Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

А-3 ( Kal . псЗ) »      »      » »

испытуемый обучался ходу конем и пониманию общего смысла задачи «снять конем пешку». Затем давалась доска (клетки: al, а2, аЗ, Ы, Ь2, ЬЗ, cl, с2, сЗ). Испытуемый заучивал принятую в шахматах нотацию этих клеток, после чего ему предлагались различные варианты задачи «снять конем пешку». Вначале он должен был решать их, не глядя на доску («в уме»). Если это было ему не по силам, то давалась доска с фигурами.

В целях описания общего типа опытов мы приводим выдержки из протокола экспериментов с учеником II класса Л.

Задачи первой серии (А) (рис. 5). Задача — А-1¹¹ (см. рис. 5). Конь стоит на al, пешка — на cl (Kal и cl). Это простейший вариант задачи «снять конем пешку», предполагающий двухходовое решение: Kal—ЬЗ, КЬЗ:с1. Но кратчайшим образом задача решается лишь при условии, если испытуемый верно изберет первый ход (Kal—ЬЗ, а не Kal—с2) ¹².

Опишем постановку задачи испытуемому Л. и его решение.

Эксп. Слушай внимательно. Белый конь стоит на поле al. Поставь его «в уме» на это поле (пауза). Поставил?

¹¹ Здесь и в последующих случаях буквой обозначена серия, цифрой — порядковый номер задач этой серии.

¹² По общему замыслу опыты в даииой серии (и последующих) могли проводиться в трех вариантах: 1) <не глядя иа доску», 2) <глядя на доску» и 3) «комбинированно». В опытах с испытуемым Л. во втором и третьем вариантах не было необходимости.

180

Исп. Поставил.

Эксп. Черная пешка —на поле cl (пауза). Поставь и ее.

Исп. Поставил.

Эксп. Подумай и скажи: как надо ходить конем, чтобы снять пешку?

Исп. Kal—с2, Кс2 —аЗ, КаЗ —Ы, КЫ — сЗ, КсЗ — а2 (большая пауза) Ка2 : сЗ — снимаю пешку!

Испытуемый допустил ошибку: пешка не на сЗ, а на cl.

Эксп. Где же стоит пешка? (Напоминает, что пешка стоит не на сЗ, как он сказал, а на cl!)

Исп. (быстро поправляется). Тогда с а2 можно снять пешку на cl!

Испытуемый верно решил задачу, но потратил шесть ходов вместо необходимых двух. Надо было понять, как мальчик решал задачу. Соотносил ли он каждое свое действие с требованиями задачи? Руководствовался ли планом? Что привело его к решению — «собственная логика» или манипулирование конем — «логика внешних обстоятельств»? Возможно, он построил необходимый план, но не нашел лучшего варианта. (В таком случае его план строился не по «собственной логике», а по «логике внешних обстоятельств», хотя в итоге план был построен на основе «логики предмета». Как мы видим, наблюдаемое нами действие испытуемого могло быть построенным на совершенно различных уровнях. Притом испытуемый мог допустить и случайные ошибки, причины которых не имеют прямого отношения к интересующему нас вопросу (например, почему испытуемый спутал при первой попытке решить задачу положение пешки — сЗ, а не cl?)- Можно было предполагать, что некоторые неполадки в решении связаны и с тем, что испытуемый еще недостаточно овладел пониманием задачи «снять конем пешку», но это понимание может усовершенствоваться в ходе решения других задач.

Все эти вопросы необходимо было выяснить в последующих опытах.

Эксп. Ты решил задачу шестью ходами. Это слишком много. Попробуй решить быстрее, с меньшим количеством ходов.

Исп. Kal— ЬЗ, КЬЗ:с1 (дает верное решение, не допуская неточностей).

Конечно, этот факт еще не дает ответа на поставленные вопросы, наоборот, он лишь обостряет их.

Задача А-2 (см. рис. 5): Kal , nbl . Это теоретически вторая по трудности задача. Она решается в три хода: Kal—с2, Кс2 —аЗ, КаЗ:Ы. Такое наиболее короткое решение возможно лишь при условии, если испытуемый верно выберет ход (Kal — с2, а не Kal—ЬЗ).

Испытуемому Л. эта задача была дана сразу вслед за верным решением задачи А-1.

Исп. Kal—ЬЗ, КЬЗ —cl, Kcl — а2, Ка2 — сЗ, КсЗ:Ы.

181

В предыдущей задаче первый ход КЬЗ помог мальчику найти кратчайшее решение. Он и в этой задаче начинает тем же самым ходом. Но здесь ребенок наталкивается не на самый короткий вариант.

Эксп. Ты верно решил задачу, но ее можно решить иначе, короче, скорее, затрачивая меньше ходов. Реши ее по-другому.

Исп. Kal—ЬЗ, КЬЗ — cl (экспериментатор прерывает испытуемого).

Эксп. Ты так уже играл! Подумай еще.

Исп. Kal—с2, Кс2 — аЗ, КаЗ:Ы. (Дает верное решение, не допуская неточностей; экспериментатор сообщает ему об этом.)

Такой ответ испытуемого еще больше обостряет проблематичность понимания тех оснований, на которых строятся его действия. Необходимы дальнейшие опыты.

Задача А-3 (см. рас. 5): Kal, псЗ.

Теоретически третья по трудности задача. Она решается в четыре хода: Kal—ЬЗ, КЬЗ — cl, Kcl—а2, Ка2 : сЗ. Однако в некотором отношении она легче предшествующих задач: ее верное решение не зависит от выбора первого хода — вариант, начинающийся с хода Kal—с2, также приводит к верному и наиболее экономному решению. Ставить эту задачу испытуемому Л. не было прямой необходимости: по решениям предшествующих задач было видно, что мальчик с ней справится. Все же она была ему поставлена. Надо было по возможности сохранять стандарт в постановке задач любым испытуемым; к тому же решение этих задач служило известным упражнением.

Задача А-3 оказывалась иногда самой важной для понимания оснований действий у других испытуемых (иногда опыты заканчивались именно на этой задаче), но об этом будем говорить позднее.

Приводим выдержки из протокола решения задачи А-3 испытуемым Л.

Последние две задачи испытуемый решил безошибочно. Однако основания, которые он при этом использовал, все же остаются неясными. Необходимы дополнительные опыты.

Вслед за задачами первой серии испытуемому были даны задачи второй серии ¹³.

¹³ В ряде случаев в экспериментах с первой серией задач кроме трех основных использовались и так называемые зеркальные варианты к ним (см.

рис. 6). Название «зеркальная» — условно. По существу эти задачи получены путем вращения исходных задач на 90°, 180°, 270° и перемены мест коня и пешки. Каждая из «зеркальных» задач эквивалентна исходной по количеству ходов, необходимых для ее решения, но отличается от нее пространственным расположением фигур. «Зеркальные» задачи были необходимы для уточнения особенностей решения испытуемым исходной задачи, проверки характера ошибок, допущенных в ее решении, исключения случайно найденных объективно удачных решений и т. п.

Аналогичные «зеркальные» задачи с теми же целями использовались

и во второй серии задач, т. е. в задачах с блоками.

182

Задачи второй серии (Б) (рис. 6):

Б-1 а — белые Ка 1, с 1, черные сЗ;

Б-16—белые Kal, a2, черные сЗ и др.

Такого рода задачи были названы «задачами с блоками» (а — с ближним блоком; б — с дальним блоком).

Опыты, как и в первой серии, проводились по трем вариантам (глядя на доску, не глядя, комбинированно). В отличие от предшествующих задач здесь давалась предварительная инструкция: «Думай, сколько хочешь, но не трогай фигур (при варианте «глядя на доску») до тех пор, пока не убедишься

Б- 1а                        Б-16                        Б-2а                        Б-26

Рис. 6. Варианты задачи второй серии (Б) Б-la (белые Kal, ncl; черные псЗ); Б-1б ( >     > па2; >    > );

Б-2а ( >     > пЬЗ, с2; >    » );

Б-26 ( >     » па2, Ы; >    > )

«Зеркальные» задачи строятся по тому же принципу, что и в первой серии

что нашел верное решение- Если, передвигая фигуры, допустишь хотя бы одну ошибку, будут считать, что ты не смог решить задачу». Близкая к этой по форме и тождественная по смыслу инструкция давалась и при других вариантах.

Таким образом, при постановке задачи с блоками от испытуемого специально требовалось безошибочное решение с первой же попытки.

Если допускалась ошибка, задача считалась нерешенной.

Посредством задач с блоками выяснялось, как испытуемый строил решение задач первой серии.

Как уже упоминалось, испытуемый мог достигать решения этих задач в одном случае путем простой манипуляции конем, т. е. действуя по ориентирам внешней ситуации без непосредственного соотнесения каждого из своих действий с задачей. В другом случае это решение могло быть результатом комбинирования, планирования, программирования, иначе говоря, внутреннего управления действиями, т. е. оно могло быть получено путем предварительного построения плана системы действий, строго соотнесенных с задачей.

183

Решить Задачи с блоками манипулированием нельзя: движение по предмету «блокировано» ^и.

Как уже говорилось, часть из задач II серии была с ближними блоками, а часть — с дальними. Смысл таких разновидностей очевиден. При ближнем блоке необходимо предвидеть два хода, при дальнем—три хода; задача с дальним блоком труднее, если испытуемый действует в основном по принципу манипулирования, т. е. если внутреннее управление своими действиями развито у него лишь в зачатке- Сейчас мы не будем специально рассматривать этот особый вопрос, отметим лишь главное: для решения задач с блоками необходима способность действовать по предварительно построенному плану (в этом отношении безразлично, действует ли испытуемый «в уме» или «глядя на доску», — планировать можно только «в уме»).

После каждой исходной задачи испытуемому давались три-четыре «зеркальные» к ней задачи. Это исключало случайность, которая могла послужить причиной успешного решения задачи 1а или 16. Задачи 2а и 26 (см. рис. 6) помогали убедиться в неспособности испытуемого предварительно планировать свои действия.

Обратимся к решению задач с блоками испытуемым Л. Первой была задача Б-16 (белые: Kal, па2; черные: псЗ), т. е. с «дальним» блоком.

Исп.: Kal—ЬЗ (допустил ошибку, нарвался на заблокированный путь).

Ему была предложена вторая задача — Б-la (белые: Kal, cl; черные: псЗ), т. е. с «ближним» блоком.

Исп.: Kal —с2, Кс2 —аЗ, КаЗ —Ы, КЫ:сЗ. (Верное решение.)

Затем испытуемому была дана «зеркальная» по отношению к 16 задача (белые: КсЗ, с2; черные al).

Исп.: КсЗ — Ы (допустил ошибку).

Та же самая задача была дана «глядя на доску»-

Исп.: КсЗ —а2, Ка2 — cl, Kcl—ЬЗ, КЬЗ:а1. (Верное решение.)

Затем была дана еще одна «зеркальная» к 16 задача (белые: КаЗ, а2; черные cl).

Исп.: КаЗ —Ы (допустил ошибку).

«Зеркальную» задачу к Б-la (аналогичную предшествующей, но с «ближним» блоком) испытуемый решил верно, признал

Кстати, в подавляющем большинстве случаев это обнаруживалось уже при решении первой из задач с блоками (особенно при 16). Испытуемые, если оии действовали по принципу манипулирования, обычно избирали первым ходом Kal—ЬЗ, соответствующим «классическому» положению буквы «Г», и тут же попадали в ловушку. Причины такого выбора первого хода отмечены мной раньше, хотя и по другому поводу: Пономарев Я. А. Психология творческого мышления. М., 1960, с. 152—153 (предположение о причине трудности задачи «4 точки»)

184

нерешаемыми задачи Б-2а. («Здесь коню ходить некуда». Испытуемый не притронулся к фигурам, но пытался сделать ход в задаче Б-26, т. е. в задаче со спаренными дальними блоками.)

Было почти очевидно, что задачи с блоками находятся за зоной доступной испытуемому трудности. Но это был как. раз один из тех сравнительно немногих случаев, когда и задачи с блоками не могли окончательно показать, по какому же принципу испытуемый строит систему действий (было несколько удачных решений).

Окончательный ответ на этот вопрос дала задача третьей серии — «воронка».

Задача третьей серии (В) (рис. 7). «Воронка» давалась только «глядя на доску». Испытуемому не выдвигалось никаких ограничений.

Белый конь должен снять черную пешку. Во втором варианте белый конь и черная пешка обменивались местами.

Вначале «воронка» была дана Л. во втором ее варианте, т. е. конь был поставлен на место пешки (d2), а пешка — на место коня (g8). Испытуемый немедленно решил эту задачу, и это было не странно, так как в данном варианте каждый ход коня строго детерминирован внешней ситуацией — коня можно ставить только на свободные поля, а каждый выбор следующего свободного поля приближает белую фигуру к черной пешке (КЬЗ, Ка5, Кеб, Ке7, K:g8).

После этого экспериментатор перевернул доску на 180° и поставил коня на то место, где в первом опыте стояла пешка (g8), а пешку — на соответствующее место коня (d2), т. е. дал «воронку» в ее первом варианте. Все попытки испытуемого решить «воронку» в таком виде оказались

безуспешными, хотя по существу ему надо было лишь проделать маршрут, обратный тому, который только что был проделан при решении «воронки» во втором ее варианте.

Основной массив испытуемых составляли младшие школьники.

Некоторые из них не смогли справиться даже с тренировочными упражнениями: не осваивалось правило хода конем — «через две клетки на третью»,

Рис. 7. Задача третьей серии (В) —

«Воронка»

Белые. Kg8, пп, а), Ы, fl, f3, а4, c4,

d4, e4, с5, е5, аб, b7, b8, d8, черные

nd2

185

Другие дети успешно выполняли тренировочные упражнения. Тогда экспериментатор убирал доску и просил ребенка попасть «в уме» с клетки al на клетку cl. Некоторая часть детей с такой задачей не справлялась. Им вновь давали доску. Попытка решить задачу повторялась. Если она была удачной, ребенок должен был рассказать, не глядя на доску, как он только что решил задачу.

Были, конечно, и такие школьники, которые (подобно испытуемому Л.) переводили коня с клетки al на клетку cl сразу же, не глядя на доску. Тогда им давались более сложные задачи: «трехходовки», «четырехходовки» и те, в которых «вставать» на некоторые клетки доски запрещалось, и т. п.

И здесь младшие школьники распались на несколько групп, одна из которых справлялась лишь с простейшими задачами, другие — с более и более сложными.

Таким образом, в опытах со школьниками даже у младших учащихся обнаружились широкие индивидуальные различия в возможностях действовать во внутреннем плане. На одном полюсе оказались дети, системы действий которых всецело определялись непосредственно выступающей «логикой внешней ситуации». На другом — дети, решающие задачи сообразно ясно намеченному плану и напоминающие своими действиями интеллектуально развитых взрослых. Пространство между очерченными полюсами не было пустым. Данные полюса представляли лишь конечные звенья единой цепи индивидуальных различий. Было принято, что звенья этой цепи выражают собой отдельные этапы развития внутреннего плана действий.

Вытягивая индивидуальные различия в цепь развития, т. е. ранжируя их, мы руководствовались двумя критериями: 1) очевидным своеобразием общего облика типа, формы поведения, характерного для разных групп испытуемых (эти группы формировались на основании подобия индивидуальных различий испытуемых) и 2) степенью дифференцированности структуры деятельности во внутреннем плане, свойственной представителям той или другой группы. Таким путем было выявлено пять этапов развития внутреннего плана действий, каждый из которых достаточно резко отличался от другого и вместе с тем был пластично связан с соседним — переходил в него.

Первый этап по общему облику типа поведения характеризуется полной неспособностью ребенка действовать во внутреннем плане, «в уме» и вообще подчинять свои действия задаче, в постановку которой вовлечена речь, хотя ребенок способен манипулировать находящимися перед ним включенными в условие задачи вещами¹⁵.

¹⁵ Все, что мы здесь утверждаем, соответствует действительному положению вещей, конечно, лишь в пределах сложности использованных нами экспериментальных задач.

186

Внутренний план у таких детей, конечно, есть (дети достаточно свободно владеют речью), но структура деятельности в нем еще не дифференцирована. Функционирование его аморфно. Дифференцированная структура деятельности обнаруживается лишь во внешнем плане (в ситуациях более простых, чем в нашем эксперименте, задач). Ребенок, находящийся на первом этапе, субъективно не расчленяет процесс (способ) и результат собственного действия. Цели направлены лишь на преобразование предметной ситуации. Таковы же и побудители активности ребенка. Регуляция действия возможна лишь при опоре на восприятие ситуации. Действия контролируются исключительно вещами-оригиналами. Оценка действий всецело субъективна, эмоциональна. Эмоции — единственное, что вБ1ступает здесь в роли обратной связи цели и результата.

На втором этапе задача, в постановку которой вовлечена речь, может быть решена, но лишь во внешнем плане путем манипуляции предметами-оригиналами. Общий тип поведения приобретает здесь известное своеобразие: по просьбе экспериментатора испытуемые воспроизводят ход решения задачи, не глядя на доску, т. е. репродуцируют во внутреннем плане проделанные ими во внешнем плане действия, переводят предметные действия в план знаковых моделей.

Структура деятельности во внутреннем плане начинает дифференцироваться. В план знаковых моделей переводятся продукты действий. Однако их процессы во внутреннем плане еще не представлены. Они отображены только в объекте действия. Поэтому процессы (способы) действий еще не могут превратиться в операции. Средства деятельности во внутреннем плане отсутствуют При попытке действовать «в уме» деятельность распадается. Дифференциация структуры деятельности распространяется и на цели действий: доступными становятся цели, стоящие над предметными действиями (репродуцирование во внутренний план результатов предметного действия). Соответственно расширяется и диапазон побудителей активности. Расширяются возможности регуляции действия: испытуемые способны воспроизводить сложившиеся во внешнем плане действия по словесному указанию экспериментатора, т. е. связывать словесную модель ситуации с ее восприятием, решая задачи «под диктовку». Система действий здесь строится, конечно, экспериментатором: испытуемые выполняют лишь отдельные действия. Слово выступает как «сигнал сигнала»: оно «срабатывает» тогда, когда у ребенка уже имеется соответствующая программа, подготовленная во внешнем плане. Самостоятельное манипулирование вещами происходит без плана, без ясного замысла. Соотнесение частной и общей цели недостижимо: решение частной задачи превращается в самоцель. Общая задача растворяется, выталкивается. Действия контролируются вещами и их представлениями. Оценка эмоциональна. Однако внешние

187

речевые указания уже начинают оказывать влияние и на выбор цели, и на регуляцию действия, и па его контроль и оценку.

На третьем этапе задачи могут быть решены манипулированием представлениями вещей. Однако ребенку еще не удается в достаточной мере подчинять эти манипуляции требованиям словесно поставленной задачи. Такое манипулирование вообще еще весьма несовершенно. По общему типу оно уподобляется предметной деятельности предшествующего этапа (хотя теперь сама эта деятельность оказывается существенно продвинутой).

По линии дифференцирования деятельности во внутреннем плане происходят существенные сдвиги: расчленяются процесс и продукт действия. Способы действий (процессы) вскрываются, становятся доступными словесному, речевому оформлению, осознаются. Это и приводит к дифференциации предпрактиче-ских (для ребенка) целей на практические и теоретические (практическая цель направлена на преобразование ситуации, теоретическая — на выявление способа такого преобразования). Соответственно формируется новый тип активности, которая может теперь побуждаться потребностью в решении теоретических задач. Расчленяются цель и мотив. В регуляции деятельности новую функцию приобретает слово. Оно становится не простым «сигналом сигнала», а знаковым сигналом, который не только активизирует готовую команду, но может нести в себе зародыш собственной команды — программы действий.

Прежде программа действий, соответствующая речевому сигналу, была скрыта внутри. Теперь намечается возможность ее вынесения во вне. Все это резко повышает возможности построения системы действий, расчленения частной и общей целей. Испытуемые в условиях предметной деятельности (т. е. во внешнем плане) уже преодолевают феномен «утери» задачи и подчиняют частные цели общей. Хотя во внутреннем плане это еще недостижимо. Дети затрудняются в понимании условий задачи, часто «теряют» ее. Они еще не имеют надежных средств для построения системы действий во внутреннем плане. Способы действий выявляются, но они еще не превращены должным образом в операции. Поэтому функцию контроля действия продолжают преимущественно выполнять вещи и их представления, а в самостоятельной оценке результата действия доминируют эмоции.

На четвертом этапе способность подчинять манипулирование представлениями требованиям словесно поставленной задачи оказывается сформированной. Хотя задачи решаются также манипулированием представлениями предметов, но затем при повторном обращении к задаче найденный путь уже может составить основу плана повторных действий, каждое из которых теперь строго соотносится с требованиями задачи. Таким образом, повторно задача решается по плану, в основу которого кладется предшествующее решение практической задачи. План

188

строится путем преобразования эффекта ее решения в задачу теоретическую. Он представляет собой выявленный способ решения практической задачи. Здесь еще нет непосредственной рефлексии на причины ошибок манипулирования, нет предварительного анализа особенностей самой ситуапии, ее собственной структуры.

Развитие структуры деятельности идет прежде всего по линии преобразования способов действия в операции (и соответствующие им навыки), в средства деятельности во внутреннем плане. В качестве стимуляторов активности наряду с практическими задачами прочно утверждаются и теоретические, но лишь те, которые непосредственно связаны с решением практических задач, те, которые представляют собой непосредственную рефлексию на эти задачи. При повторном обращении к задаче функция регуляции действий может быть почти полностью передана словам. Здесь испытуемый строит вынесенную вовне логическую самокоманду. Контроль и оценка действий становятся в основном логическими. Роль представлений и эмоций в том и другом ограничивается.

На пятом этапе наметившиеся тенденции достигают полного развития. Способность к самокоманде сформирована. Действия систематичны, построены по замыслу, программированы, строго соотнесены с задачей. Контроль деятельности и оценка ее результата становятся всецело логическими. Своеобразие этого этапа состоит в том, что построение плана предваряется анализом собственной структуры задачи. План складывается на основе синтеза ее структурных особенностей. Здесь преодолевается непосредственная привязанность к практическому решению. План строится не на основе «логики удовлетворения потребности», побуждающей к решению практической задачи, а на основании возможного непосредственного учета «логики самих вещей», что связано с включением в деятельность познавательной мотивации.

Таковы основные психологические этапы интеллектуального развития ребенка — этапы развития внутреннего плана действий. Все совершенствование этого плана постоянно определяется закономерностями его связи с внешним планом: функционируя, внутренний план перестраивает и внешний. Образования внутреннего плана как бы спускаются на уровни внешнего, создавая тем самым более обширные возможности для совместного функционирования. В отношении содержания субъективного отражения это осуществляется и в ходе дальнейшего широкого овладения культурой, наращивания специального профессионального мастерства и т. п.

Несмотря на отмеченные преобразования, в развитом интеллекте этапы его развития сохраняют свои отчетливые следы: они оказываются структурными уровнями его организации. Это ярко обнаруживается в условиях решения творческих задач.

189

При нетворческой задаче развитый интеллект реализует, как это мы уже отмечали, готовые логические программы. Однако при творческой задаче картина резко меняется. Провал избранной программы отбрасывает решающего на нижние структурные уровни организации интеллекта. Дальнейший ход решения оказывается постепенным подъемом по данным уровням, повторяющим смену типов поведения, характерных для каждого из этапов развития. Человек как бы карабкается по лестнице

структурных уровней организации интеллекта, представляющих собой преобразованные, трансформированные этапы развития. Структурные уровни организации интеллекта выступают теперь как функциональные ступени решения творческой задачи.

Огромное количество фактов, накопленное психологией творчества, полностью подтверждает высказанное положение. Это дает право рассматривать описанную здесь организацию интеллекта человека как его психологический механизм, как психологический механизм решения творческих задач.

Результаты опытов по выявлению этапов умственного развития ребенка и наблюдения за ходом решения творческих задач интеллектуально развитыми взрослыми (которые мы специально опишем несколько позднее) дают право схематически изобразить центральное звено психологического механизма интеллекта в виде двух, проникающих одна в другую сфер (рис. 8). Внешние грани этих сфер можно представить как абстрактные пределы (асимптоты) мышления. Снизу таким пределом окажется интуитивное (за ним простирается сфера строго интуитивного— мышления животных). Сверху — логическое (за иим простирается сфера строго логического — мышления современных электронных вычислительных машин). Отметим некоторые признаки этих пределов в их противопоставлении.

Обратим вначале внимание на тип объектов, присущих каждому из пределов мышления. Нетрудно подметить, что объекты интуитивного представляют собой предметы-оригиналы. Это положение строго, конечно, лишь относительно предельного случая. Вообще говоря, такими объектами могут быть и изобразительные модели оригиналов; однако и здесь данные модели выступают не в специфической для них функции, не как собственно модели — они выступают в функции оригиналов — в частном случае, например, как вещи.

190

Рис. 8.

Объекты логического — модели в прямом смысле слова — знаковые, символические модели.

Рассмотрим процессы интуитивного и логического. Первый из них неосознаваем. Он слит с продуктом. Способы интуитивных действий на уровне интуиции не выявляются.

Процесс логического, например умозаключение, осознан, расчленен с продуктом — способы действия выявлены и превращены в операции.

В чем своеобразие продуктов действий в отмеченных пределах? Продукты интуитивных действий на полюсе объекта, т. е. объективно выраженные, опредмеченные, не могут противоречить объективной логике вещей: они непосредственно контролируются вещами. Например, перенося стул в обычных условиях, скажем не в условиях пребывания в космосе, мы не можем оставить его висящим в воздухе, что легко осуществимо, если мы станем вычерчивать траекторию его перемещения на бумаге, т. е. будем манипулировать стулом в модельном плане. Стул-оригинал немедленно поправит наше действие, если мы вздумаем опустить его в воздухе. Однако оценка продукта интуитивных действий субъективна. Она определяется его отношением к потребности, установке, мотиву и осуществляется эмоционально ^,6. Отсюда возникает возможность расхождения объективной и субъективной шкал оценок. Например, объективно ценное преобразование может не соответствовать установке, быть не нужным, тогда оно будет отброшено и задача останется нерешенной.

Непосредственная оценка продукта логического объективна. Это следует уже из того, что она осуществляется системой логических правил: что логически правильно, то ценно. Эмоциональная оценка здесь отсутствует, так как место потребности, установки занимает ее знаковая модель, символическая цель. Конечно, цель имеет знаковую природу лишь в пределе. Помимо предельных случаев она может выражаться и представлением. Зная, что субъективная логика всегда ограничена, нетрудно заметить, что отсутствие непосредственного контроля со стороны вещей-оригиналов создает на логическом пределе возможность нарушения законов объективной логики.

Мышление есть единство интуитивного и логического. Организация этого единства включает в себя иерархию плавно переходящих один в другой структурных уровней, представляющих собой трансформированные этапы описанного выше развития. Данные структурные уровни организации и превращаются в ситуациях творческих задач в функциональные ступени их решения.

Подробнее об эмоциональной оценке см.: Тихомиров О. К. Структура мыслительной деятельности человека. М., 1969 (экспериментальные данные получены О. К. Тихомировым совместно с Ю. Е. Виноградовым).

191

Первый уровень наиболее интуитивен. На линии, символизирующей данный уровень (см. рис. 8), лежит основание треугольника, изображающего объективный контроль и субъективную (эмоциональную) оценку. Вершина этого треугольника упирается в линию, символизирующую пятый уровень. Роль непосредственного объективного контроля и субъективной оценки затухает по мере подъема по структурным уровням организации мышления.

Пятый уровень наиболее логичен. К линии, символизирующей данный уровень, примыкает основание треугольника, изображающего субъективный контроль и объективную оценку. Вершина этого треугольника упирается в линию первого этапа. Роль субъективного контроля и объективной оценки гаснет по мере снижения по структурным уровням организации мышления.

С помощью данной схемы легко объясняется основная масса фактов, зарегистрированных психологией творчества. Например, в случае, когда для решения задачи в опыте человека имеются готовые логические программы, решения задач протекают на пятом уровне и не сопровождаются существенными сдвигами в эмоциональных показателях (заметим, во всех случаях деятельность на высших уровнях всегда опосредствуется низшими уровнями, но в условиях нетворческих задач такая опосредст-вованность оказывается незаметной). Это экспериментально доказано, например, для выполнения достаточно сложных, но знакомых испытуемому счетных операций.

Аналогичное наблюдается и на начальных стадиях решения творческих задач, когда человек прилагает к ним готовые логические программы, создавая тем самым исходный неверный замысел. Неадекватность таких программ (субъективная логика не подтверждается практикой) превращает задачу в творческую. Решение ее теперь возможно лишь с помощью интуиции. Это очевидно: когда исчерпаны все знания, но все же задача не решена, подсказать ее решение может только «объективная логика», в простейшем случае — сами вещи. Организация деятельности человека смещается на нижние структурные уровни. И это очевидно: попробуем, например, мысленно решить какую-нибудь достаточно сложную проволочную головоломку. В ходе смещения по уровням очень большое значение имеет содержание установки: отвечает оно объективной шкале ценностей или нет. В ходе деятельности, направляемой вначале исходным логическим замыслом, формируется интуитивная модель ситуации. Эта модель и обеспечивает в удачных случаях достижение интуитивного решения.

«Удачные случаи» исследованы и подробно описаны автором в книге «Психология творческого мышления» (1960). Решающая роль в этих случаях принадлежит побочным продуктам. Особенно эффективны побочные продукты, возникающие в общении людей.

192

Понятие «побочный продукт» построено на основании установленного и изученного автором факта 'неоднородности результата действия человека, наличия в этом результате прямого (осознаваемого) и побочного (неосознаваемого) продуктов. Эта неоднородность — прямое следствие неоднородности структурной организации психического.

Прямой продукт действия отвечает сознательно поставленной цели и может быть непосредственно использован в сознательной организации последующих действий (осознаваемый опыт). Побочный продукт возникает помимо сознательного намерения, складывается под влиянием тех свойств предметов и явлений, которые включены в действие, но не существенны с точки зрения сознательно поставленной цели.

Для характеристики побочного продукта воспользуемся простейшим примером. Лежащие на столе листы бумаги сдувает ветер. У работающего за столом возникает потребность прижать их. Используется первый попавшийся под руку предмет: книга, пепельница и т. п. Проделав в таких условиях нужное действие, человек нередко не может отдать себе отчет в том, каким именно предметом он воспользовался, какое точно место занял предмет на прижатом им листе бумаги (т. е. в том, что составляет побочный продукт). В словесном отчете вычленяются лишь некоторые свойства предмета (объем, масса), существенные с точки зрения цели данного действия (т. е. того, что составляет прямой продукт). Равным образом человек не может непосредственно использовать побочный продукт в сознательной организации последующих действий. Непосредственно этот продукт выступает лишь в объективно зафиксированном результате предметного действия — в преобразованиях объекта. Однако специальное экспериментальное исследование, опирающееся на метод, открывающий возможность психологического проникновения в область непосредственно не отображаемых явлений (метод анализа результата предметного действия), показало, что побочный продукт существует не только в преобразованном объекте. Данное преобразование фиксируется — психически отражается (но не входит в состав осознаваемого субъективного отражения) и субъектом (на базальном уровне, не включенном в надстроечно-базальную систему), и при известных условиях оно может принять участие в регуляции последующих действий (неосознаваемый опыт).

Как мы уже говорили, ситуацию творческой задачи интеллектуально развитый решающий обрабатывает, прежде всего используя сознательно организованный опыт. Но для решения творческой задачи такого опыта недостаточно. И это порождает потребность в новом знании. В ходе конкретной деятельности возникает другой опыт — неосознаваемый. Этот опыт иногда содержит в себе ключ к решению творческой задачи. Неосознаваемый опыт и проявляется в удачный момент в виде неожидаи-

193

ной «подсказки», ведущей к интуитивному решению. Используя побочный продукт, решающий «взбирается по лестнице» структурных уровней психологического механизма интеллекта.

На низшем пределе этого механизма знаковые модели применительно к побочным продуктам вообще не функционируют. Формирование таких продуктов возможно лишь при опоре на предметы-оригиналы. Производство побочных продуктов не осознается, контролируется исключительно предметами-оригиналами. Оценка эффекта использования побочного продукта эмоциональна. На следующем уровне побочный продукт «проникает» во внутренний план (все представленное во внутреннем плане осознано и может быть выражено в форме знаковых моделей). На третьем уровне во внутренний план «проникает» и соответствующий эффекту использования побочного продукта способ. В контроль и оценку включаются представления. Побочный продукт преобразуется в прямой. В дальнейшем дифференцируется способ действия, приводящий к преобразованному продукту (теперь он уже может быть выражен в знаковой форме): кверху идет операция, книзу — соответствующее ей средство действия — навык. Контроль и оценка становятся все более логичными. Роль представлений и эмоций в том и другом ограничивается. Наконец, наметившаяся тенденция полностью развертывается. Контроль и оценка становятся всецело логическими. Пробы и ошибки свертываются. Решение опирается на логический анализ и синтез структуры задачи.

Таким образом, процесс интуитивного поиска не осознается. Вначале осознается лишь сам факт удовлетворения потребности. Поэтому интуитивное решение и выступает как неожиданное, как то, что называли «инсайтом», «озарением» и т. п. Интуитивное решение всегда предшествует логическому. Этот феномен давно известен психологии творчеспа, хотя и оставался долгое время непонятным. Логическое решение творческой задачи возникает лишь на базе интуитивного, т. е. тогда, когда задача фактически уже решена. Логическое решение побуждается потребностью передать интуитивно найденное другому человеку, обосновать, доказать правомерность такого решения, использовать его для решения более сложной однотипной задачи и т. п. Здесь и возникает необходимость выразить решение в языке, вербализовать его, а иногда и формализовать, иначе говоря— оформить логически.

Таким образом, решение творческой задачи можно расчленить как бы на две основные фазы: 1) фазу интуитивного поиска и получения интуитивного эффекта, интуитивного решения (т. е. ту фазу, которую в прошлом иногда называли «психологическим» решением) и 2) фазу его вербализации, формализации (т. е. ту, которую соответственно связывали с «логическим» решением). Фаза вербализации и формализации — «логического» решения — относительно подробно изучена в психологии. Однако

194

про фазу интуитивного поиски, интуитивного решения этого сказать нельзя. Сам феномен «побочного продукта» до сих пор нередко подвергается сомнению. Поэтому мы и считаем целесообразным специально подчеркнуть экспериментальную обоснованность реальности такого феномена. Как уже упоминалось, его детальное экспериментальное обоснование дано автором в другой работе (1960). Здесь мы воспроизведем лишь «принципиальную схему» такого доказательства.

Рассмотрим с этой целью одну из многочисленных экспериментальных ситуаций, описанных нами в «Психологии творческого мышления» (1960).

Интеллектуально развитому испытуемому даются картонные планки с нанесенными на них линиями (рис. 9, а), панель со

Рис. 9

шпильками (рис. 9, б) и словесно формулируется задание: надеть планки на шпильки так, чтобы концы линий, нанесенных на планках, совпали друг с другом. Действуя согласно инструкции, испытуемый довольно быстро находит решение и выявляет рисунок («овал», рис. 9, в). Объективно зафиксированный в данном случае результат психологически имеет двойственную характеристику. Та его часть, которая выступает в виде рисунка, образовавшегося из нанесенных на планках линий, отвечает поставленной цели и соответствует прямому продукту. Та же част:,, которая выступает в виде треугольника, образованного планками, возникает вне прямой зависимости от достижения поставленной цели, оказывается побочным продуктом. Испытуемый придает планкам именно такое расположение без сознательного намерения, хотя при правильном выполнении задания оно объективно неизбежно. Конкретные особенности используемых предметов чедут испытуемого к образованию треугольника.

195

Выполнив задание, любой из интеллектуально развитых испытуемых способен затем воспроизвести по памяти содержание полученного прямого продукта в ответ на прямо поставленную словесную инструкцию, например: «Вспомните и начертите рисунок, выявленный в итоге расположения планок». Сомнения в том, что данная часть результата действия отчетливо представлена во внутреннем плане, осознана, не возникает.

Однако то же самое нельзя сказать относительно побочного продукта. Уже в самых обычных условиях опыта более половины (из десяти) испытуемых не способны дать правильный ответ на прямую словесную инструкцию: «Вспомните, как лежали планки, когда задание было выполнено, дайте чертеж расположения планок», т. е. они не способны охарактеризовать по памяти объективно зафиксированное ими содержание побочного продукта.

Более того, причина относительно высокого процента воспроизведения содержания побочного продукта «в самых обыкновенных условиях» была нами обнаружена и устранена. Этой причиной оказались неучитываемые в опытах ориентировочно-исследовательские реакции испытуемых на новизну лабораторной обстановки, используемых в опытах предметов и т. п.

Такого рода реакции особенно обостряются у людей, участвующих в опытах впервые. Как правило, эта категория испытуемых проявляет повышенный интерес ко всем деталям опыта и создает себе тем самым массу всякого рода неучитываемых экспериментатором установок. При использовании сложно построенных экспериментальных заданий непредвиденные ориентировки, не имеющие единой целевой организации, не вносят в опыт существенных изменений. Однако при простых (в познавательном отношении) заданиях они могут нарушить весь замысел эксперимента, завуалировать проявление ожидаемых фактов. Нами было выяснено также, что непредвиденные ориентировки на новизну, возникающие на уровне внешнего плана действий, о которых можно было судить только по движениям испытуемых, обычно не осознавались и не нарушали необходимой для нас чистоты фактов. Но если такая ориентировка возникала у испытуемого в момент затруднения при выполнении задания и в результате использовалась как один из возможных способов действия, она осознавалась и могла нарушить весь дальнейший ход опыта.

Для устранения подобного рода ориентировок их надо было затормозить у испытуемых еще до начала основных опытов. Испытуемые должны были привыкнуть к обстановке эксперимента и постепенно отказаться от всякого рода несуразных установок (чаще всего, например, от установки на то, что подлинная цель эксперимента — сделать вывод об интеллектуальном развитии, интеллектуальной одаренности испытуемого и т. п.). Для этого испытуемых следовало ознакомить с используемыми пред-

196

метами, с общим замыслом эксперимента, прежде всего с тем, что он не связан с определением индивидуальных способностей, не раскрывая при этом, конечно, ни в какой мере подлинного содержания используемых заданий и конкретного смысла опыта. В описываемых условиях особенно важно было затормозить ориентировочно-исследовательские реакции на форму расположения планок. Достигалось это так. Еще до начала основных опытов испытуемый должен был сложить от пяти до восьми рисунков, образующихся нанесенными на планках линиями. Для каждого рисунка был особый набор планок. Все наборы отличались друг от друга количеством, формой и расположением планок при правильном составлении рисунка.

Постоянная смена наборов приводила к тому, что ни одна из возможных побочных ориентировок на форму расположения планок в последующем ходе опыта не приобретала значения — не подкреплялась. В конце, концов ориентировочные реакции на форму расположения планок угасали. Это было очевидно из последующего опроса отдельных испытуемых относительно формы расположения планок: некоторые испытуемые могли дать кое-какие сведения по первым наборам планок, но касательно последних наборов никто из них ничего определенного сказать не мог.

В дальнейших опытах там, где это было необходимо, ориентировочные реакции на лабораторное оборудование всегда предварительно затормаживались.

Таким образом, поскольку при воспроизведении результата предметного действия в ответ на прямой словесный вопрос воспроизводится только его прямой продукт, можно утверждать, что побочный продукт во всяком случае не представлен во внутреннем плане действий.

Для доказательства представленности побочного продукта во внешнем плане действий, на базальном уровне, не включенном в надстроечно-базальную систему, т. е. в форме первичной, изобразительной модели, был проведен обширный цикл опытов, центральное место в которых занимала проблема воспроизведения побочного продукта в ответ на непосредственные воздействия, т. е. на уровне внешнего плана действий, не опосредствованного внутренним планом, иначе говоря, на базальном уровне взаимодействия субъекта с объектом, не включенном в надстроечно-базальную систему. В этих опытах мы достигли того, что испытуемые, не способные дать словесный или графический отчет о характере расположения планок, все же верно воспроизводили их положение, непосредственно раскладывая те же самые планки в перевернутом виде, т. е. без опоры на фрагменты рисунка (Пономарев, 1960).

В ходе дальнейшего развития метода анализа результата предметного действия в той же работе нами было использовано множество других методических приемов,   подтвердивших

197

Рис. 10. «Полнтнпная панель»

реальность психического отражения побочного продукта. Воспроизведем общее содержание некоторых из этих опытов. .

Испытуемому предлагалась «политипная панель» с «калиброванным» набором планок (рис. 10). Надо было надеть планки (рис. 10, б) на шпильки и цилиндры (рис. 10, а) так, чтобы ни один цилиндр и ни одна шпилька не остались незанятыми. При этом необходимо соблюдать следующие условия. После того как положена первая планка, следующую нужно положить так, чтобы ее отверстие, обведенное кружком (рис. 10, б), совпало с таким же отверстием ранее положенной планки. После этого к свободному «онцу первой планки прикладывать уже ничего нельзя; третью планку надо прикладывать к свободному концу второй планки и т. д. до конца. Для упрощения задания первую планку, все отверстия которой равного диаметра, надевал экспериментатор. Остальное проделывал испытуемый сам ^,7.

Как показали наблюдения, прослушав внимательно инструкцию, испытуемый сравнительно легко выполнял задание. Довольно скоро он находил простой и надежно ведущий к успеху прием: брал одну из планок, сличал ее отверстия с рядом шпилек и цилиндров. Если эту планку не удавалось приладить, она откладывалась в сторону и пробовалась следующая и т. п. Через несколько минут задание оказывалось, таким образом, выполненным. Планки располагались так, как это изображено на рис. 10, в (предварительно было установлено, что при заданной организации деятельности порядок и форма расположения планок оказываются на положении побочного продукта).

Затем испытуемому надо было пройти лабиринт, оптимальный путь по которому точно копирует порядок и форму итогового расположения планок в предшествующем задании (рис. 11, а). Лабиринт состоит из 16 кружков, соединенных проходами. Из каждого кружка есть 8 возможных путей, большинство из которых закрыто преградами, расположенными в середине пути между кружками. Свободным остается лишь один, оптимальный, путь. Во время опыта лабиринт закрывался большим кругом (рис. И, б), в центре которого — отверстие, открывающее лишь незначительную часть лабиринта: какой-либо один из кружков и начало путей из него. Испытуемого по особой таблице (часть лабиринта) знакомили с общими контурами лабиринта и условными знаками, обозначающими преграды. Затем через отверстие круга ему указывались на лабиринте исходная и конечная точки пути (изображены на рис. 11, а кружком и треугольником), который предстояло пройти. И, наконец, диктовались условия задачи: перемещая отверстие круга, пройти лабиринт из исходной точки в конечную.

¹⁷ Усложнение условий данной задачи по сравнению с предшествующими оправдывалось тем, что это давало возможность работать с испытуемыми без предварительного торможения ориентировочных реакций на новизну лабораторной обстановки.

199

Рис. П. «Лабиринт»

Рис. 12. «Монотипная панель»

Если в обычных условиях, проходя лабиринт, испытуемые совершают по 70—80 ошибок, то при прохождении лабиринта непосредственно после выполнения задания на «политипной панели» с «калиброванными» планками число ошибок у многих испытуемых не превышало 8—10. Это число падало до 4—5, когда упомянутое задание выполнялось до прохождения лабиринта неоднократно. Эффект влияния побочного продукта обнаруживался здесь с большой отчетливостью. Но стоило только потребовать от испытуемого объяснить причину выбора того или иного поворота, как число ошибок резко возрастало. Факт этот особенно ярко обнаруживался, когда вопрос ставился примерно на середине пути: в первой половине опыта испытуемый допускал 2—3 ошибки, во второй — до 25—30 (нами было специально установлено, что, опираясь на побочный продукт, испытуемые не могут причинно обосновать свои действия).

Убедиться в том, что успешное прохождение лабиринта в данном случае всецело зависело от опоры на побочный продукт, можно было и другим способом: дать испытуемому «по-

200

литипную панель» повернутой на 180°, а лабиринт — в обычном положении. Эффект влияния побочного продукта при этом полностью исчезает. Исчезает он и в том случае, если между выполнением предварительного задания и прохождением лабиринта вклинить какое-либо индифферентное задание, или просто значительно растянуть этот промежуток во времени, или т. п.

Интересные события развертывались и тогда, когда выполнение задания на «политипной панели» с набором «калиброванных» планок объединялось с решением задачи, условия которой легко понять по рис. 12. Форма данной задачи близка к форме предшествующего задания (инструкции аналогичны). Однако в задаче убраны ориентиры, ведущие к решению. Сама же по себе она настолько трудна и сложна, что ее можно отнести к разряду «практически не решаемых». Для данной задачи гарантировано во всяком случае то, что в течение 30 минут (т. е. за то время, которое затрачивается на ее решение в наших опытах) ее не решит ни один человек (действуя индивидуально). Приведем выдержки из протокола одного из опытов.

На столе перед испытуемым «политипная панель» с соответствующим ей набором «калиброванных» планок. Планки разложены параллельно одна к другой в той последовательности, в которой они должны использоваться при травильном выполнении задания.

Испытуемому зачитывается инструкция. Экспериментатор спрашивает, понятно ли задание, дает некоторые дополнительные разъяснения. Затем, как бы поясняя, как надо действовать, надевает первую планку и просит испытуемого продолжить выполнение задания.

Испытуемый берет следующую планку, правильно размещает ее на панели. Третью лежащую по порядку планку он откладывает в сторону и долго безуспешно манипулирует со всеми остальными. Нужную он отложил и не обращает на нее внимания.

Эксп.: Обратите внимание, у вас есть еще одна планка, которую вы до сих пор не испробовали.

Испытуемый берет указанную планку и верно прилаживает ее.

Далее решение идет без особых затруднений; после нескольких неудачных попыток испытуемый верно прилаживает четвертую планку, а затем — пятую и шестую.

Экспериментатор переворачивает панель и сбрасывает с нее планки. Он вновь раскладывает планки на столе параллельно друг другу в том порядке, в котором они должны быть использованы при правильном решении задачи.

Эксп.: В прошлый раз вы упустили из внимания одну из планок и поэтому сделали много ненужных ошибок. Постарайтесь выполнить это задание еще раз, теперь уже без такого количества ошибок.

201

Испытуемый начинает прилаживать планки. Теперь он использует их по порядку. Однако, накладывая третью планку, он вновь избирает для нее ошибочное направление. Планка не надевается. Испытуемый берет следующую и пытается приладить ее. Не получается. Тогда он вновь обращается к отложенной планке и после нескольких примериваний верно прикладывает ее. В дальнейшем допускается еще несколько незначительных ошибок, но в целом задание выполняется довольно легко.

Панель убирается. Планки с нее удаляются и убираются.

После этого на стол вновь кладется та же самая панель. Рядом экспериментатор раскладывает набор планок, все отверстия которых имеют одинаковую ширину, равную диаметру наибольшего отверстия «калиброванного» набора. Эти планки также кладутся параллельно одна другой.

Эксп.: Выполните теперь то же самое задание, пользуясь вот этим (указывает на лежащие планки) набором планок.

Испытуемый берет первую попавшуюся планку, смотрит на нее, сличает ее с панелью.

Исп.\ Как же я это теперь сделаю? Ведь все планки почти одинаковые. Чем же я буду пользоваться? Нет. Эта задача очень трудная, и мне ее не решить.

Эксп.: Давайте все-таки попробуем. Вы будете рассказывать о том, что у вас получается. Ну, а если будет необходимо, я вам помогу (вновь накладывает первую планку и обращается к испытуемому). Ну, а теперь продолжайте.

Исп.: Что же, попробуем (он правильно прикладывает следующую планку и смотрит на то, что получилось). Поехали в бок.

Эксп.: Дальше. Попробуйте вот эту планку (планка указывается экспериментатором правильно).

Исп.: Длинная! За панель!

Испытуемый, видимо, вспоминает, что длинная планка выходила за границы панели, и правильно прилаживает эту планку. Вновь рассматривает полученный результат.

Исп. (рассматривая панель и оставшиеся планки): Кверху! По диагонали! (Он верно выбирает длинную планку и правильно прилаживает ее.) А теперь — поперек! (Правильно прилаживает предпоследнюю планку.) Ну что же, теперь остается всего одна, положим ее на то, что не занято. Получилось? Получилось! Я никак не думал, что это у меня выйдет. Не было никакой уверенности.

Экспериментатор снимает планки, убирает «политипную» панель, раскладывает на столе (без соблюдения какой-либо определенной последовательности) тот набор планок, который только что использовал испытуемый. Достает из стола «монотипную» панель.

Эксп.: Теперь решите эту же задачу, но уже используя другую панель.

202

Исп.: Опять новая трудность. Здесь даже все столбики одинаковые.

Эксп.: Не смущайтесь. Ведь в прошлый раз у вас тоже не было уверенности в успехе. Однако вы справились с заданием. Решайте. (Правильно накладывает первую планку.)

Исп.: Что ж, буду вспоминать... Поехали вбок. (Накладывает вторую планку.) В самый низ, за панель. (Накладывает третью планку.) Используем правило диагонали... Да, это было именно так. (Накладывает четвертую планку.) Опять вбок? Попробуем! Получается. Эту я снова клал по диагонали. Готово!

В результате многократной постановки аналогичных опытов было выяснено, что решение задачи в описанных условиях может быть получено лишь при минимальных сдвигах в сенсорной основе: задача не решалась, если ее постановка предварялась только выполнением задания на «политипной» панели с набором «калиброванных» планок^ т. е. не опосредствовалась действиями на этой панели со вторым набором планок (все отверстия которых имеют одинаковую ширину). Разрушения полноты непосредственной сенсорной основы по ходу решения задачи также исключают решение. Например, в некоторых опытах, после того как испытуемый правильно располагал на «монотипной» панели вторую и третью планки, экспериментатор снимал их с панели и просил испытуемого доводить решение до конца, не обращая внимания на отсутствие правильно положенных планок (экспериментатор говорил: «Предположим, что эти планки лежат на своих местах»). Такое видоизменение приводило к резкому нарушению хода действий и исключало достижение решения.

Не представляло, наконец, большого труда путем определенной переорганизации деятельности испытуемого в ситуации исходного задания добиться того, чтобы порядок и форма расположения планок в итоге его выполнения выступили как прямой продукт, и сравнить затем общие особенности ориентировок (опирающихся на побочный и прямой продукты) в ситуациях последующих задач. Эти особенности оказались столь резко различными, что реальность психического отражения побочного продукта, его отчетливая выраженность перестали вызывать какое-либо сомнение.

Таким образом, опираясь на побочный продукт, испытуемый действует, не имея какого-либо замысла, логически обоснованного плана. Необходимые очередные сигналы к дальнейшим действиям возникают в результате предшествующих действий, смысл которых определяется контекстом предметной ситуации.

Мы полагаем, что описанные опыты дают возможность наглядно демонстрировать в чистом, ярко выраженном виде то событие, которое с полным правом можно назвать интуитивным мышлением. Здесь оно удачно отчленено от логического (с которым тесно связано в обычных условиях), дано в нерече-

203

вой и безобразной форме ¹⁸. Такое мышление не дает (при его познавательной оценке) отображения причинных связей. По отношению к субъекту оно представляет собой только тончайший анализ ситуации, но не подлинный ее синтез. Вернее, синтез здесь возникает только в объекте, преобразованном субъектом. Этот синтез, развертываясь объективно, не отражается еще в должной мере субъективно. Действие и объект оказываются слитыми воедино.

Вместе с тем в этих же опытах наблюдаются и моменты последующего включения интуитивного, сугубо базального мышления в надстроечно-базальную систему. Как это видно из приведенного протокола, результаты интуитивных действий, достигая успеха, обретают речевое оформление, вербализуются. Это наглядно обнаруживается при наблюдении за поведением испытуемого в ходе раскладывания на «политипной» панели набора планок «монотипной панели». Многие испытуемые постоянно сопровождают удачный результат прикладывания планки словесными замечаниями, как бы приговаривают: «Поехали вбок!», «Длинная — за панель!», «Кверху—по диагонали!», «Поперек!», «Опять вбок» — и т. п. Вербализации способствуют изменяющиеся условия задачи. Средства, которые определяли в какой-то степени способ взаимодействия в исходной ситуации, а следовательно, и цель деятельности испытуемого, в новой ситуации изменяются. Это приводит к разрушению сложившейся цели. Надстроечно-базальная система освобождается от нее, что и обеспечивает изменение направленности активности, которая теперь определяется событиями, развертывающимися в чувственной сфере.

Функция надстроечно-базальной системы на этой ступени состоит, следовательно, в вербализации результатов действий, которые перед этим организуются на базальном уровне. Результаты интуитивного мышления играют решающую роль, когда после действий со вторым набором планок на первой панели испытуемый обращается к решению задачи на второй панели. Здесь уже предметным действиям могут предшествовать действия, специфические для внутреннего плана, приводящие к формированию полноценного представления о будущем результате предметного действия. Экспериментальные данные показывают, что в этих условиях испытуемые способны восстановить в представ-

Строго говоря, любое мышление развитого человека, как мы это уже говорили, представляет единство интуитивного и логического. Чисто интуитивное и чисто логическое — это только абстрактные пределы мышления, рассматриваемого в его психологическом аспекте. Вместе с тем в одних психологических формах мышления преобладает тот фактор, который мы описываем как интуитивный предел, в других — тот, который описывается как логический предел. С такой оговоркой мы и употребляем понятия «интуитивное мышление» (здесь интуитивный фактор преобладает) или «логическое мышление» (преобладает логический фактор).

204

лении схему расположения планок (хотя еще с большим трудом и далеко не во всех случаях).

Существенные различия психологических форм мышления отчетливо обнаруживаются особенностями ориентировки в ситуации в зависимости от того, на какую часть субъектного результата предшествующего действия эта ориентировка опирается.

Опираясь на надстроечно-базальную модель ситуации, испытуемый проявляет уверенность в успехе решения задачи. Ход мышления в одних случаях вообще не зависит от непосредственно чувственной основы в целом, в других — от ее деталей и особенностей расположения элементов в пространстве. Ориентируясь в ситуации посредством логического мышления, испытуемый всегда способен дать правильный отчет о своих действиях, причинно обосновать их. Успех ориентировки в данном случае не зависит ни от числа повторений предварительных действий, ни от интервала времени, который разделяет «задание» и «задачу».

В отличие от этого ориентировка в ситуации средствами интуитивного мышления, опирающегося на базальные модели, имеет совершенно иную характеристику. При такого рода ориентировке у испытуемого отсутствует какая-либо уверенность в успехе решения задачи. Ориентировка возможна лишь при опоре на непосредственно чувственную основу. Деформация элементов этой основы в ходе опыта или изменение их пространственного расположения приводят к резким нарушениям ориентировки. Испытуемые не могут причинно обосновать свои действия; более того, необходимость такого обоснования нарушает нормальный ход деятельности. Успех интуитивного мышления оказывается зависимым от числа повторений выполнения «задания» и от времени, разделяющего предъявления «задания» и «задачи». Ориентировка разрушается, если этот интервал оказывается продолжительным; она разрушается также и в том случае, когда между «заданием» и «задачей» вклинивается какая-либо достаточно сложная третья индифферентная задача.

Полученные в ряде опытов факты воспроизведения побочного продукта только во внутреннем плане, без непосредственного обращения к вещам-оригиналам (а также ряд фактов, с которыми мы познакомимся позднее), указывают на то, что субъектные модели сами по себе могут выступать и при определенных обстоятельствах выступают в функции вещей-оригиналов (в аналогичной функции могут выступать и знаковые модели).

В наиболее резкой форме субъектная модель выступает в функции вещи-сфигинала в сновидениях, где базальные модели проявляются как субъективные представления (в норме аналогичные явления имеют место и при других случаях — например, персеверирующие образы и т. п.). Именно это обстоятель-

205

ство лежит в основе кажущегося нарушения природных законов, которое так часто свойственно содержанию сновидений.

Тот факт, что в функции оригиналов могут выступать психические модели, может быть положен в основу психологической интерпретации эмпирических понятий «воображение» и «фантазия». В воображении субъект, работая с моделями, придает им функцию оригиналов, отдавая себе в этом полный отчет. Фантазия начинается там, где этот отчет ослабляется до допустимого минимума.

Такова схематическая характеристика центрального звена психологического механизма творчества.

Опираясь на эту характеристику, мы приобретаем возможность сформулировать психологический критерий творческой деятельности, пригодный, во всяком случае, применительно к созиданию тех новых знаний, которые с полным правом можно назвать творческими: потребность в таком знании возникает на высшем структурном уровне организации творческой деятельности; средства к удовлетворению данной потребности складываются на низших структурных уровнях; включаясь в функционирование высшего уровня, эти средства приводят к возникновению нового способа взаимодействия субъекта с объектом, что и влечет за собой появление нового знания.

Говоря иначе, ход удовлетворения потребности в новом знании всегда предполагает интуитивный момент, вербализацию и формализацию его эффекта; то знание, которое с полным правом можно назвать творческим, не может быть получено непосредственно путем логического вывода.

Интуитивный момент при этом понимается нами как момент познавательной деятельности, протекающей на базальном уровне. Здесь деятельность непосредственно контролируется предметами-оригиналами (в функции которых могут выступать и модели). Этот момент противопоставляется логическому структурному уровню организации познания, представленному системой знаковых моделей.

Абстрактно-аналитический подход показывает, что логическое— продукт не только психического, но и социального взаимодействия. Логическое — элемент общественно-исторического опыта — специфическое объективное средство ориентирования человека в модельной ситуации. Особенность интуитивного момента состоит в том, что здесь непосредственный контакт с предметами-оригиналами исключает необходимость опоры на законы логики, без чего нельзя обойтись при познавательных действиях, направленных на модели, выступающие в специфической для них сигнальной функции.

Чаще всего интуитивный момент вкраплен в сознательно организованное действие. Но он не направляется целью, а возникает помимо намерения как побочный продукт, складывающийся в результате влияния на протекание действия тех свойств

206

вещей, которые не существенны с точки зрения цели. В раз-сматриваемом случае этот момент и «снимает» с ситуации то, что объективно содержит в себе ключ к решению творческой задачи, создавая тем самым возможность к обогащению сознательно организованного опыта.

Однако интуитивный момент сам по себе еще не есть научное творчество, взятое в его психологическом аспекте. Эффект интуитивного момента должен быть осознан, вербализован, а иногда и формализован средствами логического мышления.

Интуитивный момент и формализация его эффекта выступают, таким образом, как творческое мышление, являясь центральным звеном психологического механизма творческой деятельности.

Признание этого дает возможность направленного выявления и анализа других элементов психологического механизма творчества. Эти элементы связаны со специфическими для того или иного вида деятельности способностями, с качествами творческой личности и широким комплексом условий эффективности творческого труда. Все эти элементы могут рассматриваться и анализироваться как различные факторы, способствующие нахождению интуитивного решения, его вербализации и формализации. Это и есть вместе с тем принцип построения психологии творчества, системы психологических знаний о творческой деятельности.

ГЛАВА 6

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ ЦЕНТРАЛЬНОГО ЗВЕНА

Некоторые условия построения дискретных психологических моделей

Цель данной главы — построение и исследование дискретных абстрактно-аналитических моделей центрального звена психологического механизма творчества.

Реализация этой цели связана с рядом трудностей, содержание которых нуждается в предварительном обсуждении.

Прежде всего это трудности чисто терминологического порядка. Большинство понятий, используемых современной психологией, приурочено либо к описательно-объяснительному, либо к эмпирическому типу знания. Таковы, например, понятия: ощущение, восприятие, память, воображение, мышление, познание, речь, внимание, интеллект, эмоция, воля, деятельность, действие, задача, проблема, цель, мотив, потребность, побуждение, стремление, желание, способность, одаренность, личность и т. п. Все они отображают конкретные явления. Однако> при абстрактно-аналитическом подходе предметом исследования становится не само по себе конкретное явление, а структурный уровень его организации.

Это, естественно, требует разработки специальной системы понятий, отвечающих особенностям каждого из исследуемых структурных уровней. Однако в процессе такой разработки недопустим отрыв от уже сложившегося опыта. Поэтому в начале необходимо использовать нечто промежуточное. В качестве такой «буферной» системы допустимо оперировать и обычными эмпирическими понятиями, имея при этом в виду, что их отнесенность к определенному структурному уровню организации явления придает им соответствующие ограничения. Удобным промежуточным средством при этом может оказаться также расчленение синонимов (например, познание и мышление) и закрепление за каждым из них соответствующих значений, отвечающих разным уровням организации явления. Однако это не единственная трудность.

Эмпирическая конкретность традиционной психологии приводила к тому, что взаимоотношения между упомянутыми понятиями раскрывались весьма поверхностно. Это отчетливо видно, скажем, на примере психологических понятий, обычно группирующихся в учебниках психологии в раздел «Познавательные процессы» (ощущения, восприятия, внимание, память, мышление, речь, воображение). Принято полагать, что такая система

208

исходит из генезиса отраженных в этих понятиях психических событий, т. е. что ощущения, а вслед за ними и восприятия представляют простейшие психические явления, на базе которых надстраиваются затем представления и, наконец, мышление. Это может быть лишь внешне, условно приемлемо для рассмотрения хода решения некоторых познавательных задач человеком, имеющим развитую психику, и совершенно неверно относительно подлинного генезиса психических явлений. Это видно уже из самих характеристик ощущений и восприятий, которые даются с позиции традиционного подхода.

Так, например, наряду с определением ощущения как субъективного образа объективного мира постоянно подчеркивается, что среди психических явлений ощущения оказываются наиболее элементарными. Однако здесь же напоминается, что через ощущения мы узнаем о каких-то свойствах предметов, ощущения позволяют судить нам о том-то. Этим утверждается, что ощущения уже предполагают наличие узнавания и развитого мышления. Восприятия трактуются как психические явления, которые по своей сложности и генезису следуют за ощущениями. И вместе с тем всюду подчеркивается, что восприятие всегда опосредствуется имеющимися понятиями. Следовательно, и здесь утверждается, что восприятие уже предполагает развитое мышление. Не странно поэтому, что в большинстве заслуживающих внимание экспериментальных исследований, формально относящихся к разным областям «познавательных процессов», просвечивают одни и те же кардинальные факты, намечаются одни и те же кардинальные закономерности, по всей видимости наиболее близко соответствующие подлинной структуре психологических знаний.

Сила традиции такова, что сейчас необходимо постоянно повторять, казалось бы, элементарное положение: ощущения, восприятия, память и т. п. есть прежде всего конкретные явления. Поэтому сами по себе эти явления могут рассматриваться в различных направлениях, в том числе и в теоретико-познавательном, где их сущность действительно близка к тому, что о них пишут психологи. Однако психологическое направление исследования не тождественно теоретико-познавательному. Психологов должен интересовать в первую очередь вопрос о психологическом подходе к анализу этих явлений. Этот подход строится на основе теоретико-познавательного, но не сводится к нему.

С позиции абстрактно-аналитического подхода картина взаимоотношений между рассматриваемыми нами понятиями существенно изменяется. Например, мышление уже никак нельзя трактовать в данном случае как высшую форму познания. Мышление должно занять место исходной динамической характеристики психического — место процесса взаимодействия субъекта с объектом. Мышление выступает, таким образом, как не-

209

обходимая предпосылка всякой другой психической деятельности, ибо всякая такая деятельность в конечном счете есть его свернутый и переработанный итог. Так понимаемое мышление проходит сложную эволюцию, формируя производные формы интеллекта— процессы восприятия, представления, навыки и т. п. По мере упрочения этих форм мышление опирается на них в решениях новых, более трудных и сложных задач. В реальной деятельности человека мышление, говоря метафорически, всегда выполняет роль организатора, оно созидает исполнителей, без которых лишено какой-либо действенности: раньше чем сделать шаг кверху, оно обязано построить себе новую ступеньку в лестнице единого интеллекта: возможности мышления строго ограничены построенной им опорой.

Если мышление является исходной динамической (процессуальной) характеристикой взаимодействия субъекта с объектом, то аналогичной статической (результативной) характеристикой этого взаимодействия оказывается память. В широком смысле память сливается с понятием психического отражения. В узком — выступает как условие хранения субъектом результатов взаимодействия с объектом, дающее возможность воспроизводить и использовать эти результаты в последующей деятельности, перерабатывать их и объединять в системы. Память связана с мышлением и производными от него формами психической деятельности как продукт с процессом.

По аналогичным причинам в традиционной психологии образовался вопиющий разрыв между так называемыми операционным и мотивационным полюсами психической деятельности. В силу этого разрыва мышление (понимаемое как высшая форма познания) относилось исключительно к операционному полюсу и изучалось в отрыве от мотивационного. С точки зрения абстрактно-аналитического подхода такой отрыв совершенно недопустим.

При построении и исследовании моделей центрального звена психологического механизма творчества мы руководствуемся также следующими положениями.

Мыслительная задача — всегда творческая. Допустимо, конечно, говорить и об особой форме продуктивного мышления, опирающейся на принципы получения выводного знания (такое мышление всегда может быть описано логически). В некотором смысле оно приводит к ранее неизвестному. Но это знание не ново: в имплиците оно уже заключено в исходных посылках и способ его извлечения из них строго регламентирован заранее данными предписаниями. В какой-то мере допустимо говорить и о репродуктивном мышлении, однако оно всегда может быть отнесено с равным основанием к тем процессам, в которых выступает память в ее процессуальном выражении. Собственно мышление возникает в ситуациях задач, для решения которых у субъекта нет готовых средств, оно направлено на поиск еще неизвестных субъекту способов преобразования ситуации и т. п.

210

Мыслительная задача может и не быть познавательной. Различия познавательных и мыслительных задач могут ведь определяться и характеристиками потребностей, лежащих в основе той конкретной деятельности, в ходе которой развертывается мыслительный процесс. Познавательная задача связана с определенной потребностью — приобретения знания. Мыслительная задача жесткой связи с какой-либо определенной потребностью не имеет— мышление может протекать в контексте самых разнообразных потребностей. Мыслительную задачу можно и нужно решать, не приобретая предварительно на осознаваемом уровне новых знаний Такую задачу не надо ставить: она ставится самой ситуацией В итоге решения мыслительной задачи, если она совпадает с познавательной, возникает новое знание, полностью удовлетворяющее необходимому видоизменению ситуации. Объем мыслительной задачи ограничен «магическим числом» 7±2 (число это хорошо известно по эмпирическим характеристикам объема внимания, памяти и т. п.). Этим же ограничениям подчиняется и творческая познавательная задача, которая может непосредственно выступить как задача мыслительная, т. е. которая «совпадает» с мыслительной задачей.

Понятие «проблема» мы соотносим со сложной познавательной творческой задачей. Ее объем в принципе безграничен. Если она выражена лишь ситуативно, ее надо превратить в проблему, т. е. поставить проблему. Для этого необходимо путем гипотетических обобщений преобразовать проблемную ситуацию в ситуацию простой познавательной задачи, которая способна выступить как мыслительная (здесь существенную помощь оказывает методология и специальные приемы типа идеализации, моделирования и т. п.). Затем проблему надо исследовать — выработать стратегию решения, расчленить на ряд простейших познавательных задач, поочередно превращая их в мыслительные. В ходе решения проблемы обязательно возникают новые знания, выполняющие подсобную роль в получении общего решения. Ведущее звено процесса познания здесь многократно переходит с одного уровня на другой — с логического на психологический, и наоборот.

Таким образом, проблема относится нами к ансамблю понятий системы «познание»; задача — к ансамблю системы «мышление». Связь познания и мышления осуществляется через их продукты — знания. В знаниях сняты закономерности исследуемых объектов. Эти закономерности не являются сами по себе психологическими (за исключением того случая, когда объектом исследования оказываются психические события). Познание (и общественно-историческое и индивидуальное) есть деятельность по снятию этих закономерностей. Мышление — компонент, психологический уровень организации такой деятельности, абстрактно выделенный ее элемент, психологический механизм познания. Познание опосредствуется мышлением, осуществляет-

211

ся через него. Познание есть образование и развитие системы знаний. Абстрактно взятый процесс познания формален.

Ситуацию проблемы исследователь обрабатывает в начале средствами логики, используя сознательно организованный опыт, свой личный категориальный строй, превращая проблему этими средствами в творческую познавательную задачу, т. е. в задачу мыслительную. Для решения мыслительной задачи сознательно организованного опыта уже недостаточно. Это и порождает потребность в новом знании, получение которого опирается на неосознаваемый опыт и достигается прежде всего путем интуитивного решения. Дальнейшая логичная обработка интуитивного эффекта превращает его в логическое, которое может быть использовано для новых шагов в проблемной ситуации. Такое превращение и есть то, что мы называем вербализацией и формализацией интуитивно полученного эффекта.

Следовательно, при построении психологических моделей творчества необходимо иметь в виду, с одной стороны, момент достижения интуитивного решения и, с другой — момент его вербализации и формализации.

То обстоятельство, что исходным объектом исследования оказывается психологический механизм постановки и решения познавательных проблем, предъявляет следующие требования к объектному материалу моделей. Материал этот должен обладать широтой диапазона, достаточной для развертывания всей психологической картины решения проблемы, т. е. давать возможность построения проблемных ситуаций различных степеней сложности и ситуаций мыслительных задач. Вместе с оригинальностью (без которой нельзя создать творческую ситуацию) и увлекательностью (без чего нельзя обеспечить нужную мотивацию) этот материал должен быть логически кристально ясным для экспериментатора (иначе нельзя управлять деятельностью испытуемого путем ее перестроек, необходимых по замыслу эксперимента). Поэтому данный материал обязан обеспечивать нивелировку прошлого опыта разных испытуемых, возможность стимулирования интуитивных решений, формирования необходимых для решения проблемы знаний и контроля за этим формированием. Кроме того, он должен быть удобен для регистрации и обработки данных.

Модели интуитивных решений

В данной работе мы не рассматриваем всех возможных видов интуиции, а ограничиваемся лишь одним из них — тем, который экспериментально воспроизведен нами. Этот вид интуиции обладает наиболее ярко выраженным творческим характером. Его исследование есть вместе с тем исследование одного из скрытых механизмов возникновения догадки, связанное с про-

212

никновением в область непосредственно не отображаемых явлений.

Построение моделей интуитивных решений не сводится к постановке перед испытуемым какой-либо искусственной проблемы. Обычные средства наблюдения за ходом ее решения, широко распространенные сейчас средства фиксации этого хода, опрос испытуемых и самонаблюдения не дадут больше того, что в принципе уже изучено и составляет сейчас часть данных для построения кибернетиками эвристических программ работы электронно-вычислительных машин. При психологическом исследовании интимных механизмов процесса творчества необходимо моделировать условия творческой деятельности. Действия, свойственные подлинному творчеству, в его модели должны планомерно вызываться у испытуемого.

Построение психологических моделей интуитивных решений предполагает использование простейших в познавательном смысле задач, однако таких, которые обладают достаточной психологической трудностью, в силу чего их решение (в определенный промежуток времени, которым ограничивается эксперимент) не может быть получено прямо путем логического вывода и не регламентировано какими-либо заранее известными правилами. При построении моделей интуитивных решений исследователя интересует не весь комплекс обстоятельств, который развертывается в ходе решения сложных творческих познавательных задач (проблем), а тот кульминационный пункт, который отделяет решенную мыслительную задачу от нерешенной. Принцип построения моделей интуитивных решений заключается в создании контролируемых условий, в короткий срок приводящих к такому решению.

Необходимой предпосылкой для этого оказывается конструирование двоякого рода ситуаций, создающихся посредством соответствующих задач: 1) образующей, в которой формируется необходимый по замыслу эксперимента результат действия, и 2) выявляющей, в которой этот результат проявляется.

Приведенные в предшествующей главе эксперименты по существу уже представляют собой психологические модели творчества и раскрывают некоторые условия возможности интуитивного решения. Генеральное условие состоит в следующем: интуитивное решение возможно лишь в том случае, если ключ к нему уже содержится в неосознаваемом опыте.

К такому заключению нас приводят опыты с образующими и выявляющими задачами. Выявляющая задача (задача-индикатор) не решаема без посредства образующей задачи. Однако она становится решаемой, если ей предшествует образующая, в которой ключ к решению выявляющей фиксируется испытуемым на неосознаваемом уровне. Это внешне тривиальное положение как бы реабилитирует интуицию, снимает с нее мистический покров, навеянный традициями прошлого.

213

Сам факт возможности такого решения доказан опытами с «политипной» и «монотипной» панелями и аналогичными им опытами с лабиринтом.

Вместе с тем эти опыты показали, насколько маловероятно такое решение в естественных условиях, какой комплекс «счастливых случайностей» должен ему сопутствовать.

Перейдем к рассмотрению других условий, благоприятствующих интуитивному решению.

При построении психологических моделей интуитивных решений с целью выявления условий, благоприятствующих интуиции, в качестве выявляющей задачи (индикатора) нами чаще всего использовалась задача, названная «4 точки».

Рис. 13

Условие этой задачи таково.

«Даны четыре точки (рис. 13); требуется провести через эти четыре точки три прямые линии, не отрывая карандаша от бумаги, так, чтобы карандаш возвратился в исходную точку».

Задача давалась взрослым, интеллектуально развитым испытуемым. Время для решения ограничивалось 10 минутами.

Для интеллектуально развитых людей, которым известен принцип решения этой или подобной задачи, ее логический анализ не представляет никакой трудности. Четыре точки можно рассматривать как вершины воображаемого квадрата. Требование возвратиться карандашом в исходную точку означает необходимость начертить замкнутую фигуру. Три отрезка прямой, каждый из которых является продолжением другого и не накладывается на него, образуют треугольник. Решение заключается, следовательно, в том, чтобы описать около квадрата треугольник.

Однако в опытах с очень большим числом испытуемых мы не наблюдали ни одного случая такого решения. Наоборот, все без исключения испытуемые после ряда безуспешных попыток прекращали решение и признавали задачу нерешаемой. Для достижения успеха надо было «вырваться» за пределы участка плоскости, ограниченного точками, однако это никому не приходило в голову — все оставались внутри данного участка.

Убедившись в том, что вероятность самостоятельного решения этой задачи испытуемым практически исключена, мы стали наталкивать испытуемых на решение путем различного рода подсказок. Последние могли быть самыми разнообразными. Достаточно было, например, посоветовать испытуемому не ограничиваться участком плоскости, соответствующим вообра-

И

жаемому квадрату, в вершинах которого лежат данные точки, — и задача им решалась. Можно было дополнить условия указанием: «Только одна точка лежит в вершине угла» — ив этом случае путем несложных умозаключений испытуемый быстро находил решение.

Однако такого типа подсказки не представляли для нас прямого интереса. Нам необходимо было, чтобы испытуемый пришел к решению, опираясь на побочный продукт действия. Для этого в образующей ситуации использовались задачи типа выкладывания овала (см. рис. 9, на с. 195). Например. Испытуемый вначале обучался правилам игры в Хальму. Затем сообразно правилам этой игры он должен был перескочить одним

Рис. 14

ходом белой фишки через три черных так, чтобы белая фишка возвратилась на прежнее место (рис. 14). Выполняя это действие, испытуемый прокладывал рукой маршрут, совпадающий с чертежом решения задачи «4 точки», иными словами, путь движения руки испытуемого точно соответствовал графическому выражению решения этой задачи. После того на ту же самую шахматную доску накладывалась прозрачная бумага с нанесенными на ней четырьмя точками, расположенными соответственно центрам просвечивающих квадратов (рис. 15). Испытуемый должен был соединить эти точки, не отрывая карандаша от бумаги, тремя линиями так, чтобы карандаш возвратился в исходную точку, т. е. решить в этих условиях задачу «4 точки». Казалось бы, решение должно явиться немедленно, поскольку от испытуемого требовалось лишь повторить то, что им только что было проделано. Однако данная часть результата действия была побочным продуктом и такая подсказка не помогла решить задачу.

Рис. 15

215

Повторив опыты с другими испытуемыми, используя при этом серию различных по форме, но аналогичных по смыслу подсказок¹, мы убедились, что эго не исключительный случай.

Установив, что подсказки, даваемые в форме побочного продукта, при предъявлении их до задачи не приводят к решению, мы обернули порядок предъявления: вначале давали задачу, затем одну из подсказок и после этого вновь возвращали испытуемого к задаче.

В этом варианте опыта подсказки привели многих испытуемых к решению задачи.

Таким образом, результаты опытов показали: если используемые нами подсказки предшествуют задаче, они оказываются по отношению к ней безразличными, неэффективными; если же подсказки следуют за задачей, то при повторном обращении испытуемого к задаче они дают достаточно выраженный положительный эффект.

В поисках ответа на вопрос, почему для эффективности подсказки необходимо, чтобы ей предшествовала задача, надо было сразу же отбросить мысль о том, что решение задачи может произойти только в случае воздействия сугубо индивидуальной, особо подобранной «подсказки», т. е. что решение задачи оказывается зависимым от той конкретной формы, в которую облечена подсказка. Для этого достаточно было учесть хотя бы то обстоятельство, что эффективными оказались не одна, а несколько выбранных нами подсказок. Можно подыскать тысячи разнообразных подсказок, тысячи разнообразных ситуаций, конкретная общность между которыми будет исчезать все более и более, однако все они окажутся для данной задачи наводящими.

Значит, конкретная форма подсказки, те конкретные предметы, которые при этом используются, являются несущественным обстоятельством. Замысел подсказки должен быть воплощен в каких-то конкретных явлениях, но в каких именно — это, конечно, не является решающей причиной.

Аналогичным образом необходимо было исключить из числа решающих причин факторы близости предъявления подсказки и задачи во времени и степени конкретного сходства маршрута движения руки в образующей и выявляющей ситуациях.

Несомненно, что фактор близости «подсказки» и задачи во времени предъявления играет определенную роль в эффективности подсказки. Очевидно, что если мы будем постепенно увеличивать промежутки времени между предъявлениями задачи, подсказки и вновь задачи, то наступит момент, когда подсказка окажется, наконец, неэффективной. Значит, фактор времени

¹ Подробности постановки опытов и их результатов здесь и во всех последующих аналогичных случаях см.: Пономарев Я. А. Психология творческого мышления. М., 1960.

216

является одним из необходимых условий. Однако является ли это условие решающей причиной? Если бы оно было таковой, то это обнаружилось бы и тогда, когда подсказка предшествует задаче. Однако установлено: сколько бы мы в этом случае не сближали время их предъявления, решение задачи не наступает. Значит, близость во времени не является решающим обстоятельством.

Далее. Определенное сходство чертежа решения задачи с проекцией движения руки испытуемого в ситуации «подсказки», безусловно, необходимо. Но и эта причина не является главной, решающей. Во-первых, потому, что данный маршрут движения руки есть лишь частное свойство данной подсказки. Это свойство определяется последующей задачей. Каждая другая задача повлечет за собой преобразование конкретного выражения подсказки, в то время как сущность последней заключается именно в том, что она должна быть наводящей, а следовательно, даже в измененных условиях эта сущность остается все той же. Во-вторых, потому, что даже абсолютное совпадение движения руки в ситуации «подсказки» и при решении задачи (достигаемое накладыванием прозрачной бумаги на шахматную доску) не помогает, когда «подсказка» предшествует задаче. К тому же благодаря постановке специальных опытов и богатству примеров, взятых из обыденной жизни, мы убедились, что сходство проекции движения руки в ситуации подсказки и чертежа решения задачи как со стороны размера, формы, так и со стороны условий выполнения действия может быть очень относительным.

Таким образом, ни близость во времени предъявления, ни степень сходства маршрута движения с чертежом решения не являются решающими причинами эффективности «подсказки». Решающая причина кроется в чем-то другом.

Отыскивая эту причину, важно учитывать, что как в случае, не приводящем к решению, так и тогда, когда решение задачи имеет место, задача и подсказка объективно остаются совершенно неизменными, а изменяется только порядок их предъявления. На этом основании можно считать, что решающая причина, делающая предварительную задачу то неэффективной, то эффективной, заключается в субъективном факторе. Задача, предъявляемая до подсказки, оказывает стимулирующее воздействие.

Учитывая генеральное условие и описанный нами цикл опытов, в которых предъявление образующей задачи предварялось стимулирующей, можно сформулировать второе по степени важности условие возможности интуитивных решений (основание к которому дают уже описанные опыты): неосознаваемый опыт, объективно содержащий в себе ключ к решению, малоэффективен, если он сложился в действиях, предшествующих попыткам решить задачу; он становится значительно эффективнее, фор-

217

мируясь на фоне целевой поисковой доминанты, возникающей в итоге предварительных попыток решить задачу еще до приобретения необходимого неосознаваемого опыта.

В экспериментальном материале это выступило следующим образом. Если образующая задача предшествует выявляющей, то эффективность ее минимальна. Если же образующая задача предваряется выявляющей, выступающей в данном случае в стимулирующей функции, — эффективность ее резко возрастает.

Попытки решить выявляющую задачу до образующей (т. е. попытки решить выявляющую задачу, выступающую в стимулирующей функции) безуспешны, но не бессмысленны. Более того — они необходимы. «Случай в науке благоволит подготовленному», — говорил Пастер. Всякого рода «случайные» догадки, в огромном числе зафиксированные в истории науки и техники и хорошо известные сейчас любому читателю, помогали лишь тем, кто уже до этого упорно, хотя, казалось бы, безрезультатно, бился над проблемой.

Вместе с тем в опытах было обнаружено, что при одном и том же порядке следования задач (стимулирующая, образующая, выявляющая) решение достигается все-таки далеко не во всех случаях, т. е. одни испытуемые (примерно половина общего числа) находили решение задачи — индикатора, а другие этого сделать не могли. Это происходило благодаря неоднородности эксперимента, которую на этапе исследования, описанном в предшествующих разделах, мы еще не учитывали и не устраняли. Стабилизация условий опытов привела к выявлению тех закономерностей, которые в одних случаях обеспечивали успех, а в других — препятствовали ему.

Нами было установлено, что собственная трудность задачи «4 точки» возникает по той причине, что ее условия непосредственно воспроизводят в прошлом опыте испытуемого чрезвычайно упроченные эмпирически обобщенные приемы — объединение точек по кратчайшему расстоянию. Испытуемые как бы замыкаются в участке площади, ограниченном четырьмя точками, в то время как необходимо выйти из этого участка.

Данное обстоятельство приводит к тому, что, используя задачу «4 точки» в качестве стимулирующей, мы не всегда, не в любых условиях создаем необходимую для последующей ориентировки в ситуации предварительной задачи поисковую доминанту. Пока испытуемый не исчерпал неадекватные приемы решения, его поиск не выходит за рамки избранного им ограничения. Доминанта оказывается практически бездействующей, поскольку в ней не заложена та почва, та некоторая свобода выбора, которая определяет успех при выявлении иных адекватных приемов. Способ, с которым испытуемый сталкивается в образующей задаче, оказывается как бы чуждым наличной доминанте.

218

Это соображение было подтверждено полученными в наших экспериментах фактами.

Методический прием этой серии опытов состоял в том, что различные испытуемые при первичном предъявлении стимулирующей задачи («4 точки») прерывались на разных стадиях поиска ее решения неадекватными приемами (соединение точек по кратчайшему расстоянию): одни — уже в самом начале, другие — в середине, третьи — ближе к концу, и, наконец, испытуемые четвертой группы вовсе не прерывались; им предоставлялась возможность прийти к выводу о нерешаемости задачи.

Затем каждому из испытуемых в обычном порядке давалась одна и та же образующая задача «овал» (см. с. 195), затем задача — индикатор «4 точки».

В результате опытов были обнаружены следующие факты.

1. Из тех испытуемых, которые прерывались в самом начале поиска, в дальнейшем никто не нашел решения задачи — индикатора. Эти испытуемые продолжали безуспешные попытки решить «4 точки», не выходя за пределы участка площади, ограниченного четырьмя точками.

2. Около половины испытуемых, прерванных примерно в середине поиска при обращении к задаче — индикатору, нашли ее решение.

3. Наибольшее количество решений было найдено теми испытуемыми, которых удалось прервать во второй половине поиска. Причем эти испытуемые обнаружили решение еще до того, как они повторно обращались к задаче «4 точки» (решение этой задачи находилось во время выполнения образующей задачи).

4. Испытуемые, которые при первичном обращении к задаче (стимулирующей — «4 точки») приходили к выводу о том, что эта задача не может иметь решения, не решили ее и во второй раз, т. е. тогда, когда эта же задача предъявлялась в функции «индикатора».

Результаты первых двух групп испытуемых показывают, что для успешного решения цепи задач необходимо прежде всего исчерпать возможности непосредственно воспроизводящегося в ситуации стимулирующей задачи неадекватного способа действия. Это положение убедительно подтверждается результатами опытов с третьей группой испытуемых, где при создании оптимальных условий для преодоления отрицательного влияния неадекватных приемов решения стимулирующей задачи положительный эффект образующей задачи был получен в наибольшем количестве случаев.

Таким образом, образующие задачи дают наибольший положительный эффект (относительно индикатора) тогда, когда в итоге безуспешных проб функциональные системы корковых связей, соответствующие действиям, реализующим эти пробы, оказываются в некоторой степени заторможенными и, следова-

219

тельио, доминанта теряет свою неадекватную специализацию, свою ограниченную направленность и решающий приобретает возможность к отбору «неожиданных» приемов.

Результаты опытов с четвертой группой испытуемых показывают, что необходимое использование возможностей непосредственно воспроизводящегося в условиях стимулирующей задачи способа действия не должно все же сопровождаться выводом о том, что задача вообще не может иметь решения.

Отсюда следует, что благоприятные обстоятельства складываются тогда, когда испытуемый, бесплодно отыскивая решение стимулирующей задачи, исчерпывает неправильные приемы, но еще не достигает той стадии, на которой гаснет поисковая доминанта, т. е. тогда, когда испытуемый теряет интерес к задаче, когда уже предпринимавшиеся и неудачные попытки повторяются, когда ситуация задачи перестает изменяться и испытуемый признает задачу нерешаемой.

Перенося это положение в условия подлинного творчества, можно сказать, что успех интуитивного решения зависит от того, насколько исследователю удалось освободиться от шаблона, убедиться в непригодности ранее известных путей и вместе с тем сохранить увлеченность проблемой, не признать ее нерешаемой. В описаниях большинства открытий усматривается именно эта особенность творческой деятельности человека.

В последующих опытах в качестве образующей задачи использовались «ферзь и пешки» (рис. 16). На шахматной доске имеются три белые пешки и черный ферзь. Ход белых (экспериментатора). Испытуемый играет черными. Его задача состоит в том, чтобы тремя ответными ходами снять три белые пешки. Игра развертывается следующим образом: 1) с7 — с8Ф, Фа8:с8; 2) а5 — аб, Фс8: аб; 3) а7 —а8Ф, Фа6:а8. В качестве стимулирующей и задачи-индикатора — «4 точки».

Напомним, что прямой продукт действия в ситуации данной образующей задачи — снятие трех пешек — никакого отношения к решению задачи «4 точки» не имеет. Однако, выполняя эту задачу, испытуемый прокладывает маршрут, совпадающий с чертежом решения задачи-индикатора. Проанализировав предварительно представление испытуемого, возникающее в ситуации образующей задачи (до введения стимулирующей задачи), мы выяснили, что интересующий нас маршрут руки не был отражен в форме прямого продукта и мог быть отражен только в форме побочного продукта. После этого, введя стимулирующую ситуацию и создав оптимальные условия для преодоления отмеченных ранее трудностей (отрицательного влияния применения неадекватных способов решения стимулирующей задачи), мы изучили эффективность данной образующей задачи (по отношению к индикатору) в обстановке, способствующей ориентировке, опирающейся на побочный продукт действия. В результате проведенных опытов, описывать которые подробно

220

нет никакой необходимости, было выяснено, что большинство испытуемых, участвующих в данной серии опытов, решило выявляющую задачу, т. е. данная образующая задача обнаружила достаточно выраженный положительный эффект.

После этого задача «ферзь и пешки» была модифицирована.

Прямой продукт, возникающий в итоге ее выполнения, был обогащен содержанием — задача из более чем условной была превращена в настоящую шахматную задачу — «трехходовку». Доска была оснащена фигурами. Испытуемый должен был найти комбинацию, приводящую к мату в три хода. При этом побочный продукт оставался тем же самым — матовая комбинация реализовалась теми же тремя ходами ферзя (рис. 17).

Рис. 16                                                   Рис. 17. Ход черных

Приводим условия образующей задачи в модифицированном виде.

Белые: Kphl, ФаЗ, ЛИ, JIgl, СЫ, КЬЗ, Кс2, пешки — Ь2, g2, h2.

Черные: Кра4, Фе2, ЛсЗ, JId2, Cb7, Cb8, Kcl, Kd5, пешки — аб, с4. Ход черных. Белые дают мат в три хода.

В опытах принимали участие испытуемые, достаточно знакомые с шахматной игрой.

Как обычно, испытуемым вначале предъявлялась стимулирующая задача («4 точки»), затем образующая задача — модифицированные «ферзь и пешки», после чего испытуемых вновь обращали к задаче «4 точки», которая на этот раз выступала уже в функции индикатора.

При предъявлении стимулирующей задачи соблюдались все те условия, которые были необходимы для исключения трудностей, связанных с использованием испытуемыми неадекватных приемов решения этой задачи.

221

В результате пройеденных бпытов было обнаружено, что образующая задача «ферзь и пешки» (эффективная до модификации) после такой модификации полностью утеряла свою эффективность по отношению к задаче-индикатору. При равных прочих условиях ни один из 10 испытуемых не смог решить задачу-индикатор, а следовательно, и выявить в ситуации образующей задачи побочный продукт действия.

В контрольных опытах, проведенных с группой в 5 испытуемых, при тех же самых условиях было использовано стимулирующее поисковую доминанту дополнение: «Найдите в решении этой шахматной задачи решение той задачи («4 точки»), которая вам только что была дана и вы ее не смогли решить». (Это дополнение в обычных условиях, т. е. тогда, когда образующая задача «ферзь и пешки» использовалась в немодифи-цированном виде, приводило к решению задачи-индикатора почти всех испытуемых.) Однако и в этом случае модифицированная образующая задача оказалась неэффективной — ни один из пяти испытуемых не нашел вслед за тем решение задачи-индикатора.

Опыты показывали: чем насыщеннее содержание прямого продукта действия в ситуации образующей задачи, чем интереснее становится это содержание для испытуемого, тем менее возможно решение выявляющей задачи. Более благоприятные условия возникают тогда, когда прямой продукт действия в образующей ситуации сам по себе менее содержателен.

В подлинном научном творчестве это должно означать, что интуитивное решение тем вероятнее, чем менее содержательна прямая цель действия, в котором исследователь наталкивается на побочный продукт, объективно содержащий в себе ключ к решению.

Указанное положение идет, казалось бы, против здравого смысла. Однако из описаний обстоятельств большинства «случайных» открытий, изобретений как раз видно, что непосредственное содержание благоприятных случаев было весьма незамысловатым. Поэтому нередко и возникают сомнения (едва ли оправданные): могла ли такая «сущая безделица» действительно помочь серьезному достижению?

Дальнейшие опыты обнаружили существенную связь эффективности образующей задачи со степенью сложности стимулирующей задачи.

Для выяснения этой зависимости использовался следующий цикл задач.

Стимулирующая задача — «16 точек» или «9 точек» (рис. 18) ².

² Условия задачи «9 точек» таковы: даны 9 точек (рис. 18, а), надо соединить их четырьмя прямыми, не отрывая карандаша от бумаги. Для аналогичного решения «16 точек» (рис. 18, б) используется шесть линий.

222

Образующая задача — раскладывание планок на панели с четырьмя шпильками, так называемая «овал» (условия задачи описаны на с. 195).

Задача-индикатор — «4 точки».

Опыты ставились следующим образом. Во всех случаях мы придерживались «обратного» порядка предъявления заданий, т. е. вначале давалась стимулирующая задача, затем — образующая и, наконец,— задача-индикатор. Этот порядок в том случае, когда в качестве стимулирующей задачи использоваласо задача «4 точки», при соблюдении условий, исключающих дополнительные трудности, приводил к решению почти всех испытуемых. В данных опытах содержание стимулирующих задач

Рис. 18

было усложнено, хотя общий принцип этих задач оставался адекватным образующей задаче и задаче-индикатору.

Одной группе испытуемых (10 человек) в качестве стимулирующей задачи была предложена задача «16 точек»; другой группе, также состоящей из 10 человек, — задача «9 точек». Задача-индикатор и образующая задача в обеих группах оставались одни и те же.

В итоге опытов были получены следующие результаты. В группе испытуемых, где в функции стимулирующей задачи использовалась задача «16 точек», ни один из 10 человек не нашел решения задачи-индикатора. В этой группе, где стимулирующей задачей была «9 точек», решение задачи-индикатора нашли 2 человека (из 10 испытуемых).

Таким образом, в группе, где стимулирующая задача обладала максимумом сложности, побочный продукт действия в ситуации образующей задачи не помог решению индикатора. Однако минимальное (говоря о максимальном и минимальном усложнении стимулирующей задачи, мы имеем в виду, разумеется, данный частный случай) усложнение стимулирующей задачи (вторая группа опытов) сохраняло некоторую возможность решения задачи-индикатора.

Следовательно, усложнение содержания стимулирующей задачи приводит в целом к резкому снижению эффективности образующей задачи.

Поэтому в подлинном творчестве на первых его этапах надо стремиться к предельному упрощению вопроса и его предельной схематизации. Не этой ли именно необходимости отве-

223

чает столь широко распространенное сейчас всякого рода моделирование?

В следующей серии опытов использовались все те же задачи, с той лишь разницей, что усложненные задачи («9 точек» и «16 точек») выступали теперь не в функции стимулирующих задач, а в функции индикаторов.

Как и в предшествующих опытах, в экспериментах принимали участие двадцать испытуемых, разделенные на две группы (по 10 человек в каждой). Первой группе испытуемых в качестве задачи-индикатора предлагалось «9 точек»; второй группе—«16 точек».

В опытах с первой группой испытуемых 4 человека (из 10) нашли решение задачи-индикатора. Однако из анализа чертежей поисков решения задачи-индикатора этими испытуемыми и из последующей беседы с ними выяснялось, что решение задачи-индикатора «9 точек» было достигнуто не непосредственно, а опосредствованно, т. е. промежуточным путем. Вначале была решена стимулирующая задача «4 точки» (испытуемые проделали это по собственной инициативе, «с места», т. е. еще в ходе решения образующей задачи), а затем принцип ее решения был приложен к решению «9 точек», и после серии обычных для этого случая проб было найдено решение задачи-индикатора.

Опыты со второй группой испытуемых, где в качестве задачи-индикатора использовалась «16 точек», послужили в некоторой степени контролем к сделанному нами заключению по опытам с первой группой испытуемых. В этих опытах ни один из 10 человек не нашел решения задачи-индикатора, что полностью подтвердило высказанное ранее соображение, так каю двойное опосредствование было, разумеется, невыполнимой задачей.

Обсуждая результаты этих опытов, необходимо напомнить, что в данном случае отсутствие решения индикатора не могло быть следствием того, что побочный продукт действия в ситуации образующей задачи не выявлялся. На основании всех предшествующих опытов можно утверждать, что в данных условиях такое выявление было (хотя бы у некоторых испытуемых). Об этом же самом говорят и факты решения задачи-индикатора «9 точек» четырьмя испытуемыми. Действуя в оптимально благоприятных условиях в ситуации образующей задачи под влиянием стимулирующей задачи «4 точки», испытуемый осуществлял необходимую в этом случае ориентировку по побочному продукту. Однако, наталкиваясь в ситуации задачи-индикатора на дополнительные трудности, он не мог немедленно реализовать «подхваченный» в образующей ситуации принцип решения, в силу чего его относительно адекватные действия вовремя не подкреплялись и отбрасывались. Этим самым терялось и влияние побочного продукта действия,

224

Следовательно, одним из условий, способствующих использованию побочного продукта действия как способа решения творческой задачи, оказывается адекватность стимулирующей, образующей и выявляющей ситуаций и их возможная простота.

Этот вывод в практическом смысле требует в условиях творческого мышления максимальной предварительной логической обработки имеющихся данных, их максимального предварительного упрощения.

Затрагиваемый вопрос, как и аналогичный, ему предшествующий, также имеет общепсихологический смысл. В психологии нередко высказывались принципиальные возражения против всякого рода моделирования, против создания искусственных экспериментальных ситуаций, против использования экспериментальных задач, не имеющих места в реальной практике людей, и выдвигались требования изучать явления, непосредственно взятые из практики. Обнаруженные нами факты показывают, что моделирование в психологии как прием научного исследования в большинстве случаев совершенно необходимо для изучения событий реальной жизни; оно является одним из не-> обходимых промежуточных этапов вскрытия закономерностей, имеющих место в естественной практике людей.

Исследуя условия эффективности образующей задачи, мы натолкнулись еще на две группы явлений. Во-первых, было подмечено, что решение задачи-индикатора оказывается зависимым от того, каким способом выполняется образующая задача. Во-вторых, были также подмечены и несколько иные об-стоятельства, в которых решающее значение имела характеристика не того способа, которым выполнялась образующая задача, а того, в который преобразовывался в ситуации задачи-индикатора содержащийся в этой задаче побочный продукт действия.

В первом случае успех оказался зависимым от степени автоматизированное™ того способа действия, которым выполнялась образующая задача; во втором случае этот успех оказался связанным со степенью абстракции того способа, в который преобразовывался в ситуации задачи-индикатора побочный продукт действия.

В первой части этой серии опытоз в качестве стимулирующей задачи использовались «4 точки», в качестве образующей— «хальма» (условие описано на с. 215) и, наконец, в функции индикатора — вновь «4 точки».

Как и в прошлых опытах, здесь принимали участие две группы испытуемых. Однако в отличие от предшествующих опытов различия между экспериментами в разных группах состояли не в том, что испытуемым этих групп давались разные задачи (наоборот, задачи во всех случаях были совершенно одинаковыми), — различными были категории испытуемых, подобранные в эти группы. Испытуемые первой группы уже давно уме-

225

ЛИ Играть в «хальму» и достаточно владели ее правилами; испытуемые второй группы, наоборот, были подобраны так, что ни один из них до этого не имел об этой игре никакого представления. Этих испытуемых приходилось обучать правилам игры.

Легко догадаться, что у первых способ выполнения образующей задачи был в значительной степени автоматизированным, в то время как у вторых такой автоматизации никак не могло быть, поскольку они только что овладели знаниями о правилах ходов при игре в «хальму».

Порядок предъявления заданий во всех опытах был «обратным» (стимулирующая задача — образующая задача — задача-индикатор). Во всех случаях мы старались создать для испытуемых обеих групп тождественные условия эксперимента.

В результате экспериментов оказалось, что испытуемые первой группы, выполнявшие образующую задачу глубоко автоматизированными и узко специализированными действиями, дали меньшее количество решений задачи-индикатора, чем представители второй группы, не умевшие до этого играть в «хальму» и, следовательно, не использовавшие при выполнении предварительной задачи автоматизированные и специализированные действия.

Чтобы исключить возможный элемент случайности данного результата, мы решили повторить опыты с другими двумя группами испытуемых, используя при этом теперь уже различные предварительные задачи.

Во второй части опытов в качестве стимулирующей задачи использовались «4 точки»; в качестве образующей — «ферзь и пешки» (см. с. 221) и «вымышленная фигура»³ (рис. 19); в функции индикатора — вновь «4 точки». При прочих равных условиях одной группе испытуемых предлагалась задача «ферзь и пешки», другой — «вымышленная фигура».

На основании специальных опытов было установлено, что образующая задача «вымышленная фигура» вдвое эффективнее задачи «ферзь и пешки».

Рис. 19

Фигура, стоящая на поле d6 или d4 (рис. 19), должна снять тремя ходами три (или четыре) пешки. Правила ходов этой фигурой таковы: сняв пешку, она не встает на ее место, а проходит дальше; фигура действует но вертикалям и горизонталям как ладья, по диагоналям — цак слон.

226

Различия в эффективности этих образующих задач выступили еще более ярко, когда мы сопоставили во вновь проделанных опытах количество решений индикатора «4 точки», полученных при этих образующих задачах в разных группах испытуемых в течение двух первых минут поиска решения задачи-индикатора (опыты ставились так: вначале испытуемые обращались к стимулирующей задаче, затем испытуемым первой группы давалась образующая задача «ферзь и пешки», а испытуемым второй группы — «вымышленная фигура»; после выполнения этих заданий испытуемые обеих групп обращались к задаче-индикатору «4 точки»; через две минуты после этого опыт прекращался и регистрировалось количество полученных решений задачи-индикатора испытуемыми в той и другой группе).

Результаты опытов оказались следующими: из 10 испытуемых, использовавших образующую задачу «ферзь и пешки», задачу-индикатор решили лишь два человека; из 10 испытуемых, решавших образующую задачу «вымышленная фигура», задачу-индикатор решили 6 человек. Таким образом, задача «вымышленная фигура» оказалась в три раза эффективнее задачи «ферзь и пешки».

Различия в эффективности этих задач в данном случае могли быть объяснены только различиями в самих образующих задачах. Способ действия, которым выполнялась задача «ферзь и пешки», конечно, был значительно более автоматизирован, чем тот, которым пользовались испытуемые, решая задачу «вымышленная фигура»: в первой задаче мы использовали те действия, которые вырабатывались у испытуемых в течение нескольких лет игры в шахматы; во второй задаче мы умышленно видоизменили правила ходов, нарушив тем самым сложившиеся автоматизмы.

Следовательно, чем более автоматизировано и специализировано было действие, которым выполнялось решение образующей задачи, тем менее успешным было использование побочного продукта действия, и наоборот.

В другой серии опытов в функциях стимулирующей задачи и индикатора использовалась та же самая задача — «4 точки». Своеобразие этой серии состояло в образующей задаче: описать около квадрата треугольник.

В остальном опыты проводились точно таким же образом, как и в других сериях: вначале давалась стимулирующая задача, затем образующая и, наконец, задача-индикатор.

Прежде чем приступать к прослеживанию выполнения всего порядка задач, надо охарактеризовать образующую задачу.

Испытуемому давался квадрат с двенадцатью точками и таблица с двенадцатью квадратами; задание заключалось в том, чтобы описать на таблице около каждого квадрата треугольник, начиная построение треугольника из точки, номер

227

Рис. 20

которой соответствовал номеру квадрата (рис. 20), не допуская точного повторения чертежа ни в одном случае. Упражнения повторялись до тех пор, пока выполнение их не становилось прочно закрепленным, автоматизированным. Выработка автоматизма давала право считать данное задание по этому параметру нивелированным с задачей «ферзь и пешки».

После этого (в ряде случаев через несколько дней) мы приступили к основным опытам. Результаты оказались следующими: все 10 испытуемых нашли решение задачи-индикатора, затрачивая на поиски не более 1 минуты. Образующая задача «описать около квадрата треугольник» оказалась наиболее эффективной из всех использованных нами до этого подобных задач.

Как уже отмечалось, до основных опытов с целью нивелировки параметра автоматизации способа действия, которым выполнялось это задание, мы проводили с испытуемыми довольно продолжительные упражнения. Можно было предположить, что по ряду причин именно эти предварительные упражнения сыграли известную роль в столь высокой эффективности данной образующей задачи. Для выяснения возникшего вопроса была проведена контрольная серия опытов, в которой при прочих равных условиях испытуемые не проделывали предварительных упражнений, а прямо выполняли обычный порядок решения задач (стимулирующая — образующая — индикатор). Результаты контрольной серии опытов почти не отличались от

228

предшествующих. Таким образом, версия о зависимости высокой эффективности данного упражнения от предшествующих упражнений была исключена и причину такой эффективности следовало видеть в особенностях самой образующей задачи.

Причина высокой эффективности заключалась, видимо, в том, что в результате решения задачи «описать около квадрата треугольник» у испытуемого складывался тот побочный продукт, который в ситуации образующей задачи преобразовывался в широко обобщенное общественным опытом людей геометрическое правило (все испытуемые, участвовавшие в этой серии опытов, были достаточно хорошо знакомы с геометрией), которое уже ранее было усвоено испытуемыми как глубоко абстрагированное геометрическое понятие.

Таким образом, исследование моделей интуитивных решений привело к установлению ряда закономерностей таких решений: интуитивное решение возможно лишь в том случае, если ключ к нему уже содержится в неосознаваемом опыте; такой опыт малоэффективен, если он сложился в действиях, предшествующих попыткам решить творческую задачу; он становится эффективнее, формируясь на фоне целевой, поисковой доминанты; его эффективность возрастает, когда исчерпываются неправильные приемы решения задачи, но еще не гаснет поисковая доминанта; влияние неосознаваемой части действия тем эффективнее, чем менее содержательна сама по себе его осознаваемая часть; усложнение ситуации, в которой приобретается неосознаваемый опыт, препятствует его последующему использованию; аналогичное усложнение самой задачи также действует отрицательно; успех решения связан со степенью автоматизации способов действий, в ходе которых складывается необходимый неосознаваемый опыт — чем менее автоматизирован этот способ, тем больше шансов к успеху; чем к более общей категории можно отнести итоговое решение творческой задачи, тем вероятнее нахождение такого решения.

Модели логичных решений

Закономерности, перечисленные нами в предшествующем разделе, наиболее жестко связаны с получением интуитивного эффекта. Они отчетливо проявляются в ситуациях, объемная сложность которых минимальна, а найденный способ решения совпадает (или почти совпадает) с самим решением, т. е. не возникает необходимости в специальной реализации этого способа, связанной с превращением его в принцип. Такие задачи, оставаясь творческими, не являются проблемными. В проблемных ситуациях полученное решение одной простейшей познавательной задачи должно быть вновь использовано как принцип действия в другой, более сложной ситуации. Однако способ

229

действия, выработанный в итоге решения исходной задачи, вначале еще очень ограничен и непосредственно приводит к успеху только в весьма 'близкой ситуации. Действия на этой ступени еще недостаточно абстрагированы. Для превращения частного способа в принцип надо углубить уровень абстракции, «отфильтровать» действие, объективно содержащее принцип, от чувственных элементов ситуации, зачастую случайных, т. е. в известном смысле формализовать интуитивно полученный эффект.

 Рис. 21

Конкретным материалом экспериментального исследования послужил специально разработанный нами цикл задач-звеньев, в основу построения которого был положен принцип решения одной из известных задач — головоломок. С некоторыми задачами этого цикла мы познакомились уже в предшествующих разделах. Здесь мы приводим их полное систематическое описание.

Простейшая и вместе с тем исходная задача этого цикла была названа задачей «трех точек» (I). Условия задачи «трех точек» таковы: соединить три точки двумя прямыми линиями, не пересекая Т-образной преграды (рис. 21).

Второй по порядку задачей была известная нам «4 точки» (II).

Третьей была только что описанная в предшествующем разделе задача «9 точек» (III) ⁴.

Четвертая задача — также знакомая нам — «16 точек» (IV).

Пятая задача — «25 точек» (V): даны 25 точек; требуется провести через эти точки, не отрывая карандаша от бумаги, восемь прямых линий.

Шестая задача — «36 точек» (VI): даны 36 точек; требуется провести через эти точки, не отрывая карандаша от бумаги, 10 прямых линий.

Седьмая задача — «49 точек» (VII): даны 49 точек; требуется провести через эти точки, не отрывая карандаша от бумаги, 12 прямых линий.

Легко заметить, что серия подобных задач может быть продолжена беспредельно. При этом необходимо руководствоваться следующей закономерностью: количество точек должно соответствовать квадратам натурального ряда чисел; количество ли-

⁴ Требование «возвратиться в исходную точку» необходимо лишь для задачи «4 точки». Для всех других задач оно излишне.

230

ний, которыми необходимо соединить точки, должно возрастать на две, соответственно каждому квадрату. Во всех случаях это количество линий будет составлять предел; меньшим числом, не нарушая требований условия задачи, соединить точки невозможно.

Нужное число линий соответственно избранному количеству точек легко определить, пользуясь уравнением

где у — количество линий, а х — количество точек, нарастающее как квадраты натурального ряда чисел (9, 16, 25, 36, 49, 64,81, 100, 122, 144 и т.д.).

Соответственно данной закономерности мы могли использовать задачи: «64 точки» (VIII); «81 точка» (IX); «100 точек» (X); «122 точки» (XI); «144 точки» (XII) и т. д.

В цедом цикл задач можно было рассматривать как сложную познавательную задачу — проблему. Однако эта проблема давалась испытуемым не сразу (например, «144 точки»), а по отдельным задачам — звеньям. Решение первого звена («3 точки») раскрывало исходный принцип («выйти за пределы плоскости, ограниченной точками»), пронизывающий весь последующий путь «восхождения».

Взрослым испытуемым одна за другой предъявлялись задачи данного цикла (I, II, III, IV, V, VI, VII и т. д.) до тех пор, пока испытуемый не вскрывал принцип, удовлетворяющий решению любого звена, т. е. пока не решалась вся сложная познавательная задача.

В других сериях опытов наряду с данной методикой использовались разного рода образующие задачи с последующим учетом их эффективности как по линии прямого, так и по линии побочного продукта.

Прежде всего был прослежен общий ход решения задач данного цикла, т. е. последовательное решение сложной познавательной задачи.

Решение задачи «-<? точки». Наиболее простой в познавательном отношении среди всех прочих задач является задача «3 точки». В этой задаче нахождение решения полностью совпадает с самим решением, поскольку необходимость в какой-либо конкретизации найденного принципа, его уточнения для применения к данным конкретным условиям задачи полностью отсутствует. Эта задача была бы наиболее удачным объектом для изучения интуитивных решений. Однако в этом отношении ей присущ недостаток: принцип выйти за пределы участка плоскости, ограниченного точками, перекрывается более простым приемом — возможностью соединить три точки просто двумя прямыми, не выходя при этом за указанные пределы. Поэтому для образования психологической трудности данная задача нуждается в усложнении условий, выражающемся во введении

231

Т-образной преграды, исключающей эту перекрывающую данный принцип возможность.

Как правило, задача «3 точки» (с Т-образной преградой) решается без помощи специальной образующей задачи. Дело в том, что, действуя согласно дополнительным ориентирам (Т-образная преграда), испытуемый сам строит в данной ситуации образующую задачу, решение которой совпадает с решением выявляющей задачи, а побочный продукт в таких условиях во

Рис. 22

всех случаях совпадает с прямым продуктом, поскольку, действуя по ориентирам, испытуемый не имеет конкретного замысла плана решения, а ориентиры как бы ведут его к нему.

Наиболее часто решение задачи «3 точки» испытуемыми строится по схеме, изображенной на рис. 22. Вначале используются не две данные линии, а три (одна прямая превращается в ломаную). Концы этой линии соединяются с окончанием преграды (рис. 22, а), затем чертеж принимает вид, изображенный на рис. 22, б, в, и лишь далее, после многих других попыток, находится решение (рис. 22,г).

Если использовать эту задачу в образующей функции и предварить ею «4 точки», то последняя легко решается, даже если образующая задача «3 точки» дается без стимулирующей, т. е. при прямом порядке предъявления. Отсюда следует, что данная задача («3 точки») встает по отношению к задаче «4 точки» в иное отношение, чем все ранее встречавшиеся образующие задачи. Дело в том, что, как мы уже отмечали, конечный маршрут руки испытуемого, являющийся ключом к решению «4 точек», выступает здесь уже не как побочный, а как прямой продукт действия: сама задача «3 точки» выполняет и стимулирующую и образующую функции.

В результате решения задачи «3 точки» испытуемый вырабатывает исходный принцип решения всего цикла задач с нарастающим количеством точек.

Особенностью задачи «3 точки», как мы уже отмечали, является то, что в ее условие вводится дополнение — преграда, конец которой рассматривается испытуемым как дополнительная точка, с которой он и соединяет первую проведенную им линию (по принципу элементарного соединения). Далее, анализируя задачу с помощью элементарного приема (соединение точек по кратчайшему расстоянию), испытуемый приходит к тому, что выравнивает ломаную линию.

232

После этого поиск организуется за внутренними пределами фигуры, образуемой точками, что дает возможность перенести наличный способ «элементарного объединения» в несколько иные условия. Наконец испытуемый, выделив первый угол как еще одну точку, связывает его с третьей и в результате достигает решения.

Опыт показывает, что если испытуемый не знает принципа решения, то задачу типа «4 точек» он может решить лишь в

Рис. 23

том случае, если имеются ориентиры, лежащие вне фигуры, образуемой прямым соединением точек, в зоне которых испытуемый должен действовать. В данном случае, т. е. когда испытуемый решает задачу «3 точки», наличие преграды, требование обойти преграду приводят к необходимости вырваться за пределы фигуры, образуемой точками, причем удачная попытка закрепляется. Таким образом, вырабатывается способ действия, который затем может быть перенесен на решение задачи «4 точки».

Роль особенностей взаимодействия субъекта с объектом, обусловливающих возможность выработки нового способа действия, отчетливо выступает в том случае, если сравнить задачу «3 точки» с другой, внешне совершенно аналогичной: требуется соединить четыре точки, расположенные, как это изображено на рис. 23, двумя связанными прямыми. В результате этого упражнения никогда нельзя добиться непосредственной выработки способа, при помощи которого испытуемый смог бы решить задачу «4 точки».

Итак, действуя по ориентирам путем «элементарного объединения» в ситуации, детерминирующей особое содержание взаимодействия субъекта с объектом, испытуемый вырабатывает способ действия, как бы впитывающий в себя содержание ситуации, в которой он вырабатывается.

В дальнейших опытах этой серии испытуемого, решившего задачу «3 точки», обращали к следующей задаче — к «4 точкам». Особенности решения этой задачи-звена нами уже неоднократно описывались. Добавим лишь одно: обращаясь к задаче «4 точки», после решения «3 точек» испытуемый почти немедленно находил верное решение, поскольку реализация принципа не составляла в данном случае особого затруднения.

После решения «4 точек» испытуемый обращался к следующей задаче-звену цикла — к «9 точкам».

233

Решение задачи «9 точек». Приведем протоколы решения этой задачи двумя испытуемыми (рис. 24, а, б).

Как видно из протокола, первый испытуемый (В.) нашел решение задачи на 22-й попытке, а испытуемый Н. — на 16-й.

Испытуемым, решившим задачу «9 точек», ставилась задача «16 точек» (в дальнейшем мы будем приводить протоколы решений последующих задач теми же самыми испытуемым) (рис. 25,а,б).

В задаче «16 точек» первый испытуемый (В.) достиг решения на 18-й попытке: второй (Н.) — на 12-й.

234

Рис. 25

Рис. 26

За задачей «16 точек» следовала задача «25 точек» (рис. 26,а,б).

В этой задаче испытуемый В. достиг решения на 6-й попытке, а испытуемый Н. — на 12-й.

Приводим протоколы решений следующей задачи-звена (рис. 27,а, б).

В случае задачи «36 точек» испытуемый В. добился решения на 10-й попытке, испытуемый Н. — на 7-й.

Задачу «49 точек» испытуемый В. решил на 2-й попытке, испытуемый Н. — на 4-й (рис. 28,а, б).

Задачу «64 точки» оба испытуемых решили с первой попытки (рис. 29,а,б).

Вслед за нахождением решения задачи «64 точки» (с первой же попытки) обоим испытуемым была предъявлена контрольная задача «144 точки» (рис. 30,а,б).

Решение контрольной задачи так же, как и предшествующей, было достигнуто с первой же попытки.

Таким образом, являясь звеном широкой познавательной задачи, каждая задача-звено сама по себе представляет самостоятельную мыслительную задачу. Процесс решения этой задачи, конечный продукт которого становится новой функциональной ступенью развития принципа, сам протекает по внутренним структурным уровням, дифференцируясь на ряд своеобразных процессов взаимодействия, продукты которого становятся условиями внутреннего развития и определяют течение

236

Рис. 27

новых процессов. Во внутреннем развитии обнаруживается ряд стадий (число которых в разных случаях неодинаково). Наиболее характерны из них следующие: а) рациональное использование результата решения предшествующей задачи; б) отказ от избранного пути и переход к «стихийному» манипулированию посредством элементарных, неосознаваемых эмпирически обобщенных приемов; в) возвращение к исходному принципу («выйти за пределы») — прилаживание рационально используемого принципа посредством неосознаваемых эмпирически обобщенных элементарных процессов; г) решение задачи.

237

Исп. И Рис. 28

И en. В Рис. 29

Рис. 30

Рис. 31

а — результат решений задачи «3 точки»; б — результат решения задачи «4 точки»; о, г -~ первая и вторая попытки решения задачи «9 точек», характерные для одной группы испытуемых (прямой угол в зоне А); д, е — первая и вторая попытки решеннч задачи «9 точек», характерные для другой группы испытуемых (прямой угол в зоне С).

Рассмотрим каждую из этих стадий.

Рациональное использование результата решения предшествующей задачи. У подавляющего большинства испытуемых ориентировка в ситуации каждой следующей задачи-звена на первом этапе определяется прямым продуктом действия в ситуации предшествующей задачи. Иначе говоря, на первом этапе испытуемые, как правило, осуществляют непосредственный перенос этого продукта в условия новой задачи; ранее полученный результат решения выступает теперь как способ решения; продукт переходит в процесс.

В задаче «4 точки» эта первая стадия обычно совпадает с решением и поэтому не выступает здесь со всей отчетливостью. Наиболее характерно эта стадия выявляется при анализе решения задач «9 точек», «16 точек», «25 точек», «36 точек», а иногда и «49 точек», т. е. там, где полученный в решении задачи «3 точки» принцип нуждается в специальной конкретизации.

Так, например, в задаче «9 точек» первые поиски испытуемыми решения этой задачи поразительно однотипны.

В подавляющем большинстве случаев чертежи двух первых попыток оказываются совершенно аналогичными (рис. 31).

Каждый из этих чертежей представляет собой наглядно выраженный перенос результата решения предшествующей задачи.

Следует отметить, что графическое выражение этого переноса имеет некоторое своеобразие по сравнению с попытками решения задачи «4 точки». Это своеобразие состоит в следующем.

Как видно из рис. 31, при выявлении принципа решения в ситуации «3 точек» все испытуемые, подчиняясь особенностям

239

Рис. 32

а — предшествующее решение задачи «9 точек»; б — первая, вторая и третья попытки решения задачи «16 точек» (вторая группа испытуемых). На рисунке показана лишь небольшая часть вариантов

Рис. 33.

а — решение задачи «19 точек»; б — первые попытки      решения      задачи «25 точек»

Рис. 34.

й — решение задачи «25 точек»; б — первые попытки решения задачи «36 точек»

Рис. 35.

a — решение задачи «36 точек»; б — первые попытки решения задачи «49 точек»

условий, ориентируют острый угол, образуемый двумя заданными прямыми, в той части пространства, которая выделена нами как зона «С». Точно такую же ориентировку острого угла мы обнаруживаем и в чертеже решения задачи «4 точки». Соответственно этому и прямой угол в чертеже решения данной задачи оказывается сориентированным в зоне «А». При переносе принципа решения задачи «4 точки» в ситуацию «9 точек» наблюдается некоторая вариативность построения чертежа: одна часть испытуемых ориентирует прямой угол точно таким же образом, как это делалось в ситуации «4 точек», т. е. в зоне «А», однако другая часть испытуемых изменяет пространственное ориентирование этого угла, помещая его в зону «С».

Аналогичная картина наблюдается и при анализе решения следующих задач-звеньев (рис. 32—35).

По мере продвижения испытуемых по системе задач-звеньев отмеченная нами вариативность переноса несколько видоизменяется, характер переносимого чертежа стабилизируется. Каждый из испытуемых вырабатывает какой-либо один из двух возможных принципов решения задачи (см. рис. 33—35) и строго его придерживается в дальнейшем. Как показывают данные опытов, переключение испытуемого с одного принципа решения на другой в этих условиях оказывается практически невозможным.

Обнаруженные факты говорят о том, что, получив в итоге решения задачи «3 точки» принцип решения всей цепи задач, испытуемые еще не осознают с полной отчетливостью значимости этого принципа и не вычленяют его из всей совокупности условий ситуации. Недостаточное осознание значимости принципа и проявляется в том, что чертеж решения задачи «4 точки» точно копирует пространственную планировку расположения линий на чертеже решения «3 точек». У некоторых испытуемых это явление распространяется и на решение последующей задачи — «9 точек». Однако другие испытуемые, переходя к решению задачи «4 точки» и достигая этого решения, осознают значимость принципа, с которым им приходится иметь дело. В результате такого осознания испытуемые в какой-то степени абстрагируют этот принцип от конкретных особенностей ситуации и фиксируют его в выражении «необходимо вырваться». В дальнейшем это выражение становится руководством к действию. Рассуждения испытуемых по ходу решения задачи раскрывают, чем мотивируется переориентировка пространственного расположения чертежа решения — испытуемые прежде всего стремятся реализовать условие «необходимо вырваться», поэтому построение чертежа (при решении задачи «9 точек») и начинается в ряде случаев не из точки, находящейся в зоне «А», как это было в ситуации предшествующей задачи («4 точки»), а немедленно выходит за пределы участка, ограниченного точками.

241

Отказ от избранного пути и переход к «стихийному» манипулированию посредством элементарных, неосознаваемых, эмпирически обобщенных приемов. Первая стадия решения завершается отказом от избранного пути и переходом к тому стихийному манипулированию в участке площади, ограниченном точками, которое чрезвычайно характерно для действий испытуемых, незнакомых с принципом решения предшествующей задачи-звена (эта стадия характерна для задач «9 точек» и «16 точек»).

На рис. 36 приводятся образцы такого манипулирования.

Переход от первой стадии ко второй. Используемый на первой стадии решения мыслительной задачи способ действия, являясь адекватным условию задачи, требует, однако, дополнительной конкретизации и развития, поэтому данный способ действия непосредственно не удовлетворяет особенности ситуации.

Рис. 36.

а — попытки решения задачи «9 точек», б — попытки решения задачи «16 точек»

Новый продукт, возникающий в итоге попытки решения задачи (мы имеем в виду задачу «9 точек»), лишь в первом случае (при первой попытке) отсекает один из возможных вариантов и открывает некоторую (кажущуюся) перспективу (пересечение гипотенузой сразу двух точек), что и осуществляется в следующей попытке. Опирающееся на продукт первой попытки решения последующее действие приводит уже к бесперспективному продукту. Вопрос о путях, по которым осуществляется переход от первой стадии ко второй, еще далеко не выяснен (возможно, что здесь несколько своеобразных путей).

Следует думать, что ведущую роль в этой смене нельзя приписывать ни одному лишь субъекту, ни одному лишь объекту — причиной является именно само взаимодействие субъекта с объектом. .Субъект деформирует исходную ситуацию. Однако эффект этой деформации определяется не только способом действия субъекта, но и особенностями объекта, на который направлено действие, т. е. взаимодействием субъекта и объекта.

Другой характерной особенностью этого перехода является то обстоятельство, что, варьируя чертеж, испытуемые, как правило, не отдают себе ясного отчета о подлинных причинах своих действий, они оценивают лишь их эффект.

242

Тот факт, что вторая стадия во всех случаях представлена попытками добиться решения путем элементарного объединения точек по кратчайшему расстоянию, не вызывает удивления. Ситуация данной задачи актуализирует у испытуемых лишь один специфический прием. И если этот прием отпадает, его, естественно, заменяет «универсальный метод», который в данном случае «не имеет себе конкурентов».

Возвращение к исходному принципу («выйти за пределы») — прилаживание рационально используемого принципа посредством неосознаваемых эмпирически обобщенных приемов. Вторая стадия обычно завершается после 3—10 попыток. Механизм этой стадии во многом совпадает с механизмом предшествующей. Различия заключаются лишь в способе, которым оперирует субъект. Но, как и на предыдущей стадии, способ второй стадии не приводит к желаемому результату. Действия испытуемого обнаруживают бесперспективность поиска. Динамика ситуации гаснет. Вновь возникает тот критический момент, та некоторая неопределенность в выборе пути дальнейших попыток, некоторая «расшатанность» ситуации, которая характерна для кульминационного момента применения того или иного способа действия, т. е. вновь возникают условия, благоприятствующие смене способа действия.

Как показывают данные экспериментов, на третьей стадии испытуемый вновь использует тот способ действия, которым он уже оперировал на первой стадии. (Как и следовало ожидать, поскольку в опыте большинства испытуемых вообще нет иных способов, которые могли бы быть актуализированы данной ситуацией.) Однако теперь в операциях обнаруживается и нечто новое. Во-первых, уже нет того точного, буквального перенесения чертежа решения предшествующей задачи (хотя в первых попытках этого этапа у некоторых испытуемых такое буквальное перенесение все еще имело место). Видимо, первая и вторая стадии не пропали даром, они способствовали углублению абстракции принципа решения, полученного в предшествующей задаче. На третьей стадии испытуемые руководствуются лишь одним требованием — «вырваться за пределы». Это отчетливо выступает на чертежах попыток решения (рис. 37) — третий этап характеризуется лаконичностью проб, которые нередко состоят всего из двух линий.

Приведем в качестве примера чертежи попыток решения на третьем этапе в условиях задачи «9 точек» (рис. 37). Как видно из чертежей, испытуемый стремится рационально использовать выявившийся принцип решения и ищет его адекватное применение. Однако, не имея специального способа (метода) организации такого поиска, он вновь неосознанно прибегает к «универсальному» приему манипулирования по ориентирам, т. е. прилаживает данный принцип к ситуации задачи посредством неосознаваемых эмпирически обобщенных приемов. Таким

243

образом, оба использованных ранее способа оказываются объединенными, и это придает качественно иной характер действию, поскольку оно оказывается адекватным данному комплексу условий ситуации.

Третья стадия подготавливает решение, а иногда и завершается им (в том случае, когда решение достигается совершенно внезапно, благодаря удачному стечению обстоятельств). Более подготовленное решение складывается на четвертой стадии.

Решение. Выделение четвертой стадии как относительно самостоятельной оправдывается тем, что способ действия на этой стадии приобретает у некоторых испытуемых иное качество. В определенный момент испытуемый, отправляясь от имевших место процессов манипулирования, начинает не только

Рис. 37

стихийно прилаживать выявившийся принцип, а организует осознаваемый целенаправленный анализ ситуации (особенностью такого анализа является, однако, то, что осознаваемым в нем оказывается лишь оценка полученного результата, а сам процесс продуцирования, как и в предшествующих случаях, остается неосознаваемым).

В ходе такого рода манипуляций наглядный компонент задачи дифференцируется на определенного рода группы точек; путем объединения этих групп элементарным приемом (соединение точек по кратчайшему расстоянию) достигается решение.

Для иллюстрации этого положения проанализируем протоколы опытов.

На чертежах (рис. 38) отчетливо запечатлелись пути анализа испытуемым задачи «16 точек». «Накладывая» на эти точки чертеж решения задачи «9 точек», испытуемый разбил весь комплекс «16 точек» на две подгруппы и объединил их затем путем «элементарного соединения».

Противоположный по форме, но тождественный по своему смыслу факт ясно выступил и в том случае, когда один из испытуемых не смог решить эту задачу самостоятельно.

Приводим протокол опыта.

Решение задачи «9 точек» испытуемому известно.

Задача «4 точки» (рис. 39,а).

244

Рис. 38. Решение задачи «9 точек» испытуемому известно

Рис. 39

Рис. 40

Задача «9 точек» (рис. 39,6).

Испытуемому предлагается задача «16 точек» (рис. 40).

Испытуемый признал задачу нерешаемой.

Предлагается дифференцирующая таблица (рис. 41).

С помощью этой таблицы испытуемый нашел решение при первой же попытке.

С решением задачи «9 точек» испытуемый ознакомился примерно за год до данных опытов и сразу вспомнить его не мог.

®®® ®®®

Рис.41  ®®®

• • • •

Однако «4 точки» были решены испытуемым за 1,5 минуты, после чего на решение задачи «9 точек» испытуемый потратил менее одной минуты (т. е. решение практически наступило «с места»). Затем испытуемому была предложена задача «16 точек». В двух первых попытках испытуемый полностью перенес чертеж решения задачи «9 точек», однако, убедившись в том, что это не приводит к успеху, он отказался от такого переноса и «замкнулся» в участке площади, ограниченном точками. Далее второй стадии решения испытуемый не продвинулся. После

245

14 неудачных попыток (не выходящих по своему содержанию за пределы второго этапа), потратив на поиски решения 20 минут, испытуемый отказался от задачи, признав ее нерешаемой.

Тогда ему была предложена так называемая дифференцирующая таблица, содержащая те же 16 точек, но с таким изменением: 9 точек (3X3) на этой таблице были нанесены красной тушью, а остальные — черной (см. рисунок дифференцирующей таблицы — рис. 41, приведенный в протоколе опытов с данным испытуемым). С помощью дифференцирующей таблицы испытуемый менее чем через 1 минуту нашел решение («с места»). Опыт показал, чего «не хватало» для решения, что необходимо было увидеть на чертеже и что испытуемый не смог получить самостоятельно, как это было сделано в предшествующем случае.

Характеризуя все выделенные нами стадии в целом, необходимо отметить следующее. Длительность каждой стадии определяется особенностями динамики ситуации. Определенный тип манипулирования сохраняется до тех пор, пока ситуация остается динамичной, т. е. пока сохраняется некоторая вариативность попыток. Как только появляются повторения и новизна, вносимая действием в ситуацию, исчезает, в ходе решения наступает перелом, приводящий либо к отказу от решения, либо к переходу к новой стадии, т. е. к коренному изменению способа действия.

Решение каждой из промежуточных задач-звеньев строится по одному и тому же принципу, с той лишь разницей, что по мере продвижения по цепи задач количество манипуляций постепенно сокращается. Для иллюстрации этой закономерности приводим пример среднего количества попыток, сделанных 30 испытуемыми при решении цепи задач-звеньев.

Задача-звено	Среднее количество попыток решения	задача-звено	Среднее количество попыток решения
«16 точек» «25 точек» «36 точек»	15—20 12—15 8—10	«49 точек» «64 точки» «81 точка»	5—6 2—3 1

Таким образом, в большинстве случаев задача «81 точка» решается с первой же попытки. Здесь испытуемые, как правило, по собственной инициативе словесно формулировали принцип решения: «Прежде необходимо вычеркнуть все лишние точки, а затем решить задачу «9 точек». Если после этого испытуемому давалась контрольная задача «144 точки», то она решалась с первой же попытки. У испытуемого складывалась способность решить «с места» любую подобную задачу вне зависимости от избранного количества точек и без опоры на наглядный компонент (в словесном плане), т. е. окончательно вырабатывался принцип решения данной задачи. В проведенных опытах обнаружилась очень большая вариативность показателей у различ-

246

ных испытуемых. Однако у всех ясно выступила тенденция к снижению числа попыток при переходе к каждой последующей задаче (несмотря на постоянное возрастание объективной сложности задачи). Закономерным оказался и тот факт, что для решения контрольной задачи («144 точки») каждый испытуемый проходил не менее 6—7 предшествующих задач.

Поскольку место каждого звена в ряду данного цикла задач (начиная со второй) определяется чисто объективными количественными зависимостями, решено было исследовать, насколько необходимо при развитии принципа двигаться именно по этой цепи. Для этого надо было выяснить, к чему приведет исключение некоторых отдельных звеньев.

В посвященной этому серии опытов использовалась следующая методика.

Различным группам испытуемых (по пять человек в каждой) были предложены следующие «неполные» циклы задач:

— первый цикл — задачи I, II, IV, V и г. д. (опущена задача «9 точек»).

— второй цикл — задачи I, II, III, V, VI и т. д. (опущена задача «16 точек»);

— третий цикл —задачи I, II, III, IV, VI, VII и т. д. (опущена задача «25 точек»);

— четвертый цикл —задачи I, II, III, IV, V, VII, VIII и т. д. (опущена задача «36 точек»).

В качестве показателей трудности решения того или иного цикла использовались: во-первых, количество испытуемых, решивших данный цикл (из общего числа группы в пять человек), во-вторых, среднее количество попыток, необходимых испытуемым для решения тех задач-звеньев, которые следовали за пропущенным звеном. Это количество попыток сопоставлялось с теми средними данными, которые были получены при «нормальном» цикле на 30 испытуемых в предшествующей серии опытов.

Результаты, полученные во второй серии опытов, представлены в табл. 1.

Как видно из таблицы, по сравнению с полным циклом трудность сокращенного (неполного) цикла значительно возрастает. Причем первый цикл, в котором была опущена задача «9 точек», оказался самым трудным. В условиях данных опытов (при которых время решения каждого звена ограничивалось 30 минутами) ни один из испытуемых не нашел решения. В остальных циклах по мере удаления опущенной задачи от начала ряда трудность постепенно снижалась.

Таким образом, было установлено, что полный цикл задач представляет оптимальные условия для развития принципа решения. Это положение имело особый интерес, так как объективно принцип решения любой задачи в законченной форме имелся уже в решении задачи «16 точек».

247

Таблица 1

 

 

	1	Сокращенные циклы
		первый		второй		третий		четвертый
		а	б	а	б	а	б	а	б
«16 точек» «25 » » «36 » » «49 » »	15—20 12—15 8—10 5-6	0	—	Пропущена 3  57 32 10		Пропущена 5  22 18		Пропущена 4   14
«64 » »	2—3		—		12		15		2
«81  » »	1		—		3		4		1

Примечание. 1 — среднее количество попыток решения, имевшее место у 30 испытуемых (данные первой серии опытов); а — количество испытуемых, решивших данный цикл (из 5 человек); б — среднее количество попыток у всех испытуемых, решивших данный цикл.

Однако способ действия, выработанный в результате решения этой задачи, был еще очень ограниченным и непосредственно приводил к успеху только в весьма близкой ситуации (задачи «25 точек»). Действия испытуемых на этой ступени были еще скованы чувственной стороной, они не были достаточно абстрагированы. Для превращения частного способа в принцип необходимо было углубить уровень абстракции, «отфильтровать» действие, объективно выражающее принцип, от направляющих его чувственных элементов ситуации, зачастую случайных. Такая «фильтрация» и осуществлялась в решении последующих задач.

Данные опыты наталкивают на мысль о зависимости выработки принципа решения от включения испытуемого в условия более широкой, или, как мы говорим, перспективной задачи, в которой результат предшествующего решения выступает уже как операция, как способ действия.

Было установлено, что для успешного выявления общего принципа решения задач используемого цикла необходимо, чтобы этот цикл был полным (особенно в его первых 4—5 звеньях). Этот факт нельзя объяснить лишь самим разрывом между задачами.

Пропуск какого-либо звена приводит, конечно, к усложнению условий переноса в связи с увеличением числа возможных вариантов попыток. Это обстоятельство, конечно, играет определенную роль, но данная причина не может быть единственной, поскольку пропуск более отставленных звеньев (начиная от задачи «25 точек» и далее) не вызывает уже у испытуемого особых затруднений в решении очередной задачи сокращенного цикла, хотя объективно сложность каждой последующей задачи увеличивается в геометрической прогрессии. Видимо, важное

248

значение здесь имеет характеристика самого способа, которым пользуется субъект.

Естественно было предположить, что пропуск тех или других звеньев в начале цепи (пока принцип действия был еще не окончательно выявленным) оказывал столь отрицательное влияние потому, что эти звенья необходимы для выявления принципа и при их выпадении принцип, заключенный в решении предшествующей задачи, оказывался недостаточно выявленным. Это и вызывает иногда непреодолимую трудность при решении последующей задачи. Следовательно, для выявления принципа необходимо включение испытуемого в условия более широкой (перспективной) задачи, однако эта задача не должна содержать в себе слишком большие трудности, связанные с конкретизацией принципа.

Таким образом, в результате проведенных опытов нам удалось выделить одно из условий, способствующих абстрагированию способа действия, а тем самым и развитию принципа решения. Таким условием явилось включение испытуемого в ситуацию перспективной, т. е. более широкой задачи, в которой результат решения предшествующей задачи должен был использоваться как способ решения.

В дальнейших опытах мы исследовали другие условия, также способствующие абстрагированию способа действия от частных элементов конкретной ситуации, в которой это действие было впервые осуществлено.

Раньше нами уже подчеркивалось то обстоятельство, что для осознания использованного в решении практической задачи способа действия, а следовательно, и для выявления принципа решения перед испытуемым должна быть поставлена теоретическая задача. Естественно, что выявление и осознание способа действия в какой-то мере уже предполагает его абстракцию. Отсюда следовало, что постановка теоретической задачи должна явиться одним из условий абстрагирования способа действия.

Для выявления этой зависимости был использован следующий методический прием. Испытуемый имел дело с обычным («полным») циклом задач-звеньев.

Однако первая задача-звено («3 точки») не давалась испытуемому для самостоятельного решения, а объяснялась экспериментатором.

Объяснения проводились примерно так. «Нам дана задача соединить три точки двумя прямыми, не пересекая преграды. Посмотрите: кратчайшим путем этого осуществить нельзя. Используем другую возможность — проведем линию вниз и обойдем преграду».

Непосредственно после такого объяснения решения задачи «3 точки» испытуемому давалась задача «4 точки». Обычная для этой задачи инструкция была видоизменена. Эксперимента-

249

тор говорил испытуемому: «Теперь дополним три точки еще одной— четвертой — и удалим преграду. Попробуйте соединить все эти точки, не отрывая карандаша от бумаги, так, чтобы ка рандаш возвратился в исходную точку. Что вполне возможно, необходимо лишь дополнить чертеж (соединения трех точек с преградой) в правой верхней части».

Вслед за этим испытуемый без всяких затруднений находил верное решение задачи «4 точки».

Таким образом, испытуемый в какой-то мере знакомился с исходным принципом решения цикла задач-звеньев. Однако поскольку в ситуации данных задач его собственная активность была сведена почти до минимума, можно было предполагать, что выявленный испытуемым принцип был весьма мало абстрагирован от конкретной оболочки ситуации.

После такой подготовки мы вводили в опыт задачу «9 точек», предлагая ее испытуемому для самостоятельного решения.

Всего в этой серии нами было проведено 7 опытов (с 7 испытуемыми). Из этих 7 опытов удалось отобрать 4 случая (4 опыта с 2 испытуемыми), которые удовлетворяли замыслу данных экспериментов.

В указанных 4 случаях испытуемые, сделав по 8—12 безуспешных попыток решить задачу «9 точек», отказались продолжать решение, признав задачу нерешаемой. Сравнивая эти показатели с теми, которые были нами получены в опытах, где активность испытуемых в решении предшествующих задач («3 точки» и «4 точки») ничем не ограничивалась, можно было сделать вывод, что причиной неуспеха испытуемых в данного рода опытах являлось именно ограничение активности.

Поскольку, с нашей точки зрения, лишение испытуемых необходимой для успеха активности оказало отрицательное влияние прежде всего на абстрагирование принципа решения в ситуации предшествующих задач, нами был сделан вывод, что одним из условий успеха такого абстрагирования является активность, самостоятельность действий испытуемого в проблемной ситуации⁵.

Задача описываемых опытов не сводилась лишь к выявлению фактора активности. Продолжая опыты, мы рассчитывали обнаружить плодотворное влияние на абстрагирование принципа со стороны поставленной перед испытуемым теоретической задачи.

Нам казалось, что, даже действуя в ситуации задачи «9 точек», при определенных условиях испытуемый будет способен

⁵ Поскольку такой вывод казался нам теоретически очевидным и даже банальным, мы не сочли необходимым дальнейший фактический экспериментальный анализ его посылок (отдавая себе, конечно, отчет в том, что для такого вывода сам по себе полученный нами фактический материал еще не дает достаточного основания).

250

абстрагировать в какой-то мере тот принцип, который был ему дан в решении предшествующих задач, и если такая абстракция произойдет, она должна будет привести испытуемого к решению задачи «9 точек» (если наше предположение, связывающее неуспех испытуемых с недостаточной абстракцией принципа при решении предшествующих задач, было правильным).

Чтобы придать постановке теоретической задачи максимальную естественность, было решено использовать для этого общение испытуемого с экспериментатором. Беседуя с испытуемыми, отказавшимися продолжать поиски решения «9 точек», экспериментатор просил их дать объяснения только что проделанным неудачным попыткам решения. При этом испытуемым задавался вопрос: «Почему Вы именно так решали задачу?»

В первый момент этот вопрос у всех четырех испытуемых вызывал явное недоумение — ни один из них не смог быстро найти даже какой-либо удовлетворительной мотивировки.

Тогда экспериментатор просил испытуемых объяснить, почему именно так проведена каждая отдельная линия. Испытуемые (все четверо вели себя совершенно одинаково), несколько освоившись с вопросом, начинали придумывать мотивировки, вначале весьма отдаленные, как нам казалось, от истинного положения вещей. Однако таким образом они включились в ситуацию теоретической задачи.

Как показали опыты, такое включение довольно быстро привело к положительному эффекту. Все четверо нашли решение задачи «9 точек» при анализе всего лишь 3—4-го чертежа попыток решения.

При этом испытуемые заявляли, что, думая о том, зачем им понадобилось провести ту или другую линию, они неожиданно замечали, как можно решить задачу. Вместе с тем такое «озарение», по мнению испытуемых, было столь мимолетным, что ответить на вопрос, как все же удалось решить задачу, не было возможности, несмотря на то, что сама задача и ее решение становились для испытуемых совершенно ясными.

Последующие действия этих испытуемых в ситуации дальнейших задач-звеньев цикла показали, что эти действия ничем не отличались от действий испытуемых, решавших цикл обычным путем, т. е. без всякого ограничения активности. Количество попыток решения, допущенное теми и другими категориями испытуемых, было примерно равным. Отсюда следовало, что постановка теоретической задачи привела примерно к тому же эффекту абстрагирования принципа, к которому приводила и активная деятельность испытуемых в ситуации предшествующих задач.

Таким образом, у нас появились основания рассматривать постановку теоретической задачи как одно из условий успеха абстрагирования принципа решения и тем самым его развития.

251

Для выявления дальнейших условий, способствующих абстрагированию принципа решения, нами был использован переход от третьего звена цикла к четвертому (т. е. от решения задачи «9 точек» к задаче «16 точек»).

Исходя из уже сказанного ранее надо было считать, что успех решения «16 точек» находится в определенной зависимости от степени абстракции принципа решения «9 точек».

Данное положение было прежде всего подтверждено экспериментально. Для этого также был использован метод ограничения активности испытуемых. Однако , если в предшествующих опытах активность испытуемых ограничивалась лишь при решении двух первых задач цикла («3 точки» и «4 точки»), то теперь мы распространили это ограничение и на третью задачу, т. е. на «9 точек». Эта задача, как и предшествующие, не решалась испытуемым активно —• экспериментатор просто показывал ее решение в готовом виде. После такого показа испытуемые должны были решать задачу «16 точек».

Как показали опыты, ни один из испытуемых в таких условиях не смог найти решение «16 точек». Было очевидно, что при показе испытуемым решения задачи «9 точек» никому из них не удалось в достаточной мере абстрагировать принцип ее решения.

Добиться необходимой абстракции этого принципа было бы очень просто, если бы мы решили воспользоваться обучением. Для этого было бы достаточно подсказать испытуемым какую-либо формулировку, например: «Соединяя точки, руководствуйтесь следующим правилом: сначала три вниз, а затем две вбок; можно начинать и с диагонали». Однако нас интересовали вопросы творческого решения, поэтому мы и отыскивали пути, способствующие абстрагированию, которыми бы испытуемый мог воспользоваться без прямого обучения. С таким замыслом был использован следующий методический прием.

Те испытуемые, которые отказались продолжать поиски решения задачи «16 точек», должны были возвратиться к задаче «9 точек», но решать ее не обычным образом, как это делали все прочие испытуемые, а с некоторым видоизменением. Экспериментатор указывал испытуемым расположение и направление первой линии, с которой испытуемый должен был начинать построение чертежа. Несмотря на то что решение задачи «9 точек» было испытуемым уже дано, новое задание оказалось весьма трудно выполнимым. Это подтверждало то, что, зная способ решения, испытуемые еще не владели им полностью.

С целью создания условий для полного овладения этим способом мы предлагали испытуемым выполнить 12 решений задачи «9 точек», используя специальную таблицу (рис. 42). На таблице было нанесено 12 комплексов точек (по 9 точек в каждом) и у каждого комплекса была указана линия, которой необходимо было воспользоваться, начиная построение чертежа.

252

Рис. 42. Таблица вариантов решения «9 точек»

На выполнение первых 4—5 построений испытуемые затрачивали сравнительно много времени, остальные построения проделыва-лись значительно быстрее. После того как испытуемый выполнял все 12 построений, ему вновь предлагалась задача «16 точек». На этот раз решение «16 точек» наступало очень скоро⁶.

Такой прием, стимулирующий у испытуемого абстрагирование принципа, оказался весьма эффективным. Это было специально нами показано в опытах с другой группой испытуемых, также состоящей из 5 человек. Новые испытуемые выполняли 12 предваряющих построений вариантов решения «9 точек» еще до того, как им была предложена задача «16 точек» (первые две задачи давались точно так же, как и в предшествующем случае, т. е. с ограничением активности). Все эти 5 испытуемых, выполнивших предварительное построение вариантов решения «9 точек», находили решение «16 точек» после четвертой, иногда пятой попытки. Такой результат был, несомненно, значительно успешнее обычных результатов, с которыми мы сталкивались при «естественном» пути решения цикла (15—20 попыток).

Эффективность описанного приема было решено сопоставить с эффективностью других возможных приемов. Для такого сопоставления были использованы следующие способы.

Необходимо отметить, что некоторые испытуемые в ходе построения различных вариантов решения задачи «9 точек» сами ставили теоретическую задачу, анализировали под ее влиянием ситуацию и словесно формулировали принцип построения. Эти формулировки были различны у каждого испытуемого, но в общем все они напоминали ту, о которой мы уже говорили («сначала три вниз, затем две вбок; можно начинать и с диагонали»).

253

1. Прием обучения, при котором 5 испытуемым после показа решения «9 точек» (две первые задачи цикла также давались с ограничением активности) сообщалась выявляющая принцип формулировка («две вниз, три вбок; можно начинать и с диагонали»).

2. Прием предварительной автоматизации действия, где 5 испытуемых (при тех же предварительных условиях) раньше, чем приступить к решению задачи «16 точек», должны были 12 раз повторить решение задачи «9 точек», но не из разных положений, т. е. не варьируя чертежа, а повторяя один и тот же его вариант, показанный вначале экспериментатором.

3. Комбинированный прием, в котором сообщение формулировки (первый прием) сочеталось с автоматизацией построения решения в одном варианте (второй прием).

4. Второй комбинированный прием, в котором сообщение формулировки сочеталось с однократным построением двух чертежей решения задачи «9 точек» по двум различным вариантам.

Индикатором эффективности каждого приема служило среднее количество попыток решения задачи «16 точек», предпринятых испытуемыми каждой группы.

Приводим результаты этих опытов, указывая для сопоставления и количество попыток, необходимое для решения задачи «16 точек» при «естественном» прохождении цикла (без ограничения активности и введения каких-либо дополнительных приемов), а также и при условии ограниченной активности в ситуации предшествующих задач, но при приеме предварительного построения 12 различных вариантов решения «9 точек».

1. «Естественный» путь прохождения цикла                   15—20

2. Выполнение построения 12 вариантов                          4—5

3. При формулировке без дополнительных приемов      30—35

4. Прн автоматизации одного из вариантов                       6*

5. Комбинированный прием (формулировка + автоматизация одного варианта)                                            10

6. Комбинированный прием (формулировка + построение 2 вариантов)                                                    5

* В условиях, когда первая линия проведена экспериментатором.

Отсюда видно, что наиболее эффективным оказался прием, связанный с выполнением построения 12 различных вариантов решения (4—5 попыток), а также и комбинированный прием, при котором словесная формулировка принципа сопровождалась однократным построением двух различных вариантов решения (5 попыток).

Прием автоматизации построения одного из вариантов решения также оказался весьма эффективным (6 попыток), но при оценке его эффективности необходимо принимать во внимание одно важное обстоятельство, встречавшееся в данных опытах,

254

Рис. 43

Рис. 44

Рис. 45

на основании которого отмеченная нами эффективность этого приема не может быть непосредственно сопоставляема с эффективностью других приемов. Дело заключается в том, что при автоматизации одного из вариантов решения высокая эффективность достигалась лишь в исключительных обстоятельствах, которые дополнительно создавались экспериментатором. Обстоятельства эти состояли в следующем. В первых опытах было обнаружено, что из пяти испытуемых один нашел решение «16 точек», проделав для этого всего лишь шесть попыток. Три испытуемых вообще не смогли решить «16 точек», а один, последний, проделал для этого более 30 предварительных попыток. Необходимо заметить, что хотя мы автоматизировали у каждого испытуемого лишь один из вариантов решения, вместе с тем у каждого испытуемого эти варианты были различными. Так, у первого автоматизировался вариант № 1 ⁷ (рис. 43, а), у второго — № 2 (рис. 43, б), у третьего — № 3 (рис. 43, в), у четвертого — № 4 (рис. 43, г) и у пятого — № 5 (рис. 43, д).

Оказалось, что испытуемый, решивший «16 точек» всего лишь после шести предварительных попыток, имел дело с вариантом № 3 (рис. 43, в). Причем в первой и второй попытке решения «16 точек» этот испытуемый начинал построение чертежа с крайней верхней левой точки, отмеченной на рис. 44 стрелкой «/», а в дальнейших попытках (вероятно, по случайным обстоятельствам) он перенес начало построения на нижнюю крайнюю левую точку (на рис. 44 отмечена стрелкой «2»). После чего им было найдено решение, выраженное чертежом, изображенным на рис. 45, а.

Мы обратили внимание, что вторая часть его построения, выделенная на рис. 45,а жирными линиями, точно соответство-

⁷ Варианты нумеруются нами соответственно таблице построения 12 вариантов решения.

255

Рис. 46. Методика н результат дополнительной серии опытов: [ — автоматизируемые варианты; II — первая линия, проводимая экспериментатором (стрелками указано направление); III — чертежи решения задачи, найденного испытуемым (не. 3 задачу не решил)

вала тому варианту решения «9 точек», который до этого автоматизировался. У других испытуемых таких совпадений не произошло.

Подмеченный факт заставил нас провести дополнительную серию опытов с пятью испытуемыми, которая раскрыла причину этого случая.

Опыты дополнительной серии строились так. Вначале были созданы те же самые условия, что и в предшествующих экспериментах, т. е. испытуемые были ознакомлены с тремя первыми задачами цикла при ограничении активности. Затем, как и в предшествующем случае, у них автоматизировался один из ва-

256

риантов решения «9 точек» (тот, который был до этого показан экспериментатором). Так, у первого испытуемого автоматизировался вариант № 2 (р,ис. 46, 1а), у второго — № 3 (рис. 46, 16), у третьего — № 5 (рис. 46, /в), у четвертого — № 6 (рис. 46, /г) и у пятого — № 8 (рис. 46, Id ). После автоматизации испытуемые обращались к задаче «16 точек». В отличие от предшествующих случаев в этих опытах экспериментатор навязывал испытуемым начало построения чертежа (экспериментатор проводил первую линию сам и лишь затем передавал карандаш испытуемому) (рис. 46, //—б, в, г, д).

Результаты этих onviTOB были таковы. Из пяти испытуемых лишь один не нашел решения задачи. Остальные затратили на поиск очень небольшое количество попыток.

Испытуемый	Количество попыток
1-й	7
2-й	5
4-й	9
5-й	5
Среднее количество	6,5
попыток

Отсюда следует, что все решения имели строго определенный характер — ранее автоматизированный вариант составлял вторую часть заключительного чертежа. Следовательно, автоматизация действия, которым осуществлялось решение предшествующей задачи, привела к весьма ощутимому эффекту в решении задачи последующей. Однако этот эффект был возможен лишь в особых условиях, где вариативность действий испытуемых была сведена до минимума.

Чтобы окончательно доказать положение о том, что в данных условиях решающее значение имела именно автоматизация действия, мы повторили эти опыты, несколько модифицируя их. Модификация состояла в том, что, сохраняя неизменными все прочие условия, мы исключили автоматизацию построения варианта решения, ограничиваясь лишь его однократной демонстрацией испытуемому.

Из трех человек, принимавших участие в этих контрольных опытах, никто не нашел решения задачи. Таким образом, роль автоматизации способа решения в данных обстоятельствах была окончательно доказана.

Описывая предшествующие серии опытов, мы уже неоднократно отмечали существенное влияние словесной формулировки способа решения предшествующей задачи на успешность действий в ситуации последующей задачи. В новой серии опытов этот вопрос был подвергнут специальному экспериментальному рассмотрению.

257

Была использована следующая методика. В первой части все испытуемые (в данных опытах участвовали 12 человек, разделенных на 2 группы по б человек в каждой) после беглого показа им решений задачи «3 точки», «4 точки» и «9 точек» дополнительно выполняли построение чертежа четырех различных вариантов решения «9 точек» (варианты 2, 3, 9 и 12 — см. рис. 42).

Представителям первой группы не давалось никаких дополнительных указаний. При построении этими испытуемыми вариантов решения экспериментатор внимательно следил за тем, чтобы оно не сопровождалось попытками словесно формулировать принцип решения задачи. Те испытуемые, у которых подмечалась тенденция к такому формулированию, исключались из опытов. Таким образом, из 13 человек удалось отобрать б, действия которых не имели никаких намеков на попытку словесно формулировать принцип решения.

Представителям второй группы после построения двух первых вариантов решения давалась дополнительная инструкция, требующая словесной формулировки принципа (с помощью экспериментатора).

Таким образом, в начальной части опытов были составлены две группы испытуемых: в первой — построение четырех вариантов решения «9 точек» не сопровождалось словесной формулировкой принципа; во второй — это построение, наоборот, завершалось такой формулировкой.

Заключительная часть опытов проводилась после недельного перерыва и состояла в следующем. 6 испытуемым (по 3 челове-

Т а блица 2

Категория испытуемых

Задача «16 точек» Задача «9 точек» I группа       Иеп. 1-й Нет решения — » 2-й То же — » 3-й » — » 4-й — Решение после 7 попыток » 5-й — »     » 5   » » 6-й — »     » 12   » II группа       Иеп. 1-й Решение после 8 попыток — » 2-й »    » 13  » — » 3-й »    » 10  » — » 4-й — Решение при 1 попытке » 5-й — »   » 2  » » 6-й — »   » 1  »

258

ка из каждой группы) была дана задача «16 точек» (время для решения ограничивалось десятью минутами). Остальным 6 испытуемым (также по 3 человека из каждой группы) было предложено повторное решение задачи «9 точек».

Результаты опытов приводим в табл. 2.

Из таблицы видно, что испытуемые второй группы (т. е. те, которые словесно формулировали принцип решения задачи «9 точек») в завершающей части опыта обнаружили несравненно больший успех, чем испытуемые первой группы (т. е. те, которые не формулировали словесно принцип решения). Так, например, ни один из испытуемых первой группы в течение 10 минут не смог найти решение «16 точек», в то время как все испытуемые второй группы успешно выполнили это задание; для испытуемых первой группы повторное решение задачи «9 точек» превратилось в проблему, и каждому из них оказалось необходимым сделать в среднем по 8 попыток, в то время как испытуемые второй группы воспроизводили это реиение «с места» (два человека при первой же попытке и один — при второй).

В данном случае мы считаем важным подчеркнуть следующее обстоятельство. Те испытуемые, которые словесно формулировали принцип решения и тем самым знали правило данного действия (например, «два вниз, три вбок; можно начинать и с диагонали»), никогда не сбивались при повторном решении задачи «9 точек». Если же такое правило испытуемому не было дано или не сформулировано им самим, то детали решения «9 точек» очень скоро «забывались», в активной памяти оставался лишь принцип «вырваться»⁸. Через некоторое время (несколько дней, а может быть, часов и даже минут), повторяя решение задачи, испытуемый уже не может пользоваться ранее найденным решением, он вырабатывает это решение вновь, руководствуясь общим принципом — «вырваться!», и вновь осуществляет конкретизацию этого принципа применительно к ситуации «9 точек» (именно по этой причине испытуемым первой группы и оказывается необходимым при повторном решении задачи «9 точек» проделать в среднем по 8 попыток). В том же случае, если в предшествующем решении задачи способ действия был сформулирован словесно, даже через неделю (а может быть, и через значительно большие сроки) решение задачи не вызывает никакого затруднения — оно не вырабатывается вновь, а воспроизводится в готовом виде.

Таким образом, процесс развития принципа решения задачи выступил как сложный, противоречивый, дискретный процесс, постоянно опосредствующийся взаимодействием субъекта с объектом и вместе с тем направляющий это взаимодействие.

⁸ Необходимо заметить, что правило «три вниз, две вбок; можнр начинать и с диагонали» предполагает и включает в себя знание исходного принципа «вырваться!» и вместе с тем оио содержит продукт конкретизации этого принципа применительно к задаче «9 точек».

9*

259

Творческий элемент в решении используемых в опытах мыслительных задач слагается из элементарного действия — соединения двух точек по кратчайшему расстоянию. Условия для творческого решения наступали, когда соответствующие группы точек оказывались выделенными на основании знаний, приобретаемых в решении предшествующих задач или же путем тех же самых элементарных приемов (постепенно связываясь в определенные структуры). В ходе решения предшествующей задачи выделялись необходимые для решения признаки, которые далее и объединялись, давая творческое решение. Однако взаимоотношения этих признаков, их единая структура еще не осознавались. Эта структура осознавалась при решении последующей стимулирующей задачи, что способствовало переходу абстракции на новый, более высокий уровень.

Основным качеством, характеризующим такую стимулирующую задачу, является ее способность преобразовывать практическую цель в теоретическую.

Такое преобразование предполагает активность, самостоятельность испытуемого, оно может быть успешно осуществлено в условиях ближайшей более широкой (перспективной) задачи, где действие решения предшествующей ситуации выступает как звено в решении последующей. Такое обстоятельство с необходимостью приводит к тому, что результат предшествующего решения выступает теперь уже как операция, как способ действия. Однако в качестве стимулирующей задачи может выступить не только перспективная ситуация. Стимулирующей может стать та же самая задача при необходимости изыскания различных способов ее решения.

В некоторой степени абстрагированию принципа способствует автоматизация того способа, который превращается в принцип. Это объясняется тем, что результат решения предшествующей задачи, выступая как способ решения последующей, должен удовлетворять тем требованиям, которые обычно предъявляются к объектам, играющим роль средств. Любым средством необходимо действовать как орудием, не занимаясь постоянно анализом того, как создается само это орудие. Употребление средства не должно быть связано с необходимостью уделять внимание его структуре; испытуемый должен пользоваться уже готовым продуктом прошлого решения, а не производить постоянно вновь и вновь этот продукт в ходе решения более сложной задачи. Говоря иными словами, успеху действия в данном случае способствует монолитность направленности действия, концентрация всех усилий вокруг одной цели, исключающая необходимость распыления деятельности в связи с возникновением внутри ее подсобных задач. Эти подсобные задачи должны быть решены предварительно.

Вместе с тем прием автоматизации действия решения предшествующей задачи является не наилучшим способом. Он обна-

260

руживает эффект лишь в очень узких границах осуществления переноса. Значительно больший эффект достигается в том случае, когда необходимый способ действия при этом вербализуется.

Во всех случаях успех развития принципа решения задачи связан с переходом субъекта на высший уровень взаимодействия с объектом. Высший уровень взаимодействия, реализуясь вначале через предшествующий, реорганизует его затем сообразно собственным особенностям.

Следует полагать, что изменение содержания формирующегося принципа идет за счет сокращения в нем элементов отражения побочного продукта и за счет перевода некоторых из этих элементов в категорию отражения прямого продукта.

Итак, успеху формализации интуитивно полученного эффекта благоприятствуют следующие, экспериментально выявленные условия: включение деятельности в контекст более широкой задачи, в которой результат предшествующего действия должен выступить уже как операция; постановка теоретической задачи, т. е. такой, где цель заключается не в достижении практического результата, а в выяснении способа, которым такой результат уже получен; для успеха формализации способ решения предшествующей задачи целесообразно, не переходя определенного предела, доводить до известной степени автоматизации, достаточной, чтобы действовать данным способом как средством, т. е. оперировать им как целостным образованием. Во всех этих случаях важное значение имеет оптимальный выбор объемной сложности ситуации.

ГЛАВА 7