Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

 

Учитывая это обстоятельство, а также привлекая другие категории источников, можно попытаться построить более правильную теорию про­исхождения римских сословий. Эту теорию мы назовем комплексной. Патриции действительно были коренным гражданством. В качестве та­кового они, и только они, представляли собой полноправный римский народ (populus Romanus), образовавшийся путем синойкизма двух об­щин — латинской и сабинской. У них был общинно-родовой строй, в ко­тором социальное расслоение выступало еще слабо. Они сообща владе­ли землей, жили на основах отцовского права и для решения важнейших вопросов собирались по куриям. В зависимости от них находились кли­енты.

Плебеи в целом отличались от клиентов, хотя многие из них были кли­ентами патрициев. Клиентела была частной зависимостью, тогда как пле­беи, по выражению одного ученого, были клиентами государства. Они сто­яли вне родовой организации патрициев, т. е. не принадлежали к римско­му народу, не имели доступа к общинной земле (ager publicus) и были лишены политических прав. Семейный быт плебеев, по-видимому, сохра­нял пережитки матриархата. Резкая обособленность плебеев заставляет думать, что в основе их лежали какие-то элементы, этнически отличные от латино-сабинского патрициата.

Пережитки у плебеев материнского права и некоторые другие сооб­ражения позволяют думать, что в составе первоначального плебса был силен этрусский элемент. Он, конечно, не был единственным. Рим при­влекал к себе население из всех соседних племен: из латинов, сабинов, этрусков. Одни переселялись в новый город добровольно, другие могли быть инкорпорированы насильственным путем после подчинения Римом ближайших латинских полисов. Но традиция настойчиво указывает на большое количество в Риме иммигрантов-этрусков. Некоторые из них могли пробиться в ряды коренного гражданства и даже достичь высоких ступеней в римской общине (Тарквинии), но большинство долго остава­лось на положении иностранцев, которых община не допускала в свой состав.

Чем дальше, тем все больше стиралась противоположность между граж­данами и иностранцами, латино-сабинами и этрусками. Но зато на ее мес­то выступила новая противоположность: патриции из коренного граждан­ства, из римского народа, превратились в замкнутую группу знати, проти­востоящую широкой народной массе плебеев. Однако этот процесс замыкания патрициата оформился только к началу Республики.

 

Военная демократия

 

Римская патрицианская община царской эпохи представляла собой примитивный город-государство с типичными чертами военной демок­ратии. «Так же, как и у греков в героическую эпоху, — писал Энгельс, — у римлян в период так называемых царей существовала военная демок­ратия, основанная на родах, фратриях и племенах и развившаяся из них» (Соч. 2-е изд., т. 21, с. 127). Носителем верховной власти было племен­ное собрание по куриям. Оно решало важнейшие вопросы жизни общи­ны: объявляло войну, совместно с сенатом выбирало царя (точнее, обле­кало его высшей властью — империем), занималось важнейшими судеб­ными делами и проч.

Каждая курия решала вопрос отдельно и имела один голос. Общее ре­шение выносилось простым большинством курий.

Вторым органом племенной демократии был совет старейшин, сенат (слово «senatus» происходит от «senex» — старик). Его члены называ­лись отцами (patres). Согласно традиции, Ромул назначил первых 100 сенаторов. Тулл Гостилий прибавил еще 100 из числа старейшин поко­ренной Альбы Лонги. Наконец, Тарквиний Старший довел их количе­ство до 300. Во всяком случае, в царский период и еще много позднее, вплоть до Суллы, число сенаторов оставалось на последней цифре. По-видимому, членами сената первоначально были только главы патрици­анских родов. Порядок пополнения сената в царскую эпоху не вполне ясен. Возможно, что новых сенаторов назначал царь. Функции сената сводились к утверждению всех решений курий, к назначению нового царя. В период между смертью старого царя и выбором нового (этот период назывался interregnum — междуцарствие) общиной поочередно управ­ляли сенаторы. Хотя сенат формально и считался только совещатель­ным органом при царе, но как представитель родовой демократии он пользовался большим авторитетом. По-видимому, все важнейшие во­просы царь должен был согласовывать с ним.

Рядом с сенатом и народным собранием стоял rex (царь). Его нужно представлять себе по типу греческого басилевса гомеровской эпохи, т. е. он отнюдь не был каким-то неограниченным монархом. Скорее — он пле­менной вождь, не наследственный, но избираемый пожизненно. Он являл­ся военачальником (это, по-видимому, была его главная функция), пред­ставителем общины перед богами, т. е. верховным жрецом, и пользовался судебной властью, объем которой не ясен. Вообще нужно заметить, что характер и компетенция органов римской военной демократии чрезвычай­но спорны. Здесь можно высказывать только самые общие предположе­ния, опирающиеся главным образом на сравнительно исторический мате­риал (греки эпохи Гомера, германцы времен Тацита), так как античная традиция в этом вопросе очень затемнена.

В царском Риме были периоды, пусть и непродолжительные, когда значение сената неизмеримо возрастало. Происходило это после смерти царя благодаря ненаследственному характеру царской влас­ти в Риме, когда вплоть до избрания нового царя наступало время междуцарствия — interregnum.

Традиция не оставляет сомнений относительно возникновения проце­дуры интеррегнума в эпоху царей (Ливий, I, 17; Дионисий, II, 57; Ци­церон. О государстве, II, 23). Самый подробный рассказ содержится у Дионисия (II, 57): «В последующий год (после смерти Ромула) не было царя, выбранного римлянами, но существовала власть, которую назы­вают междуцарствие, созданная следующим образом: патриции, на­бранные в сенат Ромулом, будучи в числе 200... разделились на десят­ки. Однако они правили не вместе, но каждый по пять дней, в течение которых он имел ликторов и другие инсигнии царской власти. Пер­вый, исполнив свой срок власти, передавал ее второму, тот третьему и так далее до конца. После того как первые десять «процарствуют» определенные им 50 дней, десять других получали от них власть, а от тех, в свою очередь, другие» (пер. наш. — М. Б.) Более лаконичен, зато внушает и больше доверия Ливий (I, 17): «А потому 100 отцов разделились на десятки, и в каждом десятке вы­брали главного, поделив таким образом управление государством. Правили десять человек, но знаки власти и ликторы были у одного; по истечении пяти дней их полномочия истекали, и власть переходи­ла к следующей десятке, никого не минуя. Так на год прервалось правление царей. Перерыв этот получил название междуцарствия, чем он на деле и был» (пер. В. М. Смирина).

Очевидно, причиной возникновения обряда интеррегнума послужил религиозный характер царской власти в Древнем Риме. Римский царь был верховным жрецом. Он не мог умереть без того, чтобы его мес­то, место блюстителя священнодействий, не занял бы другой, пусть и временный, верховный жрец, то есть временный царь, междуцарь, interrex. Итак, главным, а может быть, и единственным предназначе­нием выбранного интеррекса являлось осуществление тех религи­озных обрядов, которые в обычное время исполнялись царем.

Но поскольку царь совмещал в своем лице как религиозного, так и политического главу общины, постольку и священный обряд между­царствия быстро приобрел политическую окраску. Со смертью Ромула и до избрания нового царя управление всей религиозной и полити­ческой жизнью Рима перешло к сенату. Тотчас, чтобы ни на один день не прервалось совершение священнодействий, был выбран interrex. Для осуществления же всех политических мер правления ему была придана коллегия сенаторов так, чтобы их общее количество вместе с междуцарем составляло 10 человек. Надо заметить, что формально междуцарь обладал всей полнотой власти, объемом царской власти. Но фактически, занятый своей основной функцией — религиозной, во всех остальных вопросах, прежде всего в выборе кандидата в цари, он зависел от советов или решений своего десятка. Обряд междуцарствия соблюдался после смерти Нумы Помпилия и Тулла Гостилия. С воцарением этрусской династии в Риме, когда ле­гитимный характер царской власти нарушается, междуцарствие ис­чезает. Республика восстановит институт междуцарей (interreges), но уже в другой форме.

 

Реформа Сервия Туллия

 

По-видимому, уже при царях военная демократия получила первый сильный удар как результат дальнейшего разложения родового строя. Хотя и здесь наша традиция крайне запутана и противоречива, но кое-какое ис­торическое ядро в ней можно найти. Предание рассказывает, что Сервий Туллий провел важную реформу политического и военного строя римской общины.

Реформа, во-первых, состояла в организации территориальных триб, которые как административные единицы должны были заменить три старые родовые трибы. Количество триб в нашей традиции колеблется. Городских, во всяком случае, было четыре: палатинская, субуранская, эсквилинская и коллинская. Цифры сельских триб даются разные: от 16 до 26.

Далее Сервий Туллий разделил все свободное население Рима — и пат­рициев, и плебеев — на 5 имущественных разрядов или классов (classis). В первый класс зачислялись лица, обладавшие состоянием не меньше 100 тыс. ассов[48], во второй — 75 тыс. ассов, в третий — 50 тыс., в четвертый — 25 тыс. и, наконец, в пятый — 12,5 тыс. (по Дионисию), или 11 тыс. (по Ливию) ассов. Те, у кого состояние было меньше, стояли «ниже класса» (infra classem) и назывались proletarii (от слова «proles» — «потомство»), т. е. люди, которые имели только детей. Другое название их — capite censi (оцененные головой).

Имущественным положением определялось место воинов в строю ле­гиона (ополчения). Самые богатые граждане I класса служили в коннице и назывались всадниками (equites). Остальные члены этого класса должны были иметь полное тяжелое вооружение пехотинца (шлем, панцирь, по­ножи, щит, копье и меч) и стоять в первых рядах легиона. Граждане других классов соответственно имели облегченное вооружение, занимая место в задних рядах. Воины V класса являлись в строй легковооруженными, а люди, стоявшие infra classem, в строю вообще не служили.

Допущение плебеев в войско требовало наделения их некоторыми по­литическими правами. Это было сделано Сервием Туллием посредством организации новой формы народного собрания, в котором должны были участвовать оба сословия. Оно называлось центуриатным собранием или центуриатными комициями. Центурия (сотня), будучи военной тактичес­кой единицей, вместе с тем стала и голосующей единицей, таким образом, что граждане сначала голосовали в каждой центурии отдельно, а затем вопрос решался большинством центурий (каждая имела один голос). I класс получил 98 центурий. Из них 18 было всаднических (6 патрицианских и 12 плебейских) и 80 пехотных. II, III, IV классы получили по 20 центурий каждый; V класс — 30 центурий. Военные ремесленники и музыканты имели 4 центурии, а пролетарии — одну. Таким образом, всего было 193 центурии. В каждом классе центурии делились пополам на старшие (seniores) и младшие (iuniores) по возрасту: в младшие входили воины от 17 до 45 лет, в старшие — от 46 до 60. Старшие центурии, как правило, несли только гарнизонную службу.

Распределение центурий по классам говорит о том, что количество лю­дей в центуриях каждого класса было различным. В противном случае мы должны допустить, что богатых людей в Риме было больше, чем лиц сред­него достатка и бедноты (первые имели 98 центурий, вторые — 95). По-видимому, центурии высших классов состояли из меньшего числа людей, чем центурии низших. Во всяком случае, состоятельные граждане имели абсолютное большинство, и если они голосовали единодушно, то всегда могли решить вопрос в своих интересах. К центуриатным собраниям пе­решли важнейшие функции старых собраний по куриям: объявление вой­ны, выбор должностных лиц, суд и проч. Хотя куриатные собрания про­должали существовать, однако значение их упало.

Такова традиция о реформе Сервия Туллия. Многое в ней недостовер­но и принадлежит более поздним эпохам. Таково, например, исчисление ценза на ассы, которые появились не раньше IV в. Поэтому большинство ученых полагает, что денежный ценз был введен в первый раз цензором Аппием Клавдием в 312 г. до н. э. Первоначально ценз, по-видимому, был земельный: к I классу причислялись лица, владевшие полным наделом (ве­роятно, 20 югеров), ко II — ³/₄ надела, к III — '/₂ надела и т. д. Под боль­шим сомнением стоит также деление на пять имущественных разрядов уже в VI в. Есть некоторое основание думать, что первоначально все граж­данство делилось на два разряда: classis и infra classem. Наконец, очень подозрительно общее сходство реформы Сервия Туллия с реформами Со­лона и Клисфена: возникает вопрос, не сконструирована ли римская ре­форма анналистами под влиянием греческой историографии? Во всяком случае, в таком виде, в каком изображает традиция центуриатный строй, он существовал не раньше конца IV в.

Однако было бы ошибкой полностью отрицать всякую историческую основу в вопросе о реформе Сервия Туллия. Для этого она слишком хо­рошо засвидетельствована традицией. Поэтому мы должны допустить, что в конце царского периода, и, вероятнее всего, именно при Сервии Туллии было введено важное новшество, состоявшее в допущении пле­беев в легион. Эта мера была тесно связана с развитием военного дела, требовавшего увеличения количества воинов и распределения граждан по нескольким (первоначально, может быть, по двум) имущественным группам. При новом принципе набора в легион нужны были и новые территориальные, а не родовые единицы. Это привело к организации новых триб, в основу которых были положены четыре старых городских района.

Принципиальное значение реформы было очень велико. Энгельс гово­рил по этому поводу: «Так и в Риме, еще до упразднения так называемой царской власти, был разрушен древний общественный строй, покоивший­ся на личных, кровных узах, а вместо него создано было новое, действи­тельно государственное устройство, основанное на территориальном де­лении и имущественных различиях. Публичная власть сосредоточилась здесь в руках военнообязанных граждан и была направлена не только про­тив рабов, но и против так называемых пролетариев, отстраненных от во­енной службы и лишенных вооружения» (Соч., т. 21, с. 129).

В какой степени в реформе Сервия Туллия можно уловить отзвуки на­чинающейся сословной борьбы? В традиции как будто есть намеки на это. Так, Ливий (I, 36) рассказывает, что еще Тарквиний Старший задумал к трем центуриям всадников, «набранным Ромулом, прибавить другие и на­звать их своим именем». Но авгур Атт Навий «заявил, что ни изменения, ни нововведения тут невозможны без согласия богов». В конце концов под давлением патрицианской оппозиции Тарквиний вынужден был отказать­ся от своего плана. Его преемнику удалось провести реформу, но также при сильном противодействии патрициев. Отцы, по словам Ливия (1, 46), были недовольны разделом земли между плебеями, отнятой у неприятеля. Это недовольство использовал младший Тарквиний в своей агитации про­тив Сервия Туллия.

«Он покровительствовал людям низшего класса, к которому принад­лежал и сам, — говорил Тарквиний сенаторам, — и, завидуя почетному положению других, разделил между самыми презренными людьми поле, отнятое у первых людей государства. Все повинности, некогда бывшие об­щими, он перенес на знатных. Он установил ценз, чтобы имущество бога­тых было известно и возбуждало зависть, а вместе с тем, чтобы был готов источник, откуда, в случае желания, можно было бы раздавать желающим» (Ливий, I, 47).

К этим намекам традиции нужно прибавить тот факт, упомянутый нами выше, что память Сервия Туллия благоговейно чтилась плебеями. Неко­торые черты авантюризма, которые традиция приписывает шестому рим­скому царю, также могут говорить в пользу того, что в его правление в Риме произошли какие-то большие внутренние потрясения. Во всяком случае, едва ли такая крупная уступка плебеям могла быть сделана доб­ровольно, под влиянием только военных соображений. Роль здесь само­го Сервия Туллия, конечно, не может быть выяснена сколько-нибудь точ­но. Если бы можно было доказать его этрусское происхождение, было бы очень соблазнительно предположить, что царь-этруск, опираясь на плебеев, выступил против латино-сабинского патрициата, за что и был свергнут. Но, как мы видели выше, этрусское происхождение Сервия Туллия мало вероятно.

По-разному современные историки датируют реформу Сервия Тул­лия. При этом нет недостатка в попытках радикального пересмотра древнего предания. Одну из таких гипотез предложил А. И. Немировский: «Общий смысл реформы даст нам указания на время ее принятия. Реформа была принята тогда, когда плебеи были допуще­ны в войско римской общины, когда основные различия между пат­рициями и плебеями были стерты. Реформа не знает деления на пат­рициев и плебеев не потому, что она возникла до появления этих различий, а потому, что она сама послужила важнейшим этапом на пути их ликвидации. Такая реформа, как центуриатная, не только не могла предшествовать борьбе плебеев за уравнение в правах с пат­рициями, но и быть ее первым этапом. Такое историческое событие, как сецессия плебеев, предполагающая наличие в Риме двух общин, не могло быть после проведения центуриат^и реформы... Центуриатной реформе предшествовали и "Законы XII таблиц", сохранившие важнейшее правовое различие между сословиями, запрещение брака между ними. Это запрещение брака было отменено в 445 г. до н. э. Создание новых комиций — центуриатных — предполагает, что они имели право выбирать не только патрициев, но и плебеев. Иначе сама центуриатная реформа теряет всякий смысл. Уничтожая разли­чия между плебеями и патрициями в голосовании, она должна была или дать равные права всем гражданам быть выбранными, или спе­циально оговорить, что какой-либо класс не имеет активных избира­тельных прав, подобно тому, как это сделано реформой Солона в отношении фетов. Следовательно, дополнительные указания на вре­мя реформы мы должны искать в данных об избрании плебеев на пост верховных военачальников, глав войск, состоящих из плебеев и патрициев... В 444 г. взамен консулов, магистратуры, доступной только патрициям, были выбраны три военных трибуна с консуль­ской властью (Ливий, IV, 7). Новая должность командиров всего войска стала доступна и плебеям. Для создания собраний согласно Сервиевой конституции требовалась оценка имущества всего насе­ления Рима. И не случайно именно на это же время падает учрежде­ние цензуры (443 г.)... Изучение истории римского права указывает нам на середину V в. (точнее 445—443 гг.) как на наиболее вероят­ное время проведения центуриатной реформы» (Немировский А. И. К вопросу о времени и значении центуриатной реформы Сервия Тул­лия. ВДИ, 1959, № 2. С. 160—162).

 

 

ГЛАВА VII ПАДЕНИЕ ЦАРСКОЙ ВЛАСТИ И ОБРАЗОВАНИЕ РЕСПУБЛИКИ

 

В конце VI в. в Риме пала царская власть. Римляне изгнали Тарквиния Гордого, воспрепятствовали его попыткам вернуть себе власть, выдержали осаду города эт­русским царем Порсенной и, отстояв свободу и независимость, установили в отече­стве республиканскую форму правления. Очевидно, что далеко не все в этом леген­дарном предании является достоверным. Скорее всего, после изгнания Тарквиния Рим на некоторое время вновь оказался под властью этрусков. Только когда этрус­ки были разгромлены греками и латинами, Рим обрел независимость. Власть царя в Риме была заменена властью двух ежегодно избираемых консулов, которые, ве­роятно, вначале именовались преторами.

509 г. — избрание первых консулов в Риме.

508 г. — заключение договора между Римом и Карфагеном.

507 г. — разгром этрусков у г. Ариции. Окончательное освобождение Рима из-под власти этрусков.

 

Легенда о Лукреции

 

Традиция рассказывает о кровавой драме, послужившей причиной из­гнания Тарквиниев. Главные действующие лица драмы: Секст Тарквиний, старший сын царя; добродетельная Лукреция, жена Луция Тарквиния Коллатина, дальнего родственника правящей династии; сам Коллатин; Луций Юний Брут, сын сестры царя Тарквиния, друг Коллатина.

Однажды во время осады римлянами г. Ардеи царские сыновья пирова­ли вместе с Коллатином. Зашел разговор о женах, и каждый стал расхва­ливать свою. Тогда Коллатин предложил сделать опыт: всем вместе по­ехать домой и посмотреть, чем занимаются их жены. Сказано — сделано. Вскочили на коней и через несколько часов очутились в Риме. Царских невесток они застали пирующими со своими приятельницами. Тогда по­ехали в Коллацию, сабинский городок, где был дом Коллатина. Лукреция, как и подобало добродетельной римской матроне, поздней ночью сидела окруженная служанками и пряла шерсть. Таким образом, победителем в споре вышел Коллатин. Однако красота и целомудрие Лукреции зажгли преступную страсть в сердце Секста Тарквиния. Через несколько дней он, без ведома Коллатина, с одним провожатым отправился к Лукреции. Она радушно приняла его, и после обеда гостя отвели в приготовленное для него помещение. Ночью Секст с обнаженным мечом в руке явился в спаль­ню к Лукреции и, угрожая, овладел ею. Утром он уехал, а Лукреция вызва­ла к себе мужа и отца. Когда они явились вместе с ближайшими друзьями, Лукреция рассказала им о случившемся и, выхватив нож, спрятанный под одеждой, вонзила его себе в сердце.

Родственники и друзья во главе с Брутом вынесли окровавленное тело Лукреции на площадь и призвали граждан к восстанию против Тарквиниев. Толпы народа двинулись в Рим. Возмущенные римляне сбежались на форум и постановили лишить царя власти и изгнать его вместе с женой и детьми. Тарквинию не удалось подавить движения, и он должен был с се­мьей уйти в изгнание в Этрурию. А народ в собрании по центуриям вы­брал двух консулов — Брута и Коллатина, учредив таким образом респуб­лику. Все эти события произошли, по Ливию, в 510 г., а по Катону и Полибию — в 507 г.

 

Что в ней достоверного?

 

Такова традиционная легенда. В ней нет почти ничего достоверного, за исключением, быть может, самого факта изгнания последнего царя. Мо­тив оскорбления добродетельной женщины как повод к восстанию против тирана является типичным «бродячим сюжетом», не раз встречающимся в мировой литературе. Дата 510 г. вызывает большие сомнения своим со­впадением с годом изгнания из Афин Гиппия. Остается голый факт: в кон­це VI или, как думают некоторые исследователи, в начале V в. в Риме про­изошло падение военной демократии в форме насильственного свержения последнего царя и передачи его власти двум выборным на срок должност­ным лицам. Насильственный характер переворота, в отличие, например, от Афин, где исчезновение патриархальной монархии носило постепен­ный характер, объясняется, быть может, тем, что последний царь принад­лежал к этрусской знати. Поэтому его изгнание было делом рук римского (латино-сабинского) патрициата. Это было движением окрепшей италий­ской знати против этрусских элементов в римской общине.

 

Война с этрусками

 

Однако с изгнанием Тарквиниев борьба не кончилась. Предание рас­сказывает о попытке Тарквиния вернуться в Рим сначала с помощью заго­вора знатной молодежи, близкой к царскому дому. Но попытка не уда­лась, так как заговор был раскрыт. Тогда изгнанный царь обратился за по­мощью к этрускам. Объединенное войско двух этрусских городов, Тарквиний и Вей, двинулось против Рима. В легендарной битве у Арсийского леса на правом берегу Тибра пал Брут, но ни та, ни другая сторона не имели решительного успеха. Однако этруски, испуганные ночью голо­сом бога Сильвана, отступили, и поле боя осталось за римлянами.

Тарквиний бежал к Ларсу Порсенне, царю г. Клузия. Порсенна, считая полезным для этрусков восстановление Тарквиния, пошел на Рим. Война с Порсенной расцвечена в традиции рядом легенд. Когда этруски подошли к мосту через Тибр, ведущему на левый берег, римляне еще не успели его разрушить. Но римский воин Гораций Коклес, находившийся на стороже­вом посту, удерживал врагов все время, пока его товарищи разрушали мост. Когда дело было сделано, Коклес в полном вооружении бросился в реку и благополучно достиг левого берега. Порсенна осадил Рим. Один знатный юноша, Гай Муций, решил убить царя. Он пробрался в лагерь врагов, но по ошибке убил не Порсенну, а его писца. Схваченный стражей и приве­денный к царю, Муций смело заявил, что он пришел убить его и что не он один замыслил это сделать: много римских юношей готово последовать его примеру. Когда царь стал грозить ему пытками, юноша сам положил правую руку на огонь, мужественно перенося страшную боль. Поражен­ный Порсенна приказал отпустить Муция, получившего затем прозвище Сцевола (Левша). Пример римского героизма так испугал этрусского царя, что он согласился снять осаду за уступку вейентинцам части территории и выдачу заложников.

Таков основной вариант традиции о войне с Порсенной, который мы находим у Ливия, Дионисия и Плутарха. Однако есть другая версия. Та­цит говорит[49], что Рим в действительности был взят Порсенной. По свиде­тельству Плиния Старшего[50], Порсенна навязал римлянам унизительный договор, согласно которому они могли пользоваться железом только для сельскохозяйственных орудий. Которая из двух версий достовернее? По-видимому, вторая, между тем как основной вариант представляет позднюю патриотическую фальсификацию.

К тому же второй вариант подтверждается дальнейшими событиями: походом отряда этрусков под начальством сына Порсенны Арунта против латинского г. Ариции (507 г.). Этруски были разбиты латинами и греками из Кум под начальством Аристодема. Характерно, что участие римлян в битве при Ариции нигде не упоминается. Это можно объяснить только тем, что римляне в этот момент сами были под властью этрусков.

Первые годы республики стали одной из самых ярких страниц рим­ской истории. Все римляне — от консула Брута до простого юноши Муция — стяжали немеркнущую славу и показали себя достойными свободы и величия.

Имя основателя республики — Луция Юния Брута — окружено мас­сой легенд. Плутарх (Попликола, 5—6) рассказывает, что сыновья Брута оказались вовлеченными в заговор против республики. Заго­вор был раскрыт. «...Обвинение было предъявлено... Уличенные не дерзнули сказать ни слова в свою защиту, смущенно и уныло молча­ли и все прочие, лишь немногие, желая угодить Бруту, упомянули об изгнании. Какой-то проблеск надежды усматривался также в сле­зах Коллатина и в безмолвии Валерия. Но Брут, окликая каждого из сыновей в отдельности, сказал: "Ну, Тит, ну, Тиберий, что же вы не отвечаете на обвинение?". И когда, несмотря на троекратно повто­ренный вопрос, ни тот, ни другой не проронили ни звука, отец, обер­нувшись к ликторам, промолвил: "Дело теперь за вами". Те немед­ленно схватили молодых людей, сорвали с них одежду, завели за спину руки и принялись сечь прутьями, и меж тем как остальные не в силах были на это смотреть, сам консул, говорят, не отвел взора в сторону, сострадание нимало не смягчило гневного и сурового выра­жения его лица — тяжелым взглядом следил он за тем, как наказыва­ют его детей, до тех пор пока ликторы, распластав их на земле, не отрубили им топорами головы. Передав остальных заговорщиков на суд своего товарища по должности, Брут поднялся и ушел. Его по­ступок, при всем желании, невозможно ни восхвалять, ни осуждать. Либо высокая доблесть сделала его душу совершенно бесстрастной, либо, напротив, великое страдание довело ее до полной бесчувствен­ности. И то, и другое — дело нешуточное, и то, и другое выступает за грани человеческой природы, но первое свойственно божеству, второе — дикому зверю. Справедливее, однако, чтобы суждение об этом муже шло по стопам его славы, и наше собственное слабово­лие не должно быть причиною недоверия к его доблести. Во всяком случае, римляне считают, что не столько трудов стоило Ромулу ос­новать город, скольких Бруту — учредить и упрочить демократи­ческий образ правления» (пер. С. П. Маркиша). Славная смерть на поле брани стала логичным завершением жизни первого римского консула: «Вступив в римские земли, враги встре­тили обоих консулов: Валерий вел пехоту боевым строем, а Брут — передовую конную разведку.

Точно так же и перед вражеским войском шла конница, возглавлял которую царский сын Тарквиний Аррунт, а сам царь следовал за ним с легионами. Угадав издали консула сперва по ликторам, а потом уже ближе и вернее — в лицо, Аррунт, возгоревшись гневом, воскликнул: "Вот кто изгнал нас, исторг из отечества. Вот как важно он выступа­ет, красуясь знаками нашей власти! Боги, мстители за царей, будьте с нами!". И, пришпорив коня, мчится он прямо на консула. Брут заме­тил, что на него скачут. Тогда считалось почетным, чтобы вожди сами начинали сражение: рвется и Брут к поединку, и столь яростна была их сшибка, что ни тот ни другой, нанося удар, не подумал себя защи­тить, так что оба, друг друга пронзив сквозь щиты, замертво пали с коней, насаженные на копья» (Ливий, II, 11, пер. Н. А. Поздняковой).

 

Договор с Карфагеном

 

В свете этих фактов становится понятным и договор Рима с Карфаге­ном в 508 г., о котором мы упоминали в главе I. Текст договора сообщает Полибий (III, 22):

«На нижеследующих условиях быть дружбе у римлян и их союзников с карфагенянами и их союзниками. Римлянам с их союзниками не плавать далее Прекрасного мыса[51], разве только в том случае, если они будут туда загнаны бурей или неприятелем. Если же кто-нибудь будет занесен туда против воли, он не имеет права ничего покупать или получать, за исклю­чением самого необходимого для починки судна или жертвоприношения.

Оставаться там он не может долее 5 дней. Явившиеся по торговым делам не могут совершить никакой сделки иначе, как при посредстве глашатая или писца. За все то, что было бы продано в Ливии и Сардинии в присут­ствии этих должностных лиц, пусть ручается перед продавцом государ­ство. Если кто-нибудь из римлян явится в ту часть Сицилии, которая под­властна карфагенянам, то во всем римлянам пользоваться одинаковыми правами с карфагенянами. Со своей стороны, карфагеняне не должны при­чинять никакого вреда народу ардеатов, анциатов, лаврентинцев, цирцейцев и таррацинцев[52], а также никакому другому из латинских городов, под­властных Риму. Карфагеняне обязуются не занимать какого-нибудь из этих городов и тогда, когда он отпадет от римлян, а если и займут его, то долж­ны в целости возвратить римлянам. Карфагеняне не должны возводить никаких укреплений в Лации».

Суть этого договора состоит в том, что в нем отражены чрезвычайно широкие торговые интересы римлян, простирающиеся вплоть до Север­ной Африки. Кроме этого, поражает широта римского влияния на прибреж­ную полосу Лация чуть ли не до Кампании. И размах римской торговли, и степень римского влияния плохо вяжутся со всем тем, что мы знаем о ма­леньком и слабом Риме начала Республики. Это заставляет думать, что если дата договора правильна, то он мог быть заключен только в самом конце царского периода, когда Рим находился в орбите этрусского влия­ния и этрусской торговли. Если допустить, что в конце VI в. Рим был за­хвачен Порсенной, а затем этруски были разбиты при Ариции, тем более уместным будет пункт договора, который запрещает карфагенянам зани­мать отпавшие латинские города.

 

Гробница Франсуа

 

Вернемся теперь к стенным изображениям гробницы Франсуа в Вульчи, о которой мы упоминали выше. На них изображена сцена освобожде­ния этрусского авантюриста Целия Вибенны из плена при помощи его вер­ного товарища Мастарны и брата Авла Вибенны. Рядом находится сцена убийства «римлянина Гнея Тарквиния» неким Марком Камительном (Магсе Camitlnas). Эти рисунки, подлинность которых стоит вне всякого сомне­ния и которые датируются III в. до н. э., отражают какой-то древний этру­сский вариант предания. Рядом с ним толкование императора Клавдия, отождествляющего Мастарну с Сервием Туллием, кажется надуманным или основанным на непонимании этрусских сказаний.

 

Гипотеза Де Санктиса

 

Для объяснения этого запутанного клубка фактов, легенд, догадок, про­тиворечий и фальсификаций наиболее правдоподобной кажется гипотеза Де Санктиса, который сближает сцены из гробницы Франсуа с римской традицией о Порсенне. При Тарквиниях, согласно Де Санктису, Рим не был под властью этрусков. Наоборот, Тарквинии воевали с этрусскими полисами и даже подчинили многие из них. Надежные варианты традиции говорят, например, что Тарквиний Старший победил этрусков в двух боль­ших сражениях и был признан верховным повелителем двенадцати горо­дов (Дионисий, III, 57 и след.; Флор, I, 5; Орозий, II, 4). Власть Рима над Этрурией была закреплена Сервием Туллием (Ливий, I, 42; Дионисий, IV, 27) и перешла к Тарквинию Гордому (Ливий, I, 55; Дионисий, IV, 65). Но при последнем Рим был захвачен отрядом какого-то этрусского авантюри­ста (Целия Вибенны, Мастарны или Порсенны — имя здесь не имеет боль­шого значения). Тарквиний, которого римская традиция называет Луцием, а этрусская — Гнеем, был убит, и власть над Римом на некоторое вре­мя (никакой сколько-нибудь точной хронологии здесь установить невозможно) перешла к этрусскому царю. Однако она не была продолжи­тельной. Этруски были разбиты под Арицией латинами и кампанскими гре­ками, и большая часть Лация получила свободу. В связи с поражением этрусков и в Риме усилилось движение латинских элементов, которое за­кончилось восстанием и изгнанием последнего царя. Имя его, конечно, установить невозможно, равно как и весь ход событий.

Впрочем, Де Санктис не придает сколько-нибудь решающего значения движению туземной аристократии. Он утверждает, что царская власть в Риме все равно пала бы и без этрусков, как пала у других италиков. Наобо­рот, он выдвигает теорию о постепенном исчезновении царской власти в Риме подобно тому, как это произошло в Афинах. Однако эта концепция противоречит всей античной традиции, которая на редкость единодушна в вопросе о насильственном падении военной демократии в Риме. Многие исследователи правильно указывают, что ненависть к царской власти («ти­рании»), дожившая до конца Республики, говорит как раз в пользу рево­люционного свержения власти последнего царя.

Хотя в основном движение против Тарквиниев являлось делом рук ла­тинского патрициата, но, по-видимому, и среди последнего не было пол­ного единодушия. Часть знати (и не только этрусской) поддерживала пра­вящий род, о чем можно судить по некоторым указаниям литературных источников.