1 Орден Сан Франсиско (Святого Франциска) (Orden San Francisca) - монашеский орден франсисканцев (францисканцев), основан в 1207-1209 гг., назван по имени своего основателя святого Франциска Ассизского (1182 г. — 1226 г.), религиозного деятеля (начал проповедовать в 1206 г.). Орден, наряду с другими монашескими орденами, принимал активное участие в колонизации Америки.

2 Индульгенция (от лат. indulgentia — милость, снисходительность) - у католиков — грамота об отпущении грехов, выдаваемая римско-католической церковью от имени папы римского за особую плату.

3 5 апреля 1521 г. по старому стилю, а по новому — 15 апреля 1521 г.

4 Куаунауак (Cuauhnahuac) - этот город захвачен конкистадорами в 1521 году, с 1530 г. — резиденция Эрнана Кортеса; ныне Куэрнавака (Cuernavaca) - административный центр штата Морелос в Мексике.

5 Доблестно сопротивлялись конкистадорам шочимильки, союзники мешиков. Фернандо де Альба Иштлильшочитль в своем труде «Реляции» рассказывает: «(«Тринадцатая реляция о прибытии испанцев и начале Евангельского Закона, написанная доном Фернандо де Альбой Иштлильшочитлем») .. .69. — Шочимильки сели в свои лодки и сражались до ночи, во время которой они спрятали в надежном месте своих жен, стариков и все имущество. На следующий день они разрушили мост… и отважно сражались в поле, как подобает воинам, и привели наших [(испанцев и их союзников-индейцев)] в сильное замешательство, пленив даже на какое-то время Кортеса, который упал со своей лошади. И пришли затем испанцы, и аколуа, и все остальные и спасли его…» Кортес, как сообщает Антонио де Эррера-и-Тордесильяс, после своего чудесного спасения искал, расспрашивал всех о храбром тлашкальце, вырвавшем его из рук врагов; так и не найдя его, Кортес впоследствии утверждал, что спасением он обязан своему покровителю святому Петру.

6 Об этом заговоре Антонио де Солис-и-Рибаденейра в «Истории завоевания Мешико» рассказывает так: «(Книга V. глава XIX) …Один из старших испанских солдат прийдя в квартиру Кортеса, заявил с неким смущением, показывающим важность причины его прихода, что ему необходимо переговорить с ним без свидетелей. Как только Кортес пустил его к себе, он объявил ему, что когда Кортес отсутствовал, некоторые солдаты сговорились убить его и его друзей. Сей заговор, по его словам, был организован простым солдатом, и по следствию оказалось, что был это Антонио де Вильяфанья. Первоначальный замысел которого был уйти, поскольку трудности сего предприятия [против Мешико] ему стали совсем непереносимы. Первое свое недовольство проявил он ропотом, а после оно дошло до опаснейших умыслов. Он и его сообщники хулили Кортеса за его упорство в этом предприятии и часто говорили, что не хотят потерять свою жизнь из-за его дерзости. Говорили они о плавании к острову Куба, как о деле, которое очень скоро в действительности совершить можно было. Они собирались, обсуждая это дело, и хотя не видели больших препятствий для того, чтобы покинуть лагерь и под видом полученного приказа от Кортеса идти в Тлашкалу, однако, при этом они приходили в замешательство и не знали, что делать, понимая, что им необходимо прибыть в Вера Крус, чтобы взять там себе судно. А если бы они пришли в Вера Крус без послания от Кортеса, то их бы, взяв под караул, в тюрьму посадили и весьма жестоко наказали. Эти препятствия их удерживали всегда от осуществления их замыслов, только от них они не отказывались и не знали лишь, как найти средство, чтобы намерение свое осуществить. Наконец Антонио де Вильяфанья, у которого в квартире это сборище бывало, предложил, что весьма легко можно добиться свершения их замысла, если убить Кортеса вместе со знатнейшими капитанами и советниками, и на его место выбрать другого предводителя, который имел бы меньшую охоту к предприятию против Мешико и легко бы склонился к их желанию. Под его предводительством могли бы они избежать звания дезертиров и явиться к Диего Веласкесу, который почел бы злодейство их за совершенную ему услугу, и представлением своим исходатайствовал у испанского двора, чтобы их злодеяния были бы признаны за оказанную службу королю. После этого предложения они все, обняв Вильяфанью, это одобрили. Тут же написали быстро заговор, который все находившиеся там подписали, таким образом собственноручно обязались следовать за ним в этом проклятом деле. Это дело столь тайно совершалось и было столь легко осуществимым, что число подписавшихся ежедневно увеличивалось, и не без причины опасались, что сей тайный яд настолько далеко разольется, что его едва удержать можно будет. Они все одобрили сделать пакет с письмами и о нем сказать, что прислан из Вера Круса с письмами из Испании. Его они хотели вручить Кортесу, когда он будет кушать со знатнейшими капитанами, и договорились войти туда все под таким видом, что желают услышать новости из Испании. И как только начнет Кортес читать первое письмо, то воспользовавшись тем, что внимание его будет отвлечено, они хотели заколоть его и других вместе с ним находящихся, а после собирались пробежать по всем улицам, объявляя о свободе, что на их взгляд будет достаточной причиной, чтобы всех солдат склонить на свою сторону. Сверх того хотели они перебить всех, на кого имели подозрение. Среди таких считались: Кристобаль де Олид, Гонсало де Сандоваль, Педро де Альварадо и его братья, Луис Марин, Педро де Ирсио, Берналь Диас дель Кастильо и другие солдаты, которым доверял Кортес. Они думали выбрать себе генерал-капитаном Франсиско Вердуто, которого во-первых склонить к тому надеялись, поскольку женат он был на сестре Диего Веласкеса, и следовательно, он лучше всех мог защищать их партию. Но зная благородный его нрав, и что он честь и справедливость высоко почитает, не смели они ему объявить заранее о своем замысле и надеялись, что примет он их предложение как единственное средство к своему спасению. Все это и рассказал тот солдат, прося даровать ему жизнь в награду за верность, ибо и он находился в числе подписавших. Кортес вознамерился сам быть при аресте Вильяфаньи, дабы обличить его преступление на первом же допросе. Ибо обычно часто от первого допроса очень много зависит, ясна ли истина или темна и сомнительна. Это же дело было такой важности, что требовало всяческой осторожности, да и нельзя было медлить, как это обычно бывает в судах. Поэтому тотчас пошел он с двумя эскривано и с несколькими капитанами, чтобы взять под караул Вильяфанью. Он застал бунтовщика с тремя или четырьмя сообщниками в его квартире и при первом его замешательстве арестовал его; после чего остальным бывшим при том дал знак, чтобы они отошли в сторону, под предлогом, что он тайно допросить его намерен. Полученным известием Кортес уличал его в преступлении, а заметя бумагу, спрятанную у Вильяфаньи за пазухой, вытащил ее оттуда, и при чтении узнал имена тех, чья неверность привела его в столь великое изумление, ибо такого от них он не ожидал. Однако, скрывая это от других, приказал, чтобы четверых, находившихся у Вильяфаньи, содержать в тюрьме отдельно от него. После, уходя оттуда, велел судебным чиновникам исследовать это дело как можно быстрее, не вмешивая в него других персон. Вильяфанья, уличенный подписями сообщников и думая, что на него донес кто-то из его друзей, тотчас признался в своем преступлении; затем, согласно военному времени, он был приговорен к смерти, и той же ночью казнь была совершена, предоставив ему перед этим несколько часов, чтобы приготовиться к смерти. На следующий день утром его увидели висящим у окна перед его квартирой, поэтому узнали его преступление и наказание. От этого виновные еще больше устрашились, а остальные еще больше гнушались этого преступления. Кортес большим числом тех, которые, замысел Вильяфаньи одобряя, подписались, был весьма опечален и огорчен. Но поскольку не мог он поступить строго по справедливости, ибо потерял бы тем столь многих испанских солдат, то для освобождения виновных от наказания и чтобы избежать ему самому упреков, что проявил весьма великую при том слабость, приказал объявить, что Вильяфанья список, в котором, по его мнению, написаны были имена виновных, на мелкие кусочки разорвав, проглотил. После созвал он капитанов и солдат, объявил им о мерзком замысле, направленном на него самого и на жизнь многих других там находившихся. Притом сказал он еще, что почитает за счастье, что не узнал о тех, кто в этой измене замешан. По предосторожности Вильяфаньей совершенной, чтобы утаить от него список виновных, он может сделать вывод, что число их специально было завышено, но желает их понять, и более всего друзей своих всячески просит, чтобы они постарались и разыскали, нет ли кого, им недовольного, из солдат или не считает ли кто, что в его поступках есть то, что ему следует поправить. Он желает, чтобы его солдаты всем были довольны, и он также склонен исправить свои собственные ошибки, как и готов употребить величайшую строгость, если заметит, что из-за этой поблажки в наказании кто-либо станет хуже исполнять свои обязанности. Вскоре после этого освободил он четверых солдат, которых застал у Вильяфаньи. Злоумышлявшие, как по этому, так и по не изменившемуся его отношению к ним, утвердились во мнении, что Кортес не узнал о них. Поэтому исполняли свои обязанности с большим рвением, считая, что во всем должны проявлять больше послушания, чем прежде, чтобы полностью исчезли догадки, какие могли бы быть о совершенном ими преступлении. Такая осторожность Кортеса, скрывшего имена виновных, была весьма полезна и безусловно необходима, чтобы не потерять ему столь многих испанцев, которые нужны ему были для предприятия [против Мешико]. Да, это было еще великодушием, поскольку мог он тайное свое огорчение столько скрывать, что не вызвал подозрения у виновных. Сей знак его разума конечно велик и отлично показывает его умение владеть чувствами. И поскольку он великое доверие к своим подчиненным стал считать за ошибку, которая ослабляет осторожность, то выбрал себе отряд телохранителей, состоящий из двенадцати солдат и одного капитана. Возможно также, что он использовал это обстоятельство и как случай, чтобы власти своей придать большую важность».

7 Как рассказывает Антонио де Эррера-и-Тордесильяс, бригантины, украшенные флагами Кастилии, были спущены на воду, вызвав у зрителей, испанцев и их союзников-индейцев, такой восторг, что крики восхищения и радости заглушили музыку и грохот артиллерийского салюта. Испанцы запели «TeDeum», вознося хвалу Богу; сам Кортес был растроган больше всех, ведь теперь у него была и на воде мощная сила.

К главе «Борьба за дамбы»

1 Для более полной картины приведем сообщения еще трех авторов — Антонио де Солиса-и-Рибаденейры, Фернандо де Альбы Иштлильшочитля и Эрнана Кортеса. Антонио де Солис-и-Рибаденейра, опираясь на данные Антонио де Эрреры-и-Тордесильяса, сообщает в «Истории завоевания Мешико»: «(Книга V, глава XX) Спуск на воду бригантин; сухопутное войско разделяет на три части, чтобы одновременно нападать на Мешико от Тлакопана, Истапалапана и Койоакана; Эрнан Кортес идет вперед по озеру и разбивает большой флот мешикских лодок. Кортес при всех таких печальных обстоятельствах не оставил, однако, всякие приготовления, необходимые для столь важного предприятия. Бригантины счастливо спустили на воду, и за совершение сего строения должно было благодарить искусного и прилежного Мартина Лопеса. Отслужена была месса Святого Духа, и на ней получили причастие Эрнан Кортес вместе со всеми испанцами. Благословлены были суда; и каждое, по обыкновению, получило свое имя. Между тем, как необходимые вещи на суда переносили, готовили паруса и канатные снасти, Кортес сделал смотр испанцев, их было тогда 900 человек: 194 — с аркебузами и арбалетами; другие — с мечами, щитами и копьями, еще 86 — конных, да 18 пушек, из них 3 больших чугунных и 15 бронзовых фальконетов вместе с достаточным запасом пороха и ядер. Эрнан Кортес посадил на каждую бригантину по 25 испанцев, вместе с одним капитаном, 12 гребцами, по 6 с каждого борта, и на каждом судне было по одному орудию. Капитанами были: Педро де Барба, уроженец Севильи; Гарсия де Ольгин из Какереса [в Испании]; Хуан Портильо из Портильо [в Испании]; Хуан Родригес де Вилья-фуэрте из Медельина; Хуан Харамильо из Сальватьерры в Эстремадуре: Мигуэль Диас де Аус-арагонец; Франсиско Родригес Магариньо из Мериды; Кристобаль Флорес из Валенсии де Дон Хуан [в Испании]; Антонио де Карвахаль, из Саморы [в Испании]; Херонимо Руис де ла Мота, из Бургоса; Педро Брионес, из Саламанки; Родриго Морехон де Лобера из Медины дель Кампо; и Антонио Сотело из Саморы; которые тотчас погрузились на свои судна, что должны были защищать и оказывать поддержку другим. После распределения таким образом тех, кто действовать должен был на озере, вознамерился Кортес с согласия своих капитанов захватить три главных входа на дамбы, ведущие в Мешико, у Тлакопана, Истапалапана и Койоакана, не медля при Шочимилько, дабы не быть вынужденным разделять дополнительно свое войско, и дабы оно без больших задержек могло получать приказы. Войско свое он разделил на три части; Педро де Альварадо поручил он отправиться в Тлакопан, дав ему должность главного командира в этом походе, вся его сила состояла из 150 испанцев, из 30 конных, двух орудий и из 30 000 тлашкальцев с их вождями, и испанцев разделил он на три роты под предводительством капитанов Хорхе де Альварадо, Гутьерре де Бадахоса и Андреса де Монхараса. Нападение на Койоакан поручил маэстре де кампо Кристобалю де Олиду со 160 испанцами, разделенными на три роты под командой капитанов Франсиско Вердуго, Андреса де Тапии и Франсиско де Луго, с 30 конными, с двумя орудиями и около 30 000 союзных индейцев, и, наконец, поручено Гонсало де Сандовалю взятие Истапалапана со 150 испанцами под командой капитанов Луиса Марина и Педро де Ирсио, с двумя орудиями, с 24 конными и всеми людьми из Чалько, Уэшоцинко и Чолулы, которых насчитывалось больше 40 000 человек. О числе союзников, бывших при том взятии, следуем мы сообщениям Антонио де Эрреры, поскольку Берналь Диас дель Кастильо насчитывает у каждого из этих трех предводителей только по 8 000 тлашкальцев и при этом весьма часто повторяет, что они причиняли больше замешательства, нежели оказывали помощь; а поскольку он ни словом не упоминает, куда делись многие тысячи людей, которые из других племен около Мешико вместе с испанцами собрались, то следует отнести это к превеликому его честолюбию, что только испанцам честь взятия Мешико приписывает. Ведь взятие Мешико, по моему мнению, само по себе достаточно велико и важно, когда сообщается только то, что соответствует правде; и так Берналь Диас дель Кастильо о сем деле недостаточно рассудил, когда собственными своими измышлениями делает его невероятным». Фернандо де Альба Иштлильшочитль в труде «Реляции» сообщает: «(«Тринадцатая реляция, о прибытии испанцев и начале Евангельского Закона, написанная доном Фернандо де Альбой Иштлильшочитлем»)… 76. — Во второй день праздника Духа Святого [(Подвижный церковный (католический) праздник Духа Святого (Espiritu Santo), празднуемый римско-католической церковью в четверг на 40-й день с начала Пасхи (31 марта 1521 г. по ст. ст.), в 1521 году — 9 мая по старому стилю, а по новому — 19 мая 1521 г.; таким образом, во второй день праздника — 10 мая (пятница) 1521 г. по ст. ст., а по новому — 20 мая 1521 г.)], когда уже была вся его армия собрана в Тескоко, Кортес произвел смотр со своими испанцами, и то же сделал Иштлильшочитль, во всем войске которого были 200 000 воинов и 50 000 работников для изготовления мостов и других нужных дел: 50 000 человек из Чалько, Ицоакана, Куаунауака, Тепейака и иных мест, подчиненных королевству Тескоко, которые были расположены на южной стороне, а другие 50 000 из города [Тескоко] и его провинции, не считая 8 000 командиров — жителей и уроженцев города [Тескоко]; другие 50 000 — из провинций Отумбы, Толацинко, Шилотепека и иных мест, которые также подчинялись городу [Тескоко] и были они аколуа, и, наконец, другие 50 000 — циуколуаки, тлалаукуитепеки и из иных провинций, которые были расположены на северной стороне и были подчинены королевству Тескоко, вот так были получены объявленные выше все 200 000 воинов. 77. — Так же Иштлильшочитль велел собрать все лодки, часть из них сопровождали бригантины, а остальные перевозили продовольствие и другие нужные вещи для армии. 78. — Также в тот день произвели смотр тлашкальцы, уэшоцинки и чолульцы, каждый сеньор со своими вассалами, и оказалось их всех больше 300 000 воинов. Кортес, увидев такое множество людей, которые были на его стороне, договорившись с Иштлильшочитлем и всеми остальными сеньорами, их распределил следующим образом; так Кортесом было приказано Педро де Альварадо идти в Тлакопан вместе с 30 конными, 170 солдатами-пехотинцами и 50 000 из Отумбы, Толанцинко и других мест, которым Иштлильшочитль приказал пойти вместе с ним, а командовать ими приказал своему брату Куаутлистакцину и Чичинкуацину, сеньору из Чиаутлы, а также пошло в поддержку ему [Педро де Альварадо] все войско тлашкальцев. 79. — Кристобалю де Олиду, который был другим предводителем, [Кортес] дал 33 конных испанца, 180 солдат-пехотинцев и две пушки, как и прочим отправлявшимся [корпусам], и других 50 000 человек из Циуколуака и прочих провинций с северной стороны, а командовал ими Тетлауелуескуитицин, брат Иштлильшочитля, и другие сеньоры со своими товарищами, а направились они в Койоакан. 80. — Гонсало де Сандовалю, который был другим предводителем, [Кортес] дал 23 конных, 170 солдат-пехотинцев и две пушки, а в поддержку им, — из Чалько, Куаунауака и из прочих мест, расположенных на юге, — столько же, как у других [предводителей корпусов — 50 000 воинов, подчиненных Тескоко], и командующими также были их сеньоры и несколько братьев Иштлильшочитля; также вместе с ними пошли тольтеки и уэшоцинки, для выхода в Истапалапану и разгрома его расположили при нем свой лагерь, где с большим жаром принялись за дело. Также были распределены между всеми ними [тремя корпусами] 50 000 работников для изготовления мостов и разрушения всего другого, необходимого по распорядку. 81. — А Кортес взял себе бригантины, став командующим флота, при себе оставив Иштлильшочитля с 16 000 лодок, в которых были 50 000 тескокцев, его вассалов, и 8 000 весьма храбрых командиров для уничтожения врагов на озерах и на скалистом островке [(«Маркизовой скале» на озере у Мешико)]. 82. — В Мешико, не теряя времени даром, также подготавливали вое необходимое и укрепляли город короли — Куаутемок, Коанакочцин [(сбежавший правитель Тескоко)] и Тетлепанкецальцин [(правитель Тлакопана, двоюродный брат Куаутемока)], а собрали они почти 300 000 человек на его защиту…» Сам же Эрнан Кортес, в третьем письме-реляции Карлу V сообщает следующее: «Во второй день праздника [Духа Святого] я приказал выходить всем людям, пешим и конным, на площадь города Тескоко для построения и назначения предводителей, которые должны были вести три корпуса воинов, которым следовало расположиться при трех городах, что были вокруг Теночтитлана [-Мешико]. В первый корпус я назначил предводителем Педро де Альварадо, дав ему 30 конных, 18 арбалетчиков и аркебузников, и 150 солдат-пехотинцев [(peones)], каждый с мечом и щитом, и более 25 000 воинов из Тлашкалы — эти должны были разместить свой лагерь при городе Тлакопане. В другой корпус назначил предводителем Кристобаля де Олида, которому дано было 33 конных, 18 арбалетчиков и аркебузников и 160 солдат-пехотинцев, каждый с мечом и щитом, и более 20 000 воинов наших друзей [-индейцев], а [все] эти должны были разместить свой лагерь при городе Койоакан. В третий же корпус я назначил предводителем старшего альгуасила [Новой Испании] Гонсало де Сандоваля, дав ему 24 конных, 4 аркебузников и 13 арбалетчиков и 150 солдат-пехотинцев, каждый с мечом и щитом; 50 из них — отборные молодцы, которые прибыли вместе со мной [с Кубы], — и всех людей из Уэшоцинко, Чуруртекаля и Чалько, которых было более 30 000 человек; и эти все должны были идти на город Истапалапан и, разгромив его, перейти вперед по дороге [на дамбе] в озере, с помощью и под прикрытием бригантин, и соединиться с корпусом [Кристобаля де Олида] из Койоакана, для чего затем и я выступил с бригантинами по озеру, велев старшему альгуасилу расположить свой лагерь, где он сочтет удобным. На 13 бригантин, с которыми я должен наступать по озеру, было назначено 300 человек; все больше моряки и весьма искусные; таким образом, на каждой бригантине были 25 испанцев, и каждая фуста [(fusta — легкое гребное судно с парусом; Кортес и так называет свои бригантины (bergantines))] несла своего капитана и веедора, и 6 арбалетчиков и аркебузников».

2 Антонио де Солис-и-Рибаденейра в «Истории завоевания Мешико» так рассказывает об этих событиях: «(Книга V, глава XIX) .. .Вскоре после этого случилось иное происшествие, которое хотя было другого свойства, тем не менее, также было достойно называться бунтом. Шикотенкатль [«Молодой»], возглавлявший тлашкальское войско, вознамерился покинуть армию [Кортеса], или по какому-то неудовольствию, в которое столь надменный человек легко прийти мог, или потому, что имел на сердце вражду против испанцев. Для этого он, собрав несколько отрядов своих людей, многими обещаниями склонил их к тому, что решились они последовать за ним, после чего тихонько ночью ушли от войска. Кортес, получив о том известие от самих тлашкальцев, сильно опечалился, что столь знатный сеньор подал скверный пример, могущий иметь опасные последствия, поскольку собирались тогда предпринять столь важное завоевание. Он отправил тотчас к нему несколько знатных индейцев-тескокцев, которые должны были употребить всякое старание, чтобы его уговорить, по крайней мере, объяснить причину его поступка. Но данный им ответ, который был не только весьма дерзостен, но и очень неучтив и наполнен презрением, побудил Кортеса на еще больший гнев, так что он две роты испанцев и достаточное число индейцев из Тескоко и Чалько послал с именным приказом, чтобы либо привели его назад под караулом, либо, если это не удастся, убили. Это последнее они и были вынуждены совершить, так как он оказал упорное сопротивление тем, кто его преследовал, тлашкальцы же тотчас оставили его. И все они вернулись потом в лагерь, оставив труп Шикотенкатля висящим на дереве. Так же рассказывает об этом событии и Берналь Диас. Но Антонио де Эрерра сообщает, что Шикотенкатлъ был доставлен в Тескоко, и что Кортес, испросив у совета позволения, в городе его повесил. Но это известие не столь вероятно, как прежнее, ибо Кортес при столь великом числе тлашкальцев не стал бы так позорно наказывать знатнейшую их персону, так как мог этим вызвать к себе ненависть у всего народа. Некоторые рассказывают, что испанцам, за ним посланным, было тайно приказано его убить, такой замысел был не столь опасен. Но как бы то ни было, однако бесспорно то, что Кортес с обычной своей осмотрительностью, простирающейся на все, что только было возможно, всесторонне продумал это дело и совершил все столь осмотрительно, что ни тлашкальцы, ни отец Шикотенкатля на смерть его нисколько не жаловались. Кортес за несколько еще дней до его бегства дал совету Тлашкалы знать, что сей молодой сеньор настолько много провинился, что худо говорил о Кортесе и предприятие против Мешико старался представить очень ненадежным. При этом Кортес просил их отозвать Шикотенкатля под каким-либо другим предлогом, отстранив от войска; в противном случае вынужден он будет употребить против Шикотенкатля свою власть, дабы отвратить такие непорядки. Совет, в котором отец его присутствовал, отвечал Кортесу на это, что за преступление — заводить бунт в войске, надлежит по законам казнить смертью. И так Кортес может по своему усмотрению поступить с ним со всей строгостью, какую применили бы они сами против Шикотенкатля, если бы возвратился в Тлашкалу либо он сам, либо некоторые из его последователей. Сие подлинно, что это позволение способствовало смерти Шикотенкатля, ведь Кортес дерзость его столько дней терпеливо сносил и употреблял всегда мирные средства, чтобы склонить его к другим мыслям. И я согласен с Берналем Диасом дель Кастильо в том, что казнен Шикотенкатль был вне Тескоко; ибо Кортес хорошо знал, что воздействие на ум бывает гораздо большее от увиденного, чем от услышанного». А Франсиско Хавьер Клавихеро в «Древней истории Мексики» сообщает: «(Книга X, глава XVI) Семья и имущество Шикотенкатля «Молодого» перешли во владение короля Испании и были доставлены в Тескоко, в том числе 30 женщин, а также большое количество золота, украшений из перьев и дорогих хлопчатобумажных одеяний».

3 13 мая 1521 г. по старому стилю, а по новому — 23 мая 1521 г.

4 После этого в Мешико вода была лишь из колодцев (за исключением двух или трех солоноватая), дождевая и та, что доставлялась на лодках. Положение мешиков было тяжелым, но они смело встретили смертельную опасность, так как, по словам Бернардино де Саагуна: «только по своей воле покорится теночк [(мешик)] или погибнет». Здесь же приводим слова Куаутемока, обращенные к мешикам, из «Истории индейцев Новой Испании и островов у материка» Диего Дурана: «Храбрые мешики! Вы видите, что все наши вассалы восстали против нас, и уже имеем мы в качестве врагов не только тлашкальцев, чолульцев и уэшоцинков, но и тескокцев, чальков, шочимильков и тепанеков, которые нас предали и перешли к испанцам, выступив теперь против нас. Поэтому я прошу вас вспомнить о храбром сердце и храброй душе чичимеков, наших предков, которые, будучи в малом числе во время прибытия на эту землю, отважились атаковать ее… и подчинить своей могучей рукой весь этот новый мир и все народы… Вот почему, о храбрые мешики, не теряйтесь и не страшитесь! Укрепите душу и отважное сердце, чтобы выйти на новую битву! Поймите, если вы на нее не пойдете, то станут вечными рабами ваши жены и дети, а ваше имущество будет отнято и разграблено… Не смотрите, что я слишком молод, и помните: то, что я вам сказал, — правда, и вы обязаны защищать ваш город и вашу родину, которую я обещаю вам не покидать до смерти или до победы».

5 …через 4 дня после праздника Тела Христова — подвижный церковный праздник Тела Христова (Corpus Christi), празднуемый римско-католической церковью в понедельник на 51-й день с начала Пасхи (31 марта 1521 г. по ст. ст.), в 1521 году — 20 мая по старому стилю, а по новому — 30 мая 1521 г.; таким образом получается, что корпус Гонсало де Сандоваля вышел из Тескоко 25 мая 1521 г. (по ст. ст.) - 4 июля 1521 г. (по н. ст.).

6 Остров Тепацинко — после взятия Мешико его называли «Маркизовой скалой» по Кортесу, получившему титул маркиз.

7 Около места, где соединялась дамба из Койоакана с главной дамбой из Истапалапана, ближе к Мешико, находилось укрепление Шолоко, которое было затем захвачено конкистадорами. О действиях бригантин сообщает Кортес в третьем письме-реляции Карлу V: «Каждый день шли бои, и бригантины сжигали вокруг города [Мешико] все строения, какие могли… Мы вклинились [бригантинами] в их ряды и разбили множество лодок, убили и потопили множество врагов, и это было сделано превосходно, это надо было видеть…»

8 Имеется в виду знаменитое чудотворное изображение Девы Санта Марии в монастыре городка Гуадалупе в Испании.

9 Кулуакан (Culhuacan) сохранил свое название.

10 …накануне праздника Сеньора Сан Хуана в июне… — (см. прим. 39 к главе «Экспедиция в Табаско»), то есть 23 июня 1521 г. по старому стилю, а по новому — 3 июля 1521 г. Кортес так рассказывает в третьем письме-реляции Карлу V о борьбе за дамбы и предместья Мешико: «Много раз входили мы по дамбам и мостам в город [Мешико], хотя индейцы, имевшие там оборонительные сооружения, сопротивлялись с большим упорством. Часто они делали вид, что отступают, заманивая нас внутрь [города]… Залпами и атаками конницы мы нанесли им большой урон… Иной раз мы делали вид, что бежим, а сами поворачивали коней на них и всегда захватывали добрую дюжину этих дерзких воинов; благодаря этому, а также многочисленным засадам, которые мы им устраивали, они все время оказывались в трудном положении. И поистине радостно было видеть все это. Но каким бы чувствительным ни был урон, они продолжали нас преследовать до тех пор, пока мы не покидали пределы города… Выстрелами из пушек, арбалетов и аркебуз мы убили их огромное множество и думали, что они вот-вот запросят у нас мира, на который мы уповали как на спасение… Я долго медлил, не решаясь проникнуть в центр города: во-первых, потому, что хотел подождать, не откажется ли противник от своего намерения, не дрогнет ли он, и, во-вторых, это было очень рискованно, ибо они были очень сплочены, сильны и полны решимости умереть…» А вот что сообщает Бернардино де Саагун во «Всеобщей истории Новей Испании»: «(Книга XII)… И через два дня, когда бригантины, прибывшие перед этим, изгнали лодки [мешиков], они соединились и заняли позиции у берега, рядом с местечком Ноноалько… Потом испанцы вступили на берег и продолжили свой путь по узким улицам, ведущим к центру города. И там, куда приходили испанцы, индейцы замолкали, и никого из людей уже не было видно. А на следующий день они появились снова и подвели свои бригантины к берегу… Испанцы окружили большое число мешиков. И после их [испанцев] вступления в Ноноалько началась битва. С обеих сторон погибали люди, все враги были ранены стрелами, все мешики тоже; и целый день до вечера не стихала битва. И было три вождя, три великих вождя, которые не показали неприятелю спину, которые с презрением относились к врагам и не щадили себя. Первого звали Цойекцин, второго — Темокцин и третьего — Цилакацин. Этот последний, великий вождь, человек огромной отваги, был вооружен тремя большими круглыми камнями, из которых складывают стены… Один камень он держал в руке, а два других лежали на его щите. После он еще преследовал испанцев, подстерегал их на воде, убивал их… Цилакацин был из племени отоми и носил титул касика… и волосы у него были как у всех отоми; он презирал своих врагов, даже испанцев, наводивших на всех ужас, и, завидев Цилакацина, враги прятались. Испанцы стремились убить его стрелой или из огнестрельного оружия, но Цилакацин маскировался, чтобы не быть узнанным». Согласно этому же источнику, наученные горьким опытом «мешики, когда видели, когда понимали, что пушка или аркебуза нацелена прямо на них, уже не шли по прямой линии, а двигались зигзагом, из стороны в сторону, избегая лобовой атаки. И когда они видели, что пушка стреляет, то бросались на землю, припадали, прижимались к земле… воины-мешики после [атаки] быстро скрывались между постройками, в проходах между ними: улица оставалась чистой, открытой, словно это было безлюдное место».

11 См. прим. 12 к главе «Путь в Мешико». Следует отметить, что основная атака конкистадоров была направлена на главный храм Мешико, где был главный идол Уицилопочтли. Кортес прекрасно понимал, какое значение придают индейцы взятию главного храма и захвату главного идола. Судя по испанским источникам, конкистадорам (очевидно, корпусу Кортеса) удалось, несмотря на отчаянное сопротивление мешиков — и воинов и жрецов, занять главный храм Мешико, поджечь его святилища-башенки и низвергнуть идол Уицилопочтли (мешики же сообщают, что они его спасли), но потом оставить его, покинуть главную храмовую площадь и вечером отступить в свой лагерь. Мешики же об этом уходе рассказывают так: «[Прорвавшиеся на главную храмовую площадь] испанцы доставили пушку и установили ее на жертвенном базаменте… Но тотчас же прибыли великие вожди и все воины-мешики, сражавшиеся на лодках, они подоспели [по каналам] и высадились на набережную [у главной храмовой площади]… И когда испанцы увидели, что уже наступают, что уже идут те, кто их прогонит, тотчас же отступили они, держа свои мечи. Произошла большая давка, всеобщее бегство их. Со всех сторон летели в испанцев стрелы. Со всех сторон спешили мешикские воины, чтобы сразиться с ними… Испанцы отступили, бросив пушку, поставленную на жертвенном базаменте. Ее тут же схватили воины-мешики, в гневе потащили ее, бросили в воду [канала]…»

К главе «Великая опасность»

1 .. .а двaдцaть солдат мертвы — очевидно, только в корпусе Эрнана Кортеса, так как общие потери конкистадоров, не считая огромных потерь союзников-индейцев, к тому времени были гораздо больше, что отражено и в сообщениях Берналя Диаса (см. предыдущую главу «БОРЬБА ЗА ДАМБЫ»).

2 Вероятно, при помощи аркана.

3 Сам Эрнан Кортес в третьем письме-реляции императору Карлу V описывает этот штурм весьма путано и взваливает всю вину за поражение на каких-то капитанов, имен которых не называет, не засыпавших пролом у «Моста бедствия»: «На другой день, после того, как была прослушана месса, мы, согласно распорядку, выступили из нашего лагеря с 6 бригантинами [(согласно Берналю Диасу у Кортеса из 6 его бригантин одну еще до этого события захватили мешики, см. главу «Борьба за дамбы»)] и более чем 3 000 лодок наших друзей[-индейцев]; и я с 25 конными вместе с другими людьми, которые у меня были, и с 70 человек из лагеря у Тлакопана, проследовав дорогой [на Истапалапанской дамбе] вошел в город. А когда мы достигли его, я разделил людей следующим образом: там было три улицы, которые мы хотели занять, по ним можно было выйти к торговой площади, которую индейцы называли Тиангис, а весь этот район, где она расположена — Тлателолько; и одна из этих трех была главной и вела прямо к торговой площади; и на эту улицу я приказал вступить казначею [Хулиану де Альдерете] и контадору Вашего Величества с 70 человек и с более чем 15 000 или 20 000 наших друзей, а в арьергарде у них находились 7 или 8 конных, и так как мы захватывали мосты и проломы и засыпали их, с ними двигалась дюжина человек со своими кирками и еще больше наших друзей, которые помогали им засыпать проломы и делать мосты. Другие две улица вели к дороге в Тлакопан и далее к торговой площади, они были более узкими и с гораздо большим числом переулков, мостов и каналов с водой. И по более широкой из этих двух я приказал продвигаться двум капитанам с 80 человек-испанцев и более чем 10 000 наших друзей-индейцев, и у начала дороги в Тлакопан поставил две большие пушки вместе с 8 конными для их охраны. А я с другими 8 конными и с примерно сотней солдат-пехотинцев, среди них было больше 25 арбалетчиков и аркебузников, и с большим числом наших друзей следовал своим маршрутом по другой улице, самой узкой из них. И у входа на нее оставил конных, приказав им, чтобы ни под каким видом не уходили оттуда, не получив сперва моего приказа, а я спешился, и мы, подойдя к баррикаде, которая была у конца моста, с одной небольшой полевой пушкой и с арбалетчиками и аркебузниками захватили ее и продвигались дальше по мостовой, которая была проломана в двух или трех местах. И в этих трех местах мы сражались, а столь большое число наших друзей, которые были на плоских крышах и в других местах, держались в стороне, и это нас немного раздражало. Так мы, испанцы, захватили те два пролома и баррикады на мостовой, а наши друзья, ничем не рискуя, шли по улице, не оказывая нам никакой помощи, но увидев, что я вместе с более чем 20 испанцами сражаюсь на месте, окруженном водой, наши друзья подошли и вмешались в бой с врагами, из которых некоторые оступались и падали в воду, затем с нашей помощью мы отбросили их. В остальном, мы наготове, уверенно продвигались по улицам города, испанцы, которые шли по мостовой впереди, не встречали контратак; как мне в то время, подойдя, доложили, что мы захватили многое, и что не слишком далеко уже до торговой площади, на которую все тогда стремились выйти, так уже было слышно, как сражались на своих участках [корпуса] главного альгуасила [Гонсало де Сандоваля] и Педро де Альварадо. Я послал сообщить, чтобы ни под каким видом не двигались вперед, пока сперва хорошо не засыпят проломы [в дорогах]; так как это было необходимо сделать на случай отхода, чтобы проломы с водой не затрудняли и не сковывали, и они знали об этой угрозе. И вернувшись, мне доложили, что все захваченное было хорошо исправлено; и я направился туда считая, что это так. Но вместе с тем я опасался, что это приказание не выполнено достаточно хорошо и проломы не засыпаны полностью. И прибыв туда, я обнаружил, что они перешли один пролом в дороге, который был 10 или 12 шагов шириной, в котором текла вода, ее глубина была больше двух эстадо [(1 эстадо = около 1,67 м)], и когда они переходили, то побросали в него куски дерева и стебли тростника, и так еле-еле на ощупь перешли, но эти куски дерева и тростник утонули: а они, двигаясь в победном угаре, настолько увлеклись, что и не подумали сделать это гораздо прочнее. И в тот момент, когда я прибыл к этому, находящемуся в воде месту бедствия, я увидел, что испанцы и множество наших друзей обращены в повальное бегство, а враги, как собаки, набрасываются на них; и я, вида столь великую беду, стал кричать: «Держитесь! Держитесь!» А так как я уже оказался у воды [у края пролома], то обнаружил, что весь он заполнен испанцами и индейцами, так что, казалось, нельзя просунуть и соломинку; а врагов навалилось столь много, что убивая испанцев, они сами падали в воду вслед за ними; и уже по воде канала подплывали лодки врагов и захватывали испанцев живьем. И все это дело случилось столь неожиданно, и я видя, как убивали людей, решил, что мне лишь осталось умереть, сражаясь, и кроме того, мы, я и другие, бывшие там со мной, старались оказать помощь тем несчастным испанцам, которые находились в воде, одних вытаскивали ранеными, других почти захлебнувшимися, а иных без вооружения, и отправляли дальше [к своему лагерю]; и тут уже навалилось столь большое число врагов, что меня и других 12 или 15, которые были со мной, они окружили со всех сторон. А так как я был очень занят помощью тем, которые находились в воде, то не увидел и не решил, что делать с этой опасностью; и уже, подскочив, в меня вцепились некоторые вражеские индейцы и потащили, но тут прорвался один капитан [(капитан телохранителей Кортеса — Антонио де Куиньонес)] пятидесяти человек, которого я всегда брал с собой, и вместе с ним один подчиненный из его отряда, и он по воле Бога спас мне жизнь; и свершив это как храбрый человек, он сам там тяжело пострадал. В этой комедии испанцы отступали в беспорядке дальше по дороге [на Истапалапанской дамбе], а так как она была не широкой и не высокой, и с обеих ее сторон была вода, эти собаки специально сделали ее такой, и по ней двигались также в беспорядке многочисленные наши друзья, то движение по ней было столь затруднительно и медленно, так что враги в любом месте подплывали по воде, как с одной, так и с другой ее стороны и захватывали и убивали, сколько хотели». А вот как о поражении корпуса Эрнана Кортеса у «Моста бедствия» рассказывает со слов своих мешикских информаторов Бернардино де Саагун во «Всеобщей истории Новой Испании»: «(Версия текста на языке науа; книга XII, глава XXXIV)… 7. — Испанцы приближались к [району] Куауекатитлан, по дороге, на которой подготовлена была засада. И с ними [шли] из Тлашкалы, Аколуакана [(Тескоко)], Чалько, потом они засыпали канал и таким образом приготовили дорогу. Побросали они туда адобы [(необожженные кирпичи)], деревянные части построек: притолоки, косяки, столбы и колонны из дерева. И тростник, который нашли поблизости, также побросали в воду. 8. — Когда так был перекрыт канал, тут же прошли испанцы. Прошли осторожно: впереди их идет знаменосец; идут, играя на своих флейтах, идут, стуча в свои барабаны. 9. — Вслед за испанцами идут строем все тлашкальцы и все из иных поселений (союзников испанцев). Тлашкальцы весьма храбрились, держа надменно головы, хлопая ладонями в грудь. Они идут и поют, но также поют и мешики. Как с одной стороны, так и с другой слышатся песни. Поют песни о том, что помнили славного, и с этими своими песнями становятся храбрее. 10. — Вот они выбираются на сухую землю, где находятся в засаде мешики-воины, прижавшись к земле, маскируясь. Они наблюдают в ожидании времени, тогда они встанут и исполнят свой долг — когда услышат крик призывающий встать на ноги. 11. — И раздается крик: «Мешики, час настал!..» Вслед за тем появляется видящий все тлапанек отоми Экацин, с копьем, направленным против врагов, он призывает: «Воины Тлателолько! Кто такие эти дикари? Как они посмели придти сюда!'' И тут же он валит одного испанца, сбивает его с ног. И делает это отважно, он бьет испанца о землю. Свершив это, он открыл счет. И повернувшись, он передал его, и мешики тут же пошли, таща этого испанца. (Глава XXXV) 1. — После этого подвига мешики-воины отважно вышли из засады. Те, что прятались на земле, теперь стали преследовать испанцев по улицам. А испанцы, когда их увидели, стали просто как пьяные. 2. — Тут же началась борьба с целью захвата живых людей. Были взяты в плен многие из Тлашкалы, Аколуакана, Чалько, Шочимилько. Взят был большой урожай из пленных, взят был большой урожай из мертвых. Также за испанцами и всеми их людьми (их союзниками) преследователи плыли по воде. 3. — И вся дорога стала скользкой, и уже невозможно было идти по ней; лишь только кто поскользнется, то падает в грязь. Мешики тащили пленных волоком. 4. — Именно там был захвачен [испанец] со штандартом и был утащен. Те, кто захватили его, были из Тлателолько. А место, где он был захвачен, теперь называется Сан Мартин. С этим никакое событие не может сравниться. 5. — Иным (из испанцев) удается спастись. Они отступают, дабы прийти в себя, по берегу канала [из соленого озера в пресное] в сторону [города] Кулуакан. Там. на берегу, они располагаются на отдых». Показательно, что Кортес ничего не сообщил Карлу V о захвате индейцами своего штандарта, а мешики не рассказали Саагуну, что упустили Кортеса, поскольку никто не любит сообщать о своих неудачах.

4 Лагерь корпуса Эрнана Кортеса был в Койоакане.

5 Пуэбла (Риeblа) - провинция, ныне штат в Мексике, с административным центром — городом Пуэбла де Сарагоса (Риeblа dc Zaragoza), основанным в 1531 году под названием Пуэбла де лос Ангелес (Риeblа de los Angelas) и переименованным в 1862 году в честь генерала Сарагосы.

6 О последующих событиях, произошедших в Мешико после того, как отступивший по Истапалапанской дамбе корпус Эрнана Кортеса добрался до берега, так рассказывает со слов своих мешикских информаторов из Тлателолько Бернардино де Саагун во «Всеобщей истории Новой Испании»: «(Версия текста на языке науа; книга XII, глава XXXV)… 6. — После этого мешики повели с собой пленников в сторону [квартала] Йакаколько [(находившегося вблизи главной храмовой площади Тлателолько)]. Там все собрались, а они охраняли своих пленников. Из пришедших одни жаловались, другие пели песни, а иные шлепали ладонью по рту, как это бывает обычно на войне. 7. — Когда прибыли в Йакалолько, пленных поставили в колонну по одному, и повели вереницей, нарядив; они один за другим шли, взбираясь [по ступеням пирамиды] к святилищу; там их принесли в жертву. Первыми шли испанцы, они были важнее. А вслед за ними шли все из поселений (союзных с ними). 8. — После того, как их принесли в жертву, головы испанцев нанизали на шесты, также нанизали головы лошадей. Но их поместили ниже, а головы испанцев над ними. Головы были нанизаны лицом в одну сторону. Но головы индейцев из поселений, союзных с ними, не нанизывали, поскольку это были незначительные люди. 9. — И тогда пленных испанцев было 53 и 4 лошади». О жертвоприношениях мешиков своим идолам после поражения конкистадоров Эрнан Кортес рассказывает в третьем письме-реляции Карлу V: ".. .и тотчас на высокой башне [(пирамиде)] с их идолами, которая была рядом с [главной] торговой площадью, приготовили [для жертвоприношения] благовония и курения — некоторые смолы, которые есть в этой земле, — будучи крепко уверены, что этим они служат своим идолам в знак-признательности за победу; и хотя мы хотели помешать, но не смогли это сделать, поскольку большинство людей [(корпуса Кортеса)] уже ушло в лагерь. В этой неудаче враги убили [(из корпуса Кортеса)] 35 или 40 испанцев и больше 1 000 индейцев — наших друзей, изранив более 20 христиан, и я выбрался раненым в ногу; были потеряны: одна небольшая полевая пушка, много арбалетов, аркебуз и другого вооружения. Мешики затем также одержали победу в городе, приведя в уныние старшего альгуасила [Гонсало де Сандоваля] и Педро де Альварадо, и забрав всех испанцев, захваченных живьем и мертвых, в Тлателолько, в котором находилась [главная] торговая площадь, и на высоких башнях [(пирамидах)], которые там были, обнажали пленных испанцев и приносили в жертву, рассекая им грудь и вырывая сердца, которые преподносили своим идолам; это было хорошо видно испанцам из лагеря Педро де Альварадо, с того места, откуда они вели военные действия, и они видели обнаженные, белые тела тех, кого приносили в жертву, знакомых, которые были христианами». Очевидно, главный храм Тлателолько вышел на первый план после того, как во время предыдущего штурма (до поражения у «Моста бедствия») конкистадоры из корпуса Эрнана Кортеса, прорвавшись к главному храмовому участку Мешико в Теночтитлане, захватили главный храм, разбили идолов и сожгли их святилище, хотя потом они отступили; мешики в этом храме, очевидно, больше не проводили никаких обрядов.

7 См. стр. 118-119 в главе «Мотекусома».

8 Ауашпицокцин (Ahuaxpitzoctzin) - более правильное (согласно хронисту Фернандо де Альбе Иштлильшочитлю), он был братом правителя Тескоко Иштлильшочитля (дона Эрнана Иштлильшочитля), после крещения — дон Карлос Ауашпицокцин. У Берналя Диаса он назван Эстесучел (Estesuchel), эта же ошибка и у Франсиско Лопеса де Гомары. Положение испанцев (после поражения корпуса Кортеса у «Моста бедствия» и неудачи общего штурма Мешико 15 нюня 1521 г.) было весьма тяжелым — почти все индейцы-союзники их покинули, порох и продовольствие заканчивались, многие из конкистадоров были изранены. Но, как говорит Антонио де Эррера-и-Тордесильяс, если бы испанцы поколебались, то они могли бы поучиться отваге у своих жен: несколько испанок были вместе с конкистадорами во время осады Мешико. Так, одна из этих женщин, когда ее муж бывал усталым, облачалась в его доспехи, брала его оружие и стояла на посту вместо него, а другая, увидев, что конкистадоры отступают, надела хлопчатобумажный панцирь и, взяв копье и меч, остановила бегущих и повела их на неприятелей. Кортес в свое время хотел оставить этих испанок в Тлашкале, но они ему гордо ответили: «Долг кастильских женщин не покидать своих мужей в опасности, делить ее с ними, а если придется, вместе с ними и умереть!»

К главе «Взятие Мешико»

1 Малиналько (Malinalco), Тулапа (Tulapa) - такие же названия этих поселений и у Берналя Диаса.

2 То есть, цомпантли (tzompantli). Из письма-реляции Кортеса не ясно, какой корпус конкистадоров занял с боем главную храмовую площадь с главным храмом Уицилопочтли Мешико (Теночтитлана), очевидно, это был корпус Кортеса, и ему пришлось их оставить. Конкистадоры тогда подожгли святилища-башенки на вершине пирамиды главного храма и разбили, сбросив вниз, идолы, и это событие произошло еще до их поражения у «Моста бедствия»; что же касается главной храмовой площади Тлателолько, то тут Кортес сообщает, что ее главным храм занял с боем корпус Педро де Альварадо. О последнем этапе битвы за Мешико (Теночтитлан), после попыток переговоров, которые, согласно испанским источникам, имели место, приведем несколько сообщений. Так, Эрнан Кортес в третьем письме-реляции (от 15 мая 1522 г.) Карлу V сообщает: ".. .Видя в жителях этого города такую непокорность и столь великую готовность умереть, какой ни в одном народе нет, я не знал, какие меры принять против них, дабы избегнуть нам стольких опасностей и трудностей, не истребляя их и не разрушая город, потому что это был красивейший город в мире. Не помогли и мои слова о том, что мы не снимем осады, и что бригантины не прекратят боевых действий.., и что на всей земле никто не придет им на помощь, и что им негде взять маиса, мяса, фруктов, воды и другого провианта. И чем больше мы им об этих вещах толковали, тем менее видели в них слабость: напротив, в бою и во всех маневрах они проявляли больше отваги, чем когда-либо. И я, видя, что наши переговоры имеют подобный итог и что мы уже более 45 дней ведем осаду, решил прибегнуть к одному средству, дабы обезопасить нас и еще больше потеснить наших врагов, а средство это было следующим: при продвижении по улицам города разрушать все строения, от одного конца до другого — выходящего на [главную храмовую] площадь… Таким образом, продвигаясь с каждым шагом вперед, мы должны были оставлять за собой развалины… И с этого момента мы начали разрушать постройки, тщательно засыпать все отвоеванные нами каналы, и, так как в тот день у нас действовало более 150 000 воинов, сделать удалось многое… Поскольку мы уже засыпали много каналов и заделали много опасных переходов, я решил выступить ночью, в третью стражу, и причинить им по возможности большой урон. Бригантины вышли перед рассветом, а я с 12 или 15 всадниками и некоторым числом пехотинцев и наших друзей внезапно вступил в город, послав вперед лазутчиков, которые подали нам сигнал, что можно выходить. И мы увидели перед собой огромную толпу людей. Это были бедняки, которые отправились отыскивать себе пропитание, большинство из них не имело оружия, и главным образом это были женщины и дети. Мы нанесли им такой урон во всех местах, где можно было свободно передвигаться по городу, что число пленных и убитых перевалило за 800. Бригантины также захватили много народу и лодки, с которых ловили рыбу, и враги понесли большие потери. В другой день поутру… мы окончательно овладели всей дорогой из Тлакопана [до главной храмовой площади Мешико (Теночтитлана)], засыпав все опасные переходы на ней, таким образом, из лагеря Педро де Альварадо могли уже в самом городе сообщаться с нашими; а на главной дороге [из Истапалапана], которая шла к торговой площади были захвачены два моста и хорошо засыпан канал, и мы сожгли дома сеньора этого города, это был юноша восемнадцати лет, которого звали Куаутемокцин [(у Кортеса -Гуатимуцин (Guatimucin))], и он был вторым сеньором после гибели Мотекусомы; эти дома индейцы превратили в сильные укрепления, потому что были они очень велики, прочны и окружены водою… по одну и другую сторону главной дороги мы только и делали, что сжигали и разрушали здания, и это было поистине горестное зрелище, но, поскольку нам не оставалось ничего другого, мы вынуждены были продолжать наши действия. Жители города, видя столь великие разрушения, кричали нашим друзьям, чтобы те перестали жечь и разрушать, ибо они заставят их все выстроить заново, если победят, а в противном случае им придется все восстанавливать для нас; и я молил Бога, чтобы сбылось последнее… На следующий день, когда мы приготовились двигаться дальше в город, часов в 9 дня, из нашего лагеря мы увидели клубы дыма на двух башнях [(святилищах-башенках на главной пирамиде храма Тлателолько)], самых высоких, которые были в Тлателолько — у торговой площади, и не сразу поняли, что произошло, поскольку дыма было гораздо больше, чем при воскурении, обычно совершаемом индейцами своим идолам, и мы догадались, что это люди Педро де Альварадо прорвались туда, и хотя это была правда, нам не верилось. И точно, в тот день Педро де Альварадо со своими людьми совершил этот подвиг… и я поднялся на эту огромную башню [(главную пирамиду храма Тлателолько)], которая была рядом с торговой площадью, и на ней так же, как и на других, обнаружили мы преподнесенные их идолам головы христиан, которых они убили, и индейцев-тлашкальцев, наших друзей, с которыми у них была очень древняя и жестокая вражда. И я видел с этой башни, что мы несомненно овладеваем городом — из восьми частей его мы завладели шестью… В другой день я послал Педро де Альварадо, чтобы он со своими людьми совершил нападение на ту часть большого квартала, какая находилась в руках противника и насчитывала более 1 000 домов. Я же с людьми из нашего лагеря выступил с другой стороны пешим порядком, потому что на конях мы не могли бы получить там никакого преимущества. И мы атаковали противника с таким упорством, что отвоевали весь этот квартал и перебили столько врагов, что число убитых и пленных превысило 12 000 душ. …Таким образом, будучи окружены и стиснуты со всех сторон, они [(мешики)] могли перемещаться, лишь ступая по трупам либо по плоским крышам уцелевших зданий, и вследствие этого негде им было взять ни стрел, ни копий, ни камней, чтобы обороняться от нас; а с нами шли наши друзья с мечами и щитами. Столько врагов погибло на воде и на суше, что, когда подсчитали, оказалось, что в тот день было убито и взято в плен более 40 000 душ. А вокруг раздавались крики и плач детей и женщин, и не было человека, у которого не дрогнуло бы сердце… Наши друзья в этот день очень много грабили, но мы никак не могли за этим проследить, поскольку там действовало из нас около 900 испанцев, а их больше 150 000 человек… Одна из причин, отчего несколькими днями ранее я воздерживался от такого штурма города, заключается в том, что, если бы мы тогда пошли на приступ, они бросили бы все, что имели, в воду, и даже если бы того не сделали, то наши друзья похитили бы все, что нашли, и по этой причине я опасался, что Вашему Величеству досталась бы лишь малая толика тех огромных сокровищ, которые находились в городе, и которые я ранее приготовил для Вашего Величества… И поскольку было уже поздно, и мы не могли переносить зловонный запах трупов, которые много дней пролежали на тех улицах, мы вернулись в наши лагеря. … Когда мы собрались все вместе и бригантины встали наготове позади домов на сваях, где находились враги, я приказал, чтобы после условного выстрела аркебузы наши вошли в ту небольшую часть, которая еще не завоевана, и сбросили врагов в воду, где их уже поджидали бригантины; и наказал я им, чтобы они искали Куаутемокцина и постарались бы захватить его живым, ибо тогда бы война закончилась. А я перед боем поднялся на плоскую крышу… те [мешики], кто согласился, выходили больше пяти часов, а город был наполнен мертвецами и воды [озера] также — одни [утонули], пытаясь спастись вплавь, другие утонули в этом большом озере с лодками, горестно было смотреть на это и невозможно вообразить их страдания; бесконечные вереницы мужчин, женщин и детей направлялись к нам. И стремясь поскорее выйти из опасного места, они толкались, падали в воду и тонули посреди множества мертвых; были у них умершие и из-за соленой воды, которую они пили, из-за голода и ужасного смрада — там умерли больше 50 000 душ. Тела умерших они, не желая, чтобы мы прознали про их нужду, не бросали в воду, где на них могли бы наткнуться бригантины, и не выносили за пределы своего стана, чтобы мы в городе не увидели их; и таким образом на тех улицах, где они находились, мы нашли горы из мертвецов, и не возможно было поставить ногу, чтобы не наступить на мертвеца; а так как люди из города выходили к нам, я заблаговременно на всех улицах разместил испанцев, чтобы помешать нашим друзьям убивать этих несчастных, которых было не счесть. А также сказал я всем военачальникам наших друзей, чтобы они ни под каким видом не позволяли своим убивать тех [мешиков]. которые выходят; но это не смогло помешать, так как их было столь много, что в этот день они убили и принесли в жертву больше 15 000 душ…» Бернардино де Саагун во «Всеобщей истории Новой Испании» рассказывает (Книга XII. глава XXXV): «… Повсюду воины [(защитники Мешико)] были настороже, повсюду шли бои. Дозорные не смыкали глаз, потому что вокруг нас рыскали люди из Шочимилько на своих лодках. С обеих сторон были пленные, с обеих сторон были убитые. И весь народ [в Мешико] испытывал великие муки, они голодали, многие умерли от голода, и уже не было у них хорошей, чистой воды для питья, пили лишь воду из озера, соленую на вкус. Многие умерли от этого, а многие — от дизентерии. Люди ели ящериц, ласточек и зеленые листья маисовых початков, а также горькую траву, ели… лилии, штукатурку и оленью кожу: они ее обжаривали, пекли на углях, тушили и так ели… И траву они ели, и камни… Не было большего страдания, чем их страдание; они находились в жестоком кольце, все больше людей погибало от голода, и враги постепенно сжимали кольцо. (Глава XXXVI) Однажды четверо всадников ворвались на торговую площадь Тлателолько, преследуя воинов-мешиков и нанося им удары копьями. Многие погибли. В неудержимом натиске обрушились они на торговую площадь. Потом они отступили, и воины-мешики атаковали их и преследовали по пятам. В это же самое время враги предали огню храм [(святилища на главной пирамиде Тлателолько)]. И когда они подожгли его, огонь сразу же запылал, высоко взметнулся в небо и осветил все вокруг. А мешики, увидев, что храм горит, начали плакать и утешать друг друга сквозь слезы. И долго еще шли бои на торговой площади Тлателолько. .. .воины-мешики укрылись за стенами построек [квартала] Куечолана, и все строения там, вблизи торговой площади, были превращены в баррикады… Был там [в квартале Атлиякапан] известный вождь куачик [(cuachic)] по имени Ашокенцин, который преследовал своих врагов, отбивал у них пленных, заставлял противника повернуть назад. Этот вождь погиб, его убили стрелой, она попала ему в грудь и пронзила сердце… Им [(испанцам)] трудно было достичь своей цели [(захватить квартал Йакаколько)]… они не могли преодолеть линию обороны тлателольков, которые находились по другую сторону канала и метали оттуда дротики и камни. Враги не могли захватить ни один проход, ни один мост. (Глава XXXVII) Наши враги, продвигаясь, заваливали каналы, но как только они уходили, мешики снова вытаскивали камни. Когда рассветало, все было снова так же, как накануне. Война продолжалась, им так тяжело было продвигаться вперед… каналы были для них как неприступные стены… [Мешики], не имея возможности защитить женщин и детей, сажали их в лодки и с великими трудами перевозили из этих построек в квартал Амашак… В другой раз одна бригантина испанцев со множеством лодок шочимильков направлялась к Атликеуиану… заметил испанцев и военачальник Койоуеуецин, у которого был военный знак Орла-Ягуара: наполовину орел, наполовину ягуар, он был в своей лодке у Толмайекана. И много лодок с воинами было с ним… Люди, которые находились в этих лодках, метали оттуда дротики, всеми силами оказывали сопротивление врагу, не теряя времен даром… Дротики с зазубренными наконечниками обрушивались на врагов, как дождь, летели по ветру стрелы… [Испанские лазутчики часто пробирались на территорию осажденных] они проникали туда незамеченными. Они одевались, как мешики, и сбивали с толку своим обликом… (Глава XXXVIII) В это время установили испанцы одну катапульту, чтобы метать камни… в индейцев, собравшихся в [квартале] Амашак… А однажды испанцы попытались засыпать пруд под названием Тлаишкуипан, который им очень мешал. Они бросали в него камни, деревья, колонны, пилястры, двери, глиняные кирпичи… Было много шуму, и вокруг носились столбы пыли… Они хотели ограбить людей, которые в тесноте ютились на улице, ведущей в Тепеяк. И когда воины-мешики увидели, что пытаются сделать враги, они решили ответить тем, что было в их силах. И они незаметно подплыли на лодке, встали на якорь, а сами, ничем не привлекая внимания, спрятались. Затем подошла вторая лодка, также бесшумно, за ней еще две; с этими их стало четыре. Тут поднялись два рыцаря-орла [(caballeros aguilas)] и два рыцаря-тигра [(caballeros tigres /ягуара/)]. Первым орлом был Топантемокцин, второго звали Тлакоцин. А первым ягуаром был Темилоцин, а вторым — Койоуеуецин. Вслед за ними еще один ягуар и один орел. Они гребли изо всех сил, лодка почти летела… После того, как они выехали, послышались звуки труб… И когда наши враги увидели их, они бросились бежать, но многие попадали в воду и утонули. Другие с трудом выбрались на берег и были все мокрые и шатались от изнеможения… Нас полностью окружили, жестоко сражаясь, в [квартале] Амашак. А также и на дороге, ведущей в Тепеяк. …Испанцы проникли в Тельпочкалли [(Telpochcalli)], большое здание, в котором живут юноши, получающие особое воспитание; там было много людей. Они поднялись на его плоскую крышу… И великий военачальник, куачик — по имени Уицилоацин держал оборону на плоской крыше Тельпочкалли. Он был еще могуч, как скала, и мешики повиновались ему. Испанцы били их, рубили, кололи, убивали… На другой день испанцы подожгли то здание, в котором было много скульптурных изображений идолов. Испанцы бились с мешиками уже внутри укрепленного [квартала Амашак], и женщины и дети тяжко пострадали… На пятый день, когда рассвело, испанцы снова решили атаковать, и все, кто нас окружал, начали наступление. Они взяли нас в кольцо, и уже никто не мог оттуда выскользнуть. Люди сталкивались, давили друг друга, и многие погибли в давке. А когда враги уже почти настигли одну нашу женщину, она плеснула им в глаза водой, и вода ослепила наших врагов».

3 Великого Капитана — см. прим. 3 к главе «Снаряжение Кортеса».

4 Чериньола — более правильное; у Берналя Диаса — Чиринола (Chirinola). Битва при Чериньоле, городе в Апулии (Италия), произошла 21 апреля 1503 г. между испанским войском (6 000 человек) под командой «Великого Капитана» — Гонсало де Кордовы и французским войском (около 10 000 человек) под командой герцога Немюрского — Гастона де Фуа. Победили испанцы благодаря аркебузам и укрепленной позиции (ров и вал с частоколом), командующий французов погиб в битве.

5 Горильяно — более правильное; у Берналя Диаса — Гарельяно (Garellano). Битва на реке Горильяно, в Лацио (Италия, недалеко от города Гаэта) произошла 29 декабря 1503 г. между испанским войском (около 15000 человек) под командой «Великого Капитана» — Гонсало де Кордовы и франко-итальянским войском (23 000 человек). Победили испанцы, их противники, понеся большие потери убитыми и пленными, спаслись бегством и укрылись в городе Гаэта.

6 Арроба (arroba) - мера веса (11-12,5 кг; обычно — 11,502 кг) а также мера объема (10-16 литров; обычно -16,137 литра для вина и 12,564 литра для масла).

7 Приведем еще несколько сообщений о пленении Куаутемока и последующих событиях. Так, Эрнан Кортес в третьем письме-реляции Карлу V сообщает: ".. .Бригантины неожиданно вышли на озеро и врезались в середину флотилии лодок [мешиков], а воины находившиеся в них, уже не решались сражаться. И тут Бог надоумил капитана одной бригантины по имени Гарсия Ольгин погнаться за лодкой, в которой, как ему показалось, ехали знатные люда. На носу бригантины стояли двое или трое арбалетчиков, и, когда они прицелились в тех, что ехали в лодке, оттуда подали знак, чтобы они не стреляли, поскольку в лодке едет важный сеньор; и тогда наши быстро спрыгнули туда и захватили Куаутемокцина, а также сеньора Тлакопана и других знатных, которые ехали вместе с ним. Затем капитан Гарсия Ольгин привез в то место, где я находился, на плоской крыше здания вблизи озера, сеньора этого города и других знатных пленников. Я предложил Куаутемокцину сесть, не выказав никакой суровости, он приблизился ко мне и сказал на своем языке, что он делал все, что было в его силах, дабы защитить себя и своих сограждан, пока не очутился в таком положении, и что теперь я волен сделать с ним все, что хочу; и он положил руку на мой кинжал, прося, чтобы я убил его. Я же приободрил его, сказав, что ему нечего опасаться; вот так, когда этот сеньор был пленен, и кончилась война, а завершилась она по милости Бога Нашего Сеньора во вторник, в день Сан Ипполита, то бишь 13 августа 1521 г. [(см. прим. 8 к этой же главе)]. Таким образом, со дня, когда город был окружен, что произошло 30 мая указанного года, до победы прошло семьдесят пять дней, в которые Ваше Величество увидели бы труды, опасности и несчастья, которые вынесли Ваши вассалы, из которых столь много персон проявили себя, и их деяния дают хорошее доказательство этого. И все эти семьдесят пять дней окружения ни один не прошел без боя, малого или большого. В этот же день, после пленения Куаутемокцина и захвата города, мы, собрав добычу, которой удалось завладеть, и вернувшись в лагерь, возблагодарили [Бога] Нашего Сеньора за столь знаменательную милость и столь желанную победу, что нам были даны. Пробыв в лагере три или четыре дня, приведя в порядок многие вещи, которые следовало, мы затем прибыли в город Койоакан…» А вот сообщение Бернардино де Саагуна из «Всеобщей истории Новой Испании»: «(Книга XII, глава XXXIX) 1. — И появилось [на небе] будто бы большое пламя, а под вечер пошел дождь и пал туман, и, когда темнота сгустилась, вновь показался огонь. Казалось, что он спускается с неба и кружит подобно вихрю. Появилось пламя, похожее на цветок, и сколь быстро оно росло, столь же быстро стало и уменьшаться, пока не превратилось в искру; потом, подгоняемая ветром, эта искра взлетела, потрескивала и сверкала. Покружив над дамбой, она долетела до Койонакаско, а затем направилась в центр озера и там потухла. Никто даже не вскрикнул, не заговорил в полный голос. 2. — .. .наши враги по-прежнему оставались на своих позициях. А предводитель [Кортес], прибыв, все время находился вблизи, остановившись на плоской крыше; эта плоская крыша была на доме [знатного тлателолька] Астауцина, который был рядом с [кварталом] Амашак. [Кортес] был там под разноцветным балдахином. Его окружали испанцы и разговаривали одни с другими. 3. — На своей стороне собрались [мешики] в Тольмайекане и обсуждали, что же делать, что мы должны дать в виде дани и на каких условиях покориться врагам. Там были Куаутемокцин и остальные знатнейшие мешики: Тлакоцин — Сиуакоатль [(Cihuacoatl)], Петлауцин — управляющий Черным Домом [(Тлиланкалли — Тlilапсаlli)], Мотелчиуцин — вождь де Уицнауатль [(de Huitznahuatl)], Ачкаутли — управитель в Мешико, знатнейший из жрецов; а еще из Тлателолько: Койоуеуецин — Тлакочкалькатль [(Tlacochcalcatl)], Темилоцин — Тлакатекатль [(Tlacatecatl)], Тупантемокцин — Тикосиауакатль [(Ticociahuacatl)], Ауелитокцин — Мишкоатльаилотлакатль [(Mixcoatlailotlacatl)], Уицильиуицин — вождь де Уицнауатль, Уицицин — управляющий мостами… 4. — Потом посадили они Куаутемокцина в лодку. Двое, только лишь двое, сопровождали его, отправились с ним: военачальник Тепуцтитолок и его слуга Ястачималь. А еще был один, тот, что на веслах сидел, по имени Сениаутль. И когда посадили Куаутемокцина в лодку, весь народ заплакал. Люди говорили: «Вот отправляется самый юный властелин, Куаутемокцин, отправляется сдаваться испанцам! Отправляется сдаваться «богам»!» (Глава XL) 1. — И когда, по прибытии, высадили его там, вслед за тем подошли увидевшие его испанцы. Его взяли, его взяли за руки испанцы и повели вверх на плоскую крышу и поставили перед предводителем, своим полководцем. И когда его поставили перед предводителем, тот, увидев его, стал внимательно рассматривать, и восхитился волосами Куаутемокцина. Потом его усадили рядом с предводителем. 2. — [Испанцы] произвели залп из пушек… Потом вновь началось побоище, и было много убитых. А после наступило время исхода: война была проиграна. Посреди шума и криков слышалось: «Хватит, пора уходить! Пошли!» Услышав это, народ пришел в движение: все люди уходили, одни по воде, а другие по большой дороге. И там еще многие были убиты испанцами, разгневанными на то, что некоторые мешки все еще не расстались со своими маканами [(тасапа — деревянная палица с толстым и круглым концом)] и щитами. 4. — Те, кто жил в городских домах, уходили направо от Амашака, прямо к развилке дороги. Спасаясь изо всех сил, все уходили по направлению к Тепеяку, все уходили по направлению к Шошоуильтитлану, все уходили по направлению к Ноноуалько. Однако, по направлению к Шолоку или к Масацинтамалько никто, 5. — А все, кто обитали в лодках, уходили по озеру. Лишь жители Тольмайекана уходили по воде; некоторым вода доставала до груди, другим до шеи, некоторые утонули на глубоких местах. Маленьких детей сажали на плечи… 7. — Со своей стороны, испанцы повсюду на обочинах дорог проверяли людей. Они исками золото. Для них нефрит ничего не значил, неинтересны были перья кецаля и не нужна бирюза. Женщины уносили золото [тайком] на груди и под юбкой, а мы, мужчины, — во рту и в маштлатль [(maxtlatl- набедренная повязка)]. 8. — А кроме того, испанцы хватали красивых женщин, отбирали со светлой, с золотистой кожей, со смуглым телом. И некоторые женщины, узнав об этом, намазывали грязью лицо, прикрывали бедра и грудь лохмотьями; лохмотья вместо юбок, лохмотья вместо рубашек. Все, во что они оделись, было тряпьем. Но испанцы повсюду искали женщин. Они задирали им юбки, ощупывали, осматривали уши, грудь, волосы. 9. — Были отделены и некоторые мужчины. Самые храбрые и самые крепкие, с мужественным сердцем. И также подростки, которые стали их слугами, и которые стали исполнителями их приказаний. [Испанцы] одних клеймили огнем возле подбородка; некоторых — на щеке, а других — у губ. 10. — Когда был спущен герб, поскольку мы были побеждены, шел год под знаком: 3-й Дом; а день магического календаря: 1-й Змеи». Это сообщение Саагуна — по версии текста на языке науа; и вот маленький фрагмент его же сообщения, но уже по версии текста на испанском языке (Книга XII, глава XL): «… 9 — Индеанка, что была переводчицей, которую звали Мариной, стояла рядом с предводителем [(Кортесом)], а с другой стороны — сеньор Мешико, Куаутемокцин, одетый в богатую накидку, и сеньор [бывший] Тескоко, которого звали Коанакочцином, одетый в накидку не столь богатую, и был там также другой знатнейший, которого звали Тетлепанкецальцином, — сеньор Тлакопана, одетый в накидку, были там и многие другие знатные.» Вот сообщение из «Повествования о конкисте» анонимного автора из Тлателолько: «… 82. — Все это происходило на наших глазах. Мы были потрясены и страшились уготованной нам жалкой судьбы. 83. — Повсюду на улицах лежали сломанные копья, валялись клочья волос, кругом были люди на конях. Наши дома стояли покинутыми без крыш, их стены были красными от крови. На улицах и площадях кишели черви, и стены были забрызганы мозгами. Вода тоже казалась красной, словно ее красили, и оставляла во рту вкус горечи… 84. — Мы ели тростниковые стебли, мы жевали соленую землю, кирпичи из необожженной глины, ящериц, мышей, дорожную пыль и червей… Мы били кулаками по стенам из кирпичей из необожженной глины, наше имущество было разорено. Мы хотели укрыться за своими щитами, но нет щита, способного заслонить нас в нашем одиночестве… 99. — Вот каким образом умирали мешики, тлателольки. Они покинули город. Все мы находились в Амашаке. И у нас уже не было щитов, не было палиц, и не было у нас никакой пищи, уже нечего было есть. И всю ночь лил на нас сверху дождь. 100. — Однако, когда пошел дождь уже ушли Койоуеуецин, Тепантемокцин, Темилоцин и Куаутемокцин. Они вели Куаутемокцина туда, где находился предводитель [Кортес] и дон Педро де Альварадо и донья Малинцин [(Марина)]. Конкистадоры после победы расположились в Койоакане. …122. — Там испанцы повесили Макуильшочитля, короля Уицилопочко. А затем и Писоцина, короля Кулуакана. Этих двух там повесили. А Тлакатекатля из Куаутитлана и управляющего Черного Дома затравили собаками. Также и нескольких человек из Шочимилько разорвали собаки. 123. — И трех магов [(magos — маги, волшебники)] из Эхекатля, тоже тескокцев по происхождению. Хотя они сами пришли сдаваться. Никто их не приводил. Они пришли лишь со своими рукописями (кодексами)… «Родственник «короля Тескоко» Иштлильшочитля, союзника Кортеса, хронист Фернандо де Альба Иштлильшочитль в труде «Реляции» указывает следующие потери при взятии Мешико: «(«Тринадцатая реляция, о прибытии испанцев и начале Евангельского Закона, написанная доном Фернандо де Альбой Иштлильшочитлем») …179. — От начала окружения — до взятия Мешико прошло, согласно специальному подсчету дона Алонсо Ашаякатля по историям, рукописям [-кодексам], реляциям — ровно 80 дней. Погибли со стороны Иштлильшочитля, королевства Тескоко, больше 30 000 человек из более чем 200 000 [воинов], что были на стороне испанцев, как уже упоминалось; из мешиков погибли более 240 000 [из почти 300 000 воинов, упомянутых ранее], и среди них вся знать мешиков, поскольку, если после этого и остались какие-нибудь сеньоры и рыцари, то это были в большинстве дети, да и то малого возраста». В заключение приведем слова о разгроме Мешико, написанные мешиком на языке науа: «В Теночтитлане и Тлателолько, там, где раньше царили красота и доблесть, сейчас только горе и страдание. Тебе [Уицилопочтли] надоели твои слуги? Ты сердишься на своих слуг, о Великий Податель Жизни?»

8 13 августа 1521 г. по старому стилю, а по новому — 23 августа 1521 г. Согласно Диасу и Кортесу, началась операция по взятию Мешико 13 мая 1521 г. (по ст. ст.) - 23 мая 1521 г. (по н. ст.), и полностью был окружен Мешико 30 мая 1521 г. (по ст. ст.) - 9 июня 1521 г. (по н. ст.), таким образом, вся операция по взятию Мешико длилась 93 дня, из которых со дня окружения и по день взятия Мешико прошло 75 дней.

9 Действительно, юная жена Куаутемока, дочь Мотекусомы II, была очень красивой. Ее звали Текуичпо, что в переводе означает «Пушинка Хлопка». Кортес, изнасиловав ее, отдал солдатам, потом вновь забрал к себе (Perez Martinez, Hector. Cuauhtemoc, vida у muerte de una cultura. Ed. Leyenda, Mexico, 1944). Здесь следует привести хотя бы несколько свидетельств о том как женщины Мешико (как Теночтитлана, так и Тлателолько) вместе с мужчинами проявляли стойкость и героизм, обороняя свой родной город. Так Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес во «Всеобщей и подлинной истории Индий, островов и материковой земли в море-океане» сообщает: «Многие подвиги были совершены во время этой осады. Прежде всего хочу сказать о женщинах Теночтитлана, о которых нигде не было упомянуто. И я свидетельствую, что то были замечательные и достойные изумления женщины: нужно было видеть проворство и постоянство, с коими они помогали своим мужьям, и лечили раненых, и заготавливали камни для пращников, и исполняли другие поручения, в коих хорошо проявили себя». Диего Дуран в «Истории индейцев Новой Испании и островов у материка» пишет, что достойную лепту в оборону Тлателолько внесли женщины «с круглыми щитами и мечами в руках».

10 Вероятно, широко распространенную переделку Иосифа Флавия (Л., 1928 г.). То есть испанский перевод древнегреческого оригинала знаменитой «Иудейской войны» (I?TOPIA IOY?AIKOY ПO?EMOY ПРО? P?MAIOY?) известного еврейского историка Иосифа Флавия (Ф?AYIOY I??НПОY) I века нашей эры, так как, по словам самого Берналя Диаса, он не знал других языков.

К главе «После победы»

1 Как рассказывает Франсиско Лопес де Гомара, жаждущие золота конкистадоры, недовольные малым, по их мнению, количеством добычи, решили, что мешики спрятали свои сокровища. Они помнили обещание Куаутемока послам Кортеса во время осады Мешико: «Передайте Кортесу, первое, что мы сделаем, — это бросим все наши сокровища в воды озера, где вы их никогда не найдете, так как мы не хотим, чтобы вы после нашей смерти наслаждались нашими богатствами».

2 См. прим. 10 к главе «Золото».

3 Сеньор Тлакопана — Тетлепанкецальцин.

4 Франсиско Лопес де Гомара сообщает, что через семь дней после взятия Мешико, конкистадоры подвергли жестокой пытке огнем Куаутемока и правителя Тлакопана — Тетлепанкецальцина, а также нескольких мешикских высших сановников, требуя раскрыть местонахождение спрятанных сокровищ. Согласно этому источнику, правитель Тлакопана во время пытки, когда конкистадоры раздули огонь в жаровнях под ногами его и Куаутемока, громко застонал, не выдержав мучений; тогда Куаутемок поддержал своего соратника фразой: «Держись! Ведь и я не предаюсь удовольствиям, находясь в своей купальне». Гомара утверждает, что вина за мучения Куаутемока целиком лежит на королевских чиновниках, и прежде всего, на королевском казначее Альдерете, науськивавших озлобленных конкистадоров на пленного «императора» мешиков, Кортес же якобы изо всех сил противился их требованиям и, лишь испугавшись обвинений в заговоре против испанской короны, нехотя уступил, но затем пораженный мужественным поведением Куаутемока, он немедленно остановил пытку и вырвал несчастную жертву из рук палачей. Вот так гуманно, по словам Гомары, поступил Кортес с вождями мешиков. Куаутемок был избавлен от пыток, но стал калекой, получив тяжелые ожоги обеих ног. Кристобаль де Охеда, личный медик Эрнана Кортеса, в своих мемуарах утверждает: ".. .И я видел также, как этот упомянутый дон Эрнан Кортес пытал упомянутого Куаутемока, прижигая ему огнем руки и ноги для того, чтобы тот рассказал ему о сокровищах этого города… И впоследствии, будучи врачом, я много раз ходил лечить упомянутого Куаутемока по приказу упомянутого дона Эрнана». Сам же Эрнан Кортес в своих письмах-реляциях императору Карлу V даже не упоминает о пытках Куаутемока.

5 Для сравнения приведем сообщение Франсиско де Хереса, секретаря Писарро, о событиях в Перу (1532-1534 гг.; завоевание государства инков): «Обычная цена лошади была 2500 песо, да и эта цена не была устойчива… а пара башмаков или панталоны стоили 30 или 40 песо, плащ — 100 или 120, меч — 40 или 50… я отдал 12 песо за полунции [(1 унция = 28,35 г)] попорченного шафрана; должник, бывало, отдавал кусок золота, не взвесив его, не заботясь о том, что его вес вдвое больше долга, и должники ходили в поисках своих заимодавцев из дома в дом в сопровождении индейца, нагруженного золотом».

6 Медельин (Medellin) - Гонсало де Сандоваль назвал его в честь своего родного города Медельин в Испании.

7 Колима (Colima), провинция; ныне штат в Мексике, центр которого — город Колима, основанный в 1523 году.

8 Мичоакан (Michoacan) - страна индейцев тарасков (tarascos или пурепечь), долгое время отражавших завоевательные походы мешиков. Ныне Мичоакан — штат в Мексике.

9 Оашака (Оахасо) - провинция; ныне Оахака (Оахаса) - штат на юге Мексики.

10 Сантэстебан дель Пуэрто (Santisteban del Puerto), река Чила — севернее река Пануко. В области уастеков (уастеки — индейская народность, относятся к языковой семье майя-киче, занимали низовья рек Пануко и Тампико, побережье и прилегающие горные районы; известны с 1200 г. до н. э.; с древности занимались земледелием; изолированные от области древней культуры майя, они находились под влиянием своих южных соседей тотонаков, а позже мешиков, которые завоевали южных уастеков при Мотекусоме I и заставили платить дань; в 1492 г. была подавлена попытка восстания против мешиков). В 1521 г. Кортес покорил уастеков, умертвил их вождей, предал сожжению 60 касиков и 400 других знатных уастеков, казнив их в присутствии их детей и близких родственников. «С помощью этого средства, благодарение Господу, неприкосновенность испанцев была обеспечена, мир и тишина снова воцарились в этом краю» — сообщал Кортес в письме-реляции Карлу V.

11 См. стр. 215 в главе «Новые приготовления».

12 См. прим. 22 к главе «Открытие Юкатана».

13 К концу XVI века в вице-королевстве Новая Испания было около 1000 монахов-франсисканцев, 800 монахов-августинцев, 600 монахов-доминиканцев, 400 монахов-иезуитов и 450 монахов других орденов римско-католической церкви; к указанному времени (примерно за 75 лет колонизации) было учреждено около 400 монастырей, опираясь на которые римско-католическая церковь активно вела миссионерскую деятельность. Так, первый епископ Мешико (Мехико) Хуан де Сумаррага сообщил в Испанию, что лишь одни монахи-франсисканцы обратили в христианство в течение 1524-1531 гг. 1 000 000 индейцев. Также см. прим. 10 к главе «Кортес и Испания».

14 20 декабря 1522 г. по старому стилю, а по новому — 30 декабря 1522 г.

15 Франциск I — король Франции (1494 г. — 1547 г.). Раздел мира (колониальных владений), в том числе и в Америке, между Испанией и Португалией опирался на буллы римских пап (ниже приведен перевод важнейшей из них — БУЛЛЫ «INTER CAETERA «(№ 2). на тексте которой основывалось знаменитое испанское «Рекеримьенто», см. прим. 35 к главе «Экспедиция в Табаско») и на Тордесильясский договор от 7 июня 1494 г. (ниже приведен его перевод); этот договор был своеобразным фундаментом, на котором зиждилась колониальная политика Испании и Португалии. Показательно, что до конца XVIII века Тордесильясский договор сохранял юридическую силу при разрешении пограничных споров в Южной Америке между Испанией и Португалией. Вначале приводим перевод указанной буллы римского папы Александра VI: «БУЛЛА «INTER CAETERA» (№ 2) от 4 мая 1493 г. Александр, епископ, раб рабов Бога, светлейшим государям, — Нашему весьма возлюбленному во Христе сыну Фердинанду, королю, и Нашей весьма возлюбленной во Христе дочери, Изабелле, королеве Кастилии, Леона, Арагона и Гранады — привет и апостольское благословение. Среди прочих деяний, угодных всемогущему Богу и желанных сердцу Нашему, наибольшее значение в наше время имеет возвеличение католической веры и христианской религии и ее укрепление и распространение ради спасения душ и ради смирения и обращения в эту веру варварских народов. Потому Мы, хоть того и были недостойны, призваны милостью Бога на священный престол Св. Петра. Ведомо Нам, что Вы ныне суть истинные католические короли и правители и таковыми были и прежде, и что о Ваших великих деяниях известно уже всему свету, деяния же эти остались не только в помыслах Ваших, но и были свершены Вами ревностно и упорно; свершая их, Вы не щадили ни сил, ни средств и не взирали на опасности и жертвовали кровью своей, будучи преданы делу своему всей душой и посвятив себя издавна его выполнению, чему свидетельство — освобождение королевства Гранада из сарацинской неволи, свершенное во славу имени Бога. Поэтому, оценивая по достоинству содеянное, считаем Мы долгом нашим пожаловать вам по собственной Нашей воле и в Вашу пользу то, что позволит Вам с еще большим душевным пылом продолжать во славу Бога Ваше святое и достохвальное дело, столь угодное нашему бессмертному Господу. Нам известно, что Вы уже давно воодушевлены желанием поисков и открытия неких островов и материков [(лат. terras firmas)] далеких и неведомых, до сих пор еще не найденных, дабы их жителей и обитателей [(лат. incolas et habitatores)] призвать к служению нашему Искупителю и обратить в католическую веру; и что будучи обременены освобождением названного королевства Гранада, вы не могли доныне довести до желанного конца это ваше святое и достохвальное намерение; и что в конце концов, после того, как Вы приобрели по воле Бога названное королевство, Вы поручили для исполнения Вашего намерения предпринять в Море-океане усердные поиски этих далеких и неведомых материков и островов в местах, где доселе еще никто не совершал плаваний, нашему любезному сыну Христофору Колумбу — мужу весьма достойному, заслуживающему высокого уважения и на подобное дело способному, и дали ему корабли и нужных людей. Они [(Колумб и его люди)], с помощью Бога проявляя чрезвычайное усердие, нашли, плавая в Море-океане, некие весьма далекие острова, а также материки, доселе еще не открытые никем другим; и там обитает множество мирных людей и ходят они, как то утверждают, нагие и не едят мяса. И судя по сообщениям Ваших посланцев, люди, обитающие на упомянутых островах и [материковых] землях, верят в единого Бога-Творца, сущего на небесах, и кажутся достаточно способными к обращению в католическую веру и к усвоению добрых обычаев, и имеется надежда, что если они будут наставлены в вере, то имя Спасителя и Господа нашего Иисуса Христа легко проникнет в пределы названных [материковых] земель и островов. И упомянутый Христофор на одном из главных названных островов велел соорудить крепость, в которой оставил для охраны ее несколько христиан, своих спутников, которые должны искать другие острова и материки, далекие и неведомые; и на островах и [материковых] землях, уже открытых, найдено было золото, пряности и много иных вещей различного рода и достоинства. Поэтому, досконально приняв во внимание все вышеуказанное, и особенно необходимость возвеличения и распространения католической веры, должны Вы приступить, уповая на милость Бога, к подчинению упомянутых островов и материков и их жителей и обитателей, как то подобает католическим королям и правителям, по примеру Ваших предков, и обратить их в католическую веру. Мы же восхвалим пред Господом это Ваше святое и достойное намерение; и желая, чтобы оно было выполнено должным образом и чтобы самое имя нашего Спасителя утвердилось в упомянутых странах, ревностно будем поощрять Вас ради славы Господа; благодаря святому крещению, которое Вы получили, Вы обязаны исполнять веления апостольские; и, призывая все милосердие Господа нашего Иисуса Христа, убедительно просим Вас предпринимать с подлинным рвением к вере дело Ваше и побуждать народы, которые живут на упомянутых островах и [материковых] землях, к принятию христианской религии; и да не устрашат Вас труды и опасности и да не оставит Вас надежда и твердая уверенность в том, что всемогущий Бог окажет Вам помощь в ваших предприятиях. И дабы Вы могли приступить к столь великому делу с готовностью и пылом, Мы после того, как будет Вам оказана щедрая апостольская милость, по собственной воле, а не по Вашей просьбе и не по просьбе лиц, действующих от Вашего имени, и лишь в силу Нашей щедрости, осведомленности и полноты Нашей апостольской власти, даруем в вечное владение, уступаем и предоставляем Вам и Вашим потомкам все острова и материки, найденные и те, которые будут найдены, открытые и те, которые будут открыты, к западу и к югу от линии, проведенной и установленной от арктического полюса, то есть севера, до антарктического полюса, то есть юга, невзирая на то, имеются ли в виду уже найденные материки и острова или те, что будут найдены по направлению к Индии, или по направлению к иной какой-либо стороне; названная линия должна отстоять на расстоянии ста легуа к западу и к югу от любого из островов, обычно называемых Азорскими и Зеленого Мыса. Так что все острова и материки, найденные и те. которые будут найдены, открытые и те, которые будут открыты к западу и к югу от названной линии (если они только не были введены в действительное владение иного христианского короля и государя до дня Рождества Господа нашего Иисуса Христа, что минул в прошлом году, от которого начинается нынешний 1493 год) [(то есть 25 декабря 1492 г. по старому стилю, а по новому — 3 января 1493 г.)], когда Вашими посланцами и капитанами найдены были некоторые из указанных островов), Мы властью всемогущего Бога, предоставленной Нам через Святого Петра и как наместники Иисуса Христа на земле, даем, уступаем и предоставляем навечно Вам и Вашим потомкам, королям Кастилии и Леона [упомянутые земли] со всеми владениями, городами, замками, поселками и селениями, с правами, юрисдикцией и всем, что к ним относится. И Мы делаем, назначаем и полагаем Вас и упомянутых Ваших наследников и потомков владыками этих [земель] с полной, свободной и абсолютной властью, правом владения и юрисдикцией, предуведомляя, что этим даром, уступкой и предоставлением прав не должны умаляться или нарушаться права, присвоенные любому христианскому государю, который имел в действительном владении эти острова и материки ранее упомянутого дня Рождества Господа нашего Иисуса Христа. И, кроме того, повелеваем Вам по долгу послушания — и это Вами обещано — и Мы не сомневаемся, что Вы свершите нижеуказанное, ибо тому порукой Ваша набожность и великодушие, — отправить на упомянутые острова и материки людей добрых, богобоязненных, сведущих, ученых и опытных, дабы они наставляли упомянутых обитателей и жителей в католической вере и обучали их добрым обычаям, прилагая при этом все необходимое для подобного дела усердие. И любым особам, какого бы они ни были звания, пусть даже императорского и королевского, или любого иного положения, степени, достоинства или состояния, Мы строжайшим образом запрещаем, под страхом отлучения (каковой каре такие лица подвергнутся в случае ослушания), ходить для приобретения товаров или по иной причине без специального на то разрешения, данного Вами или Вашими наследниками и потомками, к островам и материкам как уже найденным, так и тем, что будут найдены, и впредь будут открыты к западу и к югу от линии, проведенной и установленной от арктического до антарктического полюсов, найдут ли эти материки и острова в направлении Индии или другой какой-нибудь стороны. Линия же эта должна отстоять на сто легуа от любого из островов, обычно именуемых Азорскими и Зеленого мыса. Вы, совершая под водительством Бога Ваши деяния, вверяя себя Господу и считая действительными любые апостольские установления, выполняя Ваше святое и достохвальное предприятие, трудами и подвигами достигнете в скором времени полнейшего успеха — к славе и к счастию всего христианства. И так как трудно будет доставить настоящее послание в каждое из тех мест, куда надлежит его доставить, то Мы желаем и с присущими Нам волей и знанием повелеваем, чтобы копии сего послания, подписанные рукой государственного нотариуса [(лат. publici notorii)], для этой цели призванного, и скрепленные печатью лица духовного звания или духовной курии, принимались в присутственных местах с тем же почетом, что и подлинники; и копии эти надлежит вручать в тех случаях, когда потребуется предъявить и показать их. Точно так же никому не дозволяется нарушать эту Нашу рекомендацию, моление, требование, дарование, уступку, предписание, установление, вверение, повеление, приказание, запрещение и волю. А тому, кто осмелится поступить так, да будет ведомо, что навлечет он на себя гнев всемогущего Господа и Святых апостолов Петра и Павла. Дано в Риме, в год от Воплощения Господа нашего 1493, 4 мая, в первый год Нашего Понтификата''. Теперь приводим перевод Тордесильясского договора, в котором опущены преамбула и пункты, не относящиеся к условиям раздела мира: «ТОРДЕСИЛЬЯССКИЙ ДОГОВОР МЕЖДУ КОРОЛЯМИ ИСПАНИИ И ПОРТУГАЛИИ О РАЗДЕЛЕ МИРА от 7 июня 1494 г…. Высокие договаривающиеся стороны через вышепоименованных представителей условились и согласились во избежание сомнений и споров относительно островов и материковых земель, уже открытых, или тех, которые будут открыты в Море-океане, чтобы была проведена прямая линия от полюса до полюса, то есть от полюса арктического до полюса антарктического с севера на юг, в 370 легуа к западу от островов Зеленого Мыса, на расстоянии, определенном в градусах или иными способами, каковые будут признаны наиболее приемлемыми и удобными, и измеренном без излишка или недохватки, и чтобы все, что уже открыто или будет открыто королем Португалии или его кораблями, будь то острова или материки к востоку от этой линии и внутри ее на севере и на юге, принадлежало названному сеньору — королю Португалии и его преемникам на веки вечные и чтобы все острова и материки как открытые, так и те, что будут открыты королем и королевой Кастилии и Арагона или их кораблями к западу от названной линии, на севере и на юге, принадлежали означенным сеньорам — королю и королеве и их преемникам на веки вечные. Далее: для того чтобы названная разделительная линия была проведена правильно и в наивозможно короткий срок в 370 легуа к западу от островов Зеленого Мыса, высокие договаривающиеся стороны прикажут в течение 10 месяцев, следующих за подписанием этого договора и соглашения, снарядить 2 или 4 каравеллы по одной или по две от каждой из сторон, каковые каравеллы по истечении указанного срока должны прибыть на остров Гран Канария с пилотами, астрологами и иными лицами, назначенными в равном числе португальским королем на корабли португальские и кастильским королем на корабли кастильские, и выйти в море, дабы установить румбы, ветры и градусы юга и севера и наметить названные 370 легуа, следуя от островов Зеленого мыса на запад, вплоть до пересечения с искомой линией, и все время отсчитывать легуа, измеряя оные, согласно способу, который означенные лица установят без ущерба для высоких договаривающихся сторон и, прибыв к месту, где названная линия должна проходить, оные лица должны отметить пункты, через которые проходит линия, либо в градусах юга и севера, либо безградусно, в легуа, в зависимости от того, как будет лучше, и составить обо всем акт и скрепить его своими подписями. Если же, по счастью, таковая линия пересечет остров или материк, да будет установлен столб или знак, и да будет он разделять ту часть, что принадлежит Португалии, от той, что отведена Кастилии. Далее: высокие договаривающиеся стороны заверяют через своих представителей, что отныне и впредь не будут они отправлять никаких кораблей — названные король и королева Кастилии и Арагона — в моря, что находятся к востоку от названной линии и принадлежащие королю Португалии, а король Португалии — в моря по другую сторону линии к западу от нее, которые считаются принадлежащими королю и королеве Кастилии. Также ни одна из сторон не будет совершать открытий и завоеваний и не будет вести торговлю за разделительной линией, намеченной согласно вышесказанному. И если случайно корабли короля Португалии окажутся в порту, принадлежащем королю Кастилии, то таковые корабли должны быть немедленно переданы королю Португалии, и так же да будет поступлено последним по отношению к королю Кастилии. Далее: поскольку корабли короля Кастилии, что следуют в земли, лежащие за названной линией, по необходимости должны проходить через моря, находящиеся по сю сторону линии и принадлежащие Португалии, договорились оба государя, что названные корабли могут плавать свободно и без помех в этих морях в течение всего времени, которое потребно для перехода, и могут следовать они для открытий и завоеваний в места, принадлежащие Кастилии, но если при этом открытая земля окажется в части, отведенной для Португалии, будет она считаться владением короля Португалии. И так как может случиться, что корабли короля и королевы Кастилии и Арагона откроют до 20-го числа текущего месяца острова и материки по сю сторону названной линии, что должна быть проведена в 370 легуа к западу от островов Зеленого Мыса, условились высокие договаривающиеся стороны через своих представителей, что во избежание сомнений, все, что будет открыто к 20 июня кораблями и людьми кастильскими в пространстве, лежащем на 250 легуа к западу от островов Зеленого Мыса, будет принадлежать королю Португалии, а земли, что находятся далее к западу внутри полосы, простирающейся на 120 легуа к востоку от названной разделительной линии, будут принадлежать королю и королеве Кастилии, хотя оные 120 легуа и составляют часть дистанции в 370 легуа, в пределах коей все моря и земли являются владениями короля Португалии. Если же до 20 июня ничего не будет открыто кораблями короля и королевы Кастилии внутри оных 120 легуа, все, что откроют кастильские корабли, впредь в этих местах да считается владениями короля Португалии…»