Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Источник — сайт "Полемика и дискуссии" (страница Осипова — http://www.polemics.ru/authors/?authorID=380&itemPage=1)
О чём идёт речь, когда мы говорим "духовно-нравственные ценности"? Мы постоянно повторяем эти слова. Они всюду звучат, из уст людей самых различных убеждений, не говорю уже о представителях разных религий. Что это — духовно-нравственные ценности? И духовные ценности подобны ли нравственным? Или это разные вещи? Я буду говорить об этом с точки зрения православия.
Прежде всего, хотелось бы сказать, что духовность и нравственность — вещи разные. Причём совсем разные. Хотя при этом близкие, постоянно соприкасающиеся между собой. В чём же дело? В науке принято сначала договариваться о понятиях, чтобы понятийный аппарат был всем доступен. Нам нужно сделать то же. Что такое "духовное", и что такое "нравственное", о чём мы постоянно говорим? Нравственность — это характер нашего отношения к окружающему миру: как я отношусь к другому человеку, как я отношусь к законам, как я отношусь к самой природе, ко всему окружающему, как я отношусь к своей семье. Я могу быть безупречным нравственно — я не нарушаю законов, я верен семье, я хорошо работаю, следовательно, я — нравственный человек! Единственное, чего мне не достаёт, так это сказать всему миру, насколько я хорош: "Посмотрите на меня и берите с меня пример!" Можно, оказывается, быть нравственным человеком, но внутри при этом с презрением смотреть на других, которые мне кажутся недостаточно нравственными, или даже вообще безнравственными, я чувствую насколько я выше перед этими презренными людьми. То есть нравственный человек может быть заражён гордыней. Избави Бог от такого нравственного человека! Недаром есть великолепное выражение "святой сатана": святой — нравственно, а сатана — духовно. Избави Бог от такого духовно-нравственного состояния! Тут присутствуют и духовность, и нравственность, только они противостоят друг другу.
Православие видит задачу в том, чтобы одно другому не противостояло, и чтобы нравственность не уничтожала духовности. Ибо что проку, когда человек нравственно безупречен, но весь кипит тщеславием, гордыней, завистью и прочими страстями. Мне вспоминается Иван Васильевич Киреевский, изумительный мыслитель XIX века, которого, к сожалению, в школах не проходят, мало знают. Потому что он был славянофилом. Если б он был западником, мы бы все его знали и в школах проходили. Киреевский был в юности поклонником Гегеля, в этом смысле он был чуть ли не настоящим гегельянцем. Он говорил, что без Гегеля ни о каком развитии России даже речь идти не может. Но в последствии под влиянием своей жены он изменился. Она очень умно к нему подошла и говорит:
— А ты читал когда-нибудь Исаака Сирина?
Он говорит:
— А кто это такой?
— Ну, так почитай, посмотри.
Он почитал.
— А вот авву Дорофея никогда не читал? А ты читал вообще тех писателей, на которых строилась вся духовная жизнь России в течение уже многих и многих столетий?
Он был умный человек. Когда он начал читать эти книги, он удивился глубине мудрости, присутствующей там, и тому раскрытию души человеческой, о которой он даже и не представлял. Исаак Сирин — святой нашей Церкви, духовный писатель VI столетия.
Когда с его трудами в начале XX века познакомился известнейший американский психолог Уильям Джеймс, то он сказал о св. Исааке Сирине: "Так это же величайший психолог мира!" Человеку, не знакомому с религиозной литературой, сразу может быть трудно будет его воспринять, но тот, кто уже несколько знаком с духовной литературой и прочтет эту книгу, то, наверное, будет действительно поражён, и скажет: "Вот где психология-то, а мы-то занимались лишь поверхностными знаниями!" Значит, с точки зрения Православия вот чем отличаются друг от друга эти понятия — "духовное" и "нравственное", и как это необходимо, чтоб они гармонично сочетались друг с другом, не противостояли друг другу.
Что является для нас ценностью в духовно-нравственном смысле? Мы знаем, как к ценностям относятся: к ним стремятся, их сохраняют, берегут, держатся за них. Что мы ценим? К чему мы стремимся? Что мы хотим? Сейчас, наверное, ни для кого не секрет, что мы оказываемся по крайней мере между двумя буквально противостоящими друг другу полюсами жизни, нормами жизни, идеалами жизни, целями жизни. То есть эти два полюса всегда были, они всю историю были, но сейчас мы имеем какое-то обострённое ощущение в отношении их. О чём идёт речь? Сейчас в связи с перестройкой рухнула идеологическая стена между Россией и Западом. Именно рухнула, её просто нет. И сразу же хлынул к нам грязный поток Запада, поток прямого разврата, мистики, оккультизма, чего только нет, всяких сект. Причём, как хлынуло! Само православие, кажется традиционное для России, оказалось имеющим гораздо менее мощный голос. А с Запада на нас и фильмы, и радио, и столько изданий! Они огромные деньги на это получают. Идёт потрясающая пропаганда. Сейчас вы ни одной рекламы не встретите, которая была бы чиста, прекрасна, и поднимала бы дух человека. Теперь уже и наши телевизионные программы, наши журналы и газеты наполнены грязью. Какой идеал, норму жизни предлагает нам этот мутный поток? Этим идеалом Запад, к сожалению, живёт уже очень и очень давно: материализм и наслаждения. "Забудьте вы о всём другом, кроме этой жизни и ее наслаждлений, забудьте и не думайте".
В Женеве наш епископ рассказал мне, как хоронили одного выдающегося христианского деятеля — первого генерального секретаря Всемирного совета церквей. Представьте себе огромный кальвинистский собор, площадь перед ним. Съехались представители многочисленных христианских Церквей и конфессий. И вот что произошло. В собор поставили большую фотографию, а самого его на погребальной машине поставили в дальний угол площади. И в соборе соответствующие произносились речи, все, как и положено — перед этим портретом. Потом все разошлись, и маленькая кучка, 5–6 человек родных, пошли к этой машине и уехали. От этого рассказа мне что-то страшно стало. Это разве прощание с человеком? За этим стоит идея, что никто не должен думать о смерти, потому что мы живём на земле для радости. А тех, кто умирает, нужно спрятать от наших глаз.
Но на самом деле, главная ценность для человека, это понимание того, что мы здесь живём временно, что жизнь наша течёт как секундная стрелка, идёт непрерывно. Посмотрите, идёт только в одну сторону. И нечего строить себе иллюзий. Мы именно временные. Православие говорит, что эта земная жизнь есть только подготовка к жизни, здесь мы на пути к дому. На пути к дому, но совсем не дома. Православие утверждает, что человеку предназначена вечная жизнь. Родившаяся личность имеет вечное бытие, а она, не искорка, которая вылетела из трубы вечности и угасла навеки.
Два мировоззрения, две точки зрения стоят перед человеком. Человек, кто ты? Тот, перед которым открыта вечность? Или тот, который сегодня жив, завтра мёртв, и всё? Одно мировоззрение говорит:
— Человек, верь.
— Во что?
— Нет тебе будущности. Ничто тебя не ожидает. Нет Бога. Нет души. Нет вечности.
К чему ведёт это мировоззрение? Независимо от того, какой это человек, хороший или плохой, внутри вот какой процесс идёт:
— Я живу один раз, и что будет?
— Ничего не будет. Вечная смерть ожидает тебя.
— Страшный идеал, только содрогнуться можно.
Православие говорит: "Есть Бог. Есть вечность. И ты, человек, в тебе — образ Божий. Тебе дано уже здесь многое, благодаря чему ты можешь отнестись разумно к пониманию своей жизни". Первая и главная ценность, которая в человеке присутствует, интуитивно присутствует, даже в человеке, который не хочет в это верить, то, что он неистребим. Что он как личность вечен. Значит, каким же я должен быть здесь, чтобы достойно войти в эту вечность? Достойно войти, а не оказаться выброшенным как навоз. Все лучшие люди России всегда призывали к этому.
Николай Иванович Пирогов говорил об этом замечательно: "Если была бы хоть маленькая искра чувства вечности, то мы бы сотворили дела, пред которыми преклонились бы все последующие поколения". Достоевский говорил: "Только с верой в своё бессмертие человек может стать тем, кем он должен стать". А если я живу неизвестно сколько, сегодня жив — завтра мёртв, разве не всё ли равно, как я буду жить? Да и что я, все умрут. Наука говорит, что человечество как биологический вид смертно. Академик Моисеев, один из выдающихся учёных нашего времени, писал так: "Человечество смертно. И эта смертность не когда-нибудь наступит в каком-то отдалённом будущем, а уже возможно в середине XXI века". Это звучит, может быть, очень грустно и даже страшно. Но это говорил человек очень далёкий от веры. Он говорил только с точки зрения того, что он видел как учёный широкого профиля, человек универсальных познаний. Вот перед чем сейчас мы стоим.
Есть два смысла жизни. Один смысл говорит: "Нет смысла в жизни, ибо она кончается вечной смертью". Другой смысл жизни — в самой жизни, и здесь мы только начинаем её. Здесь — преддверие только для вхождения в тот дом, который будет нашей вечной обителью, вечным храмом, для очень многих, кто действительно достойно войдёт в эту жизнь.
Эта проблема в вышней степени сейчас важна. Но не думайте, что она никогда не была важна. В середине XXI века Николай Иванович Пирогов выступил со своей удивительной статьёй, которая называлась "Вопросы жизни". Эта статья обратила на себя внимание всей интеллигенции, всего образованного общества. Суть статьи, её ключ великолепно выражал эпиграф. А эпиграф был таков:
— Кем бы вы хотели видеть вашего сына?
— Человеком.
— Как? Такого нет понятия. Можно быть моряком, врачом, педагогом, механиком? А что такое человек? Это какая-то абстракция?
Как великолепно он выразил уже ту тенденцию, которая уже тогда развивалась, и сейчас есть. Сам человек не ценен, ценны его профессиональные навыки. Ценят специалиста, а не человека. Только ещё православие внятно говорит о человеке. Человек — это образ Божий, богоподобное существо, которое содержит в себе потенцию бесконечного развития, как вверх, так и вниз. Достоевский неслучайно сказал: "Ой, как широк человек! Я бы его сузил". Человек имеет бесконечную возможность развития. И вот христианство говорит, какие именно духовно-нравственные ценности могут быть названы подлинными ценностями.
К чему призывает христианство? Иногда создают превратную картину, что христианство отнимает радости жизни у человека. Какая ложь! Тот, кто читал хотя бы один раз Евангелие, тот помнит, с чего начал Христос свою проповедь — со свадьбы в Кане Галилейской. И как начал?
Представьте, на свадьбу пригласили аскета. Ясно, что он должен был сделать. "Ишь, как много пьют!", взял бы и превратил вино в воду. Только заиграли инструменты — раз, а у них струны лопнули. Только запели — и охрипли. Правда же, это должен был сделать аскет? Вот какую примерно карикатуру часто представляют в образе христианства.
Нет! Мать подходит к Нему и говорит: "Вина нет". Что такое в деревнях свадьба? Все приглашены, не надо никого звать, каждый может прийти, и выпить, прославить молодых. А вдруг здесь вина нет — позор. Что делает этот аскет Иисус Христос? Слугам говорит:
— Наполните водоносы водой.
Это каменные, толстенные водоносы, которые около домов стояли. Слуги наполнили.
— А теперь почерпните и несите распорядителю пира.
Понесли. Распорядитель пира вскипел и к жениху:
— Ты что? Дал поначалу нам какую-то дрянь, а теперь под конец такое великолепное вино нам предлагаешь!
То есть Христос воду сделал вином по любви к человеку.
Вот что говорит христианство: "Пей, но не напивайся! Ешь, но не объедайся! Женись и выходи замуж, но не блуди". Христианство призывает к красоте человеческой жизни. Вот что такое православие. Можно вести эту жизнь? Иногда говорят: "Мы не можем вести христианскую жизнь, это нам не по силам".
Нет, каждый может в меру своих сил, в меру своих возможностей. История христианства показывает нам изумительные примеры жизни, не только в пустынях и монастырях, но и в миру, здесь, в наших условиях. Какой принцип христианского отношения к жизни? Хоть немножко жалейте друг друга. Ведь основной принцип христианства — любовь. И речь идёт не о том, чтобы влюбиться во всех на свете, а о том, чтобы относиться по правде к человеку, относиться с жалостью к человеку. Пусть он мне не нравится, но он глубоко страдает, я должен ему помочь, а не оттолкнуть его. Вот это и называется любовью.
Я помню, на одном приёме в Германии встаёт старый немец и начинает произносить тост. Он говорит: "Я был в плену в России, во время второй мировой войны. И вот однажды нас, пленных немцев, ведут через какую-то деревню. Выходят женщины из домов. Мы сжались все — головы в плечи, да они нас сейчас камнями закидают. А они подходят к нам и протягивают нам хлеб, картошку дают!" И этот старый немец на приёме зарыдал: "Вот какие русские! Мы никогда не думали, не знали об этом".
Да, вот такие русские православные люди. Захватчикам, извергам, которые столько зла нам принесли, протягивают хлеб: "Миленькие, вы же голодные". Вот оно — православие, которое входило в нашу жизнь столетиями. Как оно преобразовывало людей, как делало их любвеобильными, добрыми! И действительно, таких добрых людей, как в православии, не так часто и встретишь. Везде есть в человеке образ Божий, но православие особенно призывает: "Любите врагов ваших, добро творите ненавидящим вас, молитесь за обижающих вас". Вот красота доброго человека! Любовь делает из человека богоподобное существо. По этому поводу вспомню одно стихотворение английского автора Бурдильена:
Ночь смотрит тысячами глаз, а день глядит одним.
Но солнца нет, и по земле тьма стелется как дым.
Ум смотрит тысячами глаз, любовь глядит одним.
Но нет любви, и гаснет жизнь, и дни плывут как дым.
Какой духовностью мы живём?
Источник — сайт "Полемика и дискуссии" (страница Осипова — http://www.polemics.ru/authors/?authorID=380&itemPage=1)
Непреходящие ценности подобны красоте, которая невольно покоряет человека. Вечными ценностями России — её истинной красотой — справедливо называют Православие, его духовность.
Но, естественно, возникает вопрос, если Православие прекрасно, то почему наша православная Россия пришла к 1917 году? Почему сейчас она такова, что комментариев не требуется? Что случилось?
Если бесспорным является, что дух творит себе формы, то столь же справедливо и утверждение, что духом России всегда было Православие. И именно его состояние, уровень духовной жизни, в первую очередь, клириков и мирян Церкви, определяло судьбы страны. В этом отношении православная Россия очень похожа на библейский Израиль. Россия, можно сказать, прямо повторяет религиозный путь Израиля: отступали евреи от праведной жизни — начинались беды, каялись — вновь возрождался Израиль, как и Россия.
Придаём ли мы значение тому серьёзнейшему факту, что ветхозаветная иудейская религия была основана на Божественном Откровении, была истинной, "православной" в ту эпоху, но постепенно деградировала в сознании народа до такого состояния, что он отверг Христа и для Израиля наступила тягчайшая трагедия? Осознаём ли, что Римская, первая по чести из Православных Церквей, не только лишилась этой чести, но и вступила в непрерывную борьбу с Православием?
И ветхозаветный Израиль, и Рим пошли по пути обмирщения, то есть постепенной подмены ценностей духовных, вечных ценностями посюсторонними. И в результате с уровня религиозного ниспали в область полного практического материализма. Процесс такой деградации прост.
Задача религии — внутреннее изменение человека, его преображение из существа эгоистического, порабощённого страстям (страсть — от слова страдание) телесным и душевным в существо богоподобное. В решении этой задачи имеет определённое значение культ, церковная дисциплина, различные правила.
Беда начинается тогда, когда культ из явления вторичного, вспомогательного становится первостепенным. При этом самое страшное заключается в том, что сохраняется вся "православная" видимость религии, остаётся впечатление её полной истинности, в то время, как главное в ней: духовная и нравственная чистота человека — уходят в тень, забываются. В результате, за фасадом "православного" культа растёт откровенное язычество со всеми его негативными атрибутами: гордостью, лицемерием, погоней за благами мира сего… Это приводит религию к вырождению и смерти. Так погибли истинная ветхозаветная религия, православная Римская церковь, такова судьба всех церквей, которые, став на этот путь, не обратятся вовремя. Поэтому, когда Господь говорит: "Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её" (Мф. 16, 18), то эти слова относятся не к какой-либо из Поместных церквей: Русской, Константинопольской и т. д., но к Вселенской. И ни одна из Поместных Православных церквей не гарантирована от уклонения.
Теперь, когда мы называем Православие непреходящей ценностью России, то это верно. Но, к сожалению, современным человеком такое понимание в очень большой степени утеряно. То Православие, которое мы имеем и наблюдаем, далеко не достигает полноты и чистоты своего идеала. Поэтому сейчас для нашего верующего народа и всей общественности задачей первостепенной важности является терпеливый, целенаправленный труд по изучению Православия; истин его веры (а не многочисленных верований, тем более, суеверий), его Священного Предания (а не бесконечных преданий, часто неизвестно откуда пришедших), его соборных канонов и святоотеческих правил христианской жизни (а не самочинных "творений") и т. д.
Что случилось у нас? Самое тяжёлое — то, что мы, хотя много медленнее, чем западное христианство, так сказать, в арьергарде, но увы, идём по тому же ветхозаветному пути подмены формой, культом, обычаями великой христианской цели — чистоты сердца человека, его богоподобия. Об этом, например, ярко писал в своём замечательном письме-статье "О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России" И.В. Киреевский. Вот небольшой отрывок из него. "Что касается, — пишет он, — моего личного мнения, то я думаю, что особенность России заключается в самой полноте и чистоте того выражения, которое христианское учение получило в ней, — во всём объёме её общественного и частного быта. В этом состояла главная сила её образованности, но в этом же таилась и главная опасность для её развития. Чистота выражения так сливалась с выражаемым духом, что человеку легко было смешать их значительность, и наружную форму уважать наравне с её внутренним смыслом… В XVI веке, действительно, видим мы, уважение к форме уже во многом преобладает над уважением духа. Может быть, начало этого неравновесия должно искать ещё и прежде, но в XVI веке оно уже становится видимым… В то же время в монастырях, сохранявших своё наружное благолепие, замечался некоторый упадок в строгости жизни…
Таким образом уважение к преданию, которым стояла Россия, нечувствительно для неё самой перешло в уважение более наружных форм его, чем его оживляющего духа. Оттуда произошла та односторонность в русской образованности, которой резким последствием был Иоанн Грозный и которая через век после была причиною расколов и потом своею ограниченностью должна была в некоторой части мыслящих людей произвести противоположную себе, другую односторонность: стремление к формам чужим и чужому духу".
Всё это, по мысли Киреевского, нарушив духовную целостность нашего Православия, нанесло непоправимый ущерб всем сторонам жизни Руси.
К мнению Киреевского нельзя не прислушаться, поскольку многие из его идей были навеяны духовным влиянием оптинского старца Макария. В частности, заслуживают внимания последние его слова.
Почему Запад всё больше порабощает Россию? Потому, что оскудел в нас дух православный, и мы стали "стремиться к чужому духу", духовно озападниваться. "Где будет труп, там соберутся орлы" (Мф. 24, 28). И если сейчас над нами этих "орлов" в избытке, то не пора ли задуматься, что это значит? Какой духовностью живём мы?
Что такое духовность? Если попытаться дать общее её определение, то духовность можно выразить как то состояние человека, общества и т. д., которое определяется высшей, конечной целью их стремлений, или, образно выражаясь, их богом, которому они поклоняются. В связи с таким пониманием, можно указать на три основные типа духовности.
Один из них хорошо выражен библейскими словами: "их бог — чрево"; или: "сребролюбие есть идолослужение". В отличие от этой — животной (на церковном языке — плотской) "духовности", равнозначной бездуховности, другой тип — душевный, связан с удовлетворением эстетических и интеллектуальных потребностей и соответствующим творчеством. И хотя эта духовность очень часто "выше" нравственных категорий добра и зла и весьма ревностно служит богам честолюбия, гордости и мамоны, принося им в жертву все силы человеческие, в мире бесцерковном именно она, как правило, именуется духовностью.
Совершенно иное подразумевается под духовностью православной.
Ценно то, что вечно и чем личность может обладать вечно. Такой единственной ценностью, по существу, является только Бог. И если смертью у человека отнимается всё, то не может быть отнят Бог-Дух, если человек причастен Ему. Из этого следует, что духовность есть соответствие, подобие Богу. Подобие в первую очередь в любви, поскольку Он есть Любовь, которая открылась через Жертву Креста Христова — свидетельство, одновременно, величайшего самоуничижения, смирения Бога ради спасения человека. Духовность человека, следовательно, определяется "мерою" его богоподобной, жертвенной любви (а не образования, интеллектуального, эстетического развития и т. д. — культуры в целом). Отсюда познаётся бытийный закон неразрывности любви и смирения. Нет любви там, где нет смирения, она в таком случае, по выражению свящ. Павла Флоренского, является не более как переодетым эгоизмом. Поэтому нет и духовности без смирения.
Эта двуединая категория "любовь-смирение" является основополагающей в понимании христианской духовности, но её осмысление в Православии имеет во многом принципиально иное содержание по сравнению с другими религиями и конфессиями (о чём сейчас нет возможности говорить). Она охватывает и наполняет весь спектр и других свойств православной духовности.
Наш народ когда-то знал эту духовность, может быть, и сейчас остаётся некая интуиция её постижения. Но существо этого знания заключается в видении глубокого несовершенства человеческой природы, её духовной повреждённости, в видении того, что в богословии известно под именем так называемого первородного греха. Может быть, стоит вспомнить, что первородный грех есть то радикальное повреждение человеческой природы, которое последовало в результате разрыва первого человека с источником жизни — Богом. Это повреждение разрушило цельность человека, расколов его на автономно водящие и часто противостоящие друг другу ум, сердце (орган чувств) и тело. Особенно заметно это противостояние между умом и желаниями, часто так и называемыми — неразумными.
Православие утверждает, что настоящее состояние человека ненормально и что без понимания этой сущностной реальности невозможна ни правильная духовность, ни верная ориентация в жизни. Напротив, если познание её переходит из сферы чисто рассудочной в цельное, умно-сердечное восприятие, оно становится залогом правильного отношения личности к смыслу жизни, к другому человеку, источником полноценной жизни и деятельности.
Очень показательно восприятие этой реальности западным и русским человеком. И. Киреевский в той же статье замечает: "Западный, говоря вообще, почти всегда доволен своим нравственным состоянием; почти каждый из европейцев всегда готов, с гордостью ударяя себя по сердцу, говорить себе и другим, что совесть его вполне спокойна, что он совершенно чист перед Богом и людьми, что одного только просит у Бога, чтобы другие люди все были на него похожи… Русский человек, напротив того, всегда живо чувствует свои недостатки, и чем выше восходит по лестнице нравственного развития, тем более требует от себя и потому тем менее бывает доволен собою".
Почему это имеет место у русского человека? Потому, что он интуитивно созерцает ту нетленную Красоту, перед лицом которой, конечно же любая наша праведность является карикатурой.
Непреходящей ценностью России потому и является наше Православие, что оно пока ещё сохраняет существо учения об истинной духовности, об этом правильном чувствовании себя человеком перед лицом Красоты вечного Бога. Поэтому мы ещё способы каяться. (На Западе покаяния давно уже нет. Там все стали "святы" заслугами и святостью Христа — душе не о чем болеть. Протестантизм вообще исключил таинство покаяния из своей веры; католицизм, фактически, полностью теперь — из своей практики). Но это состояние не безусловно. Добро характеризуется подвигом. Без подвига и покаяния оно может исчезнуть окончательно. Примеров этого достаточно.
Вернуться к православным ценностям — вот задача, большая и достойнейшая из всех задач. Может быть, Россия ещё способна к этому. Тогда вновь явится перед её взором та Красота, сила которой непобедима, и этой силою утверждается Жизнь.
Дата: 2018-12-21, просмотров: 191.