Танская эпоха хорошо известна как один из самых созидательных периодов в истории китайской цивилизации. Поэзия этого времени осталась непревзойденной, а произведения искусства, созданные танскими мастерами, особенно скульпторами и художниками, находятся наравне со всем лучшим, что было сотворено до или после. Благодаря коллекционерам и переводчикам танское искусство и поэзия хорошо знакомы Западу, но до сих пор сделано слишком мало, чтобы пролить свет на те социальные условия, в которых жили художники и поэты. К счастью, высокоорганизованная гражданская служба танской империи оставила после себя записи, которые, войдя в официальную историю династии, дают ценную информацию о социальной и экономической ситуации в VII–VIII веках. Именно в эти два столетия жили самые выдающиеся китайские поэты и оформлялись новые художественные течения. Империя, основанная великим Тай-цзуном, была самым большим и, скорее всего, самым густонаселенным государством в мире того времени. Она управлялась из Чанъани гражданскими ведомствами, которые, хотя и основывались на ханьской модели, оказались более эффективными и более влиятельными. У танских императоров больше не было необходимости скрывать свое правление под фасадом феодализма. Империя принадлежала им, и они могли управлять ею по своему выбору. Ни принцы параллельной ветви, ни вассальные правители не оспаривали их власти, а удельные князья в отдаленных провинциях не могли поднять восстания. До того момента, как мятеж Ань Лу-шаня в 755 году ослабил императорскую власть и нанес удар престижу трона, все государство находилось под прямым контролем центрального правительства, созданного на основе иерархии чиновников, отобранных в ходе экзаменов на должность. На вершине своего расцвета, после смерти Тай-цзуна, империя простиралась с севера на юг на 16918 ли , а с востока на запад — на 9511 ли . Таким образом, расстояние от северных пограничных постов за Великой Стеной до границ с Вьетнамом составляло 5640 миль, а от Тибета до тихоокеанского побережья — 3170 миль. Эти цифры явно превышают действительное расстояние от Великой Стены до южных границ, а также от моря до Тибетского плато. Видимо, они учитывают и земли монгольских племен, признававших сюзеренитет Китая, а также территорию центральноазиатских государств, на господство над которыми претендовала Чанъань. На самом деле, в танскую империю не входила большая часть нынешних провинций Юннань и Гуйчжоу, все еще населенных туземными племенами, весьма враждебно настроенными по отношению к китайцам. Поэтому она была значительно меньше манчжурской империи. При первых централизованных империях Цинь и Хань самой большой административной единицей была область, соответствующая "чжоу" или среднему уезду при династии Цин. Провинций при ханьской династии не было. Первое разделение Китая на провинции, в противовес феодальным царствам и государствам, стало одной из реформ Тай-цзуна. По его указу было образовано десять провинций, называвшихся "дао", "округами", созданных на основе естественных преград, без учета ранних политических границ. Первая, Гуаньнэй — синоним более древнего названия Гуаньчжун, "Земли среди перевалов", соответствовала нынешней провинции Шэньси. К северо-западу от столичной провинции находилась Лунъюй, частично занимавшая территорию Ганьсу, а на западе граничившая с гористыми землями кочевников дуюйхуней (Кукунор). Через эту провинцию и оазисы Центральной Азии проходил Великий Шелковый путь. Хэдун, "к востоку от реки" — так при Тан называлась Шаньси, расположенная на плато, с запада и юга ограниченном Желтой рекой, а с востока — горами Тайханшань. Великая восточная равнина была разделена Тай-цзуном на три провинции: Хэбэй, "к северу от реки" (название, возрожденное при Республике), занимала земли к северу от Хуанхэ, при манчжурской династии она называлась Чжили. В Хэнань танских времен входила не только нынешняя одноименная провинция, но и часть Шаньдуна, лежащая к югу от Желтой реки. Хуайнань, "к югу от реки Хуайхэ", занимала всю территорию между реками Янцзы и Хуайхэ, ныне поделенную между провинциями Хэнань, Аньхой и Цзянсу. Тут танское деление явно было более логичным и удобным, ибо нынешнее не соответствует топографическим и экономическим границам региона. Весь Южный Китай, включая долину Янцзы, был разбит всего на четыре провинции. Столь значительная их площадь объясняется неразвитостью и малозаселенностью большей части Южного Китая в VII веке. Четыре танских провинции, это: 1. Цзяньнань, "к югу от ущелий", занимала часть Сычуани, Юннани и Гуйчжоу и граничила с Тибетом. 2. Шаньнань, "к югу от гор", в нее входил средний бассейн Янцзы, сегодня поделенный между восточной Сычуанью, Хубэем и северной Хунанью. 3. Цзяннань, "к югу от Реки" , включала в себя обширный регион, ныне являющийся частью провинций Чжэцзян Цзянси, Фуцзянь, Хунань, Цзянсу и Аньхой. 4. Линнань, "к югу от хребта", соответствовала нынешним Гуандуну и Цзянси, а также части Вьетнама. Для установления земельного налога танское правительство несколько раз проводило перепись населения империи, и данные, к счастью, сохранились. Фрагмент отчета о переписи, возможно, проведенной в 740 году, был обнаружен в пещерных храмах Дуньхуана, провинция Ганьсу. Эти сведения касаются крестьянской семьи, осевшей в этих местах, и дают информацию о количестве всех членов хозяйства, детей и взрослых. Таким образом, танская статистика не сводилась только к учету непосредственных налогоплательщиков, но представляла информацию о реальной численности населения, и это говорит о степени организованности и эффективности работы гражданских служб, не имевшей себе равной в истории вплоть до нового времени. Из этих цифр видно, что в течение 150 лет, предшествовавших мятежу Ань Лу-шаня, число налогоплательщиков колебалось между 8–9 миллионами семей, в которых проживало около 40–50 миллионов человек. Количество городов, или административных единиц, что, как правило, равно числу укрепленных городов, варьируется — видимо, вследствие реформ, а не строительства новых или разрушения старых. Очевидны катастрофические изменения, произошедшие после мятежа Ань Лу- шаня, и не только потому, что цифры свидетельствуют о громадном сокращении населения, но и потому, что сами они являются скудными и приблизительными. Обычно утверждалось, что такие изменения отражают ущерб, нанесенный мятежом. Однако гибель 35 миллионов человек все-таки представляется невероятной. Мятеж Ань Лу-шаня традиционно считался разрушительной бурей, уничтожившей великую культуру VII и VIII веков, оставившей танской династии одно лишь имя и обескровившей страну. Такое поэтическое преувеличение позволительно для романтических рассказов о Сюань-цзуне и Ян Гуй-фэй, но недопустимо для истории. Армии Ань Лу-шаня и императорских полководцев, ему противостоявших, действительно опустошили северные провинции и разграбили Чанъань, но обычно забывается, что мятежники никогда не проникали ни в провинции бассейна Янцзы и юго-восточного побережья, ни в богатую западную провинцию Сычуань, куда бежал Сюань-цзун после падения столицы. Захватив Чанъань, мятежники остановились и не пошли дальше, поэтому география всех последующих долгих войн ограничивалась восточными провинциями Хэнань, Шаньдун и Хэбэй. В то время как юг, избежавший ужасов войны, оставался таким же богатым и высококультурным, как и древние северные центры, ибо еще после разделения страны при династии Цзинь многие семьи ученых и чиновников бежали сюда от варварских нашествий. Уже тогда южные провинции начали соперничать с северными по уровню благосостояния и цивилизованности. Не случайно поэтому, что многие известные танские поэты, как, например, Ли Бо, были родом из Сычуани или долины Янцзы. Теория о том, что Китай в результате этой войны был опустошен и обезлюдел, основываются на данных переписи 754 года, за год до восстания, и 764 года, через год после восстановления мира. В первом случае население империи оценивается в 52 880 488 человек, а во втором — в 16 900 000. Если эти две цифры точно отражают количество населения в империи, то мы должны признать, что Ань Лу-шань, его приспешники, а также императорские генералы ответственны за уничтожение 35 миллионов человек, причем такое масштабное истребление должно было бы произойти лишь в четырех провинциях в течение десяти лет. Войны в Китае VIII века, даже сопровождавшиеся грабежами и массовыми убийствами, не шли непрерывно. Когда армии вставали на зимний постой, наблюдались долгие перерывы в военных действиях, прерываемые лишь короткими стычками. Более вероятно, что после вызванных восстанием беспорядков и дезорганизации результаты переписи 764 года представляют собой не более чем грубый подсчет количества людей, которые могли быть подвергнуты налогообложению. Причем этот подсчет наиболее тщательно производился в северных провинциях, наиболее близких к столице, то есть в тех, которые более всего пострадали в ходе войны. Если не принять такое объяснение, то невозможно согласовать столь большое падение численности населения с тем фактом, что многие из самых богатых и густонаселенных провинций империи не пострадали в ходе смуты. В истории мало фактов, чтобы однозначно свидетельствовать о таком огромном количестве жертв даже в Северном Китае. Ань Лу-шань, чей мятеж стал неожиданным для двора, вплоть до Линбао в Хэнани продвигался почти без сопротивления. Там произошла решающая битва, в результате которой мятежник захватил тунгуаньский проход и начал поход непосредственно на столицу. Последующие этапы войны, когда восставшие были вытеснены обратно в Хэнань и Шаньдун, являлись разрушительными для торговли и благосостояния этих районов, но едва ли сопровождались массовыми побоищами. Подлинной же причиной таких результатов переписи после восстания стало отсутствие должного количества чиновников, ответственных за сбор налогов. Провинции, освобожденные от мятежников, оставались под военным управлением, что мешало работе правительственных гражданских служб. Небольшие и явно приблизительные цифры за последний период правления танской династии говорят скорее об упадке власти и эффективности правительства, чем о бедах, нанесенных самим восстанием. Социальная система Китая при танской династии, уже не являясь феодальной, продолжала оставаться аристократической. На вершине социальной лестницы находился огромный привилегированный класс знати и чиновников, свободный от налогообложения, поставлявший государству верных слуг, чьи интересы совпадали с интересами самой императорской семьи. Существовало девять рангов знатности, но знать более не была связана с землей, а ей давалось содержание в виде налогов с определенного количества семей, пропорционально рангу. Танская знать Ранг Налог Принц I класса (ван) С 10 000 семей Принц II класса С 5 000 семей Князь I класса С 3 000 семей Князь II класса С 2 000 семей Князь III класса С 1 000 семей Хоу С 1 000 семей Бо С 700 семей Цзы С 500 семей Нань С 300 семей Три высшие ступени: принцы крови, принцы II класса и князья I класса, — были зарезервированы для чинов императорского клана. Первая — для сыновей и братьев правящего или недавно умершего императора, вторая и третья — для более далеких родственников и младших ветвей. Низшие ранги давались чиновникам, отличившимся во время основания династии или позднее. Каждому представителю знати полагался доход (нескольких тысяч или сотен семей) в соответствии с рангом. Наследственные титулы сами по себе не давали административной власти, но каждый ранг знатности соответствовал определенной ступени в чиновничьей иерархии, также разделенной на девять уровней, каждый из которых подразделялся на старший и младший. Гражданская служба была доступна только образованным людям, выбиравшимся по результатам государственных экзаменов: система, которую последующие династии усовершенствовали. Это важнейшее нововведение, обязанное своим появлением Тай- цзуну, постепенно привело к тому, что на смену выдвинувшимся в результате милости или благодаря семейным связям людям, составлявшим основу чиновничьего класса при Хань и последующих династиях, пришла каста ученых. Императорское учебное заведение в Чанъани, которое император расширил и к которому благоволил, готовило чиновников для новых гражданских служб. После произведенного Тай-цзуном расширения не менее 3 260 ученых постоянно жило там, а всего занимающихся было около 8 000. Обучение целиком сводилось к конфуцианским канонам и комментариям к ним, что считалось наилучшим для стремящихся к карьере чиновника. Все представители официального класса: принцы крови, знать, семьи императорских жен и наложниц, высшие ранги чиновничьей иерархии, ученые императорского колледжа, — освобождались от земельного налогообложения. Естественно, что столь желанные привилегии создавали почву для коррупции, чем многие и пользовались. Несмотря на это, государственная машина, до того, как была расстроена мятежом и узурпацией власти местными генерал-губернаторами, оставалась высокоорганизованной и достаточно эффективной. Вся администрация находилась в Чанъани, ибо, хотя Тай-цзун и разделил империю на десять провинций, они представляли собой лишь совокупность меньших территориальных единиц "чжоу", которые непосредственно подчинялись столичным ведомствам. Модель, по которой империя была организована, стала весьма распространенной в более поздние времена, но тогда она являла собой самый высший тип централизованного управления, который когда-либо достигался. Императору помогал совет, называемый Шан шу шэн, в который входили некоторые высшие придворные сановники и министры шести ведомств. Эти ведомства были следующие. — "Ли бу", или ведомство гражданских служб, отвечало за официальную иерархию и осуществляло контроль за административной машиной. — "Ху бу", буквально, "ведомство дворов", в ведении которого находились финансы и доходы. Оно осуществляло сбор налогов, перепись населения и контроль за сельским хозяйством, на основе чего и проводилось налогообложение. Самой важной обязанностью ведомства была доставка зерна в столицу, ибо от этого напрямую зависело правительство, выплачивавшее жалованье армии и чиновникам зерном. — "Ли бу" (иероглиф пишется иначе, чем в первом случае) — ведомство ритуалов, ответственное за общественные церемонии и соблюдение государственных культов. — "Бин бу", военное ведомство, управляло армией и пограничными гарнизонами. — "Син бу", ведомство наказаний, осуществляло контроль за судами и вынесением наказаний, ибо гражданские дела обычно решались на основе обычаев и арбитража и не являлись частью официальной уголовной системы. Суд, таким образом, выполнял лишь исполнительные функции. — На попечении "гун бу", ведомства работ, находились все общественные работы в империи: дамбы, дороги, борьба с наводнениями и строительство ирригационных сооружений. Эти шесть ведомств отдавали приказания и получали отчеты напрямую из "чжоу", областей. Последние отвечали за находившиеся в их ведении уезды (сянь), а уездная управа осуществляла контроль за всеми деревнями. У нее, как и у правительства в целом, было три основных функции: сбор налогов, надзор за общественными работами и поддержание порядка, включая вынесение судебных наказаний. В официальном кодексе существовало пять степеней наказания, и хотя Тай-цзун значительно облегчил суровые законы династии Суй, уголовный кодекс был очень жесток. Самым легким наказанием была порка, существовавшая в двух видах, причем более тяжелая нередко оказывалась смертельной для жертвы. За более серьезные преступления предусматривалась ссылка, также двух степеней. Меньшая, на срок не более трех лет в другую часть родной провинции преступника, и тяжелая, пожизненно на границы империи. Пожизненные ссыльные служили воинами в гарнизонах вдоль Великой Стены и в Центральной Азии, а также в нездоровых южных районах империи. Высшим наказанием являлась смертная казнь, так или иначе соответствовавшая тяжести совершенного преступления. Тай-цзун постановил, что каждый смертный приговор должен рассматриваться в течение трех дней, и в это время судья должен воздерживаться от мяса, музыки и развлечений, дабы ничто не отвлекало его от осознания серьезности и важности обязанностей. Как и при всех китайских династиях, наказания за мятежи и заговоры были очень суровыми, а семья преступника подвергалась наказанию в соответствии со степенью родства с ним самим. Такая система являлась следствием клановой организации общества, полагавшей, что индивид неотделим от своей семьи, и при совершении таких серьезных преступлений, как восстание и подстрекательство к нему, семья обязана разделить вину с преступившим закон. Основной задачей правительства было не столько выполнение законов, большей частью основывавшихся на обычаях, сколько сбор налогов и развитие сельского хозяйства, от которого и зависели налоги. Поэтому все население империи, за исключением чиновничьего класса и горожан, было поделено на пять категорий: дети до четырех лет, подростки от четырех до шестнадцати, юноши от шестнадцати до двадцати одного года, взрослые от двадцати одного до шестидесяти и старики. Взрослые и юноши наделялись землей, которую они должны были обрабатывать как государственные арендаторы. Государству они должны были отдавать рентой и общественными работами. В качестве ренты арендатор платил пять ху риса. В соответствии с качеством земли он также должен был отдать два куска первоклассного шелка и двадцать футов шелка более низкого качества, а там, где шелк не производился, — соответствующее количество конопли, одежды или четырнадцать унций серебра. Кроме этого, он обязан был двадцать дней трудиться на общественных работах, заплатив за каждый пропущенный день по три фута шелка. Шкала налогов и ренты висела на каждых городских воротах и на каждой деревенской площади, чтобы никто не мог оправдаться незнанием закона. В неурожайные годы давались освобождения от ренты и работ. Также это касалось осваивавших новые земли. Земля распределялась между безземельными взрослыми, и если в какой-либо деревне или уезде не хватало рабочих рук, излишки передавались другой деревне или уезду. Возможно, этим и объясняется неодинаковое число уездов в различное время. Земля измерялась (как и теперь) в му, сто му составляли цзин, что являлось стандартным наделом для взрослого крестьянина. Участок земли в 100 му теоретически предназначался для всех иждивенцев крестьянина, 40 му — для престарелых и немощных, 30 му — для вдов и сирот, а оставшееся — для самой семьи. Крестьяне подразделялись на два класса: "широкоземельные" и "узкоземельные". Первые, в среднем, имели в два раза больше земли, чем последние. При освобождении от налогов в неурожайные годы к "узкоземельным" относились более снисходительно. Торговцам и ремесленникам запрещалось регистрироваться в качестве государственных арендаторов, чтобы избежать уклонения от найма и субаренды. Пошлины и налоги на лодки также падали преимущественно на крестьян. Бедняки — безземельные городские кули, не имевшие собственности, и иностранцы (которыми считались кочевники и центральноазиатские купцы) вообще не платили налогов. Поэтому многочисленный тогда, как и сейчас, в городах слой кули не вносился в списки. Сведения о том, что же государство получало в результате такой системы, сохранились (к сожалению, только за один или два года). Изменившиеся ценности и неопределенность некоторых упомянутых единиц делают достаточно трудной оценку дохода в нынешних деньгах. В 746 году, накануне восстания Ань Лу-шаня, когда империя находилась на пике процветания, доходы казны были следующими: Деньгами: "более" 2 000 000 связок по 1 000 монет в каждой Зерном: "более" 19 800 000 ху Шелка разных сортов: 7 400 000 кусков Первоклассного шелка: 1 800 000 кусков Одежды: 1 350 000 Связка монет теоретически эквивалентна одной унции серебра. Общий объем зерна — около 1 060 714 тонн. В 780 году, несколько лет спустя после окончательного подавления восстания, уровень поступлений был таков: Деньгами: 20 500 000 связок Зерном: 4 000 000 ху (214 285 тонн) Государственные расходы в то же время: Деньгами: 9 500 000 связок Зерном: 16 000 000 ху (857 140 тонн) Очевидно, что после войны транспортировка зерна еще не наладилась, и государство вынуждено было покупать его за деньги. Доставка зерна в столицу всегда оставалась для правительства источником вечных трудностей. В этом отношении Чанъань расположена очень неудачно, ибо, хотя долина реки Вэйхэ, где находится столица, и была в то время менее подвержена засухам, чем теперь, однако она не могла удовлетворять потребности самого большого в то время города в Азии, если не во всем мире. Данных о населении самого города нет, но сохранились сведения о численности населения в столичном округе, куда входили сама Чанъань и несколько соседних маленьких городов, за 742 год, когда город был на вершине славы. Количество семей определяется как 362 921, что составляет 1 960 188 человек. В танские времена столица представляла собой прямоугольник со сторонами в 5 и 6 миль, то есть площадью 30 квадратных миль. Население Чанъани было никак не меньше миллиона человек. Нынешний город Сиань, построенный на том же месте, размерами не более двух на три мили, а его население не превышает 300 000 человек , что гораздо меньше, чем в танские времена. Районы, производящие зерно, находились в южных и восточных провинциях, на великой равнине и в долине Янцзы, то есть далеко от столицы, которая, к тому же, находилась на плато в верхнем течении реки Вэй и выше опасных водопадов Саньмэнь на Хуанхэ. Эти обстоятельства, составлявшие стратегическую силу "земли между перевалами", в экономическом плане стали серьезными недостатками. Собранное в качестве налогов зерно шло вверх по реке Хуайхэ и Великому каналу до Желтой реки, а затем к устью реки Лошуй к востоку от Лояна. Далее необходимо было двигаться сквозь ущелья, пробитые рекой среди высоких лессовых холмов. Это был опасный путь, который затрудняли очень сильное течение и водопады. Большие речные лодки с юга и востока не могли идти на запад дальше устья реки Лошуй, что создавало необходимость перегрузки зерна — со всей вероятностью потерь и воровства. Потери от кораблекрушений в верхнем течении Хуанхэ были тяжелыми, не повлияло на это и ужесточение наказаний по отношению к лодочникам и чиновникам. Одно время делались попытки избежать транспортировки зерна через водопады и доставлять его к устью реки Вэйхэ по суше. Для этой цели постоянно использовалось не менее 1 800 повозок. Так как дорога на запад, в ту пору самая оживленная в империи, ибо она вела к столице, проходила через узкие лессовые ущелья и высокие хребты, неудобства, для путешествий и торговли, а также потери и траты привели к тому, что этот эксперимент забросили. Сюань-цзун пытался создать дух соперничества между различными провинциями и областями. Первой лодке, достигшей места назначения через реку Вэйхэ, в Чанъани воздавались почести. Ее ярко украшали и вели к причалам в сопровождении танцовщиц и музыкантш. Насколько успешным оказалось такое эстетическое нововведение, историки не зафиксировали. Другим неудобством транспортировки зерна в Чанъань можно признать экономическую нецелесообразность самого предприятия. Лодки, многие недели медленно поднимавшиеся вверх по течению, возвращались назад пустыми, затрачивая на это вполовину меньше времени, но не извлекая никакой выгоды. Для выполнения задачи требовалась огромная армия лодочников, чиновников и надсмотрщиков. Год от года зерна для нужд столицы и множества знати требовалось все больше и больше. Во времена Тай-цзуна было необходимо не более 200 000 ши (около 10 714 тонн), но к правлению Сюань-цзуна эта цифра возросла до 4 000 000 ши (160 174 тонны). Поэтому не может быть сомнений, что стоимость перевозки зерна и убытки от нее стали одной из причин поддержки мятежа Ань Лу-шаня восточными провинциями, желавшими освободиться от этого кошмара. Упадок Шэньси и окончательный отказ от Чанъани как столицы империи — танская династия стала последней, правившей здесь, — был, вполне возможно, связан с растущим осознанием трудностей перевозки зерна через водопады и против течения Желтой реки. Последующие династии основывали свои столицы на восточной равнине или на Янцзы, где подходы были доступны, а водный путь — короток и безопасен, но и они не были избавлены от опасности, угрожавшей Чанъани — набегов кочевников- степняков. В конце правления Тан, когда управлявшиеся генерал-губернаторами провинции удерживали зерно и уничтожали транспортную систему, для Чанъани и даже для императорского двора наступили голодные времена. Население уходило в более благоприятные для жизни места, император был увезен одним из генералов в Лоян, а город, разрушенный войнами и голодом, обезлюдел. Земельная рента и налог зерном были главными, но не единственными источниками пополнения казны для правительства. Чеканка монеты, добыча соли, железа и позднее меди являлись государственными монополиями. Налогами облагалось вино (рисовый спирт), а когда в VIII веке получил распространение чай, то и на него в 793 году установили налог. В середине IX века общий доход казны по этим позициям составлял 9 220 000 связок монет, правда, сбор этих налогов стоил государству 3 000 000 связок. Также сохранились цифры, показывающие ежегодную производительность шахт и соляных колодцев империи. В то время действовало 18 соляных озер, включая прибрежные болота, а также 640 колодцев. Все вместе они ежегодно приносили в казну 400 000 связок монет. В шахтах империи ежегодно добывали: серебра — 25 000 унций, меди — 655 000 катти (390 тонн), свинца — 144 000 катти (85 тонн), олова — 17 000 катти (15 тонн), железа — 532 000 катти (317 тонн). Государство обладало монополией на чеканку медной монеты, но производство не было сосредоточено в одном монетном дворе. По всей империи действовало не менее 99 дворов, большинство из них находилось в Шаньси и нижнем течении Янцзы, поблизости от залежей металла. Ежегодный выпуск денег одним двором оставался на уровне 3 300 связок (по 1000 монет в каждой), что дало бы общий объем в размере 399 300 связок, но в действительности, как отмечается, он был ниже, около 327 000, что, видимо, объясняется неполной загрузкой производства. Правительство постоянно сталкивалось с появлением фальшивых денег, которые, как и при ханьской династии, чеканили в огромных масштабах. В 722 году император вынужден был объявить государственную монополию на производство медных изделий, дабы фальшивомонетчики не имели возможности приобретать сырье для своего дела. Эта мера, однако, не возымела большого эффекта, ибо нарушители закона, без сомнения, могли использовать уже имеющиеся запасы или же находили возможности обходить запрет.