Таков наиболее распространенный вариант легенды, которая оконча­тельно оформилась к I в. до н. э. и сохранилась у Ливия, Дионисия и Плу­тарха. Но возникла она очень рано, и не в Италии, а в Греции. Первые следы ее мы находим в V в. у Гелланика Лесбосского. У него основателем Рима является сам Эней. Однако когда легенда попала в Италию, возник­ли хронологические трудности: период в 670 лет, протекший между раз­рушением Трои (1184 г.) и изгнанием Тарквиния Гордого, последнего рим­ского царя (510 г.), был слишком велик для того, чтобы туда можно было поместить только 7 традиционных царей. Поэтому пришлось отнять у Энея роль основателя города и между ним и Ромулом вставить ряд промежу­точных персонажей. В первоначальном варианте легенды в качестве осно­вателя города, по-видимому, фигурировало одно лицо: Ром (Rhomos), за­тем под воздействием этрусских родовых имен превратившийся в Италии в Ромула (Romulus). Во время странствований легенды из Греции в Ита­лию и обратно личность основателя удвоилась: Ромул столкнулся с Ро­мом, ставшим потом Ремом. Так появилось двое братьев-близнецов.

Можно подтвердить археологически, что в первоначальной легенде фигурировало одно лицо. В Болонском музее находится стела, датируе­мая первой половиной IV в., на которой изображена волчица, кормящая одного ребенка. Правда, на известной группе «Капитолийская волчица» (в музее Консерваторов в Риме), относящейся к началу V в., изображены два ребенка. Но почти несомненно, что фигуры детей были приделаны только в эпоху Возрождения. Многие данные говорят за то, что версия о двух близнецах сложилась окончательно и была официально принята в Риме только к началу III в.

Таким образом, в рассказе об основании Рима, вероятно, нет никако­го исторического зерна. В нем много «бродячих» мотивов, в частности мотив ребенка, брошенного в реку и случайно найденного (Саргон Ак­кадский, Моисей, Кир Старший). В целом же это этиологическая леген­да. Ромул — герой-эпоним. Его греческое происхождение (от Энея) выз­вано стремлением вывести римлян от греков. В I в. легенда получила официальное признание в связи с желанием доказать божественное про­исхождение рода Юлиев, из которого вышла первая династия римских императоров. Этим объясняется роль, которую играет в легенде Асканий-Юл.

Легенда о Ромуле и Реме была самой известной и распространенной, но далеко не единственной легендой о происхождении Рима. Несколько других версий сохранилось в изложении Плутарха (Ромул,1—2): «От кого и по какой причине получил город Рим свое великое и облетев­шее все народы имя, суждения писателей неодинаковы. Одни пола­гают, что пеласги, обошедшие чуть ли не весь свет и покорившие чуть ли не все народы земли, поселились там и нарекли город этим именем в ознаменовании силы своего оружия. Другие утвержда­ют, что после взятия Трои немногочисленные беглецы, которым удалось сесть на корабли, ветром были прибиты к берегу Этрурии и стали на якорь подле устья реки Тибр. Женщины с большим тру­дом переносили плавание и очень страдали, и вот некая Рома, по-видимому, превосходившая прочих и знатностью рода, и разумом, подала подругам мысль сжечь корабли. Так они и сделали; сначала мужья гневались, но потом волей-неволей смирились и обоснова­лись близ Паллантия, а когда вскоре все сложилось лучше, чем они ожидали, — почва оказалась плодородной, соседи приняли их дружелюбно, — они почтили Рому всевозможными знаками уваже­ния и, между прочим, назвали ее именем город, воздвигнутый бла­годаря ей. Говорят, что с той поры у женщин вошло в обычай цело­вать в губы родственников и мужей, потому что, предав корабли огню, именно так целовали и ласкали они своих мужей, умоляя их сменить гнев на милость. Есть и такое мнение, будто имя городу дала Рома, дочь Итала и Левкарии (по другим сведениям — Телефа, сына Геракла), вышедшая замуж за Энея (по другим сведениям — за Аскания, сына Энея). Иные думают, что город основал Роман, родившийся от Одиссея и Кирки, иные — что Ром, сын Эматиона, отосланный Диомедом из Трои, иные — что это тиран латинян Ромис, изгнавший этрусков, которые когда-то переселились из Фес­салии в Лидию, а оттуда в Италию» (пер. С. П. Маркиша).

ГЛАВА V ЦАРСКИЙ ПЕРИОД

Античная традиция единодушно называет семь римских царей. Ромул высту­пает как военный и политический организатор римской общины, а Нуме Помпилию приписывается религиозное устройство Рима. С правлением пятого царя — Тарквиния Приска — связывают воцарение в Риме этрусской династии. По сооб­щению традиции, шестой царь — Сервий Туллий — провел военную и админи­стративную реформы римского общества. Деспотическое правление последнего римского царя — Тарквиния Гордого — привело к падению царской власти в Риме.

754 — 717 гг. — правление Ромула.

Конец VII в. — установление этрусского господства в Риме.

Середина VI в. — реформы Сервия Туллия.

510/509 г. — падение царской власти в Риме.

Семь царей

Традиция неизменно говорит о семи римских царях, всегда называя их одними и теми же именами и в одном и том же порядке: Ромул, Нума Помпилий, Тулл Гостилий, Анк Марций, Тарквиний Приск (Древний), Сервий Туллий и Тарквиний Гордый.

Ромул

Ромулу приписывали укрепление Палатина и организацию римской общины. Он создал сенат из 100 «отцов», установил знаки отличия вер­ховной власти (12 ликторов), разделил народ на 30 курий по именам са­бинских женщин, учредил три трибы — Рамнов, Тициев и Люцеров, уст­роил убежище для беглецов (asylum), чтобы таким путем увеличить насе­ление города, и проч.

При Ромуле произошло слияние с сабинской общиной. Предание рас­сказывает об этом следующим образом. Римлянам нужны были жены, а так как никто из соседей не хотел отдавать своих дочерей в их разбойничье гнездо, то Ромул решил пойти на обман. В городе устроили праздник, на который пригласили соседей. Явилось много жителей окрестных городов, в том числе и весь сабинский народ с женами и детьми. В разгар праздника римская молодежь бросилась на девушек и похитила их. Испуганные и оскорбленные родители бежали, жалуясь на нарушение закона гостепри­имства. Из-за этого вспыхнула война с теми городами, откуда происходи­ли похищенные.

Особенно серьезной была война с сабинами, во главе которых стоял царь Тит Таций. Однако сабинские женщины уже успели привыкнуть к своим мужьям, и когда начался решительный бой, они бросились между рядами сражающихся и помирили их. После этого сабины переселились в Рим и образовали с римлянами одно государство. Тит Таций стал соправи­телем Ромула. Когда же он погиб, Ромул соединил в своих руках единую верховную власть. О конце Ромула существовало две версии: согласно одной — он был живым взят на небо, согласно другой — убит «отцами».

Мы уже видели, что легенда о Ромуле чисто этиологическая. Некото­рым отзвуком исторической действительности может служить только объе­динение римской и сабинской общин. Детали и здесь выдуманы: похище­ние девушек — для объяснения римских свадебных обычаев, двойствен­ность власти Ромула и Тита Тация — как параллель двойственности высшей республиканской магистратуры (консулата).

Тит Ливий излагает самую знаменитую римскую легенду о похище­нии сабинянок так (I, 9): «Рим стал уже так силен, что мог бы как равный воевать с любым из соседних городов, но срок этому могу­ществу был человеческий век, потому что женщин было мало и на потомство в родном городе римляне надеяться не могли, а брачных связей с соседями не существовало. Тогда, посовещавшись с отца­ми, Ромул разослал по окрестным племенам послов — просить для

нового народа союза и соглашения о браках... Эти посольства нигде не нашли благосклонного приема — так велико было презрение со­седей и вместе с тем их боязнь за себя и своих потомков ввиду вели­кой силы, которая среди них поднималась. И почти все, отпуская послов, спрашивали, отчего не откроют римляне убежище и для жен­щин: вот и было бы им супружество как раз под пару. Римляне были тяжко оскорблены, и дело явно клонилось к насилию. Чтобы выбрать время и место поудобнее, Ромул, затаив обиду, прини­мается усердно готовить торжественные игры в честь Нептуна Кон­ного, которые называет Консуалиями. Потом он приказывает извес­тить об играх соседей, и все, чем только умели или могли в те времена придать зрелищу великолепие, пускается в ход, чтобы об играх гово­рили и с нетерпением их ожидали. Собралось много народу... Все многочисленное племя сабинян явилось с детьми и женами. Их гос­теприимно приглашали в дома, и они, рассмотрев расположение го­рода, стены, многочисленные здания, удивлялись, как быстро вырос­ло римское государство. А когда подошло время игр, которые заняли собой все помыслы и взоры, тут-то, как было условлено, и случилось насилие: по данному знаку римские юноши бросились похищать де­виц. Большею частью хватали без разбора, какая кому попадется, но иных, особо красивых, предназначенных виднейшим из отцов, прино­сили в дома простолюдины, которым это было поручено. Одну из де­виц, самую красивую и привлекательную, похитили, как рассказыва­ют, люди некоего Талассия, и многие спрашивали, кому ее несут, а те, опасаясь насилия, то и дело выкрикивали, что несут ее Талассию; от­сюда и происходит этот свадебный возглас» (пер. В. М. Смирина). О происхождении этого свадебного возгласа подробнее рассказыва­ет Плутарх (Ромул, 15): «Среди похитителей, говорят, обращала на себя внимание кучка людей из простого народа, которые вели очень высокую и необыкновенно красивую девушку. Им навстречу попа­лось несколько знатных граждан, которые стали было отнимать у них добычу, тогда первые подняли крик, что ведут девушку к Талассию, человеку еще молодому, но достойному и уважаемому. Услы­шав это, нападавшие ответили одобрительными возгласами и руко­плесканиями, а иные, из любви и расположения к Талассию, даже повернули назад и пошли следом, радостно выкрикивая имя жениха. С тех пор и по сей день римляне на свадьбах припевают: "Талассий! Талассий!" — так же, как греки "Гименей! Гименей!" — ибо брак Талассия оказался счастливым. Правда, Секстий Сулла из Карфагена, человек, не чуждый Музам и Харитам, говорил нам, что Ромул дал похитителям такой условный клич: все, уводившие девушек, воскли­цали "Талассий!", и восклицание это сохранилось в свадебном обря­де. Но большинство историков, в том числе и Юба, полагают, что это призыв к трудолюбию, к прилежному прядению шерсти (talasia): тогда, мол, италийские слова еще не были так густо примешаны к греческим. Если их предположение верно и если римляне тогда упот­ребляли слово "таласиа" в том же смысле, что мы теперь, можно все объяснить по-иному и, пожалуй, более убедительно. Ведь между сабинянами и римлянами вспыхнула война, и в мирном договоре, заключенном после ее окончания, было сказано: похищенные саби­нянки не должны делать для своих мужей никакой работы, кроме прядения шерсти. И впоследствии родители невесты, или сопровож­давшие ее, или вообще присутствовавшие на бракосочетании, шутли­во возглашали: "Талассий!", — напоминая и подтверждая, что моло­дой жене предстоит только прясть шерсть, а иных услуг по хозяй­ству требовать от нее нельзя. Принято и поныне, чтобы невеста не сама переступала порог спальни, но чтобы ее вносили на руках, ибо и сабинянки вошли в дом мужа не своей волей, но были приведены силой» (пер. С. П. Маркиша).

Плутарх имеет в виду один из самых древних и самый торжественный обряд бракосочетания, называвшийся confarreatio. Подобный способ заключения брака сопровождался ауспициями, жертвоприношениями и другими обрядами, среди которых видное место принадлежало пи­рогу из полбы (panis farreus). Оно происходило в присутствии верхов­ного понтифика, фламина Юпитера и 10 свидетелей. В основе этого вида брака — умыкание невесты, символом которого являлось пере­несение невесты женихом через порог собственного дома. Отсюда и смысл confarreatio — обряд примирения, знаком которого служило преломление и совместное отведывание пирога новобрачными. Равным образом окружена легендами и кончина Ромула. Ливий (I,16) пишет: «По свершении бессмертных этих трудов, когда Ромул, со­звав сходку на поле у Козьего болота, производил смотр войску, вне­запно с громом и грохотом поднялась буря, которая окутала царя густым облаком, скрыв его от глаз сходки, и с той поры не было Ромула на земле. Когда же непроглядная мгла вновь сменилась мир­ным сиянием дня и общий ужас наконец улегся, все римляне увиде­ли царское кресло пустым; хотя они и поверили отцам, ближайшим очевидцам, что царь был унесен вихрем, все же, будто пораженные страхом сиротства, хранили скорбное молчание. Потом сперва не­многие, а за ними все разом возглашают хвалу Ромулу, богу, богом рожденному, царю и отцу города Рима, молят его о мире, о том, чтобы, благой и милостивый, всегда хранил он свое потомство. Но и в ту пору, я уверен, кое-кто втихомолку говорил, что царь был растерзан руками отцов — распространилась ведь и такая, хоть очень глухая, молва; а тот, первый, рассказ разошелся широко благодаря преклонению перед Ромулом и живому еще ужасу. Как передают, веры этому рассказу прибавила находчивость одного человека, а именно: когда город был обуреваем тоской по царю и ненавистью к отцам, явил­ся на сходку Прокул Юлий и заговорил с важностью, хоть и о стран­ных вещах. "Квириты, — сказал он, — Ромул, отец нашего города, внезапно сошедший с неба, встретился мне нынешним утром. В бла­гоговейном ужасе стоял я с ним рядом и молился, чтобы не зачлось мне во грех, что смотрю на него, а он промолвил: "Отправляйся и возвести римлянам: угодно богам, чтобы мой Рим стал главой всего мира. А посему пусть будут усердны к военному делу, пусть ведают сами и потомству передают, что нет человеческих сил, способных противиться римскому оружию". И с этими словами удалился на небо". Удивительно, с каким доверием выслушали вестника, пришед­шего с подобным рассказом, и как просто тоска народа и войска по Ромулу была утолена верой в его бессмертие» (пер. В. М. Смирина).