Ненадежность Амьенского мирного договора. Амьенский мир оказался лишь кратким перемирием. Заключая договор, обе стороны действовали неискренно. Мир мог состояться только потому, что обе они избегали затрагивать щекотливые вопросы. Пользуясь продолжительностью переговоров, Бонапарт снова серьезно нарушил независимость Голландии, Швейцарии и Пьемонта. Английский министр Аддингтон, сильно желавший мира, добровольно закрывал глаза, чтобы ничего не видеть. Бонапарт заставил его волей-неволей склониться пред совершившимся фактом. С своей стороны, Англия во что бы то ни стало решила сохранить за собой Мальту и Александрию, Горею, Капскую землю и французские города в Индии, т. е. все, что она обязалась возвратить. Несмотря на кажущуюся молчаливую уступчивость, она, однако, вовсе не была склонна отречься от всякого влияния на континенте, а с другой стороны, Бонапарт был твердо намерен вернуть Франции ее законную долю во владычестве над морем и колониями. Он хвалился тем, что запер храм Януса, а сам прилагал все усилия, чтобы снова открыть его. Притязания обоих противников были непримиримы; только война могла решить спор. Предстояла новая схватка в том трагическом единоборстве, которое началось в 1688 и окончательно прекратилось только в 1815 году.

Колониальные компенсации; Леклерк в Сан-Доминго. После неудачной попытки завоевать Египет Бонапарт стал обдумывать план приобретения новых колоний на Западе. Еще до этого он добился от Испании через посредство посланного им в Мадрид Бертье (1 октября 1800 г.) уступки Луизианы; взамен этой прекрасной американской колонии Бонапарт обещал создать из Тосканы королевство и отдать его зятю Карла IV. В основе задуманной Бонапартом комбинации лежала мысль об упрочении французского владычества на Сан-Доминго. Он надеялся отбить у Соединенных Штатов торговлю богатого бассейна Миссисипи и предоставить Франции возможность наживаться на всех торговых сношениях с быстро растущей Америкой. Для этого он должен был избегать войны с Соединенными Штатами и заключил с Ними Морфонтенский договор (30 сентября 1800 г.). Ему нужен был также мир с Англией, и это явилось одной из причин, приведших к заключению Амьенского мира. Наконец, было необходимо подавить попытки туземцев добиться независимости. Негр Туссэн-Лувертюр, покорив под свое железное иго враждебные друг другу группы населения – белых (как плантаторов, так и «маленьких» людей), мулатов и негров, – устроил нечто вроде республики и присвоил себе диктаторскую власть. Благодаря его твердости в стране водворился порядок, и снова стало воцаряться прежнее благоденствие. Но он хотел дать Сан-Доминго конституцию, которая должна была почти совершенно освободить его от суверенитета Франции. Бонапарт отказался признать эту конституцию и тотчас после ратификации лондонского прелиминарного мира стал организовывать большую колониальную экспедицию, руководство которой поручил своему шурину, генералу Леклерку. 35 000 человек, высадившиеся в Сан-Доминго, сначала успешно подавили сопротивление туземцев. Через два месяца (март – апрель 1802 г.) во всей колонии был восстановлен порядок. Туссэн-Лувертюр был взят в плен и умер пленником во Франции, в крепости Жу. Однако две трети экспедиционного корпуса погибли от желтой лихорадки. Генерал Леклерк и пятнадцать генералов также пали жертвой этого ужасного бича. Негры, которым угрожало восстановление рабства, поднялись под начальством бывших помощников Туссэн-Лувертюра. Остатки французской армии были вынуждены отплыть назад во Францию. Остров остался в руках негров, и верховную власть там захватил жестокий Дес-салин. Таким образом, эта колониальная экспедиция кончилась полной неудачей (1801–1803). Замыслам первого консула относительно Луизианы не было суждено осуществиться, и он продал (30 апреля 1803 г.) эту прекрасную французскую колонию Соединенным Штатам за 80 миллионов.

Посольство Себастиани на Восток. Между тем Бонапарт не переставал думать и о Востоке; он еще не отчаялся снова овладеть Египтом. В сентябре 1802 года он послал в Левант Себастиани в качестве торгового агента. Этот своеобразный «агент» должен был отправиться из Триполи в Египет и Сирию, тщательно изучить состояние портов и запасы арсеналов, посетить главных каирских шейхов и уверить их в благожелательстве Франции, предложить посредничество Бонапарта в споре между пашой и беями и снять планы укреплений Яффы, Иерусалима и Сен-Жан д' Акра. Эта миссия недолго оставалась тайной. Бонапарт опубликовал донесение Себастиани в Монитере 30 января 1803 года. Оно заключало в себе ответ на все упомянутые вопросы, а также точные сведения об английских и турецких силах в Леванте, и кончалось следующим угрожающим миру заявлением: «В настоящее время достаточно 6000 французов, чтобы снова завоевать Египет». Для всякого было ясно, что Бонапарт намерен возобновить экспедицию при первом удобном случае.

Декан в Индии и на Иль-де-Франсе. Владычеству англичан в Индии снова грозила опасность. Правда, со смертью Павла I грандиозный план сухопутного вторжения в Индию сам собою рухнул, но ничего не стоило в каждую данную минуту вызвать там восстание. Тотчас после битвы при Гогенлиндене генерал Декан обратился к первому консулу с просьбой командировать его в Индию; он хвастал, что превосходит всех французов в ненависти к англичанам. Декан покинул Францию всего месяц спустя после подписания Амьенского мира; это доказывает, что первый консул не был намерен долго соблюдать его. Официально ему было поручено принять от английских комиссаров те пять французских городов, которые в силу Амьенского договора должны были быть возвращены Франции; секретная же инструкция предписывала ему склонить к союзу всех местных властителей, настроенных враждебно против англичан. Отплыв из Бреста с 1800 человек на шести судах (1803), он только показался перед Пондишери, где командир английского крейсерского отряда едва не захватил его в плен со всей его маленькой эскадрой. Но ему удалось добраться до Иль-де-Франса, который он и привел в оборонительное состояние на случай нападения со стороны англичан. В продолжение восьми лет (1803–1811) он непрерывно высылал на каперство все новые суда, причинявшие большой ущерб британской торговле.

Он утверждал, что, имей он в своем распоряжении несколько миллионов франков и несколько тысяч человек, он без труда низверг бы владычество англичан в Индии; но для достижения этой цели была нужна еще поддержка сильного военного флота.

Новые захваты французов:

1) В Голландии. Напротив, на континенте воля Бонапарта не знала преград, а вопрос о законности его действий нимало не смущал его. На всех границах Франции Директория организовала республики наподобие французской. Теперь Франция быстрыми шагами приближалась к монархическому устройству. Бонапарт хотел преобразовать в монархическом духе шаткую организацию из этих буферных государств. Наиболее послушным из них была Батавская республика. После штатгальтерской реакции в 1787 году побежденные патриоты образовали «французскую» партию, готовую слепо следовать всякому внушению со стороны Франции. Этим объясняются легкие успехи Дюмурье в 1793 и Пишегрю в 1795 годах. В Голландии последовательно сменили друг друга: Генеральные штаты, представлявшие собою копию французского Учредительного собрания, Конвент, подобный французскому, и Директория по образцу французской же. Эта Директория привела к монархии, предварительно пройдя через Консульство, в котором Шиммельпенинк сыграл, так сказать, роль Бонапарта. Новая конституция умалила власть собраний, ослабила влияние народа и страшно усилила исполнительную власть, сосредоточенную в руках регентства. Президентом последнего был Шиммельпенинк.

2) В Италии; лионская консульта; присоединение Пьемонта. 25 января 1802 года на лионской консулъте, где собрались виднейшие деятели Ломбардии, Бонапарт сумел добиться своего избрания в президенты Цизальпинской республики. В Генуе под его влиянием был избран президентом Лигурийской республики Жером Дураццо, одна из его креатур. Он организовал в Пьемонте, правда, временное управление, которое, однако, вскоре должно было сделаться постоянным: Пьемонт был разделен на шесть департаментов, устроенных наподобие французских (21 сентября 1802 г.). Чтобы удовлетворить русского царя, сардинскому королю было обещано вознаграждение. Но дело затянулось. Сначала Бонапарт предложил в обмен Парму и Пьяченцу, но потом раздумал и отдал их одному испанскому инфанту. Впоследствии он предложил сардинскому королю только Сиенну, Орбителло и пенсию в 500 000 ливров. Требования русского царя в пользу Карла-Эммануила удивляли Бонапарта. «Казалось бы, – сказал он однажды, – это дело должно интересовать императора Александра ровно столько же, сколько меня, первого консула, интересуют персидские дела».

Остров Эльба в целом ряде петиций, разумеется вовсе не добровольных, ходатайствовал о своем присоединении к Французской республике. Бонапарт поспешил узаконить это новое присоединение. Наконец, ввиду неизбежного возобновления войны с Англией, Гувион-Сен-Сир был послан для занятия Отранта, Тарента и Бриндизи. Это было прямым нарушением прав одного из итальянских государств, состоявших под покровительством России.

3) Посредничество в швейцарских делах. В Швейцарии продолжалась борьба между аристократами и демократами. Французские представители не только не старались умиротворять эти раздоры, но еще разжигали их, опираясь на то влияние, какое давало им присутствие французской оккупационной армии. Под предлогом восстановления порядка, нарушенного соперничеством двух ландамманов, Дольдера и Мюллинена, Бонапарт навязал Швейцарии свое посредничество. При содействии федералистской партии он присвоил себе под титулом посредника верховную роль в центральном управлении, предоставив влияние в кантонах швейцарским патриотам. Тем не менее он позволил избрать президента Гельветической конфедерации; но это был послушный ставленник Франции. «Европой признано, – сказал он швейцарским делегатам, – что Италия, Голландия и Швейцария стоят под властью Франции… Я никогда не потерплю в Швейцарии иного влияния, кроме своего, хотя бы это мне стоило 100 000 человек». Таков был его неизменный прием: выставлять в виде последнего аргумента острие своего меча.

4) Имперский протокол и секуляризация. Вслед за Швейцарией наступила очередь Германии. По Люневильскому договору князьям, лишенным своих владений, должно было быть выдано вознаграждение при совместном посредничестве Франции и России. Главная роль в разрешении этой сложной задачи естественно выпадала на долю Франции. Дело было улажено в Париже: немецкие князья самых знатных родов высиживали в приемных первого, консула или заискивали перед Талейраном, лаская его собачку и умышленно забывая на его письменном столе табакерки, наполненные золотом, чтобы тем придать больше веса своим ходатайствам. Напротив, к представителю России Моркову никто не обращался; его влияние было сведено к нулю. Здесь разыгрался печальный фарс: бессильные жалобы обездоленных светских и духовных князей сливались с ликующими голосами наиболее могущественных, которым удалось еще увеличить свои владения. Немецкие историки говорят «с краской на – лице» об этих днях унижения, ознаменованных столь постыдным торгом. Проект секуляризации, предложенный Францией, был обращен решением имперской депутации, собравшейся 25 февраля 1803 года, в имперский рецесс (протокол), принятый сеймом 24 марта, и, наконец, санкционирован императором Францем II 27 апреля 1803 года.

Уже в основной перекройке территории намечалась та форма, которую Бонапарт намерен был придать Германии. Уцелело только одно большое церковное княжество, именно Регенсбургское архиепископство, где был водворен Дальберг, архиепископ майнцский, в котором Бонапарт угадал своего клеврета. Из вольных городов только шесть сохранили автономию: Бремен, Гамбург, Любек, Франкфурт-на-Майне, Аугс-бург и Нюрнберг. Утрата самостоятельности целым рядом церковных княжеств и вольных городов лишила Австрию всей ее клиентелы, беззаветно преданной ей в течение стольких веков. Напротив, Пруссия увеличилась и окрепла: она потеряла 127 000 подданных на левом берегу Рейна, но взамен приобрела 500 000 в Вестфалии и Тюрингии со сплошной территорией и более удобными границами. Баденский, гессенский, дармштадтский, вюртембергский и баварский дома, находившиеся в родственных связях с русским царем, также приобрели обширные владения. Этими уступками Бонапарт старался угодить императору Александру; в то же время он хотел вознаградить всех этих государей за верность союзу с Францией. Всего более в выигрыше осталась Бавария. Взамен Юлиха, Цвейбрюкена, Рейнского Пфальца и других раскиданных в разных местах земель она получила епископства верхнего Майна, церковные земли и вольные города на баварском Дунае, благодаря чему ее владения образовали одну сплошную территорию и народонаселение увеличилось на 300 000 человек. Первенствовавшие на севере Гогенцоллерны и на юге Виттельсбахи могли теперь надеяться на осуществление своих самых смелых надежд. Еще в 1789 году Мирабо сказал: «Отдельные немецкие государства различаются между собою не больше, чем французские провинции». Рецесс 1803 года внес огромные упрощения: достаточно вспомнить, что в XVIII веке в так называемой «священной Римской империи германской нации» было от 1800 до 1900 автономных государств, а в Германском союзе 1815 года из них уцелело только 39. Этой коренной ломкой территории старой империи Бонапарт несокрушимо упрочил идею германского единства. Ошибкой с его стороны было то, что позднее он испугался этой идеи и стал бороться против нее. Сурово бичуя Германию, Наполеон пробудил в немцах сознание единства их отечества. Европа в конце концов уступила бы Франции рейнскую границу, а протест Англии остался бы одиноким и бесплодным, если бы не продолжались беспрерывные вызовы и нашествия Наполеона.

В итоге Бонапарт беспрестанно нарушал мир. Франция постепенно накладывала руку на все соседние государства. Под давлением Годоя, которого Бонапарт сумел терроризировать, слабый Карл IV подчинил политику Испании политике первого консула. Судьба Германии властно решалась в Париже постановлениями французских министров. Голландия, Швейцария и Италия стали в полную, лишь слегка замаскированную, зависимость от Франции. Немецкий публицист Гентц так формулировал это положение дел: «Франция больше не имеет границ, потому что все прилегающие к ней государства фактически, если еще и не юридически, составляют уже ее достояние или должны стать ее собственностью при первом удобном случае». Английский посланник лорд Витворт протестовал против действий Бонапарта, ссылаясь на договоры. «Очевидно, – отвечал ему Бонапарт, – вы хотите говорить о Пьемонте и Швейцарии. Это пустяки! Это надо было предвидеть во время переговоров». Возможность новой войны радовала Бонапарта. Война была для него личной потребностью, и он считал себя «призванным воевать почти беспрерывно».

Нарушение Англией Амьенского мирного договора. Англичане не меньше Наполеона жаждали сокрушить соперника, ставшего более опасным, чем когда-либо. Они также не постеснялись нарушить Амьенский мирный договор: Аддингтон очень ловко поставил вопрос об эвакуации Мальты в зависимость от принятия на себя европейскими державами той гарантии, которая требовалась от них по договору; он знал, что некоторые державы, и в том числе Россия, собирались отказать в этой гарантии. Под этим предлогом эвакуация бесконечно откладывалась, между тем как Бонапарт однажды в обычном припадке раздражения воскликнул, что «предпочел бы видеть англичан в Сент-Антуанском предместье, чем на Мальте». Англичане продолжали занимать Александрию, и Себастиани в одном из своих донесений обвинял генерала Стюарта в попытке организовать покушение на его жизнь. Вместо того чтобы вернуть Декану французские города в Индии, английские комиссары взяли в плен генерал-адъютанта Бино, которому было поручено восстановить в Пондишери французское владычество, вместе с его отрядом в 1600 человек (сентябрь 1803 г.). Кроме того, Англия дала приют у себя французским эмигрантам и их вождю графу д'Артуа, всем уцелевшим деятелям вандейского восстания и шуанской войны, а также заведомым заговорщикам, вроде Жоржа Кадудаля. Их заговоры устраивались на английские деньги, и английские суда перевозили их во Францию. Англия поддерживала контрреволюцию всеми своими средствами. Питт неизменно ставил реставрацию Бурбонов условием мира. Восстановить во Франции традиционную монархию, наделенную лишь более либеральными учреждениями, и сократить французскую территорию до прежних ее пределов, лишив ее всех завоеваний, сделанных республикой, – таково было желание всякого английского патриота. Однако экономическая политика первого консула сделала войну неизбежной. Он старался развить французскую промышленность и потому отказывался заключить какой-либо торговый договор с Англией. Он принял суровые меры, почти совершенно закрывшие продуктам британской промышленности доступ в порты Франции и ее союзников. Он явно начинал континентальную блокаду, насколько это было возможно при существовании того неискреннего мира, каким формально регулировались отношения обоих государств. Такое нарушение интересов британской торговли было непростительным преступлением в глазах этого купеческого народа. Война становилась неизбежной в ближайшем будущем.

Агитация печати. Она началась кампанией английской печати, возбудившей сильнейший гнев в первом консуле. Этот человек, перед которым, по выражению Фонтана, замолкла вселенная, с возрастающим раздражение смотрел на свободную английскую печать, изо дня в день изобличавшую его захваты и комментировавшую вызовы, которые он бросал Европе. Ему прислали из Англии брошюру, кончавшуюся следующими словами: «умерщвлять не значит убивать». Бонапарт отвечал резкой бранью и прямыми угрозами против английского народа и его правительства. В ноте, составленной Талейраном для французского посла в Лондоне Отто, Бонапарт велел написать, что если Англии удастся привлечь новых союзников, то это приведет лишь к тому, что «заставит французов покорить Европу… Ему только тридцать три года… До сих пор ему приходилось разрушать только второстепенные государства. Как знать, много ли времени потребуется ему, чтобы совершенно изменить физиономию Европы и восстановить Западную империю?» (23 октября 1802 г.).

Расторжение Амьенского мирного договора (май 1803 г.). Разрыв становился неизбежным. Георг III в своем послании к палате общин (8 марта 1803 г.) заявлял, что Франция угрожает безопасности Англии и что он «рассчитывает на содействие своей верной палаты, дабы приняты были все возможные меры к защите чести и интересов английского народа». Как только это послание стало известно в Париже, первый консул в присутствии всех послов обратился к лорду Витворту с крайне резким запросом: «Итак, вы, очевидно, решили объявить нам войну?» – «Нет, мы очень дорожим благами мира». – «Вы уже раз заставили нас вести войну в продолжение десяти лет. Теперь вы хотите вести ее еще пятнадцать лет; вы меня принуждаете к этому!» Затем, обернувшись к прочим послам, он сказал: «Англичане желают войны; но если они первые обнажат меч, я последним вложу его в ножны. Англия не уважает договоров; ну, что же! завесим их черным покрывалом!..» Английский посол покинул Париж 12 мая 1803 года. Апглия тотчас открыла враждебные действия морским разбоем, по образцу всех больших войн, какие она вела в XVIII веке. 1200 французских и голландских торговых кораблей, мирно продолжавших свои рейсы под эгидой договоров, без объявления войны были взяты в плен и обращены в призы, доставившие Англии свыше 200 миллионов франков. В ответ на это Бонапарт велел арестовать всех английских подданных, находившихся на территории Французской республики> и запретил покупать или продавать какие-либо английские товары (май 1803 г.). Мортье с войском занял Ганновер; громадная армия для действий против Англии, насчитывавшая около 120 000 человек, была расположена шестью большими укрепленными лагерями на протяжении от Голландии до Бреста. В соседних с Булонью портах шли приготовления к новому вторжению в Англию. Снова начиналась ожесточенная борьба. Но первый консул ловко воспользовался ненавистью к Англии, чтобы объявить себя императором. Действительно, новая война началась уже при Империи.