15. История: Учебное пособие / П.С. Самыгин, С.И. Самыгин, В.Н. Шевелев, Е.В. Шевелева. - М.: ИНФРА-М, 2012. - 528 с.: 60x90 1/16. - (Среднее профессиональное образование). (переплет) ISBN 978-5-16-004507-8.

Источники и научная литература:

Андреев И. Л. Дворянство и служба в 17-м веке // Отечественная история. – 1998. – 2. – С. 150–160. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308069)
Бабулин И. Б. Московские «легионы» на гравюре «Осада Ляхович в 1660 году» // История военного дела. – 2012. – Т. 3. – С. 297–320. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308080)

Бабулин И. Б. Московские стрельцы: Боевой путь приказа Василия Пушечникова: 1650–1700 // Армии и битвы. – 2005. – 4. – С.10–13. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308096)

Баканов П. Ф. Товарное производство в феодальной общине 17-го века // Вопросы истории. – 1953. – 5. – С. 94–102. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441313940)

Бахрушин С. В. Промышленные предприятия русских торговых людей в 17-м веке // Исторические записки. – 1940. – 8. – С. 98–128. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308104)

Белоусов М. Р. Иноземцы в боярских списках середины 17-го в. // Учёные записки Казанского университета. Серия «Гуманитарные науки». – 2014. – Т. 156. – 3. – С. 55–63. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308112)

Беляков А. В. Золотописцы Посольского приказа в царствование Алексея Михайловича (1645–1676 гг.) и Федора Алексеевича (1676–1682 гг.) // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). – М., 2004. – С. 58–81. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308148)

Беляков А. В. Подьячие Посольского приказа второй половины 17-го века // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). – М., 2001. – С. 208–220. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308186)

Богданов А. П. Как был оставлен Чигирин: Мотивы принятия стратегических решений в русско-турецкой войне 1673–1681 гг. // Военно-историческая антропология. 2003/2004. – М., 2005. – С.174–192. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308200)

Булгаков М. Б. Сотенные знамёна рязанских полковых воевод 1638–1639 гг. // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). – М., 2012. – С. 59–68. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308245)

Власов Д. А. К вопросу о происхождении и бытовании бердышей в России 17-го века // История военного дела. – 2012. – 2. – С. 456–478. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308261)

Воробьёв В. М. «Конность, людность, оружность и сбруйность» служилых городов при первых Романовых // Дом Романовых в истории России. – СПб., 1995. – С. 93–108. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308269)

Воробьёв В. М. Как и с чего служили на Руси в 17-м в.: К истории русского дворянства // Средневековая и новая Россия: Сборник научных статей. К 60-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова. – СПб., 1996. – С. 451–462. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308323)

Градобойнова Е. В. Вооружённое противостояние мятежного Пскова и армии И. Н. Хованского в 1650 г. // Вестник Московского университета. Серия 8: История. – 2011. – 3. – С. 22–34. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308338)

Зорин А. В. Великий рейд Александра Лисовского: Март-декабрь 1615 г. // Русский сборник: Труды кафедры древности и средневековья Брянского государственного университета. – Брянск, 2009. – С. 224–232. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308354)

Зуев М. И. Перо и пушка, пушка и перо…: Как псковские пушкари становились подьячими // Памятники старины. Т. 1. – СПб.; Псков, 1997. – С. 247–250. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308363)

Иванов Д. И. Речь Посполитая в планах московских политиков накануне виленских переговоров 1656 года: Из истории международного кризиса в Восточной Европе середины 17-го века // Славяноведение. – 2002. – 2. – С. 52–68. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308372)

Кадерова Т. Н. Организация обороны юго-восточных границ Российского государства в 17-м в.: На примере Мордовского края // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. – Тамбов, 2012. – ½. – С. 74–76. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308388)

Карпов Д. А. Артиллерийское вооружение юго-западных крепостей русского порубежья в 30-е гг. 17-го века // Русский сборник: Труды кафедры древности и средневековья Брянского государственного университета. – Брянск, 2009. – С. 216–223. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308402)

Кирпичников А. Н. Оборона Пскова в 1615 г.: По новым русским и шведским материалам // Средневековая и новая Россия: Сборник научных статей. К 60-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова. – СПб., 1996. – С. 424–450. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308417)

Кобзарёва Е. И. Вестфальская мирная система и Россия: 1648–1686 годы // Новая и новейшая история. – 2014. – 2. – С. 144–165. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308424)

Кобзарёва Е. И. Новгород между Стокгольмом и Москвой: 1613–1617 гг. // Российская история. – 2006. – 5. – С. 16–28. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308432)

Колосов Е. Е. Развитие артиллерийского вооружения в России во второй половине 17-го в. // Исторические записки. – 1962. – 71. – С. 259–269. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308441)

Куненков Б. А. Персональная специализация «старых» подьячих Посольского приказа и структурирование ведомства в 30–40-е годы 17-го в. // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). – М., 2012. – С. 205–223. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308463)

Куненков Б. А. Структура Посольского приказа во второй четверти 17-го века // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). – М., 2003. – С. 99–120. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308497)

Курбатов О. А. «Литовский поход 7168 года» князя И. А. Хованского и битва при Полонке // Славяноведение. – 2003. – 4. – С. 25. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441308520)

Курбатов О. А. Атаман, ездоки и вожи: Станица русских пограничников 1630-х гг. // История военного дела. – 2014. – 5. – С. 71–83. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309068)

Курбатов О. А. Морально-психологические аспекты тактики русской конницы середины 17-го века // Военно-историческая антропология. 2003/2004. – М., 2005. – С. 193–213. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309081)

Курбатов О. А. Организация и боевые качества русской пехоты «нового строя» накануне и в ходе русско-шведской войны 1656–1658 годов // Архив русской истории: Сборник Российского государственного архива древних актов. – М., 2007. – 8. – С. 157–197. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309106)

Курбатов О. А. Писано кровью: К истории правил техники безопасности по обращению с огнестрельным оружием в середине 17-го века // История военного дела. – 2012. – 1. – С. 233–257. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309121)

Лаптева Т. А. Поверстание в дети боярские представителей других сословий: К вопросу о расширении социальной базы дворянского сословия в 17-м веке // Отечественная история. – 2003. – 5. – С. 81–96. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441313970)

Лаптева Т. А. Повседневная жизнь провинциального дворянства в 17-м веке // Российская история. – 2010. – 4. – С. 107–118. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309135)

Левыкин А. К. Русские городовые пушкари второй половины 17-го века // Вопросы истории. – 1985. – 3. – С. 176–180. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309144)

Лисейцев Д. В. Приемы делопроизводственной работы служащих Посольского приказа начала 17-го века // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). – М., 2003. – С. 24–51. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309176)

Лобин А. Н. «Большой голландский наряд» во второй половине 17-го века: Опыт организации артиллерии по иностранному образцу // Военное прошлое государства Российского: Утраченное и сохраненное: Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 250-летию Достопамятного зала, 13–17 сентября 2006 года. Ч. 3. – СПб., 2006. – С. 10–14. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309187)

Лобин А. Н. Артиллерия московских стрелецких полков 1670–1680-х гг. // История военного дела. – 2012. – 2. – С. 1–41. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309198)

Лобин А. Н. Неизвестные образцы русской артиллерии 1660–1670-х годов // Война и оружие: Новые исследования и материалы: Труды 3-ей международной научно-практической конференции 16-18 мая 2012 г. Ч. 2. – СПб., 2012. – C. 182–195. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309208)

Лобин А. Н. Полковая артиллерия в царствование Михаила Фёдоровича (1613–1645) // Исследования по истории средневековой Руси: К 80-летию Юрия Георгиевича Алексеева. – М.; СПб., 2006. – С. 383–397. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309211)

Лобин А. Н., Смирнов Н. В. Борьба за Юрьев-Ливонский в годы русско-шведской войны (1656–1658) // Война и оружие: Новые исследования и материалы: 2-я Международная научно-практическая конференция, 18-20 мая 2011 года. Ч. 1. – СПб., 2011. – C. 534–549. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309218)

Ляпин Д. А. Волнения в Лебедяни в середине 17-го в. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. – Тамбов, 2012. – 6/2. – С. 119–121. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441309229)

Мазунин А. И. О времени пострига боярыни Ф. П. Морозовой // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы. Т. 39. – Л., 1985. – С. 365–366. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441335614)

Малов А. В. Начальный период Смоленской войны на направлении Великие Луки-Невель-Полоцк (до 3 июня 1633 года) // Памяти Лукичёва. – М., 2006. – С. 124–172. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314033)

Малов А. В. Ратные люди Великих Лук накануне Смоленской войны: От разбора служилых «городов» 1630 г. до начала военных действий в октябре 1632 г. // Архив русской истории: Сборник Российского государственного архива древних актов. – М., 2007. – 8. – С. 198–156. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314059)

Мальцева С. М. Фортификационные особенности Симбирской засечной черты // Вестник Самарского государственного университета. – 2006. – 10/1 (50). – С. 116–129. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314079)

Марголин С. Л. К вопросу об организации и социальном составе стрелецкого войска в 17 в. // Ученые записки Московского областного педагогического института. – 1953. – 27. – С. 63–95. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314118)

Меньшиков Д. Н. Боевая сила армии М. Б. Шеина в Смоленском походе 1632–1634 годов // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2: История. – 2008. – 4/1. – С. 10–16. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314141)

Меньшиков Д. Н. Действия русской пехоты в сражении на Жаворонковой горе 9 октября 1633 года // Война и оружие: Новые исследования и материалы. Труды 3-ей международной научно-практической конференции 16-18 мая 2012 г. Т. 2. – СПб., 2012. – C. 308–321. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314161)

Мозгунова Н. Г. Дело о государственной измене бывшего патриарха монаха Никона // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. – Тамбов, 2012. – 10/2. – С. 133–136. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441335651)

Мозгунова Н. Г. Решение собора 1676 года по делу Никона // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. – Тамбов, 2012. – 10/2. – С. 136–138. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441335667)

Мозгунова Н. Г. Роль иеродиакона Феодосия в деле патриарха Никона // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. – Тамбов, 2012. – 10/2. – С. 138–141. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441335684)

Моисеев М. В. «Проваленная миссия»: Посольство М. Н. Тиханова в Иран в 1613–1615 годы // Мининские чтения: Сборник научных трудов по истории Смутного времени в России начала 17-го в.: В память 400-летия Нижегородского подвига. – Нижний Новгород, 2012. – С. 351–360. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314179)

Молочников А. М. «У государева дела, у слухов…»: Сапёрное дело в Смоленске в 1609–1611 гг. // История военного дела. – 2014. – Т. 5. – С. 23–70. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314214)

Молочников А. М. Стрелецкие сотни в Смоленской обороне 1609–1611 годов: К проблеме статистического анализа // Клио. – 2014. – 1. – С. 82–86. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314230)

Муравьёва Л. А. Российское денежное обращение в середине 17-го века // Дайджест-финансы. – 2008. – 1. – С. 66–74.(статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314250)

Муравьёва Л. Л. О развитии крестьянского подряда во второй половине 17-го в. // Новое о прошлом нашей страны. – М, 1967. – С. 281–289. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314273)

Натаров А. И. Ротация служилых людей в середине 17-го века: На примере стрельцов, казаков и служилых инородцев крепостей Симбирск и Корсун // Вестник Самарского государственного университета. – 2011. – 1/1 (82). – С. 200–204. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314305)

Нефёдов С. А. Первые шаги на пути модернизации России: Реформы середины 17-го века // Вопросы истории. – 2004. – 4. – С. 22–52. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441331302)

Ноздрин О. Я. Воин, инженер, предприниматель: Дела и служба Александра Крофорда в Московском государстве // Война и оружие: Новые исследования и материалы. Труды 3-ей международной научно-практической конференции 16–18 мая 2012 г. Т. 2. – СПб., 2012. – C. 433–440. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314319)

Носов К. С. Военно-оборонительное строительство России в 17 в. // Вопросы истории. – 2009. – 3. – С. 114–124. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441314345)

Носов К. С. Стоимость деревянных оборонительных сооружений по новгородским росписям 17-го века // Российская история. – 2009. – 1. – С. 122–132. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441318857)

Петрухинцев Н. Н. «Финансы войны» и офицерский корпус полков «нового строя» в военной реформе Алексея Михайловича (1663) // Quaestio Rossica. – 2014. – 2. – С. 263–292. (статью можно скачать здесь: https://vk.com/doc49772349_441318886)

                 Дополнительный материал к 3 лекции

                                    (Обязательно к прочтению)

  Абсолютизм и особенности начального этапа его становления. Проблемы самодержавности правления первых Романовых активно трактовались и анализировались еще современниками, однако периодом разработки проблематики абсолютизма стало ХХ столетие. Начало современного этапа изучения абсолютизма следует отнести к 1960-м годам, когда вышел сборник «Абсолютизм в России», содержащий работы многих ведущих историков (1964). Позже, в 1968–1971 гг. на страницах журнала «История СССР» развернулась дискуссия о российском абсолютизме. Можно сказать, что дискуссия об абсолютизме существует и поныне, и наиболее существенные проблемы этой тематики остаются спорными. Особый интерес представляют вопросы о времени и стадиях формирования абсолютизма в России; о социальной природе абсолютизма; об основных, характерных чертах (атрибутах) абсолютизма. Ряд историков усматривает первые предпосылки абсолютизма в России в правление Ивана Грозного (вторая половина XVI в.), развиться которым помешала Смута конца XVI – начала XVII в. Однако большинство историков относит начало становления русского абсолютизма к середине XVII в. Русский абсолютизм в своем развитии прошел долгий путь, в рамках которого можно выделить ряд этапов: начальный период становления абсолютизма (вторая половина XVII столетия); утверждение абсолютизма (первая четверть XVIII в.); укрепление абсолютизма и становление «просвещенного абсолютизма» (вторая половина XVIII в.); относительный кризис абсолютистского режима и преобразования буржуазного характера (XIX в. – начало ХХ в.). Начальный этап становления русского абсолютизма характеризует ряд особенностей. Первая заключается в незавершенности процесса абсолютизации, отсутствие целостного комплекса устойчивых признаков абсолютной монархии. Другая особенность состоит в том, что характерные черты нового государственного строя тесно переплетаются с чертами постепенно уходящей в прошлое сословно-представительной монархии. В итоге на протяжении второй половины XVII столетия в России взаимодействуют элементы двух систем. Подчас это взаимодействие приводит к временному компромиссу, порой проявляются непримиримые противоречия, приводящие к слому традиционного уклада власти и становлению новых порядков. На процесс эволюции государственного строя XVII в. оказывали существенное воздействие реалии «послесмутного» времени. Выход из Смуты начала XVII столетия предопределил трансформацию ранее существовавших структур: общественной и государственной («Земли» и «Власти»). В условиях внешней угрозы (интервенции) и внутреннего брожения общество приходило к осознанию необходимости дополнительного самоограничения, передачи «Власти» функций и полномочий, ранее ей не принадлежавших. Если на местном уровне принципы самоуправления имели все возможности к выживанию и плодотворному функционированию, то на уровне центральном выборные элементы уступали место назначаемым, на смену идеи соборности приходили идеалы самодержавности. В итоге развитие абсолютистских начал происходило, в первую очередь, в системе центральной власти, в высших эшелонах системы государственной службы. В условиях монархического правления зарождающийся русский абсолютизм неизбежно сталкивался с воздействием такого фактора, как влияние личности монарха на выбор способов и форм государственного реформирования. Наиболее существенные изменения в системе государственной власти второй половины XVII в. происходили в период правления Алексея Михайловича и Федора Алексеевича. Хотя политика обоих этих царей способствовала развитию абсолютистских тенденций и во многом была преемственной, говорить о ее полной тождественности не приходится. Различия отчасти были предопределены самой спецификой воспитания и условиями формирования личностей этих государей. Если царь Алексей был воспитанником традиционной русской системы, то его сын Федор в значительно большей степени испытал на себе европейское влияние. В целом в рамках начального этапа становления абсолютизма в России можно выделить два периода, соответствующие третьей и четвертой четвертям XVII столетия. Особо выделим вопрос о социальной природе абсолютизма. Для ряда западноевропейских стран вполне обоснованным является утверждение, что социальной опорой абсолютной монархии выступают «уравновешивающие» друг друга феодалы и буржуазия. Абсолютные монархии здесь возникали в тот период, когда намечался кризис дворяновластия, но «первое» европейское сословие еще не лишилось власти и оказывало огромное влияние на монарха. Одновременно шел процесс складывания буржуазии как новой общественной силы, росло ее стремление к политической власти, возникали реальные условия для осуществления этих намерений. На определенном этапе наступало достаточно кратковременное равновесие сил дворянства и буржуазии. При этом монархия получала возможность лавировать между интересами двух сословий, составлявших ее социальную опору. Самостоятельность монархии возрастала.

Подобное определение социальной опоры русского абсолютизма представляется более чем спорным. Даже в XVIII столетии, когда складывание абсолютистского режима с точки зрения большинства историков не вызывает сомнения, говорить о равенстве сил феодалов и буржуазии не приходится. В силу относительно позднего развития в России капиталистических отношений русская буржуазия в этот момент еще не сформировалась как социальная группа, обладавшая той степенью единства, которая бы позволяла претендовать на политическую власть. Из этого наблюдения можно сделать ряд выводов. Особо отметим два из них. Первый: характеристики социальной опоры абсолютной монархии в странах, где развивается абсолютизм, не всегда совпадают. Дать определение абсолютизму, как типу государственного устройства, исходя из характеристики социальной базы, неправомерно. Второй: характеризуя социальную опору русского абсолютизма, следует учитывать специфику феодального сословия русского общества XVI–XVII вв. Что же представляли собой феодалы в период становления и развития русского абсолютизма? В отличие от Западной Европы, в России не было единого «первого» сословия – дворянства. Наибольшими правами и привилегиями, и наибольшими претензиями, связанными с влиянием на власть, обладало боярство. За XVII в., и особенно при Петре I, усилилась роль дворянства. При характеристике русского абсолютизма и его социальной базы можно выделить две точки зрения: 1) дворянство, став социальной базой монархии, отодвинуло от власти бояр, позволило монархам избавиться от угрозы реального ограничения монарших прав со стороны родовой аристократии (боярства); 2) произошла консолидация всех феодалов: и бояре, и дворяне встали на службу государству и через нее реализовывали свои интересы. Боярство приспособилось к новым условиям, а его представители не ушли ни из властных, ни из высших управленческих структур. В свете работ 1980—2000-х годов это утверждение представляется наиболее верным. Анализируя проблему абсолютистской типологии, необходимо выделить основные черты, свойственные как западноевропейскому, так и отечественному абсолютизму. Среди таких устойчивых признаков абсолютизма выделяют следующие: законодательная, исполнительная и судебная власть сосредоточены в руках наследственного монарха; выстраивается унифицированная иерархическая система органов центральной и местной власти, непосредственно подчиненная монарху; происходит унификация налоговой системы (право распоряжаться налоговой системой и финансами принадлежит монарху); происходит становление и развитие чиновничье-бюрократического аппарата, который именем монарха осуществляет административные, финансовые, судебные и иные функции; происходит становление и развитие регулярной армии и полиции; регламентации подвергаются все виды службы и состояние сословий. Ряд историков относит к характерным признакам абсолютизма подчинение церкви государству. Происходит становление абсолютистской идеологии. Исходя из общей характеристики наиболее устойчивых проявлений абсолютизма, представляется возможным рассмотреть особенности зарождения абсолютизма в России третьей четверти XVII в.

Система государственной власти и управления. Начало формирования абсолютистской монархии было тесно связано с существенными изменениями в положении традиционных государственных органов, таких как Боярская дума, комиссии на Москве, и официальным закреплением относительно новых структур, подобных Ближней думе. Не оставалась неизменной и развивавшаяся в России с середины XVI столетия приказная система. Данные изменения происходили на фоне ослабления роли Земских соборов.

  Боярская и ближняя думы. На протяжении всего XVII столетия важнейшую роль в системе государственной власти и управления России продолжала играть Боярская дума. Упразднение Боярской думы произошло только при Петре I. Между тем попытки ограничить власть и функции этого государственного органа, при этом попытки вполне успешные, предпринимали и предшественники Петра на престоле во второй половине XVII в. Численность Боярской думы на протяжении XVII столетия увеличивалась. В 1638 г. в Думу входили всего 35 человек, а при Алексее Михайловиче их численность увеличилась вдвое. Процесс разрастания Думы продолжался и после смерти этого царя. К началу XVIII столетия, т. е. времени прекращения пожалований в Думу, ее состав насчитывал более 90 человек. К думным чинам по-прежнему относились 4 чина: думные бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки. Среди первых двух чинов преобладали представители аристократии. Чин думного дворянина, как правило, получали представители рядовых дворян, выбившихся в Думу благодаря личным заслугам и долгой и верной службе государю. Думные дьяки также выслуживались из простых приказных дьяков, а иногда и подьячих. В третьей четверти XVII в. низшие чины (дворяне и дьяки) составляли около трети состава Думы. Еще историки ХШ столетия, и в частности С.Ф. Платонов, отмечали, что во второй половине XVII в. дворянство и служилые люди усилили свое влияние на власть. Процесс увеличения численности низших чинов получил в исторической литературе свое название – «демократизация» Боярской думы. Этот факт несколько ослаблял позиции аристократии в важнейшем аристократическом органе, способствовал усилению позиций царской власти по отношению к аристократической верхушке. Между тем преувеличивать значение данной тенденции не следует. Процесс увеличения численности был свойственен всем чинам, представленным в Думе. Дворянство расширилось, но не вытеснило боярство. Пополнение трех высших думных чинов (бояр, окольничих, думных дворян) даже в начале XVIII в. в основном происходило за счет молодых по возрасту представителей аристократических родов, служивших в придворных чинах стольников, в то время как процент проникновения московских дворян в высшие слои аристократии был очень небольшим. На думных дворян в Думе приходилось не более чем 30 % всего состава, в то время как бояре и окольничие оставляли от 70 до 78 %. Реальное влияние в Боярской думе по-прежнему оставалось за двумя высшими чинами, которые сохраняли в ней решающую роль. В современной литературе все более закрепляется мнение о том, что нити управления государством как в третьей четверти XVII в., так и позднее оставались в руках бояр, пользовавшихся поддержкой самодержавной власти, но постепенно утрачивавших свою политическую самостоятельность, заинтересованных в сильном самодержавном государстве. Боярская правящая верхушка стала частью самодержавия, в XVII и в начале XVIII в. аристократия наряду с другими группами господствующего класса была главной социальной опорой абсолютизма. Практически каждое пожалование в Думу представителя неаристократических родов компенсировалось пожалованием представителя аристократии. В отличие от Петра I, один из его предшественников на престоле – царь Алексей Михайлович решал задачу не упразднения Боярской думы, а подчинения ее политике царской власти. Этому способствовала практика созыва неполного состава Думы. В таких случаях заседание государя и Думы переносилось из столицы в одну из подмосковных резиденций; предварительно давался царский указ, определявший перечень лиц, которым «велено быть в походе за государем»; остальные члены Думы на основании такого рода указа, не имевшего непосредственного отношения к думской работе, лишались возможности участвовать в «походных» заседаниях. За рамками думского присутствия оставались неугодные монарху думские члены. Одним из важнейших вопросов, связанных с деятельностью Боярской думы, является вопрос о ее роли и функциях. Эта проблема применительно к XVII в. в целом, и особенно ко второй половине этого столетия, стала дискуссионной еще в XIX – начале ХХ в., когда ряд историков высказали мнение о том, что Дума за этот период стала собранием, необходимым царю и послушным орудием в его руках (В.И. Сергеевич, А.Е. Пресняков). Другие (В.О. Ключевский, М.Ф. Владимирский-Буданов) придерживались мнения о том, что Дума, напротив, выступала в качестве самостоятельного института. Объем ее компетенции в решении важнейших государственных вопросов сохранялся на прежнем уровне. В силу этого Боярская дума в значительной мере ограничивала царскую власть. Между тем даже сторонники второй точки зрения признавали тот факт, что со времени Алексея Михайловича Дума стала приобретать черты органа, «привыкшего действовать только при государе и с ним вместе». В исторической литературе ХХ в. по-прежнему дискутировался вопрос о том, обладала ли Боярская дума теми же прерогативами, что и царская власть, или же юридическая ответственность за принятие решений возлагалась исключительно на царя. Эти проблемы нашли свое отражение в работах А.М. Сахарова, Н.П. Ерошкина, а также в ряде работ обобщающего характера, затрагивавших либо подробно освещавших вопросы развития государственного строя. При характеристике роли Боярской думы в XVII столетии в отечественной исторической науке сформировались два основных мнения. С одной стороны, большинство перечисленных нами историков отмечали, что со второй половины XVII столетия в России появилась тенденция к самодержавно-абсолютистской форме правления, при которой царская власть все более стремилась к полной самостоятельности в решении государственных вопросов. В силу этого Боярская дума превращалась в распорядительную и судебную инстанцию и теряла право выносить без санкции царя постановления, имевшие силу закона. Согласно другой точке зрения, Боярская дума оставалась во второй половине XVII в. важнейшим органом государства, разделявшим с царем прерогативы верховной власти. С ней царь советовался по всем важнейшим вопросам. Учитывая существующую полемику и ссылаясь на конкретные факты, следует рассмотреть положение Боярской думы, сложившееся с принятием Соборного Уложения и трактовку функций данного государственного органа в важнейшем законодательном своде России того времени. Согласно Соборному Уложению, Боярская дума являлась законодательным орган наряду с царем и под его эгидой. В царствование Алексея Михайловича Боярская дума утратила право самостоятельно выносить постановления, имевшие силу закона. Боярский приговор имел значение проекта постановления, подлежавшего дальнейшему обсуждению и утверждению царем. Какое бы решение Дума не приняла, она была обязана поставить в известность государя, согласно присяге, приносимой думными чинами: «самовольством, мне без государскаго ведома и мимо правды, никаких дел не делати». Соборное Уложение предписывало «боярам и окольничим и думным людем сидети в полате, и по государеву указу государевы всякие дела делати всем вместе» (Гл. Х. Ст. 2). В третьей четверти XVII в. с усилением царской власти и началом приобретения ею абсолютистских черт появилось такое понятие, как «именной указ», т. е. законодательный акт, составленный только царем – без участия Боярской думы. В правление царя Алексея Михайловича среди указов, данных со времени издания Соборного Уложения, 588 были именными, а боярских приговоров было принято только 49. Характеризуя именные указы, следует отметить, что даже в периоды значительного их преобладания над совместными решениями царя и Боярской думы, практически все именные указы все же носили характер второстепенных актов верховного управления и суда, в то время как наиболее важные законодательные акты, связанные с феодальным землевладением, крепостным правом, финансовой политикой и другими главнейшими сторонами государственной деятельности, давались с боярским приговором. Боярская дума участвовала не только в законодательной деятельности, но и в решении важнейших государственных вопросов внутренней и внешней политики, таких как объявление войны, заключение мира, сбор чрезвычайных налогов. Дума выступала также в роли распорядительного и контрольного учреждения. Боярская дума являлась высшей после царя судебной и апелляционной инстанцией. Глава Соборного Уложения «О суде» начиналась словами «Суд государя царя и великого князя Алексея Михайловича всея Русии, судити бояром и окольничим и думным людем и дияком…» (Гл. Х. Ст. 1). В качестве апелляционной инстанции суд царя и Думы выступал по отношению к приказам. Уложение предписывало «спорные дела, которых в приказех зачем вершити будет не мощно, взносити ис приказов в доклад к государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Русии, и к его государевым бояром и околничим и думным людем» (Гл. Х. Ст. 2). В решении некоторых вопросов судопроизводства практиковалась самостоятельная, независимая от царя компетенция Боярской думы. Боярам предписывалось рассматривать и вершить случаи, при которых приказной судья обвинил кого-либо «не делом, по посулам», и со стороны потерпевшего на судью поступила жалоба (Гл. Х. Ст. 7). В XVII в. проявилась тенденция усиления в Думе роли начальников приказов. Важнейшая особенность Боярской думы заключалась также в том, что многие ее члены являлись одновременно судьями (руководителями) приказов. Историки XIX – начала ХХ в. рассматривали эту тенденцию как фактор ущемления роли Думы. Практические решения, на которых строилась государственная политика, теперь вырабатывались ближайшим окружением царя и в том числе руководителями важнейших приказов. Отмеченное предшественниками положение об усилении роли в государстве приказной верхушки нашло свое подтверждение и в трудах отечественных историков ХХ в. Эту тенденцию отмечали К.В. Базилевич, С.К. Богоявленский, Н.С. Чаев, Н.П. Ерошкин. Тот факт, что в третьей четверти XVII в., в отличие от первой половины XVII столетия, думные чины стали управлять почти всеми важными приказами, расценивается или как процесс централизации управления или как процесс бюрократизации Боярской думы. Превращение Думы из органа боярской аристократии в орган приказной бюрократии ослабляло самостоятельность Думы. Помимо тенденции постепенного превращения самой Думы в своеобразный совещательный орган приказных судей отметим и факт увеличения в два с половиной раза количества думных дьяков, также отражавший тенденцию усиления в Думе бюрократического элемента. Все это следует трактовать как начальную стадию становления в России абсолютизма.

В третьей четверти XVII в. существенную роль в ограничении функций Боярской думы в пользу царской власти сыграл такой государственный орган, как Ближняя дума. Появление термина «Ближняя дума» относится к XVI столетию. Однако только при царе Алексее Михайловиче этот орган получил официальный статус. До Алексея Михайловича под Ближней думой подразумевалось ближайшее царское окружение, ситуативно сложившееся на определенном этапе и не имевшее постоянного или закрепленного состава. При Алексее Михайловиче в Ближнюю думу стали жаловать, так же как и в Боярскую думу, на основании царского указа. Функции Боярской и Ближней дум, круг вопросов, которые могли решать два эти органа, практически совпадали. По своему желанию монарх вследствие секретности вопроса или при попытке отстранить Боярскую думу от решения определенной проблемы мог вместо Боярской думы собрать Ближнюю. Тем самым Ближняя дума становилась инстанцией, подменявшей Боярскую думу и снижавшей зависимость царской власти от важнейшего органа боярской аристократии.

      Комиссии на «Москве» и приказная система. Существенные изменения с середины XVII столетия стали происходить и в таком важном государственном органе, как комиссии «на Москве». Они относились к числу временных органов. Комиссии поручалась столица и координация деятельности государственных структур на период отсутствия в Москве царя. Традиционно комиссию возглавлял думный боярин. Помимо него в этот орган мог входить еще один представитель боярского чина, окольничий и думный дьяк. В 60-е годы XVII в. численность комиссий «на Москве» сократилась с пяти до двух– трех человек (боярина и окольничего). Из органа, наделенного как административными, так и судебными функциями, комиссии едва не превратились в обыкновенный исполнительный орган. Его новая роль стала заключаться в быстром и оперативном предоставлении царю нужной ему информации и своевременном выполнении принятых им решений при помощи приказного аппарата и местной власти. В 70-е годы царская политика в отношении комиссий «на Москве» изменилась. С этого момента численный состав комиссии значительно увеличился. В комиссиях стала усиливаться роль бюрократического элемента. Вместо одного дьяка, по росписи приписывавшегося к комиссии, в конце царствования Алексея Михайловича в распоряжение данного органа на время его функционирования попадали все дьяки: думные, приказные и неприказные. Комиссия для своей работы получала разветвленный, широкомасштабный бюрократический штат. Эволюция комиссий «на Москве» после смерти царя Алексея Михайловича была сопряжена с задействованием их штата в работе нового государственного органа – Расправной палаты. XVII в. в целом считается временем расцвета приказной системы. Между тем на протяжении всего столетия приказы как центральные учреждения, выполнявшие административные и судебные функции, так и не получили единых принципов своего создания и четкости распределения функций между ними. Продолжали функционировать государственные, дворцовые и патриаршие приказы, среди которых преобладали постоянно действующие, но создавались и временные. Самой многочисленной (около 25 приказов) была группа государственных приказов, подразделявшихся на общегосударственные (Посольский, Поместный, Большого прихода, Разряд и др.) и областные (Сибирский, Казанского дворца, Малороссийский и пр.). Среди общегосударственных Посольский приказ ведал внешними сношениями, Поместный – наделением служилых людей землей, Большого прихода – сбором таможенных пошлин, Большой казны – казенной промышленностью и торговлей, Стрелецкий – стрелецкими полками, Рейтарский – полками нового строя, Иноземский – служилыми иноземцами, Оружейная палата – изготовлением холодного и ручного огнестрельного оружия, Пушечный – литьем пушек и ядер. На начальном этапе становления абсолютизма в России приказная система подверглась существенному реформированию. При Алексее Михайловиче важнейшие государственные вопросы нередко стали решаться при отстранении приказной системы как целостного механизма и переадресовании ее полномочий Тайному приказу. Этот приказ был создан при царе Алексее для свободной реализации царских инициатив в управлении. Во главе данного ведомства формально стоял тайный дьяк, реально же приказ возглавлялся лично царем. В помещении приказа находился личный царский рабочий стол, куда стекались важнейшие документы на исправление и утверждение государя. Тайный приказ имел право затребовать в другом приказе любое дело, заинтересовавшее царя. По сути, приказ превращался в контрольную инстанцию над всей приказной системой. В то время, когда царь и Боярская дума заслушивали доклады глав различных приказов, царь Алексей Михайлович нередко передавал дела от ведомства, которое вело их ранее, в распоряжение Тайного приказа. В середине 60-х годов XVII в. правительство все более осознавало возможность превращения Тайного приказа в инстанцию, подменившую остальную приказную систему. Однако это было тупиковое направление, так как оно не учитывало потребность государства в расширяющейся и мощной бюрократической системе. В силу этого требовалось четко ограничить круг вопросов, решавшихся Тайным приказом, избавить это ведомство от перегруженности рядом разрозненных или несущественных проблем. Началось реформирование системы: в важнейшие приказы (Разряд, Посольский приказ, Челобитный приказ, Оружейную палату, Большой дворец, Стрелецкий приказ) назначались лица (Д.М. Башмаков, Л. Иванов и др.), прошедшие школу Тайного приказа, остававшиеся на жаловании в этом ведомстве, и непосредственно подчиненные царю. К 1675 г. приказы, находившиеся через доверенных лиц под непосредственным царским контролем, были собраны в единую группу, которой поручалось ведать «тайные» (непосредственно касавшиеся государя и интересовавшие его) дела. Главную роль среди них стали играть Тайный, Челобитный, Стрелецкий приказы во главе с И. (Д.) Полянским, Д. Башмаковым, Л. Ивановым. Вопросы приказного устройства в третьей четверти XVII столетия окончательно так и не были решены. Главной задачей, которую предстояло решить преемникам царя Алексея Михайловича, по-прежнему была проблема активного использования части приказной системы вместо реформирования всей этой системы. При этом уже наметилась и ждала своей реализации тенденция роста в составе приказного штата подьячих; возникала насущная потребность упрощения деятельности и дальнейшей централизации приказного аппарата, ревизии центральных ведомств.

  Чиновно-должностная система в XVII столетии вступила в одну из наиболее значимых переходных эпох. Основными факторами, влиявшими на ее развитие, были принципы службы, свойственные местничеству, и принципы службы, характеризовавшие абсолютизм. Постепенный уход в прошлое первых и все более масштабное становление вторых стали характеристикой служебной системы России XVII столетия. Принципы службы (местнические или абсолютистские) проявлялись в системах чинов, должностей, наместнических титулов, а также порядке прохождения каждой из этих социально-служебных лестниц.

Местничество как социально-служебный институт. Институт местничества окончательно установился в XVI столетии и был отменен только в 1681–1682 гг. Было ли местничество совместимо с принципами службы абсолютизирующегося государства? Сколь долго могло продолжаться их совместное существование? Окончательные ответы на эти вопросы дала история двух царствований – Алексея Михайловича и Федора Алексеевича. Сравним основные положения службы местнической и службы абсолютистской. Согласно местнической традиции, служба конкретного лица ставилась в прямую зависимость от служебного положения всего его рода и его личных служебных заслуг. Если когда-то один служилый человек был подчинен другому служилому человеку, то их дети, племянники, внуки и др. должны были находиться на службе в таком же соотношении. Если предок А был начальником над предком Б, то и А являлся начальником над Б. Формально местнические правила становились регулятором служебных отношений только в том случае, когда служба нескольких лиц являлась совместной, другими словами, двое или более лиц вступали в отношения «начальник – подчиненный». Служба считалось службой с местами, если назначение на нее было записано в разрядные книги, которые с середины XVI столетия велись в Разрядном приказе. Службы, не занесенные в разряд, местническими не считались, были гораздо менее почетными, но и местнических исков при их исполнении правительство не удовлетворяло. Причина многочисленности исков крылась в самой местнической идеологии. Если человек, принимая служебное назначение, поступал в распоряжение представителя рода, занимавшего более низкое положение в местнической иерархии, он создавал прецедент для закрепления нового служебно-местнического соотношения двух этих родов, наносил «поруху» чести своего рода, понижал его статус. Правом на местничество обладали далеко не все чиновно-служебные категории. Когда данный институт только возникал, его действие распространялось исключительно на аристократов. К третьей четверти XVII столетия в местническую сферу были включены лица, начиная с высшей родовой (княжеско-боярской) аристократии до дьяков дворянского происхождения. Вопрос о том, чьи интересы реализовались через местническую систему (аристократии или как аристократии, так и самого государства), в историографии до сих пор не получил однозначного ответа. Решая эту проблему, следует учитывать особенности того или иного временного отрезка, соотношение сил государства и высшего общества на каждом отдельном этапе развития местничества. Для аристократии местничество практически всегда являлось средством реализации претензий на высшие государственные должности и привилегированное служебное положение. Тот факт, что при совместной службе представитель более знатного рода становился начальником над членом менее знатного, далеко не исчерпывал возможности местничества. Они распространялись и на общие принципы прохождения чиновно-должностной системы. К середине XVII в. в среде аристократии выявились 16 родов «первой статьи» и 15 родов «второй статьи». По отношению к первым действовало неписаное правило: «при пожаловании в Боярскую думу производить в высший (боярский) чин». Представители второстепенной аристократии пользовались правом пожалования в окольничие. Таким образом, чем выше был местнический статус рода, тем короче и проще был путь его представителя к высшим чинам. Прослужив в молодости в придворных чинах спальников или стольников, большинство аристократов занимало лидирующее положение в высшем государственном органе Боярской думе. Безусловно, при поддержке со стороны царя в думные бояре могли попасть и выходцы из дворянства, но «перескочить» через чины думного дворянина и окольничего, стать сразу боярином для них было невозможно. Аристократическими по своей сути оставались и высшие должности управленческой, военной и дипломатической сфер. Дипломатическая сфера, ориентированная на посольский церемониал, всегда оставалась самой консервативной, местнические законы здесь проявлялись более зримо. Так, первый посол на съезд с польскими и литовскими представителями должен был назначаться из бояр, относившихся к первостепенным родам не ниже 6-го, для членов родов первостепенной аристократии с 7-го по 16-й вершиной дипломатической карьеры могли стать должности первого посла к польскому королю или второго посла на польский съезд. Молодой представитель первостатейных аристократических родов, даже не получивший думного чина, стоял в социально-служебной иерархии выше, нежели человек, дослужившийся до окольнического чина, но не принадлежавший к тем родам, в которых были представители чина боярского. (Такой молодой аристократ мог быть отправлен послом к английскому королю, а окольничий «небоярского» рода этой чести был лишен.) В сфере центрального и местного управления, а также в военной сфере правила соответствия уровня должности уровню местнического положения проявлялись хотя и косвенно, но столь же неукоснительно. Так воеводы основных городов (Новгорода, Пскова, Астрахани, Киева и пр.), главы комиссий «на Москве», военные воеводы Большого полка, главы Ответной палаты, ведущей переговоры с представителями иностранных держав, – все они назначались исключительно из числа обладателей боярского чина. В боярах служили не только представители аристократических родов, но доля последних была подавляющей. Привилегией аристократии можно считать и само право затевать местнические счеты. Между тем в условиях XVII столетия рассмотрение этого правила требует ряда оговорок. Включение в сферу местничества дворянского элемента формально могло создать для аристократии определенные сложности. Сам факт подачи местнического иска (даже не удовлетворенного правительством) лицом относительно незнатным против лица знатного служил «порухой» чести последнего. Пока местничество было только прерогативой боярско-княжеской аристократии, она сохраняла заинтересованность в нем. Когда же местничество распространилось и на дворянство, оно стало основой сближения служебного статуса аристократов и дворян (в XVII в. к аристократии не принадлежавших), вступило в противоречие с интересами значительной части аристократии. Местничество не способствовало консолидации высшего сословия русского государства. Местническая система всегда являлась одной из самых иерархически выстроенных систем, в которой каждый представитель четко ощущал, кто выше или ниже его. В итоге данный институт выстраивал четкую вертикаль внутри сословия, препятствовал осознанию общего интереса. Вопрос о местничестве и интересах государства столь же неоднозначен. Когда система только устанавливалась, она сулила ряд существенных выгод великокняжеской власти. Первая из них определялась тем, что решение местнических споров всегда оставалось прерогативой великого князя, а затем – царя. При этом последнее слово в осуществлении политики служебных назначений, хотя и оспаривалось верхушкой общества, но все же оставалось за государством. Другим положительным аспектом местничества эпохи начальной централизации государства была возможность посредством этого института приравнять потомственных удельных князей к нетитулованным боярам великих князей, подчинить себе княжат. Особую значимость при установлении местничества играл тот факт, что оно связало понятия о «чести» рода и «чести» отдельного лица с близостью к великокняжеской, а впоследствии – царской особе и расположением к нему государя. Уже к середине XVI в. следы прежней автономии отдельных земель и княжеств ушли в прошлое, был выработан строгий порядок как военной, так и гражданской службы. Отношение государства к местничеству постепенно стало меняться. К середине XVII столетия «враждотворность» этого института становилась все более очевидной.

Абсолютистские принципы службы. Становление принципов службы нарождавшегося абсолютизма стало основной причиной «антиместнической» направленности государственной политики. Среди них первейшую роль играл принцип «годности к государевой службе». В качестве главного основания для назначения на ту или иную должность выступал фактор личных заслуг должностного лица. К ним относились таланты, способности, профессионализм отдельной личности, а вовсе не служебные заслуги его рода. Другим абсолютистским принципом службы являлся тезис о «почетности всех служб государю». Он также противоречил местнической идеологии службы, в рамках которой бытовали представления о службах почетных и непочетных (в местническую эпоху выделялись службы, на которые могли назначаться аристократы, на какие дворяне, дьяки и т. д.). В период становления абсолютизма на особую высоту были подняты те службы, на которые назначал лично государь. Проводя идею о почетности всех государевых служб, власть всячески поощряла тех людей, которые согласились исполнять непочетные, с точки зрения местничества, обязанности. Таких людей награждали деньгами и землями, с ними запрещали вести местнические споры, а при попытке оскорбить честь такого человека виновному определяли суровое наказание. Зарождение абсолютизма все более подвигало царскую власть к ограничению, а затем и уничтожению местничества. В третьей четверти XVII столетия ограничение шло по нескольким направлениям: усиливалась роль царя и ослаблялась роль Боярской думы как органа родовой аристократии в рассмотрении и вынесении решений по местническим спорам; устанавливалось «безместие» в местнических службах (при этом либо ряд служб, ранее местнических, переставали признавать таковыми, либо запрещали считаться местами на определенный срок, например, во время военной кампании); начало местнического спора человеком, недовольным своим назначением, все чаще стало рассматриваться как противодействие политике царских служебных назначений (при этом наказание выносилось за неповиновение воле царя и было более жестким, чем традиционные наказания за несправедливое местничество). Фактически в царствование Алексея Михайловича вопрос о необходимости отмены местничества был поставлен. Принять окончательное решение и ликвидировать принципиально устаревший институт – задача, решенная сыном и ближайшим преемником этого царя.

Унификация чиновной системы . Переход государственной системы на принципы абсолютизма ставил задачу создания четкой иерархической системы государственной службы. В новых условиях служба каждого отдельного человека переставала восприниматься только как реализация прав, данных по происхождению и связанных с принадлежностью к определенной социальной группе. Теперь все члены общества, начиная с представителей княжеско-боярской аристократии, постепенно втягивались в систему, одним из главных правил которой являлось служение государству. Последнее было невозможно без создания системы контроля государства над служебным продвижением каждого служилого человека. В существовавших условиях реальным фактором служебного роста огромного числа должностных лиц, принадлежавших к разным сословиям, могла стать четко выстроенная чиновная система. Продвижение по социальной лестнице еще более, чем ранее, было поставлено в прямую зависимость с пожалованием от государя нового, более высокого чина. Усиление роли чиновной системы сталкивало Россию с проблемой выбора: оставаться ли государству в рамках традиционной чиновно-служебной системы Московской Руси, либо же переходить на ту чиновную систему, что была присуща европейским государствам. На разных этапах развития отечественного абсолютизма этот вопрос решался по-разному. В период утверждения абсолютизма в XVIII в. традиционная русская служебная система была отвергнута, государство перешло к европейским принципам военной, гражданской и придворной службы, отразившимся в петровской «Табели о рангах». Этот процесс наметился еще при предшественниках Петра I, особенно при царе Федоре Алексеевиче. Между тем, пока данная тенденция находилась лишь в стадии становления, Россия завершила формирование чиновно-служебной системы Московской Руси, приспособив ее на время к задачам устанавливающегося абсолютизма. Сохранение основных черт традиционной чиновной системы при переходе к новым принципам службы явилось особенностью начального этапа становления русского абсолютизма, характеристикой национальной абсолютистской модели. Высшими чинами считались думные: боярин, окольничий, думный дворянин, думный дьяк (охарактеризованные нами ранее при анализе Боярской думы). Четыре думных чина, сформировавшиеся еще в XVI столетии, в XVII в. не потеряли своего значения. Получение одного из этих чинов означало одновременно и вхождение в Боярскую думу. Поскольку круг служебных поручений этих чинов не ограничивался заседанием в Думе, а включал в себя выполнение обязанностей воевод, послов, руководителей приказов и т. д., в официальных документах при перечислении членов Боярской думы, как правило, указывали как их должность (посол, воевода и пр.), так и их чин (боярин, окольничий и т. д.). С введением при Алексее Михайловиче официального пожалования в Ближнюю думу правительство предприняло попытку поставить над думными чинами аналогичные им ближние чины – ближнего боярина и ближнего окольничего. К 1675 г. официальные росписи, всегда составлявшиеся по принципу «от высших к низшим чинам» начинались с перечня ближних бояр, затем ближних окольничих, и только за ними могли следовать думные бояре. Ниже думных чинов, а, по мнению ряда авторов, параллельно с думными чинами, стояли чины дворцовые (или придворные). Отличительной особенностью этих чинов являлось смешение чина с должностью, чего не наблюдалось в отношении чинов думных. В силу этого придворные чины не столь четко как думные выстраивались на иерархической лестнице. В данной сфере скорее можно выделить несколько групп чинов-должностей, близких по факту выполнения сходных обязанностей их носителями. Одно из направлений придворной службы было связано с чинами постельничего и спальников. Последние находились в непосредственном подчинении первого. Постельничий ведал постельной царской казною, внутренним распорядком царских покоев, государевой Мастерской палатой, занимавшейся изготовлением царских вещей, нередко возглавлял царскую канцелярию, хранил царскую печать, предназначенную для «тайных и скорых дел». По своему положению в государстве постельничий был равен второму думному чину – окольничему. Спальники в основном дежурили в дворцовых покоях, сопровождали государя в поездках. Среди спальнических чинов выделялись два: спальника и комнатного спальника. Комнатные спальники в отличие от обычных имели доступ в личные покои государя. Другое направление было связано с должностями-чинами кравчего и подчиненных непосредственно ему стольников. Стольники (тоже придворный чин и должность) изначально прислуживали князьям (царям) во время трапез, сопровождали их в поездках. В середине XVII в. они преимущественно исполняли роль служащего за царским столом во время торжественных обедов, дававшихся в честь иностранных послов или представителей иностранных царствующих домов. Так же как комнатный спальник в чиновном отношении был выше обычного спальника, над стольниками в чиновной градации стояли комнатные стольники. В XVII в. все более стали различать понятия чина и должности. Такие понятия, как «стольник», «спальник» воспринимались именно как чины. По должности же носители этих чинов были послами, товарищами послов, воеводами и пр. Ступенькой ниже чина стольника был придворный чин-должность – стряпчий. Изначально обязанность стряпчих заключалась в сопровождении царя во время его выездов и выходов. Стряпчие при этом носили за царем скипетр, во время богослужения в церкви держали царскую шапку и платок, в походах возили саблю, саадак (вид холодного оружия), панцирь (вид кольчуги). Кроме того, стряпчих посылали во всевозможные посылки. Чуть выше стряпчих стоял стряпчий с ключом. К придворным чинам-должностям изначально относились и такие чины, как казначей, ясельничий, оружейничий, дворецкий, ловчий, сокольничий. Постепенно должностная сторона их деятельности усиливалась. Большинство из них возглавляли дворцовые приказы. Казначей являлся главой Казенного приказа, ведавшего производством и хранением ценностей царской казны, торговыми операциями для царских нужд. Оружейничий являлся главой Оружейного приказа. Сокольничий в конце XVI–XVII вв. стал главой Сокольничего приказа. Ясельничий являлся начальником Конюшенного приказа, ведавшего лошадьми и царской охотой. Ранее, в XVI столетии этот приказ возглавлял конюший боярин, а ясельничий являлся его помощником. Конюший тогда считался первым из бояр. Известно, что в чине конюшего был Борис Годунов, ставший впоследствии царем. В период после Смуты конца XVI – начала XVII в. государи старались не жаловать чином конюшего, а поручать Конюшенный приказ ясельничему. Нераздельность ряда дворцовых чинов и должностей приводила к возможности их сочетания с другими чинами, и чаще всего думными. Казначей входил в Боярскую думу, занимая в ней положение между окольничими и думными дворянами. Дворецкий нередко носил боярский чин. Примером может послужить карьера «боярина и дворецкого» А.М. Львова. Оружейничий так же мог быть либо боярином, либо окольничим. Чин ловчего и сокольничего чаще всего служил дополнением к другим более распространенным придворным чинам. Так, А.И. Матюшкин являлся стольником и московским ловчим. Носители подавляющего числа дворцовых чинов принадлежали к феодальной аристократии: кравчие, постельничие, «стряпчие с ключом», комнатные и «рядовые» стольники. Некоторые чины-должности преимущественно предназначались для людей молодых по возрасту. Так, в спальниках служили отпрыски бояр, окольничих, думных людей. Прослужив некоторое время в этой придворной должности, они жаловались в высшие думные чины. Дворцовые чины составляли часть московских чинов, к которым также принадлежали чин дворянина московского и такой чин, как жилец. Вслед за московскими чинами шли чины городовые, носителями которых являлось провинциальное дворянство. Верхушку городовых (уездных) дворян составляли дворяне выборные («выбор»). В середине XVII в. традиционное чиновное деление было подтверждено и закреплено Соборным Уложением. Навыки и профессионализм нового делопроизводства и чиновничества проявились при разработке и осуществлении государственно-правовых проектов: Торгового устава 1653 г., который устанавливал единую торговую пошлину в размере 5 % продаваемого товара, и Новоторгового устава 1667 г. Разработчикам, среди которых был выдающийся государственный деятель и экономист А.Л. Ордин-Нащокин, удалось усилить позиции русского купечества и повысить государственные доходы.

      Традиции и новшества армейской службы. Тенденции абсолютизации и европеизации среди всех служебных сфер наиболее зримо проявились в армии. К XVII столетию в России относятся зачатки регулярной армии, характерной для любого абсолютистского государства, с XVII в. связан и процесс перехода русской армии к системе европейских чинов. Традиционная русская армия XVII в. состояла из служилых «по отечеству» и «служилых по прибору». К «служилым по отечеству» относились феодалы из думных и московских чинов, городовые и провинциальные дворяне. Столь же важной составляющей войска были служилые «по прибору» (стрельцы, городовые казаки, пушкари и другие). В течение KVII в. постоянно возрастала роль в армии нерусских народов (башкир, татар и др.). Такая армия не могла обеспечить потребности государства, проводящего активную внешнюю политику. Требовалось значительно увеличить численность войск. Для этого было необходимо распространить воинскую повинность на податные сословия. Практика принудительного набора в полки стала развиваться. Сначала не существовало единых норм и правил поставки людей на воинскую службу: могли брать определенное число мужчин с площади пахотной земли, с определенного специальными царскими указами количества крестьянских и посадских дворов, с числа крестьян и горожан, внесенных в переписные книги. До конца столетия наряду с обязательным набором производился и добровольный прибор крестьян на армейскую службу. В середине столетия произошел переход от частных к общегосударственным призывам даточных людей, были повышены нормы их поставки. Новшеством XVII столетия стало создание полков нового строя. К данным полкам относились полки солдатские, рейтарские, драгунские. Это были воинские части, созданные по образцу западноевропейской армии. (В Европе первыми стали обучать войска «ратному строю», т. е. единообразным способам стрельбы, приемам с пиками, построению в боевой порядок перед сражением и т. д. В странах Западной Европы появились новые виды кавалерии, вооруженные не только холодным оружием, но и огнестрельным. Это были рейтары, драгуны.) В 30—40-е годы XVII столетия полки нового строя формировали из вольных людей, казаков, иностранцев. В 50-е годы эти полки пополнялись на основании принудительных наборов из крестьян и посадских людей. Данные части проходили специальную подготовку, качество их службы было значительно выше. В полках нового строя существовала иная, чем в старых войсках, иерархия офицерских чинов. Старые состояли из сотен и десятков, ими командовали головы и полуголовы. Новые делились на роты (конные – на эскадроны). В них были введены такие офицерские чины, как полковники, полуполковники, майоры, капитаны, прапорщики, капралы. Возможности содержать новые полки под ружьем в мирное время не было. В силу этого после очередной кампании их распускали по домам, до нового призыва. Оружие солдаты сдавали в «государеву казну» на хранение, лошадей, для прокорма, – в монастырские и другие вотчины.

Церковь в XVII веке. В Русской православной церкви сохранялось традиционное деление территории государства на церковные области – епархии. Их количество могло увеличиваться или уменьшаться в зависимости от изменения внешних границ, но принципы управления оставались неизменными. В соответствии с практикой соборного управления патриарх был первым среди равных и имел право полновластно распоряжаться только в своей патриаршей области. При патриархе Иосафе была установлена очередность перечисления членов Освященного собора (высшего органа церковного управления) по важности их места в церковной иерархии: митрополиты Новгородский, Казанский, Ростовский, Сарский; архиепископы Вологодский, Суздальский, Рязанский, Тверской, Астраханский, Сибирский, Псковский; епископ Коломенский, и далее шли архимандриты и игумены 46 монастырей, причем целый ряд игуменов, в том числе Кирилло-Белозерского, Иосифо-Волоколамского, Соловецкого, Ферапонтова монастырей, были выше некоторых архимандритов. Главы епархий ведали всеми духовными делами в рамках закрепленной за ними территории, и им подчинялись все расположенные там церкви и монастыри, за исключением тех, кто имел несудимые грамоты от Государя. Ни один из иерархов, в том числе, и патриарх, не имел права «вступаться» в пределы чужой епархии. Все доходы с духовенства и соответствующих судебных дел поступали в полное распоряжение главы епархии. Это касалось даже церквей архиерейских вотчин, разбросанных по разным уездам. Окладные и неокладные пошлины с них шли в казну той епархии, на территории которой они находились. ПОЛИТИКА ПРАВИТЕЛЬСТВА ПО ОТНОШЕНИЮ К ЦЕРКВИ. В русской церкви традиционно отсутствовало централизованное управление, поэтому закономерно наличие сильной зависимости церковных структур не от высшего духовного лица, а от государственной власти. Иерархи выбирались соборно, но по указу государя. Через светских чиновников, которые участвовали в управлении епархиями, государство контролировало сохранность церковного имущества и церковные доходы. ЭКОНОМИЧЕСКИЕ МЕРОПРИЯТИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВА. Тарханные грамоты духовенству, переписанные в 20-е годы XVII в. по новому Уложению, отменяли часть прежних льгот. Теперь они устанавливали четкий размер беспошлинной продажи и покупки на обиход и перечень обязательных налогов: ямские деньги, стрелецкие хлеба, острожное и городовое дело. Правительство активно нарушало права владык, выводя из их компетенции отдельные монастыри и церкви и подчиняя государевым приказам в Москве. Кроме этого на государственные нужды изымались значительные средства из казны монастырей и самого патриарха. УЧАСТИЕ ГОСУДАРСТВА В ЦЕРКОВНОМ УПРАВЛЕНИИ. Распространение православной веры продолжало оставаться важнейшим направлением государственной политики. Поэтому не удивительно, что челобитная служилых людей – иноземцев Кузнецкого острога о крещении их в православную веру подавалась не патриарху, а на имя государя. Под личным контролем государя продолжала оставаться патриаршая область и после учреждения Монастырского приказа.

ЦЕРКОВНО-ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ В ПЕРИОД ЦЕРКОВНОЙ РЕФОРМЫ. ЦЕРКОВНАЯ РЕФОРМА В УСЛОВИЯХ СТАНОВЛЕНИЯ АБСОЛЮТИЗМА. Вторая половина XVII столетия в истории церковно-государственных отношений была неразрывно связана с двумя процессами: изменением положения церкви в условиях начала становления абсолютизма и проведением одной из наиболее серьезных по своим последствиям реформ. Данная реформа привела к разделению верующих на тех, кто принял ее, и тех, кто с ней не согласился, остался приверженцем старой обрядности (старообрядцев). Реформа церковного богослужения была обусловлена как внутренними потребностями самой церкви, так и задачами государства и царской власти. Вопрос о влиянии абсолютизма на характер церковно-государственных отношений – одна из дискуссионных тем в отечественной историографии. Ряд историков считает процесс подчинения церкви политике государства характерным признаком (атрибутом) абсолютизма. В России эта тенденция воплотилась в XVIII в., когда было упразднено патриаршество, и начался синодальный период церковного управления. В XVII столетии государство не посягало на институт патриаршей власти. Причина такого различия государственного курса крылась не в слабости раннего абсолютизма, а в ином понимании церковно-государственных отношений. Православная церковь и патриаршество воспринимались как неотъемлемые устои российской самобытности. Церковь выступала в роли государственного идеолога. В силу этого государство было заинтересовано в церкви подчиненной, но сильной. Задача подчинения церкви могла осуществляться несколькими путями. Один из них был связан с расширением сферы светского законодательства, внесением в него статей, посвященных преступлениям против церкви. Другой предполагал наступление государства на экономическое могущество церкви. В XVIII столетии этот путь завершился секуляризацией церковных земель. В XVII в. подобные меры не считались оптимальными, так как грозили подрывом стабильности всего общественно-государственного уклада. С точки зрения государства церковь могла сохранять ряд привилегий, но они не должны были противоречить экономическому интересу самого государства. Особым условием эволюции церковно-государственных отношений XVII столетия был фактор установления на российском престоле новой династии Романовых. Ее легитимность и сила власти находились в процессе становления. В этих условиях возрастало значение личных качеств царя как государственного деятеля. Нередко конфликт между государством и церковью трансформировался до уровня конфликта между царем и патриархом. Взаимодействие между высшим светским и высшим духовным лицом зависело от соотношения их жизненного и политического опыта. Новая концепция церковно-государственных отношений проявилась в Соборном Уложении. Оно стало первым светским памятником, разбиравшим преступления против церкви и определявшим наказания по ним. Примечательно, что первая глава этого памятника называлась «О богохульниках и церковных мятежниках». Царская власть брала под свою защиту христианское вероучение, определяя всякое преступление против него как возложение хулы на Бога. Такая формулировка позволяла подвести под нее любое враждебное православию религиозное и общественное движение или учение. Любое богохульство влекло за собой смертную казнь через сожжение. Уложение брало под защиту государства основы православного вероучения только в самой общей форме, без определения направлений, враждебных ему. Тем самым светская власть предоставляла власти духовной самостоятельно разбираться в делах веры. Поднимая авторитет церковной службы, государство брало под защиту саму церковь как учреждение и сложившийся в ней чин службы. Любой повинный в срыве церковного богослужения любым способом подлежал смертной казни; битье кнутом на базарной площади ждало тех, кто в церкви станет «говорить непристойные речи» священнику. Уголовное преступление, совершенное в стенах церкви, влекло за собой более серьезное наказание, чем аналогичное преступление, совершенное за ее пределами. Например, убийство, совершенное без умысла в стенах церкви каралось смертной казнью, вне церкви – «торговой» казнью. В качестве причины срыва богослужения Уложение рассматривало такие действия, как подачу во время службы челобитных о личных делах царю, патриарху, церковным чинам. Несмотря на то, что новый законодательный свод создавал ряд необходимых условий для поднятия престижа церкви как государственного идеолога в обществе, решить данную проблему окончательно он не мог. Следующим шагом на этом пути стало проведение церковной реформы. Алексей Михайлович считал себя преемником византийских императоров и не исключал возможности, что в будущем ему суждено владеть Константинополем и всеми православными народами, находящимися под мусульманским игом. Другой веской причиной проведения реформы по греческому образцу для Алексея Михайловича стала задача воссоединения России с Украиной. Церковная практика в этих землях была сходна с греческой и разнилась с русской. Этот факт мешал признать малороссов строго православными, что могло породить вражду между Россией и присоединяемыми к ней территориями. В 1655 г. был проведен новый Церковный собор. В его работе принял участие патриарх Антиохейский Макарий. Последний рассчитывал получить в России богатые дары, и патриарх Никон на них не поскупился. В итоге Макарий одобрил реформаторские меры и предложил ряд новых. Главное же заключалось в том, что на Соборе Макарий и несколько греческих епископов прокляли приверженцев двоеперстия. На следующий год всех сторонников старых обрядов отлучили от церкви. ДЕЛО ПАТРИАРХА НИКОНА. Дальнейшее проведение реформы Никоном натолкнулось на его разногласия с царем, которые не касались вопросов реформы напрямую. Глубинной причиной разногласий стали противоречия между чрезмерным усилением роли Никона в государстве и тенденциями к абсолютизации царской власти. В середине 50-х годов, в тот период, когда царь с войсками участвовал в войне с Польшей, Никон сосредоточил в своих руках не только духовное, но светское управление. Постепенно Никон пришел к идее о первенстве духовной власти над светской. Духовная власть выше царства, так как «царь поемлет посвящение, помазание и венчание от архиерея», т. е. царь венчается на царство, принимает свою власть, освященную Богом, от патриарха. Притязания патриарха на первенство в государстве были обречены на провал по ряду объективных и субъективных причин, главные из них: ранее отмеченная тенденция к абсолютизации власти, а также изменения, произошедшие в личности государя и характере его взаимоотношений с патриархом. Церковный собор 1660 г. лишил Никона патриаршего сана, но один из ученых богословов достаточно убедительно доказывал необоснованность этого решения. Алексей Михайлович не желал прослыть в глазах мирового православия гонителем высшего иерарха русской церкви. Для решения судьбы Никона были приглашены вселенские патриархи. Дело Никона затянулось до 1666 г. Все это время ситуация оставалась напряженной. На Церковном соборе 1666 г. главным обвинителем по делу Никона выступил сам царь Алексей Михайлович. Никон поплатился за верность идее первенства патриаршей власти над царской, но сама эта идея укоренилась в сознании русского духовенства. В январе 1667 г. на очередном соборе большинство иерархов высказалось за первенство духовной власти над светской и за невмешательство последней в дела церкви. Усилившаяся царская власть не желала признавать такое решение, но все же была вынуждена пойти на ряд уступок. Одной из них стала неподсудность духовенства светским властям. Так идея подчинения церкви государству, характерная для абсолютизации царской власти, проявилась в середине XVII столетия, но окончательно реализована не была. После Церковного собора 1666–1667 гг. споры между противниками и сторонниками церковной реформы были перенесены в гущу широких социальных слоев. Далеко не все из них могли разобраться в тонкостях богослужения и обрядности, которые отстаивали противники Никона. В движении старообрядчества многих из них привлекало открытое противостояние государственной власти. Само же обострение отношений части общества и государства было предопределено тенденциями усиления абсолютизирующейся власти, активизацией вмешательства государства в вопросы жизни и деятельности различных сословий. Движение раскольников стало особой формой социального протеста.

XVII столетие в отечественной истории получило прочно закрепившееся в историографии название «бунташного века». Своего рода историческим парадоксом является тот факт, что именно за самодержцами этой эпохи закрепился неофициальный титул «тишайших», а официальным идеалом царствования считалась «тишина» (мир, спокойствие) правления. Династии Романовых, еще только утверждавшейся на престоле, пришлось возобновлять внешнеполитическую активность в условиях, когда в Западной Европе развернулся конфликт, вовлекший в орбиту своего влияния почти все страны и народы. Многие из государств, оказавшихся втянутыми в Тридцатилетнюю войну (1618–1648) были заинтересованы в расширении контактов с Россией. Одни стремились обезопасить свои восточные тылы, другие искали союзника, третьи рассматривали Россию и как перспективный рынок сбыта, и как возможного поставщика дешевого хлеба. Поэтому не удивительно, что в этот период значительно расширяется и становится постоянной практика дипломатического обмена посольствами между Россией и Западноевропейскими державами. Многообразие географических направлений, специфичность поставленных задач требовали не только колоссальных экономических затрат, но и эффективного государственного регулирования, координации всей внешнеполитической деятельности, тем более что в подданство России добровольно перешли многие народы Кавказа, Закавказья, Поволжья и Сибири, что превращало ее в многонациональное государство. Несмотря на чрезмерное напряжение народного труда, важные результаты были достигнуты на западном и южном направлении, главные из которых: возвращение Смоленска и присоединение Левобережной Украины. Именно эти достижения позволили стране в дальнейшем включиться в борьбу за возвращение выхода к южному и северному морям и обозначить магистральную линию развития отношений между братскими славянскими народами Восточной Европы.

Россия в период правление царя Фёдора Алексеевича. Со смертью 29 января 1676 г. царя Алексея Михайловича трон перешел к его старшему сыну – 14-летнему Федору, принадлежавшему по матери к роду Милославских. Петру – шестому сыну царя Алексея, родившемуся 30 мая 1672 г. от его второй жены Натальи Кирилловны Нарышкиной, еще не исполнилось и четырех лет. Правление царя Федора Алексеевича (1676–1682) ознаменовалось рядом перемен в политической и культурной жизни России, предвещавших будущие преобразования царя Петра I. Получивший хорошее образование по тем временам (под руководством ученого, писателя и оратора Симеона Полоцкого он познакомился с богословием, латинским языком, пиитикой и риторикой, основами политических учений), царь Федор поручил комиссии князя В.В. Голицына, просвещеннейшему человеку своей эпохи, осуществить давно назревшие изменения в военной системе государства. Важным мероприятием правительства Федора Алексеевича явилось проведение в 1679 г. военно-окружной реформы. 15 января 1679 г. царь объявил именной указ о записи дворян в полковую службу, угрожая уклонившимся, что они вообще не получат чинов. Вскоре состоялось решение Боярской думы об изъятии у дворян поместий, если они или их дети уклоняются от «полковой» (действительной) службы в разрядах Белгородском, Севском, Смоленском, Новгородском, Казанском, Тобольском, Томском, Енисейском и Тамбовском. В 1679 г. по указу царя во всех городах, входящих в разряды (округа), вводилось воеводское и местное приказное управление. Они делились на корпусные (дивизионные, генеральские) и полковые, а также крепости. Военно-окружная реформа организационно приспособила всю территорию государства к регулярной военной службе. По инициативе царя было решено унифицировать систему чинов и уничтожить дворянское ополчение, мешавшее проведению в вооруженных силах принципа единства построения войск. В 1681 г. был разработан своеобразный документ (своего рода «табель о рангах»), состоявший из 35 степеней и сводивший воедино иерархию чинов Государева двора, разрядов, приказного аппарата с помощью наместнических титулов разного уровня. Хотя проект встретил сопротивление, прежде всего патриарха Иоакима, все же он частично реформировал систему государственной службы. Так, предназначенные при местничестве исключительно для бояр высшие 14 наместничеств после 1681–1682 гг. стали доступны для окольничих, кравчих, генералов, стольников (наместничество в рамках этих степеней получили К.А. Нарышкин, В.П. Шереметев, И.И. Головин, Я.Ф. Долгорукий, Ф.Я. Лефорт). Наместнический титул стал доступен и дьякам (например, Е.И. Украинцев, дьяк Посольского приказа, видный дипломат, получил титул наместника Волховского, а затем Каргопольского). Возросло и количество наместнических титулов, присваиваемых воеводам. Все это свидетельствовало о серьезных попытках приспособить военную и гражданскую системы управления к условиям развивавшихся абсолютистских тенденций в государственных структурах страны. В январе 1682 г. последовала отмена местничества, губительно сказывавшаяся на состоянии военного дела, когда знатные молодые люди отказывались подчиняться менее знатным воеводам. Важная реформа коснулась фискальной системы – по согласованию с представителями посадов вместо множества налогов была введена единая подать (стрелецкие деньги), шедшая на различные государственные нужды, прежде всего, на содержание войска. В правление царя Федора Алексеевича почти все важнейшие государственные посты оказались в руках клана Милославских. В ссылку попал боярин А.С. Матвеев, в доме которого жила до замужества Наталья Кирилловна Нарышкина, считавшая боярина своим вторым отцом. Нарышкины, хотя и остались в Москве, но никакого влияния на государственные дела не имели. Способный правитель, царь Федор часто болел. В случае его кончины, ожидаемой многими лицами из придворного окружения, власть могла перейти к его брату Иоанну, следующему за ним по старшинству, но этот царевич был еще более болезным, чем его старший брат, и что более существенно, совершенно не обладал способностями к управлению страной. Ряд придворных – бояре Хитрово, Языков – считал, что трон после Федора должен унаследовать царевич Петр. Эти вельможи рекомендовали вернуть из ссылки боярина Матвеева, чтобы он смог при переходе трона к малолетнему Петру оказать поддержку его матери – царице Наталье Кирилловне. Царь Федор последовал этому совету, разрешив Матвееву поселиться недалеко от столицы, в своем имении в Суздальском уезде. Царевич Петр рос крепким, живым и чрезвычайно любознательным мальчиком, и многие ожидали, что со временем он станет весьма способным правителем России. Мнение вельмож, делавших ставку на царевича Петра, не разделяла царевна Софья, родная сестра царя Федора. Она обладала властолюбивым и твердым характером, получила, как и ее брат, хорошее образование, любила литературу и сама сочиняла стихи. Как и ее отец – царь Алексей Михайлович, Софья не чуждалась западноевропейского культурного влияния, знала и любила латинский язык, которому ее, как и всех старших детей царя Алексея, обучал Симеон Полоцкий. Она часто присутствовала на диспутах приехавших в Москву ученых греков и западнорусских монахов – воспитанников Киевской Могилянской православной академии. Софья перестала соблюдать традицию не покидать женскую часть царского терема, выходила в Боярскую думу и вела с боярами беседы о текущих государственных проблемах. В глубине души она лелеяла мечту стать правительницей государства, осуществлять управление от имени слабого и больного брата Иоанна. Это было возможно при условии, если бы ей удалось отстранить Петра от престола.

Заключение.

По мнению современных учёных кризис Российской государственности на рубеже 16-17 веков был вызван не только событиями 16 века, сколько смертью Федора Иоанновича. Дело в том, что в массовом сознании россиян был потерян образ власти, ориентированный на умеренный авторитарный идеал. Власть перестала быть (для народа) и единолично-ответственной, авторитарно-сильной и справедливо-нравственной (это главный фактор кризиса). Другой фактор – это кризис национальной государственной идеи, основанной на божественных (сакральных) представлениях о природе государственной власти. Между прочим, эта идея базировалась на принципах служения государю.

Следующий момент. В Европе, население которой составляло пятую часть жителей земли впервые начинают осознавать себя не столько территорией, сколько единым и культурным целом (идеи европейской индивидуальности). В международных отношениях на первый план выходит приверженность законам. Однако, противоречия между государствами усиливаются. Главным принципом международных отношений становится система политического равновесия.

 Смысл государственной реформы в России - складывание концепции самодержавия. Другими словами, Верховная власть перестаёт нуждаться в преобразовании концептуальной доктрины церкви. На первую политико-правовую роль выходит государственная власть в лице царя.

Формула этого периода:

1. Государство есть союз народный, управляемый Верховной властью

2. Государственные постановления. Основные законы: определяли строй и права Верховной власти, основные права и обязанности граждан

3. Государь в ходе реформы «возложил» на себя венец как государь прирожденный

4. Верховная власть отделяет свое понимание государева дела от земского совета. В России открывается путь для чистого абсолютизма, опирающегося в делах управления на приказную бюрократию (орган личной царской власти)

 Краткая расшифровка формулы: при Михаила Романове царское правительство перестает пользоваться помощью Собора и прибегает к другим видам совещаний (с представителями сословий). Власть ищет и находит опору в собственных исполнительных органах (начинается создание придворно-аристократической бюрократии, прообраз камерализма). Эта эпоха-торжество приказного начала. Царь правил через конкретных лиц (соратников). С точки зрения права создание регулярного государства началось с принятия Соборного Уложения 1649 г. Оно в своих установлениях стояло на точке зрения государственного интереса, которому должны были подчиняться все частные и общественные интересы. Например, все сословия должны были служить, должны были быть корпоративно образованными, а социальная мобильность приостанавливалась. В этот момент в российской властной бюрократической схеме самодержавие являлось единственном гарантом эффективности управления, правосудия, мерой всех и вся в государстве. Поэтому новый государственных аппарат должен был создаваться именно под самодержавие. В основе всего лежал принцип поручения: четкие инструкции, жесткий контроль, выдавливание наверх к государю наиболее важных дел. Таким образом, огосударьствляя сословия Верховная власть стремилась к их фактическому растворению в административном аппарате. В России монарх наделял (фактически) собственным суверенитетом создаваемые им сословия. Сословия становились обязанными Верховной власти-носителями службы.

В Европе все было наоборот. Европейский абсолютизм, на идеологическом уровне, выражался в господстве государства над дистанцированными от него сословиями. Абсолютный монарх приобретал суверенитет от внешнего объединения сословно-корпоративных структур.  Российский абсолютизм (самодержавие) осуществлял обратное наделял собственным суверенитетом, создаваемые им же самим сословия. Все это, по представлению Российской государственной власти, должно было препятствовать институциональному ограничению этой власти. Поэтому концепция самодержавия строилась на том, что разделение властей никогда четко не устанавливалась. Подводя логическую черту под размышлениям о государстве в 17 веке, можно сказать, что мировоззрение царей династии Романовых завершают идеологию русского средневековья, русской старины. 17 век - это начало образования и развития городского и торгово- промышленного капитала (в России еще был капитал феодальный). Успехи государственной власти проявились в завершении политической централизации и в том, что Российское государство функционировало как союз народный.