступил позже (940 = 1533 — 946 = 1539). В Бухаре правил тогда родной дядя Шейбани — Куч-кунджи (910 = 1510 — 936 = 1530).













ЗАХИР АД-ДИН МУХАММЕД БАБУР

БАБУР-НАМЕ

События года девятьсот тридцать третьего

1526-1527

В месяце мухарраме 590 Ваис бек привез весть о рождении Фарука. Хотя один пехотинец уже раньше доставил мне такую весть, но Ваис бек явился в этом месяце, чтобы получить подарок за радостную новость. Младенец родился в ночь на пятницу, двадцать третьего числа месяца шаввала 591, и был назван Фаруком.

Для обстрела Бианы и еще некоторых не подчинившихся мне крепостей я приказал Устаду Али Кули отлить большую пушку. Приготовив горны и все необходимые вещи, Устад Али Кули послал ко мне человека. В субботу, пятнадцатого мухаррама 592, мы отправились посмотреть, как Устад Али Кули будет лить пушку. Вокруг того места, где должно было происходить литье, он поставил восемь горнов и разложил инструменты. Со дна каждого горна /302б/ шел желоб, ведущий к форме, в которой отливалась пушка. Когда мы пришли, Устад Али Кули открыл отверстия горнов; по желобам, бурля, как вода, полился в форму расплавленный металл. Через некоторое время, хотя форма и не наполнилась, приток расплавленного металла, лившегося из горнов, постепенно прекратился, в горнах или в металле, видимо, был какой-то изъян. Устад Али Кули впал в очень плохое состояние; он хотел даже броситься в расплавленную медь, налитую в форму. Обратившись к Устаду Али Кули с утешением, мы облачили его в почетную одежду и рассеяли его смущение. Через день или два, когда форма охладилась, ее открыли; Устад Али Кули с великой радостью прислал человека сказать, что вкладная часть пушки оказалась без единого порока и что отлить казенную часть нетрудно. Вынув вкладную часть [из формы], Устад Али Кули назначил людей, чтобы ее наладить, а сам занялся отливкой казенной части пушки.

Махди ходжа привел от Хумаюна Фатх хана Сарвани; они расстались с Хумаюном в Дилмау. Я хорошо встретил Фатх хана Сарвани и отдал ему владения его отца А'зам Хумаюна, пожаловав, сверх того, еще некоторые земли; Фатх хану был дан удел в один крор и шестьдесят лаков.

В Хиндустане эмирам, находящимся в милости, присваиваются различные титулы; один из них — а'зам хумаюн, другой — хан-и-джахан, /303а/ [300] или хан-и ханан. Отца Фатх хана величали а'зам хумаюн. При жизни моего сына Хумаюна величать кого-нибудь таким титулом не подобает; я отменил это обращение и Фатх хану было дано прозвище Хан-и джахан.

В среду, восьмого числа месяца сафара 593, у большого водоема, наверху, среди деревьев амбли поставили намёты и устроили пир. Я пригласил Фатх хана Сарвани на попойку, предложил ему вина и пожаловал свой тюрбан и платье. Возвеличив его этими знаками внимания и милостями, я дал ему разрешение отправиться в его земли. Было решено, что сын Фатх хана Махмуд хан будет постоянно находиться при мне.

В среду, двадцать четвертого числа месяца мухаррама 594, Мухаммед Али, сын Хайдар-и Рикабдара, был спешно послан к Хумаюну [с таким приказом]: «Благодарение богу, враг на востоке бежал; по прибытии этого человека, оставь в Джаунпуре несколько подходящих беков, а сам веди свое войско и иди поскорее к нам. Рана Санка-нечестивец вошел в ближайшую дверь, сделаем же мысль о нем нашей основной [заботой] ».

После того как войска [Хумаюна] ушли на восток, я приказал Тарди беку, [брату] Куч бека, его младшему брату Шир Афгану, Мухаммед Халилу Ахта беги с его братьями и прислужниками и Рустам Туркмену с братьями, а также Дауду Сарвани из жителей Хиндустана совершить набег на окрестности Бианы и пограбить эти места. Если они смогут обещаниями и посулами привлечь к нам защитников крепостей /303б/ — пусть будет так, если нет — их следует ограбить, чтобы обессилить врагов.

В крепости Тахангар находился старший брат [упомянутого] Низам хана из Бианы по имени Алам хан. Его люди неоднократно приходили к нам и выражали покорность и доброжелательство. Этот Алам хан взял на себя такое дело: «Если от государя будет назначен отряд, я сумею с помощью посулов и обещаний привести всех лучников Бианы и захватить бианскую крепость». Когда это было решено, то йигиты, во главе с Тарди беком, назначенные в набег, получили такой приказ: «Так как Алам хан — местный человек и берет на себя такую услугу и службу, то в делах, относящихся к Биане, следуйте его верному мнению и указанию».

Хотя некоторые жители Хиндустана хорошо рубятся на саблях, но большинство их совершенно лишено дара и способности воевать и не имеет понятия о том, как действовать и вести себя полководцу. Этот Алам хан, к которому присоединились мои воины, не обращая внимания на чьи-либо слова и не думая о том, что хорошо и что плохо, подвел к самой Биане. В посланном нами отряде было двести пятьдесят или около трехсот тюрков, хиндустанцев и воинов, собранных с разных концов, [всего] немного больше двух тысяч, а у Низам хана насчитывалось свыше четырех тысяч конных афганцев из Бианы и прочих воинов; пехотинцев у него было больше десяти тысяч. Увидев и узнав врагов, /304а/ Низам хан тотчас же вышел на них с упомянутыми конным и пешим войском. Он быстро подошел к нашему отряду, бросил на него множество всадников и обратил этот отряд в бегство. Алам хана Тахангари, своего старшего брата, он взял в плен, кроме него было взято еще пять или шесть человек; часть пожитков тоже пришлось отдать.

Несмотря на такой поступок Низам хана, я дал ему [новые] обещания и заверения в благосклонности, простил ему прежние и теперешние проступки и послал об этом соответствующие грамоты. Получив сведения о быстром продвижении [301] нечестивого [Рана Санка], Низам хан не мог ничего поделать и, призвав Сейид Рафи, при его посредничестве передал крепость нашим людям, а сам явился ко мне с Сеид Рафи и удостоился счастья мне служить. Я пожаловал ему удел в двадцать лаков в Миан-Ду-Абе. Дуст ишик-ага был временно послан в Биану; через несколько дней я пожаловал Биану Махди ходже и, назначив ему для поддержания жизни семьдесят лаков, отпустил его в Биану.

От Татар хана Саранг хани, который был в Гвалиаре, неоднократно приходили люди с изъявлением покорности и доброжелательства. Когда нечестивый взял Кандар и подошел совсем близко к Биане, один из раджей Гвалиара, Дарманкат, и некий нечестивец по имени Хан-и Джехан подошли к Гвалиару и, позарившись на крепость, начали сеять смуту и недовольство. Татар хан, оказавшись в затруднительном положении, решил передать Гвалиар [мне]. Мои беки, приближенные и добрые йигиты большей частью были в войске или в отрядах, разосланных в разные стороны. Я дал Рахимдаду /304б/ несколько воинов из Бхиры и лахорцев, присоединил к нему Хастачи Тункетара с братьями и послал упомянутых людей в Гвалиар, назначив им уделы в этой области. Мулла Аппак и Шейх Гуран были тоже посланы туда с тем, чтобы посадить Рахимдада в Гвалиаре и вернуться.

Когда все они приблизились к Гвалиару, Татар хан, который изменил свое мнение, не позвал их в крепость. В это время Шейх Мухаммед Гаус, дервиш, очень занятый стремлением к богу и имеющий много учеников и последователей, послал из крепости Гвалиара человека к Рахимдаду, со словами: «Любым способом проникните в крепость, так как мнение этого человека изменилось и он задумал дурное». Как только весть об этом дошла до Рахимдада, он написал и послал Татар хану такое письмо: «Стоять вне крепости из-за нечестивых опасно. Я и еще несколько человек войдем в крепость, а другие пусть остаются снаружи». После долгих убеждений Татар хан согласился. Рахимдад с очень небольшим отрядом вошел в крепость и сказал: «Пусть наши люди стоят у этих ворот». Он поставил своих людей у ворот Хати-Пул.

В ту же ночь Рахимдад впустил через Хати-Пул своих людей. Утром Татар хан, не зная, что делать, волей-неволей сдал крепость, вышел оттуда и явился в Агру. Для поддержания его жизни ему был назначен один из уделов Бианвана с доходом в двадцать лаков.

/305а/ Мухаммед Зайтун, также не имея средств защищаться, сдал Дулпур и пришел служить мне. Ему был пожалован удел, приносящий несколько лаков дохода. Я сделал Дулпур своим личным владением и пожалован право сбора налогов в этой области Абу-л-Фатх Туркмену, которого и послал в Дулпур.

В окрестностях Хисар-Фируза Хамид хан Саранг хани, собрав отряд афганцев племени Пани и других местных афганцев тысячи в три, в четыре человек, сеял смуту и недовольство. В среду, пятнадцатого числа месяца сафара 595, я присоединил к людям Чин Тимур султана отряд под начальством Ахмади парваначи, Абу-л-Фатха Туркмена, Малик-Дада Карарани и Муджахид хана Мултани, назначив их в поход на этих афганцев. Выступив, они совершили быстрый переход издалека и хорошо побили афганцев. Множество афганцев было истреблено, мне прислали много голов.

В конце месяца сафара 596 Ходжаги Асад, который отправился послом к царевичу Тахмаспу, вернулся в сопровождении туркмена по имени [302] Сулейман и доставил подарки. В числе подарков были черкесские девушки.

В пятницу, шестнадцатого числа месяца раби первого 597, произошел удивительный случай. Так как он подробно описан в письме, посланном в Кабул, то я привожу здесь это самое письмо без добавлений и сокращений. Вот оно.

«В пятницу, шестнадцатого числа месяца раби первого, года девятьсот тридцать третьего, произошло поразительное событие. Подробности его таковы: мать Ибрахима, это злосчастная старуха, услышала, что я /305б/ съел кое-что из рук жителей Хиндустана. Дело было так: месяца за три-четыре до этого по той причине, что мне еще не приходилось видеть хиндустанских блюд, я сказал, чтобы ко мне привели поваров Ибрахима. Из пятидесяти или шестидесяти поваров я удержал у себя четырех. Та женщина, услышав об этом, послала человека в Атаву за Ахмедом чашнигиром 598 — жители Хиндустана называют бакаула чашнигир. Одной рабыне она дала в руки сложенную вчетверо бумажку, в которой была тола яда — тола, как упомянуто раньше, несколько больше двух мискалов — и велела передать эту бумажку Ахмеду чашнигиру. Ахмед дал бумажку одному из хиндустанских поваров, который находился у нас на кухне, и обещал ему четыре парганы, если он каким-либо образом подложит яд мне в пищу. Вслед за рабыней, с которой был передан яд Ахмеду чашнигиру, мать Ибрахима послала еще одну невольницу посмотреть, передала ли ему первая невольница яд или нет. К счастью Ахмед не бросил яд в котел, но бросил его на блюдо. Он не бросил яда в котел по той причине, что я крепко наказал бакаулам остерегаться хиндустанцев, и они пробовали пищу, когда пища варилась в котле.

Когда кушанье накладывали, наши несчастные бакаулы чем-то отвлеклись; [повар] положил на фарфоровое блюдо тоненькие ломтики хлеба, а на хлеб высыпал меньше половины яда, находившегося в бумажке. Поверх яда он наложил мяса, жареного в масле. /306а/ Если бы [повар] высыпал яд на мясо или бросил в котел, было бы плохо, но он растерялся просыпал больше половины яда в очаг.

В пятницу вечером во время послеполуденной молитвы подали кушанье. Я сильно налег на блюдо из зайца, жареной моркови тоже уписал порядочно; из отравленной хиндустанской пищи я съел только несколько кусочков, лежавших сверху. Я взял жареного мяса и поел его, но не почувствовал никакого дурного вкуса. Потом я проглотил кусочка два вяленой говядины, и меня начало тошнить. Накануне я тоже ел вяленое мясо и у него был неприятный вкус; я решил, что меня сегодня тошнит по этой причине. Вскоре меня опять затошнило; пока я сидел за дастарханом 599, меня два или три раза начинало тошнить и едва не вырвало. Наконец, я увидел, что дело плохо и поднялся. Пока я шел до нужника, меня еще раз чуть не вырвало; в нужнике меня обильно стошнило.

Раньше меня никогда не рвало после еды, даже при попойках меня не тошнило. В сердце у меня мелькнуло сомнение. Я приказал задержать повара и велел дать блевотину собаке и стеречь ее. На следующее утро незадолго до первой стражи собака почувствовала себя очень плохо, брюхо у нее как будто раздулось. Сколько в нее ни кидали камнями, сколько ее ни ворочали, она не подымалась. До полудня собака была в таком положении, потом поднялась — не умерла.

Несколько телохранителей также поели этой пищи. Наутро их тоже [303] сильно рвало, /306б/ одному даже было очень плохо; в конце концов, все спаслись:

Пришла беда, но все прошло хорошо.

Господь снова дал мне жизнь; я как будто вернулся с того света и снова родился от своей матери. Я был болен и ожил, и теперь, клянусь Аллахом, узнал цену жизни.

Я приказал Султан Мухаммеду Бахши схватить повара; подвергнутый пытке, он одно за другим подробно рассказал все, как упомянуто.

В понедельник, в день дивана, я приказал вельможам, знатным людям, эмирам и вазирам явиться в диван. Те двое мужчин и обе женщины тоже были приведены и допрошены. Они со всеми подробностями рассказали, как было дело.

Чашнигира я велел разрубить на куски, с повара приказал живьем содрать кожу; из женщин одну бросили под ноги слону, другую застрелили из ружья, третью я приказал заключить под стражу. Она тоже станет пленницей своего дела и получит должное возмездие.

В субботу я выпил чашку молока, в понедельник тоже выпил чашку молока и выпил еще разведенной печатной глины и сильного терьяка. От молока меня здорово прослабило.

В среду, в первый день месяца сафара, я изверг какое-то черное пречерное вещество, похожее на перегоревшую желчь. Благодарение Аллаху, сейчас нет и следа болезни. До сих пор я так хорошо не знал, что жизнь столь дорога. Есть полустишие:

Кто дошел до предсмертного часа, тот знает цену жизни.

Всякий раз, как я вспоминаю этот страшный случай, я невольно расстраиваюсь. /307а/ По милости великого господа случилось так, что мне снова дарована была жизнь. Каким языком выражу я ему благодарность?

Чтобы не заронить сомнений в умы, я подробно и тщательно записал все, что произошло. Хотя это был случай ужасный, не умещающийся на языке и в устах, но, благодарение богу, мне снова пришлось увидеть свет дня. Все окончилось хорошо и благополучно, я записал все это во вторник двадцатого числа месяца раби первого 600, находясь в Чарбаге».

Избавившись от этих опасностей, я послал написанное письмо в Кабул. Так как та злосчастная старуха совершила столь великий проступок, то Юнус Али и Ходжаги Асаду было приказано отобрать у нее ее деньги, вещи, рабов и рабынь и отдать ее Абд-ар-Рахим шигаулу, который должен был тщательно присматривать за этой женщиной. Внука старухи, сына Ибрахима, раньше держали под присмотром, в большом почете и уважении. Так как представители этой семьи учинили такое покушение, то я не счел полезным оставить при себе сына Ибрахима и в четверг, двадцать девятого раби [первого] 601, отправил его к Камрану с Мулла Сарсаном, который пришел от Камрана по каким-то делам. /307б/

Хумаюн, отправившийся в поход против врагов на востоке, захватив Джунпур, быстро пошел к Газипуру на Насир хана. Узнав об этом, Насир хан перешел реку Ганг; тогда Хумаюн двинулся от Газипура на Харид. Тамошние афганцы, узнав об этом, перешли реку Сару. Воины Хумаюна разграбили Харид и возвратились обратно.

Согласно моему решению, Хумаюн оставил в Джунпуре Шах Мир Хусейна и Султан Джунаида с отрядом добрых йигитов и назначил туда же с этими людьми Кази Джиа, а в Уд поставил Шейх Баязида. Устроив и упорядочив эти дела, он [304] перешел реку Ганг у Карра-Маникпура и направился через Калпи [ко мне]. От Алам хана, сына Джелал хана Джикхата, который находился в Калпи, приходили донесения, но сам он не являлся. Хумаюн, оказавшись возле Калпи, послал [к Алам хану] человека, который устранил из его сердца все тревоги и привел его с собой. В воскресенье, третьего числа месяца раби второго 602, Хумаюн явился [ко мне] в сад Хашт-Бихишт и засвидетельствовал свое почтение. В этот же день Ходжа Дуст Хавенд тоже прибыл из Кабула.

В те дни один за другим начали являться люди от Махди ходжи с такими вестями: «Рана Санка, несомненно, подходит. Хасан хан Мевати тоже, говорят, намерен присоединиться к нему. Об этих людях следует подумать прежде всего. Если спешно послать в Биану вспомогательный отряд войска, это будет способствовать [вашему] счастью». /308а/

Приняв твердое решение повести войско, мы послали вперед в Биану отряд под начальством Мухаммед Султан мирзы, Юнус Али, Шах Мансур Барласа, Китта бек, Касамтая и Бучка. Сын Хасана Мевати по имени Нахир хан попал к нам в руки во время битвы с Ибрахимом и содержался в качестве заложника. По этой причине его отец Хасан хан, не скрываясь, посещал нас и постоянно просил возвратить сына. Некоторым [моим приближенным] пришло на ум, что, если мы пошлем к Хасан хану его сына, чтобы склонить Хасан хана в нашу пользу, он станет очень к нам расположен и будет лучше служить нам. Облачив Нахир хана, сына Хасан хана, в почетную одежду, мы отослали его к отцу со всякими посулами. Но этот ничтожный лицемер бездействовал лишь до освобождения своего сына. Узнав, что его сын отпущен, он сейчас же, не дожидаясь прибытия [Нахир хана], выступил из Алвара, пришел к Рана Санка и присоединился к нему. Отпускать сына Хасан хана в такое время было, оказывается, нерасчетливо.

В ту пору часто шел дождь; мы постоянно устраивали пирушки. Хумаюн тоже присутствовал на этих пирушках. Хотя он избегал пить вино, но в эти несколько дней употреблял его.

Вот одно из удивительных происшествий, случившихся в то время. Когда Хумаюн направлялся из Кала-и Зафар к хиндустанскому войску, /308б/ Мулла Баба-и Пашагири и его младший брат Баба Шейх во время пути бежали к Китин Кара султану. Жители Балха оказались слабы, и Балх попал в руки Китин Кара султан. Баба-и Пашагири, этот безмозглый человечишко и его младший брат взяли дела той страны на свои плечи и вошли в пределы Айбека, Хуррама и Сарбага. Шах Искандер после сдачи Балха потерял мужество и отдал крепость Гури Узбеку 603. Мулла Баба и Баба Шейх с несколькими узбеками вступили в крепость Гури. Мир Хама, хотя его крепость находилась поблизости, не мог ничего сделать и покорился узбекам. Через несколько дней Баба Шейх и несколько человек узбеков вошли в крепость Мир Хама, намереваясь вывести Мир Хама и его людей из крепости и доставить его в Балх. Мир Хама привел Баба Шейха к себе в крепость, а прочим дал палатки в разных местах. Он ранил Баба Шейха саблей и заковал его и еще нескольких его людей в цепи, после чего спешно отправил гонца к Тенгри Берди в Кундуз. Тенгри Берди послал к нему Яр Али и Абд-ал-Латифа с несколькими добрыми воинами. Когда они прибыли, Мулла Баба и его узбеки подошли к крепости Мира Хама и думали завязать нечто вроде боя, но ничего не могли сделать. [Бойцы Мира Хама] [305] присоединились к людям Тенгри Берди и пришли в Кундуз. Рана Баба Шейха была тяжелая; по этой причине ему отрезали голову и Мир Хама тогда же принес ее. /309а/ Я возвысил Мир Хама своей милостью и благоволением и выделил его из среды равных и подобных. При отъезде Баки шигаула я обещал ему по одному сиру золота за голову каждого из этих старых негодяев. Кроме упомянутых милостей Мир Хама был выдан один сир золота, согласно этому обещанию.

Между тем Касамтай, который отправился с передовым отрядом к Биане, [тоже] отрезал и привез несколько голов. Касамтай, Бучка и еще несколько лихих йигитов, отправившись, чтобы захватить «языка», разбили два отряда нечестивых добытчиков и взяли в плен семьдесят-восемьдесят человек. Касамтай, вернувшись, привез известие, что Хасан хан Мевати, несомненно, присоединился [к Рана Санка].

В воскресенье, восьмого числа месяца [джумады первой 604] , я пошел посмотреть, как Али Кули будет стрелять ядрами из большой пушки, вкладная часть которой при отливке оказалось без порока. Казенную часть он также потом отлил и изготовил. Было время полуденной молитвы. Али Кули выстрелил ядром и оно пролетело тысячу шестьсот шагов. Мастеру были пожалованы кинжал на поясе, почетная одежда и конь.

В понедельник, девятого числа месяца джумады первой 605, мы выступили на войну с неверными и, выйдя из пригородов, стали на равнине. Дня три-четыре мы простояли там, собирая войска и готовя снаряжение для воинов. Так как к жителям Хиндустана не было большого доверия, то я предписал этим хиндустанским эмирам отправиться для набега в разные стороны. Алам хан /309б/ был послан с отрядом в Гвалиар в подкрепление Рахимдаду; Макам, Касим Самбхали, Хамид со своими братьями и Мухаммед Зейтун получили предписание направиться в Самбхал.

На этой стоянке пришло известие, что Рана Санка с бывшим у него войском продвигается до Бианы. Отряды, ушедшие в дозор, не могли доставить никаких сведений и даже не были в состоянии проникнуть в крепость. Люди, находившиеся в крепости, вышли оттуда далеко вперед, весьма неосторожно. Враг учинил сильное нападение и разбил их. Сангар хан Джанджуха погиб там смертью мученика. В пылу боя Китта бек выскочил на коне вперед без кольчуги. Он сбил с коня одного из нечестивых и забрал его в плен, но [индус] выхватил саблю у одного из нукеров Китта бека и ударил последнего по плечу. Китта бек перенес много мучений и не мог больше участвовать в священной войне с Рана Санкой. Через некоторое время ему стало лучше, но он остался калекой. Касамтай, Шах Мансур Барлас и все те, которые пришли из Бианы, не знаю из страха или чтобы устрашить других, очень восхваляли и превозносили ловкость и храбрость войска нечестивых.

С этой стоянки мы послали Мир Касима мирахура с землекопами в округ Мадхакур, приказав вырыть много колодцев там, где остановится войско.

В субботу, четырнадцатого числа месяца джумады первой 606, мы выступили из окрестностей Агры и, придя на стоянку, где были вырыты колодцы, остановились там. /310а/ На следующий день мы выступили оттуда. Мне пришло на ум: «Сикри — [единственное] место в этих краях, где хватает воды для такого большого лагеря. Возможно, что нечестивый захватит воду и сам расположится там». Поэтому мы построили правое крыло, левое крыло и центр в боевом [306] порядке и направились в сторону Сикри. Я послал вперед дервиш Мухаммед Сарбана и Касамтая, который ходил в Биану и обратно и видел и знал тамошние земли и воды, и приказал им высмотреть место для стоянки на берегу озера Сикри. Достигнув стоянки и расположившись там, я послал гонца к Махди ходже и к тем, кто находился в Биане, с приказанием, не задерживаясь, идти на соединение со мной. Бек Мирек Могол, нукер Хумаюна, с несколькими йигитами был послан раздобыть сведения о нечестивом. Ночью они отправились и узнали сведения, а к утру вернулись и сообщили, что люди врага расположились в одном курухе от Басавара. В тот же день Махди ходжа и Мухаммед Султан мирза с людьми, находившимися в Биане, совершив быстрый переход, присоединились к нам. Беки по очереди назначались в караул. Когда пришла очередь Абд ал-Азиза, он двинулся, не смотря ни вперед, ни назад, прямо к Канва, находящемуся в пяти курухах пути от Сикри. Нечестивые, которые снялись с лагеря и двигались вперед, проведали о столь необузданном движении, и к нашим войскам тотчас же устремились пять или шесть тысяч человек. С Абд ал-Азизом и Мулла Аппаком было тысяча — тысяча пятьсот бойцов. /310б/ Не сообразив, сколько у врага людей, наши тотчас же вступили врукопашную, потеряли много людей и подались назад. Когда весть об этом дошла до нас, мы немедля послали туда Мухибб Али, [сына] Халифы, и его нукеров. Муллу Хусейна и еще некоторых спешно отправили им в подкрепление, позже на помощь был послан также Мухаммед Али Дженг-Дженг.

До прибытия людей Мухибб Али, первыми назначенных в подкрепление, враги потеснили Абд ал-Азиза, захватили знамя, взяли в плен и предали мученической смерти Муллу Ни'мата и Муллу Дауда, а также младшего брата Муллы Аппака и еще некоторых воинов. Как только подошел вспомогательный отряд, Тахир Тибри, дядя Мухаммеда Али, помчался вперед, но не успел оказать помощи. Тахира тут же схватили. Мухибб Али также упал с коня во время боя, но Балту подскакал сбоку и вынес Мухибба Али. Враги преследовали наших на расстоянии куруха, но когда вдали появился отряд Мухаммед Али Дженг-Дженга, остановились.

К нам одно за другим приходили сообщения, что люди врага приближаются. Мы надели кольчуги, накинули на коней латы, вооружились и поскакали вперед. Я приказал также подтянуть пушечные лафеты.

Мы проскакали один курух; люди врага отступили. Неподалеку от нас было большое озеро; ради води мы стали лагерем в этом месте. Выставив лафеты вперед, мы связали их цепями. Каждые два лафета отстояли друг от друга на семь или восемь кари, между ними тянулась цепь. Мустафа-и Руми /311а/ изготовил эти повозки по румскому образцу! Он был очень ловкий и смышленый мастер; лафеты вышли весьма хорошие.

Так как Устад Али Кули враждовал с Мустафой, я поставил Мустафу-и Руми на правое крыло, перед Хумаюном. В те места, куда повозки не проходили, я направил хорасанских и хиндустанских [землекопов] с лопатами и кирками и приказал выкопать ров.

Вследствие столь быстрого прихода нечестивого [Рана Санка], успешного для него боя под Бианой и восторженных похвал Шах Мансура, Касамтая и тех людей, которые пришли из Бианы, наши воины проявляли малодушие; поражение Абд ал-Азиза довершило дело. Чтобы успокоить [307] людей и укрепить лагерь снаружи, я приказал соорудить в тех местах, куда не проходили повозки, нечто вроде деревянных треножников, поставить каждые два треножника на расстоянии семи или восьми кари один от другого и связать и скрепить их ремнями из сыромятной бычачьей кожи.

Пока готовили и устраивали эти приспособления и орудия, прошло двадцать-двадцать пять дней. В это время явились из Кабула внук Султан Хусейн мирзы, сын его дочери Касим Хусейн султан, Ахмед Юсуф, [племянник] Сейид Юсуфа, Кавам Урду шах и еще кое-кто, всего человек пятьсот. Мухаммед Шариф-звездочет, человек со злой душой, тоже пришел с ними. Баба Дуст, ключник который ходил в Кабул за вином, прислал из Газни три каравана верблюдов, груженных превосходными винами; /311б/ он тоже явился с этими людьми.

В то время, вследствие недавних событий и происшествий, пустых рассказов и разговоров среди воинов, как уже упомянуто, царило великое смущение и страх. Мухаммед Шариф-звездочет, этот злодушный человек, не мог сказать мне ничего путного, но зато усиленно убеждал любого встречного, что в эти дни Марс стоит на западе, и всякий, кто пойдет войной с этой стороны, будет побежден. Кто его, этого негодяя, спрашивал? Он еще больше разбил сердце людей, павших духом. Не слушая его бестолковых речей, я не прерывал дел, которые надо было сделать, и усердно занимался военными приготовлениями, собираясь сражаться.

В воскресенье, двадцать второго числа того же месяца 607, я послал Шейха Джамали с приказанием собрать в Миан-Ду-Абе и Дивли как можно больше лучников, составить из них отряд и грабить и разорять деревни в Мевате, не упуская ни малейшей возможности причинить, таким образом, ущерб врагу. Мулла Турк Али, который пришел из Кабула, получил приказ присоединиться к Шейху Джамали и тоже грабить и опустошать Меват, не допуская нерадения. Магфуру дивана также был отдан приказ такого рода. Они отправились, опустошили и разорили несколько глухих и окраинных деревень Мевата и взяли пленных, но враги не потерпели от этого особого ущерба.

В понедельник, двадцать третьего числа месяца джумады первой 608, /312а/ я выехал на прогулку. Во время прогулки мне пришло на ум, что у меня постоянно была на душе забота о воздержании и что совершение недозволенного всегда покрывало мое сердце пылью. Я сказал:

О душа,
Доколе будешь ты находить слабость в греховном?
Воздержание тоже не лишено сладости. Попробуй!
Сколь долго будешь ты запятнан грехами,
Сколь долго будешь ты наслаждаться, творя запретное?
Сколь долго будешь ты потворствовать душе?
Сколь долго будешь ты губить свою жизнь?
Когда ты выступил на священную войну,
Ты не раз видел перед собой смерть.
Кто твердо решился умереть, ты знаешь,
Как поступает он в таком положении.
Вдали держится он от всего запретного,
воздерживается от всех грехов.

Очистившись от прошлых прегрешений, я закаялся пить вино.

Золотые и серебряные жбаны и кубки и все принадлежности пира в тот же час велел я принести и сломал. Бросив пить вино, успокоил я сердце. Эти сломанные золотые и серебряные жбаны и чаши были розданы достойным того и нищим. [308]

Первый человек, который последовал мне в воздержании, был Асас 609; в отношении отращивания бороды он тоже подражал мне. В этот вечер и на следующий день около трехсот человек беков и приближенных, военных и невоенных, /312б/ закаялись пить вино. Имеющееся вино вылили, а в вино, которое привез Баба Дуст, мы велели бросить соли, чтобы превратить его в уксус. На месте, где вылили вино, был вырыт колодец. Я принял решение выложить этот колодец камнем и построить возле колодца богадельню. В месяце мухарраме 610 года девятьсот тридцать пятого, когда я отправился на прогулку в Гвалиар и на обратном пути проехал из Дулпура в Сикри, колодец был уже закончен.

Раньше я принял решение, если достигну победы над нечестивым Санка, подарить мусульманам их тамгу. Когда я дал обет воздержания, Дервиш Мухаммед Сарбан и Шейх Зайн напомнили мне о намерении подарить тамгу. Я сказал: «Хорошо, что вы мне напомнили. Тамга в тех землях, что находятся в наших руках, подарена мусульманам».

Я призвал своих писцов и приказал им написать грамоты с изложением этих великих событий. Указ, составленный Шейхом Зайном, был написан и разослан во все подвластные нам области. Вот этот указ:













Дата: 2019-02-24, просмотров: 226.