Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Смерть царя Фёдора привела к затяжному династическому кризису, осложненному междоусобными битвами, социальными конфликтами и ино‑странной интервенцией. Целых 15 лет русские люди примеряли «шапку Мономаха» тому или иному претенденту, и каждый севший на трон новый монарх казался им недостойным Великого Русского государства.
С 1598 г. поцарствовать, удалось четверым, претендовали и отчаянно боролись за власть еще четверо.
Почему же избрание монарха оказалось таким трагически сложным делом для русских людей тогда, когда в соседней Речи Посполитой оно было достаточно обыденным явлением и не приводило к затяжной междоусобной войне? Дело в том, что за многовековую историю Росси проблема выбора государя никогда не стояла, и самой процедуры избрания не было. Со времени Киевской Руси страной правили представители одного княжеского дома Рюриковичей, и борьба за корону возникала только внутри него. Московским князьям удалось собрать земли и стать государями «всея Руси». К наследуемым владениям, благодаря собственным усилиям, им удалось прибавить огромные по площади земли. В итоге Русское государство образовалось не как добровольный союз народа (так оно должно образовываться, по мнению государственников), а как разросшийся удел московских князей. Великий князь, а потом и царь был как бы стержневым началом всего объединения. С его утратой целое разрушилось и распалось на составные части. Это и произошло в Смуту. Только, когда русские люди осознали себя единым народом и поняли важность согласия и объединения, они смогли вновь восстановить государственное устройство и избрать на престол того, кто устраивал всех.
Таким образом, возрожденное после Смуты государство окончательно избавилось от удельных рудиментов и приобрело свои истинные черты.
§ 1. Первый выборный царь Борис Федорович Годунов
Личность Бориса Фёдоровича Годунова всегда привлекала внимание видных историков, писателей и поэтов. Каждый пытался ответить на два вопроса: каким образом Борис, не принадлежащий к царскому роду, смог нарушить вековую традицию престолонаследия и занять московский трон, и почему его конец был столь бесславным. Некоторые историки (Н.M. Карамзин, В. О. Ключевский, Н. И. Костомаров А. А. Зимин и др.) вслед за публицистами Смутного времени полагали, что первый выборный царь получил престол ценой кровавого преступления – убийства последнего сына Ивана IV царевича Дмитрия. Потом, будучи разоблачен самозванцем Гришкой Отрепьевым, Борис оказался в изоляции, русское общество отвернулось от него. В итоге он потерпел полный крах. Такую же трактовку образа Бориса предложил и А. С. Пушкин в знаменитой трагедии «Борис Годунов».
Но ряд историков, например С. Ф. Платонов и Р. Г. Скрынников, считали, что у Б. Ф. Годунова не было причин убивать царевича Дмитрия, и что престол он получил за личные заслуги. По мнению Платонова, Борис показал себя мудрым правителем при царе Фёдоре. Скрынников писал, что тот выдвинулся во времена опричнины и занял первые роли в правительстве уже в последние годы царствования Ивана Грозного. Эту же точку зрения поддержал А. П. Павлов.
Чтобы более правильно ответить на два спорных вопроса, касающиеся личности Б. Ф. Годунова, следует обратиться к документальным источникам, фиксировавшим факты, а не их вольную интерпретацию публицистами, а потом и историками.
Прежде всего, следует развеять миф о худородности Годуновых. С. Б. Веселовский доказал, что этот род имел глубокие корни и был достаточно знатен. Летописи сохранили сведения о его предках, костромских боярах, с самого начала XIV в. В 30‑х годах этого же века они отправились на службу ко двору московского князя и заняли в нем одно из самых высоких мест. Получалось, что по знатности этот род был равен любому старомосковскому боярскому роду, например Кобылиных‑Кошкиных – родоначальников Захарьиных‑Юрьевых, Шереметевых, Колычовых и др. В самом начале XV в. род бывших костромских бояр разделился на три ветви: Сабуровых, Годуновых и Вельяминовых. Самые высокие должности при дворе заняли представители старшей ветви, т. е. Сабуровы, положение Годуновых оказывалось ниже.
После женитьбы Василия III на Соломонии Сабуровой Годуновы стали видными воеводами и получили значительные земельные пожалования около Новгорода, Твери и Вязьмы. Именно их успешная служба позволила молодому Борису выиграть несколько местнических споров с князьями Сицкими, Телепнёвыми, Елецкими и Овцыными. Официально было записано, что он знатнее их всех.
Отец Б. Ф. Годунова, Фёдор Кривой, видимо, имел дефект зрения и не служил. После ранней смерти Федора его дети Василий, Борис и Ирина оказались на попечении дяди Дмитрия Ивановича. Тот сначала служил при дворе царского брата Юрия, его племянник Григорий Васильевич стал дядькой царевича Фёдора.
После смерти Юрия Дмитрий Иванович оказался при царском дворе и уже в 1567 г. получил должность постельничего и возглавил Постельный приказ. В его обязанность входило устраивать и оберегать государев сон. В это же время началась служба 15‑летнего Бориса – он стал стряпчим в приказе дяди. Конечно, для знатного юноши подавать царю Ивану платье было не самым лучшим занятием, но оно позволило ему выделиться и стать любимцем государя. В 1570 г. Борис уже рында царевича Ивана. В следующем году он женится на дочери Малюты Скуратова Марии и входит в родственные отношения с самым знатным князем Д. И. Шуйским и самим царем через князя И. М. Глинским, поскольку оба князя были женаты на сестрах Марии. Настоящий взлет его карьеры начинается с 1577–1578 гг., когда его сестра становится женой царевича Фёдора. Сначала он получает чин кравчего, затем становится боярином. Быстро восходят по лестнице чинов и его родственники: дядя Дмитрий Иванович – боярин, двоюродные братья Степан Васильевич и Иван Васильевич – окольничие.
После воцарения Фёдора в 1584 г. родовая корпорация Годуновых становится главной опорой его трона. Но Борис далеко не сразу выдвинулся на первые роли среди своих родственников. В Боярской думе он всегда был ниже дяди, в военных походах – ниже двоюродных братьев. Для царя Фёдора всегда самым близким человеком оставался бывший дядька Григорий Васильевич, получивший должность дворецкого.
Определенную известность Б. Годунову принесло покровительство иностранным купцам и пленным. Богато одаренные, они сообщали в своих странах о государевом шурине как о весьма влиятельном человеке. В итоге лично к нему стали присылать письма некоторые европейские монархи. Английская королева Елизавета просила оказать помощь ее купцам, которых царь Фёдор не жаловал, австрийский император Рудольф через Бориса пытался склонить царя к анти турецкой деятельности.
Только после успешной обороны Москвы от Казы‑Гирея в 1591 г. Б. Годунов получил самый высокий при дворе чин слуги и стал постоянным членом Ближней думы. Но в войске он был по‑прежнему ниже князя Ф. И. Мстиславского, в Боярской думе – ниже Мстиславского, Трубецких и дяди.
В некоторых иностранных источниках Борис назван правителем земли. Но это означало лишь то, что он был главой Земского приказа, ведавшего городами: их охраной, благоустройством, сбором налогов (тягла).
Некоторые исследователи полагали, что с самого начала правления Фёдора Ивановича Борис рассматривался как его возможный наследник. Но вряд ли это могло быть, поскольку он был старше царя на пять лет и долго не имел наследника. Только в 1589 г. у него родился сын Фёдор. Поэтому убивать в 1591 г. царевича Дмитрия для Б. Годунова не имело смысла, никаких перспектив на трон в это время у него не было.
Возможно, что после смерти царевны Феодосии в некоторых кругах Борис стал рассматриваться как возможный наследник царя. Это выразилось в том, что иностранные послы стали привозить подарки лично ему и даже его сыну.
Но умирающий царь Фёдор не решился объявить шурина своим преемником. Трон он передал жене Ирине, полагая, что та распорядится им по своему усмотрению. Можно предположить, что царица пыталась какое‑то время править самостоятельно, но после того, как воеводы таких важных городов, как Новгород, Смоленск и Псков, отказались подчиниться ее указам и затеяли местничество, она приняла твердое решение уйти в монастырь.
Вместе с ней в Новодевичий монастырь отправился и Борис Годунов. Он ничем не рисковал, поскольку в Москве ситуацию контролировали многочисленные родственники и патриарх Иов, верный их семье.
Формально правящая царица сама имела право передать власть брату (практика передачи власти по духовной грамоте была распространена среди московских князей), но оба понимали, что этот способ крайне ненадежный. Необходимо было убедиться в желании и готовности подданных служить новому государю. Сделать это было можно только на достаточно представительном Земском соборе, сходном по своим функциям с Польским сеймом, избиравшим польских королей.
Поэтому сразу же после пострижения Ирины было объявлено о созыве избирательного Земского собора, на который должны были приехать представители всех крупных городов. По мнению исследователей, 17 февраля 1598 г. в Успенском соборе собралось более 500 человек.
После смерти царя Фёдора русское общество пребывало в шоковом состоянии, поэтому, кроме Бориса, на соборе никаких кандидатур предложено не было. За царского шурина высказался патриарх Иов и рассказал собравшимся о том, что именно он был соправителем умершего царя и на этом поприще показал себя мудрым политиком и рачительным хозяином. Только брат царицы, по утверждению Иова, мог стать продолжателем славных дел Фёдора Ивановича. Поскольку перемен никто не хотел, все дружно высказали свое согласие избрать новым царем Бориса Фёдоровича.
Но даже после своего единодушного избрания Борис не решился сразу поехать во дворец. Он хотел наглядно убедиться в желании подданных служить ему и показать всем, что к власти не стремится. Поэтому представителям Земского собора заявил, что хочет остаться в монастыре и служить сестре.
Тогда по указанию патриарха толпы народа отправились к Новодевичьему монастырю и, стоя на коленях, начали умолять Бориса принять царский венец. Но тот был непреклонен и отвечал отказом. Наконец, 21 февраля (этот день Иов объявил праздником в честь Богоматери Одигитрии) все высшее духовенство во главе с патриархом, знать и великое множество народа с крестами и иконами направились в Новодевичий монастырь. Там Борису поднесли икону Владимирской Богоматери и заявили, что само Божество пришло умолять его принять царский венец. Противиться Божьей воле не смогли ни царица‑инокиня, ни ее брат. Ирина‑Александра благословила Бориса на царство. Тут же в местном соборе он получил благословение и от патриарха.
Но даже после этого нареченный царь не поехал в Кремль, возможно, он все еще страшился власти. Его переезд состоялся только 1 апреля, да и то потому, что с южных границ приходили тревожные вести о готовящемся походе на Москву крымского хана. Вероятно, крымцы полагали, что в Русском государстве наступило безвластие, и защищать границы будет некому. Но их расчет не оправдался.
Борис очень быстро взял бразды правления в свои руки. Уже 7 мая во главе огромного войска он выступил к Серпухову. Мобилизованы были и городовые дружины в приграничных крепостях. Все это, очевидно, стало известно хану, и он не решился напасть. Вместо войска в царский стан на берегу Оки прибыли ханские послы. Они смогли наглядно убедиться в том, что Борис способен защитить свое государство от недругов.
Вернувшись с триумфом в Москву, нареченный царь стал готовиться к своему торжественному венчанию. Оно состоялось 1 сентября 1598 г., в первый день нового года (в некоторых источниках венчание датировано 3 сентября).
Чтобы подданные навсегда запомнили это знаменательное событие, празднества продолжались до 10 сентября. Для народа на площадь выкатывались бочки с медом и пивом, жарились бараньи и свиные туши, раздавались караваи хлеба. Все придворные чины получили тройное годовое жалованье, население на год было освобождено от налогов, пять лет царь обещал никого не казнить и выпустил на волю всех заключенных. С этого времени 21 февраля стало новым церковным праздником, который отмечался крестным ходом в Новодевичий монастырь.
Новый царь начал щедро раздавать чины. Боярство получил князь М. П. Катырев‑Ростовский, А. Н. Романов, князья А. Б. Трубецкой, В. К. Черкасский и Ф. А. Ноготков. Своим многочисленным родственникам он дал только окольничество, как бы показывая всем, что чтит людей не по родству, а за заслуги.
В первые два года правления Борис старался быть рачительным хозяином, милостивым и щедрым господином, справедливым судьей. Он разобрал все местнические споры, назначил в некоторые города новых воевод, облегчил налоговое бремя (строительство стало ввестись за счет казны), поощрял торговлю и ремесло, издал ряд указов, касающихся освоения Сибири, чтобы ее богатства не расхищались, точно определил размер повинностей зависимых крестьян.
В Сибири продолжилось строительство новых городов (Мангазея, Верхотурье, Томск и др.). Хан Кучум был окончательно разбит, его семья перевезена в Москву. Для освоения новых земель на восток стали направляться не только казаки и стрельцы, но и молодые девушки им в жены и крестьянские семьи. Для организации хозяйственной деятельности переселенцам оказывалась материальная помощь из казны.
Отличительной чертой Бориса была любовь к иностранцам и всему зарубежному. Он сразу же пригласил к себе на службу ливонцев, покинувших родину из‑за шведско‑польской войны, и дал им хорошие оклады и земельные владения, которые были больше, чем у местных дворян. По его просьбе из‑за границы постоянно выписывались различные специалисты: врачи, рудознатцы, часовщики, ювелиры. Его личная охрана состояла только из иностранных наемников, что не могло не вызвать возмущения у русских придворных. Духовенству не понравилось, что иностранцам разрешили построить кирху на окраине Москвы. Осудило оно и план царя пригласить из Европы ученых мужей и открыть высшее учебное заведение для знатных юношей. Поскольку страна нуждалась в хороших специалистах, по инициативе царя 20 молодых людей были отправлены для обучения в разные европейские страны. После Смуты из них в Россию вернулся только один человек.
Борис не хотел вести кровопролитных и дорогостоящих войн. Ливонию он решил подчинить с помощью дипломатических интриг. Для этого он пригласил к себе опального шведского принца Густава, брата Сигизмунда III, с тем, чтобы женить его на дочери Ксении и сделать потом властителем Ливонии. Но тот оказался человеком малодостойным, и жениться на царской дочери не захотел. Пришлось выслать его в Углич. Новым женихом царевны, по царскому замыслу, должен был стать датский королевич Иоганн, младший брат короля. Осенью 1602 г. он прибыл в Москву и был всячески обласкан царской семьей. Однако уже в октябре Иоганн внезапно заболел и вскоре скончался. Это стало ощутимым ударом для Бориса и его дочери. Провалился и его план найти невесту для сына в закавказских княжествах. Отправленное туда посольство после кровопролитных сражений с горцами вернулось ни с чем. Все честолюбивые замыслы царя Бориса почему‑то рушились на глазах. Они лишь вызывали возмущение у русской знати, с которой царь не желал породниться, как его предшественники московские князья.
Если в первые годы своего правления Борис был еще достаточно бодр и деятелен, то потом всевозможные болезни стали его одолевать. Очень часто вместо отца на престоле восседал его сын, как бы приучая всех к мысли, что именно он наследует царский венец. По мнению современников, Фёдор был прекрасно для того времени образован, отличался благонравием, хорошо разбирался в государственных делах, был красив внешне. В будущем он мог бы стать вполне достойным правителем, но судьба распорядилась иначе.
Царь Борис не хотел воевать, поскольку не обладал ни воинскими талантами, ни полководческим опытом. Поэтому ему пришлось заботиться об укреплении границ страны. С берегов Оки линия обороны сместилась на юг и стала проходить у Царёва‑Борисова, Белгорода, Валуйки. Сюда за счет казны привозили хлебные запасы, вооружение, порох, снаряды. Основные заградительные полки стояли теперь у Мценска, Новосили и Орла. В помощь им в случае опасности должны были подойти городовые дружины из Рязани, Михайлова и Пронска.
Большое внимание уделял царь деятельности приказа Каменных дел. Для строительных работ постоянно выделялись большие денежные средства. В итоге в Кремле была построена новая приемная палата с множеством колонн. Ее с восхищением описывали многие иностранные послы. Для Стрелецкого и Пушкарского приказов возвели новые каменные здания. К Конюшенному приказу по европейскому образцу подвели водопровод. Через Неглинку построил широкий мост с лавками для купцов. Для прославления своего имени Борис приказал надстроить верх колокольни «Иван Великий» и под ее куполом золотыми буквами написать свой полный царский титул. Эта надпись сохранилась до сих пор.
Но и это показалось мало честолюбивому монарху. Он задумал возвести в Кремле храм Святая Святых – точную копию иерусалимского собора. Для него начали завозить мрамор и отливать золотые скульптуры святых. Но завершить строительство Борис не успел. При Лжедмитрии постройка была разобрана для возведения нового царского дворца.
Еще одним актом возвеличивания имени царя стало строительство города Царёва‑Борисова. Оно было поручено Б. Я. Бельскому, родственнику царицы. Но по доносу тот попал в опалу и был сослан в Нижний Новгород.
Новшеством правления Бориса было использование на службе «охотчих людей», преимущественно в войске. Они не получали поместий, а лишь денежное жалованье, как стрельцы. Это стало продолжением реформ Ивана Грозного по созданию профессиональной армии.
Став царем, Борис занялся обширной благотворительной деятельностью, надеясь привлечь на свою сторону духовенство. Исключительно богатые вклады делались им в Троице‑Сергиев монастырь (возможно, он предчувствовал, что именно здесь будут покоиться его останки). Денежные вклады неоднократно получал Иосифо‑Волоколамский монастырь, родовая усыпальница Бельских. Часто бывал царь в Новодевичьем монастыре, где жила его сестра‑монахиня.
Богомольные поездки царской семьи в Троице‑Сергиев монастырь превратились для москвичей в грандиозное зрелище. Необыкновенным великолепием поражали царские кареты, восхищали роскошные наряды сопровождавших их дворян и дворянок, изумляли замыкающие процессию десятки тысяч стрельцов в полном вооружении со знаменами и набатами на красивых лошадях из царских конюшен.
Однако при всей роскоши и несомненных успехах и достижениях царь не чувствовал себя уверенно. Ему казалось, что знать плетет тайные нити заговоров и строит козни. Чтобы быть в курсе всех замыслов, он решил ввести систему доносов, по которой слугам разрешалось подглядывать и подслушивать господ и о любом их неблаговидном поступке доносить в особый фискальный приказ. Его возглавил царский родственник С. Н. Годунов. В награду доносчики получали имущество арестованных господ. Эта система имела самые печальные последствия для морально‑нравственных устоев русского общества. Даже родители с детьми и жены с мужьями стали остерегаться говорить друг с другом откровенно. Слуги же договаривались между собой и умышленно оговаривали хозяев, чтобы завладеть их имуществом.
Одними из первых жертв доноса стали пять братьев Романовых, которые по женской линии считались ближайшими родственниками умершего царя Фёдора. Трое из них входили в Боярскую думу (Фёдор и Александр были боярами, Михаил – окольничим). Возможно, Борис опасался, что со своей многочисленной родней они представляют опасность для его трона, поэтому решил первым нанести удар и полностью истребить все их племя.
Современники предполагали, что «Дело Романовых» было сфабриковано С. Н. Годуновым, который подкупил одного из слуг Александра Никитича и приказал ему подбросить в господскую казну мешочек с ядовитыми корешками. После этого был сочинен донос.
Так это было или иначе, но царские ищейки нашли корешки у Александра Романова. После этого в Боярской думе началось шумное разбирательство. Оно продолжалось около года – с ноября 1600 г. по лето 1601 г. В результате следствия все братья Романовы и их многочисленные родственники были обвинены в том, что покушались на жизнь царя и, значит, стали опаснейшими государственными преступниками. Старшего брата Фёдора Никитича с женой постригли в монахи, их детей с тетками отправили в Белозерскую тюрьму, младших братьев выслали в Сибирь. Репрессиям подверглись все их родственники: Черкасские, Сицкие, Репнины, Шереметевы, Шестуновы, Карповы и многие другие. В итоге Дума и царский двор буквально обезлюдели. Вскоре в Москву одно за другим стали приходить трагические известия о безвременной кончине опальных. Первым умер Александр, затем Михаил и Василий Романовы, за ними князь Б. К. Черкасский и князь И. В. Сицкий с женой. Тяжело заболели Иван Романов, жена Фёдора Никитича монахиня Марфа и вдова князя Черкасского.
Все это произвело самое негативное впечатление на придворную знать. Становилось ясным, что Борис был продолжателем дел не царя Фёдора, а Ивана Грозного. Но если прирожденному государю подданные были вынуждены прощать и ярость, и лютость, то выборному они были не намерены прощать даже малейшие промахи и стали искать удобного повода, чтобы отомстить за опалы и репрессии.
Недовольство знати вызвало не только жестокое наказание представителей одного из наиболее уважаемых боярских родов, но и попытки царя Бориса отменить местничество, т. е. право отказываться от службы под предлогом умаления родовой чести. На соборе 1601 г. он заявил, что не может организовать оборону государства от крымцев из‑за того, что воеводы своевольничают и отказываются служить там, где им предписано. Царя поддержал патриарх Иов, упрекнувший бояр за «худое и оплошное» отношение к службе. В итоге местничество было запрещено и в 1601, и в 1602 гг. Всех ослушников сажали в тюрьмы или понижали в чине.
Не ведя войн, Борис заставлял боевых воевод нести городовую службу, организовывать охрану населенных пунктов в ночное время, тушить пожары и т. д. Это многим было не по вкусу. К тому же русскую знать постоянно раздражала особая привязанность царя ко всему иностранному и самим иностранцам.
Как ни старался Б. Годунов прославить свое имя, все его правление оказалось очень несчастливым. Один за другим умирали его родственники и близкие люди, оставляя трон без опоры. Первым, вслед за царем Фёдором, скончался дворецкий Г. В. Годунов, в 1602 г. умер И. В. Годунов – видный военачальник, курировавший все военные ведомства; в 1603 г. ушла в мир иной царица‑инокиня Александра, пользовавшаяся всеобщим уважением и любовью; окончательно одряхлел и отошел от дел дядя Дмитрий Иванович, умный политик и опытный царедворец. Он умер на рубеже 1604 и 1605 гг. Еще раньше не стало окольничего А. П. Клешнина, опытных полководцев Б. Ю. Сабурова и С. Ф. Сабурова, верного постельничего И. Безобразова (свою службу в этой должности он начал еще при Фёдоре). Сам Борис постоянно недомогал и испытывал огромные мучения от приступов подагры (из‑за неправильного питания она была широко распространена среди знати).
Сокрушительный удар царствованию Б. Ф. Годунова нанесла природа. Три года подряд, начиная с 1601 по 1603 гг., лето было коротким, холодным и дождливым. Зерновые не успевали вызревать и сгнивали на корню. В стране начался массовый голод, приведший к большой смертности в центральных районах. Дело доходило до того, что главы семейств выгоняли своих домочадцев на улицу, не желая их кормить. Многие холопы лишились крова и пищи. Это заставило царя Бориса в 1602 г. издать указ о возобновлении Юрьева дня. Теперь крестьяне вновь на законном основании могли покидать земли, на которых нельзя было прокормиться. В итоге многие сельские жители стали переселяться на юг, где похолодание было не столь ощутимым. Там на границах образовывались военизированные казачьи поселения, ни от кого не зависящие и никому не платящие налогов. В них создалась благодатная почва для развития самозванческой аванюры.
В конце 1603 г. до царя дошли слухи, что в Речи Посполитой появился самозванец, выдающий себя за давно умершего царевича Дмитрия. Началось расследование, к которому подключили православное духовенство Литвы. Вскоре выяснилось, что Дмитрием назвался беглый чудовский монах Гришка Отрепьев, который когда‑то служил у бояр Романовых и Черкасских. Это очень обеспокоило Бориса, поскольку он стал подозревать, что самозванческую авантюру организовали опальные бояре. За теми, кто остался в живых, усилили надзор. В Литву же для опознания беглеца был направлен его дядя Смирной Отрепьев. Но самозванец отказался с ним встретиться, и вопрос о его личности остался открытым. Некоторые даже полагали, что Дмитрием назвался сын А. Курбского, другие считали его незаконнорожденным сыном С. Батория. Были и другие версии.
Осенью 1604 г. войско Лжедмитрия, состоявшее из отрядов польских и литовских наемников и казаков, пересекло западную границу России и вступило на ее территорию. В приграничные города полетели «прелестные письма» самозванца, в которых он рассказывал о «чудесном» спасении от рук убийц, подосланных к нему в детстве Б. Годуновым, и просил о помощи для возвращения себе «отчего трона». На многих жителей северских городов они произвели огромное впечатление. Все захотели помочь гонимому царевичу свергнуть ненавистного царя Бориса.
В спешном порядке в Москве стали собирать войско против смутьяна. Но ни сам царь, ни его сын Фёдор, которому уже было 15 лет, не возглавили его. Главнокомандующим был назначен князь Ф. И. Мстиславский, состоящий в близком родстве (по женской линии) с опальными Романовыми.
Среди восьми бояр Годуновых нашелся только один – Иван Иванович (сын Иване Васильевича), способный возглавить далеко не самый важный Сторожевой полк. Прошло то время, когда дружные Годуновы во время военных походов царя Фёдора контролировали все основные полки (чтобы не вызвать местничества они, обычно, назначались вторыми воеводами). Теперь трон Бориса предстояло защищать той знати, которая на себе испытала его тяжелую руку и не питала к нему добрых чувств.
Один за другим стали сдаваться Лжедмитрию северские города. Даже если некоторые воеводы пытались оказать сопротивление, горожане их связывали и отводили к самозванцу силой. Но тот никого не наказывал, а лишь журил за неверие, желая тем самым привлечь знать на свою сторону.
В первой же битве под Новгородом‑Северским царское войско потерпело поражение. Мстиславский был тяжело ранен. Вскоре ему на смену прибыл опытный полководец князь В. И. Шуйский. 21 января 1605 г. под Добрыничами он смог заманить войско Лжедмитрия в засаду и нанести ему сокрушительный удар. Сам самозванец едва спасся на раненой лошади. Прибыв в Путивль, он решил, что с мечтами о троне следует расстаться.
Но царские воеводы не развили успех. Никто не бросился вдогонку за авантюристом, чтобы окончательно добить. В нерешительности войско застыло под Кромами, где горстка казаков во главе с атаманом Корелой мужественно отбивалась уже несколько месяцев.
Напрасно слал Борис воеводам грозные послания, напрасно побуждал их к активным действиям. Войско таяло на глазах: одни бежали в стан самозванца, другие умирали от болезней (в зимнее время войско стояло под открытым небом в болотистой местности).
Наконец, постоянное ощущение тревоги и страха окончательно подорвали слабое здоровье царя. 13 апреля 1605 г. он скоропостижно скончался, возможно, от апоплексического удара. Следуя традиции в царском роду, его в спешном порядке постригли под именем Боголеп. Пышные похороны состоялись в Архангельском соборе рядом с захоронением царя Фёдора. Но тело Бориса пролежало там совсем недолго, ровно столько, сколько смог удержатся на престоле его сын Фёдор.
Сразу после смерти царя Бориса было объявлено, что на престол восходит царевич Фёдор Борисович и его мать Мария. Хотя царевичу уже было 16 лет, он все еще считался несовершеннолетним до женитьбы. Из полков были отозваны видные полководцы князья Ф. И. Мстиславский и В. И. Шуйский, видимо, для участия в венчании Фёдора на царство. Но в тех условиях это было большой ошибкой. В войско взамен них отправили князя М. П. Катырева‑Ростовского и П. Ф. Басманова, прославившегося мужественной обороной Новгорода‑Северского и получившего за это боярский чин. Они должны были стать главнокомандующими. Новые росписи полков возмутили остальных воевод. Все они отправили в Москву грамоты с требованием местнического суда, но ответа не получили. Это стало второй ошибкой нового правительства. Судя по всему, ни Фёдор, ни его мать не имели реального представление о положении самозванца, не знали о массовом переходе городов на его сторону, о шаткости царских воевод. Дело кончилось тем, что во время назначенного на 7 мая сражения с кромчанами большая часть царского войска перешла на сторону самозванца. Только немногим сторонникам Годуновых удалось бежать в Москву, остальные были арестованы и отправлены в Путивль.
В Москве полученные известия о переходе армии на сторону Лжедмитрия были восприняты, как гром среди ясного неба.
Новое правительство попыталось отправить к Коломне отряд стрельцов, который должен был остановить самозванца. Но в нем обнаружилась шаткость, и даже это небольшое войско растаяло.
Ранним утром 1 июня в Красном Селе появились два посланца Лжедмитрия с «прелестными» грамотами. Это были Гаврила Пушкин и Наум Плещеев. Рассказами о доблестях «царевича» они быстро склонили местных жителей на свою сторону и в окружении их прибыли на Лобное место. Там их поддержали и москвичи. В итоге огромная толпа ворвалась в Кремль, схватила Фёдора с царицей Марией и царевной Ксенией и с криками и издевательствами отвела на старый боярский двор.
Арестованы были и все их многочисленные родственники. Сабуровых и Вельяминовых заставили поехать на поклон к самозванцу, остальных заперли в тюрьме. К этому времени Лжедмитрий уже переместился в Тулу. Узнав о московских событиях, он повелел своим новым боярам князьям В. В. Голицыну и В. М. Мосальскому отправиться в столицу и решить судьбу Годуновых. 7 июня те задушили Фёдора и царицу Марию, Ксению отвели на двор к Мосальскому. Вскоре был убит ненавистный всем С. В. Годунов и пострижен в монастырь С. Н. Годунов. Остальных их родственников отправили в Сибирь. С «легкой руки» царя Бориса она стала отныне местом ссылки опальных лиц.
Таким образом, правление Годуновых закончилось. Всеобщая ненависть к царю Борису, умело подогретая Лжедмитрием, отразилась и на его сыне‑наследнике. Хотя позднее многие современники отмечали, что Фёдор Борисович мог бы стать достойным государем, поскольку отличался умом, имел разносторонние знания, был спокойным, уравновешенным и исключительно благонравным, но в порыве ярости по отношению к его отцу русские люди предпочли посадить на престол обманщика и авантюриста.
После расправы над Фёдором и Марией толпа бросилась в Архангельский собор и выволокла гроб с телом Бориса. С всевозможными надругательствами его оттащили в небольшой Варсонофиевский монастырь и там зарыли вместе с останками жены и сына. Позднее их гробницы перенесли в Троице‑Сергиев монастырь. Этот свидетельствовало о том, что русские люди отказались считать законным воцарение Бориса и не захотели похоронить его в царской усыпальнице.
Столь отрицательная оценка правления Б. Ф. Годунова современниками была связана не только с его ошибками, жестокостью, мстительностью и плохим нравом, но и с тем, что он первым нарушил вековые устои престолонаследия, не имея на то законных оснований.
Лжедмитрий I
Личность Лжедмитрия I постоянно вызывала споры среди исследователей. Одни отождествляли его с беглым чудовским монахом Гришкой Отрепьевым, другие полагали, что имя царевича присвоил себе какой‑то знатный поляк, находились и такие, которые верили в его истинность и считали возможным подмену в детстве втайне даже от матери.
Однако все русские исторические источники говорят об одном: Гришка Отрепьев и Лжедмитрий I – одно и то же лицо. Там, где прерывается биография первого, начинается биография второго.
Юрий Богданович Отрепьев (Григорием он стал после пострига) родился в 1580 г. (истинного царевича он был старше на 2 года) в Галиче. Его отец был мелкопоместным дворянином, т. е. сыном боярским, литовского происхождения. Во время службы в Москве он подрался с одним из иностранных наемников и погиб. Воспитанием сына занялась мать Варвара. Она позаботилась о том, чтобы Юрий научился хорошо читать и писать, и в подростковом возрасте отдала его в услужение к боярам Романовым. Эта служба дала возможность юному дворянину научиться хорошо владеть конем, оружием, ознакомиться не только с боярским, но и с царским этикетом, так как царские родственники Романовы постоянно бывали на приемах во дворце.
Став юношей, Юрий понял, что в дальнейшем выдвинуться на боярской службе не сможет из‑за своей некрасивой внешности. Он был маленького роста, коренастым, с руками разной длины, бородавчатым лицом и рыжеватыми, торчащими во все стороны волосами. В боярскую же свиту включали только рослых и красивых молодцов.
По совету родственников Юрий принял постриг в Спасо‑Евфимьевом монастыре в Суздале и стать монахом Григорием. Через некоторое время ему удалось перебраться в кремлевский Чудов монастырь, где жил его дед Замятня. Там он стал всячески показывать игумену свое усердие в монашеском служении и по его рекомендации попал в окружение самого патриарха Иова. После того, как молодой монах сложил каноны святым митрополитам Петру, Алексею и Ионе, его рукоположили в дьяконы.
Однако и духовная карьера у Григория не сложилась. В 1601 г. проводились массовые розыски по «Делу Романовых». Они могли затронуть и их бывшего слугу Юшку. Кроме того, зимой 1601–1602 гг., в Москве было очень голодно, и стоял трескучий мороз. Под предлогом совершения паломничества в Святую землю Григорий решил отправиться в Киев. Компанию ему составили еще несколько монахов. В их отъезде ничего необычного не было, поэтому без всяких препятствий они достигли Литвы. Но в Киеве попутчики расстались. Монахи отправились в Киево‑Печерский монастырь, Григорий же по совету киевского воеводы князя Василия Острожского – к его брату Янушу в Гощу. Там он сблизился сначала с протестантами, потом с иезуитами. Можно предположить, что именно последние порекомендовали честолюбивому юноше принять имя давно умершего царевича Дмитрия. Сам он вряд ли мог до этого додуматься, поскольку в России практики самозванческих авантюр не было. (Данное обстоятельство и помогло потом Григорию довольно быстро достичь престола.) Другое дело, Европа – там самозванцы появлялись в разных странах чуть ли не каждый год.
Иезуиты давно планировали посадить на русский престол своего ставленника и с его помощью окончательно уничтожить православие, но подходящих кандидатур для этого не было. Они появились только в правление всеми ненавистного выборного царя Бориса.
Монах Григорий подходил на роль царевича Дмитрия по всем статьям: он был с ним почти одного возраста, достаточно образован, знаком с царским этикетом и порядками в кремлевском дворце. К тому же, как выглядел настоящий царский сын, знали очень немногие, поскольку он с раннего детства проживал в Угличе, да и умер в 9 лет.
Через год хорошо подготовленный иезуитами Григорий переехал в Брачин к князю Адаму Вишневецкому. Тот, видимо, тоже был в курсе зреющей авантюры, поэтому оказался исключительно легковерным и сразу же признал в своем некрасивом и низкорослом слуге последнего сына русского царя Ивана Грозного Дмитрия.
Аналогичным образом повели себя и представители польской знати во главе с королем Сигизмундом III. Очевидно, и они были подготовлены заранее. Появление Лжедмитрия стало настоящей находкой для поляков. Под его руководством, «на законном» основании они могли предпринять поход против соседей и поживиться за их счет. В случае успеха авантюры для всех открывались невероятные перспективы: Сигизмунд получал верного союзника, иезуиты во главе с папой Римским – проводника католичества в русских землях, знать – новые земли и денежное вознаграждение за помощь в получении московскогопрестола.
Особое внимание к Лжедмитрию проявили самборский воевода Юрий Мнишек и его дочь Марина. С его помощью они могли поправить свои материальные дела и достичь небывалых высот. Марина согласилась стать невестой самозванца. Для беглого монаха‑расстриги все это было чудесным сном. Без всяких раздумий он тайно принял католичество и пообещал папе Римскому в обмен на материальную помощь ввести новую веру на всей территории Русского государства. Марине он посулили Новгород и Псков, ее отцу – Смоленск.
Дело кончилось тем, что Гришка получил аудиенцию у короля и начал вербовать желающих в свое войско. Первыми на его призыв откликнулись запорожские казаки, потом к ним присоединились и донские. Поляки стали закупать оружие, провиант и формировать полки. Своего будущего благодетеля они тщательно оберегали и не допустили к нему присланного из Москвы для опознания Смирного‑Отрепьева. На гневные письма царя Бориса и патриарха Иова не ответили ни король, ни польское духовенство.
Григорий также начал готовиться к походу на Москву. Изучал военное искусство, овладел современным оружием, заказал для себя сверкающие латы и высокий шлем (чтобы казаться выше, он носил высокие шапки и обувь на высоких каблуках). Он понимал, что в Москве найдутся люди, которые смогут его опознать. Поэтому коротко постригся и гладко выбрился.
В Россию были отправлены его эмиссары с «прелестными грамотами», в которых красочно описывалось спасение «Дмитрия» от рук наемных убийц, подосланных Б. Ф. Годуновым, и всячески поносился его враг царь Борис, похитивший его «отчий престол». Многие простые люди поверили в сказку о гонимом царевиче и решили ему помочь. Смятение умов началось во всех северских городах даже среди воевод и служилых людей.
В октябре 1604 г. 2‑тысячное войско Лжедмитрия, перейдя Днепр, вступило на русскую территорию. Первые сражения с гарнизонами приграничных городов оказались удачными. Самозванцу сдались Моравск, Чернигов, Путивль, Рыльск, Севск, Курск, Кромы. Отчаянное сопротивление оказали только воеводы Новгорода‑Северского князь Н. Р. Трубецкой и П. Ф. Басманов, только что присланные туда из Москвы. Это остановило успешное продвижение Лжедмитрия, и позволило подойти к городу царской армии во главе с князем Ф. И. Мстиславским.
Хотя численный перевес был не на стороне лжецаревича, победа оказалась за ним. Вместе с быстрыми польскими гусарами и горячими казаками он метался как молния по полю боя, разя врагов и личным примером воодушевляя своих сторонников. После того, как Мстиславский был ранен в голову, в русских полках началось замешательство, и с большими потерями они отступили.
Первое нестоящее боевое крещение для Лжедмитрия оказалось исключительно удачным. Даже противники оценили его воинское искусство, смелость и физическую крепость. Слухи об отважном царском сыне, вступившем в неравную борьбу с царем Борисом, стали распространяться все шире и шире, завоевывая людские сердца.
Но если русские люди стали все более активно поддерживать самозванца, то поляки начали его покидать. Они не желали сражаться с регулярной царской армией и проливать свою кровь за реализацию призрачных целей авантюриста. Даже будущий тесть Лжедмитрия Юрий Мнишек предпочел вернуться домой.
Напротив, армия царя Бориса постепенно оправилась от потерь. На смену Мстиславскому прибыл энергичный и опытный полководец князь В. И. Шуйский. 21 января 1605 г. под селом Добрыничи он нанес Лжедмитрию сокрушительный удар. Зная о горячем нраве авантюриста и его воинов, он заманил их в ловушку и обстрелял из пушек. Спастись удалось немногим. Едва добравшись до Путивля, Лжедмитрий решил, что его затея окончательно провалилась. На самом деле число его сторонников увеличилось, и все новые и новые города присылали к нему гонцов с известиями о готовности верно служить: Оскол, Валуйки, Воронеж, Белгород, Елец, Ливны, Царёв‑Борисов. Они собирали отряды и готовились влиться в войско «царевича». Но даже этого не потребовалось.
Царская армия не стала развивать успех битвы под Добрыничами и в нерешительности замерла у Кром, где в земляных укреплениях засели отчаянно сопротивлявшиеся казаки атамана Корелы. Только известие о смерти царя Бориса всех всколыхнуло. Многие воеводы стали тайно ссылаться с теми, кто уже перешел на сторону Лжедмитрия, чтобы прояснить для себя ситуацию. Окончательно все решилось, когда в начале мая прибыл новгородский митрополит Исидор с московскими полководцами для приведения войска к присяге новому царю Фёдору Борисовичу и его матери – царице Марии. Ознакомившись с росписями полков, многие воеводы тут же отказались служить под предлогом умаления родовой чести. Поскольку с их жалобами никто разбираться не стал, они сделали окончательный вывод – новые высокие чины можно получить только от «царевича Дмитрия». 7 мая в предполагавшемся бою большая честь войска перешла на сторону кромчан. В ставку самозванца в Путивль с этим известием отправился князь И. В. Голицын. В благодарность он получил боярство и место одного из главных воевод. Боярином стал и путивльский воевода В. М. Мосальский. Эти известия окончательно склонили знать на сторону Лжедмитрия. После его переезда в Тулу из Москвы потянулась длинная вереница тех, кто желал выразить ему верноподданнические чувства. 1 июня в ходе восстания москвичей Годуновы были окончательно свергнуты. Путь к вакантному престолу для авантюриста был открыт.
20 июня под перезвон колоколов «царь Дмитрий» въехал в Кремль. Тысячи москвичей радостно приветствовали «законного государя», надеясь, что с восстановлением прежней династии в стране воцарятся закон и порядок. Но далеко не все заблуждались или хотели заблуждаться относительно личности новоявленного царя.
Князь Василий Иванович Шуйский, расследовавший в 1591 г. Угличскую трагедию, прекрасно знал, что прах истинного Дмитрия давно покоится в земле. Поэтому вместе со своими родственниками и близкими людьми он начал готовить заговор по свержению самозванца.
Но в то время круг московской знати был узок и тесен, поскольку все в той или иной мере были связаны между собой родственными узами. О планах Шуйских стало известно П. Ф. Басманову, довольно быстро выдвинувшимуся в царские фавориты. Заговорщики были схвачены и приговорены к смертной казни. Однако польское окружение посоветовало лжецарю не начинать правление с жестокости и не лишать жизни наиболее знатных князей‑Рюриковичей. Казнь заменили непродолжительной ссылкой.
Чтобы окончательно уверить всех в своей истинности, Лжедмитрий решил приблизить к себе мнимую мать и ее многочисленных родственников Нагих. За Марфой был отправлен М. В. Скопин‑Шуйский, получивший чин великого мечника. Затем в районе села Тайнинского был разыгран спектакль под названием: «Радостная встреча сына с матерью» Можно предположить, что Марфа была заранее к нему готова, поскольку из убогого монастыря ей предстояло в качестве матери царя переселиться в Кремлёвский Вознесенский монастырь, в специально для нее отстроенные палаты. Все ее ближайшие родственники должны были получить боярские чины. Ради этих благ можно было и солгать.
21 июля Лжедмитрий венчался на царство. Обряд осуществлял новый патриарх грек Игнатий, незадолго до этого рукоположенный взамен свергнутого и отправленного в ссылку Иова. Выбор пал на грека, видимо, потому, что тот был готов во всем потакать лжецарю, даже с его желанием ввести в России католичество.
Укрепившись на троне, самозванец начал отдавать свои долги. Огромные суммы денег, а также всевозможные драгоценности были отправлены Марине и Юрию Мнишек. Внушительное жалованье получили польские наемники и казаки, которых включили в царскую охрану. Увеличены были оклады и земельные владения всех русских сторонников самозванца.
Жителям северских городов, которые первыми поддержали Лжедмитрия, были существенно уменьшены налоги.
Авантюрист не задумывался об источниках своих доходов, поэтому очень скоро царская казна была растрачена. Тогда без всякого стеснения он стал запускать руки в казну богатых монастырей, в первую очередь Троице‑Сергиева. Деньги требовались на строительство нового дворца, на подарки Марине Мнишек, на подготовку военных походов. Поскольку с западными соседями ссориться было нельзя, самозванец обратил свой взор на юг и решил нанести удар не только по Крымскому ханству, но и по могущественной Турции. Первой его целью должен был стать Азов, принадлежащий султану. Для подготовки похода в Елец стали свозить оружие, провиант, продовольствие. Сам лжецарь устраивал военные учения, битвы у потешных крепостиц. Одна из них была разрисована в виде ада. Иногда около нее разыгрывались настоящие спектакли: из бойниц высовывались головы драконов, которые лязгали железными зубами и изрыгали дым и пламя. Затем выскакивали люди в черных одеждах и обливали публику кипящей смолой.
Вполне вероятно, что за всем происходящим из укрытия наблюдал сам царь и потешался над испуганными москвичами.
Еще не совершив ни одного успешного военного похода, авантюрист возомнил себя великим полководцем и самовольно присвоил титул «великого цесаря», т. е. императора. Польский король, не желавший признавать даже царский титул русского государя, был глубоко возмущен новшеством самозванца. Узнав, что его новый титул не признается, лжецарь даже стал подумывать о войне со своими прежними благодетелями.
Опытные русские дипломаты и полководцы с большим осуждением отнеслись к планам Лжедмитрия. Они понимали, что война с Крымом и Турцией бесперспективна, она только истощит государство и унесет тысячи жизней. Не видели они и смысла в новом чванливом титуле.
Особенно недовольно лжецарем было духовенство. Оно видело, что новый царь растрачивает церковные богатства, глубоко равнодушен к православной вере, ведет переписку с папой Римским и католическим духовенством и, по слухам, готов искоренить православие. Его собственный образ жизни был буквально возмутительным для всех: не соблюдал постов, ел телятину, по ночам устраивал дикие оргии и даже растлевал молодых монахинь. Царевну Ксению, дочь Б. Ф. Годунова, сделал своей наложницей и всячески ее унижал. Вместе с друзьями поляками увлекался чернокнижием.
Некоторые москвичи стали поговаривать, что царевича специально подменили в Польше и прислали взамен еретика, развратника и мота, чтобы окончательно разорить Русское государство. Они были не далеки от истины.
В марте 1606 г. противникам самозванца удалось настроить против него стрельцов. Те подняли мятеж и открыто заявили, что царь разоряет православную веру и во всем потакает иностранцам.
Чтобы поправить положение, самозванец лично вышел к стрельцам и обратился к ним с пламенной речью. В ней он сказал, что рисковал жизнью ради освобождения народа от тиранства Годунова, что главная его цель – всеобщее благо и ради него он готов сложить голову. На многих стрельцов ораторское искусство Лжедмитрия произвело большое впечатление. С криками бросились они на мятежников и посекли саблями.
Но крепнущее недовольство лжецарем в самых разных кругах подавить уже было невозможно. Вернувшийся из ссылки князь В. И. Шуйский вновь начал плести сети заговора. На этот раз уж никто не стал его выдавать. Развязку ускорила женитьба Лжедмитрия на полячке.
Марина Мнишек долгое время не решалась ехать в Москву. Даже после официального обручения в присутствии короля с русским послом А. Власьевым, представлявшим «Дмитрия», она все еще колебалась. Возможно, и ей была известна истина. Только в апреле 1606 г. вместе с отцом и многочисленной родней она тронулась в путь. 2 мая они торжественно въехали в Москву. Жители по обычаю радушно встречали гостей и были неприятно удивлены, что Марину окружает почти полк вооруженных поляков. Казалось, что вражеская конница без боя берет Кремль. Для гостей многим горожанам пришлось потесниться и уступить им свои дома.
Но больше всего москвичей поразила свадьба, состоявшаяся 8 мая. Католичка Марина Мнишек вместе со всей родней была введена в самый главный православный храм – Успенский собор и венчана не только с царем, но и на царство, чего на Руси никогда не было. Ей даже было позволено прикоснуться к православным святыням, чудотворным иконам и мощам. В это время некоторые поляки демонстрировали свое пренебрежительное отношение к происходящему: бряцали оружием, облокачивались на священные раки. Все это представители русского духовенства сочли осквернением православной веры.
Не соответствовало русским обычаям и свадебное торжество. Жених и невеста были в европейских платьях, играла польская музыка, рекой лились заморские вина. Но знать уже волновало не это. Они видели, что у новой царицы много родственников, которые захотят получить и чины, и поместья. Значит, им самим придется потесниться и подвязать кушаки. Некоторые решили, что царь специально затеял Азовский поход, чтобы русские князья и бояре сложили там головы, а их место заняли поляки. Другие предположили, что массовое истребление русской элиты произойдет во время намечавшихся потешных сражений.
В этих условиях заговорщики решили, что медлить больше нельзя. Отправленному в Елец с полком Ф. И. Шереметеву было приказано далеко от столицы не отходить на всякий случай. Сами же они приготовились к решительным действиям.
Ранним утром 17 мая 1606 г. по всей Москве начался трезвон. Он должен был извещать о каком‑то несчастье. Проснувшимся жителям заговорщики сообщили, что поляки вознамерились убить «царя Дмитрия», чтобы посадить на престол свою царицу. Когда многие бросились громить польские дворы, В. И. Шуйский с единомышленниками поспешили в царский дворец.
Страже они заявили, что идут к царю со срочным сообщением. Не пустить их причины не было. В покоях заговорщики быстро перебили небольшую горстку внутренних охранников, в том числе и П. Ф. Басманова, и стали искать лжецаря. Тому сначала повезло, он смог выпрыгнуть из окна, но сломал ногу. Стрельцы подобрали его и хотели внести во дворец. Но выбежавшие В. И. Шуйский с товарищами стали кричать, что никакой это ни царь, а лжец и самозванец. Тогда было решено позвать царицу Марфу. Увидев решительно настроенных бояр и жалкого авантюриста, она тут же отреклась от него, что послужило сигналом для жестокой расправы над «царем Дмитрием». Уже с мертвого тела сорвали одежду, надели на голову шутовскую маску, рядом положили дудку и волынку и выставили на всеобщее обозрение на Красной площади. Через несколько дней труп закопали в овраге за городской чертой.
Однако вскоре стали распространяться слухи о том, что на месте погребения горят огни и раздаются страшные звуки. Тогда уже ставший царем Василий Шуйский повелел выкопать труп, сжечь его в потешном аду, а пепел зарядить в большую пушку и выстрелить в сторону Польши, откуда появился самозванец. После этого всем стало казаться, что с авантюрой Лжедмитрия навсегда покончено. На самом деле она только разрасталась.
Дата: 2018-12-28, просмотров: 321.