Все внешние и внутренние условия, которые затрудняют или отдаляют достижение нормальной сексуальной цели (импотенция, высокая цена сексуального объекта, опасность полового акта) поддерживают, вполне естественно, склонность к тому, чтобы задержаться на подготовительных актах и образовывать из них новые сексуальные цели, которые могут занять место нормальных. При ближайшей проверке всегда оказывается, что наметки внешне самых странных из этих новых намерений все же имеются уже при нормальном сексуальном процессе.

Ощупывание и разглядывание

Известная доля ощупывания необходима – во всяком случае человеку – для достижения нормальной сексуальной цели. Также общеизвестно, какой источник удовольствия, с одной стороны, и какой приток новой энергии, с другой стороны, достигается благодаря ощущениям от прикосновения к коже сексуального объекта. Поэтому задержку на ощупывании, если только половой акт вообще продолжается, вряд ли можно причислить к перверсиям.

Аналогично обстоит дело с разглядыванием, происходящим в конечном счете из ощупывания. Оптическое впечатление возникает тем же путем, которым чаще всего пробуждается либидинозное возбуждение и на проходимость которого – если допустим такой телеологический подход – рассчитывает племенной отбор, побуждая сексуальный объект развиваться в красивый. Прогрессирующее вместе с культурой сокрытие тела пробуждает сексуальное любопытство, которое стремится к тому, чтобы разоблачением скрытых частей дополнить сексуальный объект, но оно может отвлечься на художественные цели («сублимироваться»), если удается отвлечь его интерес от гениталий и направить его на форму тела в целом.[88] Задержка на этой промежуточной сексуальной цели сексуально подчеркнутого разглядывания в известной степени присуща большинству нормальных людей, более того, она дает им возможность направить известную сумму своего либидо на высшие художественные цели. И наоборот, страсть к разглядыванию становится перверсией, а)  если она ограничивается исключительно гениталиями, б)  если она связана с преодолением отвращения (вуайерист: человек, подглядывающий за другим, когда тот отправляет выделительные функции), в)  если она вытесняет нормальную сексуальную цель, вместо того чтобы подготовить к ее достижению. Последнее особенно выражено у эксгибиционистов, которые, если мне позволено будет сделать вывод на основании ряда анализов, показывают свои гениталии для того, чтобы в качестве ответной услуги увидеть гениталии другого.

При перверсии, стремление которой состоит в разглядывании и показывании себя, проявляется весьма необычная особенность, которая будет занимать нас еще больше при следующем отклонении. Дело в том, что сексуальная цель проявляется при этом в двух формах – в активной  и в пассивной .

Силой, противостоящей стремлению к разглядыванию, а иногда и устраняющей его, является стыд  (как прежде – отвращение).

Садизм и мазохизм

Склонность причинять боль сексуальному объекту и ее противоположность, эти наиболее часто встречающиеся и самые важные перверсии, в двух ее формах, активной и пассивной, были названы фон Краффтом-Эбингом садизмом  и мазохизмом  (пассивная форма). Другие авторы предпочитают более узкое обозначение «алголагния» , подчеркивающее удовольствие от боли, жестокость, тогда как в названиях, выбранных Краффтом-Эбингом, на передний план выдвигаются всякого рода унижение и покорность.

Корни активной алголагнии, садизма, легко можно выявить в нормальном поведении. Сексуальность большинства мужчин обнаруживает примесь агрессии,  стремления покорять, биологическое значение которого, пожалуй, состоит в необходимости преодолевать сопротивление сексуального объекта еще и другим способом, а не только посредством ухаживания . В таком случае садизм соответствовал бы ставшему самостоятельным, чрезмерным агрессивному компоненту сексуального влечения, выдвинувшемуся на главное место благодаря смещению.

В обычном словоупотреблении понятие садизма колеблется от просто активной, а затем насильственной установки по отношению к сексуальному объекту до исключительной связи удовлетворения с его подчинением и жестоким с ним обращением. Строго говоря, только последний крайний случай имеет право называться перверсией.

Аналогичным образом обозначение «мазохизм» охватывает все пассивные установки по отношению к сексуальной жизни и к сексуальному объекту, крайним выражением которых является связь удовлетворения с переживанием сексуальным объектом физической или душевной боли. Мазохизм как перверсия, по-видимому, больше отдалился от нормальной сексуальной цели, чем его противоположность; сначала следует выразить сомнение, появляется ли он первично и не возникает ли он регулярно скорее вследствие преобразования садизма. Нередко можно видеть, что мазохизм представляет собой не что иное, как продолжение садизма, обращенного против собственной персоны, которая вначале занимает место сексуального объекта. Клинический анализ крайних случаев мазохистской перверсии приводит к взаимодействию целого ряда моментов, которые преувеличивают и фиксируют первоначальную пассивную сексуальную установку (комплекс кастрации, сознание вины).

Преодолеваемая при этом боль присоединяется к отвращению и стыду, которые противопоставлялись либидо в качестве сопротивлений.

Садизм и мазохизм занимают особое место среди перверсий, поскольку лежащая в их основе противоположность активности и пассивности относится к общим характерным особенностям сексуальной жизни.

То, что жестокость и половое влечение теснейшим образом взаимосвязаны, вне всякого сомнения, доказывает история человеческой культуры, но при объяснении этой взаимосвязи никто не пошел дальше подчеркивания агрессивного момента либидо. По мнению некоторых авторов, эта примешивающаяся к половому влечению агрессия является, в сущности, остатком каннибальского вожделения, то есть в ней задействован аппарат овладения, служащий удовлетворению другой, в онтогенетическом отношении более древней важной потребности.[89] Также утверждалось, что всякая боль сама по себе содержит возможность ощущения удовольствия. Мы хотим ограничиться впечатлением, что объяснение этой перверсии отнюдь не может считаться удовлетворительным и что при этом, возможно, соединяются несколько душевных стремлений, создавая один эффект.

Самая поразительная особенность этой перверсии заключается, однако, в том, что ее активная и ее пассивная формы постоянно встречаются вместе у одного и того же лица. Кто испытывает удовольствие от того, что причиняет другим боль в сексуальном отношении, тот также способен испытывать наслаждение от боли, которая может у него возникать от половых отношений. Садист – это всегда одновременно и мазохист, хотя активная или пассивная сторона перверсии у него может быть выражена сильнее и представлять собой его преобладающую сексуальную деятельность.[90]

Мы видим, таким образом, что некоторые из извращенных наклонностей регулярно проявляются как пары противоположностей, чему с учетом приводимого далее материала можно приписать большое теоретическое значение.[91] Кроме того, очевидно, что существование пары противоположностей садизм-мазохизм нельзя непосредственно вывести из примешивания агрессии. Напротив, следовало бы попытаться связать такие одновременно существующие противоположности с объединенной в бисексуальности противоположностью мужского и женского, для которой в психоанализе часто можно ввести противоположность активного и пассивного.

Общее о всех перверсиях

Вариация и болезнь

Врачи, изучавшие сначала перверсии на ярко выраженных примерах и при особых условиях, разумеется, были склонны приписать им характер болезни или дегенерации точно так же, как при инверсии. Между тем здесь легче, чем там, отклонить это мнение. Повседневный опыт показывает, что большинство этих отклонений, по крайней мере наименее выраженные из них, образуют редко отсутствующую составную часть сексуальной жизни здоровых людей, и считаются ими нормальными наравне с другими интимностями. Там, где этому благоприятствуют обстоятельства, также и нормальный человек может на какое-то время заменить нормальную сексуальную цель такой перверсией или предоставить ей место наряду с первой. Пожалуй, у любого здорового человека имеется то или иное дополнение к нормальной сексуальной цели, которое можно назвать перверсией, и самой по себе такой распространенности достаточно для того, чтобы показать нецелесообразность употребления укоризненного наименования «перверсия». Именно в области сексуальной жизни сталкиваешься с особыми, в настоящее время, собственно говоря, неразрешимыми трудностями, когда пытаешься провести четкую границу между простой вариацией в пределах физиологической области и болезненными симптомами.

Тем не менее у некоторых из этих перверсий качество новой сексуальной цели таково, что требует особой оценки. Известные перверсии настолько удаляются по своему содержанию от нормы, что мы не можем не объявить их «болезненными», особенно те, в которых сексуальное влечение при преодолении сопротивлений (стыда, отвращения, ужаса, боли) проявляется в вызывающих изумление действиях (лизание кала, глумление над трупами). Но и в этих случаях нельзя с уверенностью ожидать, что преступниками всякий раз окажутся лица с иного рода тяжелыми отклонениями или душевнобольные. Также и здесь не уйдешь от факта, что люди, которые в остальных отношениях ведут себя нормально, только в области сексуальной жизни, находясь во власти самого безудержного из всех влечений, проявляют себя как больные. И наоборот, за явной ненормальностью в других жизненных отношениях всякий раз на заднем плане обнаруживается ненормальное сексуальное поведение.

В большинстве случаев мы можем обнаружить болезненный характер перверсии не в содержании новой сексуальной цели, а в ее отношении к норме. Если перверсия появляется не наряду  с нормой (нормальными сексуальной целью и объектом), где благоприятные условия содействуют нормальному, а неблагоприятные ему препятствуют, а когда при любых условиях она вытесняет и замещает нормальное; таким образом, в исключительности  и фиксации  перверсии мы чаще всего усматриваем основание расценивать ее как на болезненный симптом.